Консул

Глава 23 СВЯЗЬ ВРЕМЕН

Ирина вошла в квартиру и первым делом взглянула на вешалку. Шляпы и пальто Константина не было. Значит, еще не пришел. Обычно его длинное серое пальто, аккуратно распяленное на вешалке, и шляпа, положенная всегда на определенное место, и запах табака, плывший из кабинета, говорили о том, что он дома. Ждет. Ее ждет муж. Она не переставала удивляться этому слову — "муж".

"Мужа нет дома!" — сказала она себе. Скинула пальто, небрежно нацепила его на крючок и, не снимая шляпки, побежала в кабинет. Стала рыться на книжных полках. Она была вся нетерпение, вся ожидание. Откладывала книгу, набирала номер телефона. Не отвечает. Выходила на балкон и смотрела вниз — не подъехала ли машина. Снова принималась листать книги, что-то в них искала, делала выписки, что-то высчитывала. И все время прислушивалась.

С тех пор как ее жизнь соединилась с жизнью Константина, все, что она делала, ей казалось, делала для него, делала для того, чтобы вынести на его суд. Иногда попрекала себя: какая-то я стала не самостоятельная, все думы, все дела связываю с ним, с Константином, с Костей. А в последнее время стала звать его просто Кин, соединив первую и две последних буквы его имени. "Ты хочешь присвоить мне имя великого трагика? Не надо", — возражал Константин.

Наконец энергично щелкнул ключ. Ирина улыбнулась. Константин широко распахивал дверь и закрывал ее плавно, неслышно. Снимает пальто. "Наверно, надевает на вешалку мое и выворачивает в нем рукава, которые я забыла расправить".

Константин вошел в кабинет и, захватив в прохладные ладони пылающие щеки жены, заглянул ей в глаза.

— Ты чем-то взволнована и сидишь в шляпке, как будто пришла ко мне на официальный прием.

— Еле тебя дождалась. — прижалась к мужу Ирина. — Я сделала маленькое открытие.

Константин уселся в кресло и рассмеялся:

— Ты сейчас походишь на девчонку, которая что-то натворила. Ну докладывай, что за открытие.

Ирина сняла маленькую нарядную шляпку, откинула назад волосы, уселась рядом с мужем на подлокотник кресла.

— Ты сейчас услышишь удивительную историю. Давай перенесемся на пятьдесят лет назад.

— Давай! — добродушно согласился Константин. — Хотя пятьдесят минут назад тоже произошло знаменательное событие. И радостное притом.

— Что? Что? — нетерпеливо спросила Ирина.

— Потом. Я слушаю тебя.

— Так вот, — начала она. — Годы мрачного царствования Александра III.

— "Разнузданной, невероятной, бессмысленной и зверской реакцией" назвал Ленин деятельность этого царя. Какое же открытие сделала ты из царствования Александра III?

— Мне не нравится, когда ты вот так, мягко выражаясь, иронизируешь. — Ирина обиженно пересела в кресло напротив и замолкла.

— Ну не сердись. Это я так, от переполняющей меня радости. Извини меня. Рассказывай.

— Ну ладно, — смирилась Ирина. — Слушай и не перебивай. Представь себе Россию 1887–1888 годов. Все высшие учебные заведения для женщин закрыты. В это время в Казань приезжает финский студент.

— Из великого княжества Финляндского?

— Да. Приезжает для того, чтобы изучать угро-финские языки — удмуртский, мордовский… Как и все студенты, ищет заработка. Расклеивает по городу объявления, что финский студент дает уроки финского и шведского языков. И конечно, никакого отклика. Кому в Казани тогда пришло бы в голову изучать эти языки! Французский — другое дело. Но вот однажды к нему является молодой человек с девушкой. У него рыжеватые кудри, крепыш, румянец во всю щеку, она темноглазая, пышноволосая. Ему лет восемнадцать, ей — семнадцать. Молодой человек сказал, что они пришли по объявлению, его сестре необходимо срочно изучить шведский язык, чтобы на будущий год слушать лекции в Гельсингфорсском университете, куда принимали женщин. Студент обрадован и смущен: "За год невозможно изучить шведский язык в совершенстве".

— Действительно, невозможно, по себе знаю, — заметил Константин.

"Возможно, когда это необходимо" — ответила ему девушка. "Давайте попробуем, — согласился финский студент. — Я буду приходить три раза в неделю, а вот мадемуазель должна заниматься ежедневно". — "Я обещаю даже сны видеть только по-шведски", — заверила девушка. Молодой человек оставил адрес. Финский студент мало верил в успех. На следующий день он пришел по указанному адресу. Его встретила почтенная дама в трауре. Девушка его ждала. На столе были разложены тетради, словари. Финский студент стал объяснять, что в шведском языке особые музыкальные ударения, и для этого надо уметь читать ноты. Оказалось, что девушка имеет музыкальное образование. "Шведский язык относится к скандинавской группе германских языков…" — начал студент. Выяснилось, что девушка отлично владеет немецким. Кроме того, знает французский, английский, латынь.

Константин Сергеевич поднялся с кресла. Закурил.

— Скажи, о ком ты рассказываешь? Неужели…

— Обожди… Наберись терпения… Начались занятия. Финский студент был поражен способностями девушки с озорным и упрямым характером и невероятным трудолюбием. Она хотела знать больше, чем знал финский студент. Она ставила перед ним такие вопросы, на которые он без помощи научной университетской библиотеки ответить не мог. Ему казалось, что эта девушка стремительно ведет его за собой в гору, и он плетется за ней, еле переводя дыхание. После урока его приглашали к вечернему чаю. Это была большая, дружная и очень интересная семья, которую он никак не ожидал встретить в Казани. Все они владели несколькими иностранными языками. Через полгода девушка уже читала в подлиннике Августа Стриндберга и Сельму Лагерлёф. Вскоре студент вернулся в Финляндию. Как сложилась судьба этой девушки, он не знает.

Константин Сергеевич схватил Ирину за руки:

— Это была семья Ульяновых? Да?

— Ты угадал, — торжествующе ответила Ирина.

— А кто же этот студент?

— Сейчас это глубокий старик, ученый-филолог. Я познакомилась с ним сегодня на приеме у директрисы шведского театра.

— С какой же сестрой он занимался?

— Старик помнит только фамилию — Ульяновы. Имя девушки забыл: прошло пятьдесят лет с тех пор. Я сейчас листала книги. С Анной Ильиничной он заниматься не мог. Она в то время начала отбывать свою пятилетнюю ссылку в селе Кокушкино. Марии Ильиничне было тогда всего девять-десять лет. Значит, шведский изучала Ольга. Но об этом в литературе о семье Ульяновых никаких сведений нет.

— Подумать только! — вскочил с кресла Константин и зашагал по комнате. — Еще с прошлого века идет связь финнов с семьей Ульяновых, с Лениным, с нашей революцией. В 1888 году финский студент обучает Ольгу Ульянову шведскому языку. Проходит десять лет, и ссыльный революционер Владимир Ульянов в селе Шушенском обучает финна, рабочего Оскара Энгберга, науке всех наук — марксизму. Еще пять лет. Революция в России пятого года нашла живой отклик и поддержку рабочего класса Финляндии. На восстание русских рабочих он ответил всеобщей забастовкой.

— А Свеаборгское восстание? — напомнила Ирина.

— Да. Тогда восставших русских моряков поддержали финские красногвардейцы. Вместе сражались.

— Помнишь, Вальтер Шеберг рассказывал, как он укрыл в своей квартире десятка два русских моряков. И пока он отсутствовал, они устроили в его ванной парную баню и прачечную и развесили сушить свои тельняшки в гостиной на коллекции картин. Вальтер рассказывал об этом с юмором, незлобиво, хотя несколько картин безвозвратно погибло.

— Зато буржуазия! С каким цинизмом она решила выдать царизму русских революционеров, в том числе Ленина, после поражения революции. А рабочие и те, кто шел вместе с ними, его укрывали, охраняли. Поразительное чувство бескорыстного товарищества, интернационализма заложено в рабочем классе. И поэтому враги прежде всего стараются расколоть эту дружбу, вытравить это чувство солидарности.

— Я не дождусь декабря, когда мы поедем с тобой по Абосским шхерам, по которым Владимир Ильич уходил во вторую эмиграцию. Может быть, посчастливится найти тех людей, которые его провожали. Пройти весь путь след в след за Лениным. И может быть, на ходу поезда ночью спрыгнуть в сугроб. Испытать на себе то, что испытал Владимир Ильич.

— С тебя это станет, — заметил Константин. — И провалиться в ледяную купель?

Константин Сергеевич принялся ходить из угла в угол, что он делал, когда был чем-то взволнован.

— Удивительная страна Финляндия, — раздумчиво сказал он. — Куда бы ни ступил, обязательно найдешь след Ленина. И возьми его сочинения. Нет почти ни одного тома, где бы он не писал о Финляндии, не думал о ее судьбе, не разоблачил гнусность царской политики, не отстаивал бы необходимость предоставления самостоятельности Финляндии. Помнишь его пророческие слова: "Придет время — за свободу Финляндии, за демократическую республику в России поднимется русский пролетариат"? И когда Октябрь победил, именно из рук Ленина получила Финляндия свою независимость и свободу.

— А как распорядилась этим щедрым даром буржуазия? — спросила Ирина и сама ответила: — Она обратила оружие против своего рабочего класса.

— О, я хорошо помню эти дни! Рабочий класс восстал против насилия. И только силой германских штыков и пушек под командованием генерала фон дер Гольца буржуазии удалось подавить революцию. Тысячи финских красногвардейцев нашли убежище в нашей стране.

— Да! — вскочила Ирина. — Я совсем забыла тебе сказать. Сегодня на приеме один финский журналист сказал мне, что сюда прибыл начальник немецкого генерального штаба Гальдер со свитой для инспектирования финских вооруженных сил.

— Добра это не сулит, — помрачнел Константин Сергеевич. — Очевидно, неспроста развязывается чудовищная антисоветская кампания. Какое же черное сердце надо иметь, как ненавидеть собственный народ, чтобы, прикрывая переговоры с гитлеровцами, вопить о "красной опасности", устраивать провокации… Добра это не сулит, — повторил Константин.

— Этот же журналист сказал, что генерал Гальдер сегодня выехал на Карельский перешеек.

— Н-да! — потер виски ладонями Константин и, прикурив новую папиросу от окурка, продолжал шагать, повторяя: — Да, это плохие новости. Недобрые. Недобрые… — А потом, резко повернувшись на каблуках, вдруг как-то посветлел, на лице разгладились морщины.

— Но на этом темном небосклоне есть и светлый луч. Завтра тебе надо приготовить обед дома, в столовую не пойдем.

— Ты кого-то принимаешь? — спросила Ирина. — Но с обедом великолепно справится и Нюра, а у меня уйма дел.

— Постарайся свои дела сделать сегодня вечером, ночью, а завтра обед должен быть приготовлен твоими руками, очень домашний и очень праздничный. У нас будет дорогой гость, который проживет несколько дней. Передохнет. Купи цветы. Много цветов, которых она не видела почти пять лет.

— "Она"? "Пять лет"? — ахнула Ирина. — Ты говоришь о Херте Куусинен?

— Да, да, да!

— Тебе удалось-таки добиться ее освобождения? Поздравляю!

— Почему мне? — пожал плечами Константин. — Я только выполнял поручение нашего правительства. Вел переговоры. Конечно, было нелегко. Но освободила-то ее наша страна. Советская страна. Завтра утром еду в тюрьму и привезу ее к нам домой.

— Я сейчас поставлю пироги, а ты приготовь дровишки для плиты и колонки. Она, наверно, захочет выкупаться. Какого она роста? Подойдет ли ей мое белье и платья? — засуетилась Ирина. — С чем она любит пироги? Сделаю всякие: с мясом, с капустой, с рыбой, с яблоками.

Константин, прищурившись, смотрел на Ирину. Подошел к ней, положил ей руки на плечи.

— Ты знаешь, вчера я тебя любил больше, чем позавчера, а сегодня больше, чем вчера.

— Это за то, что я умею печь пироги?

— Вот за что — не знаю, не ведаю. Но у меня всегда потребность думать с тобой вслух. Нам не хватит жизни, чтобы наговориться. Когда-то, обжегшись на корыстной посредственности, дал клятву никогда больше не жениться.

Ирина крепко обняла мужа.

— А мне кажется, что я растворилась в твоем "я", что моего "я" уже больше нет. Есть только ты, — пылко сказала она. — Так с чем же печь пироги? Ты только подумай: провести пять лет за тюремной решеткой!

— Да, я читал ее дело. Дочь крупного политического и общественного деятеля Советского Союза Отто Куусинена. Оставила мужа, маленького сына, уютную квартиру, обеспеченную жизнь и пошла пешком через леса, болота в родную Финляндию. Мыкалась по конспиративным квартирам, восстанавливала связи и… нарвалась на провокатора.

— Оставить мужа и ребенка… — задумчиво сказала Ирина.

— Скажи, а вот если бы нам пришлось расстаться… Расстаться, может быть, навсегда?

— Я не мыслю жизни без тебя, — откровенно призналась Ирина. — Когда в тебя стреляли, я потом подумала: ты ведь был на волосок от смерти. Я бы не осталась вдовой.

— Вышла бы немедленно замуж?

— Нет, что ты! Я просто не стала бы жить.

— Глупышка! А если бы интересы Родины требовали поступить так, как поступила Херта? Ты смогла бы?

— Да, конечно, — взглянула она на мужа потемневшими от боли глазами. — Я взяла бы с собой твою любовь. Она дала бы мне силы, светила бы в ночи. — Ирина замолчала, думая о чем-то, не решаясь сказать, а потом вскинула на Константина глаза и спросила: — А ты бы мог жить без меня?

Константин закурил. Стал шагать из угла в угол. Ответил не сразу. Ирина смотрела на него отчаянными глазами.

— Если бы ради спасения твоей жизни потребовалось пожертвовать своей, я бы пошел на это без колебаний. Но если бы ты умерла, я бы не покончил с собой. Недаром Владимир Ильич полушутя, полусерьезно говорил про своих соратников и сотрудников, что это "казенное имущество", которое надо всячески беречь. Вот и наши с тобой жизни — тоже "казенное имущество", которое принадлежит Родине, и сами мы им распоряжаться не можем. Не имеем права.