Контракт на убийство

Глава 6

Г аккуратно раскладывает папки, письма, заметки. Второпях он все перепутал, но президент Ланглуа был человеком методичным, и содержимое каждой папки указано на этикетках: «Переписка», «Индосуэц», «Адреса», «Письма», «Копии», «Разное», «Собака»…

Собака? Что это означает? Г начинает листать досье Ромула. Тут всего понемногу. Прежде всего, родословная, что-то вроде паспорта.

— Еще чего! — возмущается Г. — Крючком! Какая глупость.

Он открывает дверь, и Ромул проскальзывает у него между ног, бегает по комнате, все обнюхивая. Г останавливает его, поймав за ошейник.

— Дай-ка взглянуть на твой хвост. Замечательный хвост. На некоторых ничем не угодишь! А это что такое: «скошенный круп»? Круп абсолютно безупречный. Лежать. Не двигаться. Я работаю.

Продолжая изучать документы, Г шепчет:

— Клеймо, да… за ухом. Тампоны, таблетки, ясно, ясно! Сразу видно, ты отличный пес. A-а, вот это уже лучше. Хотя как сказать! Напечатано из рук вон плохо. Так что же тут говорится? «Кормить два раза в день — постная рубленая конина. Хлеб, рис и отруби. Рыбная мука. Минеральные соли. Пшеничные ростки. Не больше двух фунтов мяса в день. Корм следует давать в определенные часы. Не полагаться на консервы, при длительном употреблении они могут принести вред».

Г со вздохом откладывает листок.

— Бедняжка! Как все сложно! Погоди, на обратной стороне еще что-то есть. «На крайний случай в ожидании ветеринарной помощи следует запастись аптечкой. Бинты, вата, марля…» У меня это есть! «Перекись водорода, марганцовка, лейкопластырь…» Да, все есть! «Пенициллиновый порошок, ножницы и хирургические щипцы…» Все, все у нас имеется, правда, артист? Труднее всего раздобыть конину. Видишь ли, здесь она не в ходу. Дичи — сколько угодно. Свинина — пожалуйста. Но лошадь — другое дело. Это все равно что товарищ.

Г еще раз перечитывает листок.

— Итак, — продолжает он, — нам немногим больше года. Вот почему мы так дурно воспитаны. Не научились пока вести себя как следует. А это что такое? Ну-ка послушай.

Складывая письмо, Г повторяет:

— Патрисия. Патрисия. Одну я знал… Патрисию Ламбек. Как давно это было! — И, обращаясь к Ромулу, продолжает: — Поверишь ли, настоящая красотка! Все парни за ней бегали. Видел бы ты эту грудь. Она ничем не уступала Лоллобриджиде! Только вряд ли это та самая, — Он задумчиво посасывает трубку. — Если память мне не изменяет, та была родом из Дакса, мать — испанка, отец — тулузец. По крайней мере, так она говорила, только говорила-то она невесть что, соврать ей ничего не стоило. При такой нищете, старина, вранье — единственная роскошь, какую можно себе позволить. В ту пору я и сам перебивался кое-как. Она работала в «Лете», третьесортном ночном заведении на площади Пигаль! А я был партнером Гашетки Джима в «Медрано».

Засмеявшись, Г машинально вытряхнул содержимое трубки себе в ладонь.

— Ты бы видел! — продолжал он. — У нас был гангстерский номер времен «неисправимых». Тебе бы наверняка понравилось… Надвинутая на глаза серая шляпа, в руках карабин. Там-тарарам… Специально построенная декорация рушилась с оглушительным треском и звоном стекла… А карабином был я. Оттуда все и пошло… по крайней мере, мне так кажется. Уж тебе-то я не стал бы втирать очки. Да и Патрисия мне обломилась из-за моей пушки и шляпы! Правда, длилось это не долго. У Патрисии — моей, а не Ланглуа — характер был невыносимый! К тому же она курила мерзкие сигареты… Ты слушаешь меня?

Уши настороженно торчат. Г опускает руку, чтобы погладить их обратной стороной пальцев: взаимно нежное прикосновение.

— Но дело не только в этом! — шепчет он. — Она, как и я, по духу одиночка, любила независимость. Думаешь, такая пара может ужиться? Конечно нет! На первом же перекрестке прости-прощай! Каждый тянет в свою сторону. А из чего, по-твоему, состоит наша жизнь — сплошные перепутья!

С величайшим тщанием Г набивает трубку. Пожалуй, ему больше нравится набивать ее, чем курить. Он снова берет письмо и перечитывает.

— Представь себе, — говорит он, — написано чертовски здорово! А моя Патрисия едва умела писать. Наверняка не она. Конечно, она много читала! И потом, с женщинами всегда так! Ты их одеваешь, учишь хорошим манерам, а инстинкт делает за них остальное. В результате какая-нибудь замухрышка становится красоткой!

На мгновение он задумывается. В открытое окно издалека доносятся равномерные удары топора и пронзительный визг дисковой пилы. В конце просеки, что выходит на дорогу, видна остановившаяся повозка Порой спаленный летним зноем лист срывается с дерева и, словно игрушечный, причудливыми зигзагами надает вниз.

— Хорошо, правда? — говорит Г. — В конце концов, на кой черт сдалась нам его писанина! Ты только взгляни на эту папку: «Индосуэц». Бедняга! Не мог, видите ли, как другие, отправиться в отпуск без всяких забот!

Г вынимает из папки сколотые вместе выписки из счетов.

— Вот как! — восклицает он. — Возможно, это все объясняет. Еще одно письмо.

Г пробегает его глазами.

— Так, так! Любопытно! У папаши Ланглуа дефицит, необеспеченный долг. Тут ясно сказано черным по белому! Оставим в стороне административную тарабарщину! А вот цифры — это уже не тарабарщина. Читать я умею и вижу то, что вижу. Тридцать тысяч франков. Ему закрывают кредит. Пожалуй, стоит подробнее изучить колебания его счета.

Г листает пачку выписок.

— Да тут нужен бухгалтер! — ворчит он. — Впрочем, достаточно взглянуть на последние выписки, чтобы понять: Ланглуа регулярно снимал значительные суммы. Хочешь, я скажу тебе, в чем дело? Так вот, тут пахнет шантажом. Погоди, вспомни-ка письмо этой самой Патрисии… «Разве он не отнял у вас все?» Ах, этот мсье Луи! Вот мы и встретились! Стало быть, старик не мог больше платить? И к нему направили палача! И палач этот — я!

Г раздумывает, не переставая водить пальцами по спине пса. Генеральный директор, Патрисия, мсье Луи и он сам — какая странная встреча, хотя в определенном смысле вполне логичная, но в то же время невероятная и таинственная!

— Подведем итоги: меня направил мсье Луи. Главное, не терять нити. Несчастный Ланглуа стал опасен. Почему? Причина должна крыться в этих документах, раз мне поручено было отправить их без промедления. Возможная причина: он не мог больше платить. Однако некая Патрисия играет определенную роль во взаимоотношениях двоих мужчин. Я полагаю, она была любовницей обоих, и мсье Луи использовал ее в своих целях против того, другого. У него была возможность заставить ее повиноваться, а она, в свою очередь, держала под контролем беднягу президента до тех пор, пока не поняла, что все кончено. Тогда она улизнула точно так, как улизнула та, другая Пат. Ты следишь за ходом моих рассуждений? Я не ошибся? Я по-прежнему на верном пути?

Ромул глубоко вздыхает, как будто и в самом деле понял слова своего хозяина, затем садится и начинает энергично ворошить мордой шерсть на груди.

— А твоей чистотой, — обещает Г, — я займусь основательно, как только ты поправишься. Пока же положение у нас не блестящее! Мы оба исчезли, и если скрываемся где-то, то, уж конечно, с намерением использовать против мсье Луи оружие, которым располагал Ланглуа, ибо, раз появилась необходимость срочно убрать его, значит, он стал опасен. А уж кому, как не мсье Луи, знать, чего я стою! Стало быть, он попытается отыскать меня и начать переговоры. Сколько за документы старика? Сто тысяч франков? Двести тысяч? А сам тем временем мобилизует какого-нибудь коллегу, и тот аккуратно ликвидирует меня. На мировую с ним надеяться нечего.

Он встает, и Ромул тут же вскакивает.

— Нет, нет! — останавливает его Г. — Мы никуда не идем. Просто пытаемся все хорошенько обдумать. У мсье Луи целая банда наемников, деньги, покровители. Он намного сильнее нас. Но я никогда не говорил ему, что у меня есть это маленькое владение. Наш бункер. Он будет искать меня в Париже. А там никого! Да, да, знаю! Ты скажешь, что я его недооцениваю. Он явится сюда под любым предлогом, и я не сумею выстрелить первым! Согласись, это просто смешно. Каждый ищет другого вслепую, ибо я, со своей стороны, понятия не имею, как до него добраться. Так не лучше ли вместо того, чтобы пережевывать одно и то же, снова взяться за работу. И наконец замолчать. С тех пор как ты здесь, я говорю без остановки. Настоящий маразм. Ну да ладно, сынок, за дело!

В папке, помеченной «Собака», есть еще одно письмо. Оно написано рукой президента. В левом углу значится: «Юго-Западный цементный завод. Правление находится в Бордо, улица Жюдаик, 225. Тел. 88 84 01». И сверху второй адрес: «Жан Поль Ланглуа, Париж, 6-й округ, бульвар Сен-Жермен, 115. Тел. 42 63 06 82». Текст короткий, написан твердой рукой.

Г долго кивает головой, почесываясь и раскачиваясь в задумчивости на стуле.

— Итак, — произносит он наконец, — тебя хотели выбросить на улицу. Ты тоже был обречен на бродяжничество. Что с тобой сталось бы?..

Посасывая трубку, Г продолжает тихим голосом, словно не хочет быть услышанным:

— Что станется с нами обоими?

Он кладет письмо туда, откуда взял его, и открывает папку с надписью «Переписка». В ней всего одно письмо, вернее, черновик письма, судя по помаркам.

Оторвавшись от чтения, Г идет распахнуть захлопнувшийся от ветра ставень.

«Погода скоро переменится! — думает он. — Но что за история! Теперь понятно, почему надо было поскорее убрать старика!»

Сев на пол рядом с Ромулом, который, вытянув шею, кладет голову на колено хозяина, Г продолжает чтение.

— В назначенный по собственной воле час! — молвил Г. — Вот несчастье! Я вмешался слишком рано. Его знаменитое досье теперь уже никогда не будет полным. Получается, опять выиграл мсье Луи. Ну-ка убери голову, пес! У меня нога затекла.

Поднявшись, Г растирает ногу, в задумчивости разглядывая папки. Его привлекает этикетка со словом «Адреса». Рекламная записная книжка на 1987 год, предназначавшаяся Юго-Западному цементному заводу. Г полагал, что тут его ждут открытия первостепенной важности. Однако его ожидало разочарование. Заполнены были лишь субботние страницы, да и то всего несколькими строчками.

Г листает, задерживаясь кое-где, привлеченный некоторыми чересчур откровенными замечаниями. Судя по всему, генеральный директор был старым волокитой, не чуждавшимся сильных ощущений. Ему ничего не стоило смотаться на уик-энд из Бордо в Париж, где он давал себе волю. Но кто снабжал его адресами? Возможно, штатная подружка — Патрисия. Похоже, эта Патрисия много разъезжает, и Г принимается сочинять целый роман, правда с превеликим трудом, как человек, не имеющий привычки обращаться к собственному воображению. Однако кое-какие выводы напрашиваются сами собой. Если Патрисия поставляла своему возлюбленному, приезжавшему в Париж, любовниц на один вечер, то наверняка с согласия, а может, даже и по приказу мсье Луи. Но в таком случае эта самая Патрисия хорошо знала мир шлюх и call-girls.[1] И сколько бы он ни убеждал себя, что ошибается, в голове его, путаясь, смешиваются два образа: Патрисии Ламбек, то есть Патрисии прежних лет, и расплывчатый, но все-таки живой лик теперешней Патрисии. Немыслимо! Нелепо! Хотя несравненная Патрисия Ламбек, промышлявшая в свое время стриптизом, уже тогда созрела для того, чтобы войти в таинственный ночной мир. Достаточно было отыскать пробивного и усердного покровителя! Кого же?

Наклонившись к Ромулу, Г спрашивает его: «Кого?» И отвечает за пса: «Мсье Луи». Да, да, опять мсье Луи! Всегда и везде все тот же мсье Луи, наваждение похуже СПИДа.

Посмотрим продолжение, например июль.

— Которое финансирует наверняка он! — воскликнул Г, ударив по столу кулаком.

Ромул тут же вскакивает, и Г чешет ему за ухом.

— Я напугал тебя, мой славный пес. Не обращай внимания на такие пустяки. Эта скотина доводит меня до белого каления. Я тебе покажу Нью-Йорк!

Г шарит в карманах.

— Табак вдруг кончился, — ворчит он. — Напомни мне сказать Жюльену, чтобы он привез. Я ему скоро позвоню. — И снова углубляется в записную книжку.

Г захлопывает записную книжку.

Он верно угадал: Патрисия — это Пат. Она, мсье Луи, покойный Ланглуа, Ромул, да и сам Г, — все они оказались в замкнутом кругу. Все пятеро! А теперь все трое. Сколько их останется в следующем месяце?

— Пошли погуляем! — решает Г. — Хватит с меня этой гнусности.

Он свистит машинально, не придавая этому значения, хотя собак принято подзывать свистом. И, о чудо, — Ромул понял: вертится перед дверью, радостно виляя хвостом. «Да! Идем вместе с тобой».

Спохватившись, Г возвращается.

— Прошу прощения. Мне хотелось бы кое-что проверить.

Поискав на последних страницах записной книжки, Г кивает:

— Так я и думал. Он оставил все номера телефонов. Посмотрим! А сейчас в путь!