Жарко. Жара невыносимая. На улице никого не было, все попрятались по своим норкам. Воздух вибрировал. Ветер колыхал листву деревьев. Она изгибалась и переливалась, словно морские волны. Прозрачный оконный тюль с цветочным узором то прилипал к стеклу, то красиво развевался по ветру. На подоконнике стояли фиалки, белые и фиолетовые, казалось, что даже им жарко – листья, словно больные или уставшие, слегка повисли, а цветы отпустили прелестные головки в тень – подальше от губительного солнца, гордая орхидея же, наоборот, протянула двуцветные лепестки к светилу, показывая всем свою недолговечную красоту. Необычная погода для такого северного края.
За столом, в маленькой комнатке с некрасивыми обоями, видимо, кухне, схватившись за волосы, сидел молодой человек и воспаленными глазами глядел на улицу. Перед ним стояла закрытая бутылка водки. Оторвавшись от окна, он перевёл взгляд на неё, но тут же отвёл в странном испуге и долго смотрел на цветы, а потом на свои руки, сжимая и разжимая их в кулаки. Солнце просвечивало через бутылку, создавая красивые разноцветные блики на поверхности стола. Человек опрокинулся на спинку стула и закрыл глаза. Его не отпускали мысли, они вгрызались ему в душу. Он выглядел нездоровым, иногда по его лицу пробегала гримаса боли. В комнате было тихо, только часы тикали.
Никого рядом не было.
Он медленно поднялся, подошел к настенному шкафу, достал рюмку, повертел её в руках и аккуратно поставил перед бутылкой, с щелком открутив пробку и налив.
Водка не пахнет.
В голове его играла песня Joy Division «Candidate».
Он влил рюмку себе в глотку. Огненным потоком водка полилась по горлу, выжигая все внутри – очищая. Прошла минута. Тепло медленно распространялось по телу. Мыслей не было. Голову человека обнесло, она слегка кружилась. Ему полегчало. Все вокруг стало как-то отчетливей и понятней.
Водка – лучший советчик.
Человек снова опрокинулся на спинку и закрыл глаза.
«Теперь можно рассуждать. Я влюблён… или помешан. Впрочем, одно и то же, это – факт, но проблема не в этом, это вообще не проблема! Она в том, что полюбил я именно эту. Не другую, а её! Много на свете девушек, но существует только она.
Весь мир – она.
Она – импульс.
Мои импульс.
Это какая-то драма. Не могу жить без драм. Поэтому и пью. Смешно, глупо и странно – вот как!»
В голове у человека зазвучал чей-то голос – укоряющий и поучительный.
«Не-е-е-т, пьешь, чтобы забыться и больше ничего»
Человек открыл глаза и уперся руками в стол, словно пытаясь увидеть своего оппонента, но, не найдя его, закрыл глаза и повалился грудью вперед.
«Я хочу понять и осмыслить все, что происходит сейчас со мной», – думал он.
«Не вихляй, Аркадий. Зачем пить? И без этого можно обойтись»
«Может быть, но влюбленным разрешено всякое»
«Даже спиваться?»
«Не исключаю».
Песня все крутилось у него в голове. Аркадий пытался набивать ритм пальцами по столу – получалось плохо.
Он налил вторую рюмку. Выпил залпом. Эффект наступил быстрее. Аркаша схватил зеркало и долго всматривался в свое лицо: поворачивал голову туда-сюда, скалил зубы, улыбался.
«Н-е-ее-т, не в этом дело. Не уродец я какой. Почему не любит? Не знаю… Сложно это – не объяснить. Её не спросишь – бегает от меня, хотя мне нужен всего лишь разговор, поговорить и все понять»
«Как тебе не ясно? Ей нравится охмурить и забыть – разбить сердце. Это игра. А ты в ней – брошенная игрушка», – размеренно проговорил голос.
«Пусть так. Но все равно я люблю.
Нет.
Ненавижу.
Не знаю!
Не понимаю!
Она – болезнь и исцеление.
Она – парадокс»
Аркадий налил третий раз. Руки его слабо дрожали. Он медленно выпил и со стуком поставил рюмку на стол. Внутри у него закипала ярость, он глубоко дышал и сжимал ладони в кулаки.
«Ты для неё ничто!», – грубо прокричал голос.
– Молчи!
«Ты ей не нужен!»
– Заткнись!
«Она тобой играет!»
–Молча-аа-ть, тварь!
Аркадий вскочил из-за стола. Рюмка упала на пол. Он начал ходить кругами по комнате. В голове его сменилась пластинка – теперь играла «N.I.B.». Он с отдышкой, словно только что бегал, проговаривал начало песни:
«Some people say my love cannot be true
Please believe me, my love, and I'll show you»
Он был противен себе из-за того, что пил.
Он жалел себя, потому что был один.
Стоп. Аркадий встал напротив стены и сжал до боли кулаки, костяшки его побелели. Он смотрел на некрасивый узор обоев. Жалость, отвращение, злость к себе внутри него перемешались. Он быстро и прерывисто дышал. Зрачки расширились, вены на руках вздулись. Аркадий выдохнул и с размаху ударил по стене. Боль пронзила руку. Он размахнулся еще раз и снова ударил. Еще, еще и еще.
Удар.
Выдох.
Удар.
Вдох.
Бил пока рукам не стало невыносимо больно. Стена покрылась кровавыми следами. Он разбил себе правую руку.
«Я пьян»
– Господи, боже.
«Мало, не хватит, я еще не все, мне нужно что-то посильнее»
Он надел спортивную форму. С руки его капала кровь, за ним вырисовывался красный след в форме змейки. Он вышел на улицу. Его шатало.
«На стадион»
Ему казалось, что на него смотрят все прохожие. Аркадий опустил голову и побежал. Песня в его голове сменилась, заиграла «Cherry Bomb» и заговорил другой железный, грубый голос.
Остановка запрещена.
Беги пока не упадешь.
До смерти.
Аркадий бежал и не хотел останавливаться, ярость все еще плескала через край.
Дыши.
У тебя ничего нет, кроме дыхания.
Только воздух.
Пот заливал Аркадию глаза.
Добей себя.
Аркадий остановился и долго не мог отдышаться. Пот ручьями стекал по его телу, но он еще не выбил из себя всю грязь. Аркадий снял футболку и побрел к турникам и брусьям. Он начал подтягиваться, отжиматься, делать пресс, пока тело не отказалось двигаться.
Аркадий повалился на траву и уставился на небо. Облаков не было даже птицы не летали. Солнце уже не палило. Вечерело.
–Я трезв, – проговорил он и потерял сознание.
Аркадий очнулся, когда солнце близилось к горизонту. Он тяжело встал и медленно побрел домой, с трудом передвигая ноги и ориентируясь на мигающий вдали светофор. Голова его слабо кружилась, все тело ломило и невыносимо хотелось пить. Чувствовал он себя предельно паршиво, но радовало одно: никакие мысли его не преследовали – он обрел долгожданное внутреннее спокойствие, хоть и понимал, что это состояние мимолетно. Аркадий старался не поднимать взгляда от своих ног, потому что смотреть на все окружающее ему было противно. Мир словно потерял краски – стал серым и непривлекательным.
Придя к себе, Аркадий первым делом разделся и залез под душ. Он долго стоял в обжигающем потоке, смывая грязь, пот и кровь с тела. Ему значительно полегчало. Вымывшись и переодевшись во все чистое, Аркадий взял тряпку и принялся вытирать кровавые следы с пола и стены. Он поднял упавшую рюмку, старательно ее вымыл, насухо вытер и убрал в шкаф. Бутылку водки Аркадий вылил в раковину. Затем он подошел к открытому окну и долго стоял, смотря на улицу, овеваемый приятным теплым ветерком. Тут и там шныряли маленькие прохожие. Оранжевое солнце на розовом небе сливалось с горизонтом. Причудливые облака окутывали светило, но последние лучики пробивались через это воздушное одеяло, создавая красивую картину.
В этот момент Аркадию стало невыносимо тоскливо. Мир обуглился и снова сжался до одной мысли. Он снова думал о ней. Ему нужна была помощь, ему нужно было поговорить с кем-нибудь, только не с самим собой.
Господи!
Помоги!
Мне!
Помоги!
Аркадий взял телефон и набрал номер.
Гудок-гудок-гудок.
– Да? – ответил женский голос.
– Можем встретиться? Прогуляемся немного.
– Поздно, конечно. Ладно, давай минут через пятнадцать. Только ненадолго, мне скоро домой.
– Хорошо. В парке?
– Да. Там, где обычно.
– Понял, выхожу.
Аркадий положил трубку и вышел из дома.
Девушку, которой он звонил, звали Ксюша. Они были друзьями. Такие дела.
Аркадий быстро шагал по тротуару, засунув руки в карманы. Придя в парк, он сразу увидел девушку. Она сидела одна на скамейке. Время приближалось к полуночи. Желтые фонари красиво освещали дорожки. Кроме Аркадия и Ксюши в парке никого не было. Она была одета в короткие шорты и фиолетовый топ.
«Красива, ничего не скажешь», – подумал Аркадий. И это была чистая правда: за Ксюшей всегда волочилось множество поклонников, но Аркадий ничего к ней не испытывал, тем более что она ждала молодого человека со службы. Просто они хорошо проводили время вместе. Такие дела.
Ксюша и Аркадий гуляли по парку. У него в голове крутилась песня «Lonesome town» Рики Нельсона:
«Goin' down to lonesome town
Where the broken hearts stay
Goin' down to lonesome town
To cry my troubles away»
Они медленно шли и разговаривали обо всем, что приходило в голову. Аркадию стало немного лучше. Сев на скамейку прямо перед желтым фонарём, Аркадий спросил:
– Ксюша, ты же с ней говорила обо мне? Так ведь?
– С Леной? Да-а… Говорила.
– И что там? Что она думает?
– Знаешь, тут такое дело… Не воспринимает она тебя… Точнее не так, говорить не хочет о тебе, совсем. Как огня боится. Понимаешь?
– Нет, я ни черта не понимаю. Вот какое дело. Тяжело это все. Вот как.
– Но есть еще одно. Слишком резко она реагирует на тебя. Думаю, это неспроста. Есть у ней что-то так или иначе.
Аркадий молчал. Он смотрел на жёлтый свет. Вокруг фонаря вилась мошкара.
«Не воспринимает. Не воспринимает. Не воспринимает»
– Тебе домой надо? – Спросил Аркадий.
– Да, пора бы уже.
– Пойдем, провожу.
Они пошли к дому Ксюши, не говоря ни слова. Улица пустовала. Было за полночь.
Подойдя к подъезду, они обнялись и распрощались. Ксюша сказала:
– Не грусти сильно. Все еще будет сделано.
– Спасибо, Ксюш. Спокойной ночи.
– Спокойной и тебе. – Сказала она и скрылась за дверью.
Аркадий на минуту закрыл глаза и вдохнул ночную свежесть. Постояв так недолго, он медленно зашагал в сторону дома. По пути он увидел яблоню с маленькими еще совсем не зрелыми, зелеными яблочками. Сорвав одно, он откусил маленький кусочек и сморщил лицо от кислого вкуса. В голове его заиграла новая пластинка: Высоцкий, «Райские яблоки». Аркадий выкинул яблоко в кусты и решил не возвращаться домой. Он шел, расправив плечи, и во весь голос пел песню, шел просто вперед, никуда не сворачивая и вышел к дому, её дому.
– Лена, вот он – я. Здесь! – Громко крикнул Аркадий в ночную тишину.
Ответа не было. Аркадий подошел к фонарю и оперся на него рукой. Закинув голову, он смотрел на здание, обшаривая глазами каждый его выступ и уголок, словно видел его в последний раз. Оно казалось ему исполински большим и даже страшным. Кто-то громко засмеялся вдали, Аркадий обернулся, но никого не увидел. И вдруг фонарь погас. Темнота окутала все вокруг, оставив лишь непонятные очертания. Город замолк в ожидании рассвета, только ветерок насвистывал свою грустную песню.