Контролер

Лирическое отступление шестое, медицинское

— Хреновые у вас дела, Коваленко — сказал тучный дядька в белом халате.

— Неужели? — изумился тот.

У Игоря полетел мениск на правой ноге. Сначала, вроде, ничего страшного, играл в футбол, подпрыгнул за верховым мячом, а когда приземлился, что-то хрустнуло в правом колене. И сразу же стало больно и как-то некомфортно.

Как каждый по-настоящему здоровый человек, он не обратил на все это особого внимания. Повалялся денек дома, проохался и все, вроде, прошло. А через неделю проснулся и на тебе: правая нога прямая как палка, болит и не сгибается. Пришлось идти сдаваться врачам.

— Разрыв мениска, — сообщил управленческий эскулап, выписывая направление в госпиталь. — Не ссы, это лечится.

— Как лечится?

— Элементарно, отрежут ногу, и будешь, как новенький.

— Что отрежут?

— Шучу, просто разрежут и зашьют. Да, не волнуйся ты, ничего страшного, через пару месяцев побежишь быстрее ветра.

— Все бы вам резать, — недовольно проворчал пострадавший. Из-за этого проклятого мелкого хрящика накрывался медным тазом долгожданный летний отпуск. Теперь вместо пляжа в Крыму придется валяться на койке в палате. Спросил с внезапно вспыхнувшей надеждой: — А само оно не пройдет?

— И не мечтай. Надевай штаны и на выход.

Первые дни в госпитале прошли, как всегда, в осмотрах и сдачах анализов. Чем хороша военная медицина, так это тем, что любого, загремевшего в ее объятия, пусть даже с самой незначительной болячкой, обязательно всесторонне проверят, осмотрят, прослушают, попросят открыть рот и внимательно заглянут вовнутрь. Чтобы, не теряя времени даром, вылечить все и сразу.

— Коваленко И. А. — записал в журнале врач, толстенный краснолицый мужик. — На что жалуетесь?

— На размер денежного содержания, — буркнул Игорь. Все эти скачки по кабинетам успели его достать до самых печенок.

— А как у вас с мотором, больной?

— В смысле, с сердцем?

— Именно.

— У меня его нет.

— Все так думают, — с профессиональным цинизмом заметил врач. — А потом выясняется, что все-таки есть. Раздевайтесь, ложитесь. — Медсестра присоединила к телу болезного какие-то датчики. Негромко зажужжал приборчик на столе, из отверстия полезла бумага. — Готово, одевайтесь.

— Зачем это, доктор? Нас же на службе каждый год проверяют.

— Как, зачем? — изумился тот. — Тебя же резать будут. А, вдруг, мотор не выдержит. Нет, нам уголовные дела без надобности.

— Спасибо, утешили, — и похромал на выход, опираясь на палочку.

На следующий день за ним пришли. На сей раз его доставили в кардиологию на каталке.

— А вы говорили… — непонятно чему обрадовался давешний врач, тучный дядька в не совсем свежем халате. — Хреновые у вас дела, Коваленко.

— То есть?

— И сердце у вас, оказывается, есть и не такое уж оно и здоровое. Здесь, — он показал на себе, — часто болит?

— Что-то не припомню.

— Давайте-ка припоминайте, шутки кончились. Где болит, как часто, как болит?

— То есть?

— Жжет, колет или еще как. Раздевайтесь, ложитесь. — Игорь, как и в прошлый раз, прилег на диван. — Сейчас вам сделают повторную кардиограмму, но я уже сейчас знаю…

«Приплыли, — молнией пронеслось в голове. — «И что теперь?» Стало грустно.

— Постойте, доктор, так у меня ни разу там не болело. У меня вообще ничего не болит.

— И так бывает. Живет себе человек и думает, что все у него в порядке, а потом, когда в морге вскроют, то понять не могут, как он, вообще, столько лет прожил. Да, загнали вы сердчишко, Иван Алексеевич.

— Я не Иван Алексеевич.

— И так бывает… Подождите, вы — Коваленко И. А.?

— Верно, но только Игорь Александрович.

— Семьдесят четвертого года рождения?

— Точно.

— Капитан?

— Подполковник.

Врач достал из стопки на столе две медицинские книжки, извлек из каждой бумажные ленты и принялся их рассматривать. Потом взял ленту с новой записью сердечных дел Игоря, внимательно изучил. Покрутил головой и крякнул:

— Свободны.

— Так что у меня с сердцем, доктор?

— Порядок, — вот так и случаются инфаркты на ровном месте, — можете идти.

— Разве меня не отвезут?

— Боюсь, что нет. Каталка нужна для других больных.

— Черт, я даже палку не прихватил.

— А вы, не торопясь, потихоньку.

До операции, кстати, дело не дошло. Из командировки вернулся начальник отделения травматологии, юркий коротышка с ручищами не по росту. Он разобрался с Игорем быстро и решительно.

— Все бы им резать, — заявил он, разглядывая рентгеновский снимок, — разрыв какой-то придумали.

— Что будем делать, доктор?

— Сейчас увидите. Снимайте штаны, садитесь. Будет немного больно, — и, вдруг, вцепившись железными пальцами в колено, с нечеловеческой силой его сжал.

Больно стало так, что Коваленко рванулся и попытался выпрыгнуть в форточку. Не получилось, потому что его по-прежнему держали за ногу.

— Уф-ф, ой, ну, блин.

— Вот и все, а вы боялись. Встаньте — он встал — Попытайтесь присесть, — попробовал, получилось, правда, немного.

— Это все?

— Ну да. В понедельник — на выписку. Через недельку-другую расходитесь.

— Спасибо, доктор!

— Обращайтесь.

В тот год Игорь все-таки съездил в отпуск к морю, а колено с тех пор ни разу его не потревожило.

Что касается сердца, то оно-таки его прихватило. Через год, когда погибли трое бойцов его подразделения. А, может, это была душа, ведь, есть же у человека душа, и порой она просто обязана болеть.

Глава 23

— Але, вы меня слышите?

— Да.

— Это я, Дмитрий Степанович, с Кожуховской.

— Здорово, дед, чего звонишь-то?

— Вы тут вашего дружка разыскивали, так вот, он вернулся.

— Точно, ты его видел?

— Видеть не видел, а свет вчера в окошке горел.

— Ну, молодец, дед, спасибо тебе.

— Спасиба на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь. Вы мне денег обещали.

— Обещали, значит, дадим.

— Когда, интересно?

— Завтра заеду, брошу тебе в ящик, — говоривший закончил разговор и тут же принялся набирать номер. — Привет.

— …

— Он вернулся.

— …

— Завтра так завтра.

Вам ни разу не доводилось выходить на свободу? Нет? Тогда, добрый вам совет, попробуйте хотя бы разок. Уверяю, впечатление останется на всю жизнь.

Меня выпнули на волю в середине марта. Пятнадцатого числа в семнадцать пятьдесят три по местному времени. Специальный следственный изолятор номер один по Российской Федерации не пожелал больше предоставлять кров и стол обычному мелкому хулигану, то есть мне. Я не стал настаивать, оделся в принесенное господином Тищенко все новое и гламурное, поправил кашне на шее и вышел вон.

Столица нашей Родины город-герой Москва встретила меня солнышком и легким морозцем. Глупо улыбаясь, я вдохнул слегка загазованный воздух свободы и тут же опьянел. Из припаркованной неподалеку машины выскочили трое и с воплями набросились. Меня тискали, обнимали, жали руки, лупили по спине и бокам. До поцелуев в десны дело не дошло, в нашем подразделении проходят службу исключительно гетеросексуалы.

Сергей Волков вылез из джипа и вразвалку подошел к нашей живописной группе.

— Хорош! — оглядел меня со всех сторон, поправил задранную на затылок куртку — Определенно, хорош.

Меня взяли под руки и поволокли к машине, я не сопротивлялся и даже поджал ноги.

— Игорь Александрович! — некто в штатском, выйдя из-за джипа, остановился в паре шагов от нас — Одну минуту. — Строгое черное пальто, шапка-ушанка, портфель. Остроносое личико с несмываемой печатью принадлежности к сферам. Кого же это он так мне напомнил? Точно, того самого орла, который брезгливо увольнял меня из родной конторы. Да что там напомнил, прямо брат-близнец какой-то, только самую малость помоложе.

— Да.

— Вам придется проехать со мной.

— Опять на нары?

— Ну, что вы, — он тонко улыбнулся: — Просто вас хотят видеть, — и весомо добавил: — Срочно.

— И кто же это так без меня соскучился? — лениво поинтересовался я, хотя и так все было ясно.

— Вам все объяснят, — любезно ответил он. — Пройдемте к машине — И, точно, за волковским джипом скромненько притулилась скромная черная волжанка с частными номерами. Конспирация, мать ее ети.

— Видите ли, дружище, — я приобнял за плечи Деда с Сироткой. — Сейчас я немного занят, давайте встретимся на неделе.

— Вы не понимаете — не замечали, что эта фраза в устах чиновников звучит как «м…ак ты…б твою мать» — Михаил Ильич распорядился…

Как я посмотрю, подрос Мишенька Дворецков, заматерел, порученцев завел. Только, при чем тут я?

— Передайте полковнику…

— Генерал-майору. Игорь Александрович, прошу вас, проявите сознательность и не заставляйте меня…

— Применить силу, — догадался Берташевич и заныл жалобно: — Умоляю, только не это!

— Передайте генералу, что я заеду к вам завтра в любое удобное ДЛЯ МЕНЯ время.

— Все понял? — приобнял заскучавшего порученца за плечико Шадурский. — У человека по плану банкет с друзьями, — слегка придавил его рукой и ласково продолжил: — Так и передай шефу, Коваленко все понял и обязательно к нему заглянет. На неделе.

Мы уселись в машину и принялись ждать Киру. С ним все было не так просто. Последний из работающих с ним следователей, то ли по причине спонтанно возникшей личной неприязни, то ли из соображений элементарного сволочизма, распорядился перевести его в камеру к двум гражданам Сьерра-Леоне. Посланцев черного континента накануне повязали на таможне в аэропорту, как следует досмотрели и обнаружили зашитые в ширинки брюк алмазы. Оба тут же заявили, что камушки видят впервые в жизни, а брючата прикупили на вещевом рынке накануне вылета. Непонятно почему, но им не поверили и завели дело.

Кирилла они встретили как родного, щедро угостили чаем с его же конфетами, поболтали, пошутили. А ночью вдруг попытались совершить с ним нечто, на языке протокола называемое «насильственными действиями сексуального характера в извращенной форме». Крикунов в положение изголодавшихся гостей отчизны войти отказался, завязалась оживленная дискуссия. В результате оба сексуально озабоченных оказались в местной больничке с нешуточными травмами первичных и вторичных половых признаков и серьезной перспективой полнейшей неспособности в будущем принимать участие в действиях сексуального характера, будь то насильственные, по обоюдному согласию или за деньги. А Кире следак принялся шить мелкими стежками дельце.

Вот, наконец, и он. Разодетый как жених, немного бледный и счастливый. Остановился, повернулся было в сторону СИЗО, но одернул себя. Не стоит оборачиваться в сторону узилища при выходе из него, а то опять туда же и вернешься.

Машина остановилась на светофоре.

— Как тебе на воле? — поинтересовался я у глазеющего в окно бывшего узника.

— Замечательно, — ответит тот. — Свежий воздух, вывески, люди ходят.

— Аналогично, коллега, а где твои?

— Ждут дома, так что я недолго, ладно?

— Это уж как получится, — вступил в разговор Берта, — и в порыве чувств огрел Киру по спине.

— Как поживает мадмуазель Пирожкова? — светски поинтересовался я.

— А я почем знаю? — удивился тот.

— Помнится, кто-то собирался забрать девушку с собой…

— Черт, я и забыл, что она Пирожкова. Докладываю, с Наденькой все в порядке, живет у меня. Утверждает, что наконец-то встретила мужчину своей мечты.

— И кто этот мужчина? — полюбопытствовал Сироткин.

— Идиот! — взревел Берта. — Конечно же, я, — и повернулся к присутствующим профилем, чтобы оценили.

— Слышишь меня? — человек в припаркованной у подъезда дома невнятного цвета «семерке», поднес ко рту миниатюрную рацию.

— Слышу нормально, — донеслось в ответ, — что нового?

— Пока ничего, ждем.

— А он точно придет?

— Придет, куда он денется. Ты там поаккуратнее, на стены не ссы и бычки не разбрасывай, понял?

— Да, понял я, понял — невысокий квадратный крепыш загасил о стенку сигарету и спрятал бычок в пакет. Поднял воротник куртки и присел на подоконник на лестничной клетке между пятым и шестым этажом.

— За освобождение! — поднял рюмку Берташевич.

— За победу, — добавил Волков.

— За нашу победу, — уточнил бородатый блондин Квадратов, грубиян и бывший сослуживец Котова.

— Горько! — заорал Саня, — такой, вот, получился первый тост.

Нас с Кирой гуляли в знакомом до боли заведении, ресторанчике на Соколе, любимом месте отдыха и банкетов Волкова и его компании. Мне уже доводилось бывать здесь, и не раз. По-моему, это заведение принадлежало кому-то из наших бывших, по крайней мере, кормили здесь здорово, обслуживали как родных, деньги за все это требовали весьма умеренные. Как всегда, наша компания оккупировала отдельный кабинет, и веселье началось.

— Не лопни, — подтолкнул меня коленом Кира и разом проглотил целую отбивную. Мы с ним сидели во главе длинного прямоугольного стола, радостные и смущенные, прямо, как жених с невестой на свадебном пиру. После скромного тюремного рациона, обилие закусок на нем потрясало и вызывало легкий паралич. Когда паралич прошел, мы показали присутствующим, как умеют жрать у нас в СИЗО номер один.

— Все под контролем, — бодро ответил я, сооружая скромный трехэтажный бутерброд с ветчиной, карбонатом и снова ветчиной. Откусил сразу половину и едва не потерял сознание от гаммы вкусов.

— За виновников торжества! — провозгласил Берташевич и полез чокаться — Вы, вообще, пить сегодня собираетесь или как?

— А жрать кто за нас будет? — огрызнулся Кира. — Пушкин Александр Сергеевич?

— Не гони, Берта, — попросил я, — все в свое время. — Не скажу, что за время отсидки заделался трезвенником горбачевского разлива, просто почему-то поесть хотелось больше, чем выпить.

Под третий тост мы все-таки выпили, до дна и не чокаясь. Потом еще немного поели.

— Тормози! — скомандовал я и мы, откинувшись на стульях, блаженно застыли, как удавы после визита в кремлевский буфет, переводя дух и набираясь сил.

— Внимание, движение у подъезда.

— Клиент? — с надеждой спросил крепыш.

— Нет, какой-то лох с букетом.

Лифт в подъезде, как водится, не работал. Стоящий у окна хорошо слышал, как хлопнула дверь, и кто-то принялся подниматься по ступенькам. Вдобавок ко всему, этот кто-то еще и пел, тонким, почти детским голоском, немилосердно при этом фальшивя. Певун дошел до пятого этажа и поднялся еще на пролет вверх: недешево и со вкусом наряженный невысокий, можно сказать, мелкий субъект щуплого сложения. Ангелоподобное личико в обрамлении длинных, спадающих на воротник дубленки, волнистых волос. Увидав стоящего между этажами у окна, пение прекратил и тихонько прошел мимо, прижимая к груди здоровенный, стеблей на пятнадцать, букет чайных роз. Крепыш в очередной раз закурил и повернулся к окну.

— Мужик, эй мужик — вдруг пропищали сзади.

— Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил тот.

— Мужик, ну че ты?

— Мужики в поле. — наставительно проговорил крепыш, разворачиваясь. И тут же осекся: из букета на него смотрел удлиненный глушителем ствол.

— Ну все, я домой, — Кирилл поднялся на ноги, сделал компании ручкой и, бросив прощальный взгляд в сторону осетрины, заспешил к выходу — Увидимся.

— Созвонимся завтра.

— Лучше послезавтра.

— Погоди, — Котов встал из-за стола и двинулся следом. — Сейчас тебя отвезут.

— Честно говоря, я бы немного прошелся.

— У нас так не принято. — Он приобнял бывшего арестанта за плечи. — Да и не стоит в первый день на воле дразнить судьбу. Вот я, помню… — они вышли.

Через несколько минут Саня вернулся в компании очень интересной пары: седой, слегка лысоватый мужик, лет на десять старше Волкова и… та самая дама из тира, только на сей раз без пистолетов.

— Зови просто Юрой, — представился спутник моей случайной знакомой.

— Игорь.

— Вот, значит, ты какой, — усмехнулся он и сжал руку, как плоскогубцами.

— Юлия, — представилась его спутница. Неожиданно для самого себя, я склонился и поцеловал ей руку, потому что дамам принято целовать ручки, а передо мной была именно дама.

Хмельной воздух свободы плюс сытный ужин, минус бессонная ночь (о грядущем освобождении мне сообщили только вчера) сделали свое черное дело: я осоловел и начал клевать носом.

— Ты как, Игорь? — Волков подошел и присел рядом.

— По-моему, мне на сегодня достаточно, — я потряс головой. — Пора, — и стал подниматься.

— Обожди немного, — Сергей положил руку мне на плечо, — еще полчасика.

— Ты чего? — удивленно спросил крепыш.

— Ничего особенного, — совершенно нормальным голосом ответил «ангелочек» и аккуратно пристроил букет на подоконник. — Медленно и печально достань ствол и положи возле цветочков. И не вздумай дурить.

— Да, да, конечно, — забормотал тот, всеми силами демонстрируя немыслимый испуг. — Сейчас, — сделал крохотный шажок навстречу. Попытался расстегнуть куртку. — Что-то молнию заело, — шагнул еще раз. Теперь он оказался на расстоянии броска. Оставалось только зафиксировать пистолет, а потом уже спокойно размазать этого дохляка по стенке.

«Всегда одно и то же», — человек по имени Валентин чуть слышно вздохнул. В который уже раз противник покупался на его субтильный вид и начинал искать варианты в ближнем бою.

— Бац! — резкий удар в подбородок отбросил крепыша к подоконнику — Не дури, ствол аккуратненько двумя пальцами, ну!

— Что теперь? — прошамкал тот.

— Лицом к стене, ноги шире плеч, руки за голову!

— Как скажешь — пожав плечами, крепыш встал к стене и, как ему показалось, незаметно напрягся.

«Товарищ не понимает», — Валентин в темпе провел наработанную серию: расслабляющий удар с левой по почкам, ступней под коленку и легкий тычок ладонью в затылок, чтобы жизнь больше не казалась раем.

Крепыш опустился на колени и затих. Валентин удовлетворенно хмыкнул и полез в карман за шнуром. Как каждый уважающий себя войсковой разведчик, он терпеть не мог пользоваться наручниками.

Сидящий за рулем «семерки» как раз собрался связаться с напарником, когда кто-то забарабанил в боковое стекло. Не постучал, а именно, забарабанил. Стекло со скрипом опустилось.

— Обалдел, мужик? — сурово спросил водитель. — По голове себе постучи.

— Ты что здесь встал? — незнакомец был тощ, невысок ростом, одет в потрепанный китайский пуховик не по размеру и явно нетрезв. А еще он совершенно не походил на обладателя даже стиральной машины, не то что автомобиля. — Это мое место.

— Сейчас уеду, — примирительно сказал водитель. Лишний шум совершенно не входил в его планы.

В ответ наглый не по росту мужик что было сил пнул ногой в борт машины, отступил назад и остался стоять, слегка покачиваясь. Он явно искал приключений и, так получилось, что нашел. Водитель вылез из машины, осмотрелся по сторонам и подошел к наглецу поближе. Такой же худощавый, по-боксерски сутулый и на полголовы выше ростом. Подошел и тут же пробил первый удар из наработанной годами комбинации: апперкот с левой, хук с правой, только, вот, как-то не очень удачно. Первый удар поразил воздух, а нанести второй он просто не успел: оказавшийся вдруг сбоку от него мужик, коротко, но очень резко ударил с правой в челюсть. Водитель упал лицом вниз. Что и требовалось доказать, в поединке между регулярно тренирующимся мастером спорта международного класса и растерявшим всякую форму кандидатом в мастера победил сильнейший.

Глава 24

В гостях хорошо, а дома лучше, особенно, если тебя принимали в казенном доме с решетками на окнах. Я открыл дверь, вошел вовнутрь и замер в удивлении. Поначалу даже показалось, что ошибся дверью. Присмотрелся повнимательнее: все правильно, квартира моя, только уж больно чистая. Такое ощущение, что банда чокнутых домушников, открыв оба непростых замка, проникла вовнутрь, после чего немедленно принялась наводить порядок: мыть полы, пылесосить ковер и собирать с потолка паутину. Я прошел на кухню, надо же, ни груды грязной посуды в раковине, ни пустых бутылок в углу, зато полный холодильник еды.

Спать расхотелось, поэтому, заварив чаю, я остался на кухне за столиком у окна. Взял со стола телефон и принялся его, как будто, впервые в жизни, с интересом разглядывать. И тут начались звонки. Сначала на связь вышел совершенно пьяный и непривычно веселый Дед.

— Как дела, командир? — меня опять стали называть так, это было приятно.

— Нормально. Ты где?

— В кабаке, мы решили продолжить веселье. Не присоединишься?

— Не сегодня, — уж слишком хорошо мне сиделось на моем табурете в собственной кухне за собственным столом, попивая чаек из собственной чашки.

— Жаль. Тогда до завтра.

Потом мой покой нарушила отчизна в лице сегодняшнего порученца. Давешний мальчик на побегушках вкрадчивым голосом педофила-заочника напомнил, что генерал-майор Дворецков М. И. с нетерпением ожидает меня завтра в конторе в любое удобное время, желательно в четырнадцать тридцать.

— Пропуск заказан, просьба не опаздывать, — прокуковал порученец и отключился.

Полностью удовлетворив тягу к общению, я засобирался было отключить аппарат, но он опять затрезвонил.

— Да.

— Коваленко, это ты? — голосом старшего контролера, суровой дамочки Светланы, отозвалось в ухе славное боевое прошлое.

— Если честно — да.

— И где тебя черти носят?

— Везде.

— Они тебя нашли?

— Кто?

— Твои друзья. Приезжали двое, спрашивали, где ты живешь.

— Сказала?

— А что такого?

— Ничего. Извини, у меня звонок по другой линии, — и собрался было повесить трубку.

— Погоди, — голос на другом конце провода потеплел и стал томным, — Игорек, хочешь я прямо сейчас приеду?

— Если честно — нет.

Около десяти проявился Волков.

— Не спишь?

— Нет.

— Так и думал. Как настроение?

— Бодрое. Слушай, меня тут искали…

— Уже нашли.

— Понял.

— Вот, и отлично. Не пропадай.

— Ни в коем случае, — пообещал я и отключил наконец домашний телефон а, заодно, и мобильный. Если я понадоблюсь еще кому-нибудь, пусть воспользуется голубиной почтой.

Я погулял по квартире, попинал воздух, принял душ, включил и выключил телевизор. В конце концов, уселся в кресло в гостиной и принялся размышлять, что же делать дальше: снова идти пить чай на кухню или попытаться уснуть. Раздумья прервали птичьи трели, дверного звонка. Посмотрев в глазок, я вытаращил от удивления глаза и поспешил открыть. На пороге стояла она, с бутылкой шампанского в одной руке и чайной розой в другой.

— Привет.

— Здравствуй. Как ты меня разыскала? — ничего умнее просто не пришло в голову.

— Ты один?

— Уже нет, ты же пришла. Откуда цветок?

— В подъезде на подоконнике их целый букет. Держи — и протянула поочередно, цветок, а затем бутылку.

— Спасибо. А…

— Не рад?

— Очень рад, — пролепетал я. Минздрав недаром предупреждает, выходя на волю, человек оставляет мозги в камере. Их подвозят потом, дней через несколько.

— Тогда приглашай.

— Заходи, — она вошла. Симпатичная шатенка с зелеными глазами по имени Светлана. Везет мне на Светлан.

— Что с тобой? — с тревогой спросил Виктор, едва я вошел в камеру.

— А?

— Что, спрашиваю, с тобой? На тебе лица нет.

— Неужели?

— Видок у тебя, боярин, прямо, как тогда у генерала. Плакать не собираешься?

— Не дождешься.

Двадцать третьего февраля состоялся очередной розыгрыш этапа кубка мира по внутрикамерному многоборью. В этот раз я оказался на высоте.

— Силен, — удивленно проговорил теперь уже бывший чемпион Витя, поднимаясь с пола. За прошедшие пару месяцев мне удалось вспомнить многое из того, чему меня когда-то учили.

— Слабак, — хмыкнул он, третий раз подряд оформив мне детский мат.

В этот раз количество участников соревнований сократилось до двух. Антона накануне освободили под подписку. Не скажу, чтобы это его особенно обрадовало. Вместо него к нам сначала подселили какого-то бывшего чина из московской мэрии и сразу же за ним — мутного говорливого типа, в котором многоопытный десантник с первого взгляда распознал «наседку». Тип вился исключительно вокруг экс-чиновника, демонстрируя полную незаинтересованность в нас двоих, жалких и ничтожных личностях. Сам чиновник наблюдал за этой самодеятельностью с доброй улыбкой и молчал. Не знаю уж, чего он там натворил на воле, но в камере мужик держался правильно.

А на следующий день меня выдернули на допрос. В последнее время, по мере уменьшения количества статей в моем деле, родное правосудие, чувствуется, потеряло ко мне всяческий интерес. Вечно похмельный пенсионер куда-то запропал, нового следователя не присылали. И тут…

— Доброе утро, Игорь Александрович, моя фамилия Ткачева, я буду вести ваше дело, — сказала высокая, с меня ростом, статная шатенка с зелеными глазами и аэродинамической фигурой.

Классический случай «женщины не для меня». Встречая таких, никогда не питал лишних иллюзий, а тут вот зацепило.

— Очень приятно, — совершенно искренне ответил я, усилием воли вернув на место отвисшую челюсть.

Совершенно не сохранилось в памяти, о чем спрашивала она, и что мычал в ответ я, просто… Просто, я сидел, глазел на нее и мечтал, чтобы этот допрос никогда не закончился, готовый ради этого сознаться в чем угодно: от попытки насильственного изменений государственного строя на островах Зеленого Мыса до поджога витебской хоральной синагоги в конце девятнадцатого века.

— Прочитайте и распишитесь, — на стол передо мной лег один-единственный лист.

— Вы еще придете? — хриплым, как с похмелюги, голосом спросил я.

— Завтра, — ответила она, складывая бумаги. — Я хотела сказать, — она замялась и, честное слово, покраснела. — То, что вы сделали… В общем, я очень вас очень уважаю, — и протянула руку.

Это меня окончательно добило. Вернувшись в камеру, о чем-то, не помню, переговорил с соседом, после чего уселся лицом к стене и, выражаясь языком дамских романов, застыл в смятении и пребывал в нем вплоть до обеда. Поел, перекурил и усилием воли постарался успокоиться и вернуться в реальный мир. Получилось, но не сразу и не очень.

На второй допрос она принесла термос с чаем и гору еще теплых пирожков, которые я все умял и даже не почувствовал вкуса. Во время третьего мы перешли с гражданкой следователем на «ты».

Вы думаете, я ничего не пытался со всем этим сделать? Пытался, еще как пытался. Носился как наскипидаренный по камере, стирал рукояти гантелей, приседал и отжимался.

Помогало так себе. В одном старом фильме, помню, герой в таких случаях колол дрова, а другой — звонил в колокола. А, еще я стал хуже спать. Бродил ночью по камере или ворочался. Вздыхал как влюбленный гиппопотам, отвечал невпопад, если спрашивали.

— Проблемы, брат? — по-своему поняв мои страдания, поинтересовался стукачок и тут же умолк, наткнувшись взглядом на правильно набитый Витин кулак.

Она приходила не так уж и часто и мы просто болтали. Мне даже показалось, что эти беседы интересны не только мне одному. Такая вот история, «Тюремный роман-два».

Если бы все это происходило не в жизни, а в американском кино, то мы бы бросились друг на друга прямо в прихожей и, сплетясь телами и натыкаясь на разные полочки, пуфики и счетчик электроэнергии, принялись со стонами и визгами сдирать с себя одежду и, в конце концов, овладели друг дружкой где-нибудь на люстре. В немецком кино она заявилась бы в кожаном нижнем белье, с плеткой, соседями и дрессированными козочками. Ну, а дальше, как водится: «Опа-опа!», «Лус-лус!», «Шнелль-шнелль!» и, наконец, «Гу-у-ут!!!». В индийском кино мы бы обязательно сплясали и спели во весь голос на радость засыпающим соседям. Слава богу, жизнь не кино.

— Спасибо, что пришла, а не то…

— Что?

— Завтра с утра залег бы у вас под прокуратурой и стал ждать.

— Меня могли услать в командировку.

— Все равно бы дождался.

— Ну, раз дождался, открывай шампанское, подполковник.

— Есть открывать шампанское.

— Послушай, ты действительно подполковник?

— В данный момент я вообще никто. Из армии меня поперли, из контролеров сам ушел. Я ведь рассказывал тебе, что был контролером?

— Пусть тебя это не волнует, — она сделала крошечный глоток из фужера. — Даже если не рассказывал, расскажешь. Я хочу знать о тебе все.

— Зачем?

— Просто интересно.