Контрольное измерение

Глава двадцатая

Первым на поверхность вынырнул Валерка.

Огляделся, не обнаружил никого из товарищей и тут же, вдохнув поглубже, нырнул снова. Вода в озере была исключительно прозрачной и Стихарь, открыв глаза, сразу увидел остальных. Все, отчаянно работая руками и ногами, вот-вот должны были выплыть.

Все да не все.

Один, кажется, потерял сознание и плавно опускается на песчаное, поросшее редкими водорослями дно. Так, это Аня. Хорошо, не слишком глубоко тут. Метров пять, не больше…

Несколько энергичных гребков, — и Валерка догнал утопающую. Тело Ани уже почти коснулась дна. Уши неприятно заложило, но он не стал тратить время на продувку и уравнивание давления, перехватил девушку поперек груди под правую руку и, сильно оттолкнувшись ногами от дна, устремился наверх.

Там его уже ждали. Аню приняли Малышев и Шнайдер и со всей наивозможной скоростью поплыли к недалекому берегу.

Воды Аня наглоталась, конечно, изрядно, но откачали любимую всеми колдунью отряда довольно быстро. И лишь тогда, когда, хрипя, кашляя и отплевываясь, Аня пришла в сознание, у них нашлось время более внимательно оглядеться по сторонам.

Они находились на берегу не слишком большого, почти круглого по форме, озера. К тому берегу, куда они выплыли, почти вплотную подступал высокий сосновый бор. Противоположный берег был холмистым, безлесным, и за ним, на одном из дальних пологих холмов виднелись какие-то едва различимые простым глазом строения.

— Хорошо, что здесь тоже лето, — глубокомысленно заметил Сергей Вешняк, снимая ботинки и выливая из них воду. — Вполне могли бы угодить в какой-нибудь ноябрь.

— Ноябрь — ладно, — сказал Майер, следуя примеру сержанта. — А если бы январь? Представляете, озеро лежит подо льдом, а мы — под ним. Подо льдом, то есть.

— И не одной полыньи или проруби! — жизнерадостно добавил Стихарь.

— За что я нас всех люблю, так это за оптимизм, — объявил Велга.

— А я за то, что оружие никто не потерял, — сказал Дитц. — Вернее, не люблю, а уважаю. Можно даже сказать, горжусь.

И тут все, включая еще перхающую Аню, засмеялись. Легко и радостно. Словно освобождаясь от того жуткого страха смерти, который еще несколько минут назад ледяными пальцами душил их сердца.

— Между прочим, — заметил Курт Шнайдер, глядя из-под ладони на низкое яркое солнце, — здесь раннее утро. Шесть пятнадцать — шесть тридцать. Никак не позже.

— Похоже на то, — кивнул Малышев.

— И как это может быть? — спросил Шнайдер. — Ведь в Москве-то… вернее…э-э… под Москвой был, кажется, вечер?

— Удивляюсь я с тебя, рыжий, — вздохнул Стихарь. — Ты что, ещё не привык? Мне так даже где-то уже надоело. Утро, вечер… Ясно же, что мы снова попали на какую-то другую Землю. И быть тут может всё, что угодно… Э, я извиняюсь, а где Федя, ребята? Федю нашего видел кто-нибудь? Под водой его точно не было — я же нырял и смотрел….

— Нет его тут, — трудным голосом сказала Аня и снова закашлялась.

— Ну-ну, Анечка, — ласково погладил девушку по спине Малышев. — Не торопись.

— Его вместе с нами в пролом не вынесло, — продолжила Аня. — Я видела. Повезло ему или нет — не знаю, но зацепился он там за что-то на стене. Какой-то шкаф без дверцы, что-ли…. В самый последний момент зацепился.

— Верно! — подтвердил Карл Хейниц. — Теперь я тоже вспомнил. Долю секунды всего видел — потом меня закрутило и стало уже не до Фёдора.

— Что ж, — сказал Дитц. — Может, и к лучшему. Это нам суждено шастать по разным вариантам одного и того же мира, а остальных, видать, судьба не пускает.

— Ну, к Ане это не относится, — сказал Малышев.

— Аня — случай особый, — согласился обер-лейтенант. — И вообще ещё не известно. Может, как раз Аня нам и послана свыше, чтобы мы, дураки, не погибли где-нибудь по дурости своей.

— В качестве живого талисмана? — улыбнулась Аня.

— В качестве живой колдуньи, — серьёзно ответил Хельмут. — Кто из нас умеет то, что умеешь ты? Никто.

— Без Анечки, мы бы давно пропали — это точно, — убежденно сказал Валерка и повалился на спину, закинув руки за голову. — Ни за грош и даже ни за понюшку табака.

— Да мне просто страшно представить, что с нами было бы, не будь рядом Анечки, — подтвердил Шнайдер. — Это же форменный кошмар!

— Ужас, — согласился Майер. — Катастрофа.

— Да ну вас, — засмеялась Аня. — Мальчишки, право слово…

— Однако неплохо бы определиться с местонахождением, — сказал Велга. — Если людей не видать, то надо самим к ним идти. Вон там, на холме, кажется, виднеется какое-то жильё… Предлагаю, как только подсохнет обувь, идти туда.

— Километров пять, — прикинул на глаз Валерка. — Может, и больше, учитывая прозрачность воздуха. Да еще и озеро придется обойти. Плюс холмы. Ничего, часа за два дойдем.

Двух часов им не хватило. Сказалась та самая удивительная прозрачность атмосферы, на что обратил внимание Стихарь, и из-за которой они неверно оценили расстояние, а также общая усталость.

Действие легкого транквилизатора, принятого ими некоторое время назад, закончилось, и тяжелейший предыдущий день давал о себе знать свинцом в ногах и затруднённым дыханием. Винтовки и рюкзаки вдруг навалились на плечи и спины постылым грузом, солнце, карабкаясь всё выше в небо, исправно расстреливало их своими жаркими лучами, и хотелось одного — лечь в такую мягкую и прохладную на вид летнюю траву и на пару часов уснуть.

Но в начале четвертого часа они все же достигли цели, и перед ними на плоской и обширной вершине холма предстал странный и совершенно безлюдный, но очень симпатичный городок.

Был он невелик: две, аккуратно мощеные голубоватой плиткой, улицы вдоль, две — поперёк, красивые новенькие двух и одноэтажные дома под черепичными крышами с ухоженными палисадниками и садами … и ни одного человека вокруг.

Настороженно оглядываясь по сторонам, они дошли до подобия площади на пересечении двух улиц с весело журчащим фонтаном посередине и в некоторой растерянности остановились.

— Что-то не видать никого, — констатировал Хельмут, подставил руки под струи фонтана и с наслаждением умылся. — Даже собак нет.

— И кошек, — добавил Велга, следуя примеру обер-лейтенанта.

Остальные немедленно сделали то же самое, и только Валерка Стихарь приложил ладони рупором ко рту и крикнул:

— Эй, люди, есть кто-нибудь?!!

Где-то вдали метнулось короткое эхо, и снова наступила тишина.

— Побереги голос, Валера, — сказала Аня, стряхивая с рук искрящиеся на солнце капли воды. — Нет здесь никого. Но место совершенное безопасное. Я думаю, что отдохнуть здесь вполне можно.

— Отдохнуть — это правильно, — оживился Стихарь. — Сначала поесть, затем, как следует, поспать, а уж потом и думать, что дальше делать. А, товарищи-господа командиры? По-моему, наша колдунья правильно видит ближайшую перспективу.

— А больше все равно ничего не остается, — проворчал Дитц. — Пока во всяком случае.

Так и поступили.

Двери выбранного ими двухэтажного (чтобы всем поместиться) дома оказались закрыты, но не заперты, и отряд с облегчением вступил в прохладу обширной, чисто убранной прихожей. Наскоро обыскав оба этажа, а также чердак и подвал и никого не обнаружив, они решили все-таки отложить серьёзную еду на вечер, наскоро перекусили сухим пайком, и, установив очередность караула, завалились спать.

Велга проснулся на рассвете.

Перевернулся с живота на спину, прислушался к себе и понял, что, во-первых, совершенно выспался, а во-вторых, что ему очень хочется есть. Сел на кровати, не спеша обулся и подошёл к широкому, чуть ли не во всю стену, окну.

Окно выходило на восток, и он, некоторое время полюбовавшись яркой Венерой, зависшей над розовеющей полоской восхода, покинул комнату со спящим на соседней кровати Хельмутом и отправился по лестнице вниз.

Когда он спустился в холл, там автоматически зажегся свет. Лейтенант пошарил глазами по стенам в поисках выключателя, не нашёл, недоумённо пожал плечами и хотел уж, было, приступить к тщательному осмотру соседствующих с холлом туалета и ванной, как дверь, ведущая в прихожую, отворилась, и на пороге бесшумно возник Михаил Малышев.

— Доброе утро, товарищ лейтенант, — поздоровался он и повесил винтовку на плечо. — Не спится?

— Доброе, — ответил Велга. — Да выспался уже. И замечательно, надо заметить, выспался. Просто отлично! А у тебя когда смена?

— Только что заступил. Сменил Курта. Мое дежурство последнее. Да только права Аня — не от кого тут беречься. Тихо все вокруг.

— Береженого, — наставительно заметил Велга, — бог бережет. Сам знаешь. Так что, несите службу, товарищ солдат. А я сейчас умоюсь и, может, чего вкусного приготовлю в охотку. Не вижу, отчего бы командиру иногда не побаловать подчинённого, а?

И он весело подмигнул Михаилу.

Это утро практически ничем не отличалось от предыдущего. То же летнее солнце, ясное синее безоблачное, небо, тишина и безлюдье. Вот только настроение было другим. С одной стороны они хорошо отдохнули, но с другой, — появившиеся вопросы настойчиво требовали ответа.

Где они находятся, и почему вокруг нет людей?

Эти два казались наиважнейшими, но были и помельче. Например, отчего в городе и внутри домов такой порядок и чистота. Если город заброшен, то, вроде бы, должно быть наоборот…

— А может, он вовсе и не заброшен, — предположила Аня за ранним завтраком (отряд расположился в холле). — Может, он просто… ждёт.

— Кого? — удивился Малышев.

— Как это кого? Гостей.

— Допустим. А кто тогда порядок поддерживает?

— Машины, естественно. Роботы. Помнишь андроидов? Почему бы и здесь не быть тому же самому?

— Что-то никаких андроидов я здесь не видел… — начал, было, сидящий лицом к входной двери Михаил, и замер, не донеся ложку до рта.

— Ух, ты! — воскликнул, мгновенно обернувшись, Валерка. — А это что за чудо-юдо?

В дом, не торопясь, въезжала странного вида машина.

Больше всего своим видом она напоминала сильно увеличенную в размерах половинку куриного яйца или гигантский шлем-колпак древнего воина неизвестного народа. Сходство со шлемом-колпаком усиливала отполированная до зеркального блеска металлическая на вид поверхность, и было совершенно не понятно, с помощью чего машина передвигается, — на первый взгляд колёса, гусеницы, псевдоноги и какие-либо иные приспособления для перемещения в пространстве у неё отсутствовали.

— Так, — сурово произнес Шнайдер и потянулся к стоящей рядом винтовке.

— Подожди, Руди, — остановил его Дитц. — По-моему, эта штука не опасна.

— По-моему, тоже, — сказала Аня. — Я же говорю — роботы. Это робот-уборщик. Смотрите!

Шлем-колпак бесшумно (выкатился? выполз? переместился?) на середину комнаты, остановился, несколько раз, словно оглядываясь, повернулся вокруг своей оси, затем небольшой участок его поверхности вспучился, прямо на глазах у изумленных людей вытянулся в подобие щупальца, нырнул под ближайшее кресло, выудил из-под него пустую смятую пачку из-под сигарет и втянулся обратно. Вместе с пачкой. После этого машина едва слышно загудела и двинулась в планомерный объезд-обход холла.

— Пыль всасывает, — объяснил Хейниц. — Я так думаю.

— Лихо! — одобрил Сергей Вешняк. — Полезная какая машинка. — Мне, вот, только интересно, — задумчиво спросила Аня, — .кто это в доме зря намусорил?

— Анечка, извини, — виновато признался Стихарь, — это я. Уж очень устал и соображал плохо.

— Ладно, на первый раз прощаю, — сжалилась над своим вчерашним спасителем Аня. — Но, вообще-то, ребята, не забывайте, что мы гости, ладно?

— Постараемся, — сказал Велга. — Но ты тоже не забывай, что мы не потомственные дворяне, а простые солдаты. Так что некоторые издержки неизбежны.

— Да я особо и не настаиваю, — улыбнулась Аня. — Просто в чистоте жить всегда лучше, нежели в ее отсутствии.

— Ну, с такими машинами в грязи мы вряд ли утонем, — заметил Дитц. — Интересно, откуда она появилась?

— С улицы, — ответил Малышев.

— Это понятно. На улице она откуда взялась?

— По-моему, самое время провести тщательную разведку данного поселка городского типа, — сказал Велга. — Слева направо и сверху донизу.

Через несколько часов тщательнейшего осмотра городка и близлежащих окрестностей выяснилось следующее.

Четыре его улицы никуда не вели. Складывалось впечатление, что они были предназначены исключительно для пешеходов или, в крайнем случае, велосипедистов, и просто заканчивались вровень с крайними домами. Дальше с трёх сторон город окружали, покрытые кое-где рощами и перелесками, холмы, а с четвёртой, той самой откуда пришёл отряд, лежало озеро и за ним — обширный сосновый бор.

И никаких дорог.

И никаких признаков человеческого жилья на горизонте.

То есть было абсолютно непонятно, каким образом в городок попадали люди. Разве что по воздуху, тем более, что на западной окраине они обнаружили некое, похожее на ангар сооружение с десятком непонятного назначения аппаратов внутри. Было ясно, что аппараты эти предназначены для людей (сквозь прозрачное стекло или, возможно, пластмассу обтекаемых кабин были видны удобные кресла и что-то вроде панелей управления). Но каким именно образом эти аппараты должны были двигаться и должны ли они двигаться вообще, оставалось загадкой — ни крыльев, ни винтов, ни ракетных или каких-то иных сопл у них не было. И внутрь хотя бы одного из них тоже попасть не удалось, а применять грубую силу и вскрывать аппарат плазменным лучом они не стали.

— Не будем уподобляться дикарям, — сказал, поразмыслив, Хельмут, когда Валерка с привычной беззаботностью предложил этот способ. — Нехорошо как-то. Неправильно. Понять не можем, значит, сразу из винтовки… Головой надо больше думать, а не только на спусковой крючок жать. Люди мы или кто?

— Дело ваше, — постарался скрыть смущение за внешним безразличием Стихарь. — Да только не разберемся мы сами. Так и будем ходить кругами да свои кочаны чесать, которые мы головами ещё иногда называем. Пока хозяева не появятся и не объяснят нам, убогим, что к чему. Хоть бы телефон тут был, телевизоры, радио или компьютеры…с этим… как его…

— Интернетом, — подсказал Карл Хейниц.

— Вот! Им самым. Так ведь отсутствуют! Как можно жить без средств связи? Роботы-уборщики у них, видите ли, есть, а телефона нету! Нет уж, увольте, а я ни хрена здесь не понимаю.

— Ты, Валера, за все наши головы не расписывайся, — сказала Аня. — Все-таки мы уже много узнали.

— Например? — прищурился ростовчанин.

— Например, откуда берется энергия. И роботы уборщики. И то, что здесь всё-таки иногда бывают люди.

Да, это они узнали. Энергией, судя по всему, автоматически снабжала дома солнечная электростанция, расположенная в глубине одного из шести кварталов городка.

То, что этот высокий, без окон и дверей, оранжевый параллепипед с широкой плоской чашей на крыше, едва заметно поворачивающейся вслед за солнцем, именно электростанция, они в точности, конечно, знать не могли. Но иных вариантов предназначение этого чудного сооружения у них тоже не было.

Нашли они и место, откуда по утрам роботы-уборщики отправлялись выполнять свои обязанности и где они, по-видимому, заряжались энергией — приземистое здание, стоящее вплотную к электростанции с круглыми — под размер днища уборщика — подиумами внутри, расположенными в шахматном порядке.

Но многое из того, что они обнаружили, не поддавалось однозначному логическому анализу.

Например, прозрачные со всех сторон цилиндрические кабины.

Было их ровно четыре штуки и стояли они на всех четырёх перекрестках городка. В каждой кабине имелся проход, который сам открывался, когда к кабине на определённое расстояние приближался человек. При этом было совершенно не важно, с какой именно стороны человек подходил к этому прозрачному и абсолютно пустому внутри «стакану». Проход открывался именно там, где надо. Откуда подошёл, там и открылся. Просто часть поверхности мгновенно раздвигалась вверх, вниз и в стороны, образуя обычный прямоугольный, в рост высокого человека проход. Все происходило настолько быстро, что казалось — стенка просто исчезает…

— Не хватает только голоса, — пробормотал Валерка, несколько раз подходя и снова отходя от кабины.

— Какого голоса? — не понял Велга.

— Например, женского. Ласково говорящего: «Добро пожаловать, дорогой товарищ!» Странная штука. Может, всё-таки попробовать туда войти?

— Отставить. — качнул головой Велга. — Мы не знаем, для чего она и пока, слава богу, не в той находимся ситуации, когда нужно безоглядно рисковать. Лучше повременить.

— Эх, кто не рискует…

— Говорю — отставить, значит, отставить. Мало нам приключений на задницу падает, чтобы мы их ещё и сами их искали?

— Так интересно же! Да и как иначе разобраться-то? Без этого… без эксперимента?

— Тебе же было сказано: с помощью головы. Разрешаю поставить мысленный эксперимент.

— Ага… — буркнул Валерка. — Мысленный. Как же. То-то, я смотрю, мы все уже наэксперементировали. Просто складывать знания некуда.

— И что же ты, Валера, такой нетерпеливый? — обнял ростовчанина за плечи Руди Майер. — Брось. Вспомни лучше. Когда это скорая встреча с хозяевами в любом из миров сулила нам покой и счастье? Только вчера, понимаешь, еле ноги унесли, а тебе опять неймётся.

— Я разведчик, не забывай, — важно объявил на это Майеру Стихарь. — А разведчик всегда должен знать, с кем или с чем он имеет дело.

— Разведчик он! — фыркнул Руди и убрал руку. — А мы, по-твоему, кто — похоронная команда?

— Перестаньте, — сказала Аня. — Оба правы. И оба не правы. Одновременно. Конечно, знать, с чем или кем имеешь дело, надо. Но этот мир… Он совершенно безопасный, по-моему. Спокойный. Мирный. Он даже безопаснее Лоны. Я так чувствую. Здесь нам ничего не угрожает. Поэтому наши командиры и верно говорят — не стоит торопиться. Некуда. Впрочем, командиры всегда говорят верно. Давайте лучше смотреть дальше. Может, ещё что интересное найдем.

Во всех домах, которые они посетили и осмотрели, больше всего их удивило одно: полное отсутствие каких-либо продуктов. Кухни, оборудованные прекрасно работающими электрическими плитами, были, но ничего похожего на холодильники они не обнаружили. Столы, стулья, шкафы с чистой посудой…. Ни хлеба, ни картошки, ни муки, ни какой-либо крупы или консервов. Ничего. Абсолютно ничего съестного.

Единственное, что им удалось найти в гостиной одного из домов — это одну початую и две нетронутые бутылки тёмно-красного вина. Французского, судя по надписям на этикетке.

— Хорошее вино, — уважительно заметил Валерка Стихарь, — вытащив пробку и осторожно понюхав содержимое бутылки. — Шато чего-то там. Дорогое. Значит люди здесь все-таки бывают.

— И эти люди предпочитают французское вино, — сказал Велга. — Во всяком случае, некоторые из них. Кстати, давненько не пил я французского вина… Ну-ка, Вешняк, Шнайдер, там на кухне должны быть бокалы…Тащите на всех! Заодно и передохнем.

Вино, действительно, оказалось отменным, и они, расположившись вокруг стола, с удовольствием его отведали.

Глава двадцать первая

Координатор думал.

Собственно, в этом и заключалась его работа — думать, анализировать, складывать в уме разрозненные факты и события в цельную мозаику жизни Вселенной. Так, чтобы не оставалось пустых тёмных пятен или кусочков, сидящих явно не на своих местах. У него не было ни тщательно, до малейших деталей, разработанного плана «сборки», ни какого-то образца, по которому он мог бы сверяться. Был только разум — лучший на свете инструмент для анализа. И безупречно отточенное чувство, помогающее мгновенно увидеть всю картину целиком. Увидеть и оценить.

Сейчас картина не складывалась.

Такое бывало и раньше. Но раньше Координатору довольно быстро удавалось мысленно расставить все на свои места и дальше уже поручить соответствующие мероприятия Распорядителю.

Теперь же процесс явно затягивался.

Координатор не оперировал человеческими мерами времени. С его точки зрения год и день практически ничем не отличались друг от друга. Время для него было не воображаемой осью координат, с нанизывающимися на неё большими и маленькими событиями, а живой пульсирующей в особом ритме субстанцией, и чувство этого ритма, умение подстроится под него и предсказать следующий толчок-удар, и было для Координатора истинной мерой времени.

И дело было даже не в том, что ему, Координатору, не удавалось быстро разобраться в изменяющейся картине мира, — картину эту он продолжал видеть целиком. Дело было в том, что эта картина ему не нравилась. И он не мог понять, чем именно она ему не нравится. Его разум говорил, что все стоит на своих местах, и время пульсирует в том же мощном и вечном ритме, что и всегда. Но его чувство… Его чувство не верило разуму. Так хороший врач, слушая дыхание пациента, еще не ловит ухом даже эха постороннего шума, свидетельствующего о подступающей болезни, но уже знает, что этому, на вид вполне здоровому человеку, очень скоро придется лечь на больничную койку.

Надо позвать Распорядителя, подумал он. Может быть, я что-то пропускаю, не вижу. Что-то лежащее на поверхности. Так бывает.

Распорядитель появился в своём всегдашнем облике: квадратная приземистая фигура с длинными руками и круглой трёхглазой головой — два глаза синих и один красный.

— Звали, Координатор?

— Праздный вопрос.

— Издержки полевой работы, увы. Чем больше общаешься с Низшими, тем чаще перенимаешь их привычки. Что делать, разговаривать-то приходится на их языке.

— Надо избавляться. Мы — не Низшие.

Распорядитель молча пожал плечами. Координатор мысленно вздохнул и продолжил:

— Я беспокоюсь, Распорядитель.

— О чем?

— Если бы знать точно… В том-то и дело, что при кажущемся порядке и гармонии, я ощущаю сильнейший дискомфорт. Что-то в мире идёт не так, как должно идти, но я не могу понять, что именно.

— Это на вас не похоже, Координатор.

— Я знаю. И поэтому мне не по себе. Дурацкое, надо признать, состояние.

— Чем я могу помочь?

— Я подумал, что, возможно, чего-то не замечаю. Чего-то явного, находящегося совсем рядом, но, тем не менее, ускользающего. Какого-то факта, или группы фактов или даже целой тенденции.

— Так бывает.

— Да, бывает… Скажите, Распорядитель, вы не замечали чего-то странного в пульсации временного континуума? Возможно, лёгкого сбоя или изменения ритма?

— Нет. Но я замечаю другое.

— Что именно?

— Мне не нравится то, как происходят события на основной Земле. Уже давно не нравится.

— Да, Земля… Вы справились, кстати, с той проблемой? Земля доступна?

— Да, справился. Но у меня, раз уж вы сами задали вопрос, складывается впечатление, что нами манипулируют.

— Манипулируют? Нами?! Вы думаете, о чем говорите?

— Ну, может быть, не совсем напрямую… У меня нет доказательств, но ощущение такое, что кто-то намеренно вмешивается в ход развития человеческой цивилизации на Земле.

— Что значит, вмешивается? Можно подумать, мы не вмешиваемся!

— Вы лучше меня знаете, что мы вмешиваемся лишь тогда, когда нет иного выхода. Когда невмешательство означает неминуемую гибель той или иной цивилизации. Мы спасаем. Иногда, очень редко, корректируем. И это всё. Мы не учим их, как жить. Они учатся этому сами.

— Так. А о каком вмешательстве говорите вы?

— О вмешательстве, носящем совершенно иной характер. Как будто… как будто кто-то хладнокровно ставит над земным человечеством эксперимент. И эксперимент жестокий.

— ?

— Я же говорю, что это всего лишь впечатление. Никаких фактов. Но… вы никогда не задумывались над тем, что статистика катастроф, эпидемий, глобальных войн и прочих нештатных и весьма неприятных ситуаций именно на Земле последнее время несколько…э-э… превысила средние значения?

— Нет, не казалось. Просто люди по своей природе таковы, что вечно устраивают сами себе неприятности. Гуманоиды, что с них взять…

— Мне известна эта ваша точка зрения. Не буду сейчас говорить о том, что я с ней не совсем согласен. Тем более что мы обсуждали это неоднократно. Хотя во многом вы и правы. Я о другом. Лично мне кажется, что даже с учётом всех этих…гуманоидно-человеческих факторов на Землю валится слишком много бед. И снаружи и, так сказать, изнутри. Да и характер их… Взять, к примеру, последние события. Знаете, что там произошло?

— Откуда? Вы мне пока не докладывали, а сам я слишком занят, чтобы уделять особое внимание одной планете. Пусть даже и находящейся на особом положении в мироустройстве. Так что же там произошло на этот раз?

— Уникальный случай. На Земле одновременно самозародились еще два разума. Один машинный, компьютерный. А второй — живой, природный. Я бы сказал, что это единый разум самой планеты.

— Хм… А что здесь уникального? Нам такие планеты известны. Разумный Океан, разумный Лес… Да и компьютерный, машинный искусственный разум не такая уж редкость во Вселенной. Иное дело, что такой разум, как правило, немедленно начинает конфликтовать со своими создателями и чаще всего гибнет. Но мы знаем и примеры нормального сожительства.

— Да, но тут оба этих разума возникли одновременно! Мало того, я склонен подозревать, что именно компьютерному разуму удалось сдать так, что я не мог некоторое время лично попасть на Землю.

— Даже так? Действительно, такого я что-то не припомню. Возможности искусственного разума обычно весьма ограничены. Впрочем, как и любого, только лишь зародившегося… Подождите, давайте я угадаю, что было дальше. Между ними, конечно, началась война?

— Именно. Она и сейчас идёт. Человечество в союзе с живым единым разумом планеты схлестнулось с разумом искусственным, компьютерным. И это хорошо, потому что иначе все шло к окончательной деградации и, в конечном счете, гибели людей. Кстати, войну спровоцировал известный вам отряд. И вовремя, надо заметить, спровоцировал. Но мы отвлеклись.

— Да. Вы говорили об эксперименте.

— Я говорил о своих впечатлениях.

— Хорошо. Допустим так оно и есть. И кто тогда, по-вашему, может проводить подобный эксперимент? Мне такая сила не известна.

Распорядитель очень красноречиво промолчал, скосил два синих глаза (третий, красный, продолжал глядеть прямо на Координатора) в сторону и переступил с ноги на ногу.

— Бросьте, — неуверенно произнёс Координатор. — Этого не может быть.

Утро следующего дня не принесло изменений. То же солнце, то же небо и та же летняя звенящая тишина вокруг.

К обеду выяснилось, что делать уже совершенно нечего.

Конечно, при желании они могли бы заново обыскать весь городок, что называется, до последнего закутка, но таковое желание напрочь у отряда отсутствовало. Да и откуда бы ему, желанию таковому, взяться, если и так уже было ясно, что ничего особого, могущего немедленно дать ответы на все их вопросы, они не найдут. А лазить по каждому дому и выстукивать стены в поисках неизвестно чего… Нет, к черту. Уж лучше завалиться на озерный пляж и заслуженно отдохнуть после всего недавно пережитого.

Так они и поступили.

Немного тревожило отсутствие в городке продовольственных запасов, но, во-первых, их рюкзаки еще отнюдь не показывали дно, а во-вторых, Сергей Вешняк и Михаил Малышев, поднявшись ещё до зари, соорудили из подручных материалов пару удочек, накопали червей, сходили к озеру и притащили к общему подъему такой знатный улов, что все только ахнули. Велга собрался, было, вставить разведчикам соответствующий фитиль за самовольные действия в малознакомой обстановке, но, поразмыслив, не стал. Ребята хотели сделать приятный сюрприз, им это вполне удалось, и перегибать в данных конкретных условиях палку с дисциплиной не стоило.

После обеда, состоявшего из наваристой вкуснейшей ухи (сразу тебе и первое блюдо, и второе), часок вздремнули и отправились на пляж. Купались, валялись на песке, курили, лениво перебрасывались ничего не значащими фразами и снова купались.

— Везет нам на водные процедуры в последнее время, — сообщил Валерка Стихарь, сидящему рядом Курту Шнайдеру, переворачиваясь на живот и наблюдая за резвящимися у берега Малышева и Аню. — Сначала на Лоне, теперь здесь.

Михаил, кажущийся рядом с невысокой девушкой настоящим великаном, подставлял ей сцепленные в «замок» ладони, после чего делал мощное резкое движение и подбрасывал Аню высоко вверх и вперёд. Девушка пролетала по изящной дуге пару-тройку метров спиной к озеру — лицом к небу и, вытянувшись в струнку, почти беззвучно входила в воду.

— Красиво, — вздохнул Шнайдер и поправил накинутое на плечи и спину полотенце. У него, как у всех ярко-рыжих, была очень чувствительная белая кожа, которая легко получала ожоги под прямыми солнечными лучами. — Повезло Мише. Аня очень хорошая девушка. Думаю, из нее получится замечательная жена.

— Завидуешь, что ли? — подмигнул Валерка. — Ничего. Вот кончится вся эта бодяга, найдем и мы себе достойных подруг. В Ростове знаешь, какие девчонки! Идет такая краля летом по Садовой… Глаз не отвести! Смотришь вслед, и так всё в тебе и подымается. Неудержимо.

— И ты в это веришь? — серьёзно посмотрел на ростовчанина Курт. — Наивный человек…. И с чего ты взял, что я завидую? Может быть, им как раз придется, в конечном счете, гораздо хуже, чем нам.

— С чего бы это? — искренне удивился Валерка. — Они же любят друг друга, разве нет?

— Вот именно потому, что любят им и труднее, и хуже. У нас нет иллюзий, понимаешь? А у них они уже есть.

— Какие-то вы, немцы, пессимисты, — сказал Валерка и потянулся за лежащими рядом сигаретами. — И философы там, где надо и там где не надо. Нет, чтобы искренне порадоваться за товарищей. Без всякой философии.

— Мы не пессимисты, — возразил Шнайдер. — Просто умеем рационально и трезво смотреть на вещи. И думаем сначала головой, а уж затем сердцем. А вы русские — наоборот. Отсюда и все ваши беды. А за Мишу и Аню я радуюсь, можешь не сомневаться.

— Ой-ой, — Валерке явно было лень спорить. — Можно подумать, у вас никаких бед нету.

— Это верно, — вздохнул Шнайдер. — У каждого народа хватает своих бед. Ладно, пойдем, что ли, искупаемся?

— Пошли, — согласился Валерка.

Первым людей заметил Руди Майер.

И заметил совершенно случайно.

Просто в очередной раз кинул ленивый взгляд на вершину холма и в мягких, уже почти вечерних лучах солнца, увидел, что там, по щиколотку в траве, стоят, взявшись за руки, двое. Мужчина и женщина. Стоят и тоже смотрят. На озеро, на сосновый бор, на песчаный пляж и на них, отдыхающих на этом пляже. Оба в длинных, ниже колена, шортах и свободных майках навыпуск. Вот женщина увидела, что их кто-то заметил и приветственно помахала рукой. Майер подумал и осторожно помахал рукой в ответ.

— Кому это ты? — удивился Дитц.

Обернулся и тоже увидел.

— Господа, у нас, кажется, гости, — сказал негромко, но внятно.

— Ну, наконец-то! — Велга поднялся на ноги и, заслонившись ладонью от солнца, посмотрел на вершину холма.

Теперь уже им помахал рукой мужчина.

— Они нас видят, — констатировал Александр.

— Странно, если бы это было не так, — усмехнулся Дитц. — Мы тут как на ладони.

— Чудно как-то, — сказал Вешняк. — Стоят и смотрят. А к нам не идут.

— Может, стесняются? — предположила Аня. — Деликатные люди, не хотят нам мешать.

— Хм… — наморщил лоб Дитц. — Не исключено, что и так.

— А давайте их позовем? — предложил Стихарь. — Чего нам-то стесняться? — и, не дожидаясь согласия остальных, махнул рукой и крикнул:

— Эй, люди! Давайте к нам! Здесь хорошо! Песочек теплый, водичка чистая!

Они думали, что их уже давно нечем удивить. Но то, что произошло через секунду-другую…. Мужчина и женщина переглянулись и, продолжая держаться за руки, взмыли над землёй. Метров на пять, не меньше.

Повисели в воздухе, как бы давая собой полюбоваться, а затем плавно и стремительно заскользили вниз, к отряду.

Валерка Стихарь ещё и рот не успел закрыть от изумления, как парочка уже стояла на песке в двух шагах от них.

— Э-э…здравствуйте, — первым в себя пришел Велга, — и, как говорится, добро пожаловать в нашу компанию. Но… чёрт возьми, как это у вас получается?!

— Здравствуйте, — белозубо улыбнулась женщина. — Спасибо, мы с удовольствием. Что получается?

Выглядела она лет на тридцать, не больше и говорила по-русски с каким-то неуловимым акцентом.

— Здравствуйте, — поздоровался вслед её спутник — крепкий широкоплечий мужчина примерно такого же возраста с открытым прямым взглядом светло-голубых глаз.

— Да, вот это, — Александр обозначил указательным пальцем воображаемую дугу, — по воздуху…. Как вы это делаете?

Этот простой вопрос вызвал у «гостей» явное недоумение. Они снова переглянулись, и мужчина едва заметно пожал плечами.

— Это всего-навсего антиграв, — сказал он после секундного замешательства. — Просто он на поясе и под майкой его не видно. Вы что же, не догадались?

И в доказательство своих слов приподнял майку, демонстрируя присутствующим плоский мускулистый живот, ремень на поясе шорт и какую-то матово отсвечивающую, похожую на металлическую, штуковину на ремне с множеством на ней, штуковине, разноцветных мигающих огоньков.

— Ну, конечно, — пробормотал Велга и почесал мизинцем бровь. — Антиграв. Как это я сразу не сообразил…

— Это мы, наверное, на солнце перегрелись, — подсказал с самым серьёзным видом Стихарь. — Бывает.

Далее последовали взаимные представления.

Женщину звали Эля, а мужчину Зигфрид, что немедленно вызвало оживление у немецкой половины отряда.

— Вы немец? — спросил Хельмут с наивозможной доброжелательностью в голосе.

— Частично, — улыбнулся тот. — Мой отец был немцем наполовину. Ну, а я, соответственно, немец по крови на четверть. В общем, немецкого во мне — только имя. Даже языка не знаю. Так, три-четыре десятка слов… Впрочем, никогда не было нужды им владеть, а то бы, конечно, выучил. А вы?

— Я из Дрездена, — сказал Дитц. — Саксония. Половина из тех, кого вы тут видите, чистокровные немцы. Вторая половина, как вы, наверное, уже поняли по именам, русские.

— Тоже чистокровные? — изящно приподняв тёмную бровь поинтересовалась Эля.

— Э-э… ну да, — усмехнулся Дитц. — То есть, я хотел сказать, — вероятно. Саша, вот, наконец-то и представился случай у тебя спросить. Вы чистокровные русские?

— Как слеза младенца, — заверил Велга.

Все засмеялись.

— Интересная у вас компания, — сказала Эля. — Половина русских и половина немцев.

— И всего одна женщина, — добавил Зигфрид. — Подождите, не рассказывайте, я попробую сам догадаться. Так. Одинаковые комбинезоны, обувь, снаряжение, оружие, наконец…. Вы какой-то специальный отряд, верно? Скорее всего, ловцы.

— Ого, — уважительно сказал Хельмут. — Почти в яблочко. Поздравляю.

— А почему «почти»? — заинтересовалась Эля. — Ой, только не рассказывайте прямо сейчас, ладно? Очень искупаться хочется, пока солнышко еще греет. Мы с Зигфридом всю неделю об этом мечтали! Приходите к нам вечером в гости, хорошо? Тогда и побеседуем всласть.

— Спасибо, — кивнул Хельмут. — Обязательно придем. Куда и во сколько?

Эля рассказала, в каком доме они расположились (оказалось, через дорогу от них), предложила встретиться не раньше восьми вечера («чтобы я успела приготовиться к вашему приходу!»), но и не позже девяти и потащила Зигфрида купаться.

Они молча наблюдали, как Эля и Зигфрид мощным безукоризненным кролем пересекли зеркальную гладь озера, выбрались на противоположный берег и, вновь взявшись за руки, скрылись в сосновом бору.

— Красивая пара, — заметил Майер. — Как на картинке.

— Любовники, — с видом знатока сказал Валерка. — Приехали…то есть, прилетели хорошо провести время. Всю неделю мечтали.

— Все-таки пошляк ты, Валера, — вздохнула Аня. — Неисправимый.

— А чего это сразу пошляк? Ну, любовники… Что в этом пошлого?

— Пошлость не в твоих словах, а в интонации. Ты себя со стороны не слышишь.

— Ну, извини, — пожал плечами ростовчанин. — Какой есть.

— Об этом я и говорю. Не обижайся. Конечно, они любовники. Но они… любят друг друга. По-настоящему любят. Что между любовниками в твоем смысле слова не так уж часто и бывает. Понимаешь, о чем я?

— Да где уж нам, — сказал Валерка. — Это ведь ты у нас знаток душ человеческих. А мы что? Простые солдаты.

— Грубые и неотесанные, — подсказал Шнайдер.

— И пошляки к тому же, — вздохнул Стихарь. — Без всякого понятия о тонкостях любви.

— Ну, все, — засмеялась Аня. — Понесли ботинки Митю… Мальчики, вы все равно самые лучшие. При всех своих недостатках. Не обижайтесь на меня, ладно?

— На тебя невозможно обижаться, — сказал Валерка. — Это все равно, что обижаться на ангела-хранителя. Совершенно пустое занятие.

Глава двадцать вторая

— Хорошо, что к нашим комбинезонам грязь не липнет, — сказал Валерка, причесываясь перед зеркалом. — А иначе как бы мы пошли в гости? Переодеться-то не во что.

— Меня совсем не это волнует, — сказал Велга.

— Меня тоже, — понимающе кивнул Дитц. — Что делать с оружием?

— Вот-вот. Идти с ним? Как-то невежливо, если не сказать больше. Оставить здесь? Рискованно. Мало ли, что может случиться… И ещё. Что мы им расскажем. Правду? Боюсь, как бы нас после неё не упекли в местную психушку.

— Мы уже неоднократно рассказывали правду, — заметил Дитц. — И ничего, на свободе пока.

— Да, но мы все равно не можем знать заранее, как к нашей правде отнесутся именно в этом мире.

— По-моему, ты слишком перестраховываешься, — сказал Хельмут. — Пока не попробуешь, не узнаешь, верно? Вот давай и попробуем. Все равно никакую приемлемую легенду сочинить не удастся. Слишком мало у нас информации об этом мире.

— А давайте Аню спросим? — предложил Малышев.

— Верно! — поддержал Михаила Стихарь. — Анечка у нас ситуацию сечёт на раз. Как это я сам не догадался!

— Ну-ну, — сказал Велга.

— Я вот только не пойму, как вы без меня раньше жили, — сказала Аня, — господа разведчики.

— Плохо, Анечка, — вздохнул Стихарь. — Просто исключительно плохо. Сам до сих пор не понимаю, как мы сумели уцелеть. Ну, так что скажешь?

— Скажу то же, что уже говорила. Оружие здесь нам не потребуется. В ближайшее время, по крайней мере. Пока тут абсолютно безопасно. Так что, давайте оставим. А насчёт правды… Почему бы и не рассказать? Не обязательно во всех подробностях, но, в общих чертах, думаю, можно. Опять же у нас есть доказательства, что мы не сошли с ума. То же оружие и снаряжение. Я почему-то не думаю, что у них существуют точно такие же плазменные винтовки, комбинезоны, пищевые концентраты и многое другое.

— Ладно, — с явной неохотой согласился Велга. — Пусть будет по-твоему. Рискнем. Только на виду оружие всё-таки оставлять не стоит. Спрячем где-нибудь.

— Может, на чердаке? — предложил Вешняк. — Я там видел подходящее местечко у стропил. С правой стороны, если стоять лицом к входной двери.

Так и сделали.

Без винтовок каждый из них, кроме Ани, ощущал себя будто раздетым — непонятно было, куда девать руки и как вообще себя вести, но уже, чтобы не показаться невежливыми, пора было выходить.

Запах только что приготовленной — с пылу, с жару — еды они почуяли ещё на улице.

— Жаркое, — авторитетно заявил Валерка, — останавливаясь и втягивая носом воздух. — С каким-то очень заманчивым соусом. Лучок, чесночок, перчик…. Укропчик с петрушечкой и васильком. Сухое белое и красное… Мамочка родная, как быстро, оказывается, я умудрился соскучиться по жаркому!

— Получается, они продукты с собой привезли? — удивился Майер. — Так много? Ведь не могли же они знать, что встретят нас!

— Может, надолго собирались, — предположил Стихарь. — Вот и прихватили побольше. А тут мы. Ну, они, как люди гостеприимные и не жадные и пригласили нас в гости. Плохо только, что ответить нам нечем… Оп-па, а ведь есть же! Коньяк! Тот, что мы с Лоны захватили в качестве неприкосновенного запаса. Как же это я забыл…

— Я не забыл, — сказал Велга и продемонстрировал всем плоскую флягу.

— На то мы им командиры, чтобы обо всём помнить, — подмигнул ему Хельмут, вытаскивая из-за пазухи такую же.

— Да, — сказал Валерка. — Уважаю. Счастлив тот солдат, который имеет таких командиров.

Стол был накрыт в гостиной и поражал своим изобилием. Чего на нем только не было! Валерка Стихарь начал, было, считать про себя блюда, но сбился на втором десятке и плюнул на это дело. Фляги с коньяком были приняты благосклонно, но с некоторым удивлением.

— Коньяк во флягах? — переспросил Зигфрид. — Первый раз вижу. Расскажете потом, как вы его заказывали?

— Боюсь, это будет трудновато, — сказал Дитц. — Потому что мы его не заказывали, а привезли с собой. — Но каков стол! Моё восхищение хозяйке, — и он, щёлкнув каблуками, поцеловал Эле руку.

— О, какой древний обычай! — улыбнулась та. — Как мило, что вы его вспомнили. Кажется, он был распространён в средневековье?

— Что вы, — возразил Дитц. — Ещё в двадцатом веке поцеловать даме руку при встрече считали своим долгом миллионы мужчин.

— Вот как! Может быть. Впрочем, я никогда не была сильна в истории. Но что же это мы стоим? Прошу за стол, друзья, прошу за стол!

После того, как были отведаны первые блюда (Велга отметил про себя, что на вид они гораздо лучше, нежели на вкус) и произнесены тосты за знакомство и здоровье присутствующих, сам собой завязался разговор. Который, разумеется, немедленно и самым непосредственным образом коснулся гостей.

— Как вы находите Золотой бор? — обратился к Хельмуту Зигфрид. — По-моему, здесь замечательно.

— Полностью с вами согласен, — наклонил голову обер-лейтенант. — Золотой бор… Да, отличное место для отдыха.

— А вы разве прибыли сюда отдыхать? — спросила Эля. — Мне показалось, что работать. Или и то, и другое вместе? Впрочем, я прошу прощения за излишнее любопытство. Ловцы, насколько я знаю, не особенно афишируют свою профессиональную принадлежность.

Дитц неопределённо хмыкнул и вопрошающе посмотрел на Велгу.

Давай, мол, помогай.

— Понимаете, Эля, — медленно сказал Александр, промокнув губы салфеткой и отпив из бокала вина. — Дело в том, что мы не ловцы. Вам, наверное, это покажется невероятным, но мы даже не знаем, кто это такие. Точнее, мы понимаем значение данного слова в том смысле, что ловец — это тот, кто ловит кого-то. Или что-то. Но нам неизвестна профессия под названием «ловец». Нам многое здесь не известно и непонятно. Мы попали сюда, к вам, случайно. И теперь, честно говоря, нам требуется небольшая помощь.

Эля и Зигфрид переглянулись, и Велга заметил слабый огонёк тревоги, мелькнувший в их глазах.

— Помощь? — спросил Зигфрид. — Пожалуйста. Говорите, что вам нужно, и мы с Элей постараемся вам помочь. Мне только не совсем ясно, что значит «мы попали сюда случайно». Вы назвали первое, пришедшее в голову место, и нуль-кабина перебросила вас сюда?

— Вы будете смеяться, — без тени улыбки сказал Дитц, — но мы не знаем, что такое «нуль-кабина». Это какой-то вид транспорта?

— Не знаете, что такое нуль-кабина? — откинулся на спинку стула Зигфрид. — Пожалуй, будет лучше, если вы расскажете все с самого начала, а то мы ещё долго не поймем друг друга. Правда, дорогая? — и он как-то слишком пристально посмотрел на Элю.

— Да, — подтвердила хозяйка дома. — Я тоже думаю, что это будет лучше всего. Мы слушаем вас.

— Давай, Саша, приступай, — вздохнул Хельмут. — Мне кажется, у тебя это лучше должно получиться.

И Велга приступил.

Прерываемый время от времени вопросами Эли и Зигфрида, он говорил около часа и за это время кратко и внятно сумел пересказать историю отряда.

— И вот мы здесь, — закончил он в полной тишине. — Мы понятия не имеем не только о том, как мы сюда попали, но и том, где находимся. И будем очень благодарны, если вы нас хоть немного просветите на сей счёт.

— Да, — после непродолжительного молчания сказал Зигфрид и протянул руку к фляге с коньяком. — Такую историю надо… сдобрить. И не вином. Девяносто лет живу на свете, но ничего даже близко похожего не слышал. Честно говоря, я думал, что меня практически невозможно удивить. Но вам это удалось. Ох, прошу прощения, кто ещё будет коньяк?

— Я буду, — сказал Дитц и пододвинул свою рюмку.

— Я тоже не откажусь, — кивнул Велга.

— А мы тут себе сами нальём, — заявил Стихарь на другой стороне стола, — не беспокойтесь.

Выпили, молча приподняв рюмки, и Дитц попросил у Эли разрешения закурить.

— Э-э… да, конечно, — смешалась она. — Курите… Просто я думала, что уже никто давно… Впрочем, извините. С учетом того, что вы рассказали…

— Мы можем покурить и на крыльце, — сказал Малышев, поднимаясь.

— Не волнуйтесь, — махнул рукой Зигфрид. — Здесь отличная вентиляция. Сейчас я её только включу…

Он поглядел в потолок и громко сказал:

— Включить вентиляцию.

Они сидели при открытых окнах, но там, за стенами дома, в природе царило затишье, и поэтому в гостиной не ощущалось ни малейшего сквозняка. Теперь же, после слов Зигфрида, откуда-то явственно потянуло свежим ветерком.

— Управление голосом? — осведомилась Аня. — Интересно. А мы и не догадались.

— Послушайте! — воскликнул Карл Хейниц. — Зигфрид, вы сказали, что вам девяносто лет, или мне это послышалось?

— Девяносто два, если быть точным.

— Невероятно… Я бы не дал вам больше тридцати. Как это у вас получается?

— Но это в порядке вещей, — сказала Эля. — Мне, например, восемьдесят семь лет. А вам, простите, сколько?

— Нам всем далеко ещё даже до тридцати, — ответил за ефрейтора Дитц. — Что ж, я вижу, что мы опять попали в какое-то будущее.

— Однако … — тихо сказала Эля. — Я думала, что вы, как минимум, наши ровесники. Или даже старше.

— Ничего себе, — сказал Валерка. — Дожил, блин с горохом… Мне уже девяносто лет дают! И кто? Красивая молодая женщина! Нет, надо срочно что-то делать. Оздоровительные процедуры, режим питания, солнце, воздух и вода… Эх, жаль не хватает здесь представительниц женского пола. Желательно, ровесниц, конечно, но можно и постарше. Ничто так не омолаживает душу и тело, как присутствие милых дам. Скажи, друг, — обратился он к Зигфриду. — А девушки и женщины в этот самый Золотой бор залетают хотя бы время от времени? Или русскому и немецкому солдату так и стареть здесь вдали от ласкового внимания?

Зигфрид открыл, было, рот, чтобы ответить, но не успел.

— Вале-ра, — спокойно произнёс Велга. — Ты не забыл, что мы в гостях?

— Кто, я?! — округлил чёрные нахальные глаза Стихарь. — Да я об этом каждую секунду помню. Но ведь надо же как-то разбавлять наш разговор. Шутками, там и прочим…

— Не обращайте внимания, — сказал Велга, улыбаясь Эле и Зигфриду. — Нашего Валеру иногда заносит.

— Ничего, — улыбнулся в ответ Зигфрид. — По-моему, все замечательно. А насчет возраста и Золотого бора… Понимаете, Эля решила, что вы наши ровесники по двум причинам. Во-первых, в вас чувствуется повадка очень опытных, много повидавших и много переживших людей, а опыт приходит только с возрастом.

— Увы, не только, — сказала Аня, переводя внимательный взгляд с Зигфрида на Элю и обратно.

— Да, не только, — согласился Зигфрид. — Но большей частью, всё же, именно с возрастом. Во всяком случае, у нас.

— Понятно, — сказал Дитц. — А во-вторых?

— А во-вторых, Золотой бор не считается местом отдыха молодежи. Сюда, в абсолютном большинстве, приезжают люди постарше.

— Тут очень спокойно и тихо, — пояснила Эля. — А молодёжь не очень жалует тишину и покой.

— Да, — согласился Дитц. — Молодёжь всегда и везде одинаковая. Скажите, а какой сейчас год от рождества Христова?

— Сегодня двадцать второе июня две тысячи сто девяносто восьмого года, — чуть помедлив, ответил Зигфрид. — Мы с вами в России. Отсюда до Москвы около четырехсот километров на северо-северо-запад… Что это вы?

Дитц и Стихарь молча разлили по рюмкам коньяк, и отряд, как один человек, поднялся.

— Господа и товарищи, — сказал Хельмут. — Много-много лет назад по местному исчислению, а для нас будто вчера, Германия вступила в войну с Советским Союзом. Мы были смертельными врагами, достойными друг друга. Но волею судьбы и Бога стали братьями. Братьями по оружию и общему делу. Давайте выпьем за наше боевое братство и за то, чтобы больше никогда ни в одном из миров и вселенных немцы и русские не сходились в смертельной схватке.

— Хороший тост, Хельмут, — сказал Александр. — Давайте.

Они выпили и сели.

— Интересно, — заметил Зигфрид. — А ведь действительно, с тех пор, как в августе, кажется, тысяча девятьсот сорок четвертого года закончилась Вторая мировая война, немцы и русские, действительно, ни разу больше не воевали друг с другом.

— А кто у вас победил? — спросил Вешняк.

— М-м… я не историк, но, кажется, дело кончилось сначала перемирием, а потом и вовсе миром. Лидера немцев…этого…как его…

— Адольфа Гитлера, — подсказал Стихарь.

— Да, кажется, так его звали. Так вот, его убили свои же генералы. И тут же начали переговоры о перемирии. Хотя, насколько я помню, победить должны были русские. Германия к тому времени уже выдохлась.

— Везде своя история, — констатировал Дитц. — Забавно. Скажите, Зигфрид, вы не против того, чтобы прочесть нам короткую лекцию о том, что стало с миром дальше? Хотя бы основные события, начиная с окончания той войны и до этих дней. Чтобы нам хоть как-то ориентироваться.

— Отчего же, с удовольствием. Хотя лучше всего вам воспользоваться Всемирным Информаторием. Там есть вполне доступный курс лекций по истории.

— Да мы бы с радостью, — сказал Дитц, — но не знаем, как это сделать.

— Доступ к Всемирному Информаторию осуществляется из любого человеческого жилища. Когда вернетесь к себе, прикажите дому включить экран. Когда экран включится, попросите краткую лекцию по истории за интересующий вас период.

— И всё? — недоверчиво осведомился Шнайдер.

— Все. Информаторий можно спросить, о чем угодно. Нужно только правильно задать вопрос. Смотрите, я вам покажу.

И Зигфрид, видимо для наглядности хлопнув в ладоши, громко произнёс:

— Включить экран!

Воздух справа от входной двери как будто зашевелился, замерцал едва уловимыми искорками… секунда-другая, и вот уже над полом на уровне глаз висит и светится ровным серебристо-голубым светом прямоугольник экрана с диагональю, как минимум, полтора метра.

— Лихо, — присвистнул Стихарь. — И как этой штукой управлять?

— Так же, как и всем остальным, — сказал Зигфрид. — Даёте команду — и всё. Ну, вот, что, например, вы желали бы увидеть?

— Например, последние новости, — предложил Дтиц. — Хотелось бы знать, что делается в мире.

— Хорошо, — кивнул Зигфрид, — Попробуйте дать команду сами.

— Ну, с отдачей команду меня, думаю, особых проблем возникнуть не должно, — сказал Хельмут и, повернувшись к экрану, железным голосом лязгнул. — Хочу увидеть последние новости! Немедленно!

— Ой, — поёжилась Эля. — Ну и голосок у вас. Даже страшновато делается….

— Бояться совершенно нечего, — успокоил ее Велга. — У Хельмута добрейшее сердце, смею вас уверить. Просто у настоящего командира и должен быть именно такой голос, когда он отдаёт приказы. Иначе подчинённые просто не поймут, что он хочет им сказать.

— Да и вообще мы хорошие ребята, — поддержал своего лейтенанта Валерка. — Мухи не обидим.

— Если, конечно, она нас не обидит, — ухмыльнулся Майер. — О, глядите!

На экране возникло изображение, и появился звук. Изображение было цветным и настолько объемным, что казалось — это не экран висит перед ними перед ними, а какое-то волшебное окно, сквозь которое можно заглянуть в любое желаемое место. Звук тоже шёл как будто со всех сторон одновременно, и Велга даже невольно оглянулся в поисках невидимых динамиков.

Снимали с большой высоты.

Внизу проплывали клочья облаков, и блестела на солнце извилистая лента реки, по берегам которой кто-то словно рассыпал в беспорядке горсть ярких разноцветных кубиков и шариков.

— … выглядит крупное поселение наших новых братьев по разуму, расположенное в южном полушарии планеты, — сообщил приятный женский голос. — Экспедиция Института Внешних Связей достигла намеченной цели и обнаружила разумную жизнь в Малом Магеллановом Облаке. Напомним, что оно удалено от нашей галактики Млечный Путь на 200 тысяч световых лет, и люди не только впервые сумели преодолеть столь внушительное расстояние, но и с помощью дальней связи передали данные о своем открытии на Землю. Экспедиция продолжает свою работу.

— А теперь вернемся к земным событиям. Сегодня перед Советом по Этике и Морали выступил доктор психологии профессор Эндрю Линдстрем, — продолжил голос, и объемная картинка на экране сменилась.

Теперь это было изображение мужчины в летнем костюме непривычного покроя. Мужчина стоял в свободной позе на круглом подиуме перед заполненным людьми амфитеатром и что-то говорил по-английски, подкрепляя слова сдержанной жестикуляцией.

— Профессор Линдстрем известен своими весьма неординарными взглядами на проблему «окаянных», — сказала женщина-диктор, перекрывая речь ученого мужа, — и, пользуясь своим правом постоянного члена Совета, в очередной раз призвал СЭМ отказаться от практики их полной изоляции от общества…

В последующие десять минут они увидели и услышали много интересного, но вопросов от этого меньше не стало. Каковые вопросы немедленно и посыпались на гостеприимных хозяев.

Беседа, если это можно было назвать беседой, затянулась до ночи. Из ответов Эли и Зигфрида выяснилось следующее.

Человечество на этой Земле уже сто пятьдесят лет, как покончило не только с войнами, но и с вооружёнными конфликтами и столкновениями.

Взлёт недорогих технологий, основанный на дешёвой и безопасной энергии (её научились получать, используя свойства гравитационного поля) позволил в довольно короткий срок искоренить бедность и нищету. А нанотехнологии, умело примененные в медицине, генетике и экологии позволили человечеству забыть о тысячах болезней, подняли среднюю продолжительность жизни до ста семидесяти лет, возродили на планете сотни исчезнувших видов живых существ и очистили её от залежей грязи и мусора, скопившегося на ней за последние века.

Но всё это произошло после того, как нефть, газ и уголь перестали быть одними из главных козырей в большой политике, а новое сокрушительное оружие, основанное на открытии и практическом применении антигравитации (ядерное и, появившееся, было, нано-оружие не шли с ним ни в какое сравнение), получили возможность приобрести даже беднейшие страны, и традиционные отношения между государствами претерпели революционные изменения.

Право силы уже не работало, потому что сильными стали все.

И все получили недорогую возможность выхода в открытый космос.

И немедленно выяснилось, что освоение планет Солнечной системы, а затем, с появлением гиперпространственных двигателей, и ближайших звёздных систем, занятие не менее захватывающее и прибыльное, нежели война. Человечество как-то сразу почувствовало, что ему тесно на Земле и с яростным энтузиазмом устремилось в космос. Свою роль тут, конечно, сыграла и культура с искусством, своевременно и талантливо сотворившие главными героями информационно-познавательных передач, газетных статей, фильмов и книг не солдат с диверсантами и террористами и не полицейских с грабителями и убийцами, а учёных, испытателей, конструкторов, исследователей, космонавтов и первых колонистов далёких, только что открытых миров. Не отстали от прочих и воспитатели с учителями. Была разработана и с успехом применена в глобальном масштабе (разумеется, с учетом национальных особенностей) новая прогрессивная система воспитания подрастающего поколения, способствующая не подавлению, а наиболее полному раскрытию личности. Профессия учителя стала не только престижной, но и модной, что позволило выбирать из сотен тысяч претендентов наиболее талантливых и способных…

Отряд, затаив дыхание, будто волшебную сказку, слушал рассказ Эли и Зигфрида, которые, явно увлекшись, дополняя и перебивая друг друга, поведали гостям и об открытии метода нуль-транспортировки, и о встречах с первыми внеземными цивилизациями, и о поражающих воображение научных и инженерных проектах, и о массе иных интереснейших фактах и событиях.

— Да, — с явным уважением в голосе сказал Сергей Вешняк, когда стрелка настенных часов в гостиной приблизилась к цифре один, а хозяева прервались, чтобы передохнуть и выпить вина. — Просто не жизнь, а рай на земле. Живи — не хочу.

— Спасибо, дорогие хозяева, — Велга посмотрел на часы и чуть смущённо улыбнулся. — Вы так замечательно всё рассказали, что нам теперь и лекция по истории не понадобится. Это было настолько увлекательно, что мы даже не заметили, как быстро пролетело время. Уже поздно и пора, как говорится, и честь знать.

— Да, — поднялся Дитц. — Мы явно засиделись. Прошу завтра к нам с ответным визитом. Только один последний вопрос. Можно?

— Конечно, — сказал Зигфрид, тоже поднимаясь из-за стола. — О чем вы хотели спросить?

— Э-э… скажите, где вы брали… продукты? Привезли с собой? Дело в том, что у нас только НЗ — неприкосновенный запас. Это весьма питательно, но накрыть с его помощью хороший стол весьма проблематично.

— Продукты? — удивилась Эля. — Ах, да, вы же… Существует нуль-т — линия доставки. Видели на кухне такую …нишу в стене?

— А, которая изнутри светится, когда открываешь дверцу? — спросил Валерка. — Видели. Я сначала думал, что это какой-то специальный холодильник.

— Это приемная камера. Открываете, громко и внятно говорите, что бы вы хотелось на завтрак, обед или ужин, закрываете, и через несколько секунд ваш заказ уже в камере. Можно забирать, накрывать на стол и приступать к трапезе.

— Даст ист фантастиш, — пробормотал Руди Майер по-немецки. — Это ж сколько сразу у человека, а в особенности у женщины, свободного времени высвобождается! Поверить не могу… А объедки и грязная посуда? С этим что делать?

— Так ведь каждое утро приходит киберуборщик, — сказала Эля и сдержала зевок, прикрыв рот ладонью. — Он все и сделает. Ох, а ведь, действительно, поздно уже…. Только сейчас почувствовала, что устала. Спасибо вам, что пришли. Нам тоже было очень интересно.

Глава двадцать третья

Сон был вязок, тягуч и крайне неприятен.

В этом сне Велга тащился через какое-то бесконечное мутное болото, при каждом шаге погружаясь в серую, противно чавкающую жижу, чуть ли не по колено.

Он был один.

Из оружия — родной ТТ в кобуре на правом боку. Из обмундирования — гимнастёрка с двумя кубарями в петлицах, галифе, полные мокрой жидкой грязи сапоги, да пилотка с красной звёздочкой. Почему он один, где взвод, где фронт и тыл — ничего этого он не знал. Он знал только, что ему нужно идти по этому тоскливому болоту до тех пор, пока не кончится или болото, или он сам — лейтенант Красной Армии Велга Александр Иванович. Он прекрасно понимал, что это всего лишь сон, и нужно просто сделать не очень великое усилие, чтобы проснуться, но… Отчего-то сделать это самое усилие не получалось. А получалось только шаг за шагом плестись по колено в этом чёртовом болоте и уповать на то, что всё-таки оно кончится раньше, чем его, Велги, уже такие небольшие силы.

И в тот момент, когда болото сначала измельчало, а затем и вовсе сошло на нет, и он ощутил под ногами твердую землю, ему удалось совершить давно желаемое усилие и проснуться.

Так. Очень интересно. И где это я?

Александр откинул лёгкое одеяло, сел на кровати и огляделся.

Сон во сне? Так бывает…

Потряс головой, несильно ущипнул себя за руку, но окружающая действительность осталась прежней. А состояла она из кубической формы помещения, равномерно окрашенного в приятный глазу салатовый цвет (просто салатовые стены, тёмно-салатовый пол и светло-салатовый потолок). Не считая кровати и стоящего рядом с ней круглого столика на изящной, будто вырастающей прямо из пола, ножке, никакой мебели или иных предметов обстановки в помещении не было. Не было здесь также дверей и окон. Во всяком случае, после внимательнейшего осмотра стен и потолка, Велга не обнаружил ничего, хотя бы отдалённо напоминающего окна или дверь. Правда, в одной из стен он нашёл открывающуюся нишу, весьма похожую те ниши доставки продуктов, которые они уже видели в домах Золотого бора. Но это было всё. Исчезла также его одежда (на нём были только короткие, гладкие на ощупь трусы из непонятной материи) и оружие.

— Да, это явно не Золотой бор, — сказал он вслух, сел, спустил ноги с кровати и, облокотился на столик.

Я знаю, что мне напоминает эта комната, подумал он. Ту камеру у сварогов, в которую нас поместили после того, как выкрали с Земли. Да, точно. Ту проклятую камеру с прозрачными или глухими — по желанию наших тюремщиков — стенами. Правда, следует отдать должное землякам, в той камере не было кроватей, и валялись мы прямо на полу. Хоть и чистом и даже теплом, но все-таки. И больше она была, разумеется. Такая, чтобы весь мой взвод поместился. А здесь, значит, одиночка. Та-ак… Правда, на Лоне, помнится, я тоже очнулся один и в трусах, но там было явно повеселее. Да, неприятная ситуация. Но что же произошло? Попробуем мыслить логически. Сдали нас, конечно, милые хозяева. Эта древняя, но вечно молодая любовная парочка. Эля и Зигфрид. Или один из них. Но как Аня не учуяла подвоха? Колдунья называется. Хотя… Возможно, что никакого подвоха и не было. Пока они нас принимали, как гостей, у них и мысли ни о чем подобном могло не возникнуть. Или промелькнула она где-то тенью на задворках сознания, да и пропала. До поры до времени. Так. А потом, значит, проводили они нас и … и задумались. Девять человек. Странно одетых, странно говорящих, да еще и с оружием. Да еще и рассказывающих совершенно фантастические истории про бои и сражения в параллельных мирах, на аналогах Земли прошлого и будущего. Шайка сумасшедших, одно слово. Вооружённых сумасшедших. Ну, или не шайка, но все равно типы крайне подозрительные. Если учесть, что на этой Земле давно нет войн и практически искоренена преступность… Кстати, а искоренена ли? Напрямую об этом разговора, вроде, не было, но по косвенным признакам… Чёрт, по каким ещё косвенным признакам? Мы же ничего не знаем, а просто взяли и поверили рассказу Зигфрида. А как было не поверить? Он правду говорил. Если бы врал, Аня заметила бы. М-да. Задачка. Ладно. В общем, решили они сообщить о нас на всякий случай. Кому? А кому положено. Не может ведь быть такого, что у них нет никаких вообще служб безопасности! Даже при всем их гуманизме и высоком морально-нравственном облике. Вот эти службам и сообщили. Люди они пожилые, уважаемые. Им, разумеется, поверили. И тут же прибыли. С проверочкой. Ночью. В сей же час. Со спящими-то легче, это я и сам знаю. Через эти их кабины мгновенного перемещения и прибыли. Как их… кабины Нуль-Т, да. И что они видят? А видят они вооруженного опасным оружием недремлющего часового возле дома. А внутри — наверняка у них при таком развитии техники есть соответствующие приборы — ещё восемь человек. Опять же, с оружием. И что прикажете делать? А ну как спросонья эти, невесть откуда взявшиеся пришельцы, шмалять начнут во все стороны? А потом вырвутся на свободу и начнут гулять по Земле-матушке, сея вокруг панику и оставляя за собой горы трупов. Бред? Может, и бред. Но мы, как профессионалы, отвечающие за безопасность страны и мира в целом, обязаны принять этот бред во внимание. И, если существует хоть один шанс из тысячи, что это не бред вовсе, а очень даже возможная суровая реальность, сделать все для её, реальности, нейтрализации ещё в зародыше. Твою мать! Да я и сам точно бы так же поступил на их месте, если честно. Сначала обездвижил и обезоружил, а после уже стал бы разбираться, кто такие да откуда. С нами ещё гуманно поступили. Без борьбы, пальбы и крика. Пустили какой-нибудь газ или что там у них… и, пожалуйста, — бери, не хочу. И часовой не помог. Просто не успел. Да и если бы успел, все равно ни черта бы не смог сделать. Чья, интересно, смена была? Ладно, не важно. Эх, расслабились, мы, ёшкин кот. Как есть расслабились. И вот результат. А с другой стороны, может, и к лучшему все. Разберутся по мирному и выпустят. И нам хорошо, и всем. Разобрались же на той Земле, где мы андроидов били? Разобрались. Не нашли наших данных во всемирном банке данных и поверили. Правда, там ситуация другая была. Веришь, не веришь, а деваться все равно некуда. Потому что единственной реальной силой, которая могла им помочь, были мы. Здесь им наша помощь, кажется, не нужна. Скорее, наоборот. Но и здесь должно быть нечто вроде такого банка данных. Пошлют запрос, проверят… Хм… А если нет у них нет именно такого специального банка? Всемирный Информаторий, о котором рассказывал Зигфрид, есть, а банка нет. Или сведения, в нём имеющиеся, не являются, так сказать, неоспоримыми? Или не полными? Свобода личности, то, сё… хочу — предоставляю данные, хочу — не предоставляю. Например. Или вообще все мои рассуждения ошибочны, потому что строятся на недостаточной информации? Но тогда и гадать нечего. А что делать? Сидеть и ждать? Чёрт, курить-то как охота. А сигареты вместе с комбинезоном — тю-тю. Да и пожрать не мешает. Чаю там попить. Кофе. Да и от рюмки коньяка в данной ситуации я бы не отказался. Хоть бы и с утра. Если, конечно, сейчас утро…Что они, в самом деле, голодом нас морить вознамерились?

Александр встал и прошёлся взад-вперёд по «камере». Семь шагов от одной стены до другой и столько же обратно. Когда он развернулся, чтобы ещё раз повторить только что пройденный путь, его взгляд упал на открытую, светящуюся изнутри белым светом, нишу, похожую, как уже им и было замечено, на…

Э! А не попробовать ли мне заказать еду? Может, им просто в голову не приходит, что мы, даже при всем своем сумасшествии, не умеем пользоваться этой штукой. Зигфрид и Эля могли им, конечно, об этом рассказать. Но могли и не рассказать. Ладно, попробуем. Как там объясняла Эля? Надо просто громко и внятно сказать в эту нишу-камеру, что именно ты хочешь. Кажется, так.

Вела подошёл к нише и ещё раз внимательно её рассмотрел, не нашёл ничего интересного и громко произнёс прямо в её стерильное, залитое светом, нутро:

— Два бутерброда со сливочным маслом и красной икрой и большую чашку кофе! — подумал и добавил. — Чёрного. — затем ещё чуть подумал и сказал. — Пожалуйста.

В нише как будто тихонько звякнул невидимый колокольчик, и прямо из ниоткуда возникла плоская тарелка с двумя заказанными бутербродами и большая дымящаяся чашка, запах от которого не оставлял сомнений в её содержимом.

Велга непроизвольно проглотил слюну, поспешно вытащил заказ из чудо-ниши, поставил все на столик, сел на кровать и принялся завтракать.

После еды стало полегче, но немедленно обнаружилась вторая проблема — захотелось посетить туалет. Однако, уже обладая некоторым опытом, он справился. Оказалось, что достаточно произнести вслух слово «туалет», как в противоположной стене распахивалась невидимая до этого дверь, ведущая в этот самый туалет, а заодно и ванную комнату.

После туалета и водных процедур стало почти совсем хорошо и, если бы ему ещё оставили сигарету и зажигалку, а также показали, как отсюда выйти…

Кстати, о сигаретах. А вдруг с помощью этой волшебной ниши доставки можно их заказать? Правда, Зигфрид и Эля не курили и даже, кажется, выражали изрядное недоумение по поводу их столь вредной и древней привычки, но… Чем чёрт не шутит?

— Пачку сигарет! — приказал он, чуть ли не сунув голову в нишу. — И зажигалку!

На этот раз ничто внутри не прозвенело, и ниша осталась пуста.

— Так, — укоризненно сказал Велга. — Не одобряем, значит, вредные привычки, да? А как же приказ человека, которому ты, по идее, должна безоговорочно подчиняться? Или просто нет на складе? Бывает, понимаю. Может, тогда папиросы? Нет? Плохо. А трубка и табак? Тоже отсутствуют? Совсем нехорошо. Махорка и газетка — козью ножку свернуть? Не знаете, что это такое. Понятно. Да, прямо хоть в жалобную книгу пиши. Недорабатываете, товарищи, ох, недорабатываете. Плохо учитываете потребности граждан. Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка она же скатерть самобранка. Обойдусь пока, так и быть. Но на будущее — учти.

Исчерпав на этом весь свой запас иронии, лейтенант снова уселся на кровать и попытался обдумать план дальнейших действий.

Получалось не очень.

Какие, скажите на милость, могут быть действия, когда ты лишен малейшей возможности именно, что действовать? Можно сидеть, можно лежать. Можно принять ванну (пока он ограничился только душем). Потом, например, снова поесть и поспать. Н-да, не густо. Ладно, попробуем ещё раз все тщательно проверить на предмет входа-выхода… Стоп. А если всё гораздо проще?

Он вскочил с кровати, упёр руки в бока и рявкнул прямо в противоположную стену:

— Выход!

И он возник. Выход. Именно там, где Велга и предполагал — в противоположной стене. Только что его не было и — нате вам, пожалуйста, — выходи — не хочу.

Лейтенант с сомнением оглядел свой весьма скромный наряд, махнул рукой и шагнул в открывшийся коридор. Прошел по нему, опять уперся в стену и, не раздумывая, громко повторил:

— Выход!

Часть стены тут же исчезла невесть куда, и он, сквозь образовавшийся дверной проём, шагнул на открытый воздух…

И тут же прикрыл ладонью глаза от обжигающего солнца.

— Саша, иди сюда! — услышал он знакомый голос. — Здесь тенёк.

Он повернул голову и увидел друга Хельмута.

Друг Хельмут, облаченный в собственный комбинезон, стоял неподалёку внутри открытого со всех сторон сооружения, весьма напоминающего беседку с небольшим фонтанчиком посередине, и спокойно курил сигарету.

— Иду, — сказал Велга, спустился с крыльца, ступил босыми ногами на мелкий песок ведущей к беседке дорожки и тут же с криком подпрыгнул на месте, — раскаленный солнцем песок обжигал не на шутку.

— Ты бегом давай, — посоветовал из тени Хельмут. — Извини, что не предупредил, но я вышел на улицу уже одетым.

Велга, шипя, в три прыжка достиг беседки, забежал в спасительную тень и с благодарностью принял сигарету, которую Дитц ему немедленно протянул. Прикурил, с наслаждением затянулся, уселся на имеющуюся тут же скамейку, закинул ногу на ногу и осведомился:

— Ты давно здесь?

— Минут семь.

— Опять дежа вю, а?

— Похоже. Только это не Лона.

— Да уж… А где остальные?

— Кто-то, думаю, только просыпается, а кто-то, как и мы пытается сообразить, как выйти из комнаты.

— А ты, значит, у нас самый сообразительный…

— Выходит, так, — усмехнулся Дитц. — А что, какие-то претензии?

— Ты с ума сошел. Какие претензии? Это я так, от общей растерянности. Все-таки интересно, где мы?

— Хрен его знает. Впервые вижу это место. Похоже, где-то на юге чего-то. Уж больно жарко. Но вот где… Вообще-то, как не смешно, больше всего мне это место напоминает знаешь что?

— Погоди, сейчас попробую догадаться.

Велга огляделся.

Они находились на ровной площадке, врезанной в склон горы. Даже не горы — горы все-таки должны быть повыше — сопки. Внизу лежала долина, а в долине, прямо под их ногами, раскинулся небольшой городок. Чистенькие белоснежные дома и много зелени. За городком причудливо вилась тоненькая змейка полувыдохшейся на жаре речки, а дальше, за речкой, снова вздымалась череда выпуклых, будто спины неведомых исполинских животных, желто-буро-коричневых, выжженных солнцем до последней травинки сопок. И над всем этим висело блекло-синее от жары небо с неистово-жарким ослепительным солнцем в зените.

— Ты хочешь сказать, что это место чем-то похоже на Пейану сварогов? — спросил Велга.

— А разве нет? — вопросом на вопрос ответил Хельмут. — Ты же сам видишь.

— М-м…все-таки, пожалуй, нет, — решил Александр. — Это не Пейана. Похоже, но не она. Солнце другое, и вообще… Да и с чего бы?

— А хрен его знает, с чего, — пожал плечами Дитц. — Но я не слишком бы удивился.

— Устал? — спросил Велга, внимательно посмотрев на внезапно осунувшееся лицо Хельмута.

— Да. Есть немного. Надоело, понимаешь?

— Понимаю. Но нас, как видишь, не особо сейчас и спрашивают, надоело нам или нет.

— То-то и оно… Ладно, не обращай внимания. Лучше скажи, тебе не кажется, что наши солдаты что-то слишком долго не могут разобраться в обстановке и … О, легки на помине.

Велга обернулся и увидел выходящих на крыльцо Аню, Майера, Стихаря и всех остальных. В одних трусах, как и он сам, щеголяли только Шнайдер и Стихарь, все же остальные были одеты в свои комбинезоны и обуты в ботинки.

Ну, хоть не я один дураком оказался, подумал Велга, и то хорошо.

— Эй! — крикнул с крыльца неугомонный Валерка. — Здравия желаем! Вот мы и снова вместе!

— Идите к нам, — махнул рукой Велга и, обращаясь к Хельмуту, в полголоса спросил. — Слушай, а как тебе удалось заполучить одежду?

— Все просто, — улыбнулся Дитц. — Так же, как и всё остальное. Попросил. А вернее, приказал. Голосом.

— Действительно, — озадаченно погладил уже колючий подбородок Велга. — Как это я сам не догадался… Рюкзак тоже попросил вернуть? То-то я смотрю, что ты бритый.

— И рюкзак. Оружие только не вернули.

— Да, — сказал Майер, входя в тень беседки и доставая сигареты. — Оружие они нам возвращать не хотят. Не знаю, как вас, а лично меня это настораживает.

— Меня не только это настораживает, — сообщил Валерка, протягивая руку к сигаретам пулеметчика. — Дай-ка сигаретку, Руди, пока я за своими не сбегал…

— И что же именно тебя настораживает? — спросил Малышев, оглядывая окрестности. — Интересное место. Никогда не видел ничего похожего… Хотя, вру. Пейану чем-то напоминает. А, ребята, как считаете?

— Что-то есть, — согласился Шнайдер. — Но здесь гораздо жарче.

— Да, — сказал Сергей Вешняк. — Солнце на Пейане было другое… А что это за поселение там внизу?

— Меня все настораживает, — сказал Валерка. — И в первую очередь то, с какой лёгкостью нас всех повязали. Словно курят. Р-раз! И ваши не пляшут.

— Обидно? — прищурился Велга.

— Ещё бы не обидно. Мы всё-таки фронтовые разведчики, а не какие-нибудь там эти… «полигонщики».

— Мне кажется, здесь нет «полигонщиков», — заметил Карл Хейниц. — Здесь, по-моему, все по-другому.

— Откуда ты знаешь? — спросил Валерка.

— Так… ощущение, — пожал худыми плечами ефрейтор. — А насчет, там, обидно, не обидно… Тебе разве не было обидно, когда нас свароги взяли без единого выстрела? И не где-нибудь, а в родных, фигурально выражаясь, стенах. Так что, пора бы и привыкнуть.

— Ну, сварогам мы, положим, вложили потом по самое «не могу» и…

— Карл прав, — перебила его Аня. — Здесь действительно все иначе. Кстати, хочу принести свои извинения за то, что не почуяла опасность. Но дело в том, что ни Зигфрид, ни Эля нам не врали и ничего плохого не замышляли. Может быть потом уже, когда мы ушли…

— Я так и подумал, — сказал Велга. — Не переживай. И потом, ещё не известно, угрожает ли нам здесь хоть какая-то опасность.

— Проверим? — немедленно предложил Стихарь. — Заодно и с городом познакомимся. А то неправильно как-то получается — чуть ли не час уже тут торчим, а никто ещё нами не поинтересовался: кто такие, откуда… Значит, надо самим визит нанести.

— Да, — сказал Велга. — Сейчас нанесем. Пойду только штаны надену. И остальным бесштанным, — он подмигнул Валерке и Шнайдеру, — кстати, тоже советую. На всякий случай.

Глава двадцать четвёртая

— Увы, Координатор, мои подозрения подтвердились.

— Докладывайте.

— Я провел тщательный поиск и обнаружил на Земле «пуповину».

— «Пуповину»?! Вы не ошиблись?

— Исключено. Я ею воспользовался и попал именно туда, куда и должен был попасть. Это новая Вселенная. Вселенная-дубль. И мы с вами там не властны.

— Мы с вами, как выясняется, и здесь-то не особенно властны… Но позвольте, новую Вселенную способны создать только Высшие! На моей памяти, равно, как и на вашей, такого вообще никогда не случалось, и мы знаем об этом лишь теоретически.

— На нашей памяти не случалось. А на памяти наших предшественников — случалось. А то, что один раз было, вполне может повториться.

— Да, но тогда, как мы знаем, была совершенно иная ситуация! Требовалась срочная чистка и корректировка зародышевого ядра, и поэтому пришлось… Погодите, вы что же, хотите сказать, что сейчас происходит то же самое?

— Нет. Я думаю — это что-то другое.

— ?

— Во-первых, если бы случилось нечто подобное, нас бы наверняка поставили в известность. Иначе как проводить эвакуацию?

— Да, верно… А во-вторых?

— А во-вторых, и это, пожалуй, главное, «пуповина», которую я обнаружил, существует в единственном числе. Только на Земле. Я специально проверил все четырнадцать более или менее ключевых точек — ничего.

— Может быть, они просто ещё не успели возникнуть? Процесс достаточно протяжён во времени и…

— Но не настолько же! «Пуповине» на Земле возникла не вчера. Ей по земным меркам не меньше ста пятидесяти лет.

— Да, странно… И какие же выводы?

— Ну, делать выводы — это, вообще-то, ваша прерогатива Координатор. Я вам доложил обстановку.

— Сделаю, не переживайте. Но все-таки, в порядке, так сказать, обмена мнениями — что вы думаете?

— Я уже говорил. Мне кажется, нами манипулируют. И, кроме Высших, как вы понимаете, заниматься этим совершенно некому. Я совершенно не понимаю, с какой целью была создана новая Вселенная, и почему нас не поставили в известность, но могу сказать, что лично мне это совершенно не нравится. То есть не нравится до такой степени, что ещё немного, и я буду готов потребовать объяснений.

— Объяснений… Что ж, над этим стоит поразмыслить. В любом случае горячку пороть не будем. Высшие есть высшие, и мы, возможно, чего-то не знаем…

— Это факт, — позволил себе толику сарказма Распорядитель.

— Хорошо. Наверное, вы правы. В конце концов, это моя прямая обязанность — координировать наши действия с Высшими. Так?

— Вы меня спрашиваете?

— Да. То есть нет… Я не спрашиваю. Просто пытаюсь таким образом сам себя уговорить. Хорошо, ступайте. Обещаю, что в ближайшее время все обдумаю и приму решение.

Сверху, из беседки, городок казался безлюдным и, когда они всей компанией спустились вниз, то убедились, что его чистые прямые, густо обсаженные деревьями улицы, действительно, отнюдь не переполнены народом.

— И здесь никого, — вертя головой в разные стороны, прокомментировал ситуацию Стихарь. — Прямо не Земля, а какая-то пустыня. Там, в Золотом бору этом, людей не было. И тут опять то же самое. Но Золотой бор, хоть, место специальное, курортное, да и ещё, как нам было сказано, и не модное. А это что-то на курорт не похоже. Разве что курорт для каких-нибудь солнцепоклонников… Ишь, как жарит — куда твоей сковородке.

— Потому на улицах и пустынно, — сказала Аня. — Люди здесь живут, я это чувствую. Но сейчас, в самую жару, прячутся от солнца по домам. Сиеста. Знакомо это слово?

— Что-то слышал, — сказал Велга. — Это в Испании, да? Когда после обеда все сидят по домам и отдыхают.

— Да. Здесь, наверное, то же самое. И я их понимаю. Действительно, по такой жаре лучше дома сидеть, а то и солнечный удар заработать недолго. Какая, интересно, сейчас температура воздуха? За сорок?

— На солнце кажется, что вообще за пятьдесят, — сказал Майер. — Давайте все-таки тенёк какой-нибудь поищем, а? А то ведь и на самом деле недолго солнечный удар получить.

Они двинулись вниз по улице вдоль сплошного, в рост человека, ослепительно белого забора, стараясь держаться в куцей тени деревьев.

— Так мы что, в Испании? — спросил Вешняк, ни к кому особо не обращаясь.

— Почему ты так решил? — обернулся к нему Велга.

— Ну, вы же сами сказали. Сиеста, там, и прочее.

— Я не думаю, что это Испания, — сказал Хейниц. — там, конечно, жарко, но не настолько. И вообще… Испания — это, как не крути, Европа. А в Европе даже в июне-июле солнце до зенита почти, как здесь, не добирается.

— Значит, это какая-нибудь Африка? — спросил Малышев.

— Ну, почему обязательно Африка? В Азии тоже жарких стран хватает. Тот же Иран взять какой-нибудь. Или этот… как его… Афганистан.

— Туркменистан ещё, — вспомнил Вешняк. — У нас, между прочим, в СССР. Я там, правда, не был ни разу.

— Широка страна моя родная, — вздохнул Стихарь. — Ничего, Серёга, побываем ещё. И вообще, чем чёрт не шутит, может, мы уже в этом самом Туркменистане и находимся. А, как думаешь, сержант?

— Да мне уже как-то после всего, что Туркменистан, что Африка — один хрен. На других звёздах побывали, такие дали одолели, что и самому не верится иногда.

— Да, — сказал Валерка. — География, конечно, с астрономией вещь полезная, но хорошо бы все-таки встретить, наконец, какого-никакого аборигена и узнать точно, где мы…. О! А вот и аборигены. Вернее, аборигенки. Ох, какие аборигенки… Эй! Привет, девочки!

Забор кончился. Точнее, не кончился, а повернул вглубь под углом девяносто градусов, открывая взору обширную зелёную лужайку.

Зелёной она была лишь потому, что там и сям по ней были разбросаны форсунки искусственного полива, из которых под большим напором били высоко вверх и в стороны тугие, разлетающиеся веером мириадами сверкающих капель, струи. За этой, покрытой радужной прозрачной завесой, лужайкой, располагался полный голубоватой воды и немалых размеров открытый бассейн с изящно изогнутой вышкой для прыжков. По искусственным берегам в живописном беспорядке были разбросаны несколько разноцветных тентов от солнца. Сразу за бассейном начинался то ли маленький парк, то ли большой сквер, а за деревьями, и цветниками, в глубине, виднелся чуть розоватый фасад симпатичного, стилизованного под старину, трёхэтажного дома.

До бассейна от тротуара, на котором они стояли, было не больше двух десятков метров, так что им были отлично видны все три девушки. Две в шезлонгах под широким тентом и одна в воде. Все загорелые и обнажённые.

Заметив столь внушительную компанию, прекрасные нимфы не смутились, а, наоборот, приветственно замахали руками, и одна из них крикнула:

— Идите к нам! Купаться!

Дитц и Велга переглянулись.

— Зовут, однако, — смущённо заметил Вешняк. — Ишь какие… бесстыдницы.

— Деревня ты, Серёга, все-таки, — вздохнул Стихарь. — Ну при чем здесь бесстыдницы? Ты на голом пляже был когда-нибудь?

— Это ещё что такое? — подозрительно осведомился Вешняк.

— Место специальное на берегу моря, где принято загорать голыми. Полностью. А кто не голый, тот, значит, приличия нарушает. Ясно?

— Ясно-то ясно. Но как-то неловко. А вдруг…это… — сержант покосился на Аню и умолк.

— Что «это»? — не отставал настырный Валерка.

Вешняк наклонился к уху ростовчанина и что-то ему прошептал.

— Вряд ли! — засмеялся Валерка и озорно блеснул глазами. — Такое, конечно, может случиться. Но ведь оно от головы зависит. Что в голове, то и… В общем, когда все вокруг голые, то об этом как-то не думается. Сечешь? Ладно, поймешь сам потом. Но я не понял что-то, господа-товарищи командиры, мы идем знакомиться и добывать сведения или как?

— Пошли, — решил Дитц. — Все равно вокруг больше никого не видно. А тут сами зовут…

— Опять же, искупаться, действительно, не помешает, — добавил Велга и первым шагнул с тротуара прямо на лужайку.

Девушки встретили отряд с искренним и непосредственным энтузиазмом, тут же сообщили, что зовут их Ирина, Вика и Наташа и предложили немедленно искупаться и выпить холодного сока.

Возражений не последовало.

Дольше всех медлил Вешняк, но и он, увидев, что все, включая Аню, разделись догола и прыгнули в воду, махнул рукой и решительно присоединился к товарищам.

Как следует охладившись снаружи, они сдвинули несколько тентов вместе, подтащили в обширную тень несколько столиков и шезлонгов и с благодарностью приняли запотевшие бокалы с апельсиновым соком, которые девушка Наташа принесла на подносе из дома, пока они плескались в бассейне.

— Так вы здесь живёте? — приступил к светскому общению Валерка Стихарь, кивая на дом. — А мы вон там, на горе.

— Понятно, — сказала Ирина. — Всех новеньких помещают сначала туда. Вы когда прибыли, сегодня?

— Помещают? — переспросил Велга. — Что значит — помещают?

— Ну… помещают, значит, помещают, — удивленно посмотрела на Александра Ирина. — Не знаю, как сказать по-другому. Надо же нас в самом начале куда-то девать. Мы все тоже сначала там оказались. Потом уже в этот дом попали. Вы ведь новенькие?

— Новее не сыскать, — заверил Дитц. — Так что вы уж нас извините за идиотские вопросы — мы ничего тут не знаем, поэтому… Скажите, а что это за место и где оно расположено?

— Ого! — уважительно посмотрела на Хельмута девушка Вика. — Вы не знаете, куда попали? Редкий случай. Я о таком даже и не слышала. Вам что, стерли часть памяти?

— Вика! — смущенно одернула подругу Наташа. — Разве можно так…

— А что? — тряхнула светлыми, выгоревшими на солнце волосами Вика. — Здесь все свои. В Зоне Омега чужих не бывает. Разве что врачи или ловцы. Но они не считаются.

— Одну минуту, хозяюшки, — поднял ладонь Велга. — Я чувствую, что мы с вами сейчас окончательно запутаемся. Предлагаю сыграть в игру.

— Какую? — игриво улыбнулась Ирина. — Я люблю игры.

Да не в эту, зайчик, подумал Александр, а вслух сказал:

— Игра простая. Представьте себе, что нам действительно стерли память. И стёрли настолько, что мы забыли многие вещи, которые вам кажутся общеизвестными. Например, что такое Зона Омега, и кто сюда попадает. Ну, и многое другое. И вот вы нам, беспамятным, начинаете рассказывать эти простейшие вещи, а мы вам время от времени будем задавать вопросы. Хорошо?

Ответить девушки не успели.

Четыре каплевидные машины, похожие на те, что они видели в Золотом бору, в гараже-ангаре, скользнули над кронами деревьев, развернулись «все вдруг» и опустились прямо на лужайку за бассейном.

— Так, — сказала Вика. — Вот и Хан пожаловал со своими нукерами. Быстро что-то. Или кто донёс… Мальчики, вы драться умеете?

— А что, — повёл чёрными глазами Стихарь, — надо кому-то морду набить?

— Как бы вам не набили, — напряжённо ответила Вика. — Я поэтому и спросила.

— А кто он, этот Хан, — осведомился Дитц, небрежно закуривая сигарету. — Местный царёк?

— Что-то вроде этого, — сказала Наташа и поморщилась. — О, вся банда в сборе. Господи, ну за что нам такое наказание!

— Господь здесь не при чем, — вздохнула Ирина, — И это, увы, не наказание. Это судьба.

— Ладно, хватит, — сказала Вика. — Сколько можно об одном и том же… — и, обращаясь к сидящему рядом Дитцу, добавила. — Хорошо, что вы курите.

— Почему? — приподнял белесые брови Хельмут.

— Потому что здесь никто не курит, — ответила Вика и добавила, глядя на приближающихся мужчин. — То есть получается, что курящий человек озадачивает. А это уже преимущество.

Они обогнули бассейн и приблизились к шезлонгам, в которых расположился отряд и девушки.

Тринадцать человек.

Все — молодые загорелые мужчины в широких шортах, свободных майках навыпуск и темных солнцезащитных очках. В основном брюнеты и шатены. И один блондин. Выделяющийся среди остальных так явно, что сразу становилось понятно — это и есть тот самый Хан — лидер, вожак и предводитель. Хан выделялся не только длинными, до плеч, светлыми и прямыми волосами, ярко контрастировавшими с монголоидными чертами скуластого острого лица (кстати, он был единственный из всех, кто не носил очков). В самой его невысокой, но крепко сбитой фигуре сквозила небрежная сила и уверенность, свойственная людям, привыкшим, к беспрекословному подчинению. Но это не была уверенность хорошего командира, который не только приказывает, но и уважает своих, им же самим обученных и выпестованных, солдат. Это была уверенность именно вожака, для которого мнение каждого отдельного представителя стаи значит меньше чем ничего.

Двенадцать остановились на границе света и тени, взяв присутствующих в полукруг, а Хан шагнул в тень от тента, молча пододвинул к себе лёгкий плетёный стул и уселся, забросив ногу за ногу.

— Что, девушки, — спросил, выдержав, как он, видимо, считал, необходимую паузу. — Гостей принимаем?

Девушки промолчали.

— Не слышу ответа, — ласково сказал Хан.

— Не хочу показаться невежливым, — ровным голосом произнёс Велга. — Но у воспитанных людей принято сначала здороваться.

— Вот-вот, — тут же подхватил Дитц. — Сначала здороваться, а затем представляться. При этом, Саша, не будем забывать, что первыми обычно здороваются вновь пришедшие.

— Да, это так, — кивнул Велга. — Заметим также, что в нашем конкретном случае вновь пришедшими являются эти вот … сколько их?… — он закрутил головой, оглядываясь, — раз-два…впрочем, неважно. Эти люди, прячущие глаза под тёмными очками.

— Но они не поздоровались, — вздохнул Дитц.

— Да, — согласился Велга. — Они не поздоровались. Лично я этим фактом глубоко удручён. А ты?

— Ты даже не представляешь себе, до какой степени, — сообщил Хельмут. — Думаю, что степень моей… э-э… удручённости гораздо выше твоей.

— Это спорный вопрос, — возразил Велга. — Ты, конечно, натура тонкая и поэтичная, это общеизвестно. Но с другой стороны…

— Кто вы такие? — резко перебил друзей Хан.

Вот и не выдержал, голубчик, усмехнулся про себя Велга. Нервы, нервы… Очко в нашу пользу. Продолжим в том же духе.

— Ты ничего не слышал? — обратился он к Дитцу. — Кажется, кто-то что-то спросил.

— Кто спросил?

— Не знаю. Это не ты?

— Я? Нет, я не спрашивал. Я отвечал.

— А кто же тогда?

— Хватит, — Хан сел ровнее и повысил голос. — Это я спросил. И спросил совершенно ясно. Повторяю. Кто вы такие?

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, — Велга тоже выпрямился и резко сменил тон, — позвольте задать встречный. Кто ВЫ такой?

— Меня зовут Хан. И я как раз тот, кто здесь эти самые вопросы задаёт, а не отвечает на них, — сказал Хан. — Советую вам уяснить это раз и навсегда. Пока советую.

— Как интересно! — изящно приподнял бровь Хельмут. — А что будет, если мы проигнорируем ваш совет? Я и мои товарищи, знаете ли, не очень любим следовать чужим советам. А в особенности советам непрошеным.

— Будут очень большие неприятности. Не у нас, разумеется. У вас.

— И какого же рода неприятности, позвольте осведомиться? — не понять, что Дитц явно издевается над собеседником не смог бы только явный дурак.

Хан же, судя по всему, дураком не являлся. Он перевёл свои узкие тёмные глаза на «группу поддержки» и едва заметно кивнул.

Сигнал его, однако, дошел не только до тех, кому непосредственно предназначался и, когда полукруг из двенадцати особей мужского пола едва успел обозначить движение, разведчики были уже на ногах.

Если «стае» Хана и было известно старое правило уличной драки, гласящее: всегда бей первым, то воспользоваться им она не успела. Да и куда ей было тягаться с фронтовыми разведчиками Второй мировой, закаленными в таком огне, о существовании которого уже давно забыли на этой Земле!

Впрочем, реакция у большей части «стаи», включая самого вожака, оказалась не столь уж и плохой. Иное дело, что они явно не ожидали нападения и поэтому, не смотря на численное преимущество, оказались в худшем положении.

А нападение было быстрым, решительным и безжалостным.

Михаил Малышев, словно какой-нибудь Портос из «Трёх мушкетеров», просто-напросто ухватил за майки двух ближайших к нему «нукеров» и резко — лоб в лоб — свёл их вместе, словно это были и не живые люди, а две гигантские тряпичные куклы, которые, после того, как их отпустили умелые руки кукловода, немедленно рухнули на землю да так и остались лежать. После чего таёжник поднял над головой следующую «куклу» и зашвырнул её чуть ли не на середину бассейна.

Карл Хейниц ударом раскрытой ладони для начала сломал противнику нос, а затем пинком отправил его в воду.

Валерка Стихарь, ловко увернувшись от удара, очень удачно использовал в качестве оружия подвернувшийся под руку хоть и лёгкий, но весьма твёрдый переносной столик.

Руди Майер, не долго думая, заехал врагу коленом в пах, а когда тот согнулся, схватил его за уши и приложил головой об то же колено.

Сергей Вешняк обездвижил своего, жестко ткнув пальцами, собранными щепотью, точно в солнечное сплетение.

Курт Шнайдер вывихнул нападающему руку, а второго отправил в нокдаун встречным ударом в челюсть.

Велга сначала босой пяткой выбил одному из противников колено, а затем ребром ладони нашел горло второго.

Дитц же, используя свое преимущество в росте, нанёс своему «визави» хлесткий ослепляющий удар в лицо и тут же повернулся к второму, и тот, испуганно сделав неосторожный шаг назад, упал в бассейн самостоятельно.

На все про все ушло меньше минуты, и Хан даже не успел подняться с места, когда баталия была закончена. Большая часть его бойцов вышла из строя из-за серьёзных физических повреждений, остальные же были уничтожены морально и в бой явно не рвались.

Глава двадцать пятая

— Первый раз в жизни дерусь голым, — сообщил Валерка Стихарь, с удовлетворением озирая «поле боя». — Хотя не, вру, не первый. — он хихикнул. — Но тот раз можно, пожалуй, не считать.

— И как тебе? — спросил Майер, направляясь к своей одежде.

— Забавное ощущение. Как будто все понарошку.

— Ничего себе «понарошку», — пробормотал Курт Шнайдер и внимательно поглядел на свой правый кулак. — Все костяшки себе в кровь расшиб, зар-раза.

— Бить надо сильно, — наставительно заметил Малышев, — но аккуратно.

— Ага. Тебе хорошо говорить. Вымахал с русскую версту… Таким, как ты, вообще бить не надо. Достаточно этот самый кулак показать. Натали, дорогая, не могла бы ты оказать помощь храброму ландскнехту, получившему тяжкую рану в смертельном бою за ее, этой самой дамы, честь?

— Ну, — сказал Велга, пристально глядя на Хана и не обращая внимание на беспечную трепотню солдат. — Сами уберетесь восвояси или предпочитаете взашей? А может быть, все же, поговорим? Мы люди, в сущности, незлые и к мирным переговорам всегда готовы. Правда, одеться, действительно, не помешает. Одно дело в голом виде общаться с девушками и драться и совсем другое — серьёзно разговаривать.

— Что ж, — вымолвил, наконец, Хан. — Можно и поговорить, раз уж так получилось. Где это вы, интересно, так драться навострились? Я ничего подобного и не видел никогда. Хотите в мою команду?

— Ну ты, кореш, и нахал! — развеселился Валерка Стихарь. — Ты же только что об…ся по полной. И ты, и банда твоя. Может, мы не очень доходчиво объяснили? Так можем повторить, мы не гордые.

— Ну-ну, Валера, — улыбнулся Велга. — Не наскакивай. Человеку бывает трудно признать свое поражение. Дай ему время. А насчет команды… Дело в том, что у нас уже есть команда. И очень давно. И с этой командой вы только что имели дело.

— То есть вы сами по себе?

— Именно. И собираемся таковыми оставаться и впредь. Кстати, по-моему, некоторым вашим людям нужна помощь врача.

Хан обернулся на свое побитое воинство.

Зрелище оно собой представляло, действительно, довольно жалкое. Мокрые, с разбитыми лицами, — они стояли кучкой на солнцепеке в явной растерянности. Один придерживал вывихнутую руку, другой, шипя от боли, осторожно исследовал пальцами сломанный нос, третий ощупывал растущую прямо на глазах шишку на лбу…

— Отправляйтесь по домам и приведите себя в порядок, — поморщился Хан. — Я тут сам разберусь.

«Нукеры», явно обрадовавшись, поспешно обогнули бассейн, расселись по трем машинам, и через несколько секунд на лужайке остался только один летательный аппарат, видимо, предназначенный для самого Хана.

— Ну, — удовлетворенно заметил Дитц. — теперь можно спокойно поговорить. Какого чёрта вы к нам прицепились?

— А какого черта вы прицепились к моим девочками? — вопросом на вопрос ответил Хан.

— Вот как? — удивился Хельмут. — Это, оказывается, твои девочки? Все три?

Хан промолчал — только желваки на скулах перекатились туда назад под загорелой кожей.

— Он говорит правду? — спросил Велга, обращаясь к девушкам. — Вы действительно ему каким-то образом принадлежите? Говорите, не бойтесь. Пока мы здесь, ничего он вам не сделает.

— Глупости! — фыркнула Вика. — Во-первых, он так и так ничего особенного сделать нам не может. Нет у него над нами такой власти. И никто ему не принадлежит. Если кто-то из нас и переспал с ним разок-другой, то это ещё не значит, что мы его собственность. Просто Хана здесь все боятся. Или не хотят связываться. Так уж он себя поставил. А ловцы не вмешиваются. Они вообще никогда почти не вмешиваются. Разве что, если уж совсем кто-то все границы переходит… Ну вот. А раз боятся, то и получается, что мужчин нам подобрать тут для себя невозможно. Если кто и пытается интерес проявить, то Хан быстро с этим интересом разбирается. Вот мужики — те, кому это нужно, конечно, и подыскивают себе других женщин. Тем более, что нас, женщин, здесь хоть и не намного, но все-таки больше чем мужчин. Но вообще-то, вы не думайте, что Хан совсем уж какое-то чудовище. На самом деле он неплохой парень. Да, Хан? Просто возомнил о себе невесть что. Якобы чуть ли не потомок он Батыя и, соответственно, Чингиз-Хана. Ну, а раз потомок да ещё и Батыя с Чингиз-Ханом, то и вести себя, значит, соответственно должен. Если мужчины, то в подчинении у него. Если женщины, то, значит, в любовницах… Ты, Хан, меня глазами-то не ешь, не надо. Знаешь ведь, что я тебя не боюсь. И почему не боюсь, тоже знаешь. Да и что я такого обидного для тебя сказала? Мы же тут, в Зоне Омега, все или недоделанные или с вывертом, так что чего уж там… Между прочим, интересно, Саша, Хельмут, а вас-то за что сюда забросили? Расскажите, тут на самом деле, секретов никаких и ни от кого нет. Все друг о друге все знают. Я вот, например, вспыльчивая очень по характеру. Несдержанная. Если срываюсь, то себя не помню. Могу такого натворить, что ужас просто. А вот Ирина и Наташа…

— Вика, — спокойно вмешалась в монолог подруги Наташа, — ты же знаешь, что здесь каждый рассказывает о себе сам.

— Да, извини, увлеклась. Говорю же, несдержанная я. Пойду-ка я еще сока принесу, а то пить хочется. Кто сока хочет?

Хотели все, и Вика, поднявшись и взяв поднос, отправилась за соком.

Наташа проводила обнаженную подругу долгим взглядом.

— Если вам интересно, — улыбнулась Велге Ирина, — то мы с Наташей бисексуалки. Поэтому и здесь.

— Би…кто? — переспросил Велга.

— Бисексуалки, Саша, — пояснила Аня, — это те, кто одинаково любят быть и с мужчинами, и с женщинами.

— Как это — быть? — не понял Сергей Вешняк.

— В постели, — сказал Майер. — Я знал парочку таких девиц в Гамбурге.

— Подождите, — сказал Дитц. — Что-то я запутался слегка. Вы все время упоминаете, что мы находимся в какой-то Зоне Омега. Что это?

— Вы не знаете, что такое Зона Омега? — изумился Хан. — Как это может быть?

— Мы думаем, — сказала Ирина, — что ребятам стерли часть памяти.

— Стёрли память? — Хан явно был потрясён. — Однако… Это что же надо было учудить, чтобы… Даже представить себе не могу. Одно дело, когда человека отправляют в Зону Омега и совсем другое, когда ему предварительно… Хотя о чем-то подобном, наверное, можно было и догадаться. Одно то, что вы курите… Сейчас уже давно никто практически не курит. Вы что, действительно, не знаете, где находитесь?

— Не знаем, — терпеливо повторил Велга. — Перед твоим появлением мы как раз собирались узнать об этом у девушек. Но ты помешал. Так что, может, сам нам расскажешь? Без лишних отступлений и эмоций, желательно. Кратко и ясно.

— Хорошо, попробую. С чего бы начать… Черт, оказывается, рассказывать о том, что общеизвестно не так-то просто, — он рассмеялся. — Может быть, получится лучше, если вы будете задавать вопросы?

— По-моему, — не удержался Валерка, подмигивая, — кто-то говорил, что вопросы здесь он задает, а не отвечает на них.

— Мудрый человек, — подмигнул в ответ Хан. — всегда знает, когда время задавать вопросы сменяется временем отвечать на них.

Тут появилась Вика с полными бокалами и запотевшим прозрачным кувшином.

— Чтобы два раза не ходить, — объяснила она, водружая поднос на столик и усаживаясь на своё место. — Ну, о чем беседуем?

— Они спрашивают, что такое Зона Омега, а я не знаю, с чего начать, — признался Хан.

— Тяжелый случай, — засмеялась Вика. — Но не безнадёжный. Потому что с вами есть я — девушка хоть и несдержанная, но общительная и находчивая. Значит, так. Вот это место, где мы с вами сейчас все находимся, называется Зона Омега. То есть, не только этот городок, но и окрестности в радиусе сотни километров. Таких зон на Земле несколько. Все они располагаются в труднодоступных и не особо комфортных для проживания местах. Эта, например, в предгорьях Гиндукуша. Сам Гиндукуш южнее. А километров через пятьдесят к северу начинается пустыня Каракумы. Поэтому и жарко. Ну, ещё и лето, конечно…Не знаю уж, почему эти зоны называют именно так. Наверное, потому что «омега» — последняя буква греческого алфавита. Ведь все мы, кто здесь живёт, в своём роде последние.

— Как это? — спросил Малышев.

— Очень просто, — сказал Хан. — Вика имеет в виду, что мы для остального общества являемся последними по своей для общества полезности. Иногда настолько последними, что уже даже и вредными. А в некоторых случаях и опасными. Было когда-то такое выражение «последние негодяи», знаете? Вот это, в каком-то смысле, про нас.

— Так вы всего-навсего зека, что ли? — усмехнулся Стихарь. — Тю, делов-то! А я уж бог знает, что себе вообразил.

— Что такое зека? — спросил Хан.

— Зека — это значит заключённый, — пояснил Велга. — Человек, совершивший какое-то преступление против общества и отбывающий за это преступление наказание. Или в тюрьме, или в специальном месте заключения, которое и называют «зоной».

— А, я вспомнила! — заявила Ирина. — Но это давно было, лет двести назад, наверное. Сейчас таких зон нет. И тюрем нет, если вы тоже забыли.

— Как это, нет тюрем? — не поверил Валерка. — Если нет тюрем, значит, нет и преступников. Разве такое может быть?

— Странные вы, все-таки, — качнул головой Хан. — Я понимаю, что память можно стереть, но, чтобы до такой степени… Впрочем, если даже вы просто хотите такими казаться — это ваше дело.

— Мы не кажемся, — уверил его Дитц. — Мы на самом деле такие. Можешь не сомневаться. Так что там насчет преступников? Вы, значит, не заключённые? Но сами же сказали: зона, последние негодяи…

— Я сказал так, чтобы было понятнее. Мы не преступники в прямом смысле этого слова. Как бы вам объяснить… Мы просто выбиваемся из нормы, понимаете? Вот взять, например, Вику. Она сама только что говорила, что бывает очень несдержанной и, если её вывести из себя, то может такое натворить, что и себя не помнит. Ударить, например, чем-нибудь тяжелым или оскорбить, накричать… Я тоже в какой-то мере этим страдаю. Но у меня ещё и другое есть. Например, я считаю, что женщина не может быть равной мужчине, как это принято в нашем обществе. Женщина в первую очередь должна рожать, а во вторую быть мужчине во всем помощницей. Так, как это и было когда-то. У нас же всё устроено неправильно, и общество в этом смысле тоже устроено неправильно…

— Ну, всё, — сообщила окружающим Вика. — Хан сел на своего любимого конька… Эй, дружок! Ты не забыл, что у нас не диспут, а просто дружеская беседа? Потом изложишь ребятам свои взгляды на женщин, ладно? Если им будет интересно. Потому что нам с девочками уж точно не интересно. Мы все это уже сто раз слышали.

— Вот, — сказал Хан. — Видите? Мужчина говорит, а она… В общем, думаю, вы меня поняли. Ну, про себя и Наташу Ира вам сказала. И у всех остальных, которые здесь, тоже есть свои… скажем так… отклонения. Разные отклонения. Кто-то просто умственно отсталый и ему проще жить здесь. В раннем детстве не выявили, а потом было уже поздно… Но такие сами сюда просятся, им тут легче. Кого-то сюда направляет Совет по Этике и Морали, как, например, меня, Вику, Иру, Наташу и многих других. Есть и такие, кто, вроде бы и нормальный по всем параметрам, а все равно здесь живет, потому что считает, что общество к нам, «окаянным» несправедливо и они, видите ли, в знак протеста желают разделить с нами нашу судьбу. Чудаки. Разве можно разделить чужую судьбу? Судьба не делится, она у каждого своя.

— Ну, с этим можно и поспорить, — сказал Велга. — Однако лично я все равно пока ещё не до конца понял. Ты говоришь — не преступники, а просто отклонение от нормы. Но ведь преступники и есть отклонение от нормы! Они нарушают, преступают общественные нормы, которые закреплены законом и за это их наказывают, изолируют от этого самого общества. Именно потому изолируют, чтобы они не мешали другим, не создавали им неприятностей и угрозы для здоровья, жизни или имущества, собственности. Как, ты говоришь, вас называют?

— Теперь и вас тоже, кстати, — сказал Хан. — Окаянные.

— Ну, да и нас, конечно, извини. Так вот, я что-то пока не вижу принципиальной разницы между преступниками и «окаянными». То есть, разницу я …э-э… улавливаю, но, по-моему, она не столь уж и велика.

— Между прочим, — сказала Аня. — Я где-то читала, что в прошлом, во времена Петра Первого и раньше, преступников так и называли — окаянники.

— Вот видишь! — сказал Велга.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Хан. — Я не специалист-историк. Да и вообще считаю, что история — штука довольно гибкая. Как кому надо, так её и поворачивают. Факты, разумеется, остаются фактами, но вот трактовка…. Я, как уже было сказано, не историк. Я инженер по профессии. Но даже я помню из общего курса, что преступниками в те времена, о которых вы говорите, были, в основном те, кто забирал себе чужую собственность. Тем или иным путем. Или с помощью прямого насилия, или грабежа. Или тайно, без ведома владельца. То есть, воровства. И преступников этих так и называли: грабители и воры. Так или нет?

— В общем и целом — да, — согласился Велга. — Но были не только грабители и воры. Были убийцы, насильники, саботажники, вредители, шпионы, просто хулиганы, наконец.

— Понятно. У тебя неплохие знания для человека, которому стерли часть памяти. Ну да ладно. В массе своей основной, повторяюсь, — это были именно грабители и воры. Так?

— Ну… наверное. Хотя точная статистика мне не известна.

— Бог с ней, статистикой. Так вот. Здесь, в Зоне Омега, нет ни воров, ни грабителей, ни, тем более, убийц. Точнее, один убийца здесь есть, но он сам решил жить в Зоне Омега. Убил человека по неосторожности, случайно, и решил, что ему не место в нормальном обществе. Но его никто не судил. И никто не наказывал. Он сам себя так наказал. А почему нет воров и грабителей?

— Если ты сейчас мне скажешь, что их нет здесь потому, что нет вообще… — начал Стихарь.

— Именно это я и хочу сказать. На Земле уже давно нет ни воров, ни грабителей. Потому что нет частной собственности. И деньги тоже практически утратили полностью своё значение. Зачем, скажите, воровать или грабить, если все, что тебе нужно для жизни, можно взять совершено бесплатно? Нет, как хотите, а не верю я, что современный человек, пусть даже и со стёртой частично памятью может ничего этого не знать.

— Да ты не мучайся, — успокоил его Дитц. — Мы потом расскажем, кто мы на самом деле. Просто история это длинная и поверить в нее еще труднее, чем в то, что нам стёрли память.

— Честно признаться, надоело её рассказывать, — добавил Велга. — Да и опасались мы. Один раз уже рассказали, и чем кончилось? Зоной Омега. А зона, она всегда зона. Сколько бы свободы и комфорта тебе в ней не предоставляли.

— Нет, подождите господа-товарищи, — сказал Валерка. — Я так и не понял… Хан, братское сердце, ты что, хочешь сказать, что на Земле самый настоящий коммунизм наступил? Сбылась мечта пролетариата и трудового крестьянства?

— Ну, если совсем грубо, то, наверное — да, это можно назвать и коммунизмом. Мы, правда, говорим иначе. Эпоха ОВС. Эпоха общества всеобщей справедливости.

— Вот это да… Но… твою мать! Что же это тогда получается?! На всей Земле коммунизм, а нас, его, можно сказать строителей и зачинателей, пламенных за него борцов, в зону определили? Да нас должны на руках носить, а они… Нет, ну и где эта ваша всеобщая, б…дь, справедливость, я спрашиваю?! А?!

— Тихо, Валера, не горячись, — засмеялся Велга. — Да и не коммунизм здесь, как мне кажется. Какой, скажи, пожалуйста, коммунизм, если существуют Зоны Омега? Не может быть при настоящем коммунизме никаких зон. Да и наверняка, если копнуть, ещё пара-тройка серьёзных червоточин найдётся.

— Да черт бы с ним, с коммунизмом этим, — сказал Майер и потянулся, захрустев суставами. — Вот же странные люди вы, русские. Хлебом вас не корми — дай о политике разной поспорить. И о справедливом устройстве общества заодно. По мне так один хрен — коммунизм, капитализм… лишь бы ко мне, как верно было замечено, справедливо и качественно относились. А к нам в данном и конкретном случае отнеслись очень даже несправедливо. Ночью коварно усыпили, оружие отобрали и, что называется, без суда и следствия к черту на рога отправили. И ведь, главное, вообще ничего не объяснили! Так что, Валера, не пыли. Если это и есть сбывшаяся мечта трудящегося человека, то мне такая мечта и на хрен не нужна. Не люблю, понимаешь, когда меня носом в дерьмо тычут. Ты нам лучше скажи, Хан, отсюда из зоны этой самой, выбраться как-то можно?

Глава двадцать шестая

— Давненько я здесь не был, — сказал Координатор, с явным удовольствием оглядывая развернувшуюся перед ними картину: спокойное, будто стеклянное, море впереди и внизу, прямую и длинную полоску моста, соединяющую берег и остров и громаду Замка, вырастающую, кажется, прямо из моря. — Красиво. Между прочим, Распорядитель, чтобы вы знали, я ради такого случая перешел на ваше, гуманоидное, восприятие мира. Так что вижу сейчас то же самое, что и вы.

— Я тронут, Координатор. То есть, вы видите Замок?

— Да. И должен заметить, что в этом восприятии что-то есть. Пусть оно грубовато и в достаточной мере примитивно, но зато сколько экспрессии! Красок и запахов! Признаться, Распорядитель, я и забыл, что можно получать удовольствие от столь простых и непритязательных вещей.

— Это сейчас здесь красиво. Видели бы вы, что тут было сразу после того, как нуль-бомба уничтожила Воронку Реальностей… Хорошо ещё, что Замок умеет сам себя восстанавливать. Мне нужно было только проследить за процессом и кое-что подправить. Ну что, идём?

— Пошли.

Они спустились с холма и ступили на мост. По мере приближения, Замок вздымался всё выше, закрывая собой и море, и небо. Координатор шел молча, и Распорядитель думал, что восхищение им окружающими природными красотами и самим Замком было не более чем неосознанной попыткой хоть немного оттянуть предстоящий разговор с Высшими. Да и эта пешая прогулка через мост, в то время, как они могли бы сразу оказаться внутри Замка, тоже относилась к тому же разряду.

В Главном Зале было, как всегда, пустынно, чисто, светло и тихо. Доступный только посвящённым, внепространственный лифт поднял их на самый верх — туда, где в основании шпиля находилась комната экстренной связи.

— Не хочется, — сообщил Координатор, усаживаясь в выросшее прямо из пола кресло.

— Что не хочется? — спросил Распорядитель и сел рядом.

— Высших тревожить не хочется. Даже, когда возникла Воронка Реальностей, мы справились. А теперь… что я им скажу?

— Вы им скажете то, что есть на самом деле. Что мы обнаружили «пуповину», которая ведёт с Земли в новую Вселенную. Что мы, естественно, обеспокоены этим фактом, потому что по всем инструкциям должны были быть поставлены об этом в известность, чего не случилось. Потребуете объяснений. Или, если уж требовать вам не хочется, просто зададите вопрос. В конце концов, мы должны знать, что происходит, иначе наша деятельность в этой Вселенной во многом просто утрачивает смысл. Мы ведь уже обсуждали все это.

— Да, обсуждали… Ладно, попробуем. — Координатор умолк и неподвижно замер в кресле.

Прошла секунда, другая…

Волнистая рябь пробежала по стенам, и через мгновение они очутились как бы внутри облака из золотисто мерцающих искр. Вот облако заколебалось, задвигалось, искры, уплотняясь и перемещаясь, исполнили быстрый и слаженный танец, и перед Распорядителем возникло Лицо.

Ему было прекрасно известно, что Высшие не имеют лиц, как таковых, но сознанию в данном случае удобнее было оперировать визуальными и вполне конкретными образами, поэтому оно услужливо сформировало перед его взором именно то, что он и ожидал увидеть — лицо гуманоида, чем-то напоминающее его собственное. Только более гладкое и величественное, с чеканными правильными чертами. Словно ожило скульптурное изображение давно позабытого, но прекрасного и грозного бога, которое иначе, чем Лицо, нельзя было назвать, и теперь оно с внимательным ожиданием пристально смотрело на Распорядителя.

Интересно, что видит Координатор, подумал Распорядитель. Он-то по своей изначальной природе не гуманоид и нынче принял облик гуманоида только потому, что мне так гораздо удобнее. Снизошёл вроде как. Хотя и ему так на самом деле удобнее. Впрочем, не важно все это. Главное не то, что он видит, а что скажет. Не чувствую я в нем уверенности последнее время. Ох, не чувствую…

— Здравствуй, Высший, — сказал Координатор, выпрямляясь в кресле.

— Здравствуй, Координатор. И ты, Распорядитель, здравствуй, — губы на Лице шевельнулись, но голос Высшего, глубокий и спокойный, казалось, шёл сразу отовсюду. — Раз вы прибегли к прямой связи из Замка, значит, я могу со стопроцентной уверенностью предположить, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Именно так, Высший, — сказал Координатор. — Во всяком случае, мы так решили.

— Говорите.

— Высший, Распорядитель обнаружил «пуповину».

— «Пуповину»? Я не ослышался?

— Да. «Пуповину». Она всего одна, но это именно «пуповина», которая ведёт в иную Вселенную. Нас никто не поставил об этом в известность, и мы решили выйти на связь сами.

— Вы правильно сделали. Это для меня новость. Мы не создавали иной Вселенной.

— Но она существует! «Пуповина» возникла на планете Земля. Это одна из ключевых точек…

— Я знаю.

— Прошу прощения. Я только хотел подробнее рассказать то, что нам удалось выяснить.

— Того, что вы рассказали, вполне достаточно. Благодарю вас.

— Что нам теперь делать, Высший?

— То же, что и раньше. Мы разберемся и поставим вас в известность.

— Вы сами свяжетесь с нами?

— Да.

— Может быть, нам стоит как-то…

— Нет. Ничего специально предпринимать не надо. Возвращайтесь к своим обязанностям. Повторяю, мы разберёмся сами. Теперь это уже в нашей компетенции.

— Но…

— До свидания.

Лицо заколыхалось и через миг рассыпалось на тысячу золотистых искр, которые, в свою очередь, еще через пару мгновений обрели прежний вид надёжной каменной стены.

— Вот и всё, — сказал Координатор, не поворачиваясь. — Конец связи. Вы что-нибудь поняли?

— Я понял одно, Координатор. Нас вежливо послали, куда подальше и посоветовали не совать нос не в своё дело. Вы как хотите, но, по-моему, Высшие затеяли какую-то игру, в которую нас посвящать не собираются.

— Почему вы так думаете?

— Потому что он оговорился.

— Оговорился? Высший?

— А вы не заметили? Вспомните. Сначала он сказал, что они не создавали новой Вселенных. Так?

— Да.

— Вот. А потом сказал, что ему известно о «пуповине» на Земле.

— Нет. Он имел в виду, что ему известно о ключевом значении Земли.

— Все равно. Даже, если и так, то всё равно он слишком быстро отключился. Как будто заранее знал, что мы ему скажем. Сделал вид, что удивлён, поблагодарил, и — все. Как хотите, Координатор. А я нутром чую, что дело тут нечисто.

— Вы слишком подозрительны, Распорядитель.

— Возможно. Но не забывайте, что происходящее касается нас самым непосредственным образом. Мне даже трудно предположить, что из всего этого может получиться, потому что на моей памяти ничего подобного не случалось. Две Вселенные! Шутка ли? И там, во второй Вселенной, заметьте, мы с вами никакой власти не имеем.

— Я не понимаю, чего вы хотите, Распорядитель?

— Все очень просто, Координатор. Я элементарно хочу жить. И хочу, чтобы жила моя, вернее, наша Вселенная. Понимаю, что это звучит безумно, но отчего бы не предположить, что вторая Вселенная была создана затем, что первая по каким-то причинам стала уже не нужна?

— Извините, Распорядитель, но это звучит как бред. Я даже не хочу комментировать подобные высказывания, поскольку это совершенно бессмысленно.

— Я не сказал, что это так и есть. Я сказал, что такое возможно. Пусть чисто теоретически. Но возможно.

— Если бы я не знал, что мы с вами не можем ни при каких обстоятельствах сойти с ума, словно какие-нибудь Низшие, я был бы уверен, что вы рехнулись, Распорядитель.

— Лучше бы я на самом деле рехнулся, Координатор.

— Ладно, хватит. Считайте, что я озаботился вашими параноидальными страхами.

— Насколько озаботились?

— Настолько, что обещаю подумать над тем, что мы можем сделать в данной ситуации.

— Надеюсь, Координатор, что вы не будете думать слишком долго, потому что в противном случае, может не хватить времени для действий.

— Я буду думать ровно столько, сколько необходимо, Распорядитель. Вас же я убедительно прошу без моего ведома в этом направлении ничего не предпринимать. Совсем ничего. Вы меня хорошо поняли?

— Я понял, Координатор.

Прозрачная крыша ангара рассеивала прямые солнечные лучи, поэтому внутри было достаточно светло и прохладно.

— Вот они, — сказал Хан. — Можете брать любые, на выбор. Или один большой, если хотите все вместе. С управлением справится даже ребёнок, и разбиться на них тоже совершенно невозможно.

— Защита от дурака? — спросил Дитц.

— Да. Если даже направить гравилет на полной скорости в стену, ничего не выйдет. Автомат перехватит управление.

— А отказ двигателя? — поинтересовался Велга.

— Система продублирована трижды. Но даже, если случится невероятное, и откажут все три, то на вас будут антигравы — специальные пояса, которые не дадут вам упасть. Сейчас я вам все покажу, потом вы попробуете сами и — вперёд. В радиусе сотни километров и на высотах до пятисот метров будете свободны как птицы. Решили, кто полетит?

— Всех учи пользоваться, — сказал Велга. — А мы потом разберемся.

На обучение ушло в общей сложности около полутора часов и, когда Велга, Майер, Хейниц и Стихарь вылетели на разведку, по местному времени было девятнадцать тридцать и до темноты, которая, как рассказывал Хан, наступала здесь почти мгновенно, сразу после заката солнца, они вполне успевали.

— По-моему, Хан обиделся, — сказал Хейниц, когда управляемый Валеркой гравилёт поднялся вверх на полторы сотни метров и направился к югу. — Получается, что мы ему вроде как не доверяем.

— Если и обиделся, то не слишком сильно, — сказал Велга.

— На обиженных воду возят, — заметил Стихарь, не оборачиваясь. — Да и как им доверять, после того, что случилось? Доверились уже однажды, благодарю покорно. Нет, вы как хотите, а не нравится мне все это. Правильно ты, Руди, говоришь. Нам такое общество всеобщей справедливости, где людей без всяких объяснений суют в зону, на фиг не нужно. Мы уже в таких обществах живали, знаем. Но то были наши общества, родные, можно сказать, и свои в доску. Мы в этих обществах родились и выросли. А здесь… Нет, ну обидно ведь! Только-только я раскатал губы пожить при настоящем коммунизме и — на тебе. Как серпом по …молоту. Эх, нет в жизни счастья!

— Ты бы лучше меньше трепался, а больше по сторонам смотрел, — посоветовал Майер.

— А чего тут смотреть? Внизу — сопки, вокруг — небо…

— Кстати, о небе, — сказал Велга. — Что это мы так низко летаем? Прямо как и не бравые разведчики. А ну-ка давай вверх по максимуму. Только не резко. Полегоньку.

— Есть, командир!

Валерка принял ручку на себя, и гравилёт, задрав нос, принялся набирать высоту.

Двести метров. Двести пятьдесят. Триста двадцать…

С напряжением и тайной надеждой они неотрывно следили за меняющимися цифрами на альтиметре.

Четыреста пятьдесят…

— Ну, давай… — прошептал Майер.

Это было похоже на не очень резкое но неуклонное торможение, завершившееся ровно на пятистах метрах высоты. Словно невидимая гигантская рука плавно остановила летательный аппарат в воздухе и теперь продолжала удерживать его на весу, не пуская выше.

— Все, ребята, — сообщил Валерка. — Дальше не идёт. Жми, не жми — бесполезно. Все, как Хан и рассказывал. Силовое поле.

— Получается что-то вроде круглой коробки, — сказал Хейниц. — Только вместо стен — специальное поле, непреодолимое для физических тел. Да. При таком подходе и охраны никакой не надо. Отсюда не убежишь.

— Ага, — откликнулся Валерка. — Как магазин от ППШа. Но совсем плоский. А мы — внутри, словно пойманные букашки. Проверили крышку букашки — не открывается… Ну что, теперь стенки проверим?

— Давай, — сказал Велга. — Проверять так проверять. Сколько там до этой стенки осталось?

— Тридцать кэмэ мы пролетели. Значит, семьдесят. Десять минут, товарищ лейтенант. Если, конечно, лететь, а не ползти.

Боковая «стенка» оказалась столь же непроницаемой для гравилёта, как и «крышка». После нескольких бесплодных попыток протаранить невидимую вязкую преграду на разных скоростях и высотах, Велга отдал приказ опуститься на песок (сопки уже кончились, и под ними расстилалась пустыня).

После прохладного кондиционированного нутра машины сухой и горячий воздух пустыни затруднял дыхание.

— Ты смотри как жарко, — сказал Валерка и поглядел из-под ладони на уже довольно низкое солнце. — А ведь и вечер уже близко.

— В пустыне и должно быть жарко, — заметил Хейниц. — Хотя я никогда раньше не был в пустыне. Только читал. Глядите, варан!

Они посмотрели и увидели на гребне ближайшего к ним невысокого бархана большущую — не меньше метра с лишним от головы до кончика хвоста — буро-желтую ящерицу с массивной головой и мощными лапами. Обитатель пустыни, замерев, искоса смотрел на пришельцев круглым немигающим глазом, а из его пасти время от времени вылетал и мгновенно прятался обратно длинный узкий язык.

— Ух ты, — сказал Валерка. — Прямо крокодил! Цып-цып-цып… Эй, а это что?

— Что? — спросил Майер.

— Следы! Варан-то, смотрите, с той стороны прибежал, где стена. И как это может быть?

— А ведь и верно, — сказал Хейниц, всматриваясь. — Следы далеко тянутся. Мы ведь у самой стены сели?

— Точно у неё, — заверил ефрейтора Стихарь. — Я только чуть-чуть назад сдал, метров на десять, не больше. И сразу на посадку пошёл. Вертикально.

— Так, — веско произнёс Велга. — Вот об этом я на самом деле и думал. Машину не пропускает, а человека или животное… Ладно. Стойте здесь, а я попробую, — и он, повернувшись, решительно зашагал на север, в сторону близкой невидимой стены.

Майер, Хейниц и Стихарь, затаив дыхание, смотрели в удаляющуюся спину лейтенанта. Вот он, не снижая темпа, одолел два десятка метров, вот еще десяток… и ещё один… и ещё.

— Неужели получится? — недоверчиво пробормотал Хейниц.

И тут лейтенант остановился, повернулся к ним лицом, махнул рукой и крикнул:

— Эй, Валера!

— Я! — откликнулся боец.

— Садись в машину и попробуй подлететь ко мне!

— Понял!

— Он хочет проверить, — догадался Майер.

— Хорошая мысль, — кивнул Хейниц.

Валерка скользнул в кабину, приподнял гравилёт над песком и медленно двинулся в сторону Велги. Аппарат одолел несколько метров и встал, как вкопанный. Чуть слышно загудел двигатель — это Валерка прибавил мощности, но без всякого результата. Силовое поле все так же не пускало машину дальше определенной границы.

— Ну, вот и ответ на вопрос, — удовлетворенно сказал Велга, вернувшись назад по собственным следам. — Значит, выбраться отсюда можно. Что и требовалось доказать.

— Странно, что Хан не сказал нам об этом, — задумчиво произнёс Хейниц. — Неужели не знал? Трудно поверить.

— А мне не трудно, — заявил Валерка. — Сейчас я вспомню как это называется… А, стереотип мышления, вот! Попробовали раз-другой на гравилёте, не получилось и — всё. Значит, нельзя. И больше уже об этом не думали. Да и зачем, на самом деле думать-то? Еда есть, женщины есть, полная свобода в радиусе ста километров тоже есть. Да и законопослушные они все, хоть и с отклонениями. Воспитаны так потому что. Между прочим, я от бывших зэка слышал, что для побега особый кураж нужен. Не всякий на это способен, даже когда уйти можно по лёгкому. Психология такая у человека. Сказано сидеть, вот и сидят. А поведут на смерть — тоже пойдут, как миленькие.

— Стадный инстинкт, — сказал Велга. — Может, ты и прав. Но, честно сказать, я тоже пока не знаю, что нам делать с этим открытием. Уйти можно и это, разумеется, хорошо. Осталось только выяснить, куда именно нам идти.

— Э, разберемся! — беспечно махнул рукой Валерка. — Главное лично мне как-то сразу легче дышать стало.

— Это потому что воздух остывает, — усмехнулся Майер. — Солнышко-то, вон, уже совсем низко.

— Да, — сказал Велга. — Пора возвращаться. Давай, Валера, заводи. И свяжись с нашими, — пусть сгоношат что-нибудь на ужин. А то что-то я от всех этих волнений здорово проголодался.

Глава двадцать седьмая

Ушедший день забрал с собой изнуряющий жар солнца, а сменившая его ночь хоть и не принесла особой прохлады, но все же давала возможность относительно легко дышать на открытом воздухе, а не прятаться в помещения с искусственным климатом.

Пока Велга, Стихарь, Майер и Хейниц летали на разведку, остальные выбрали пустующий дом на западной окраине городка и перенесли туда нехитрые пожитки отряда — жильё наверху служило чем-то вроде гостиницы для вновь прибывших, и долго его занимать, как объяснил Хан и девушки, было нежелательно.

Теперь они все сидели во дворе этого дома за обширным столом под увитым виноградом навесом, пили чай и обсуждали сложившуюся ситуацию. Несколько искусно спрятанных в виноградных листьях ламп бросали на стол яркий, но мягкий свет, отчего ночь за пределами двора казалось ещё более чёрной и непроницаемой для взгляда, чем была на самом деле.

Где-то вдалеке трещали цикады, и не успевший как следует остыть ветерок, нес на себе, прихваченный на окрестных сопках, сухой запах выгоревшей на безжалостном солнце травы.

— Хорошо как, — промолвил Сергей Вешняк, наливая себе уже третью по счёту чашку. — Покойно. Все живы, сыты… Хорошо.

— Хорошо-то хорошо, — тут же не упустил возможности вставить слово Валерка Стихарь, — да ничего хорошего. На севере, за барьером этим силовым, жаркая пустыня. Родные, мать их, Каракумы. Ни воды, ни тенёчка. До ближайшего места, где люди живут, как мы уже знаем, двести с гаком кэмэ. И как мы их, спрашивается, на своих двоих пройдём? Изжаримся, к едреней фене. Солнце здесь, что твоя паровозная топка. Даже у нас в Ростове летом просто курорт по сравнению с этим Туркестаном.

— А зачем куда-то идти? — удивился Вешняк. — Тебе что, здесь плохо?

— Ты, Валера, карту бы сначала посмотрел, — сказал Малышев. — Ежели, конечно, тебе не просто язык почесать охота. Речушка, которая здесь течёт с юга на север, с гор, куда, по-твоему, впадает? Я тебе скажу. В другую реку. И довольно крупную. Если вдоль этой второй реки двигаться, то как раз к людям и можно выйти. Так что выбраться отсюда не особо трудно. Трудно понять, зачем и для чего. Ну, выберемся. А дальше что?

— А мне её кто показал, карту эту? — как ни в чем не бывало парировал ростовчанин. — Ну, если река, это, конечно, меняет дело.

— Ничего это не меняет, — сказал Майер. — Миша прав. Для того, чтобы куда-то идти, должна быть цель. А какая у нас цель?

— Цель у солдата всегда одна, — гордо заявил Валерка. — Вернее, две. Победить и выжить. Можно в обратной последовательности.

— Вот-вот, — кивнул пулеметчик. — Именно, что победить и выжить. Насчёт выжить трудностей я не вижу: заказывай любой продукт и жри, сколько влезет. И пей. Хоть лопни. И главное — совершенно бесплатно. Опять же никто в тебя стрелять здесь тоже пока не собирается. Самые опасные люди — Хан и его братия. Смешно. Отсюда следует второй вопрос. Догадываешься какой?

— Кого нам побеждать, — вздохнул Стихарь. — Брось, Руди. Я ведь прекрасно все понимаю. А спорить пытаюсь исключительно из чувства противоречия и чтобы вас как-то расшевелить.

— А то мало нас шевелили, — буркнул Майер. — Из Москвы вашей, вон, только что еле ноги унесли. Ещё не известно, что бы с нами было, не попади мы сюда. Так бы и сгинули в том подземелье. Или наверху под танковыми гусеницами да огнём с вертолётов этих проклятых.

— Кстати, о подземелье, — оживился Хейниц. — Никому не показался странным то, как мы сюда попали?

— Что ты хочешь сказать, Карл? — спросил Дитц. — Вся наша жизнь — одна большая странность. Одной больше, одной меньше…

— Не скажите, господин обер-лейтенант, — оживился ефрейтор. — В том-то и дело, что мы уже в некотором роде можем считаться специалистами по переходам в параллельные миры. Вспомните, как это было раньше. Ну, кто вспомнит? Давайте, смелее.

— Да все помнят, брось ты свои загадки, — поморщился Шнайдер. — В чем дело-то?

— Кажется, я знаю, что он имеет в виду, — сказала Аня. — Этот переход был не похож на предыдущие. Да, Карл?

— Вот! — торжествующе поднял вверх указательный палец Хейниц. — Абсолютно не похож. Раньше мы переходили из мира в мир практически незаметно. Давайте, все-таки припомним для наглядности. Первый раз это было в лесу…

Велга слушал Карла Хейница и перед ним, как наяву, вставали картины вроде бы и недавнего по времени, но далёкого по внутреннему ощущению прошлого.

Вот первая Земля-бис, на которую они попали в скорлупках аварийных модулей, когда шальная ракета уничтожила космокрейсер сварогов. Земля не очень далёкого будущего, где разрозненные остатки человечества после страшной астероидной атаки и последующей «ядерной зимы» пытаются выжить, воюя друг с другом и жестокими обстоятельствами. Они вмешались в часть этой войны и предотвратили атомную катастрофу. А потом, волоча на себе раненых, отступили сквозь лес и… И оказались уже совсем на другой Земле. На Земле богатой и благополучной. Настолько благополучной, что для поддержания в человеке здоровой агрессии и удовлетворения его низменных страстей пришлось заводить специальные Полигоны и Города. Правда, благополучие это оказалось на проверку весьма хрупким…Да, переход туда был тоже совершенно не заметен. Тащились израненные и вымотанные по лесу и вдруг — на тебе. Чистое шоссе и красивый пустой автобус. И потом, когда уже главная, казалось, цель было определена, и они несли нуль-бомбы в Замок, Малышев первым пересёк незримую черту, за которой снова была их первая война. Та самая война, начавшаяся для русских 22 июня 1941 года, и откуда летом 43-го их и немцев выдернули свароги…

— …то есть, каждый раз мы практически не замечали перехода. Вернее, замечали, но лишь тогда, когда непосредственно пересекали какую-то границу и попадали в иной, параллельный мир, — подытожил ефрейтор. — Так? Так. А в последний раз как было? Не знаю, как вам, а мне показалось, что водопад и мы вместе с ним летим со страшной высоты навстречу какому-то…не знаю… В общем, больше всего мне это напомнило исполинский мыльный пузырь. Знаете, что в детстве все мы пускали? Радужный такой, переливчатый.

— Точно, — согласился Валерка. — очень на пузырь это было похоже. Я, правда, лишь мельком его внизу заметил — не до того как-то было — падал, кувыркался да старался винтовку из рук не выпустить. Но теперь, когда Карл напомнил… Да, переливался радужно. И выпуклый.

— А мне показалось, что он еще как бы…дрожал, что ли, — добавил Вешняк. — Но не так, как пузыри мыльные дрожат. Иначе.

— Ритмично, — подсказала Аня. — Пульсировал этот пузырь, вот что.

— Да, — с задумчивым видом кивнул Шнайдер, — верно. Он пульсировал. Как сердце.

— Ну, прямо не бойцы, а сплошные поэты, — сказал Дитц. — Все верно. И пузырь помню и то, что он пульсировал, тоже. Но что из этого следует?

Карл Хейниц собрался ответить своему командиру, что он думает по этому поводу, но его опередили.

— Из этого следует, — донёсся из темноты знакомый голос, — что мы не в параллельном мире. Здравствуйте, друзья мои!

И широкоплечая приземистая фигура в плаще с капюшоном шагнула из темноты на свет.

— Господин Распорядитель! — картинно развёл руками Валерка Стихарь. — Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами? Давно не виделись. Милости прошу к нашему шалашу. Как доехали? Не укачало дорогой?

— Да уж, дорога, я вам доложу, не самая гладкая, — Распорядитель откинул капюшон, открывая взорам массивную седую голову, и оглядел собравшихся всеми своими разноцветными глазами: двумя синими, как море на горизонте в ясный день и одним красным, словно уголёк в костре.

— Здравствуйте, господин Распорядитель, — сказал Дитц, поднимаясь со своего места. — Прошу садиться. Чаю?

— Благодарю.

Распорядитель уселся на свободное место, принял из рук Ани чашку, подержал её в ладонях, будто согревая невесть где замёрзшие руки, отпил глоток и поставил чашку на стол.

— Что-то не вижу особой радости на лицах, — усмехнулся он краем рта.

— Мы просто умело скрываем свои чувства, — пояснил Валерка. — Как и подобает разведчикам.

— Я так и подумал, — кивнул Распорядитель. — Но я, кажется, невольно вмешался в диспут, который вы здесь вели?

— Диспут не диспут, — сказал Велга, — а разговор был. Мы просто в очередной раз пытались понять, куда нас занесло.

— Я как раз говорил о том, что нынешний переход был совершенно не похож на предыдущие, — подал голос Карл Хейниц.

— Да, — сказал Распорядитель. — Это верно. И мысль ваша двигалась в правильном направлении. Переход был не похож именно потому, что, как я уже сказал, мы с вами сейчас не в параллельном мире. То есть, эта Земля, — он повел рукой вокруг, — не есть отражение вашей основной Земли.

— А что же это тогда? — спросила Аня. — С вашим мироустройством, я гляжу, нормальному человеку и рассудком повредиться недолго.

— Ничего, — сказал Распорядитель. — Рассудки у вас крепкие. Да и где вы здесь видите нормальных людей? Нормальные дома сидят. А любой из вас прошел, увидел и пережил столько, что… Да и нет здесь ничего особо сложного. Конечно, если глубоко не копать.

— Глубоко не надо, — предупредил Валерка. — У меня от глубокой науки в голове как-то сразу тоскливо случается, а на душе томно.

— Так что с этой Землей? — спросил Велга, закуривая. — Давайте уж рассказывайте, если начали. Опять же, как я понимаю, вы сюда к нам не просто так на чашку чая завернули.

— Да, — согласился Распорядитель. — Разумеется, не просто так. Просто так мы с вами как-нибудь в другой раз чаю попьем. Или даже чего покрепче. А пока дело в том…

И Распорядитель рассказал им обо всем, что знал. И о «пуповине», и о новой Вселенной, и о Высших, которые эту самую новую Вселенную и создали, не поставив в известность их с Координатором.

— Час от часу не легче, — вздохнул Майер, когда Распорядитель умолк. — Мало нам одной Вселенной, теперь ещё и вторая объявилась. Да и еще и какие-то Высшие… Кто они такие?

— Если говорить вашим языком, то они моё и Координатора начальство, — ответил Распорядитель. — Это те, у кого больше власти и больше возможностей. Поэтому они и зовутся Высшие.

— Ага, — оживился Валерка. — Вот мы, наконец-то, и добрались до богов!

— Дело не в названии, — пожал плечами Распорядитель. — Можно назвать их и богами, если хочется. Почему бы и нет, если они умеют создавать новые Вселенные?

— Что-то многовато богов развелось последнее время, — заметил Шнайдер. — Плюнуть уже некуда. За что ни возьмись — везде они.

— Это — ладно, — сказал Велга. — Боги там или не боги… По большому счёту не важно. Важно другое. Зачем было создавать эту другую Вселенную да ещё и в тайне от вас? Я так понимаю, что у вас с Координатором возникли какие-то опасения по этому поводу?

— Да, — сказал Распорядитель. — Возникли. Но больше у меня, если честно. Координатор не верит, что Высшие способны на какие-то свои игры за нашими спинами. А я, в свою очередь, наоборот, не очень доверяю Высшим. Фактов у меня нет, одни подозрения. Но подозрения эти беспочвенными никак не назвать. Новую Вселенную они создали? Создали. Нас в известность не поставили? Не поставили. Мало того. Это мы вроде как поставили их в известность. Во всяком случае, Высший, с которым мы связались, очень удивился, узнав о «пуповине».

— Или сделал вид, что удивился, — сказал Дитц.

— Вот именно. Или сделал вид. А вид они могут себе сообразить любой.

— Хорошо, — сказал Велга. — Все это очень интересно и познавательно. Но мы-то при чём? Кстати, вы, надеюсь, поняли, что мы тут угодили в закрытую зону? Называется Зона Омега. Местное донельзя гуманное и высокоразвитое человечество держит здесь тех, кто по тем или иным причинам неугоден обществу или просто в него не вписывается.

— Заметил, — кивнул Распорядитель. — Это не страшно. В любом случае вы здесь, как мне кажется, долго не задержитесь.

— Сами выпустят? — осведомился Дитц.

— Или сами, или я вас заберу. Конечно, если вы захотите. Но по-моему, делать вам тут абсолютно нечего. Это не ваш мир.

— И куда это ты собираешься нас забрать? — спросил Валерка. — Снова на Лону? Благодарю покорно. Там, конечно, замечательно во всех отношениях, но уж больно скучно.

— Куда и зачем, я и сам пока не знаю, — сказал Распорядитель. — Опять же, повторяю, это будет зависеть от вашего желания. На данный момент я просто хотел своими глазами посмотреть на то, что здесь, на этой новой Земле делается, а заодно и вас проведать.

— Что-то вы темните, Распорядитель, — сказал Велга. — Как мне кажется.

— Он не темнит, — сказала Аня. — Он действительно не знает. И думает, что ему, возможно, снова потребуется наша помощь.

— Ну вот, — улыбнулся Распорядитель. — Разве можно что-то скрыть от колдуньи? Давайте считать, что я просто навестил вас, чтобы убедиться, что вы в добром здравии. И ещё. Как я уже говорил, моё здесь появление можно считать разведкой. Не мне вам рассказывать, что это значит. Как только я узнаю что-то новое и важное, то обязательно сообщу. В любом случае, эта наша встреча, я уверен, не последняя. И, не устану повторять, все будет зависеть только от вашего желания. Возможно, мои подозрения и не очень хорошие предчувствия беспочвенны, и на самом деле мне просто пора, что у вас называется, на пенсию. Но, даже если это и так, вас я здесь не брошу. Если, разумеется, вы сами не захотите остаться. Но мне почему-то кажется, что вы не захотите. Да, если окажется, что вам придётся по каким-либо причинам оставить это место, не переживайте. Я найду вас, где бы вы ни были. Но по своей воле лучше вам отсюда не уходить. Это, разумеется, ни в коей мере не приказ, а всего лишь пожелание. Тем более, что мне известно о свойствах силового поля на границах Зоны и особенностях географии данного района, — он как-то очень естественно и весело умудрился подмигнуть Велге своим третьим глазом. — Местное земное общество, как вы правильно заметили, хоть и гуманно, но может изрядно всполошиться, если девять таких свободолюбивых индивидуумов, как вы, самовольно покинет Зону. До крупных неприятностей, думаю, дело не дойдёт, если, конечно, вы сами их не спровоцируете, но все же лишние хлопоты нам ни к чему. Считайте пребывание здесь чем-то вроде вынужденного отдыха. Хорошо?

Отряд дружно промолчал, игнорируя вопросительную интонацию Распорядителя.

— Буду считать, что мы практически договорились. Для собственного, так сказать, спокойствия. — Распорядитель одним глотком допил остывший чай и поднялся.

— Уходите? — вежливо осведомился Дитц.

— Да, пора. Время не ждёт. Чем раньше разберусь, тем лучше.

— На ночь глядя… — сказал Велга. — Как-то даже неудобно вас отпускать. Может, все-таки переночуете?

— Вы забыли, — улыбнулся Распорядитель. — Мне не нужен сон. Хотя иногда, поверьте, очень хочется уснуть.

— Подождите! — воскликнул Карл Хейниц. — Ещё один вопрос! Можно?

— Давайте.

— Вы сказали, что это новая Вселенная и создана она совсем недавно. Так?

— Да. По нашим с Координатором меркам буквально вчера.

— Но как же тогда быть с историей? Здесь, на этой Земле, практически, та же самая история, что и на нашей! И не только история, собственно, человечества. Я ещё не разбирался, как следует, но, думаю, что тут тоже были когда-то и мамонты, и динозавры, и… То есть, я хочу сказать, как это возможно? Вселенная создана, как вы говорите, вчера, а история её насчитывает миллиарды лет?

— А ведь и правда! — изумился Стихарь. — Неувязочка получается, товарищ Распорядитель. Потрудитесь объяснить.

— Да здесь и объяснять нечего, — снисходительно усмехнулся Распорядитель, набрасывая на голову капюшон плаща. — Просто в данном случае Вселенную создали уже сразу с историей. Той продолжительности, которая понадобилась. Ну, до встречи.

Махнув на прощанье рукой, Распорядитель шагнул из под навеса в ночь и через мгновение растворился в ней без следа.

— Во как, — сказал Валерка. — Пришёл, наговорил сто бочек арестантов и снова исчез. И что мы теперь должны предпринять в этой связи?

— А тебе обязательно надо что-то предпринимать? — спросила Аня. — Наслаждайся жизнью, пока время есть. Отдыхай. Потому что, как подсказывает мне сердце, нам опять скоро выступать в поход. И думаю, что поход этот будет последним.

— Типун тебе на язык, — пробормотал Вешняк. — Последний… Думай, что говоришь.

— Ты меня не так понял. Последний совместный. Кажется мне, что впереди нас ждут большие изменения в судьбе. Да и пора. Сколько можно уже шляться по чужим мирам? Время скитаний когда-то должно закончиться. Вот оно, по-моему, и заканчивается.

— Ладно, — сказал Валерка и с хрустом потянулся всем телом. — Будут изменения, встретим их достойно. А пока…Сколько там у нас времени уже? — он посмотрел на часы. — Ага. Двадцать три часа сорок две минуты. Очень хорошо. Раз больше ничего серьёзного предпринять нельзя, то прошу разрешения отлучиться.

— Ох, уж эти мне южане-ростовчане, — нарочито вздохнула Аня. — Нет, все-таки хорошо, что из вас всех я Мишеньку полюбила. Большой, надёжный и не бабник. Правда, Мишенька? — и она ласково прильнула к мощному плечу Малышеву.

— А чего сразу бабник? — возмутился Стихарь. — Уж и прогуляться солдату перед сном нельзя!

— Э, — сказал Шнайдер. — И я с тобой. Разрешите, господин обер-лейтенант?

— И я, пожалуй, — постарался не отстать от товарищей Майер.

— Три на три! — засмеялся Валерка. — Чтобы никому не было обидно.

Командиры переглянулись, и Дитц едва заметно наклонил голову.

— Да идите уже, гуляйте, — разрешил Велга. — И смотрите с Ханом там не задирайтесь. А то нам только войны тут не хватало. Троянской.

— Почему Троянской? — не удержался от вопроса Стихарь.

— Потому что из-за баб, — объяснил Хейниц.

— И чтобы в восемь утра здесь были. — железным голосом добавил Хельмут. — Мы все-таки пока ещё отряд.

— Есть, быть в восемь утра! — дружно гаркнула троица и по старой доброй солдатской привычке (вдруг начальство передумает?) поспешила удалиться.

Глава двадцать восьмая

Распорядитель отвёл в сторону мешающие ветви, шагнул на поляну и остановился.

По земным меркам он был здесь последний раз лет восемьсот с лишним назад. Вроде бы и не очень давно, но всё-таки достаточно для того, чтобы произошли хоть какие-то зримые изменения.

Изменений, однако, не наблюдалось.

Ни зримых, ни каких-либо иных.

Та же, поросшая невысокой жёсткой травой и прорезанная вдоль и поперёк звериными тропами, поляна; тот же дремучий и первобытный лес вокруг, тянущийся отсюда к югу на добрую сотню дней пешего пути — вплоть до океана; те же близкие, цепляющие вершинами облака, горы на севере…

Но самое главное — вот они, перед глазами! — те же четыре неохватных, тянущихся на две сотни метров ввысь и там, в небе, сцепленных между собой широкими кронами, дерева, между которыми, кажущийся по сравнению с ними игрушечным, уютно расположился двухэтажный, сложенный из неотесанных брёвен, дом с двускатной, покрытой гонтом, крышей и высокой трубой, из которой тянулся ввысь и пропадал в густых листьях объединённой кроны прозрачный синеватый дымок.

Значит, на месте, подумал Распорядитель и ступил на ведущую к дому тропинку. Это хорошо. Не надо искать по всей планете. Да и неблагодарное это дело — его искать. Почти то же самое, что будить. Хоть бы не спал, действительно… Впрочем, дымок идёт из трубы, значит, спать не должен. Но с другой стороны, это ещё ничего не значит. Он может и не спать, и дома сидеть, а всё равно не согласиться. Вот не захочет, и всё. Никогда не знаешь, какие аргументы на него подействуют, а какие он сочтёт совершенно несущественными. Удивительная личность все-таки. Весь в себе. А ведь мог бы… Э, ладно. Вон меня взять. Прижало, и к кому я иду? К нему. А он когда-нибудь к нам с Координатором обращался? Нет. То есть, один раз было, когда просил малую часть этого сектора закуклить, чтобы разумные Низшие случайно до планеты не добрались. И всё. Но это такая мелочь, что и просьбой-то назвать сложно. Он бы и сам легко мог это сделать, просто не захотел нарушать сложившееся положение дел. Ладно, что я в самом деле, ставлю заранее себя в какое-то невыигрышное положение? В конце концов, его это всё тоже касается, не меньше, чем нас с Координатором. Хотя бы потому, что он тут живёт.

Вокруг дома не было никакой огорожи, и тропинка привела Распорядителя точно к невысокому крыльцу, поднявшись на которое, он очутился перед крепкой, скроенной из цельного куска дерева, дверью. Здесь не было никаких приспособлений, с помощью которых гость обычно подаёт сигнал хозяину о своём появлении: ни шнура он колокольчика, ни специального молотка-киянки, ни — тем более — кнопки электрического звонка. Поэтому Распорядитель просто поднял руку и постучал.

— Входи, не заперто! — донёсся из-за дверей знакомый голос.

Хозяин встретил его в прихожей.

Он тоже, как и лес вокруг, и поляна, и горы, и само жилище, совершенно не изменился за прошедшие с их последней встречи столетия: длинные седые волосы, забранные на затылке в два одинаковых хвоста, высокая и чуть сутулая, облаченная в просторную рубаху и мешковатые штаны, фигура и длинное худое, без признаков возраста, лицо с круглыми тёмными глазами.

— Здравствуй, Древний, — сказал Распорядитель, закрывая за собой дверь. — Рад тебя видеть.

— Здравствуй, — ответил хозяин. — Я тоже рад. Проходи, садись. Ты, я так думаю, не голоден, но есть вино. Осталось ещё от прошлого урожая. Хочешь?

— Не откажусь.

Распорядитель прошёл в обширную светлую гостиную и с интересом огляделся.

И здесь все по-прежнему. Разве что стол посреди комнаты стал, вроде бы, чуть пошире, да в простенке у окна вырос невысокий пузатый шкаф.

Появился хозяин, поставил на стол две глиняные чашки и глиняный же, наполненный вином, кувшин и сказал:

— Садись.

Распорядитель сел напротив, дождался пока Древний наполнит чашки, взял свою:

— За встречу.

— Давай.

Они выпили.

— Хорошее, всё-таки, у тебя вино, — сказал Распорядитель. — Какого я только вина не пил. Всех, можно сказать, времён и рас. Но такого… Впрочем, я не специалист. Может, ты просто где-то когда-то подсмотрел рецепт и теперь пользуешься? — он моргнул третьим глазом и пододвинул хозяину пустую чашку. — Налей ещё. Вкусно.

— Рецепт — штука нехитрая, — сказал хозяин. — А уж в отношении вина… Это как с колесом. Ясно, что был кто-то, кто первым придумал. Но вот кто это был… Я сам, бывало, учил Низших делать вино. А потом, в свою очередь, учился у них. Так что, секрет не в рецепте, как ты понимаешь. Секрет в подходе.

— В душе, — подсказал Распорядитель.

— Ага. Впрочем, секрет всегда в ней. Что стоящее ни возьми, без души не обходится.

Некоторое время они молча пили вино.

— Как там Координатор? — наконец, осведомился хозяин.

— Как всегда, — ответил с едва заметной усмешкой Распорядитель. — Координирует. Но у нас, понимаешь, возникла небольшая проблема.

— Если бы она была небольшой, ты бы сюда не явился.

— Ты уверен? Быть может, я просто решил отдохнуть, тебя проведать?

— Ага, рассказывай. Знаю я, как ты отдыхаешь. Ладно, не важно. Что случилось?

И Распорядитель рассказал о том, что знал. О «пуповине» на Земле, второй, недавно и неведомо кем и с какой целью созданной Вселенной, их с Координатором посещении Замка и сеансе связи с Высшими.

— Тёмное дело, — сказал Древний, внимательно выслушав. — И пахнет нехорошо.

— Для нас с Координатором? — специально уточнил Распорядитель.

— Не хитри, — поморщился хозяин. — Тебе не идёт. Для всех. Подожди, дай подумать.

Он разлил по чашкам оставшееся вино, поднялся и, заложив руки за спину, подошёл к окну.

Распорядитель молча смотрел ему в спину.

— Дырку просверлишь, — Древний обернулся и снова сел за стол. — Не понимаю. Новую Вселенную могли сотворить только Высшие. Если, конечно, не считать…

— Ты не хуже меня знаешь, что ЕМУ это не надо.

— Знаю. Значит, Высшие не говорят всей правды.

— Ну да, — криво улыбнулся Распорядитель. — Небо окаменело, земля растаяла, а Высшие пошли на обман.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, — заметил хозяин. — Но дело даже и не в этом. Что тебе надо от меня?

— А ты не догадываешься?

— Догадываюсь, — вздохнул Древний. — Увы. Но ты прав. Выяснить можно только там, в их обиталище. Или хотя бы сделать попытку. Кстати, а Координатор знает, что ты решил… меня проведать?

— Нет, — ответил Распорядитель. — Я не стал ему ничего говорить. Последнее время он какой-то уж слишком нерешительный. По-моему, он просто растерялся. Сам всё разведаю. Хоть это и прямое нарушение субординации. Так ты поможешь, Древний? Больше ведь некому.

Хозяин молча взял свою чашку, коснулся ею посуды Распорядителя, сделал несколько глотков, задумчиво повертел чашку в длинных сильных пальцах и с преувеличенной осторожностью поставил ее обратно на стол.

— Помогу, — сказал, наконец. — Это, как ты знаешь, не в моих правилах, но… Мне ведь тоже здесь жить, да?

И он хитро подмигнул Распорядителю.

Дни проходили скучно.

Возможно, если бы не визит Распорядителя, который не внес никакой ясности в будущее, а только растревожил воображение, они нашли бы себе достойное занятие хотя бы на две-три недели. Да что там говорить: одно изучение двухсот пятидесятилетней истории этой Земли заняло бы кучу времени. Но, во-первых, как мудро заметил Руди Майер, бессмысленно учить историю Земли, которую, может быть, очень скоро покинешь и никогда на нее не вернёшься, а во-вторых, Распорядитель, если и не сказал прямо, то очень прозрачно намекнул, что отряду не следует никуда особо рыпаться, а следует, наоборот, отдыхать и быть в любую минуту готовым к дальнейшему несению службы.

Нельзя сказать, что визит Распорядителя их всех особо обрадовал. С одной стороны они понимали, что сами согласились на его последнее предложение и отправились в очередной раз спасать любимую Землю от очередной же напасти, вследствие чего и оказались нынче в таком непонятном положении. С другой, в разговорах друг с другом все чаще высказывалась вслух мысль о том, что и на самом деле пора остановиться, что странствия не могут быть бесконечными и не может им бесконечно везти.

— Это как в картах, — заметил как-то за вечерним чаем Валерка Стихарь. — Раз пришло очко, два пришло, три… а потом — раз! — и перебор. А у тебя на кону все, что раньше выиграл.

— Ты же сам первый себе приключения на задницу ищешь, — сказал ему на это Вешняк.

— Приключения, Сережа, они разные бывают. Да и пожить мне что-то захотелось ещё. А с теми приключениями, что у нас, не ровен час, заработаешь себе сосновый бушлат вместо долгой и счастливой жизни.

— Так умирали мы уже, — философски заметил на это Курт Шнайдер. — И как ещё умирали… И что? Снова живы и здоровы.

— Значит, по-настоящему не умирали, — сказал Валерка. — Не верю я, что даже такие всемогущие ребята, как Распорядитель и этот… как его… Координатор могут воскресить человека после настоящей смерти. На это только Бог способен. А они не боги.

— Это ты так говоришь, потому что в Замке жив остался, — сказал Малышев. — Ты и Руди. А мы умирали. Вот и Аня тебе то же самое скажет.

— Не знаю, — качнула головой Аня. — Может быть, и умирали. А может быть, и нет. Смерть — это слишком сложная штука. Многоуровневая, я бы сказала. Думаю, что мы все же не прошли все уровни. Поэтому и воскрешение стало возможным.

Конечно, они все-таки посмотрели несколько учебных и научно-познавательных фильмов, в том числе и по истории. Из увиденного и услышанного напрашивался один вывод: после Второй мировой войны человечество неожиданно одумалось и приложило все силы для того, чтобы на Земле наступил истинный Золотой Век. И этот Золотой Век таки наступил.

Дешевая энергия.

Взрыв экологически чистых технологий.

Революционные открытия в физике, биологии и генетике.

Гуманная и действенная регуляция рождаемости.

Прорыв в Дальний космос и активная колонизация землеподобных планет.

Победа идеологии творческого знания над идеологией массового и бездумного потребления.

Выделение колоссальных средств на воспитание будущих поколений и впечатляющие успехи в этом самом воспитании.

Это и многое, многое другое производило впечатление какой-то волшебной сказки, красивого, но придуманного от первого до последнего кадра кино, рассказывающего о прекрасном, но совершенно нереальном мире.

Но ведь и рассказы обитателей Зоны Омеги подтверждали все, что они видели, до самого мелкого факта, а не верить словам очевидцев у них не было никаких оснований, там более, что и Аня всегда подтверждала правдивость этих слов.

Обитателей Зоны Омега было не очень много. Во всяком случае, городок, раскинувшийся в этой жаркой долине на территории бывшего Туркестана, мог бы при нужде вместить в десятки раз больше жителей. Большинство из них старалось держаться с непонятными пришельцами дружелюбно, но в то же время несколько отстранённо.

Слух о том, как они за несколько минут свергли местного некоронованного короля Хана со товарищи, распространился мгновенно. И поначалу, видимо, все посчитали, что «власть» отныне поменялась и перешла к этим странным, держащимся вместе и не похожим на других людям, которые в обычной жизни вне Зоны умудрились совершить нечто настолько страшное, что им даже стёрли часть памяти. Но странные пришельцы брать «власть» не спешили. А может быть, даже и вовсе не собирались. Иначе, как объяснить, что они после случая с Ханом и его людьми никак не проявляли своего превосходства в силе, выбрали для совместной жизни дом на окраине — подальше от остальных и общались, в основном, как ни странно, с самим Ханом и теперь бывшими его девушками: Викой, Ирой и Наташей? Впрочем, и не только с ними. Потому что, как только у трех девушек-подружек появились новые интересные кавалеры, выяснилось, что подружек уже не три, а ровно столько, чтобы оставшиеся в отряде мужчины не чувствовали себя обделенными.

Ни русские, ни немцы старались особых споров-разговоров, касающихся современного устройства общества на этой Земле с местными обитателями не вести. И вовсе не из-за опасения, что их примут за сумасшедших — сумасшедшими-то как раз с точки зрения этого самого общества здесь были все. Просто они не чувствовали (да и не могли в силу, так сказать, профессиональных качеств) себя здесь какими-то исследователями, призванными любой ценой добыть истину.

— Странно, — сказал как-то в один из вечеров по этому поводу Карл Хейниц. — Уж на что мне всегда были интересны все миры, в которых мы побывали, а теперь…

— Скучно? — спросила Аня.

— М-м…не совсем так. Какая-то недостоверность во всем этом ощущается. Как будто меня в чем-то обманывают, а в чем — не пойму.

— Они не обманывают, — сказала Аня. — Все так и есть. Золотой Век. Рай на земле. Просто дело в том, что здесь действительно все искусственное.

— Как это? — удивился Вешняк.

— Помните, что сказал Распорядитель перед уходом? Что эту Вселенную создали с уже готовой историей. Не знаю, как вы, а я часто об этом думаю. Вот представьте только: кто-то, чуть ли не равный по своим возможностям Богу, создаёт целую Вселенную. Другую. Альтернативную уже существующей. По каким-то причинам он делает её по возрасту такой же, как наша…

— По каким таким причинам? — тут же не удержался от вопроса Стихарь.

— Подожди, Валера, я к этому как раз и веду…. Получается две, вроде бы одинаковые Вселенные. Так? Так. Да не совсем так. Потому что дела в этих Вселенных идут по-разному. Причем совершенно по-разному. И это очень странно. Почему так? Ведь Вселенные-то, вроде, одинаковые изначально.

— А почему так уж по-разному? — спросил Дитц. — На тех Землях, где мы побывали дела тоже шли по-разному. Ну и что из этого?

— Вопрос в степени этого самого различия, — сказала Аня. — Смотрите. Везде, где мы были раньше, так или иначе, шла война. Или шла, или только что закончилась, или вот-вот должна была снова начаться. И у сварогов, и у вейнов, и на всех Землях-бис. Даже на той, последней, где все, вроде бы, было хорошо, почти, как здесь, пришлось, в конечном счете, обращаться к атлантам, чтобы отразить внешнюю угрозу. Так?

— Ну, допустим, так, — согласился Хельмут.

— Не допустим, а так и есть. А здесь что?

— Что?

— Ты, Хельмут, не вопросом на вопрос отвечай, — подмигнул обер-лейтенанту Александр. — Сам попробуй мозгами пошевелить.

— Можно подумать, что ты ими уже пошевелил.

— Обязательно.

— Ну и?

— Черт с тобой, — засмеялся Велга. — Хотя это видно невооруженным глазом. Аня, думаю, хочет сказать, что за последние полтораста лет не только на этой Земле не наблюдается войн, но и во всей обозримой Вселенной, которой эта Земля принадлежит. Во всяком случае, те высокоразвитые инопланетные расы, с которыми земляне уже познакомились, агрессивности не проявляют. Ну, если, конечно, исходить из тех данных, которыми мы вольно или невольно располагаем. Да, Аня?

— Именно так! — энергично подтвердила девушка.

— Действительно… — задумчиво произнес Дитц. — Как-то я сразу и не сообразил. Нет, господа, снижение умственных способностей командира — первый признак деградации разведподразделения. Расслабился я тут, чувствую, слишком. Надо срочно что-то предпринимать. Ладно, это потом. Какие выводы из всего этого, Анечка? Хотя, подожди. Я сам попробую.

И Хельмут принялся рассуждать вслух.

— Значит так. У нас — воюют. И воюют везде. Здесь — нет. Раньше тоже воевали, а теперь… Дьявол, раньше они тоже не воевали! Как они могли воевать, если раньше их вообще не было! Вся их история — липа, потому что созданы они совсем недавно. Но, вообще-то, какая разница? Они-то думают, что их Земле сколько-то там миллионов лет, значит…

— Четыре с лишним миллиарда, — подсказал Хейниц.

— Неважно, — отмахнулся Дитц. — Что за манера — перебивать офицеров? Р-распустились… Ладно. О чём это я? Да. Дело не в том, была у них история или нет, а в том, что они думают. А оно, человечество местное, думает, что история у них была. И эта история, так же как у нас, была, в основном историей войн. А теперь перестала. Теперь это история победы над войнами. Какой из всего этого напрашивается вывод? Лично у меня напрашивается вывод, что здесь что-то не так.

И он с гордым видом оглядел аудиторию.

— Браво, — похлопала в ладоши Аня. — А что не так?

— Ёжику ясно, — сказал Валерка. — Тот, кто всё это создал, теперь этим всем и управляет. Подталкивает, можно сказать, развитие в нужном направлении. Чтоб не воевали и были паиньками. Ути-пути, сю-сю-сю, в общем.

— То есть, — спросила Аня, — ты хочешь сказать, что те, кто создал эту другую Вселенную, проводит здесь какой-то эксперимент?

— Вполне может быть. А что? Хозяин, как говорится, барин.

— Данных мало, — сказал Велга. — Опять маловато данных. Может быть, так. А может быть, и не так совсем.

— А самое главное, — добавил Шнайдер, вытаскивая из кармана сигареты, — что от всего этого нам ни холодно, ни жарко. Мне другое интересно. Долго мы тут ещё торчать будем? А то уже и сигареты заканчиваются.

— У меня такое ощущение, что уже недолго, — сказала Аня.

— Хорошо бы… — вздохнул Курт и, с сожалением заглянув в полупустую сигаретную пачку, сунул ее обратно в карман.

Глава двадцать девятая

Ощущение Аню не подвело — Распорядитель появился на следующий вечер после этого разговора.

Как и в прошлый раз, он возник совершенно бесшумно и незаметно — просто шагнул со двора под навес, откидывая на ходу капюшон плаща.

— Тебя бы к нам, в разведку, — похвалил Стихарь, — цены б не было. Прямо гений маскировки. Ну, привет!

— Здравствуйте, — по лицу Распорядителя скользнула и спряталась в морщинах тень улыбки. — Я обещал вернуться. И вот — вернулся.

— Видим, — сказал Велга. — Здравствуйте, Распорядитель. Чаю?

— Честно говоря, я бы поел, если вас это не затруднит. День сегодня был хлопотный. Проголодался.

— Не затруднит, конечно, — сказала Аня. — Чего бы вы хотели? Здесь работает Линия доставки. Можно заказать, что угодно. Ну, или почти всё.

— Я знаю, — кивнул Распорядитель. — На твой выбор, Анечка. Я неприхотлив. Нахождение в материальном теле приносит свои радости, но имеет и свои недостатки. Например, время от времени хочется есть. Правда, еда сама по себе, тоже приносит радость, так что, у голода тоже две стороны. Впрочем, как и у любого явления в этом мире.

— Что ты вы ударились в философию, Распорядитель, — заметил Руди Майер. — Чую, не к добру.

Распорядитель неопределённо хмыкнул и, поблагодарив Аню, которая поставила перед ним тарелку с мясом и овощами, взялся за вилку.

Ел он, вроде бы, не торопясь, но тарелка опустела на удивление быстро.

— А помнишь, — спросил Валерка (отчего-то сложилось так, что только он единственный из всех обращался к Распорядителю на «ты»), — как ты нас угощал в Крыму? Я прямо обалдел тогда. Скатерть-самобранка!

— Да, — улыбнулся Распорядитель и пододвинул к себе чашку с чаем. — Сейчас так не получится.

— Почему?

— Не моя территория. Сила у меня здесь не та. Я же говорю, это другая Вселенная. И нам с ней нужно что-то делать. Чем скорее, тем лучше.

— Опять?! — округлил глаза Стихарь.

— Так я и знал, — вздохнул Майер.

— Что вы знали? — не понял Распорядитель. — Даже я узнал все только сейчас.

— Не знали, — сказал Дитц. — Предполагали. Да тут особого ума и не надо. Раз кто-то создал другую Вселенную, значит, с какой-то целью. Вот мы и предположили, что кому-то из ваших этих… Высших захотелось порулить иначе. Поэкспериментировать, в общем, захотелось.

— Не зря же тут нет войн уже сто пятьдесят лет, — добавил Велга.

— Да, — промолвил Распорядитель. — Лишний раз убеждаюсь, что мой выбор по отношению к вам был верен с самого начала… Значит, слушайте внимательно, друзья мои. Эти дни я, как и говорил, провёл в разведке…

И он рассказал о том, как принял решение без ведома Координатора отправиться в обиталище Высших, для чего ему пришлось обратиться за помощью к Древнему.

— Древний — разумное существо, как и мы с Координатором, перешедшее в нашу Вселенную из той, что ей предшествовала. Но, в отличие от нас, над ним нет, будем так говорить, начальников. То есть Высшим он не подчиняется. Он вообще не подчиняется никому. Я знаю его миллионы лет и никогда не мог до конца понять, зачем и для чего он существует, его задач и его целей. Общается он преимущественно с миром животным и растительным и крайне редко идёт на контакт с разумными. В том числе и со мной или Координатором. Хотя, повторяю, мы знакомы миллионы лет. Самосовершенствование? Не знаю. Иногда мне кажется, что на этом пути он давным-давно уже достиг всего, чего только можно достичь и мог бы уже перейти на уровень Высших, но почему-то не делает этого. Подозреваю, что ему это просто не нужно… Иногда мне кажется, что… впрочем, не важно. Древний — уникальная личность, но нам он интересен в первую очередь тем, что только он способен забросить разумное существо в область, где обитают Высшие. Даже нам с Координатором это не под силу. Именно поэтому я к нему и обратился. И он согласился помочь. Дело в том, что Высшие обитают в особом, нематериальном пространстве, куда просто так проникнуть невозможно. Для того, чтобы это сделать, требуется особое умение Древнего. Он умеет, если говорить очень грубо и упрощённо, отделить нашу тонкую ментальную сущность или душу от материальной оболочки и направить ее по нужной дороге в обиталище Высших. Потому что Высшие не имеют материальной оболочки. Точнее, они, конечно, могут принимать телесный облик, но практически никогда этого не делают за ненадобностью.

— Одну минуту, — сказал Велга. — Мне всегда казалось, что вы с Координатором тоже в некотором роде…э-э… нематериальны. Или это не так?

— Так. Просто эта, как вы говорите, нематериальность имеет несколько степеней. Степень нематериальности меня или Координатора вам, например, так же недоступна, как мне недоступна степень нематериальности Высших. Понимаете, о чем я?

— Я понимаю, — сказала Аня. — на самом деле здесь нет ничего сложного. Этот Древний… Его ведь, наверное, можно назвать и великим магом, да?

— Разумеется, — усмехнулся Распорядитель. — Если понимать под магией действия, результаты которых не может объяснить наука того или иного уровня. Термины не очень важны. Важна суть. А суть состоит в том, что сознательно в обиталище Высших можно попасть только с помощью Древнего. И для тебя во время этого путешествия не важно — в телесном облике ты находишься, или путешествует только твоя душа. Потому что ты все равно этого не чувствуешь.

— Как это — не чувствуешь? — спросил Майер. — Не чувствуешь, что душа расстаётся с телом?

— Душа, тело… В данном случае разницы нет. Потому что душа — это тоже своего рода тело. Ваше сознание, ваша человеческая сущность устроены таким образом, что, даже находясь вне тела, все равно вы будете ощущать себя как бы в телесном облике. Во всяком случае там, в обиталище Высших. И точно так же, в телесном облике, воспринимать окружающие души. Там, у Высших, на первый взгляд, много странного и непонятного. Но в целом, повторяю, вы поначалу чувствуете себя так, как будто просто совершаете весьма необычное и экзотическое путешествие.

— Поначалу? — переспросил Велга.

— Да, поначалу. Потому что затем душа приспосабливается и начинаются изменения, которые, собственно, и сигнализируют вам о том, что вы находитесь в тонком мире и следует возвращаться назад, чтобы не остаться тут навсегда.

— Попросту говоря, не погибнуть, — сказала Аня.

— Да. Можно сказать и так. Одно дело, когда душа отправляется в путешествие после естественной смерти тела и несколько иное, когда её разлучают с телом искусственно.

— То есть — это опасно? — спросил Дитц.

— Любое путешествие опасно, — пожал плечами Распорядитель. — Но у меня не было иного выхода. Надо было обязательно выяснить, что затеяли Высшие. И я это выяснил.

— И тотчас отправился сюда, чтобы поделиться, — констатировал Стихарь. — Очень мило с твоей стороны. Координатору-то хоть своему рассказал? Или сразу к нам?

— Все-таки нахал ты, Валера, — вздохнул Распорядитель. — Я бы даже сказал — наглец. Тебя спасает лишь то, что в глубине души у тебя нет желания обидеть. Просто удержать не можешь то, что на языке вертится. И чаще всего, как ни странно, попадаешь в точку. Да, я действительно отправился сразу к вам. И действительно ничего не сообщил Координатору. Я боюсь, что он все равно не сможет принять нужного решения. Или у него уйдёт на это слишком много времени, которое сейчас очень дорого.

— Опять дежа вю, — сказал Дитц. — Нечто очень похожее уже с нами происходило. И совсем недавно.

— Это так, — согласился Распорядитель. — Но я лишь теперь совершенно точно знаю, что Воронка реальностей, которую вы смогли уничтожить, была не причиной, а следствием. Следствием всего того, что происходит сейчас. А происходит сейчас, как мне удалось выяснить, следующее. Начну с того, что среди Высших тоже существует своя иерархия. Они делятся на Старших и Младших. Старшие — это те, кто создал нашу Вселенную. Младшие — в некотором роде ученики и помощники, которые когда-то должны будут создать следующую. Если в этом возникнет необходимость. Теперешние Старшие, насколько мне известно, тоже были когда-то Младшими и ходили в учениках до тех пор, пока та Вселенная, в которой родились я, Координатор и Древний не прекратила естественным путём своё существование. Вместе с ней ушли и те Старшие, которые её создали. И Младшие стали Старшими и создали новую Вселенную — ту, откуда вы родом. Куда ушли прежние Старшие — разговор отдельный, и темы этой лучше сейчас вообще не касаться, чтобы не запутать вас окончательно. Боюсь, у меня не хватит слов, чтобы это объяснить, а вы просто в силу малой подготовленности не сможете это воспринять, даже если бы я отказался от слов и попробовал объяснить иначе. Мир очень сложен и на его познание у всякой разумной сущности уходит, поверьте, много времени. Много времени в течение жизни, и еще больше после так называемой смерти. За десять минут этого не объяснишь, так что вам просто придётся поверить мне на слово. Тем более, что сейчас мы говорим о другом. Итак, Высшие. Старшие и Младшие. Учителя и ученики. И те, и другие — боги в вашем понимании этого слова. Не с большой буквы, но всё-таки. Но, как вы, наверное, хорошо знаете из мифов тех же, например, древних греков, и у богов случается разлад. Что, кстати, лишний раз подтверждает, что мифы — это не только художественные фантазии предков. Вернее, даже не столько фантазии.…впрочем, не будем отвлекаться. В общем, часть нынешних Младших не захотела ждать, пока придёт их очередь становиться Старшими. «Когда это ещё будет! — рассуждали они. — Эта Вселенная, созданная Старшими, не прошла ещё и половины отпущенного ей пути. И что это за путь? Разумные существа, вне зависимости от места и времени своего рождения во Вселенной, а также принадлежности к тому или иному роду, большей частью только и заняты тем, что убивают друг друга в бесчисленных войнах. Страдание и ужас миллиардов невинных жертв, слепая ярость и безжалостность воюющих сплошным незримым океаном миллионы лет плещется от края и до края этой Вселенной, и не видно ни малейшего шанса на то, что в обозримом будущем он пойдёт на убыль. Старшие говорят, что так и должно быть. Но так ли уж правы Старшие? Может быть, возможен и другой путь? И, если возможен, то какой?» И чем больше они размышляли над этим, тем тверже в них зрело убеждение, что иной путь возможен. Конечно, в том, что произошло есть изрядная доля вины и Старших. Значит, не сумели они в достаточной мере предостеречь Младших от соблазна достичь всего и сразу. А соблазн оказался слишком велик. Молодости вообще свойственны соблазны, и Высшие в данном случае ничем не отличаются от всех остальных… Собственно, история стара, как мир. И в то же время каждый раз нова, потому что случается для кого-то в первый раз. Это, как любовь. И, как ненависть. В конце концов, Младшие от размышлений и разговоров перешли к делу. Втайне от Старших они решили создать новую Вселенную. Точно такую же, как и Вселенная Старших, но с небольшими изменениями. Маленькие изменения, касающиеся самой сути разумного существа, в результате которых данное существо теряет часть своей природной агрессивности и взамен этого приобретает …э-э… добавочное человеколюбие и здоровую тягу к ненасильственному познанию окружающего мира. То есть, как вы уже правильно догадались, Младшие решили провести, по их мнению, смелый эксперимент. Но эксперимент оказался не смелым. Он оказался безумным. Да, они сумели создать новую Вселенную. И даже поначалу удерживать её существование в тайне от Старших. Но потом… — Распорядитель поднес к губам чашку и обнаружил, что она пуста.

— Давайте я еще налью, — предложил Вешняк.

— Да, пожалуйста. А то в горле сохнет. Душно здесь всё-таки. Хоть и солнце уже зашло.

— К утру будет прохладнее, — пообещал Велга.

— К утру нас здесь быть уже не должно, — сообщил Распорядитель. — Во всяком случае, меня. Но всё по порядку. Спасибо, — он принял от Вешняка чашку с горячим чаем и сделал несколько осторожных глотков.

— Эксперимент вышел из-под контроля, да? — сказала Аня. — Что-то они не учли.

— Да, — подтвердил Распорядитель. — Эксперимент вышел из-под контроля. А не учли они самое главное. И это главное заключается в том, что нельзя нарушать равновесие. Как ни банально это звучит, но в мире все взаимосвязано. В том числе и существующие ныне две Вселенные. Младшие не могли просто взять и создать свою, полностью отделённую от этой Вселенную. Почему не могли — долго объяснять. Не могли из-за существования неких объективных законов мироздания, которые не могут обойти даже Высшие, скажем так. Из-за эти самых законов обе Вселенные и связаны между собой «пуповиной» — каналом, через который вы, да и я, сюда попали. А раз связаны, то… Понимаете, я сейчас пытаюсь объяснить вам существующее положение дел, насколько возможно просто и, как следствие, очень грубо. На самом деле, все гораздо сложнее, но нам важно, чтобы вы получили — пусть очень сильно искажённое и упрощённое, — но всё же представление о том, что происходит. И представление, в самой своей сути верное. Произошло следующее. Любая сложно организованная система требует для своего создания определённого материала, а для последующего существования — энергии. Высшие обладают почти неограниченными ресурсами с нашей точки зрения. Но именно, что почти. Новая Вселенная потребовала столько ресурсов, что их стало попросту не хватать. Кстати, Воронка Реальностей и возникла — я в этом теперь совершенно уверен — именно как реакция мироздания на эту самую нехватку. Но самое страшное даже не в этом, хотя, казалось бы, куда уж страшнее… Самое страшное в том, что на две Вселенных не стало хватать позитивных событий, а попросту говоря, — не стало хватать ДОБРА, — Распорядитель замолчал и оглядел присутствующих, как бы оценивая произведённое его словами впечатление.

— Ага, — сказал Валерка с самым серьёзным видом. — Добра у нас явно не хватает. Вещмешок да винтовка — вот и все добро. А нынче и винтовок-то нет.

Майер радостно засмеялся. Остальные улыбнулись.

— Я рад, что вы не утратили чувства юмора, — усмехнулся Распорядитель. — Действительно, рад. Это значит, что у нашей Вселенной есть шанс.

— Шанс на что? — осведомился Велга.

— Шанс на жизнь, — сказал Распорядитель таким будничным тоном, что улыбаться всем расхотелось. — Да, это, наверное, может показаться и смешным. Но именно из-за того, что здесь, в этой Вселенной, Вселенной, созданной Младшими, насильственно привит избыток добра, там, у нас, в нашей Вселенной, все чаще и чаще совершается зло. Да вы же и сами это все видели и ощутили на собственной шкуре! Возьмите вашу родную Землю. Вы побывали и в её будущем, и в будущем её отражений. И с чем вы там столкнулись? Ну?!

— Да уж, столкнулись, — почесал в затылке Стихарь. — Что называется, не понос, так золотуха. Сплошной завал по всем частотам, как говорят радисты.

— Так это что же получается? — спросил Вешняк. — Все наши беды из-за того, что здесь слишком хорошо?

— Не все, — сказал Распорядитель. — Но очень многие. И количество их увеличивается лавинообразно.

— Я вспомнил, как это называется, — объявил Хейниц. — Диалектика. Это… как его… единство и борьба противоположностей. На этом основано любое развитие.

— В целом, да, — сказал Распорядитель. — На самом деле здесь присутствует ещё масса серьёзнейших факторов, но, повторяю, мне не хочется углубляться в сложную философию, чтобы вы не потеряли нить рассуждений. В общем, как уже и было сказано, эксперимент начал выходить из-под контроля. И это уже нельзя было скрыть. Но Младшие решили идти до конца и, когда, Старшие разобрались в происходящим и попробовали принять соответствующие меры, им не дали этого сделать. Среди Младших, как водится, нашёлся лидер, который убедил остальных в том, что нельзя останавливаться на полдороги. Не хватает ресурсов для новой Вселенной? Что ж, значит, их нужно взять там, где они есть. То есть, в старой Вселенной. Старое всегда уступает дорогу новому, не так ли? И не важно, что новое возникло гораздо раньше положенного срока — ведь мы, Высшие, сами можем определять сроки! Старшие против и мешают? Значит, нужно лишить Старших возможности действовать и — горе побеждённым.

— За что боролись, на то и напоролись, — сказал Валерка. — Знакомая херня.

— Ну да, — кивнул Шнайдер. — Ещё бы не знакомая. Сто раз проходили. Сами такие. Нам нужен мир во всем мире, но ради него необходимо уничтожить тех-то и тех-то. А вон тех пока можно лишь припугнуть, как следует, чтобы испугались до мокрых штанов и не вякали, они нам ещё пригодятся.

— Ну и бардак у вас там, я вижу, — покачал головой Дитц. — Никакой дисциплины. Тоже мне, Высшие… И что же Старшие? Это ведь натуральный бунт на корабле выходит!

— Это действительно был самый настоящий бунт, — сказал Распорядитель. — Старших застигли врасплох. Они, насколько мне удалось выяснить, сопротивлялись, но силы оказались неравны. Младших было больше и они были лучше организованы… В общем, нынче ситуация такова, что Старшие окончательно утратили контроль над ситуацией. Часть их была…не уничтожена, нет, Высших нельзя уничтожить в вашем смысле этого слова…как бы это поточнее выразиться…ну, скажем, развоплощена. Да, наверное, так будет точнее. Другую же, большую часть, изолировали в специальном месте и полностью лишили доступа к управлению. Кое-кому из Старших удалось остаться на свободе. Но их очень мало и… в общем, все идёт к тому, что скоро Младших будет совсем некому остановить.

— И тогда…? — с вопросительной интонацией начал Велга.

— И тогда, боюсь, наступит конец всему. Младшие ускорят развал нашей Вселенной, чтобы подпитать свою. Но и свою им не удержать. Потому что при её создании они изначально и сознательно уже нарушили равновесие. Меду прочим, знаете, как Младшие между собой её называют? Контрольное измерение. Очень неточно, но очень символично. Тем самым они невольно признают, что настоящий эксперимент проводится не в их, новой Вселенной, а в нашей, старой. Эксперимент по выживанию разумных в сверхэкстремальных условиях. М-да. Знаете, я сейчас подумал, что не будь затея Младших столь безумна и не грози она гибелью всему сущему…впрочем, я опять отвлекаюсь. Эта их Вселенная, Контрольное измерение, система, которую они создали, нежизнеспособна. Она требует постоянного внимания, все новых и новых ресурсов и самостоятельно развиваться не может. Младшие этого или не понимают или не хотят понять. А когда поймут, будет слишком поздно. Впрочем, я не исключаю и того, что ошибаюсь. Я не Высший, и могу чего-то не знать или не учитывать. Но лично мне достаточно и того факта, что наша Вселенная исчезнет. А вместе с ней исчезнете и вы, и я, и Координатор, и Древний, и все остальные, кого вы знаете и не знаете. Потому что, например, перебраться сюда и продолжать существовать здесь мы можем только до тех пор, пока существует «пуповина». Как только исчезнет «пуповина» — а она, разумеется, исчезнет с исчезновением нашей Вселенной — исчезнем и мы. Таков, увы, объективный закон.

— Лихо, — пробормотал Валерка. — И что же делать? Ты же сам говорил, что есть какой-то шанс.

— Шанс один единственный. Нам нужно остановить Младших и помочь Старшим снова обрести контроль. Тогда, возможно, им удастся все исправить.

— Интересно, каким образом? — спросила Аня. — Впрочем, я, кажется догадываюсь. Будет уничтожена эта Вселенная. Вселенная Младших. В пользу нашей.

— Иначе нельзя, — сказал Распорядитель. — Во всяком случае, другого пути я не вижу. Младшие хотели уничтожить путь войны. И ради этого войну развязали. А значит, теперь закон снова один…

— Или мы, или они, — сказал Майер. — Уж в чём-чём, а в этом законе мы собаку съели. Одного не пойму, каким образом мы можем помочь остановить этих самых Младших? Они хоть и Младшие, но все равно эти…Высшие. Боги. Разве может человек на равных сражаться с богами?

— Может, — ответил Распорядитель. — Не мне вам рассказывать, что в войне побеждает тот, кто сильнее духом. А сила духа не зависит от физических возможностей. Там, в обиталище Высших, важна будет наша сила духа и даже, возможно, хоть это и странно звучит, ваше воинское умение. Но об этом лучше всего может рассказать Древний, если вы, конечно, согласитесь к нему со мной отправиться. А отправляться нужно сегодня.

— Почему такая спешка? — спросил Дитц.

— Потому что, кроме, так сказать, вселенских факторов существуют ещё и местные. И эти местные факторы таковы, что через день-два, как мне стало известно, сюда, в Зону Омега и во все остальные Зоны Омега на этой Земле прибывает специальная комиссия. И до того, как она прибудет, нам надо отсюда исчезнуть. Чтобы не рисковать и не привлекать лишнего внимания, лучше это сделать сегодня ночью. Не буду углубляться в суть вопроса. Скажу только, что некоему профессору Эндрю Линдстрему, весьма влиятельному лицу в мировом Совете по этике и морали, удалось настоять на принятии закона, по которому отныне всех тех, кого сейчас по той или иной причине отправляют в Зоны Омега, будут … э-э… пытаться вылечить. Это называется «принудительное изменение личности с целью возвращения человека в нормальное общество». Зоны Омега, видите ли, являются позором для Земли и от них следует избавиться. Идея, увы не нова. И самое забавное и поучительное, что она очень соответствует глобальной идее Младших. Все взаимосвязано, не так ли? Когда добро навязано насильно, оно перестает быть добром. Почему-то эту простую истину нельзя выучить наизусть, а приходится осознавать на собственной шкуре. Снова и снова. Н-да. Кстати говоря, если быть до конца честным, то и мы с Координатором в свое время наступали на похожие грабли. Правда, несколько иначе, но все равно — наступали. Милосердие Бога помните?

— Ни хрена себе! — присвистнул Стихарь. — Так это была ваша работа?

— Увы. Но мы вовремя прекратили эксперимент. В отличие от некоторых. Что ж. Теперь вы все знаете. И мне остается только умолкнуть и ждать вашего решения. Потому что заставить вас я и не могу и не хочу. Думайте. А я, чтобы не мешать, на часок вас оставлю. Пойду, поброжу в округе. Тем более, что мне тоже не мешает кое о чем подумать.

Он поднялся и, накинув на голову капюшон, вышел со двора и бесшумно растворился в душной черной ночи.

Глава тридцатая

Бассейн, подсвеченный разноцветными прожекторами, смотрелся в окружающей со всех сторон ночи очень красиво, и Валерку на миг даже кольнуло нечто вроде сожаления.

Успел привыкнуть, подумал он, быстрым шагом направляясь к дому. Хоть и не Россия, и Зона, и чужая Земля и даже, как выясняется, чужая Вселенная, а всё равно. Люди ведь. Не куклы. Может, надо было Сашку предупредить всё-таки? Ладно, потом скажу, если случай представится. Вдруг бы не разрешил? Мол, не имеем мы права рисковать, то, сё… Так. Где у нас Викино окошко? Раз, два… Кажется, это. Точно. В дом не пойдём — так разбудим. Там он должен быть — больше негде…

Валерка нашарил в траве несколько мелких камушков, прибросил на руке, подбирая по весу, и кинул в окно три штуки — один за другим. Получилось. Через секунду в окно высунулась встрепанная голова Вики:

— Валера… С ума сошёл? Ко мне нельзя, у меня Хан сегодня! Мы же договаривались…

— Не трясись, я всё знаю. Позови Хана, он мне очень нужен. Только быстро! Времени нет. Давай, в темпе, родная!

— Псих, — констатировала Вика и пропала.

Хан появился на крыльце меньше, чем через минуту. В лёгком халате на голое тело и с крайне недовольным видом.

— Что надо? — осведомился он, даже не пытаясь быть вежливым.

— Значит так, Хан, слушай внимательно и не перебивай, потому что времени у меня совсем нет. Мы сейчас рвём отсюда когти, и я советую тебе и всем остальным сделать то же самое. Не спрашивай как, но нам стало известно, что буквально через пару дней сюда нагрянет специальная комиссия. Её цель — подвергнуть обитателей Зоны Омега лечению. Как это … «принудительное изменение личности с целью возвращения человека в нормальное общество». Оно вам надо?

— Погоди…как-то ты все сразу… Что значит «рвём когти»?

— Значит, сваливаем. Делаем ноги. Исчезаем, короче.

— Но… как же… а поле? Отсюда нельзя уйти, вы же знаете!

— Это вы знаете. А мы знаем, что уйти можно. Слушай и запоминай. Поле не пропускает, если ты внутри механизма и вообще разное железо. А просто живое существо — в том числе и человек — сквозь него проходит свободно. Делается просто. Подлетаешь на гравилёте к самой границе, а потом идёшь пешком вдоль речки, чтобы от жажды не загнуться. Ну, а дальше — уж как повезёт.

— Ага… Ничего себе… Как вы узнали?

— Попробовали — получилось.

— Мне это и в голову не приходило. И никому. Постой…а что за комиссия? Откуда?

— Хан, повторяю, у меня нет времени. Я и так здесь без ведома командира и предупреждаю тебя по собственной инициативе, понял? Жалко мне вас, дураков. Откуда мы знаем про комиссию — не важно. Но сведения эти абсолютно точные, им можно верить. Ты такого доктора психологии Эндрю Линдстрема из Совета по этике и морали знаешь?

— Ещё бы. Мы его все знаем. Он, вроде как, нами, «окаянными», занимается.

— Так вот, это его … инициатива. Зоны Омега, как считает доктор Линдстрем, — позор Земли. В общем, залезут вам, братишка, в мозги и — мама не горюй. Всё, я тебя предупредил, а дальше, как знаешь. Мне пора. Ты здесь теперь снова за главного, так что принимай решение. Да, Вике скажи, что она замечательная, и я сохраню воспоминания о ней в своём сердце. Бывай!

Валерка махнул на прощанье рукой, развернулся и, чуть ли не бегом, направился в сторону ангара с гравилётами.

Собрались быстро.

— Голому одеться — только подпоясаться, — заметил на это Вешняк, забрасывая на плечо изрядно «похудевший» со времени их старта с Лоны рюкзак. — Эх, без оружия как-то непривычно.

— Будет вам оружие, — сказал Распорядитель.

— Как это? — спросил Майер. — Мы что же, к Высшим с оружием сможем попасть?

— Смешно, — сказал Валерка. — Вооружённые души. Это впечатляет.

— Именно так и будет, — подтвердил Распорядитель. — Подробности у Древнего. Ну что, все готовы?

— Готовы, — ответил Велга. — Но вы не сказали нам самого главного. Как мы доберёмся до «пуповины»? Гравилёты-то бросить придётся на границе с полем. Пешком?

— Зачем пешком? — подмигнул третьим глазом Распорядитель. — Не зря же меня Распорядителем называют. Я обо всём позаботился. На гравилёте и доберёмся. Только на другом. Который ждёт нас с другой стороны поля.

— Умно, — похвалил Шнайдер.

— Одну минуту, — сказал Дитц. — У нас есть немного времени, и я подумал вот о чем… Саша, может быть, стоит предупредить Хана и всех остальных о том, что их ждёт? А то нехорошо как-то получается. Вроде как мы бежим и бросаем их.

— Мы их что так, что эдак бросаем, — заметил Велга. — А если у нас все получится, и эта Вселенная исчезнет, то и вообще… Но я тоже думал об этом.

— Так что будем делать?

— Ничего не надо делать, товарищи-господа командиры, — объявил Валерка. — Не хотел говорить, да уж ладно. Я уже предупредил Хана. По дороге, когда за гравилётом ходил. Каюсь, что без разрешения, но душа не выдержала. Путь у народа хоть какой-то выбор будет.

— Ага, — сказал Велга. — Раз так, то — ладно. Хвалить не буду, но и ругать не за что. Поехали.

Древний не пользовался электричеством, но свечей ради гостей не пожалел, и тёплого живого света в гостиной вполне хватало.

Это была третья ночь. Предыдущие три дня и две ночи они были заняты, не считая времени на сон, тем, что готовились под руководством Древнего к переходу. В этом человеке (назвать его просто разумным существом не поворачивался язык — он ничем внешне не отличался от людей) на расстоянии чувствовалась великая и непонятная сила. Сила такой невероятной мощи и безмятежности, что даже Валерка Стихарь притих и в присутствии хозяина вёл себя тише воды, ниже травы.

Подготовка заключалась в том, что в то время, когда одни заготавливали в лесу дрова, а другие меняли часть, изрядно подпорченной временем и дождями, крыши на новую, третьи дежурили на кухне и готовили на всех еду из обширных запасов Древнего. Сам хозяин при этом совершал длинные прогулки по окрестностям в поисках каких-то одному ему известных трав, после чего развешивал их на чердаке для просушки, а вечерами, перед ужином, заставлял всех, кроме Распорядителя, подолгу выполнять какие-то хитрые физические упражнения.

— Ваши тела, — объяснял он, — должны быть готовы к тому, что им предстоит. А предстоит им некоторое время находиться здесь, у меня, без души и — соответственно — без всякого движения. Эти упражнения помогут им, во-первых, легко принять ваши души обратно, когда вы вернётесь. А во-вторых, относительно безболезненно перенести само ожидание.

— А почему эту физподготовку не проходит с нами Распорядитель? — с самым невинным видом осведомился на второй вечер Валерка.

— Ты бы ещё спросил, отчего я с вами не занимаюсь, — пробурчал Древний. — Работай, солдат, и не задавай лишних вопросов, если не хочешь получить неприятных ответов. В данном случае неприятный ответ заключается в том, что Распорядитель, так же, как и я, например, по своему развитию стоит неизмеримо выше тебя, и ему не нужны никакие дурацкие упражнения, чтобы сохранить тело. Ему и тело-то не требуется, — он пользуется им только для того, чтобы вы не чувствовали себя при общении с ним полными ничтожествами. Это ясно, солдат?

— Так точно! — машинально отрапортовал Валерка и про себя зарёкся впредь задавать Древнему любые вопросы.

И вот наступила третья ночь.

Перед тем, как приступить к самому главному, Древний прочёл им короткую лекцию:

— Там, куда я вас сейчас отправлю, — сказал он, — пространство и время устроено совершенно иначе, чем здесь и не имеет определённого и неизменного вида. Разные души воспринимают его по-разному, и мне не известно, где вы окажетесь, и что будет вас окружать. Это может быть одновременно похоже и на сон, и на явь, и на бред больного воображения. Но, что бы не случилось, запомните одно: вы отправляетесь не в гости, вы отправляетесь воевать. Поэтому ощущать себя там вы будете такими же солдатами, каковыми вы и являлись здесь. Мало того, ваше обмундирование и ваше вооружение будет соответствовать тому обмундированию и вооружению, к которому вы больше всего привыкли и которым вы лучше всего владеете. Не надо думать, что ваше оружие будет хуже или лучше оружия вашего противника. Там, в обиталище Высших, сила оружия зависит от силы духа. Да, Младшие умеют создавать Вселенные и живут практически вечно. Но дух — это практически неизменная величина и я уверен, что по силе и стойкости дух русского или немецкого солдата при определённых условиях не уступит силе и стойкости духа Высшего. И таковые условия как раз сейчас и сложились. Младшие в растерянности. Они ещё не осознали до конца того, что натворили и упорно пытаются овладеть ситуацией, но часть их уже одолевают сомнения и, думаю, при удобном случае они будут рады отыграть назад. Конечно, среди них найдутся и такие, кто будет драться до конца. Но это уж, как на любой войне. Не мне вам рассказывать. И ещё. Там могут быть разные сущности, но вам нужны только Младшие и Старшие. Они не носят каких-то особых знаков различия, но вы сразу угадаете, кто есть кто. Ошибиться невозможно, потому что душа не ошибается. Да и с Распорядитель с вами будет. Он там не в первый раз — подскажет, что к чему. Вот, пожалуй, и всё. Вопросы есть?

— У меня есть вопрос, — хмуро сказал Майер. — Почему всё-таки именно мы?

— Потому что больше некому, — ответил Древний. — Один Распорядитель не справится. Тем более, что он по натуре своей вообще не воин. Я с вами идти не могу по причинам, которые вам могут показаться смешными, но на самом деле они очень серьёзны. Дело в том, что там, скорее всего, придётся убивать. То есть, в данном случае — насильственно лишать разумных того уровня существования души, в котором они по своему праву находятся. А я давно никого и ни при каких обстоятельствах не убиваю. Даже, если на кону — существование моей собственной души и всей Вселенной в придачу. Возможно, это покажется вам обычной трусостью. И даже наверняка покажется. Не буду вас разубеждать. Просто советую принять как данность и твёрдо уяснить, что вы, как это не покажется странным, на сегодняшний день наиболее подходите для выполнения подобной миссии из всех разумных в нашей Вселенной. Учитывая то, через что вам пришлось пройти, лучших кандидатур просто и быть не может. А даже, если бы таковых и удалось найти, им потребовалось бы время на серьёзную психологическую подготовку. То самое время, которого у нас нет.

— Удивительное дело, — сказал Хейниц. — Вселенная существует миллиарды лет, а потом вдруг выясняется, что время для её спасения ограничено чуть ли не часами. И с Воронкой Реальности, помнится, было точно так же. Почему это?

— Ну, это как раз понятно, — сказал Валерка. — Так всегда бывает. Стоит хата долго, а горит быстро. И её нужно так же быстро и тушить, а не проводить во время пожара инструктаж по технике противопожарной безопасности.

— Ещё есть вопросы? — поинтересовался Древний.

— Лично у меня их целая куча, — сообщил Шнайдер. — Но я не уверен, что мне станет легче, если я получу на них ответы.

— На все вопросы ответы даст бой, — сказал Дитц. — Так было, так есть и так будет. Больше вопросов нет, Древний. Начинайте. Мы готовы.

Это было похоже на сон.

Очень яркий, запоминающийся в мельчайших деталях волшебный сон-путешествие, сон-полёт, сон-фильм. Он понимал, что не спит, что это его душа с невообразимой скоростью (если, конечно, по отношению к передвижениям души можно оперировать такими понятиями, как скорость) летит к намеченной цели, останавливаясь по дороге ненадолго, то ли для краткого отдыха, то ли для того, чтобы последние сомнения в необходимости этого странствия, если они и затаились где-то в тайных закоулках и складках, исчезли, растаяли, как тает над июльским лугом туман под лучами утреннего солнца.

Велга помнил, как все они, следуя за Древним, поднялись на чердак и улеглись поудобнее на обширном ложе из свежего сена (запах незнакомых трав кружил голову и совершенно непонятным образом одновременно возбуждал к действию и успокаивал). Потом Древний дал каждому глотнуть из глиняного кувшина горьковатого маслянистого напитка (ровно по два глотка на брата, а Распорядителю — из другого кувшина), попросил закрыть глаза и… И когда через мгновение, ощутив, что он как будто проваливается в бездонную яму, Велга снова их открыл, то вокруг не было уже ни ночного чердака, ни боевых товарищей рядом, а только синее небо сверху, редкие облака с боков и какой-то незнакомый, широко раскинувшийся по берегам извилистой реки, город внизу.

Он смотрел на город сверху, с высоты орлиного полёта и не сразу, но все же довольно быстро сообразил, что это его родная Москва. Только не та невысокая живая Москва, в которой он родился и вырос и откуда ушёл на фронт, а громадная, наполовину разрушенная временем и ядерными ударами и практически вымершая, затянутая дымом от многочисленных пожаров Москва не очень далёкого и совсем не прекрасного будущего. Того самого будущего, в котором они недавно побывали и который оставили в состоянии начавшейся глобальной войны. Войны трёх разумов.

И ему показали эпизоды этой войны. Как будто какой-то безумный киномеханик крутил в его широко распахнутом сознании цветное, объёмное, звуковое и даже пахнущее кино.

Вот Москва провалилась и скользнула в сторону, и он очутился в разношёрстной толпе, окружающей ржавую металлическую бочку, на которой стоял и держал речь пожилой, одетый в изрядно выцветший синий рабочий комбинезон без рукавов, человек. Откуда-то Велга знал, что этого человека зовут Дэнни Джордан, и он лидер довольно большой общины людей, обосновавшейся после Великого Исхода в окрестностях американского города Денвер. Денни Джордан говорил, разумеется, по-английски, но Велга понимал каждое слово:

— … война уже идёт по всему миру. Сегодня я получил сведения о том, что в крупных городах восстала часть Рабов. Они пытаются добраться до главных компьютерных сетей и гибнут в неравной борьбе. Им уже удалось вывести из строя несколько центров, но без нашей помощи они захлебнутся в крови. Охотники обещают, что если мы решимся выступить, нас поддержит живая природа всеми силами, которые у неё есть. Или сейчас или никогда. Другого шанса не будет и я говорю вам, что если вы не решитесь, я пойду в Денвер сам. Один или с теми, кто захочет идти со мной. С теми, кто ещё помнит, что когда-то они жили в свободной стране и не прочь рискнуть шкурой, чтобы вернуть утраченное. Решать нужно прямо сейчас, и я спрашиваю: кто со мной?!

— Я с тобой, папа! — худая девочка-подросток шагнула из первых рядов и встала рядом с бочкой.

— Спасибо, Салли, — сказал Джордан. — Я знал, что ты это скажешь и не откажусь от твоей помощи. Если взрослые слабеют душой, то за оружие приходится браться детям.

И тут толпу словно прорвало.

— Я тоже с тобой, Дэнни! — крикнул высокий худой мужчина лет сорока, чуть ли не на голову возвышающийся над остальными.

— И я! — поддержала его, стоящая рядом молодая женщина.

— Запиши меня, Джордан!

— Меня не забудь, Дабл Д!

— Я тоже!

— И мы…

В следующий момент толпа вокруг исчезла, и Велга снова откуда-то сверху увидел, как неисчислимая стая птиц атакует звено боевых вертолётов (опять эти вертолёты!) над южноамериканскими джунглями, — круги несущих винтов в кровавом облаке от десятков и сотен перерубленных крыльев и туловищ, злой огонь пулемётов, но воздухозаборники уже забиты перьями и внутренностями погибших, захлебываются двигатели, останавливаются винты, и машины одна за другой идут к земле и падают, ломая ветви, чтобы больше уже никогда не взлететь.

Вот снова меняется пейзаж внизу, и он видит, как где-то в Китае молодой бамбук, прорываясь сквозь землю, ломает бетон взлётной полосы военного аэродрома, а три бронированные гусеничные машины поливают его напалмом из бортовых огнемётов, и чёрный дым застилает солнце.

А вот уже какой-то средних размеров европейский город, и десятки трупов на площади перед зданием-кубом, в котором расположен один из вспомогательных центров мирового компьютерного разума, и который не удалось захватить людям в ходе яростного, но плохо подготовленного штурма…

Глаза застилает странный мерцающий туман, а когда он рассеивается, Велга понимает, что он висит в нескольких сотнях километров над лунной поверхностью, а вокруг него бесшумно кипит жестокий космический бой. Ему ни у кого не нужно спрашивать (да и у кого спросить?), он и так знает, что это разбуженные ими от тысячелетней спячки воины-атланты вывели свою немногочисленную, но грозную эскадру на защиту, хоть уже и не принадлежащей им безраздельно, но всё-таки по-прежнему родной Земли. Он также знает, что часть вражеских кораблей сумела прорвать кольцо обороны, высадила на поверхность многочисленный десант, и сейчас Мировой Совет во главе с несгибаемым Фернандо Мигелем Арегой срочно формирует боевые отряды добровольцев из людей, отдавая их под начало тех атлантов, которые вернулись на Землю из боевого похода длиной в пятнадцать тысяч лет.

Бешеный круговорот звёзд замедляет вращение, одна из тысяч сверкающих песчинок мгновенно вырастает до размеров нормального солнца, и Велга понимает, что над ним уже пыльное небо Пейаны, а перед ним — громада древнего Дворца Владык. Он проникает сквозь стены и в обширных апартаментах левого крыла буквально натыкается на принцессу Стану и старшего Советника Карсса. Вернее, бывшего старшего Советника, потому что Велга знает — старина Карсс теперь уже зять Императора и беседует не просто с принцессой, а с собственной женой. Вместе со спасательной экспедицией они совсем недавно вернулись на Пейану с раздираемой на части междоусобными войнами Земли и попали, то называется, из огня да в полымя, потому что не далее, как сутки назад Император «южан» нарушил все предварительные договорённости и отдал секретный приказ своему военному космическому флоту готовиться к атаке на флот «северян».

А потом «кино» завертелось всё быстрее и быстрее, и Велга, поначалу ещё улавливающий какие-то отдельные эпизоды и фрагменты, вскоре окончательно утратил способность к восприятию и последнее, что он увидел и осознал — это некую то ли кляксу, то ли дыру ярчайшего и в то же время какого-то очень нежного света посреди твёрдой чернильной тьмы, в которую он почему-то бесконечно долго падал до тех пор, пока не устал, а устав, закрыл несуществующие глаза и немедленно уснул крепким сном без единого сновидения.

Глава тридцать первая

Переулок, круто забирая вправо, шел вниз и пропадал, словно обрезанный, за мраморным атлантом углового дома, — четырёхметровый мужик, бугрясь каменными мышцами, держал на себе маленький полукруглый балкончик, где, опершись локтями на перила, стояла совершенно обнажённая девушка.

Девушка курила длинную папиросу и со спокойным любопытством смотрела на Валерку Стихаря и Курта Шнайдера, которые только что выскользнули с автоматами наизготовку из парковой калитки (дома выстроились с правой стороны переулка, а слева к нему вплотную примыкала чугунная парковая ограда) и замерли, настороженно оглядываясь по сторонам.

Первым обнажённую красавицу заметил Шнайдер и тут же пихнул в бок Стихаря.

Валерка посмотрел, оценил картину — живая обнажённая девушка на голове каменного голого мужика) и помахал рукой.

Девушка помахала в ответ, загасила папиросу и нарочито медленно скрылась в доме.

— Охренеть можно, — сказал Шнайдер. — И что бы это значило?

— А ты что, никогда голых баб не видел? — спросил Валерка.

— Голая баба голой бабе рознь, — заметил Курт. — Одно дело в постели и совсем другое — вот так, на балконе с папироской и всеобщем обозрении.

— Ну, уж и всеобщем. Тут, кроме нас, и нет никого.

— Да, странное место. Черт, я-то думал, что мы отправляемся на войну, а тут… Парк, тишина, девки голые на балконах курят. Ты видел, как она на нас смотрела? И Распорядителя нет. Куда он делся, как думаешь?

— Думаю, что Древний чего-то не рассчитал. Или не учёл. Видишь, наши тоже хоть все и доехали да не все очнулись. Хорошо ещё Аня с Мишкой на ногах — есть кому остальных посторожить.

Полчаса назад они — Стихарь, Шнайдер, Аня и Малышев обнаружили себя на парковых скамейках, расположенных вокруг фонтана в виде круглого бассейна с тремя крылатыми драконами посередине. Сварожьи комбинезоны исчезли, — все они снова были облачены в свою прежнюю военную форму и вооружены тем оружием, с которым свыклись за годы войны — МП-39 и ППШа, и только рядом с Майером, развалившимся на скамье, будто на пуховой перине, пристроился его неуклюжий на вид, но надёжный в деле МГ-42. В сознании оказались только они четверо, а остальные, казалось, спали непробудным сном. Попытки разбудить товарищей (хлопанье по щекам и поливание холодной водой) ни к чему не привели. Тогда Аня сосредоточилась и применила свои особые методы, в результате которых выяснила, что Велга, Дитц, Майер, Вешняк и Хейниц действительно спят. Но так крепко и глубоко, что будить их сейчас, когда им, вроде бы, ничто прямо не угрожает, себе дороже. Мало ли что. Всё-таки не стоит забывать, где и в каком на самом деле виде они находятся. Посовещавшись, оттащили спящих подальше в кусты и решили, что с ними до поры останутся Аня и Малышев, а Валерка с Куртом отправятся на разведку, тем более, что Распорядитель куда-то пропал и было совершенно не понятно, что делать дальше.

На чугунную парковую ограду с калиткой они наткнулись буквально через пятьдесят метров, пройдя за кустами вдоль ухоженной, выложенной разноцветной плиткой, дорожки, которая и вывела их к этой самой калитке.

И вот теперь они стояли в безлюдном переулке, и пытались сообразить, куда идти дальше.

— Надо было её окликнуть, — запоздало сообразил Курт. — Девку эту. Спросили бы хоть, как город называется.

— Тебе станет легче? — иронично осведомился Стихарь. — Лично меня гораздо больше интересует… Тихо, слышишь?

Он предостерегающе поднял руку и посмотрел вверх.

Курт тоже посмотрел вверх и прислушался.

Небо здесь выглядело как ярко светящийся туман, который начинался, казалось, сразу за верхушками деревьев и там, в этом тумане, послышался непонятный шум, и прямо с крыши дома напротив, кренясь на один бок, резко спланировал — почти рухнул — вниз на брусчатку человек с крыльями за спиной. Был он бос и одет в черные брюки с широким узорчатым поясом и белую, обильно забрызганную кровью, рубашку. Приподнявшись на руках, человек попытался встать на ноги, но его шатнуло, и он неловко завалился на бок. Но сознания не потерял и тут же предпринял вторую попытку. Дышал он тяжело, с хрипом и явно не замечал наблюдающих за ним солдат.

— Эй, друг! — тихонько окликнул раненого Стихарь. — Помочь?

Крылатый замер, медленно поднял коротко стриженную голову, и Валерка поразился его громадным — в пол-лица — синим глазам, в которых плескалась боль пополам с удивлением.

— Люди? — прошептал он тихо, но они услышали каждое слово. — Как вы…. Бегите. Стража летит следом, и если они увидят нас вместе…

Договорить он не успел.

Две крылатые фигуры вынырнули сверху из тумана и, если бы Стихарь и Шнайдер не успели по наитию отпрыгнуть назад, к парковой ограде, то были бы, скорее всего, убиты, потому что точно в то место, где они мгновение назад стояли, ударили молнии, расплавив каменную брусчатку мостовой.

Хорошему разведчику не надо передёргивать затвор или снимать оружие с предохранителя, чтобы защитить свою жизнь. Нападающие были ещё в воздухе, на уровне второго этажа, когда Валерка и Курт одновременно нажали на спусковые крючки своих пистолетов-пулемётов, и грохот очередей в клочья разорвал тишину переулка.

Всё было кончено в секунды.

На мостовую свалились два окровавленных тела и тут же, на глазах изумлённых солдат, они стали терять свои очертания и стремительно таять — так, что не успели Валерка и Курт приблизиться к поверженным врагам, как те исчезли, словно никогда их и не было, оставив после себя на мостовой полтора-два десятка немецких и советских пуль.

— Не понял, — Шнайдер привычным жестом поправил каску, — мы их убили или нет?

— Стражу нельзя убить, — подал с тротуара голос раненый. — Вы их развоплотили, но этого вполне достаточно, и нам они теперь не опасны. Спасибо за помощь, вы появились как нельзя вовремя, хотя я и не понимаю, каким образом…. Помогите мне подняться, будьте добры… Спасибо. Здесь, на втором этаже, живёт Нэла. Она… Вы ведь люди?

— Да, мы люди, — подтвердил Валерка. — Человеки. А вы кто?

— Я… Зовите меня … ну, скажем, Риэль. Я — один из Старших и…

— Риэль, это ты? — послышался с балкона мелодичный голос. — Я слышала стрельбу. И видела боевые молнии. Что случилось?

На этот раз девушка вышла на балкон в коротком, высоко открывающем стройные ноги, платье, под которым, как сразу увидел Валерка, больше ничего не было надето.

— Меня зацепили, Нэла, — с трудом поднял голову к балкону раненый, — а эти люди спасли меня. Ты мне поможешь? Крыло пробито…

— Люди? Надо же, как интересно! Заносите его ко мне, мальчики. Второй этаж. Я открою дверь.

Они уложили Риэля, который, пока его тащили по лестнице, успел впасть в забытьё, вниз животом на роскошную кровать под балдахином и отступили назад, давая место прелестной хозяйке, которая уже держала наготове иголку с ниткой и флакон с прозрачной бесцветной жидкостью.

— Крылья у них — слабое место, — объяснила она. — И вообще, они плохо переносят боль. Чуть что — сразу в обморок. И за что их только Высшими называют… Ничего. Сейчас заштопаем дырку, и через пару часов будет, как новенький. А вы, мальчики, покурите на кухне пока, не мешайте. Папиросы на столе.

— Спасибо, не откажемся, — сказал Шнайдер, снимая каску и приглаживая ладонью рыжие вихры. — Тем более, что свои кончились. Но долго нам рассиживаться нельзя, нас в парке товарищи ждут.

— О, так вы не одни! — нараспев сказала Нэла, ловко раздвигая перья и опрокидывая над раной пузырёк. — Та-ак, хорошо, вот и кровь остановилась… А что делают в парке ваши товарищи?

— Этот Риэль… — вместо ответа спросил Валерка. — Он правда Старший?

— А кто же ещё? На, поставь на тумбочку, — Нэла, не глядя сунула Валерке полупустой флакон и поудобнее перехватила безвольно распластанное крыло. — Сами, что ли, не видите? Слушайте, идите отсюда. Подождут ваши товарищи, ничего с ними не случится.

Они успели выкурить по папиросе (один курит и наблюдает за переулком, второй смотрит, чем занята Нэла, потом места меняются), когда хозяйка закончила штопать крыло Риэля и вышла на кухню.

— Всё, — сообщила она, вытягивая из пачки папиросу. — Будет жить. Так что там с вашими товарищами?

Ровная площадка на крыше будто специально была предназначена для того, чтобы, сидя в удобных лёгких креслах и попивая винцо, любоваться отсюда открывающимся видом. Но поднялись они сюда ещё до темноты не пить вино, а получить хоть какое-то представление о городе. Сейчас, когда светящийся туман, заменяющий здесь небо, померк и в город Высших пришла ночь, они уже знали в какой стороне находятся Ратуша и городская тюрьма — два объекта, интересующих их на данный момент больше всего.

— Благодушие, — сказал Риэль. — Вот, что нас подвело. Никто не мог предположить, что Зерон решится на эксперимент, сумеет привлечь на свою сторону столько Младших и зайдёт так далеко.

— Зерон — это вожак? — спросил Велга.

— Да, такая формулировка тоже подходит.

— Формулировка… — хмыкнул Дитц. — Ладно. Насколько я понял из того, что вы нам поведали, единственная возможность хоть как-то исправить положение — это освободить Старших. Потому что иного способа остановить этого вашего Зерона и его…э-э… команду не существует. Так?

— Да. Зерон в Ратуше. Штурмом её не взять — там сильная и многочисленная Стража. Мы просто все поляжем ещё на подступах. А вот если прорваться в тюрьму… Нас, Старших, осталось не очень много, но вместе и на свободе мы остановим Зерона. Тогда нас застали врасплох и взяли поодиночке. Зерон прекрасно знал, что иначе ему со Старшими не справиться и все тщательно подготовил и учёл заранее. На свободе нас осталось только пятеро — слишком мало, чтобы одолеть Зерона. Но мы боролись…

— Боролись вы, — фыркнула Нэла. — Как же! У нас под юбками вы боролись. Всё рассуждали да на обстоятельства жаловались. И дожаловались, пока время окончательно не прижало. А когда прижало, ничего умнее не придумали, чем сунуться в открытую к арсеналу. Ну и перестреляли вас, как цыплят, конечно. Ничего другого я и не ждала. Вы думаете, почему его не ищут? — обратилась она к Дитцу. — Потому что знают, что он один остался и опасности совершенно никакой не представляет. Теоретик, что с него взять. Вот те, что в тюрьме сейчас — это да. Это сила. Потому и в тюрьме. А трое Стражников, которых Валера с Куртом… того… развоплотили, — мелочь. Их и не хватились. Они не Высшие, значит, и внимания недостойны. Зерону не до них — у него своих забот сейчас по горло. Вот начальник Стражи и боится докладывать, что трое подчинённых назад не вернулись. Да и зачем? Ищут их сейчас, конечно, втихую по кабакам да девкам, но не слишком рьяно. В Страже тоже дисциплинка та ещё… Эх, рассказала бы я вам, что тут на самом деле творилось, да… А впрочем, один чёрт я здесь оставаться не собираюсь. Надоело. Вы что думаете, если бы не Риэль, у Зерона бы вышло задуманное? Хрен! Зерон — практик, боец, революционер, чтоб ему… Да и остальные Младшие под стать — темперамента много, а головы нет. Наломали дров. А Риэль — Старший. Не самый умный, но знаний побольше. И те четверо — коллеги его. Вот их и…

— Это клевета! — вскочил на ноги Риэль. — Да как ты смеешь?! Откуда тебе…

— Тихо, — не повышая голоса сказал Велга. — Сядьте, Риэль. Нам ещё тут истерик не хватало. Сядьте, я сказал! Вот так. Продолжай, Нэла.

— Да тут и продолжать нечего. Помогли они Зерону. Знаниями своими помогли. А когда поняли, что все равно ничего не выйдет и две Вселенные в равновесии не удержать, поздно было. Перепугались, захотели назад отыграть, сунулись к арсеналу… Тут им и влепили. Чтобы знали, кто хозяин в городе.

— Ты не понимаешь, — глухо произнёс Риэль. — Нас шантажировали. Если бы мы не согласились… — он замолчал, скрипнул зубами и уткнулся лицом в ладони.

— Ну и страсти, — покачал головой Стихарь. — Куда там твоему Шекспиру!

— Страсти-мордасти… — сплюнул Майер. — Н-да, а Распорядитель-то нас уверял, что тут чуть ли не война идёт. Неравный бой, можно сказать. Только нас и не хватает, чтобы Старшие победу одержали.

— Не передёргивай, Руди, — сказал Дитц. — Не это он говорил.

— Распорядителю вашему тоже всей правды не сказали, — сообщила Нэла. — Сами запутались и ему голову заморочили. Может, и к лучшему, кстати. Иначе он бы вас сюда не притащил.

— То есть, ты думаешь, что мы здесь не зря? — приосанился Валерка.

— Смотря что вы делать собираетесь, — сказала Нэла. — А то знаю я вас, лихих вояк. Так прямо и вижу, как половина у Ратуши переполох со стрельбой устраивает, чтобы внимание Стражи отвлечь, и, натурально, ложится там до последнего человека. А остальные в это время берут штурмом тюрьму. Вернее, пытаются взять, потому что не так это просто, как кажется. При самом удачном раскладе последний, оставшийся в живых, герой освобождает Старших, те крылатой толпой несутся к арсеналу, где их уже радостно встречают Стражники. Боевыми молниями. Картина, а?!

— У тебя есть другое предложение? — хмуро осведомился Велга.

— Может, и есть, — усмехнулась Нэла. — Правда, неловко мне слабой женщине, такое советовать, но уж так и быть. Жалко мне вас. Погибнете ведь во цвете лет на последнем, можно сказать, рубеже и песню сложить будет некому. От Высших не дождёшься — да и поэты из них хреновые, а люди не узнают.

— Уф-ф, — не выдержал Валерка. — А чуть покороче нельзя, родная?

— Не торопи, торопыга, успеешь ещё. — Нэла достала очередную папиросу и замолчала, ожидая, когда ей поднесут огня. — Только давайте сразу договоримся, — продолжила она, поблагодарив взглядом Валерку, — что вы, когда все закончится, меня с собой заберёте. Говорю же, надоело мне здесь. Хочу обратно к людям. Я бы и сама ушла да вместе веселее. И понравились вы мне. Особенно вот этот, черноглазый да шустрый, — и она залихватски подмигнула, впервые не нашедшему что сразу ответить, Стихарю.

— Если поможешь, заберём, — с улыбкой пообещал Велга. — Это не вопрос. Ты как, Валера, не против?

— Я-то? Да мне хоть с ведьмой в койку лишь бы не в пекло. — быстро пришёл в себя Валерка. — Как-то, знаете, неожиданно жить захотелось, — и он подмигнул Нэле в ответ.

Хозяйка расхохоталась.

— Нэла не ведьма, — сказала Аня. — Она фея. Смотри, Валера, как бы не пожалел потом. Феи привязчивые.

— Не волнуйся, подруга, — посерьёзнела Нэла. — Я позабочусь, чтобы не пожалел. Ладно, слушайте, что нужно делать. Сегодня ночью Зерон прилетит ко мне. Охрана с ним обычно небольшая. Всего шестеро. Троих он оставляет здесь, на крыше, а троих отправляет вниз, в переулок. Ко мне, естественно, заходит один. Через балкон. Вам всего-то и остаётся, что устроить простейшую засаду. На крыше, внизу у входа и у меня в спальне. Доступно?

— Доступней некуда, — ухмыльнулся Дитц. — Молодец, девочка, хорошо придумала.

— Классическая подстава! — восхитился Валерка. — Помню как-то в Ростове менты долго ловили одного фартового человека с Нахаловки и…

— Погодите, — ошеломлённо потряс головой Риэль. — Что-то я не очень понимаю…О чём ты говоришь, Нэла? Зерон? К тебе сегодня ночью? С какой стати?!

— А с какой стати ты ко мне шляешься? — презрительно отпарировала фея. — Эх ты, Высший… Все вы одинаковые. Нет, правильно я решила к людям вернуться. С ними хоть и больнее — зато честнее. И теплее. Все, помолчи, Риэль, надоел. Ты уже сделал, что мог, теперь наша очередь.

Руди Майер осторожно перенёс вес тела на другую ногу и прислушался.

Нет, показалось. Жди, разведчик, жди. Тебе не привыкать. Сколько их было, этих бесконечных, проведённых в засаде ночей! Не сосчитать. Да и не нужно. Считай, не считай, а эта ночь — самая главная. Пережить её и — всё, хватит. Пора домой, на Землю. Конечно, снова туда, в лето сорок третьего, не хочется. После всего, что было, нет смысла. А вот варианты будущего стоит рассмотреть. Особенно последний. Они там хорошо начали, так отчего бы и не закончить? Попросить Распорядителя — объявится же он, когда-нибудь! — оставить им «Ганса» и «Машу». Уж это-то они заслужили. А не объявится, так и подавно. Тем более, что если сейчас здесь всё у них получится, на Земле должно стать полегче. А у них должно получиться. Не может такого быть, чтобы не получилось. Потом надо будет поговорить с ребятами… Так. Спокойно. Это что? Шум сверху… Кажется, балконная дверь отворилась…. Смех Нэлы. Ох, уж эти бабы. Даром, что фея… Мужской голос. Ещё один… Это они. Явились, голубчики. Ну, Рудольф, с нами Бог.

Стражи, опустившиеся на тротуар, не успели ещё сложить крылья, когда три бесшумные тени стремительно отделились от стены дома, и три отточенных на славу ножа вошли точно под три левые лопатки — туда, где у иных небожителей тоже есть сердце.

Эпилог

— Если хотите, я могу отправить вас на Лону, — неуверенно сказал Распорядитель. — Отдохнёте…

Было хорошо заметно, что ему до сих пор неловко за свое неучастие в самых главных событиях. Вроде бы и причина вполне уважительная — перехватил его по дороге заподозривший неладное Координатор — а все одно не очень хорошо получилось. Все сделали без него — быстро и почти без крови. С таким роскошным заложником как Зерон, легко удалось сначала обезоружить и повязать Стражу у арсенала, а потом освободить из тюрьмы Старших. Так что, когда под утро люди и очень решительно настроенные Высшие окружили Ратушу, то хватило простого ультиматума, чтобы остатки Стражи безропотно сложили оружие. Дальше всё было совсем уже просто, хоть и несколько хлопотно, и, когда Распорядителю всё же удалось добраться до места событий, ему оставалось только поблагодарить отряд за великолепную работу, уладить кое-какие формальности с Высшими и вместе с людьми вернуться назад.

— Спасибо, — сказал Велга. — Мы уж лучше при случае тут отдохнём, дома.

Они стояли под хмурым облачным небом посреди изрядно подпорченного временем, но широкого и прямого шоссе, которое на протяжении последних нескольких километров почти незаметно поднималось в гору, а теперь, достигнув самой высокой точки, полого уходило вниз, на запад, до самого лесистого горизонта.

— Что ж, — вздохнул Распорядитель. — Наверное, вы правы. Дома лучше всего. Пора и мне. Я ведь теперь Координатор, а с учётом всего дел накопилось столько, что… — он махнул рукой и улыбнулся. — Впрочем, у вас их тоже предостаточно. Но, раз вы остаётесь здесь, то за Землю я спокоен. Во всяком случае, пока. Счастливо оставаться. Прощайте.

— Прощайте, — сказал Дитц. — Спасибо за «Ганса» и «Машу». Они нам очень пригодятся.

Когда фигура бывшего Распорядителя исчезла между стволами деревьев, Дитц тщательно затоптал ногой окурок и повернулся к Велге.

— Ну, вот и всё, — сказал он. — Пора и нам прощаться.

— Знаешь, Хельмут… — начал Александр и, потирая подбородок, умолк.

— Что такое? — подозрительно оглядел русских обер-лейтенант. — Что вы ещё задумали? Учтите, ни на какие больше авантюры мы не согласны.

— Никто и не предлагает, — заверил его Велга. — Просто мы посовещались и решили, что все должно быть справедливо.

— В каком это смысле? — не понял Дитц.

— А в таком, что каждый раз вы вместе с нами в России оказывались. Теперь наша очередь. Тут, в Москве, людям стало уже полегче, а вот в Европе…

— Вот это сюрприз, — неуверенно улыбнулся Карл Хейниц. — Здорово!

— Отлично! — хлопнул Валерку по плечу Майер. — Только это… а как же Аня и Нэла?

— Так они с нами согласились, — добродушно сообщил Малышев. — И у Леонида Макаровича им сейчас самое место. Аня… — он переступил с ноги на ногу, — В общем, ей сейчас от всяких путешествий и приключений стоит воздержаться.

— Ну и дела, — весело присвистнул Шнайдер. — Поздравляю!

— А Нэла при ней, — добавил Велга. — Уверила нас, что если будущий новорожденный и его мама с самого начала находятся под присмотром у самой настоящей феи, то дальнейшая счастливая судьба им обеспечена. И всему племени заодно. Леонид Макарович страшно обрадовался. Сказал, что с такими помощницами и советчицами он быстро во всей округе жизнь наладит.

— Я всегда говорил, что русские — самая сумасшедшая нация, — потеплев глазами, заметил Дитц. — Но в данном случае мы этому обстоятельству только рады. Тогда — по машинам. До Берлина путь ещё не близкий.

— По машинам, — повторил за ним Велга. — Ты, может, не поверишь, но мы всегда мечтали до него дойти.

Они засмеялись, и в ту же минуту широкая полоса солнечного света, вырвавшись из-за облаков, понеслась вдоль шоссе на запад, освещая путь и словно приглашая следовать за собой.

Май 2003 — май 2004 г.

г. Москва