Кларк Эштон Смит
КОРЕНЬ АМПОЙ
The root of Ampoi (1949)
В Оберн прибыл цирк. Запасной путь на станции заполнился длинной вереницей вагонов, из которых доносилась смесь экзотических завываний, рычаний, ворчаний и трубного слоновьего гласа. Слонов, зебр и верблюдов водили по главной улице; а по городу прогуливалось множество цирковых уродов и артистов.
Грациозно ступая, с видом моделей, вышедших на подиум, мимо прошли две бородатые женщины. Затем появилась целая труппа карликов, ковылявших подобно угрюмым, искушённым многолетним опытом детям. А потом я увидел великана, немногим более восьми футов ростом и великолепно сложенного, без всяких признаков непропорциональности, которая часто свойственна гигантизму. Он был просто превосходным физическим образцом обычного человека, несколько больше натуральной величины. И даже на первый взгляд, в его чертах и походке было что-то, что наводило на мысль о моряке.
Я — доктор; и этот человек вызвал моё врачебное любопытство. Его необычные размеры и рост без признаков акромегалии[1] были явлением, с которым мне ещё не доводилось встречаться раньше.
Должно быть, он почувствовал мой интерес, потому что ответил мне вопросительным взглядом, а потом подошёл, раскачиваясь, словно моряк.
— Послушайте, сэр, где в эт’м городишке парень может купить выпивки? — осторожно спросил он.
Я быстро принял решение.
— Идите со мной, — ответил я. — Я аллопат, и без лишних вопросов могу сказать, что вы нездоровы.
Мы были всего лишь в квартале от моего офиса. Я провёл великана вверх по лестнице в мой частный рабочий кабинет. Он почти заполнил собой всё пространство, даже когда сел по моему настоянию. Я достал бутылку ржаного виски и щедро налил ему стакан. Он осушил его с явной признательностью. Поначалу, при нашей встрече он выглядел изнурённым, источая флюиды лёгкой депрессии; теперь же начал оживляться.
— Глядя на меня, не подумаешь, что я не всегда был таким проклятущим великаном, — начал он, словно разговаривая сам с собой.
— Выпейте ещё, — предложил я.
После второго стакана он продолжил, немного скорбно:
— Нет, сэр, Джим Нокс не всегда был клятым цирковым уродом.
Затем, без особых уговоров с моей стороны, он поведал мне свою историю.
Нокс, склонный к приключениям кокни[2], в молодости исходил половину морей мира, и простым матросом, и боцманом. Он посетил множество удивительных мест, пережил множество невероятных приключений. Прежде, чем ему исполнилось тридцать, неугомонный и бесстрашный нрав заставил его отправиться в неслыханно фантастические поиски.
События, предшествующие этим поискам, сами по себе были довольно необычны. Потерпев кораблекрушение во время бешеного тайфуна в море Банда[3] и, по-видимому, оставшись единственным выжившим, Нокс два дня дрейфовал на крышке люка, сорванной с разбитого и тонущего судна. Затем, спасённый туземным рыбацким проа[4], он был доставлен на остров Салаватти.
Раджа Салаватти, старый обезьяноподобный малаец, был очень любезен с Ноксом. Раджа оказался великим любителем рассказывать пространные истории; а боцман — терпеливым слушателем. Благодаря такому сходству интересов, Нокс стал почётным гостем во дворце раджи на месяц или более. Здесь, среди прочих чудес, о которых рассказывал его хозяин, он впервые услышал байку об удивительнейшем папуасском племени.
Это уникальное племя обитало на почти недоступном плато в горах Арфак. Их женщины были девяти футов ростом и белыми, как молоко; а мужчины, как ни странно, обычного роста и более тёмного оттенка. Они дружелюбно относились к редким путешественникам, достигавшим их владений и обменивали на стеклянные бусы и зеркала рубины породы «Голубиная кровь»[5], которыми изобиловали их горные склоны. В доказательство последнего, раджа показал Ноксу большой безупречный неогранённый рубин, который, по его словам, происходил из тех краёв.
Нокс едва ли был склонен верить рассказу о гигантских женщинах; но история о рубинах звучала куда менее неправдоподобно. В полном соответствии со своим характером, почти не думая об опасности, сложности или полной нелепости такого предприятия, он решил немедленно отправиться в горы Арфак.
Распростившись со своим хозяином, который оплакивал потерю хорошего слушателя, он продолжил свою одиссею. При помощи средств, о которых он умолчал в своей истории, Нокс раздобыл два полных мешка зеркал и стеклянных бус, и сумел добраться до побережья северо-западной части Новой Гвинеи. В Андае, что находится в Арраке, он нанял проводника, утверждавшего, что ему известно место обитания гигантских амазонок, и смело направился вглубь страны, в горы.
Проводник, полумалаец-полупапуас, нёс на своих плечах один из мешков с безделушками, а другой тащил Нокс. Он наивно надеялся вернуться с двумя мешками, полными тлеющих тёмно-красных рубинов.
Это была малоизведанная страна. Некоторые из здешних народов имели репутацию охотников за головами и людоедов; однако Нокс нашёл их достаточно дружелюбными. Но почему-то, по мере того как они углублялись в неё, проводник начал выказывать всё большую неопределённость своих географических познаний. Когда они достигли середины склонов гряды Арфак, Нокс понял, что проводник лишь немногим больше его самого знал о местоположении легендарного, усыпанного рубинами плато.
Они пробирались через поднимающийся в гору лес. Перед ними, над высокими субтропическими деревьями, вздымались гранитные обрывы и утёсы высокой горной стены, за которой скрылось послеполуденное солнце. В ранних сумерках они расположились лагерем у подножия непреодолимой на вид скалы.
Нокс проснулся от полыхающего жёлтого рассвета и обнаружил, что проводник покинул его, забрав один из мешков с безделушками, которые с точки зрения дикаря составляли достаточный капитал, чтобы обеспечить парня на всю жизнь. Нокс пожал плечами и негромко выругался. Проводник не был большой потерей; но ему не нравилось такое ополовинивание его возможностей к приобретению драгоценностей
Он взглянул на утёсы наверху. Ярус за ярусом они вздымались ввысь в зареве рассвета, с вершинами, едва различимыми в окружающих их облаках. Так или иначе, чем больше он смотрел, тем больше убеждался, что эти утёсы стерегли скрытое плато. С их молчанием и неприступным одиночеством, с их атмосферой извечной заповедности и уединённости, они не могли быть ничем иным, как твердынями царства титанических женщин и рубинов «голубиной крови».
Он взвалил на спину свой тюк и двинулся вдоль гранитной стены в поисках подходящего места для восхождения, которое он решил предпринять. Отвесная скала была гладкой, как металлический лист и не давала зацепки даже для паукообразной обезьяны. Но наконец он дошёл до глубокой расселины, образованной руслом пересыхающего летом водопада. Он начал подъём по расселине, что само по себе было значительным подвигом, поскольку русло водопада представляло ряд высоких уступов, похожих на гигантскую лестницу.
Половину этого времени он висел на пальцах без точки опоры, или вытягивался на цыпочках и опасливо нащупывал, за что бы ухватиться. Восхождение представляло собой рискованное дело, и наказанием за малейший просчёт была смерть на острых камнях внизу.
Он не смел оглянуться назад, на путь, которым он поднимался над этой головокружительной пропастью. Ближе к полудню он увидел над собой грозно нависающий огромный утёс, где сужающаяся расселина заканчивалась в чёрной пасти пещеры.
Он вскарабкался по последнему уступу в пещеру, надеясь, что она приведёт к выходу наверх, проделанному горным потоком. При свете зажигаемых спичек он поднялся по скользкому склону. Вскоре пещера сузилась; и Ноксу часто приходилось протискиваться между стенами, словно внутри трубы дымохода.
После долгого нащупывания пути наверх, он различил впереди крошечное мерцание, словно булавочный прокол в полном мраке. Нокс, почти изнемогший от усилий, чрезвычайно ободрился. Но пещера снова сузилась, так что он не мог двигаться дальше с мешком на спине. Он немного отступил назад и снял мешок, принявшись толкать его перед собой вверх по сорокапятиградусному склону. В те дни Нокс был среднего роста и несколько стройнее, но несмотря на это, он еле-еле протиснулся через последние десять футов пещеры.
Он дотолкал мешок до конца подъёма и выпихнул его наружу, на поверхность. Потом он пролез через отверстие и, обессиленный, упал под солнечные лучи. Он лежал в блюдцеобразном углублении, почти у истока пересохшего ручья, в футе от пологого гранитного склона, за голым краем которого белели близкие облака.
Нокс поздравил себя с обнаружившимся у него талантом покорителя горных вершин. Он не сомневался, что добрался до порога скрытого царства рубинов и гигантских женщин.
Внезапно, в то время, когда он так лежал, на фоне облаков, на гребне холма над ним появилось несколько человек. Шагая подобно скалолазам, они приблизились к нему, взволнованно тараторя и изумлённо жестикулируя; в свою очередь он поднялся и встал, дожидаясь их.
Должно быть, Нокс представлял собой необычайное зрелище. Его одежда и лицо были перемазаны грязью и пятнами разноцветных минералов, пока он пробирался через пещеру. Приближающиеся мужчины рассматривали его с каким-то благоговением.
Они были одеты в короткие красновато-пурпурные туники и носили кожаные сандалии. Эти люди не принадлежали ни к одному из типов низинных обитателей: их кожа была цвета светлой охры, а черты выглядели правильными даже по европейским меркам. Все они были вооружены длинными копьями, но выглядели дружелюбно. Наивные и, по-видимому, немного робкие, они обратились к Ноксу на языке, который не походил ни на одно меланезийское наречие, которое он когда-либо слышал.
Он отвечал на всех языках, хоть немного ему известных, но они явно не понимали его. Тогда он развязал свой мешок, вытащил две пригоршни бусин и попытался сообщить при помощи пантомимы, что он — торговец из далёких земель.
Мужчины закивали головами. Поманив его за собой, они повернули назад, к обрамлённому облаками гребню. Нокс тащился за ними, полностью уверенный, что нашёл народ из истории раджи.
Перевалив горный гребень, он увидел панораму длинного плато, полного лесов, ручьёв, и возделанных полей. В мягком свете косо падающих солнечных лучей он и его провожатые спустились на плато по тропе среди цветущего кипрея и рододендронов. Там она скоро превратилась в проторенную дорогу, бегущую через заросли даммары[6] и поля пшеницы. Тут и там виднелись дома из грубо отёсанного камня с соломенными крышами, свидетельствующие о большей цивилизованности, чем хижины папуасского побережья.
Мужчины, одетые так же, как провожатые Нокса, трудились на полях. Потом Нокс приметил нескольких женщин, держащихся вместе праздной группой. Теперь он просто был вынужден поверить всей истории о затерянном народе, поскольку эти женщины были ростом в восемь футов или более и обладали божественными формами! Цвет их лиц был не молочно-белым, как в истории раджи, а песочным и кремовым, намного светлее, чем у мужчин. Нокс ощутил ликующее возбуждение, когда они обратили на него свои невозмутимые взоры, рассматривая его с видом величественных статуй. Он нашёл легендарное царство, и теперь вглядывался в камни и траву на обочине дороги, словно ожидая увидеть там рассыпанные рубины. Однако ничего подобного здесь не наблюдалось.
Появился город, окружающий сапфировое озеро, с одноэтажными, но хорошей постройки домами, образующими правильные улицы. Множество людей прогуливались или стояли; и всё женщины являлись великаншами песочного цвета, а все мужчины были среднего роста, с кожей цвета умбры или охры.
Вокруг Нокса собралась толпа; несколько титанических женщин довольно властно допросили его проводников, одновременно, разглядывая боцмана с неприличным вниманием. Он с первого взгляда заметил то почтение и уважение, которое мужчины оказывали этим женщинам, и догадался о главенствующем положении, которое они занимали. Все они выглядели, словно безмятежные и уверенные в себе императрицы.
Нокса привели к зданию рядом с озером. Оно было больше и вычурнее прочих. Просторный интерьер был отделан грубо раскрашенными тканями и обставлен стульями и кушетками из чёрного дерева. Общее впечатление было грубо-сибаритским с намёком на дворцовую величественность, которую значительно усиливали необычно высокие потолки.
В некоем подобии зале для аудиенций, на троне, стоявшем на широком возвышении, восседала женщина. Несколько других стояли рядом с ней, словно телохранители. Она не носила ни короны, ни драгоценностей, и её одежда ничем не отличалась от коротких килтов других женщин. И всё же Нокс понял, что находится в присутствии королевы. Эта женщина была светлее прочих, с длинными струящимися тёмно-русыми волосами и прекрасным лицом овальной формы. Внимательный взгляд, который она направила на Нокса, был наполнен женственной смесью мягкости и строгости.
Боцман принял самый галантный вид, который, вероятно, слегка нивелировался его перепачканным лицом и одеждой. Он склонился перед великаншей; и она обратилась к нему с несколькими мягкими словами, в которых он почувствовал учтивое приветствие. Тогда он раскрыл свой мешок, и выбрал зеркало и нить синих бус, которые преподнёс королеве. Она приняла эти дары вполне серьёзно, не выказав ни радости, ни удивления.
Отпустив мужчин, которые привели к ней Нокса, королева повернулась и заговорила с женщинами из свиты. Они выступили вперёд и дали понять Ноксу, что он должен следовать за ними. Они отвели его в открытый двор, где находилась огромная ванна, питаемая водами синего озера. Здесь, невзирая на протесты и сопротивление, они раздели его, словно маленького мальчика. Они погрузили его в воду и тщательно оттёрли скребками из жёстких растительных волокон. Одна из них принесла ему коричневую тунику и пару сандалий вместо его старой одежды.
Несмотря на некоторое смущение и замешательство от такого бесцеремонного обращения, Нокс не мог не почувствовать себя другим, обновлённым человеком после помывки. И когда женщины принесли обед, состоявший из таро[7], просяных лепёшек и жареных голубей, громоздящихся на огромных блюдах, он простил им доставленное ему смущение.
Две из его прекрасных прислужниц оставались с ним во время еды; после этого они дали ему урок своего языка, указывая на различные предметы и называя их. Нокс быстро узнал названия многих вещей из домашней обстановки.
Сама королева появилась позже и приняла участие в его обучении. Он узнал, что её звали Мабуза. Нокс был способным учеником; и дневной урок, несомненно, оставил довольными всех, кто в нём участвовал. Нокс яснее прежнего понимал, что королева — прекрасная женщина; но ему хотелось, чтобы она была не настолько большой и внушительной. Рядом с ней он чувствовал себя подростком. В свою очередь, королева, видимо, относилась к Ноксу с отнюдь не пренебрежительной серьёзностью. Он видел, что она подкидывала ему множество тем для раздумий и обсуждений.
Нокс почти забыл о рубинах, которые отправился искать; и когда он вспомнил о них, то решил подождать, пока не выучит язык получше, прежде чем обсуждать этот вопрос.
Ему предоставили комнату во дворце; и он заключил, что может оставаться здесь неопределённо долго, как гость Мабузы. Он обедал за одним столом с королевой и полудюжиной её приближённых. Казалось, он был единственным мужчиной среди местных высших лиц. Все стулья здесь были рассчитаны на великанш, кроме одного, походившего на высокий детский стульчик, на котором ребёнок сидит за столом среди взрослых. Нокс занял этот стул.
Прошло много дней, в течение которых он выучил язык в достаточной степени для всех практических целей. Это была безмятежная, но вовсе не скучная жизнь. Он быстро познакомился с основными условиями жизни в стране, управляемой Мабузой, которая называлась Ондор. Она была полностью изолирована от внешнего мира, поскольку горные стены вокруг неё можно было преодолеть только в месте, случайно обнаруженном Ноксом. Лишь немногим чужестранцам удавалось сюда добраться. Народ был процветающим и довольным, ведя пасторальное существование под милостивым, но неограниченным матриархатом Мабузы. Женщины правили своими мужьями исключительно в силу своего явного физического превосходства; но, по-видимому, в здешних семьях царило такое же дружелюбие, как и в семьях тех стран, где преобладает обратное господство.
Нокс чрезвычайно интересовался вопросом о необычных размерах женщин, который поражал его, как необычное природное явление. Однако он не рисковал задавать какие-либо вопросы, и никто не желал раскрыть ему эту тайну.
Он внимательно высматривал рубины и был озадачен малочисленностью этих самоцветов. Некоторые мужчины носили серьги из низкосортных рубинов, а также маленьких сапфиров и изумрудов, в то время как женщины совершенно не интересовались такими украшениями. Нокс задумался, не хранилось ли у них где-нибудь большое количество рубинов. Он пришёл сюда, чтобы выменивать красные корунды, затащив целый мешок необходимых для обмена средств на невообразимый горный склон; так что ему совершенно не хотелось отказываться от этой затеи.
В один из дней он твёрдо решил обсудить эту тему с Мабузой. Он так и не понял, почему ему было столь нелегко говорить о таких вещах с величественной и прекрасной великаншей. Но бизнес есть бизнес.
Он подбирал подходящие слова, когда внезапно заметил, что у Мабузы тоже что-то было на уме. Она сделалась необычно молчаливой, и то, как она смотрела на него, сбивало с толку и даже смущало. Он удивлялся, в чём тут дело, и кроме того начал задумываться, не были ли эти люди каннибалами. Её пристальный взгляд был таким жаждущим и алчущим.
Прежде чем он успел заговорить о рубинах и своей готовности приобрести их за стеклянные бусы, Мабуза поразила его, решительно предложив ему вступить в брак. Мягко выражаясь, Нокс был не готов к такому. Но отказ выглядел бы неучтиво, да и неблагоразумно. Ему никогда прежде не делала предложение королева или великанша, и он подумал, что в подобных обстоятельствах этикет вряд ли позволил бы отклонить предложение руки и сердца. Кроме того, в качестве мужа Мабузы, он оказался бы в самом выгодном положении для переговоров о рубинах. И Мабуза, несомненно, была привлекательна, даже при том, что она намного превосходила его размерами. Немного покашляв и помямлив, он принял это предложение и буквально потерял опору под ногами, когда невеста прижала его к своей колоссальной очаровательной груди.
Свадьба оказалась совсем простым делом: просто нечто вроде устного соглашения в присутствии нескольких женщин-свидетельниц. Нокс поразился лёгкости и быстроте, с которыми он принял священные узы брака.
Вступив в брак с Мабузой он узнал множество до сих пор неизвестных ему вещей. На свадебном ужине выяснилось, что высокий стул, который он занимал за королевским столом, традиционно предназначался для супруга королевы. Позже ему раскрыли тайну величины и роста женщин. Все дети, мальчики и девочки, при рождении имели обычные размеры; однако матери кормили девочек неким корнем, заставляющим их вырастать сверх естественных пределов.
Этот корень собирали на самых высоких горных склонах. Его особое свойство объяснялось способом приготовления, тайна которого тщательно охранялась женщинами и передавалась от матери к дочери. Его использовали на протяжении несколько поколений. Когда-то мужчины были здесь господствующим полом; однако случайное открытие корня изгнанной женой по имени Ампой вскоре привело к отмене этого господства. Впоследствии Ампой высоко почиталась женщинами, как спасительница.
Нокс также получил много сведений по другим вопросам, и общественным, и домашним. Но никто никогда ничего не говорил о рубинах. Приходилось признать, что изобилие этих драгоценных камней в Ондоре вероятно было чистой выдумкой, всего лишь красивым дополнением к истории о гигантских амазонках.
Его брак принёс и другие разочарования. Как супруг королевы, он рассчитывал войти в правительство Ондора и с нетерпением ожидал некоторых королевских прерогатив. Но вскоре он обнаружил, что стал просто мужским дополнением к Мабузе, не имеющим никаких законных прав, никаких привилегий, кроме тех, которые она могла бы ему предоставить из симпатии, как подобало хорошей жене. Она была ласковой и нежной, но вместе с тем и непреклонной, если не сказать властной; и он узнал, что теперь не может ничего сделать или куда-нибудь пойти, не посоветовавшись с ней и не получив разрешения.
Иногда она выговаривала ему; в ласковой, но строгой манере часто наставляла его в некоторых вопросах ондорского этикета или общего жизненного уклада; и ей никогда не приходило в голову, что он может хотя бы захотеть оспорить любое из её распоряжений. Однако его всё больше раздражала эта женская тирания. Его мужская гордость, его мужественный британский дух восстали. Если бы леди была подходящего размера, он мог бы, по его собственным словам, «немного её поколотить». Но в сложившихся обстоятельствах любая попытка обуздать её с помощью силы едва ли выглядела благоразумно.
К тому же он по-своему полюбил её. Имелось немало причин, которые вызывали к ней симпатию; и Нокс чувствовал, что она была бы образцовой женой, если бы только нашёлся какой-нибудь способ обуздать её прискорбную склонность к доминированию.
Время проходило в обычных заботах. Мабуза, казалось была вполне довольна своим супругом. Однако Нокс немало размышлял над тем обманчивым положением, в которое, по его мнению, она его поставила, и о ежедневном ущербе, наносимом его мужественности. Он хотел, чтобы нашёлся какой-нибудь способ исправить это положение, утвердить свои естественные права и поставить Мабузу на место.
Однажды он вспомнил про корень, которым питались женщины Ондора. Почему бы ему не раздобыть некоторое его количество и самому вырасти, как Мабуза, или даже ещё больше? Тогда он смог бы обращаться с ней, как следует. Чем больше он об этом думал, тем больше это казалось ему идеальным решением его семейных трудностей.
Однако основная проблема состояла в получении корня. Он осторожно расспросил кое-кого из мужчин, но ни один из них не смог ничего ему об этом рассказать. Женщины никогда не разрешали мужчинам сопровождать их, когда собирали это растение, а процесс его приготовления происходил в глубоких пещерах. В прошлом несколько мужчин осмелились украсть эту пищу; двое из них в самом деле выросли до гигантского роста, после того как съели свою добычу. Но женщины наказали их всех пожизненным изгнанием из Ондора.
Всё это порядком удручало. Вдобавок это увеличило презрение Нокса к мужчинам Ондора, которых он считал бесхребетной, изнеженной массой. Тем не менее, он не оставил свой замысел. Но после долгого обдумывания и планирования он оказался не ближе к решению проблемы, чем раньше.
Возможно, он смирился бы с неизбежной пожизненной ролью подкаблучника, как это происходило и с лучшими мужчинами. Но наконец, когда у них с Мабузой родилась девочка, он получил возможность, которую искал.
Ребёнок был подобен любому другому младенцу женского пола, и Нокс гордился им не меньше других отцов, не менее их проникнувшись обычными родительскими чувствами. До тех пор, пока ребёнок не подрос достаточно, чтобы его отлучили от груди и стали кормить особенной пищей, ему не приходило на ум, что теперь у него, в его собственном доме появился отличный шанс прибрать к рукам часть этой пищи для своего личного использования.
Бесхитростная и простодушная Мабуза совершенно не подозревала о подобных преступных умыслах. Мужское повиновение феминистическим законам этой страны было настолько само собой разумеющимся, что она даже показывала ему эту необыкновенную пищу и часто кормила ребёнка в его присутствии. Не утаивала она от него и большой глиняный сосуд, в котором хранила свой запас.
Сосуд этот стоял на дворцовой кухне, среди других, наполненных более привычными продуктами питания. Однажды, когда Мабуза отправилась в деревню по какому-то политическому вопросу, а все служанки были заняты какими-то другими делами помимо кулинарных, Нокс прокрался на кухню и унёс маленький мешочек готового корня, который он затем спрятал в своей комнате. В своём страхе быть обнаруженным, он пережил больше острых ощущений, чем когда-либо с детских лет, когда он воровал яблоки с лондонских уличных лотков за спинами торговцев.
Готовый корень был похож на мелкую разновидность шалфея, и имел душистый запах и пряный вкус. Нокс сразу съел немного, но не позволил себе проглотить сразу полную порцию, из опасения, что последствия окажутся заметны. Он следил за невероятным ростом малышки, которая под влиянием удивительного питательного вещества за две недели достигла размеров нормальной шестилетней девочки; к тому же он не хотел, чтобы его кража обнаружилась и чтобы дальнейшее использование им этой пищи оказалось предотвращено великаншами, старающимися защитить своё собственное гигантство ещё на первой стадии его собственного развития.
Нокс считал, что будет разумнее каким-то образом уединиться, пока он не достигнет такой величины и роста, которые обеспечили бы ему положение хозяина в его собственной семье. На время роста он должен был каким-то образом избавиться от любого женского присмотра.
Для того, кто вынужден был столь мучительно подчиняться власти бабьего царства, с тщательной регламентацией всех его передвижений, это было серьёзной проблемой. Но удача снова улыбнулась Ноксу: в Ондоре начался сезон охоты; сезон, когда многим мужчинам их жёны разрешали отправиться на высокогорье и провести там несколько дней или недель, выслеживая определённый вид проворных горных оленей, известных как оклохи.
Возможно, Мабуза немного удивилась внезапному интересу, проявленному Ноксом к охоте на оклохов и столь же внезапной увлечённостью тренировками с дротиками, которые использовали охотники. Но она не видела причин отказывать ему в разрешении отправиться в это желанное путешествие; всего лишь оговорив, что он пойдёт вместе с другими послушными мужьями и будет очень осторожен на опасных утёсах и в расщелинах.
Компания других мужей не вполне соответствовала плану Нокса; но он понимал, что лучше не возражать против этого пункта. Он умудрился нанести ещё несколько визитов в кладовую дворца и стащил достаточно запретной пищи, чтобы превратиться в крепкого, укротившего жену, титана. Так или иначе, в этом путешествии среди гор, невзирая на безропотных и законопослушных мужчин, с которыми он был обречён идти, у него получится съесть всё, что стащил. Он вернётся победоносным анакимом[8], громогласным и самодовольным Голиафом; и все, особенно Мабуза, преклонятся перед ним.
Нокс спрятал запретную пищу, замаскированную под мешок просяной муки в своих собственных запасах провизии. Он также нёс часть её в карманах и съедал один или два кусочка всякий раз, когда другие мужчины не видели. А по ночам, когда все они спокойно спали, он залезал в сумку и горстями поглощал душистое растение.
Результат был поистине феноменальным, ибо Нокс мог оценить, как он увеличивается в размерах после первой же плотной трапезы. Он раздавался вширь и вырастал вверх дюйм за дюймом, к явному замешательству своих спутников, ни у кого из которых поначалу не хватило воображения, чтобы заподозрить истинную причину этого изменения. Он видел, что они глазели на него с каким-то созерцательным трепетом и любопытством, как цивилизованные люди смотрят на дикаря с Борнео. Очевидно, они считали его увеличение чем-то вроде биологического отклонения или, возможно, частью эксцентричного поведения, чего вполне можно было ожидать от чужестранца с сомнительным прошлым.
Сейчас охотники находились на высокогорье в северной оконечности Ондора. Здесь, среди колоссальных расколотых утёсов и нагромождения пиков они преследовали неуловимых оклохов; к этому времени конечности Нокса настолько удлинились, что это позволяло ему перепрыгивать через такие расщелины, которые оказывались непреодолимыми для всех остальных.
Наконец один или двое из его спутников, похоже, что-то заподозрили. Они стали следить за Ноксом, и однажды ночью застали его в процессе поедания сакральной пищи. С каким-то священным трепетом они пытались предостеречь его, что он совершает ужасное и запретное действие, и навлечёт на себя губительные последствия.
Нокс, который начинал ощущать себя настоящим гигантом, да собственно уже и выглядел таковым, велел им не лезть не в своё дело. Более того, он продолжил прямо и нелицеприятно выражать своё мнение о бесхарактерных, испорченных и женоподобных мужчинах Ондора. После этого мужчины оставили его в покое, но боязливо перешёптывались между собой и следили опасливыми взглядами за каждым его движением. Нокс настолько презирал их, что не придал особого значения тайному исчезновению двух членов группы. На самом деле, он вряд ли вообще заметил, что они ушли.
После двух недель лазания по горам охотники добыли ожидаемое количество длиннорогих и козлоногих оклохов; а Нокс съел весь свой запас украденной пищи и вырос до размеров, которые, как он твёрдо полагал, позволят ему подчинить свою властную спутницу жизни и показать ей истинную неполноценность женского пола. Пришло время возвращаться: спутники Нокса даже не помышляли о превышении предела, установленного женщинами, которые велели им вернуться через две недели, а Нокс стремился продемонстрировать своё новоприобретённое превосходство в размерах и мускулистости.
Когда они спустились с гор и пересекли возделанную равнину, Нокс увидел, что другие мужчины всё больше и больше отставали, как-то боязливо и робко поёживаясь. Он шагал впереди них, неся на плечах трёх взрослых оклохов, как человек меньшего размера нёс бы такое же количество кроликов.
Поля и дороги были пустынны, и нигде не было видно ни одной из титанических женщин. Нокс немного удивился этому, но ощущая себя хозяином положения, не стал чрезмерно напрягать свой ум пытливыми догадками.
Однако когда они приблизились к городу, запустение и тишина сделались немного зловещими. Охотники — спутники Нокса, были явно поражены гнетущим и нарастающим ужасом. Но Нокс считал, что не должен ронять своё достоинство, даже просто спросив о причине этого.
Они вошли на улицы, которые тоже были странно тихими. Не было никаких признаков жизни, кроме бледных и испуганных лиц нескольких мужчин, украдкой смотревших из окон и приоткрытых дверей.
Наконец они дошли до дворца. Теперь эта тайна объяснилась, поскольку было похоже, что всё женщины Ондора собрались на площади перед зданием! Они выстроились массивным и пугающе плотным строем, словно войско гигантских амазонок; и их полная неподвижность была ужаснее, чем крики и грохот поля битвы. Нокс ощутил невольную и непреодолимую тревогу перед напряжёнными мускулами их могучих рук, внушительными колебаниями их колоссальных грудей и внушающим страх суровым пристальным взором, которым они все вместе смотрели на него.
Внезапно он почувствовал, что остался совершенно один — другие мужчины исчезли, как тени, словно они не смели даже остаться и наблюдать за его судьбой. Он ощутил почти неодолимое желание убежать; но его британская отвага воспрепятствовала этому порыву. Шаг за шагом он заставлял себя подойти к выстроившимся женщинам.
Они ожидали его в каменном молчании, неподвижные, словно кариатиды. В первом ряду он увидел Мабузу, окружённую служанками. Она смотрела на него глазами, в которых он не мог прочитать ничего, кроме невыразимого упрёка. Она молчала; и развязные слова, которыми он намеревался её поприветствовать, почему-то застыли у него на губах.
Внезапно, единым грозным движением женщины окружили Нокса. Он потерял Мабузу из виду в сплошной стене титанесс. Огромные сильные руки схватили его, вырывая копьё из пальцев и срывая с плеч оклохов. Он отбивался, как подобает отважному британцу. Но один человек, даже при том, что он ел пищу великанш, ничего не мог сделать против целого племени восьмифутовых женщин.
Сохраняя молчание, более грозное, чем любой крик, они пронесли его через город, по дороге, которой он пришёл в Ондор и вверх по горному пути, к самым дальним бастионам этой страны. Там, рядом с утёсом нависающим над расщелиной, по которой он поднимался, они, при помощи толстых канатов спустили его на двести футов в русло пересохшего потока, и оставили искать путь вниз по опасному горному склону назад, во внешний мир, который отныне примет его только как циркового урода.
Редактура: В. Спринский
Перевод: Bertran
lordbertran@yandex.ru