Корги по имени Генри

Генри

С людьми вечно нужен глаз да глаз. О, я не говорю, что они того не стоят. Но просто не представляю, как бы они справлялись без нас, собак.

Взять, к примеру, моих Уокеров.

С того момента, как я щенком попал в их дом, мы жили впятером. (Окей, вшестером, если включать Кошку. Я обычно не включаю.) Джим, Эми, Джек, Клэр и я, Генри. (Ладно, еще и Соки. Если без нее никак.)

Так было до Ночи фейерверков пять недель назад. (Дата запомнилась хорошо, ведь все произошло под грохот и вспышки света.) Я спрятался под стул в спальне Джима и Эми (любое здравомыслящее существо в Ночь фейерверков поступило бы так же) и потому видел, как Джим запихивал одежду и разные вещи в сумку. И слышал, как Эми, рыдая, спрашивала его почему.

Порой мне кажется, что, возможно, она понимала в происходящем не больше моего.

Одно я знал точно: той ночью Джим ушел и больше не вернулся. Это было не так, как в те дни, когда он уходил на работу, а я скучал по нему, и даже не так, как когда они уезжали в отпуск и отдавали меня в питомник.

На этот раз все было иначе. И ни капельки мне не нравилось.

После ухода Джима я свернулся на кровати рядом с Эми, и та плакала, пока не заснула. Только когда ее всхлипы стихли, я, убедившись, что она спит, решился спуститься вниз и проверить остальных. Джек и Клэр еще не возвращались, они смотрели фейерверк на ближайшем школьном стадионе. Не побоявшись грохота и огней, я удостоверился, что дети в порядке, и отправился в свою корзину подумать о случившемся – и о том, как мне все исправить.

Тогда-то Соки выскользнула из-за дивана и посмотрела на меня своим высокомерным донельзя взглядом, как только кошки умеют.

– Что ж, допрыгался, – сказала она.

Я ничего не понял, а объяснять Соки не стала. Но с того момента я пытался выяснить, что произошло, искал причины случившегося – и способы сделать нашу жизнь лучше.

На следующее утро Эми усадила Джека и Клэр перед собой и все им объяснила. Я, конечно, тоже слушал, но сумел понять только то, что Джим ушел, а нам нужно помогать друг другу и вместе преодолевать сложности.

Что ж. С этим никаких проблем! Я стал помощником, о котором только можно мечтать.

Первым делом я решил проведывать Джека и Клэр во время сна. Иногда, когда я заходил в комнату Клэр, а она плакала, я запрыгивал к девочке на кровать и оставался с ней до тех пор, пока она не успокаивалась или не засыпала. (Вообще-то, на кровать мне нельзя, но я решил, что сейчас особые обстоятельства. К тому же у Клэр очень удобно.)

Кроме того, я взял за правило помогать поддерживать чистоту и порядок в доме и подъедал кусочки еды, которые падали на пол. Позже, решив, что такой помощи недостаточно, стал запрыгивать на стулья в кухне и очищать тарелки, которые семья иногда оставляла на столе. После моего облизывания посуда всегда оставалась очень чистой.

Эми была куда меньше благодарна за мои труды, чем я рассчитывал, и через какое-то время Джек взял в привычку убирать все тарелки в посудомойку сразу после еды. Поэтому я начал искать новые способы помочь.

Меня сильно тревожило, что я теперь гораздо реже гуляю. Джек иногда брал меня побродить по парку, но обычно встречался там с приятелями, и я сидел рядом, с пристегнутым поводком, ожидая, пока он наговорится. Клэр разрешалось самостоятельно водить меня только до местного магазина и обратно, и все запахи уже были знакомыми на пути, поэтому я немного скучал. К тому же иногда следом шастала и Соки – я всегда подозревал, что она – любимица Клэр.

У Эми, судя по всему, времени выходить вообще не оставалось. Но я знал, что после прогулок она всегда чувствует себя лучше, поэтому теперь, стоило кому-нибудь открыть входную дверь, я срывал поводок с крючка в прихожей и убегал, а Эми приходилось за мной гоняться. Поймав меня, она пристегивала поводок к ошейнику, и мы возвращались домой, оба хорошенько размявшись и подышав свежим воздухом. Эми никогда не выглядела особенно довольной, но я знал, что прогулки действительно полезны для нее.

В целом, в доме Уокеров уже не было так светло и радостно, как я привык, – и Джим ни разу не приходил. Несмотря на все мои усилия, семья страдала.

Пока однажды утром все не изменилось.

С сосредоточенным видом Эми вихрем слетела по лестнице и, запихнув вещи в свою сумку, принялась делать кучу сэндвичей. Что-то случилось – узнать бы что.

– Джек! Где твой голубой рюкзак? – крикнула она в направлении второго этажа.

Я прижался к столику у входной двери и наблюдал оттуда.

– А можно мне взять планшет? – спросила Клэр, держа его в руках.

– Конечно же, нет, – ответила Эми. – Может, возьмешь новую книгу, которую тебе купила бабушка?

– Какой голубой рюкзак? – Джек появился наверху лестницы в одной пижаме.

– Джек! Ты не одет! – Эми побагровела.

– Потому что я не хочу идти, – сказал Джек. – Я же тебе говорил.

– Что ж… жаль. Мы едем все вместе. Нас ждет настоящее приключение.

Приключение. Мне нравится, как звучит это слово!

– А сейчас быстро найди рюкзак!

– Какой рюкзак? – снова спросил Джек. – И почему я должен идти? Возьми с собой Клэр.

– Я беру вас обоих, – сказала Эми. – Теперь иди и отыщи рюкзак, который я купила тебе, когда вы ездили на вручение премии герцога Эдинбургского, и оденься.

Джек какое-то время смотрел на мать со второго этажа. Я знал этот взгляд. Джек раздумывал, стоит ли и дальше испытывать ее терпение.

Видимо, решил, что не стоит.

– Тот рюкзак – красный, – проворчал он, но все равно отправился в свою комнату, чтобы собраться.

Я задумался – собраться для чего? Эми не говорила. Она сказала, что приключение ждет всех – это включая меня? Надеюсь, что да. А если нет… что ж, может, я сорву поводок и побегу следом! Я не собираюсь пропустить, возможно, самое веселое для нас событие за последние недели!

– Хм. Интересно. – Соки умывалась, сидя недалеко от меня на своем обычном месте, рядом с батареей. – Что, по-твоему, тут происходит?

– Мы куда-то собираемся, – сказал я, провожая взглядом Эми, которая металась между кухней и коридором, собирая вещи.

– Это ясно. – Соки водила пушистым хвостом из стороны в сторону по деревянному полу. – Но куда?

– Это будет приключение.

Я не мог скрыть радостного волнения в голосе.

Соки закатила глаза и направилась в сторону кухни.

– Ску-у-ка.

Кошки. Ничего они не понимают в приключениях.

Эми снова показалась в прихожей. Клэр шла за ней хвостиком.

– Был бы у меня свой телефон, я бы могла играть в поезде, – сказала она. – Мне ведь уже двенадцать, понимаешь? У всех моих друзей есть мобильные, понимаешь?

– Мы договорились, что обсудим телефон, когда тебе исполнится тринадцать. – Эми даже не обернулась к дочери для ответа.

Учитывая, сколько раз они спорили, я не особо удивился.

– Но ведь мне почти тринадцать.

– Тебе исполнилось двенадцать в октябре. Два месяца назад.

– А телефон стал бы прекрасным подарком на Рождество, – продолжила Клэр, глухая к попыткам матери использовать логику против нее.

Со вздохом Эми повернулась к дочери.

– Клэр, мы уже это обсуждали. Ты же знаешь, что нынешнее Рождество будет немного… другим. И, боюсь, о таких дорогих подарках не может быть и речи.

Клэр помрачнела. Такое выражение не раз появлялось у нее на лице, когда она собиралась пристегнуть мне поводок и изо всех сил тащить меня в сторону магазина. Я, как и все собаки, люблю погулять, но когда Клэр разобидится, времени наслаждаться прогулкой просто нет.

– Ладно, – сказала она, скрестив руки на груди. – Значит, я просто попрошу папу.

Эми, резко погрустнев, отвернулась. Мне сразу захотелось прижаться к ней и утешить.

– Так и сделай.

Эми уже закончила укладывать свою сумку и красный рюкзак Джека, который тот скинул со второго этажа, а напряжение по-прежнему висело в воздухе. Клэр уселась за стол на кухне, так, чтобы видеть прихожую, и не сводила с матери сердитого взгляда. Соки прошла мимо скрещенных ног Клэр, свисавших со стула, но та даже не наклонилась погладить кошку.

Я сел рядом с поводком. Нам действительно нужно это приключение. Всем нам.

– Ладно, – сказала Эми решительным голосом. – Всё, одеваемся. Пора выходить!

Джек протопал вниз по лестнице и сдернул с вешалки пальто. Клэр тоже натянула свой красный пуховик, а Эми застегнула пуговицы на своем старом пальто с капюшоном и…

Да! Она сняла с крючка мой поводок и пристегнула к ошейнику!

Мне сразу стало тепло и спокойно. Куда бы мои люди ни шли, они хотели, чтобы я пошел с ними. А это – самое главное.

– Будем надеяться, что тебя возьмут и обратно, – промурлыкала Соки, скользнув мимо нас вверх по лестнице.

Ее слова я оставил без внимания. Конечно, они возьмут меня домой.

Я – неотъемлемая часть этой семьи. Посмотрим правде в глаза: без меня они все пропадут.

Эми

«Все-таки я хорошо придумала», – решила Эми, наконец-то увидев вдалеке указатель, который искала.

Сомнения не оставляли ее, даже когда поезд уже въезжал на вокзал Виктория. Почти всю поездку Джек молчал – впрочем, он молчал уже шестую неделю с тех пор, как Джим ушел. Дни шли, а отец не возвращался, и сын совсем замкнулся в себе. У Эми порой получалось вытянуть из него несколько слов. Но с Джимом он вообще не говорил – вешал трубку каждый раз, когда тот звонил.

Клэр – ее жизнерадостная, улыбчивая девочка – тоже стала другой за эти дни. Она препиралась по каждому поводу, жаловалась на любую, даже малейшую перемену в привычном распорядке… а перемен хватало. Даже Генри после ухода Джима стал вредничать. Бедный корги, кажется, решил напоминать домашним о своем присутствии, создавая проблемы. До ухода Джима Генри вел себя идеально. А теперь Эми постоянно приходилось сгонять его с кроватей или носиться за ним по улице, когда он в очередной раз сбегал. Она даже назначила Джека ответственным за посуду, чтобы Генри больше не подъедал остатки еды прямо с тарелок.

Все равно Эми не могла винить песика за то, что тот стал беспокойным, может, даже немного напуганным. Вся семья такой стала. Теперь все очень изменилось.

С уходом Джима они лишились и его зарплаты. Он все еще выплачивал половину ипотеки и предложил давать деньги на детей, но Эми отказалась. Зачем соглашаться? Он тогда почувствует себя лучше, будет считать, что делает достаточно для семьи.

А это совсем не так.

Семья нуждалась в нем. Не в его деньгах.

Но раз Джима нет – значит, Эми сделает все сама. Все.

Докажет Джиму, что им лучше без него. Это принесет ей больше радости, чем если она заедет по его глупому лицу. Наверное.

Ее друзья, конечно, не раз высказывались на тему ухода Джима – по большей части отпускали едкие комментарии о том, как банален его поступок и что он не ценил, что имел. Все они хотели как лучше, Эми понимала, и ей даже было немного легче от мысли, что эти люди на ее стороне. Но самый полезный совет она получила откуда совсем не ждала – от нового врача в хирургии, где работала медсестрой. Доктор Фитцджеральд только-только переехал в этот район и, по слухам, сам недавно развелся. Эми несколько раз видела, как он выгуливал своего далматинца в парке около клиники, но до последнего месяца они редко общались. Через неделю после того, как Джим ушел, Фитцджеральд просунул голову в рабочий кабинет Эми и спросил, в порядке ли она.

Эми натянула улыбку и попыталась сделать вид, что все в порядке, но он сразу же ее раскусил.

– Вам будут давать кучу советов, – сказал доктор, вежливо улыбаясь. – Некоторые, возможно, окажутся хорошими, а некоторые, скорее всего, будут ужасны. Но я могу сказать только одно: вы – единственная, кому придется жить с этим, когда все закончится и остальные забудут об этом. Дела снова пойдут своим чередом, и он по-прежнему останется отцом ваших детей, что бы ни сделал. А вы – собой, даже если сейчас так не кажется. Поэтому оплакивайте свою потерю, злитесь, сколько захотите, но все-таки сосредоточьтесь на долгосрочной перспективе.

Долгосрочная перспектива. До нее еще так далеко, но Эми все равно попыталась. Попыталась представить будущее, где жизнь не такая тяжелая, где она снова счастлива – как и ее семья.

В этом и смысл сегодняшнего дня. Начать долгий путь здесь и сейчас. Создавая для семьи счастливое будущее, которого так хотелось.

А какое место подойдет для этого больше, чем «Зимняя страна чудес»?

– Как вам? – спросила Эми, когда они вышли на своей станции и, вдыхая свежий декабрьский воздух, направились в сторону Гайд-парка.

Генри, к счастью, спокойно шел рядом – и когда они двигались по тротуару, и когда были в толпе. Сегодня ей совсем не до его проказ!

Джек и Клэр немного отставали, медленно волоча ноги, поэтому увидели табличку после Эми. Но когда увидели…

– Мам! Мы туда? Правда?

Эми улыбнулась. На миг Клэр снова говорила своим прежним, солнечным голосом. Господи, как же не хватало этих звуков.

Впереди бурлила толпа, люди стекались к огромным ярко раскрашенным воротам. «Страна чудес» сияла даже при свете дня, рождественская музыка наполняла воздух. Огромное колесо обозрения вдали нависало над всем парком. Эми почувствовала дрожь приятного волнения от самого вида этого места, и даже Генри залаял от возбуждения.

Да, она точно хорошо придумала.

– «Зимняя страна чудес»? – Джек старался сделать вид, что ему все равно, но Эми слишком хорошо его знала. Она чувствовала искорку восторга, спрятанную глубоко-глубоко. – Мы за тем сюда и приехали?

– Ага!

Она улыбнулась детям, и, когда те улыбнулись в ответ, у нее потеплело на сердце. Эми протянула им карту, которую распечатала накануне.

– Куда отправимся первым делом?

Джек и Клэр вместе разглядывали схему и, перебивая друг друга, показывали на свои любимые аттракционы. Они хотели побывать здесь в прошлом году и в позапрошлом, но Джим всегда говорил, что тут слишком шумно, слишком много рекламы. Ему хотелось взять семью кататься на лыжах, но они не могли себе позволить поездку на четверых – плюс питомники для Генри и Соки.

Вход в «Зимнюю страну чудес», к счастью, был бесплатным. Конечно, внутри было множество потенциальных трат, поэтому-то Эми и спланировала поездку так тщательно. Она отложила деньги для двух главных развлечений – гигантского колеса обозрения и катка у сцены – и заранее купила билеты. А взяв с собой Генри, она должна была остаться с ним, и, таким образом, у нее был законный повод не тратиться на билеты для себя. Эми скопила достаточно, чтобы дети могли выбрать еще по одному аттракциону, и захватила деньги, предназначавшиеся для Рождества, которые бабушка подарила заранее – на случай, если этого ребятам не хватит.

Они рано пообедали в поезде тем, что взяли из дома, чтобы не пришлось втридорога покупать еду в продуктовых лавках, а после прогулки по украшенной к Рождеству Оксфорд-стрит Эми планировала поужинать в недорогом итальянском ресторане, который запомнила со времен, когда они с Джимом еще не были женаты. Если сделать крюк, чтобы взглянуть на Букингемский дворец, то получится насыщенный, полный впечатлений день – и у Эми еще останутся деньги, чтобы купить продукты для рождественского ужина.

«Все идет неплохо», – сказала она себе.

К счастью, дети, кажется, не заметили, что их аттракционы были самыми дешевыми. Клэр была очарована рождественским базаром с его яркими огнями, и даже Джек, кажется, был тронут музыкой и восхищен видами, открывавшимися с колеса обозрения. Генри держался у ее ног, несколько раз Эми чуть не споткнулась о него, но, вообще-то, вел себя хорошо – тоже плюс.

На мгновение ей показалось, что событий последних месяцев вообще не было.

Только вот Джима не было рядом.

Глядя на огромное колесо, крутившееся на фоне темнеющего лондонского неба, Эми всего на секунду представила другую жизнь, ту, где Джим никогда не нанимал Бонни секретаршей. Никогда не влюблялся в нее. Не решался в одночасье разрушить почти двадцатилетний брак.

Она встряхнула головой. Нет смысла жить прошлым. Ей нужно сосредоточиться на будущем – и сделать его идеальным для детей, пусть Джима и нет рядом.

Эми не хотелось, чтобы Джек и Клэр ненавидели своего отца: никому не полегчает, если ситуация станет еще напряженней. И доктор Фитцджеральд прав – Джим остается их отцом, пускай с разводом все решено окончательно. Однако, как бы Эми ни старалась оставаться в рамках приличия, она не могла не думать, что с ней обошлись нечестно. Джек перестал разговаривать с Джимом из-за его измены и оттого, что, припертый к стенке, отец выбрал Бонни. А Клэр… Эми даже не знала, насколько хорошо дочь понимает, что произошло. В конце концов, Джим еще не знакомил детей со своей новой подругой.

Но так не могло длиться вечно. Скоро в их жизнь войдет новый человек, положение вещей изменится и с этим придется считаться. Дети должны будут отмечать некоторые праздники с Бонни. Эми с Джимом в следующем году составят расписание, кому когда забирать ребят, кому наслаждаться с ними Рождеством и кому отдуваться в День подарков, кто отвечает за развешивание чулок в сочельник…

В этом году, однако, дети принадлежат только ей. И Эми хотела извлечь из этого максимум удовольствия. Все-таки Джеку почти восемнадцать – может, это его последнее Рождество с семьей. Поэтому она намеревалась сделать праздник волшебным для них обоих. Подарить им последний год, когда на Рождество можно быть ребенком.

Даже если придется сделать это одной.

Генри прижался к ее ноге, она наклонилась погладить его, и тут колесо обозрения остановилось.

– Мы справимся, правда, малыш? – прошептала Эми, наблюдая, как Джек и Клэр выходят из кабины.

Генри у ее ног опустил голову на вытянутые лапки. Она была уверена, что по крайней мере он никуда не денется.

Приятно все же, когда есть хотя бы один мужчина, на которого можно положиться.

Даже если он – корги.

Генри

Должен признать, в этом местечке, «Зимней стране чудес», было куда больше интересных запахов, чем у нас дома в Редхилле. Дома пахло другими собаками, детьми, машинами, мусорными баками и порой белками из местного парка. Здесь – жареными каштанами (по крайней мере, продавец, мимо которого мы прошли, громко уверял, что это они) и всевозможными сладостями вперемешку с резким запахом льда и холодного воздуха. Еще по всему парку носился аромат радостного волнения – он исходил даже от Джека, Клэр и Эми, и это было хорошим знаком.

Клэр заныла, когда пришла пора уходить, но не закатила скандала, к которым мы привыкли в последнее время. Положив руку на ее худенькое плечико, Эми пообещала, что впереди еще много интересного, и девочка снова взбодрилась.

– Ну а теперь куда, мам? – спросил Джек, почти без обычных угрюмых ноток в голосе.

Я сел у его ног и завилял коротким хвостиком в знак одобрения. Люблю, когда мои Уокеры счастливы, и сейчас в первый раз за несколько месяцев вижу их такими.

Может, теперь у нас все снова станет хорошо? – Думаю, мы прогуляемся мимо Букингемского дворца. – Эми аккуратно свернула карту «Страны чудес» и убрала в сумку. – Или пройдем через Сент-Джеймсский парк, чтобы поглядеть на пеликанов. А потом, когда стемнеет, вернемся на метро на Оксфорд-стрит и полюбуемся на рождественские украшения. Что думаете?

Клэр уткнулась головой маме в руку.

– Здорово.

– Отлично! – просияла Эми.

Я, довольный, семенил рядом с ней, пока мы петляли между деревянных киосков и катавшихся на коньках детей, воздух звенел смехом и радостью. Сегодня в самом деле очень хороший день – и мне определенно нравятся звуки Сент-Джеймсского парка!

По опыту я знаю, что парки – это места, где можно убегать и догонять, выискивать новые запахи и охотиться на белок. В нашем, неподалеку от дома, Эми никогда не волновалась – знала, что мне тут все известно и ей не надо следить за мной слишком внимательно. Кроме того, мы всегда встречали там интересных людей: соседа с йоркширским терьером, нового врача с таким смешным щенком-далматинцем, поселившегося в нашем городе месяц назад. В парке часто можно было наткнуться даже на школьных друзей Клэр или приятелей Джека. Мы всегда останавливались поболтать, и, кажется, в последний месяц или два, такие встречи и разговоры повышали настроение моей семьи.

Хоть я и превосходный слушатель и утешитель (не то что Соки, которая исчезает при первом же всхлипе), иногда моим людям нужно общаться и с другими людьми.

Я оказался прав: Сент-Джеймсский парк – великолепное место. Эми спустила меня с поводка, и я бегал, где хотел. Наступать на землю, даже холодную, промерзшую, было куда приятнее, чем на жесткий асфальт, по которому мы пришли сюда, поэтому я наслаждался свободой и просто носился повсюду.

– За пеликанами не гоняться! – крикнула мне Эми, вместе с детьми отправившись следом.

Я обернулся и гавкнул. Что это, вообще, такое – пеликаны? Как я могу обещать не гоняться за ними, если не знаю, кто это? Вдруг они похожи на белок? Гоняться за белками я люблю больше всего. На втором месте, с небольшим отставанием, у меня голуби. Но я сдвину первых двух с пьедестала, если пеликаны окажутся даже лучше…

Люди держались ровных дорожек, а я бегал зигзагами по парку, в основном по травке, не упуская их из виду. Джек бросал мне палки, я приносил их, и нам было очень весело. Мы дошли до озера, и я как раз раздумывал, не слишком ли сейчас холодно, чтобы немножко поплескаться, когда Клэр указала на остров посередине.

– Смотри! Мам! Там пеликаны!

Я вскинул голову, навострил уши и вгляделся вперед. Парк оставался зеленым даже в разгар зимы, и озеро не замерзло, поэтому здесь все еще водились некоторые представители дикой природы. Я уставился туда, куда показывала Клэр – она говорила об огромных смешных птицах, видимо живших в парке.

Громадных, грязновато-белого цвета и с острыми клювами, причем с какими-то мешками под ними.

Стоит отметить, птицы были крупнее меня.

Я отошел на шаг или два от берега. Эти существа выглядели так, словно могли с легкостью целиком проглотить голубя или белку. Я не хотел, чтобы они попробовали свои силы на корги.

– А кому они принадлежат? – спросила Клэр, все еще не сводившая глаз с огромных птиц.

Мне мучительно захотелось погоняться за воробьями и дроздами на заднем дворе нашего дома в Редхилле. Они вот – птицы что надо. Знают свое место в животной иерархии.

– Ну Сент-Джеймсский парк – королевский, – медленно сказала Эми. – Значит, думаю, они принадлежат королеве.

Я не мог отделаться от мысли, что у королевы очень своеобразный вкус.

– Первые пеликаны были подарены королю Карлу Второму в тысяча шестьсот шестьдесят четвертом году русским послом.

Мы с удивлением посмотрели на Джека, а тот продемонстрировал свой телефон.

– Сила интернета. Ладно, пойдемте, а то холодно! Куда сейчас?

– Мы увидели пеликанов – давайте проверим, можно ли одним глазком взглянуть и на их владелицу, – предложила Эми. – Утром я прочитала в газете, что сегодня, уже скоро, она уезжает из дворца. Кто знает – может, нам повезет.

Я сомневался, можно ли назвать везением встречу с хозяйкой жутких птиц, но Клэр запрыгала на месте и захлопала в ладоши, так что, может, это я чего-то не понимал.

Мы направились вдоль озера к концу парка. Эми не надела на меня поводок, и я был ей благодарен. Но все равно не отходил далеко – во всяком случае, до тех пор, пока не убедился, что пеликаны нас больше не видят.

Я бы не расстроился, если бы больше никогда не оказался в этом парке. Мне гораздо больше нравился парк рядом с нашим домом, со всеми знакомыми людьми и собаками, и прелестными пухлыми белочками, за которыми можно гоняться.

В дальнем конце этого парка мы увидели массу народа, столпившуюся у высокой ограды. Морозный воздух звенел от болтовни. Эми быстро повела нас вперед по широкой дороге. Я пытался осмотреться, чтобы понять, где мы, но видел одни только ноги – худые, толстые, в широких черных штанах и ботинках, в джинсах, колготках. Всюду ноги, больше я ничего не видел.

– Ворота открываются! – воскликнула Клэр, и вдруг моя троица помчалась вперед к ограде.

Я не отставал, лавируя меж ног, чтобы не потерять семью.

– За мной, Генри, – сказал Джек, оглянувшись на меня.

Я вдруг понял, что поводок на меня все еще не надели, а Уокеры слишком заняты, продираясь сквозь толпу, чтобы вспомнить об этом сейчас.

Вдруг голоса стали громче. В просвете между ногами я разглядел, как из ворот выехал мотоцикл с мигавшими фарами. Следом длинная черная машина, тоже с горящим светом, – при ее появлении восторженные крики и возгласы просто оглушили меня, толпа словно с катушек съехала – хуже, чем в Ночь фейерверков. Я отпрянул назад – но там оказалось еще больше ног, и звук шел отовсюду, такой громкий, что я не знал, куда деваться.

Вот бы спрятаться дома под подушку, в своей корзине. Вот бы обнять свою игрушку-мышку. Вот бы Джек погладил меня по голове и пообещал, что скоро все стихнет.

Правда, я знал, что не скоро. Лондон шумел весь день – сначала поезд, потом толпа в «Зимней стране чудес», пронзительно кричащие во время кормежки пеликаны. Но в этой гуще народа мне пришлось хуже всего, пришла пора смыться отсюда.

Тихонько скуля, я повернул назад и стал выбираться из толчеи и шума. Можно подождать Уокеров и там – они найдут меня, как только все закончится.

Там было чуть тише, но мне по-прежнему хотелось прикрыть уши лапами и спрятаться. Я пробежал немножко дальше, безопасности ради, и нашел кусты, где мог укрыться. Только я уселся на травку, мимо пролетел большой толстый голубь. Я осторожно пригляделся к нему и, чтобы отвлечься от шума, стал раздумывать, как бы его поймать. Сосредоточился на добыче, и гул толпы стих.

Птица, не подозревая, что на нее идет охота, подлетела ближе. Еще ближе. Пока я почти не…

В идеально выверенный момент я бросился вперед – и голубь в панике вспорхнул в небо. У меня на глазах он перелетел над моим убежищем и приземлился с другой стороны.

Слишком просто.

Кусты были гуще, чем лес ног, но гораздо тише и куда меньше наступали мне на лапы. Я быстро продрался сквозь ветки, остановившись только на секунду, когда вдруг наткнулся на два высоких металлических бруса, преграждавших путь.

Просунул голову между ними, поерзал плечами – те тоже пролезли, а за ними – спина и задние лапы.

Я вылетел с другой стороны как пробка, продравшись сквозь последние ветви и успев увидеть, как голубь взмахивает крыльями и перелетает на лужайку чуть поодаль.

Можно продолжать охоту.

Голуби действительно глупые птицы. Кажется, им никогда не приходит в голову, что, если они улетят достаточно высоко или далеко, я вообще не смогу их поймать. Они просто несколько раз взмахивают крыльями, слегка поднимаются в воздух и приземляются в паре шагов.

Как я и сказал: глупые. Но от этого играть только веселее.

Я помчался за птицей со счастливым лаем. Сюда почти не доносились громкие крики и восторги – кстати, а где я? Похоже на другой парк, вроде того, с пеликанами, где куча деревьев и зелени. Значит, все в порядке. Парки – это всегда хорошее место для собак, и Уокеры точно найдут меня тут, как только закончат то, чем там они заняты у ворот. Вряд ли я мог уйти слишком далеко.

В конце концов голубь догадался взлететь на дерево и остаться там, но я не возражал. Это значило, что я могу получше изучить новый парк – держась подальше от пеликанов, конечно.

Я чудесно провел время, исследуя дорожки и клумбы, деревья и кусты. Но скоро даже у меня, должен признаться, устали лапы. И, что еще хуже, стало смеркаться. Эми ничего не говорила об ужине? Да, когда стемнеет, мы все должны пойти смотреть на украшения, где-то на Оксфорд-стрит, и хорошо поужинать.

Жалко будет пропустить такое.

Темнота сгущалась, я, зевая, побежал туда, откуда пришел, к большому зданию, рядом с которым стояли Уокеры – как там Эми его называла? К дворцу. Букингемскому дворцу. Хотя, должен признать, с этого ракурса он выглядел немного иначе. Как минимум не было никаких больших ворот и оград. Но раз здание то же, значит, Уокеры должны быть где-то рядом, разве нет?

Только вот толпы с этой стороны дворца не было. Как и охранников в смешных шляпах. Вообще никого.

Кажется, я оказался ближе к дворцу, чем когда мы стояли с той стороны. Надо понять, как обойти его, – и все дела. Вернуться к Уокерам. Я же пролез через куст? Значит, придется сделать это снова.

Если б только я помнил через какой.

– Что ты делаешь тут, снаружи?

От сварливого голоса за спиной я испуганно подскочил. Я обернулся так быстро, что чуть не цапнул себя за толстенький хвост, и поймал на себе сердитый взгляд незнакомца в черном костюме и белой рубашке.

– Ты, наверное, новенький. Я думал, Ее Величество забрала тебя с собой, но, видимо, ошибся. Нет, ты просто получил возможность бегать, где хочешь, путаться у всех под ногами и оставлять «подарочки», а нам придется притворяться, как сильно мы тебя любим. И других троих. Честное слово. Не думал, что во дворце появятся новые животные. Но нет, Она просто не могла устоять перед корги в беде, да?

Он вздохнул и открыл дверь во дворец.

– Думаю, это не твоя вина. Пойдем. Давай-ка вернем тебя на твое место.

На последних словах я вскинул уши. Часть о Ее Величестве и подарочках была совершенно бессмысленна, но возвращение меня на свое место, к Уокерам, – это именно то, чего я хотел. Поэтому я послушно юркнул за дверь и приготовился следовать за ворчуном в костюме туда, где меня ждали мои Уокеры.

Однако, едва я перешагнул порог, у меня округлились глаза. Я не особенно понимал, что значит «дворец» – кроме очевидного «очень большой дом». Но комната, в которую мы зашли, нисколечко не походила на нашу прихожую. Начнем с того, что здесь не было лестницы, на каждой ступеньке которой валялись вещи, ждавшие своего водворения в спальни хозяев. Не стоял стол с телефоном и записной книжкой, которую так здорово жевать. Ни вешалки, ни обувницы, ни горы ботинок.

Ни крючка для поводка.

Зато здесь прямо от дверного проема начиналась громадная комната, с темно-красным ковром, множеством красных стульев и диванов (на которые, подозреваю, мне нельзя) и гигантскими высокими колоннами из ослепительно-белого камня. На стенах висели огромные портреты людей в странных одеждах. А в центре стояла исполинская ель, украшенная плюшевыми красными коронами.

Она выглядела так внушительно, что мне захотелось спрятаться за тяжелыми красными с золотом занавесками. Только вот в этом случае я бы никогда не вернулся к своей семье.

– Ну, давай, иди, – сказал ворчун, подгоняя меня вперед. – Если не поторопишься, пропустишь свой ужин, а он бешеных денег стоит.

Он прав. Эми не обрадуется, если из-за меня мы опоздаем и пропустим ужин. И мне тоже будет не очень весело лишиться еды. (Мне ведь так и не удалось съесть голубя. И я ужасно набегался. Так корги и умереть с голоду недолго.)

Проблема только в том, что я не представлял, куда мне идти.

Ворчун снова тяжело вздохнул.

– Точно. Ты же новенький. Наверное, еще не знаешь, где тут что. Тогда пойдем. Я покажу дорогу.

Я думал, что он выведет меня к другой двери наружу, но вместо этого мы отправились через еще более впечатляющие комнаты к широкой лестнице с золотыми перилами и золочеными стенами. У ее основания стояла белая статуя рядом с громадными, богато украшенными часами. Вокруг перил обвивались длинные зеленые гирлянды, с которых свисали блестящие елочные шары.

Это место ни капельки не похоже на дом Уокеров.

– Ладно, теперь наверх.

Ворчун махнул рукой в сторону лестницы. Я остался сидеть внизу, переводя взгляд с него на ступеньки. Уокеры же не могут быть там, верно?

– Ну же. Наверх!

Тут я вспомнил обучающие занятия для щенков, куда меня водил Джим, и, услышав команду ворчуна, вскочил и стал взбираться по лестнице.

Тот шел за мной, пока мы поднимались. Я все думал, что ждет меня наверху.

Надеюсь, семья.

Коридоры наверху были так же роскошно отделаны и украшены к празднику. Я вдруг понял – Эми в этом году еще даже не ставила елку. Может, потому что это обычно делал Джим.

Я был рад возможности идти за ворчуном; без него я бы вмиг потерялся.

– Вот так.

Он потянулся к ручке тяжелой красной двери, перед которой мы остановились. На ней висела табличка.

Читаю я не очень-то хорошо. Выучил всего несколько слов: Генри, собака, еда и корги.

Тут точно говорилось что-то о корги.

Дверь открылась, и на меня уставились три собаки.

Я уставился в ответ.

Думаю, другое слово на табличке значило «комната».

Эта комната была полна корги.

Во что же я такое ввязался?

Эми

– Мы видели королеву!

Ладно, всего лишь кусочек шляпы мельком и, может, ухо корги, когда большая черная машина выехала из дворца, но Клэр все еще прыгала на месте так, словно побывала на личной аудиенции.

– А я все заснял, – добавил Джек, выключив камеру на телефоне. – Бабушке понравится.

– Точно понравится, – согласилась Эми.

Ее мама, бабушка Фрида, была большой фанаткой всего, связанного с королевской семьей. Джек только что обеспечил себе лучшие рождественские подарки на всю жизнь в обмен на запись в полторы минуты, из которых Ее Величество видно максимум полсекунды.

Эми просто не могла спланировать этот день лучше. Дети были в восторге и счастливы, она – расслабилась впервые за несколько месяцев, сейчас они отправятся смотреть на праздничные украшения, потом поужинают, и все будет хорошо, пройдет как по маслу. Самое волшебное Рождество, на которое она могла надеяться.

Доктор Фитцджеральд прав. Так и надо – думать о будущем.

– А где Генри? – нахмурился Джек.

Эми почувствовала, как все спокойствие и расслабленность вмиг испарились, и она разом вернулась к пугающему настоящему.

– В смысле? Он был прямо тут…

Эми посмотрела себе под ноги, где спокойный и довольный Генри находился весь день. Она проверила поводок, и, несмотря на холод, ее ладонь вспотела. На поводке не было собаки. Она ведь отпустила Генри, чтобы тот мог побегать по Сент-Джеймсскому парку, а затем…

– Я забыла пристегнуть его обратно.

Сердце Эми колотилось так сильно, что ей показалось – оно может вырваться из груди.

– Но… он, наверное, где-то рядом. Он не стал бы просто убегать.

Не стал бы? Генри посещал обучающие занятия для щенков, и ему всегда хватало ума держаться поблизости в людном месте – обычно он хотел удостовериться, что не пропускает никаких угощений. Но такое событие, как сегодня, когда все шумят и толкаются, еще и в незнакомом месте… не говоря о том, что в последнее время он завел привычку выскакивать за дверь, когда кто-нибудь открывал ее. Вдруг песик снова дал деру?

Но куда он убежал?

– Он может оказаться где угодно, – с отчаянием проговорил Джек.

Нужно было быть бдительней. Осторожней. Внимательней. Как она могла забыть о поводке? Как могла забыть о Генри, пусть даже смотрела на отъезд королевы?

Она подвела его. Подвела свою семью. Какой идиоткой она была, когда думала, что справится со всем сама.

Эми охватило отчаяние, она растерянно оглянулась вокруг, надеясь, что увидит хоть что-то – его пушистый толстенький хвостик или улыбку.

Ничего.

Нет. Эми встряхнула головой. У нее нет времени на отчаяние. Нужно снова быть родителем. Разобраться со всем.

В конце концов, теперь она должна этим заниматься в одиночку.

– Давайте его искать. Звать, – сказала Эми, придумывая план. – Генри всегда приходит, когда слышит свое имя. Давайте разделимся. Джек, ты иди по этой стороне ограды, а мы с Клэр – по этой.

Толпа рассеялась, насколько это вообще возможно у Букингемского дворца, и теперь за зеваками стало видно здание. Не отпуская Клэр далеко – не хватало кроме собаки потерять еще и ребенка, – Эми пошла вдоль ограды, окликая Генри.

– Если бы он выбежал наружу, на дорогу, мы бы его уже увидели, – сказала Клэр, идя следом. – Значит, он где-то рядом. Правда?

– Конечно же, – сказала Эми с куда большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле. – Генри, даже когда убегает в парк, всегда останавливается, чтобы проверить, успеваю ли я следом. Он не ушел далеко. Уверена, мы очень скоро его найдем.

Через три часа поезд вез их домой, Эми обнимала Клэр за плечи, ее сердце разрывалось от слез дочери. Джек сидел напротив и молча смотрел в окно. Он не взглянул ей в глаза с момента, как они поняли, что Генри потерялся.

Полицейский, с которым они говорили, старался помочь, но не дал им никакой надежды. Лондон – такой большой город. Генри может быть где угодно.

– Генри чипирован, – с отчаянием сказала Эми.

– Если объявится, нашедшие хотя бы будут знать, кому он принадлежит, – сказал полицейский, очевидно стараясь не делать акцент на слове «если».

– Его могли украсть, – внезапно сказал Джек, отправляя Клэр в сторонку с новым приступом рыданий. – Корги – популярная порода. Кто-то похитил его, пока мы смотрели на королеву.

– Это значит, мы его никогда больше не увидим! – Клэр метнула осуждающий взгляд на мать.

Эми не могла ее винить. Ведь была виновата сама. Поздравляя саму себя за идеальный, волшебный день, проведенный без Джима, она забыла, что действительно важно только одно – время, которое они проводят друг с другом.

И с Генри.

Он, наверное, так испуган: он один в городе или с чужими людьми. Не понимает, что произошло, куда они подевались. Знает только, что они не с ним. Оставили его.

Не важно, простят ли ее дети – она сама себя никогда не простит.

Джек смотрел в окно, в холодную зимнюю ночь. Хотя он ничего не сказал, Эми знала, что ему больно не меньше, чем Клэр. Генри на самом деле – его собака, его и Джима. Джим принес Генри, когда тот был еще щенком, Джеку, которому только исполнилось десять. С тех пор отец и сын вместе дрессировали Генри, выгуливали, присматривали за ним. Но теперь Джим ушел и переложил заботу о Генри на остальных.

Сначала Джек вроде бы нормально воспринял уход отца, но неделя шла за неделей, и сын все больше замыкался в себе. Он всегда говорил, что станет ветеринаром, узнавал, где лучше пройти подготовку, куда пойти работать, чтобы набраться необходимого для дальнейшего обучения опыта. Уже два года Джек очень усердно трудился, твердо решив получить работу своей мечты. Но за последние несколько недель словно забыл, что когда-то это вообще имело для него значение.

Но Генри… Генри всегда оставался важен для всех них. Как бы он ни расстраивал ее порой, Эми знала, что Генри любит их с бесконечной преданностью, как это свойственно собакам. Хотя ей и не нравилось, что он забирается на кровати, она знала, что Клэр спит с Генри под боком. Не только Клэр – Эми сама несколько раз за последние шесть недель просыпалась и находила Генри свернувшимся рядом, согревавшим ее – раз Джима не было.

А Джек… пусть Джек не рассказывал ей, что чувствовал, она знала: иногда, думая, что его никто не слышит, он разговаривал с Генри. С кем ему говорить теперь?

Эми смотрела на сына, прислонившегося головой к стеклу, его темные волосы спадали на лоб – и ее сердце сжималось при виде него. Ее мальчик уже почти взрослый – но не настолько, чтобы не нуждаться в родителях.

Не нуждаться в отце. И в собаке.

Эми на секунду прикрыла веки и откинула голову на спинку кресла. Всего миг, чтобы погоревать, поверить, что все потеряно.

Затем открыла глаза, выпрямилась и снова собралась с духом.

Окей, она заявила о пропаже Генри и удостоверилась, что полицейским известно о его чипе. Обыскала территорию, звала его и пыталась приманить собачьими лакомствами. Поговорила с каждым понимавшим ее речь туристом возле Букингемского дворца, спрашивала, не видели ли они пса.

Сделала все, что можно было сделать на месте. Значит, следующий вопрос – что можно сделать дома для возвращения Генри? В этом году у семейства Уокер уже достаточно потерь. Эми не откажется без боя от еще одного члена семьи.

– Ладно, дети, – сказала она, подождала, пока те поднимут глаза, и продолжила: – Теперь нам нужен план.