Глава 2

Наступил сезон посадки растений. Того и гляди должны были пролиться первые дожди. Мужчины Джуффуре пропалывали свои поля, складывали сухие сорняки в огромные кучи и поджигали, чтобы потом легкий ветерок удобрил почву, разнеся золу во все стороны. А женщины на рисовых полях уже сажали зеленые ростки во влажную землю.

Пока Бинта оправлялась от родов, за ее рисовым наделом присматривала бабушка Яйса. Но теперь она была готова взяться за дело. Кунта дремал на ее спине в тряпочном мешке, а Бинта шагала на поле вместе с другими женщинами. Некоторые, как она сама и ее подруга Джанкай Турай, несли на спине новорожденных. И все тащили большие свертки прямо на голове. Женщины направлялись к долбленым каноэ на берегу деревенского болонга, одного из множества небольших, извилистых каналов, устремлявшихся от реки Гамбия в глубь суши. Здешняя речка называлась Камби Болонго. Каноэ заскользили по водной глади, в каждом сидели пять-шесть женщин. Они гребли короткими, широкими веслами. Каждый раз, когда Бинта наклонялась вперед, чтобы сделать очередной гребок, она чувствовала, как прижимается к спине теплое тельце Кунты.

Воздух был напоен тяжелыми, мускусными ароматами мангров, густо растущих по обоим берегам болонга. Проплывающие каноэ напугали павианов. Проснувшись, они с громкими криками принялись скакать по деревьям, сотрясая пальмовые листья. Дикие свиньи с визгом и фырканьем скрылись среди трав и кустов. Вдоль илистых берегов нашли себе приют тысячи пеликанов, журавлей, цапель, аистов, чаек, крачек и колпиц. Все они оторвались от утренней трапезы и нервно посматривали на скользящие по воде каноэ. Мелкие птицы взмыли в воздух – горлицы, водорезы, пастушки, змеешейки и зимородки. Они с криками кружили над водой, пока потревожившие их люди не скрылись вдали.

Каноэ скользили по волнистой поверхности канала, а внизу серебристые мальки сбивались в стайки, выпрыгивали из воды и плюхались обратно. За мальками охотились крупные хищные рыбы. Порой они были так голодны, что прыгали прямо на плывущие каноэ. Тогда женщины били их веслами и забирали с собой – для сытного вечернего ужина. Но в то утро мальки плавали вокруг каноэ совершенно спокойно.

Извилистый болонг привел каноэ к повороту, за которым начинался более широкий приток. Как только появились лодки, раздалось громкое хлопанье крыльев и в небо взмыл гигантский живой ковер – сотни тысяч птиц всех цветов радуги. Поверхность воды потемнела – птицы закрыли солнце, а с их крыльев посыпались перья. Женщины продолжали свой путь на рисовые поля.

Вблизи от болотистых фаро[7], где многие поколения женщин Джуффуре выращивали рис, каноэ врезались в гудящие облака москитов. Затем лодки одна за другой стали пробираться на свои участки, разделенные изгородями из плотно сплетенных водных растений. Такие изгороди отделяли участок каждой семьи. Изумрудные побеги молодого риса уже на ладонь возвышались над поверхностью воды.

Поскольку размеры наделов каждый год определялись советом старейшин Джуффуре в соответствии с количеством ртов в семье, участок Бинты пока еще был небольшим. Осторожно балансируя, Бинта сошла с лодки, придерживая ребенка на спине. Она сделала несколько шагов и замерла в изумлении при виде крохотной бамбуковой хижины на сваях, крытой соломой. Пока она рожала, Оморо пришел сюда и построил убежище для их сына. Как истинный мужчина ей он ничего не сказал. Бинта покормила сына, устроила его в хижине поудобнее, переоделась в рабочую одежду из свертка, который несла на голове, и отправилась работать. Низко нагнувшись, она выискивала в воде корни молодых сорняков – если не прополоть рис, сорняки быстро вытянутся и заглушат посадки. Услышав плач Кунты, Бинта распрямлялась, стряхивала воду и шла кормить и укачивать малыша в его уютном убежище.

Маленький Кунта каждый день купался в материнской нежности. Вечером Бинта возвращалась домой, готовила для Оморо ужин, а потом ухаживала за малышом. Чтобы кожа его была мягкой и нежной, она смазывала Кунту с головы до ног маслом дерева ши, а потом (чаще всего) брала на руки и с гордостью шагала через всю деревню к хижине бабушки Яйсы, где малышу доставалось еще больше ласк и поцелуев. Кунта начинал раздраженно хныкать, когда женщины давили на его маленькую головку, носик, уши и губы, чтобы правильно их сформировать.

Иногда Оморо забирал сына у женщин и уносил в собственную хижину – мужья в Джуффуре всегда жили отдельно от жен. Там он позволял ребенку рассматривать и ощупывать интереснейшие предметы – амулеты-сафи, которые висели в изголовье постели Оморо и отгоняли злых духов. Маленького Кунту привлекало все яркое – особенно кожаная охотничья сумка отца, сплошь покрытая раковинами каури. Оморо получал по раковине за каждое убитое животное, принесенное им в деревню. Кунта радостно ворковал над длинным изогнутым луком и связкой стрел, висящей рядом. Когда маленькая ручка тянулась вперед и хваталась за темное тонкое копье, гладкое и блестящее от частого использования, Оморо улыбался. Он позволял Кунте трогать все, кроме молитвенного коврика – коврик был священен. Когда отец и сын оставались в хижине вдвоем, Оморо рассказывал Кунте о великих и смелых деяниях, которые тот непременно совершит, став взрослым.

А потом Оморо возвращал Кунту в хижину Бинты, чтобы она покормила его. В общем, Кунта почти всегда был совершенно счастлив. Засыпал он или на коленях матери, или в своей кроватке. Бинта наклонялась над ним и пела ему колыбельную:

Веселый мой сынок,

Получивший имя достойного предка,

Однажды станешь ты

Великим охотником или воином,

И папа будет гордиться тобой,

Но я навсегда запомню тебя таким.

Как бы ни любила Бинта мужа и сына, она не могла избавиться от тревоги: по древнему обычаю мужья-мусульмане часто выбирали себе вторых жен, пока первые кормили младенцев. Пока что Оморо не взял себе другой жены. Бинта не хотела его искушать. Она чувствовала: чем скорее Кунта научится ходить, тем лучше, потому что тогда вскармливание закончится.

Поэтому через тринадцать лун[8], как только Кунта начал делать первые неуверенные шаги, Бинта сразу же стала помогать малышу. И очень скоро Кунта начал ходить сам, держась за материнскую руку. Оморо был страшно горд, а Бинта вздохнула с облегчением. Когда Кунта, проголодавшись, начинал плакать, она давала ему не грудь, а маленькую бутыль из тыквы с коровьим молоком, да еще как следует шлепала.

Загрузка...