Уилл Ли на ступенях Капитолия Джорджии ждал сигнала режиссера. Позолоченный купол здания позади него исчезал в тумане. Сеял мелкий дождь. Собиралась небольшая толпа. Уилл был в новом голубом костюме от X. Стоктона, белой рубашке на пуговицах, при красном галстуке; за поворотом его ожидала новая машина марки «шевроле». Рядом с Уиллом стояли отец и мать, Джек Бахенан, Китти Конрой и Том Блэк, политический консультант.
Когда заморосил дождь, Патриция Ли раскрыла зонтик над головой Уилла.
– Миссис Ли! – мягко обратился к ней Том Блэк и покачал головой. Патриция убрала зонтик.
– Пять, четыре, три, два, один... – закричал кто-то с одной из машин телевидения, стоящих поодаль.
Уилл бросил взгляд через головы трех телекорреспондентов.
– Сегодня я объявляю о выдвижении своей кандидатуры в сенат Соединенных Штатов, чтобы представлять там штат Джорджию, – сказал он в микрофон. – Я считаю себя более квалифицированным для работы в сенате, чем кто-либо другой в Джорджии, за исключением одного человека, который недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы начать избирательную кампанию.
Он убедился, что телекамера нацелена на него. Восемнадцать ноль-ноль, телестанции уже передают эту новость, начав с нее обзор важнейших событий. Том Блэк ухитрился запустить сообщение по трем каналам. Теперь, как условлено, Уилл повернулся к первой камере. Предстояли три интервью подряд – прямой эфир по трем основным программам новостей.
Один из репортеров принял сигнал и обратился к Уиллу:
– Мистер Ли, вы сказали, что считаете себя более квалифицированным, чем кто-либо в штате, за исключением одного человека. Это, должно быть, сенатор Бенджамин Карр?
– Вы правы, – сказал Уилл. – Я не стал бы баллотироваться, если бы сенатор решил сам включиться в предвыборную кампанию.
– И вы полагаете, что вы лучший кандидат, чем губернатор Мак Дин?
– Да, полагаю, – уверенно высказался Уилл. – Притом по многим причинам. Назову две из них. Во-первых, у меня есть реальная программа действий в сенате, содержащая конкретные предложения. Они касаются установления национальных приоритетов в сферах обороны, внешней политики, образования, имея в виду и мероприятия, связанные с социальным прогрессом. Во-вторых, я восемь лет работал при величайшем сенаторе, которого наша страна имела в этом веке, и если бы он был в состоянии, я уверен, что он был бы здесь и поддержал бы меня.
– Когда и как мы сможем узнать подробности вашей программы, мистер Ли?
– Как только дадите мне больше двух минут эфирного времени, – засмеялся Уилл. – В ближайшие месяцы я буду рассказывать о ней на каждом углу в нашем штате, и, я надеюсь, моим землякам понравится то, что они услышат.
Камера обратилась на репортера.
– Вы слышали, – сказал он, – Уилл Ли, начиная свою кампанию, прямо заявил, что обладает лучшей квалификацией для работы в сенате Соединенных Штатов, чем губернатор Дин. Мы получим реакцию губернатора чуть позже, а теперь продолжим обзор новостей.
Том Блэк поблагодарил репортера и начал подготовку к следующему интервью.
Уилл повторил, сказанное еще дважды для двух других станций, затем провел пять минут с газетными репортерами из нескольких городов штата.
– Хорошо, – сказал Том. – Начало хорошее. Теперь в воскресенье нам придется накормить тридцатиминутными интервью голодные рты на станциях в Огасте, Саванне, Мейконе, Колумбусе и Уэйкроссе. Это обеспечит почти все телевизионные точки штата.
Уилл смахнул с лица капли дождя.
– Думаю, если я справлюсь со всем, что вы запланировали на следующую неделю, я совладаю и с остальным.
– Не беспокойтесь, – сказал Том, – при удаче вам станет только тяжелее.
Они проехали в созданный офис Уилла, расположившийся на Спрингс-стрит. Здание походило на склад. В нем была дюжина письменных столов, за которыми с занятым видом устроились добровольцы. На верхнем ярусе была общая рабочая комната и кабинеты Уилла, Джека и Китти. Джек показал Уиллу ящик с карточками три на пять дюймов.
– Эти карточки, – сказал Джек, – заведены на каждого из списка ваших знакомых. Они содержат доступные нам сведения о его занятии, состоянии, семье, детях. Просмотрите их. И попробуйте позвонить.
Уилл начал с верхней карточки: Уиллис Перкинс, названый брат в университете Джорджии двадцать лет тому назад. Он набрал телефонный номер. Том Блэк сидел рядом. Ответил маленький ребенок, и Уилл не без труда уговорил его подозвать отца.
– Хэлло? – раздался глубокий, низкий голос. Уилл тотчас его узнал.
– Уиллис, говорит Уилл Ли. Как поживаешь?
Последовало короткое молчание, прежде чем Перкинс отреагировал.
– Уилл Ли, из университета?
– Точно так.
– Иисус Христос!
Уилл посмотрел на лежавшую перед ним карточку.
– Я слышал, ты вступил в семейный бизнес, так?
– Верно. И дела идут неплохо.
– Послушай-ка, Уиллис, ты смотрел сегодня шестичасовые новости?
– Нет, я вздремнул. Ты меня разбудил.
– Сожалею, друг. Но если бы посмотрел, мог бы полюбоваться мной. Я стоял перед Капитолием. И я объявил, что намерен баллотироваться в сенат.
– В сенат штата?
– Подымай выше. В конгресс Соединенных Штатов.
– Вот чертовщина!
Уилл перевел дыхание и заставил себя продолжить:
– Послушай, Уиллис, мне нужна твоя помощь.
– Ага! – рассмеялся Перкинс. – Я понял. Хочешь получить вклад в кампанию, верно?
– Ты всегда был догадлив, Уиллис.
– А ты республиканец или демократ?
– Я демократ, Уиллис.
– Тогда тебе не повезло, малый. Я недавно обратился в республиканца. Благодаря Джимми Картеру.
– Он и меня чуть не превратил в республиканца, – сказал Уилл подчеркнуто. «Почему, черт побери, я это сказал? – изумился он. – Ведь неправда».
По другую сторону стола Том Блэк провел пальцем по горлу.
– Забудьте об этом, – беззвучно произнес он.
– Уиллис, я не буду восстанавливать тебя против республиканских принципов, но я хотел бы, чтобы ты обратил внимание на то, что я буду говорить по ходу кампании, и если тебе что-то из этого придется по душе, позвони мне, хорошо?
– Не рассчитывай, друг, – сказал Перкинс.
– Спасибо, Уиллис, рад был потолковать с тобой. – Уилл положил трубку и потер бровь. – У этого парня никогда не было мозгов, – сказал он. – Не знаю, что побудило меня внести его в список.
– Время потрачено не зря, – сказал Том. – Дьявол, он еще позвонит вам. По крайней мере, не упустит случая рассказывать кому попало, что вы ему звонили. Будет еще хвастать этим.
В комнату вошла Китти Конрой с большим пакетом.
– Это оставлено для вас, – сказала она. – Здесь написано: «лично».
Уилл распечатал пакет.
– Хорошо, – сказал он. – Это материалы, подобранные к суду над Лэрри Муди. – Он быстро просмотрел бумаги и усмехнулся: – Хорошие материалы. Смогу их использовать.
– Долго ли может продолжаться суд? – спросил Джек Бахенан.
– Дня три, а может, и пять, – ответил Уилл. – Начнем отбор присяжных утром в понедельник – на это уйдет весь день, а то и больше. Затем еще день – представить обвинение. Следующий день займу я. Свидетелей вроде немного. Для перестраховки не планируйте для меня ничего на дневное время до уик-энда.
– Выгодно, что процесс будут ежедневно транслировать по телевидению.
– Разве это так уж хорошо? – спросил Уилл. – Если Муди будет признан невиновным, это возмутит большинство черных граждан Джорджии, а если он будет осужден, придет в ярость множество белых, и в их глазах я буду выглядеть некомпетентным.
– Не беспокойтесь, – сказал Том, – Китти передаст в печать, что у вас не было выбора в том, что касается защиты этого парня. Главное, каждый вечер в шестичасовых новостях можно будет видеть, как вы выходите из зада суда и обращаетесь к репортерам. Вспомните, что говорил П. Т. Барнум – все хорошо, пока они правильно пишут ваше имя.
– Приму к сведению, – сказала Китти.
– Я бы забеспокоился, если бы это происходило позднее, к концу кампании, – сказал Том. – Но на ее ранней стадии люди только привыкнут узнавать вас в лицо.
– Надеюсь, вы правы, – сказал Уилл, выбирая новую карточку из ящичка. – «Хэрри Мэплс», – прочитал он вслух. – Банкир? Хэрри?
– Так утверждает справочник университета Джорджии, – ответил Джек.
– Сказать по правде, – заметил Уилл, – я не думал, что Хэрри после университета вообще получит какую-либо работу. – Он набрал номер.
– Хэлло.
– Хэрри Мэплс?
– Верно.
– Говорит Уилл Ли...
– Уилл, как поживаете, малый? Я только что видел вас по телевизору. Что могу сделать, чтобы помочь вам?
Уилл прикрыл трубку и взглянул на Блэка.
– Может, все выйдет не так уж плохо... – сказал он.
Когда Уилл положил трубку, он располагал обязательством Мэплса внести тысячу долларов и его обещанием мобилизовать нескольких своих друзей.
Китти включила большой телевизор.
– Через минуту услышим интервью с губернатором, – сказала она.
Мак Дин находился на ступенях Капитолия штата, на том же месте, где недавно стоял Уилл.
– Губернатор, Уилл Ли говорит, что он может лучше, чем вы, представлять Джорджию в сенате. Что скажете по этому поводу?
Дин снисходительно улыбался.
– Что ж, я знавал Уилла еще маленьким мальчиком, – сказал он, – и он всегда был действительно везучим пареньком. – Слегка нахмурившись, губернатор продолжил: – Уилл до сего времени не претендовал на выборные должности, а сейчас, на мой взгляд, он пытается откусить немного больше, чем может разжевать, баллотируясь сразу в сенат Соединенных Штатов. Думаю, Уиллу было бы полезно набраться опыта, поработав для почина в совете местной школы или вроде того. Затем он мог бы попробовать выставить свою кандидатуру в совет попечителей округа, а то и законодательное собрание штата.
– Губернатор, мистер Ли работал у сенатора Бена Kappa в течение восьми лет и утверждает, что Бенджамин Карр поддерживает его в настоящий момент.
Мак Дин вроде бы опечалился.
– Что ж, грустно слышать, – сказал он, подняв брови, – что Уилл Ли навязчиво сравнивает себя с Беном Карром. А по поводу поддержки сенатора... Я достаточно информирован о состоянии здоровья Бена и точно знаю – он просто не может выразить своего мнения. Его речь еще не восстановилась, он парализован. Я, со своей стороны, хотел бы и рассчитываю ввести молодого Ли в политическую жизнь Джорджии. Ему еще многому нужно учиться, и я сделаю все, что могу, чтобы помочь ему в этом смысле.
– Вы же негодяй, – сказал Уилл в телеэкран.
– Лучше вам сразу привыкнуть к такому, – сказал Том Блэк. – Это он только начинает.
– Что ж, Гарри, – сказал Старейшина, – заходите-ка. Гаролд Перкерсон снял у порога плащ.
– Мерзкая ночь, – сказал Старейшина, взяв из рук Перкерсона плащ и вешая его в. шкаф.
Перкерсон проследовал за хозяином по мраморному полу в библиотеку. В камине потрескивали дрова. Старейшина раскрыл дверцу книжного шкафа – там помещался мини-бар, сквозь стекло виднелись бутылки. Старейшина плеснул в два стакана бурбон и бросил кубики льда.
– Садитесь же, парень, – сказал Старейшина, указывая на кожаное кресло у камина, и сам сел напротив.
Старейшина был спокоен и гостеприимен, будто принимал некоего почетного гостя, а не беглеца, промокшего под дождем.
– Я... Я сожалею, что вынужден был позвонить вам, – сказал Перкерсон, благоговея.
– Пустяки, – ответил Старейшина, склонив массивную голову. – Это нужно было сделать.
Перкерсон глотнул виски. Лучшего бурбона он отродясь не пробовал.
– Я засветился, – убито сказал Перкерсон, – и, кажется, навредил.
– Вы действительно так полагаете? Ну, так я успокою вас. – Старейшина уперся локтями в колени. – Вы у нас стали героем. Вы проявили нужную инициативу. Вы воодушевили молодых, состоящих в нашей организации, и вели себя образцово, дружище.
Перкерсон едва мог поверить. Он позвонил Старейшине, став беглецом, получил указание ждать, затем вызов сюда. И вошел в дом этого человека, готовый получить пулю или застрелиться, если прикажут. И вот его называют героем и образцом.
– Это было замечательно, то, что вы сделали на ферме. Вы, собственно, в пламени провалились под землю.
– Я убил полицейского, – сказал Перкерсон.
– Не тревожьтесь. Они там, конечно, в бешенстве, но и в смятении, потому что не понимают, почему все произошло, и это сводит их с ума. В полицейском управлении есть свой человек. Я знаю, о чем там думают. Тамошний шериф – доброжелательный дурак, нам пока не о чем беспокоиться. Вы не оставили следов! – Он подмигнул. – Нет никого, кто даст какие бы то ни было сведения о вас.
– Но моя фотография появилась в газетах штата, – сказал Перкерсон.
– Ну что ж, – произнес Старейшина, поднявшись и подойдя к бару, – это так, но обойдется и это. Устроимся, парень.
Старейшина чуть приподнял полку и отодвинул ее. Зеркальная стенка бара откинулась, за ней был старомодный сейф, встроенный в шкаф. Он набрал шифр, повернул ручку и раскрыл дверцу. Из сейфа Старейшина извлек небольшой брезентовый рюкзачок. Закрыв сейф и задвинув обратно полку, Старейшина взял рюкзак и возвратился в свое кресло.
– Поглядим, что тут имеется, – сказал он, дернув застежку «молнию». Сперва он вытащил из рюкзака мешочек в форме кошелька и перебросил его Перкерсону. – Вот вам десять тысяч долларов двадцатками и по пятьдесят.
Перкерсон опустил мешочек на колени, не раскрывая его.
Далее в руках Старейшины оказалась пачка пластиковых карточек, скрепленных резинкой.
– Держите-ка визитки, бланки и кредитные карточки на имя Джеймса Росса. Это бизнесмен, работающий в компании наших друзей. В случае чего он скажет, что у него похитили эти документы. Здесь и водительские права Джорджии, на них ваша фотография. Через несколько дней вам надлежит все это сжечь.
Перкерсон взял пачку и рассмотрел права.
– Уши мои очень приметны... – заметил он сокрушено.
– И нос тоже, – сказал Старейшина. – Но и это не проблема! – Он что-то написал на листке новенькой записной книжки и передал ее Перкерсону. – Вот вам прекрасный хирург из округа Кобб, он полностью в курсе дела и сформирует вам новую физиономию. Этим вечером вы должны уже быть у него. – Старейшина усмехнулся. – И можете не беспокоиться о своих ушах. – Он подтолкнул опустевший рюкзачок Перкерсону. – У вас есть оружие? – спросил Старейшина.
Перкерсон кивнул:
– В плаще автомат, ну и еще пистолет – это всегда при мне.
– Это оружие использовано в акциях?
– Полностью.
Старшина поднялся и вышел из комнаты. Вернулся он с новым пистолетом и кожаным портфелем.
– Возьмите-ка вот это, – сказал он, – а ваш арсенал давайте сюда, я о нем позабочусь. В портфеле находится складная снайперская винтовка чешского производства с глушителем – отличная вещь. Ознакомьтесь-ка с ней.
Перкерсон открыл портфель, вынул части и мгновенно собрал винтовку. Она была очень легкая.
– Для вас будет задание, когда поправитесь после операции, – Сказал Старейшина, будто читая мысли Перкерсона. – На чем ездите?
– Я бросил свой пикап. Подъехал на такси и за милю отсюда отпустил его. Далее шел пешком.
– Хорошо. – Старейшина передал Перкерсону ключи. – В моем гараже стоит «мазда», зарегистрированная от имени компании, где вы теперь числитесь служащим. Езжайте прямиком к доктору. Я предупрежу его, что вы в пути.
Перкерсон разобрал винтовку, уложил ее в портфель и встал.
– Не знаю, как и благодарить вас, сэр.
Старейшина взял его руку.
– А я не знаю, как мне благодарить вас, – сказал он. – Езжайте-ка осторожно, дружище. Не нарывайтесь. Вам надо лишь добраться до доктора – и все о'кей.
Уилл был на ногах с шести утра, а в семь набрал вашингтонский номер Кетрин Рул.
– Хэлло...
– Это Уилл.
– О, который час?
– Семь. Я думал, ты встала.
– Я не встала. Не мог бы ты позвонить чуть позже?
Уилл попытался скрыть раздражение.
– Я пытаюсь дозвониться тебе уже целую неделю, – сказал он, сдерживаясь, – но общаюсь с автоответчиком. Ты не отреагировала ни на один из моих звонков.
Наступило продолжительное молчание.
– Я была очень занята, – сказала она наконец.
– Я и сам был предельно занят, – ответил он, уже не справляясь со своим голосом.
– Ты же понимаешь, я не все могу говорить по телефону, – сказала она. – Когда приедешь?
– Не знаю, – угрюмо ответил он.
– Не можешь выбраться? Думаю, нам бы следовало поговорить.
– Послушай, я уже начал предвыборную кампанию в сенат Соединенных Штатов, помнишь об этом? А этим утром стартует процесс об убийстве. У меня нет никакого времени.
– А я, понимаешь ли, приступила к новой работе. Домой заявляюсь не раньше двух часов ночи и, откровенно говоря, надеялась пару часов поспать. Но ты звонишь на заре с упреками, обиженный, как ребенок.
Уилл сделал глубокий вдох.
– Ладно, Кейт, жаль, что разбудил тебя. Спи дальше. Позвони, если представится возможность. – И он бросил трубку, не дожидаясь ответа.
Минуты две он расхаживал взад-вперед, ругая Кейт, обзывая ее словами, которых никогда бы не сказал ей в лицо. Затем подхватил, галстук и пальто и выскочил из коттеджа. Когда он уже дошел до машины, то услышал, что зазвонил телефон. Но возвращаться в коттедж не стал, а забрался в машину и повернул ключ зажигания.
К девяти часам Уилл просмотрел свои заметки, закрыл портфель и уложил вещественные доказательства в пластиковый мешок. Все еще рассерженный на Кейт, он ехал в Гринвилл быстрее, чем следовало. К его удивлению, команда телевизионщиков уже разместилась у здания суда.
– Мистер Ли, не могли бы вы уделить нам минутку? – спросил молодой чернокожий репортер.
У Уилла возникло поползновение отделаться от него, но Том Блэк не одобрил бы.
– Конечно, – сказал он. – Чем могу быть полезен?
Молодой человек кивнул телеоператору.
– Перед вами Дейв Уиллис у здания суда Мериуезерского округа с Уиллом Ли, кандидатом в сенат США и адвокатом Лэрри Юджина Муди, подсудимого по делу об убийстве Сары Коул, – сказал он и повернулся к Уиллу: – Мистер Ли, почему вы взялись защищать Лэрри Муди?
– Что ж, Дейв, – ответил Уилл, – я полагаю, вы согласны с тем, что мистер Муди имеет право на адвоката...
– Да, конечно, мистер Ли, но почему именно вы? Вы – кандидат на государственный пост. Надеетесь получить некоторые голоса, защищая человека, обвиненного в зверском изнасиловании и убийстве?
– Конечно же нет, – сказал Уилл. сдерживаясь. – Судья попросил меня защищать мистера Муди до того, как я решил баллотироваться в сенат.
– В качестве общественного защитника?
– Это была основа, на которой я первоначально согласился выступить защитником, – осторожно сказал Уилл.
– Вы сказали «первоначально», мистер Ли. Означает ли это, что ваш статус с тех пор изменился? Платят ли вам теперь за участие в деле Лэрри Юджина Муди?
Репортер оказался шустрым.
– После того как я дал согласие на это, кто-то выразил желание заплатить мне за защиту мистера Муди, – сказал Уилл. – Я объяснил это судье.
– Кто же вам платит за защиту Муди? – спросил репортер.
– Эта сторона желает выступать анонимно, – сказал Уилл. – Но теперь извините, мне нужно в суд! – И он двинулся.
Репортер пошел рядом.
– А какого исхода вы ждете? – спросил он.
– Я жду оправдания, – заявил Уилл на ходу. – Всего хорошего.
Боже, неужели теперь так и будет? Он прошествовал в переполненный зал. Многие толпились в коридоре.
Джон Морган и Чарлена Джойнер сидели в первом ряду, позади стола зашиты. Уилл положил свой портфель, рядом пакет с вещественными доказательствами и обменялся рукопожатиями с Морганом и Чарленой. Она была в скромном темно-голубом хлопчатобумажном платье с высоким воротничком. В такой одежде она выглядела еще привлекательнее. У боковой двери заместитель шерифа снимал с Лэрри наручники.
Лэрри в коричневом костюме, при галстуке производил хорошее впечатление. Он был подстрижен и свежевыбрит. Уилл пожал ему руку и сел. Чарлену Лэрри приветствовал коротким кивком, а Джону Моргану пожал руку через перила.
Уилл посматривал на часы: уже десять, а Элтон Хантер еще не прибыл. Не было и судьи. Под шум голосов людей, переполнивших зал, из офиса судьи вышел клерк и подошел к столу защиты.
– Судья Боггс хотел бы видеть вас в своем кабинете, – сказал он Уилл у.
– Я скоро вернусь, Лэрри, – произнес Уилл. – Расслабьтесь.
– Входите, Уилл, – пригласил судья из-за своего стола. Он говорил по телефону: – Каково же точно его состояние?.. Нет, я не родственник, я судья окружного суда, и этот человек должен был прибыть на процесс десять минут назад. Он сможет приехать? – Судья опять подождал. – Большое спасибо, – произнес он наконец, со вздохом положил трубку и повернулся к Уиллу: – Возникли проблемы, малый.
– Что случилось?
– Что-то с Элтоном Хантером. Его увезли в госпиталь с болями в животе. Похоже на обострение аппендицита с осложнением. Элтон в приемном покое и чувствует себя очень плохо.
Уилл не нашелся, что ответить.
– Что ж, – продолжал судья, – лучше бы этот негодник не умер.
– Есть кто-нибудь, способный заменить его?
– Никого, – ответил судья. – Придется перенести процесс, и он не впишется в сроки. Я уже готовлюсь к этому. – Судья тронул рукой подбородок.
– Значит, говорим еще о трех месяцах? – недоверчиво спросил Уилл.
– Полагаю, примерно так.
Уилл потер виски. День оказывался неприятным.
– Судья, еще раз прошу вас... – сказал он.
– Нет, – подчеркнуто жестко заявил судья. – И не поднимайте этого вопроса.
– Хорошо, – бросил Уилл, вставая. – В таком случае прошу освободить моего клиента под залог. Нет оснований держать его взаперти. У него есть работа, его работодатель готов внести деньги, и он никуда не денется. Прошу о залоге на сумму пятьдесят тысяч долларов.
– Я выслушаю вашу просьбу в зале суда, – заявил судья.
Уилл вернулся к столу защиты.
– Что происходит? – спросил Лэрри Муди.
– Подождите минутку, – ответил Уилл. – Сейчас увидите.
– Всем встать, – произнес клерк. В зал суда вошел судья.
– Леди и джентльмены, – обратился он ко всем, заняв свое место. – мы зря собрали вас. Обвинителя госпитализировали с диагнозом аппендицит, и я переношу дело на следующий семестр. – Он кивнул Уиллу.
Уилл встал.
– Ваша честь, прошу отпустить моего клиента под залог.
В зале раздался ропот.
– Залог устанавливается в двести пятьдесят тысяч долларов, – сказал судья.
– Вот дерьмо! – прошептал Уилл. Он повернулся и взглянул на Джона Моргана. К удивлению Уилла, Морган важно кивнул. Уилл опять повернулся к судье: – Ваша честь, подзащитный направит залог по почте.
– Переговорите с клерком, – распорядился судья. Он ударил молотком. – Итак, дело отложено. Судебное заседание прерывается на час, чтобы шериф подготовился к следующему делу. – Он поднялся и ушел к себе.
Лэрри Муди выглядел остолбеневшим.
– Означает ли это, что я свободен? – спросил он, не веря своим ушам.
Уилл посмотрел на Моргана.
– Я принес с собой некоторые документы, – заметил тот, – просто на всякий случай. Уилл опять взглянул на Лэрри.
– Значит, еще до ленча вас выпустят. – Он поискал глазами Чарлену, но она исчезла. В изумлении он опять обратился к Лэрри: – Куда ушла Чарлена?
Лэрри отвел глаза.
– Полагаю, куда хотела. Мне до этого мало дела. – Затем, почувствовав тревогу Уилла, он добавил: – Не беспокойтесь, она даст показания, когда придет время. Можете на нее рассчитывать.
Когда Уилл вернулся в коттедж, лампочка автоответчика мерцала. Он нажал кнопку и уселся с карандашом и листком бумаги.
«О, идите к дьяволу! – сказал голос Кетрин Рул, – отправляйтесь трахать самих себя!» – И она бросила трубку. Прекрасно, подумалось Уиллу, но прежде чем он вполне освоил заявление Кейт, из автоответчика донесся другой голос:
«Уилл, говорит Хэнк Тейлор из Вашингтона. Малый, мы подготовили для вас кое-какую рекламу. Я хотел бы, чтобы вы приехали сюда так быстро, как только сможете, и просмотрели бы материалы. Сразу же позвоните мне, непременно».
Уилл позвонил в свой офис в Атланте и попросил Джека Бахенана к телефону.
– Процесс отложен, – сказал он. – Получается, что у меня свободна целая неделя. Не могли бы вы что-нибудь наметить для меня?
– Боже, Уилл, – хрипло ответил Джек, – сейчас ничего не могу предложить. Это неожиданность. Но следующая неделя заполнена.
– У вас ужасный голос, Джек. Вы больны или что-то еще?
– Нет, работал всю ночь, недоспал...
– Что ж, отдохните. Вы должны держаться на ногах.
– О'кей. Послушайте, на этой неделе целесообразно продолжить мобилизацию средств уже за пределами первого списка.
– Утром звонил Хэнк Тейлор. Говорит, у него есть материал для рекламы и его нужно срочно просмотреть. Думаю сегодня лететь в Вашингтон.
– О'кей, – ответил Джек. – Когда рассчитываете вернуться?
– Завтра... Нет, через день. Есть еще разные дела.
– Уилл, что, если бы я поехал с вами? Я уже несколько недель не видел Милли и детей. Полагаю, Китти обойдется здесь и без меня.
– Конечно, – Уилл посмотрел на часы. – Подхвачу вас в аэропорту, скажем, через два часа. Тогда мы будем в Вашингтоне к вечеру.
Уилл приземлился, заправил машину и увидел Джека Бахенана. Джек выглядел встревоженным.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Уилл.
– О, ничего особенного, – сказал Джек. – Небольшая ссора с Милли. Разберемся дома.
– Джек, если вам понадобится побыть некоторое время в семье, мы что-нибудь сообразим.
– О нет, все не настолько серьезно.
Джек задремал сразу после взлета и проспал весь путь до аэропорта в Колледж-Парке. Оттуда Уилл позвонил, чтобы ему доставили его машину, а Джек взял такси до своего дома. Затем Уилл позвонил Кейт в ее офис в ЦРУ, чего он обычно избегал.
– Офис заместителя помощника директора по разведке, – ответил незнакомый голос.
Уилл чуть не повесил трубку, но надо было связаться с ней.
– Могу я поговорить с Кетрин Рул? – сказал он.
– Кто звонит, пожалуйста?
– Это Уильям Генри, – ответил он, используя свои первые имена. Таким образом он представлялся в тех редких случаях, когда все-таки приходилось звонить Кейт на работу.
Последовала очень продолжительная пауза, затем к аппарату подошла Кейт – холодная, настроенная по-деловому.
– Да? – сказала она.
– Я прилетел в город, – сказал он бесстрастно. – Не могли бы мы увидеться вечером?
– Позвоню вам после обеда, – ответила она. – До свидания.
Несколько минут он ждал в приемной Тейлора. На этот раз там было спокойнее, во всяком случае, не слышно никакой музыки. Наконец его провели в кабинет.
– Уилл, как поживаете? – спросил Тейлор, сотрясая его руку.
– Прекрасно, Хэнк, – ответил Уилл, все еще встревоженный диалогом с Кейт и не в настроении переносить похлопывание по спине со стороны Тейлора.
– Садитесь, малый, у меня есть нечто великолепное для вас, – сказал Тейлор, пододвигая стул.
– А где Том Блэк? – спросил Уилл.
– Он сегодня занят, – уклончиво ответил Тейлор. – Знаете, я не уверен, что именно он сейчас нужен для проведения вашей кампании. Он тратит массу времени на затею Хилда в Нью-Йорке. Думаю подобрать вам кого-нибудь получше.
Уилл пытался заговорить, но свет погас, и Тейлор поднял руку.
– Подождите, пока не увидите это, – произнес он. – Черт возьми, подождите, пока не услышите это.
Уилл откинулся на стуле и сосредоточил внимание на экране, забеспокоившись о том, что Тейлор уже создает фильмы, минуя этап согласования основной идеи выборной кампании. И что за чертовщина с Томом Блэком? Вроде бы Том – в порядке, на него можно положиться. Уилл не намерен был просто так с ним расстаться.
Но начался фильм.
Уилл удивился, увидев себя возле озера и у коттеджа с засученными рукавами. У его ног вертелась собака. Кадры сопровождались тихими звуками марша, и диктор проникновенно сообщил: «Джорджия нуждается в сенаторе нового типа, таком, который бы, стоя на красной глине штата, видел звезды над головой». Камера показала Уилла прохаживающимся над озером. Он бросил в воду палку, чтобы Фрэд вытащил ее оттуда и принес к его ногам. Диктор продолжил: «В человеке, который полагает, что каждый родитель в Джорджии должен выбрать подходящую школу для своего ребенка, общественную или частную, где бы преподавание оплачивалось его именными чеками, выписанными в счет налога...»
Уилл разозлился. Он ведь говорил Тейлору, что против такого плана.
Камера скользнула вокруг озера, остановилась на лице Уилла. "В человеке, на которого Джорджия могла бы полагаться, – сказал диктор, и музыка стала громче, а к ней присоединился мужской хор: «Ли! Ли! Он наш человек! Если он не сможет сделать этого, то не сможет никто!» Экран почернел, появилась броская надпись: «Оплачено комитетом по выборам Уилла Ли».
Снова зажегся свет.
Уилл повернулся к Тейлору.
– Черт вас возьми!
– Что такое? – воскликнул Тейлор.
– Если вы полагаете, что я плачу за этот клочок хлама, вы просто лишены рассудка, – сказал Уилл.
– Но послушайте, Уилл, это предварительная идея, но это. же прекрасный материал!
– Я определенно говорил и подчеркивал, что против вздорной идеи школьных чеков. Я демократ, слава Богу.
– Постойте, Уилл...
– Я предупреждал, что прежде чем декларировать в фильмах какие-либо идеи, надо их согласовать со мной.
– Уилл, это же просто...
– А в прошлый раз в этом офисе я слышал эту же самую музыку, но предназначенную для Хилда. В чем дело? Он выкинул ее вам обратно? Я не виню его – она отвратительна. Но вы решили подбросить ее мне, а? – Уилл встал. – Где Блэк? Не верю, что он имеет какое-либо отношение к этому хламу.
Тейлор тоже поднялся.
– Я же сказал, Уилл, что он выбывает из вашей кампании.
– Так же, как и вы, – жестко заявил Уилл, направляясь к двери. – Можете послать мне счет за время, потраченное вами на мою кампанию. Все, что похоже на этот фильм, можете кушать сами. Надеюсь, вы вернете то, что осталось от тридцати семи тысяч пятисот моих долларов, не истраченных на работу Тома Блэка. Если не получу этого через неделю, начиная с сегодняшнего дня, я подам на вас в суд и копию искового заявления отправлю в «Вашингтон пост».
Тейлор побагровел и вспотел, стоя у большого стола для совещаний. Казалось, он пытался что-то сказать, но не мог найти слов.
Уилл рывком распахнул дверь и вышел.
Мики Кин сидел в стальном кресле в офисе капитана и ждал, когда тот кончит говорить по телефону. Наконец капитан повернулся к нему.
– Боже мой, Мики! – воскликнул он.
Лицо Кина было опухшим, после того, как хирург удалил осколки стекла. Но опухоль спадала. Хорошо, что целы глаза.
– Ваше лицо... – сказал капитан. – Нельзя ли с ним что-нибудь сделать?
– Говорят о пластической операции, но пока на нее нет времени.
– Можете располагать любым сроком на это, – сказал капитан. – Ваш вид, знаете ли, приводит слабонервных в уныние.
– В данный момент меня занимает не это, – попытался ухмыльнуться Кин
– Да, знаю, – с симпатией вымолвил капитан. – Тогда давайте о деле.
– Я читал документы, которые вы посылали мне в госпиталь. Спасибо за них.
– Добавить особенно нечего. Дом был истинным арсеналом. Под амбаром был своего рода подвал, а в нем стрельбище. Выкопана масса пуль всех калибров, обнаружены автоматы «Узи» и девятимиллиметровые пистолеты. Богаче нашего полицейского тира.
– Значит, действует какая-то группа. Людей в ней не четверо, а, видимо, больше.
– Кто знает? – ответил капитан. – Полагаю, вы хотите поохотиться на этого парня, Перкерсона? Так?
– Да, сэр.
– Я читал ваш доклад, но хотел бы услышать от вас самого, почему Питмэн пошел в дом один. И еще: как вы это допустили?
– Я отговаривал его, капитан, но он не слушал меня, да и не было времени. Как только я увидел дохлых лошадей, у меня возникло предчувствие беды, но Чак не хотел ничего слышать. Не мог же я приказать ему остановиться!
– Понимаю, – сказал капитан. – Что ж, он всегда был немного тугодум. Всегда упрямился и лез напролом.
– В тот день он взял все на себя, – сказал Кин, уставившись в пол. – Если бы мы все бросились в этот дом, погибло бы много наших людей. – Кин поднял взгляд на капитана. – Мне было бы проще остаться там вместе с ним. Он был лучшим напарником из всех, кого я знаю по службе. Все брал на себя. – Кин посмотрел через стеклянную перегородку на комнату взвода. Он потерял напарника, и ребята задавались вопросом, как это получилось. – Я пока не хочу и не смогу работать с кем-либо в паре капитан.
Капитан кивнул.
– О'кей. Понимаю вас. Подождем, пока все немного остынет.
– Я прошу дать мне возможность продолжить розыск Перкерсона.
– Вы немного опоздали, – ответил капитан. – Проверены все контакты этого человека. След потерялся.
– Он выплывет, – сказал Кин. – Он реализует какой-то дьявольский заговор. Судите сами: сначала была «грязная» книжная лавка, потом порнографический кинотеатр в Шарлотте. В его доме, вы говорите, классное стрельбище. Я в госпитале много думал об этом. Скорее всего, он принадлежит к военизированной политической организации, вроде тех, что возникли на Западе. Это крайне правые, вроде фашистов. Одно время о них много писали. Домашние террористы.
– В наших краях ничего подобного не было, – сказал капитан.
– На Юге у нас был Клан, – заметил Кин, – да он в основном уже в прошлом, сейчас почти безобиден: в нем старички с. зачехленными ружьями и парой фляжек для поднятия духа в субботние вечера.
Капитан посмотрел на него внимательнее.
– Вы не согласны? – спросил Кин.
– Хотите, чтобы я доложил начальству, что у нас в городе и штате действует тайная армия? Чтобы я сказал это майору, а тот передал губернатору?
– Погиб мой партнер, напарник, – горько сказал Кин. – Погиб на мине-ловушке, как во Вьетнаме. Погиб, преследуя в нашем городе парня, который командовал убийцами. Убийц было четверо – все в одинаковой форме, не вымогатели, не грабители. И убили они троих мирных граждан, четвертого не побили. Как вы назовете это, капитан?
– Пусть газеты наклеивают ярлыки, – ответил капитан. – Мы будем вести розыск законным путем.
– Позвольте мне этим заниматься, – сказал Кин.
– Я же сказал, что мы прощупали все концы. На это брошены пятнадцать наших лучших людей.
– А он опять совершит нечто подобное. Скоро будут еще убийства и, вероятно, что-то ужасное. Опять объявится Перкерсон со своей командой палачей.
– О'кей, – сказал капитан. – Гарантирую, что именно вам придется вести расследование, если действительно, не дай Бог, это случится.
– Я сразу определю его, если он проявит себя, – сказал Кин. – Говорите, позволите мне?
– Безусловно, – ответил капитан. – Дело будет полностью вашим. А пока берите неделю отпуска по болезни и отправляйтесь хоть во Флориду. Не хочу я вас видеть с таким лицом. Позагорайте немного.
– Есть, сэр. – Кин встал и вышел. Проходя сквозь общую комнату, он ни на кого не взглянул. Один из детективов остановил его:
– Паршивая история, Мик. Хлебнул ты горячего.
– Да-а... – ответил врастяжку Кин и двинулся дальше. Он в самом деле смотается на недельку во Флориду. Все слишком пока горячо. Перкерсон не сразу высунет свои уши. Свой нос. А когда объявится один или со своей бандой, Мики Кин будет тут как тут. При исполнении. Чтобы, в конечном счете, приставить к его оттопыренному уху свой служебный револьвер и нажимать на спусковой крючок, пока не кончатся патроны.
Уилл Ли, войдя в свой дом в Джорджтауне, снял его с охраны и включил термостат. Воздух стал прогреваться. Тотчас зазвонил телефон. Уилл отсоединил автоответчик и взял трубку.
– Слушаю...
– Не могли бы мы встретиться в «Пье де Кушон» в семь? – произнес голос Кетрин.
В ресторане? Не в его и не в ее доме? Они ведь не виделись несколько недель.
– Если ты именно этого хочешь, – сказал он.
– Значит, в семь, – произнесла она.
Отбой.
Уилл бросил трубку. Он был разъярен на Хэнка Тейлора за его жалкую работу, злился на Тома Блэка, который куда-то пропал, а больше всего – на Кейт. Сперва следовало успокоиться. Пять тридцать. Чем заняться до семи? Пройдя в кабинет, он сел к столу и принялся составлять список очередных дел.
Он наметил задания для Китти Конрой, затем поручения Джеку Бахенану. Шесть пятнадцать. Надо срочно найти другого политического консультанта или, быть может, какое-то рекламное агентство. Видимо, следует определить статус Джека, скорее всего, назначить его управляющим выборной кампанией. Джек Хитер, у него хорошее воображение, он трудолюбив, ему присуще чувство ответственности.
Уилл позвонил Тому Блэку по его домашнему номеру. Сработал автоответчик.
– Том, говорит Уилл Ли. У меня была встреча с Хэнком Тейлором, и я уволил его. Но я хотел бы потолковать с вами. Буду у себя в Джорджтауне по крайней мере всю завтрашнюю ночь, затем вернусь в Делано. Пожалуйста, позвоните как только сможете.
Шесть тридцать. Уилл поднялся в спальню, прошелся по скулам электробритвой, сменил рубашку, надел куртку и прихватил плащ. Шесть сорок пять. Он спустился вниз, готовясь поставить дом на охрану, когда раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Джек Бахенан с таким видом, будто его переехал грузовик.
– В чем дело, Джек? – спросил Уилл. – Входите.
– Извините, что ворвался к вам, Уилл, – сказал Бахенан.
– Ничего, Джек. По-моему, не мешало бы вам выпить.
– Спасибо. Да, думается, именно выпить. Они уселись в гостиной, и Уилл поставил перед Джеком стакан бурбона со льдом. Было уже, шесть пятьдесят. До ресторана идти минут десять.
– Что случилось, Джек?
Бахенан ополовинил одним глотком свой стакан.
– Это касается меня и Милли, – сказал он. – Между нами все кончено.
– Послушайте, Джек, – сказал Уилл; – только не это. Вы не можете бросить Милли.
– Это она бросила меня, – сказал Джек. – Выставила на улицу.
– Джек, я всегда завидовал надежности вашего брака. У вас лучшая семья из всех, какие я знаю.
– Так и было, – сказал Джек, – но все это в прошлом.
Уилл был ошарашен. Он давно работал с Джеком, был крестным его дочери. Но, впрочем, не вникал в отношения Джека и Минни. Взглянув на часы, он сел на ручку кресла Джека и положил ладонь ему на плечо. Шесть пятьдесят пять...
– Примите это спокойнее, Джек, утро вечера мудренее. Идите наверх и, устраивайтесь. Мне нужно срочно выйти, а вы располагайтесь как дома.
Джек вздохнул и вытер лицо рукавом.
– Хорошо, Уилл, спасибо. Мне, кажется, больше некуда податься.
– Пошли. Я покажу вам, где что находится. Лучше я достану вам электроплед. – Он провел Джека в гостевую комнату и включил свет.
– Все прекрасно, Уилл. Постараюсь не мешать.
– Не беспокойтесь, Джек, когда вы почувствуете себя лучше, возьмите в холодильнике что-нибудь поесть.
– Конечно. – Джек присел на край кровати. – Но я хочу вам все рассказать, все, как оно обстоит.
Уилл опять посмотрел на часы. Ровно семь. Проклятие, она уже там. Она никогда не опаздывает.
– Послушайте, Джек, мне срочно надо по делу. Поговорим завтра утром. Как бы то ни было, утро внесет ясность.
– Уилл...
– Никаких споров, – сказал Уилл. – Я сделаю для вас все, что смогу, а пока – отдохните. Увидимся, очевидно, за завтраком.
Уилл выключил свет и сбежал по лестнице. К ресторану он несся на всех парусах. Но Кетрин там еще не было. В этот час зал был занят наполовину.
– Сколько вас, сэр? – спросил официант.
– Двое, – ответил Уилл.
Семь пятнадцать. Кетрин в самом деле никогда не опаздывала. Он начинал сердиться. Внезапно он почувствовал голод, съел корку хлеба с маслом и заказал бутылку красного вина, которое она любила. В семь тридцать пять она появилась.
– Извини за опоздание, – сказала она.
– Ничего, – ответил он спокойно, – я сам немного опоздал. Джек и Милли Бахенан поссорились, и он явился ко мне в тот момент, когда я был уже на пороге. Пришлось вернуться, дать ему выпить и уложить его в постель. Он налил вина, но Кейт не притронулась к стакану. – Это один из сотрудников сенатора Карра? Я слышала от тебя его имя.
– Да, он, вероятно, будет управлять моей предвыборной кампанией, а при благоприятном результате станет руководителем моего аппарата.
– Приятно, когда аппарат уже ждет, – заметила она. – Как сенатор?
– Идет на поправку, но крайне медленно.
– А твоя кампания?
– Едва началась. – Уилл коротко рассказал о событиях в Делано, в частности, о процессе Лэрри Муди и отсрочке суда.
– Должно быть, трудно все это совместить, – сказала она.
– Не говори!
Подошел официант.
– Мы не будем обедать, – сказала ему Кейт и пояснила Уиллу: – У меня в восемь встреча.
– Мне отводится всего несколько минут? Больше выделить ты не можешь?
– Уилл, нам нужно поговорить.
– И, вероятно скороговоркой, глотая слоги и без пауз.
– Сожалею, но я ведь не ждала тебя. Не можешь же ты, позвонив из аэропорта, рассчитывать, что я сейчас же все брошу.
– Полагаю, что нет, – сказал он.
– Послушай, – устало произнесла она, – в настоящий момент на меня давят со всех сторон. У нас новый директор и идет перетряска. Я, кажется, говорила тебе, что года два мне нужно сидеть в управлении и работать с полной отдачей. Я первая женщина, взлетевшая так высоко по службе, и это кое-кого растревожило. Наших профессионалов старшего поколения. Симон, как ты знаешь, ушел, но остались его приятели. – Симон Рул был первым мужем Кейт. Его вынудили подать в Отставку после какого-то скандала. – Ну, и они все ждут, когда я поскользнусь, понимаешь? Не сомневаюсь, что уже прослушивают мой телефон. Не исключаю слежку.
– Так какого же дьявола ты пригласила меня в ресторан, если за тобой следят!
– Не хотела ехать в твой дом. Но ведь там все равно находится Джек Бахенан, не так ли?
– Боялась, что я подомну тебя?
– Уилл, прекрати.
– И они, конечно, присматривают и за твоим домом?
– Этого я не знаю. Может быть. Во всяком случае, сегодня скоро ко мне приедут, – она посмотрела на свои часы. – Понятно. Кто-то, кого одобряет управление.
– Он и есть управление.
– О, управление ведь одобряет междусобойчики сотрудников. Я и забыл – у вас там все по-семейному, для безопасности.
– Мы не сожительствуем, – устало сказала она. – Если бы ты смог заранее известить меня... Я бы могла все устроить. Но я накупила продуктов и...
– Ты готовишь?
Раньше она и воду для чая сама не кипятила. Когда они бывали вместе, еду готовил он. Кетрин порозовела.
– Ну, вроде того, – сказала она. – В сущности это не так уж сложно.
– Удивительно, как это ты находишь время, – заметил он. – Тебе ведь, кажется, некогда было даже по телефону позвонить.
– Я не обязана ничего объяснять, – рассерженно сказала она.
– Конечно. Ты мне ничего не должна. – Взмахом руки Уилл подозвал официанта. – Будьте добры, один бифштекс средней прожаренности, жареный картофель и, пожалуй, кресс-салат. Леди не будет обедать. – Официант принял заказ и ушел. Уилл мстительно сказал Кетрин, демонстративно взглянув на свои часы; – Не хочу тебя задерживать.
– Уилл, пожалуйста, попытайся понять, – сказала она. – Я не сплю с ним, он просто друг, хороший друг, а я сейчас нуждаюсь в каждом, кого могу заполучить. Она была очень красива. Она стала еще привлекательнее. Уилл смотрел на ее золотисто-каштановые волосы, кремовую кожу, припухший рот и жаждал ее.
– Кажется, я уже не нужен тебе, – произнес он.
Кейт встретила его взгляд, хотела что-то сказать, но осеклась. Вот она встала, взяла свое пальто с ближней вешалки и вышла из ресторана.
Уилл опорожнил стакан вина и снова наполнил его. Официант поставил перед ним салат. Что теперь делать? Снять свою кандидатуру в сенат? Изменить имя? Поступить на службу в ЦРУ?.. Официант деликатно сдвинул нетронутый салат и поставил перед ним среднепрожаренный кусок мяса.
Выйдя из ресторана, Уилл сделал крюк, чтобы пройти мимо дома Кетрин. Ее окна были задрапированы. Они едва светились. Свечи, предположил он.
Через несколько минут от открыл двери своего дома, замер, переступив порог: в передней висел Джек Бахенан. Ноги Джека, не достигали пола на несколько дюймов. Вокруг его шеи был затянут электропровод. Другой конец провода был привязан к перилам лестницы.
Детектив был достаточно вежлив. Уилл бесстрастно, насколько мог, отвечал на вопросы.
– Откуда он мог взять провод?
– Я доставал ему плед из чулана. Там был и провод. Должно быть, он заметил его.
– Вы поставили в известность кого-либо из его родственников?
– Я позвонил его жене, как только люди из «скорой» сняли тело, но она бросила трубку, услышав мой голос.
– Почему бы это, как вы думаете?
– Могу предположить, что она решила, будто я звоню по просьбе Джека. Он говорил, что она очень рассержена на него, Я пытался пару раз позвонить ей снова, перед тем, как вы приехали, но у нее было занято. Думаю, что там трубка лежала рядом с телефоном.
– На ваш взгляд, он был в такой сильной депрессии, что мог лишить себя жизни?
Уилл отрицательно покачал головой.
– Нет. – Он помолчал. – Джек был ужасно расстроен, но... Он хотел рассказать мне, что случилось в его семье, а я опаздывал на свидание, попросил его отложить разговор и пулей выскочил из дома. Возможно, если бы я задержался...
– Это свидание – с кем оно было?
– Я не хочу вмешивать это лицо. Не думаю, что это необходимо.
– Позвольте мне судить о том, что сейчас необходимо, мистер Ли, – сказал детектив. Уилл уперся.
– Это лицо не имеет отношения к происшедшему. Можете поверить на слово.
Детектив помрачнел.
– Хорошо. Тогда, может быть, скажете, где именно вы были?
– Я обедал в «Пье де Кушон», в нескольких кварталах отсюда.
– С неназванным лицом?
– Я обедал один.
– Может кто-нибудь подтвердить это?
– Полагаю, официант. Я сидел справа от входа. За третьим столиком. Расплатился, предъявив кредитную карточку. – Уилл пошарил в кармане. – Вот чек.
– Хорошо. Джек Бахенан был подвержен депрессиям? Уилл пожал плечами.
– Не думаю. Джек бывал обеспокоенным, но его беспокоили всегда конкретные вещи.
– Какие именно?
– О, все что угодно. У него было развито чувство ответственности. Он хорошо работал. И больше всего беспокоился о своих служебных делах.
– Есть ли еще что-нибудь, по вашему мнению, что стоило бы мне знать? Уилл немного подумал.
– Он казался очень усталым, когда прибежал ко мне. Мне показалось, он похудел за истекшие сутки. Улегшись в постель, он мгновенно отключился и уснул. К сожалению, мне недосуг было выслушать его и не могу сказать, что именно его взволновало, если не считать, что это был семейный скандал или ссора. Но, полагаю, вам предстоит говорить с Милли, его женой.
– Разумеется, я это сделаю, – ответил детектив, закрывая блокнот. – Отправлю туда патрульную машину.
– С этим я бы на вашем месте не спешил, – заметил Уилл. – С вашего позволения, я бы сам поехал к ней, когда вы нее здесь закончите.
Судебные медики уже выносили тело.
В патрульной машине детектив сидел молча, но его молодому партнеру очень хотелось поговорить.
– Какое у вас впечатление от допроса Ли? – спросил он.
Детектив вздохнул.
– Думаю, все было так, как он рассказал.
– У меня другая версия, – сказал молодой. – Может, они гомосексуалисты?
– Что?!
– Ну, гомосексуалы – этот Ли и Бахенан. Жена разузнала и вышвырнула Джека из дома. Не хочет разговаривать и с Ли.
– У вас слишком пылкое воображение, – сказал детектив. – Этот парень, Ли, что-то скрывает, но не многое. У него свои дела, понимаете? И он ничуть не напуган. Он грустен, опечален, но не напуган. И говорил он правду. А умолчал о чем-то своем.
– Я ему не верю, – упрямился молодой. – Здесь что-то большее.
Детектив остановил машину у ресторана.
– Третий или четвертый столик справа, – сказал он напарнику. – Следите, спросите официанта.
– О'кей.
Минут через пять напарник вышел из ресторана.
– Что ж... – начал он.
– Давайте-ка я сам расскажу, что вы узнали, – сказал детектив. – Мистер Ли явился сюда в начале восьмого. Встретился с женщиной. Они, возможно, повздорили. Она ушла, он пообедал один и удалился. Я прав?
– Как вы узнали о женщине? – спросил партнер.
– Потому что он не захотел сказать, с кем у него было свидание. Теперь слушайте меня. Ни словечка об этом с вашим приятелем-репортером. Ли работает на Бена Карра, у него твердая репутация в Капитолии – я о нем слышал. Бахенан тоже работал на Карра, а в команде сенатора только хорошие люди. Репортеры вопьются в подробности, о которых мы с вами узнали, как собаки в свежее мясо. Этого допускать нельзя. Есть тайны следствия, вы поняли?
– Почему же он скрыл от нас имя женщины?
– Вы не только молоды, но, видать, и глуповаты, – сказал детектив. – Нетрудно понять, что женщина замужняя.
Уилл выключил мотор «порше» перед домом в Бетсезде. Он не нервничал, отвечая на вопросы полиции, но разговора с Милли Бахенан боялся. Все же он выбрался из машины.
Вероятно, он поднял Милли звонком уже из постели. Она была в халате и не собиралась впускать его в дом.
– Ну, Уилл, – сказала она, – я так и знала, что это вы. Но сейчас я не хочу с вами говорить. Это не ваше дело.
Уилл смотрел на нее – маленькую, бойкую, слегка растрепанную после постели. Он выбирал подарки для ее детей, он ел приготовленные Милли деликатесы. Она хорошо к нему относилась, и он уважал ее. Теперь ее жизнь изменится.
– О Боже, Милли... – сказал он.
Похороны были тихим кошмаром. Маленькая церковь не вмещала сотрудников Бенджамина Карра и всех друзей покойного. Джек Бахенан был популярен. Гроб стоял перед алтарем, вдова смотрела перед собой, не плача, неподвижным взглядом.
После службы Уилл подошел к Милли Бахенан и наклонился поцеловать ее в щеку, но она отпрянула. Ее мать и отец отвели взгляды.
Китти Конрой, прилетевшая из Атланты, подошла к Уиллу, пораженному реакцией Милли.
– Что произошло, Уилл? – спросила она, сдерживая слезы.
Глаза ее были красные.
Вокруг стояли другие сотрудники Карра. Уилл рассказал все, как было. Они разошлись. Возле него осталась лишь Китти.
– Уилл, придется сделать заявление для прессы в Атланте, – она вскинула голову. – Вы уверены, что рассказали мне все? Будет плохо, если что-то, относящееся к этому делу, обрушат на нас позднее.
Уилл был озадачен.
– Это все, Китти, – сказал он. – Что же мне скрывать?
– Вы не так поняли, – ответила она смущенно. – Это дело из тех, которые иногда обретают собственное развитие. Тут важны мелочи и подробности, вносящие абсолютную ясность во все.
– Вы хотите сказать, что возможен какой-то подвох?
– О, не дай Бог, чтобы обнаружилось что-то, – проговорила Китти.
Уилл тронул ее за талию и провел к машине.
– Китти, любовь моя, – сказал он, – вы знаете теперь все, что знаю я. До последней мелочи. Разумеется, ни я, ни вы не располагаем сведениями о поведении Милли. Завтра нужно собрать пресс-конференцию в Атланте. Я сделаю там заявление, скажу, что полагается, как мы потрясены и как ценили Джека.
Китти возразила:
– Не уверена в необходимости такой пресс-конференции. Будет масса ненужных вопросов. Я бы выступила с заявлением о том, что произошло. А репортеров вы сможете принимать в своем офисе поодиночке, неофициально.
– Может, вы и правы, – сказал Уилл, раскрывая перед Китти дверцу машины. – Отправляйтесь и делайте, как сказали. Если хотите, чтобы я быстро доставил вас в Атланту, приходите ко мне домой примерно через час, и мы поедем прямо в аэропорт.
– О'кей. – Она опустила взгляд. – Я чувствую себя дерьмом, поднимая этот вопрос, но вы уже решили, кто заменит Джека в кампании?
– Пока не могу представить. Сзади внезапно раздалось:
– Не возражаете, если я ворвусь в разговор?
Уилл развернулся и увидел перед собой Тома Блэка.
– Я ушел от Тейлора, – сказал Блэк. – Не думали ли вы, что я имел отношение к тому барахлу, которое он вам представил?
Уилл молча ждал продолжения.
– Мы по поводу этого материала, мягко говоря, поспорили, – сказал Блэк. – Он решил показать его вам, хочу я этого или нет. Я сказал, что лучше бы он трахнул сам себя, а затем сбежал. Вот и все.
Уилл сумел улыбнуться.
– Мне следовало бы догадаться об этом. Я подумал о вас иначе. Прошу простить меня.
– Не нужно извинений. Мое предложение: берите меня к себе вместо Джека Бахенана.
– Но я не смогу платить вам, как Тейлор. Это существенно.
– В данный момент деньги меня не беспокоят, – ответил Блэк. – Платите столько же, сколько платили Бахенану. Кстати, меня не интересует должность в сенате – на будущее. Я хочу, чтобы вас избрали туда с моей помощью, а затем основать собственную фирму как политический консультант.
– Вот это, кажется, вполне откровенно.
– А если вас выберут, найду кого-нибудь, кто сумеет организовать ваш офис. Уилл повернулся к Китти.
– Что ж, – сказал он, – вот вам и ответ.
– Лично я довольна, – усмехнулась Китти. Уилл обратился к Тому Блэку:
– Берите свой чемодан и через пару часов будьте в аэропорту Колледж-Парка. Том махнул рукой и ушел.
– Уилл, – произнесла Китти.
– Да?
– Что это было с Милли несколько минут назад?
– Не знаю. Думается, она слишком расстроена.
– Надеюсь, в этом все дело, – сказала Китти.
На пути в Атланту они переговаривались в самолете по внутренней связи.
– Сколько у нас денег в банке? – спросил Том Блэк.
– Увы, Том, я точно не знаю, – ответил Уилл. – Этим ведал Джек.
Китти вырвала из блокнота исписанный ею лист и передала Тому: – Пойдет для пресс-релиза?
Том пробежал его глазами.
– Годится, – сказал он. – Вы правы, пресс-конференция не нужна. Зачем Уиллу в лучах прожекторов демонстрировать свои переживания перед объективами телекамер. Лучше сделать заявление для прессы.
Вмешался Уилл:
– Кого-нибудь здесь интересует, что об этом думаю я?
– Не очень, приятель, – сказал Том. – Вы только кандидат. Чаще улыбайтесь. И шире. А мы с Китти будем шевелить мозгами.
Китти подготовила пресс-релиз с расчетом, чтобы он поспел к выпуску утренних газет и к одиннадцатичасовым новостям телевидения. Уилл ответил на несколько телефонных звонков репортеров разных газет, выразивших сочувствие. В общем, к самоубийству Джека Бахенана пресса и телевидение отнеслись уважительно.
Уилл встал и потянулся.
– Я валюсь с ног, – сказал он, направляясь в небольшую спальню в глубине штаб-квартиры в Атланте. – Что вы теперь думаете, Китти? Довольны развитием событий?
– В этих обстоятельствах лучше и быть не может, – сказала она.
– Согласен, – подал голос Том.
В полицейском управлении Джорджтауна молодой детектив подошел к столу старшего и бросил лист бумаги.
– Ведь я говорил вам, – каркнул он.
– Вот дерьмо, – сказал старший, взглянув на документ.
Они переехали реку вброд в двух милях от основной дороги. Джип погружался в воду по самые дверцы, но женщина вела машину уверенно, и они выбрались на берег по едва различимому следу. Здесь мог проехать лишь вездеход. Еще через милю они были у ворот. Она взяла пульт дистанционного управления, нажала кнопку, и ворота растворились, а затем сами закрылись за ними. Еще через полмили машина оказалась у крутого подъема.
Перкерсон был доволен.
– О'кей, здоровяк, – сказала женщина, – приехали. – Она подхватила одну из его сумок, прошла к крыльцу и сняла с двери два висячих замка. – Придется вам тут шуровать аккуратнее, – сказала она еще, приоткрыв дверь на пару дюймов и просовывая руку, чтобы и там что-то отпереть. Наконец она распахнула дверь, на которой был прикреплен крючок с проволокой, протянутой к двустволке. Стволы смотрели на дверь. – Старейшина не любит ослоухих. – Она усмехнулась, повернула выключатель, и хижину залил свет.
– Откуда электричество? – спросил Перкерсон. – Не вижу проводов.
– На речке недалеко есть гидростанция, она заряжает аккумуляторы, размещенные в погребе. Запас продуктов здесь года на два. – Она вручила ему связку ключей. – Есть оружие и боеприпасы. Записывайте, что израсходуете. Уедете отсюда, я все пополню.
– Это мечта выжившего в атомной войне! – с восхищением произнес Перкерсон.
– Чертовски верно, – сказала женщина. – А теперь посидите, сменю вам повязки.
Она принесла медицинскую сумку.
Перкерсон походил на Клода Рейна в фильме «Человек-невидимка». Бинты вокруг носа, тюрбан, закрывающий уши, темные очки...
Женщина разрезала бинты и сняла с головы Перкерсона повязку.
– О, малый, – рассмеялась она. – У вас пара прекрасных лысин. Выглядите, как енот!
– Спасибо, – сухо сказал Перкерсон.
– Ничего, приятель, – сказала она, – смотритесь вы хорошо. Опухлость прошла. Принимайте антибиотики. Вот эти таблетки, по две после еды. Используйте все, о'кей?
– О'кей, – сказал Перкерсон.
– О, – сказала она, – через пару дней, малый, вы будете красавчиком. Сидите-ка смирно, я вам сменю повязки.
Она принялась вновь бинтовать его голову. Ее крепкие груди почти касались его лица. Крупная девушка, подумал Перкерсон, возбужденный ее мягкими, обволакивающими движениями. От нее хорошо пахло.
– Ну так, – сказала она. – А теперь ваш нос. – Она взяла его голову в обе руки. – Надо его как следует упаковать. Повязки хороши. – Она глядела ему в глаза. – Да и вы неплохи приятель. Кажется, вы в моем вкусе.
Задохнувшись от вожделения, Перкерсон. стиснул руками ее упругие бедра.
– Эй, да вы просто тигр! – воскликнула она. – Этак мы с вами испортим работу доктора. – Слегка сопротивляясь, она положила руки ему на плечи и встряхнула его.
– Долго придется ждать? – спросил он, пытаясь притянуть ее.
– Ложись-ка, малый, – сказала она внезапно. – Так и быть, доставлю тебе удовольствие. Большого вреда не будет.
Она подтолкнула его на кровать, он лег навзничь. Споро, молниеносно она распустила ремень его брюк и ширинку. Перкерсон охнул, ощутив сперва ее руки, затем мягкие губы, язык и холодок зубов.
– О Боже... – стонал Перкерсон, весь стремясь войти в ее рот. Она была в этом деле не новичок.
– Давно тебе так не фартило, тигр? – спросила она, отстранившись, переведя дыхание, и снова припала. Лицо ее раскраснелось, груди торчали.
Когда он проснулся, в окно светила луна, в комнате был полумрак. Он услышал звук, вроде удара камня о камень. Перкерсон ощупью вытащил пистолет из расстегнутой сумки, тихо встал и скользнул к двери. Ярдах в десяти на лужайке молодой олень обгладывал кору деревца. Можно было стрелять. Но Перкерсон остерегся. Олень уловил его запах, поднял голову, фыркнул, прислушался и бросился в лес.
Перкерсон вернулся в хижину, принял болеутоляющую таблетку и лег. Кажется, он, наконец, действительно вне опасности. Есть пища, оружие, укрытие и – эта женщина. Скоро он будет опять при деле. День близок.
В воскресенье Уилл проспал допоздна. Поднялся лишь, когда прибыли воскресные газеты. Стопка их плюхнулась на крыльцо коттеджа, он узнал звук. И тотчас вспомнил о смерти Джека – вот ужас!
Он запустил в кофеварку ложку крепкого кофе, поджарил хлебцы, залил их яйцом, затем взял газеты и возвратился в спальню с подносом, там и устроился завтракать. Газеты публиковали некрологи, посвященные Бахенану – его смерть привлекла внимание. В воскресном журнале Уилл увидел на обложке фотографию: он сам с собакой у озера. Там же была статья Энн Хитс. Он стал читать.
«Если избиратели в Джорджии в ноябре решат придерживаться нового курса и выбрать в сенат человека не из традиционных верхов демократической партии, вроде губернатора Мака Дина, у них будет такая возможность. Имеется в виду кандидатура молодого человека очень непохожего на тех, кто обычно фигурирует среди кандидатов южных демократов...»
Неплохо, подумал Уилл.
«...Рожденный для богатства, и положения в обществе, политический наследник отца, который был вызывавшим противоречивые оценки губернатором, а теперь вот пытающийся унаследовать влияние великого сенатора, Уилл Ли, насколько принято считать, – красив, насколько принято считать, – очарователен, насколько принято считать – справедлив во всем, если не касаться его личной жизни...»
«Что еще за чертовщина?» – удивился Уилл. Зазвонил телефон.
– Уилл, это Том Блэк. Читали вы это?
– Только начал, – ответил Уилл. – Вы поняли, что она имеет в виду во втором абзаце? Я ни черта не понял.
– Забудьте о втором абзаце и обратитесь к странице пятнадцать, к ее середине. Абзац начинается словами «Его общественная жизнь...».
Уилл нашел это место.
«Его общественная жизнь, если таковая у него имеется, выглядит совершенно по-другому. Ибо по воспоминаниям тех, кто его знает и с кем мог связаться репортер, Уилла Ли совсем не видели многие годы на общественных мероприятиях с женщиной. Поскольку же нет никаких свидетельств о противном, представляется, что Джорджия рассматривает вопрос о выборе человека, который может оказаться первым сенатором Соединенных Штатов, не терявшим девственности ни при какой сексуальной ориентации».
– Боже мой, – вырвалось у Уилла.
– Мне бы навалиться на вас обоих, – сказал Том, – следовало бы устроить, чтобы вы трахнули ее.
– Боже, возможно и так, – сказал Уилл. – Я ошарашен. Ну и баба.
– Добро пожаловать в политику, – сказал Том.
– Том, я хочу, чтобы вы послали с курьером требование опровергнуть это, а если не получим опровержения в течение двадцати четырех часов, я подаю иск об оскорблении.
– Полегче, Уилл, полегче. Я знаю, что вы расстроены, но следует рассмотреть некоторые аспекты дела прежде чем выходить с ними на люди.
– Какие еще аспекты? Я хочу ее скальпа. Я хочу поднять такую бурю, что газете придется отправить Энн Хитс обратно в Вашингтон.
– Прежде всего, – сказал Том, – вот вам прямой вопрос. Являетесь ли вы теперь или были ли вы когда-нибудь гомосексуалистом?
Уилл глубоко вздохнул.
– Я не обязан отвечать на такой вопрос ни вам, ни кому-либо. Том тоже сделал паузу.
– Не обязаны, да, но тем не менее, я хотел бы прямого ответа.
– Ол-райт, я не являюсь и никогда не был гомосексуалом. Достаточно этого для вас?
– Было бы достаточно десять секунд назад, – сказал Том.
– Что это значит, Том? – спросил Уилл, начиная сердиться.
– Достойный ответ на такой вопрос или на любой вроде него заключается в быстром и безусловном НЕТ! – Он опять помолчал. – А вы колебались.
– Это из вопросов, которые не заслуживают ответа, Том. Но вы руководите моей кампанией, и имеете право знать все. Я никогда больше не буду отвечать на такие вопросы – ни вам, ни представителям печати, ни кому-либо другому. Ясно это?
– Ол-райт, Уилл. Я верю вам; хочу, чтобы вы знали это. Вы, конечно, правы. Это не цивилизованный вопрос, но добиваться места в сенате – тоже не всегда цивилизованное дело... Заметьте, она ведь не назвала вас педиком, – сказал Том, уже подразнивая. – Она оставила возможность другой альтернативы; мол, он, может быть, импотент. При таком обороте мы не получим голосов даже гомосексуалов.
Уилл разразился смехом.
– Ол-райт, предоставьте мне устроить дело, – сказал Том. – Я попрошу завтра утром о встрече с издателем газеты, вполне доверительной встрече, и чтобы он одернул редакторшу своего воскресного, журнала. Сомневаюсь, что он прочитал статью. Думаю, она ему не понравится.
– А не следует ли опубликовать какое-то заявление? – спросил Уилл.
– Это крайнее средство, – ответил Том. – И последствия, как говорится, непредсказуемы. Взрыв гарантирован, а что дальше? Я просчитаю все варианты, а пока – не возражаете, если я скажу всем, кого это интересует, что вы не гомосексуал, ну как?
– Чувствуйте себя свободным.
– Послушайте, как я понял, у вас нет подружки, которая могла бы попозировать с вами во время кампании и подержать вашу руку при публичных выступлениях?
– Нет.
– А у меня есть подружка, которая могла бы этим заняться. Она вам понравится.
– Том, замолчите.
– Ол-райт. Неудачная идея. Отложите-ка к черту журнал и почитайте что-либо еще. Мы поговорим завтра.
Уилл не мог успокоиться. Вот ведьма; она предлагала себя ему, как на тарелочке. Но ведь Том, войдя в этот самый момент, не дал ему и ответить Энн Хикс, как требовалось.
Уилл вымыл посуду, собрался выйти из дома – и снова звонок. – Уилл Ли?
– У телефона.
– Говорит Билл Мот из «Ассошиэйтед пресс». Полагаю, вы слышали о Джеке, Бахенане; я хотел бы, чтобы вы прокомментировали это.
– Конечно, я знаю об этом, – сказал Уилл, несколько встревожившись. – Я и нашел его, кстати. Посмотрите сообщения собственного агентства.
– Я полагаю, вы еще не слышали другого, – сказал Мот. – В утреннем выпуске «Вашингтон таймс» помещена заметка о том, что Джек Бахенан был арестован в 1982 году в вашингтонском клубе гомосексуалов за то, что делал определенные предложения, заместителю полицейского. Можете прокомментировать?
– Я в это не верю! – рыкнул Уилл.
– Газета опубликовала копию доклада об аресте с приложенной фотографией. А Джек Бахенан проходил проверку по безопасности?
– Конечно, – медленно произнес Уилл. – Все старшие сотрудники аппарата проходят ее, поскольку сенатор Карр председатель Комитета по разведке.
– Можете ли объяснить, почему это не выяснилось при расследовании его прошлого ФБР и проверке его благонадежности?
– Нет, не могу. Как я сказал, это для меня ново, и я уверен, что ни сенатор Карр, ни кто-либо другой в офисе не знали об этом.
– Что ж, думаю, что ФБР опростоволосилось.
– Но я не могу поверить, – сказал Уилл. – Чем закончилось то дело? Говорится об этом в заметке?
– Он признал себя виновным, и, учитывая, что замечен впервые, осужден на тридцать дней ареста, притом приговор был отложен. Думаю, хорошо еще, что его не застрелил кто-нибудь прямо в зале суда.
– И все же никак не могу поверить, – сказал Уилл.
– Мистер Ли, не замечали ли вы признаков того, что Джек Бахенан мог быть гомосексуалистом?
– Совершенно никаких. К счастью, он был... он был женат и имел двух детей.
– Не думаете ли вы, что его склонность к гомосексуализму могла быть причиной домашних затруднений, о которых он вам говорил, когда появился у вас в ту самую ночь?
– Понятия не имею, – сказал Уилл. – Он ни разу не говорил мне о своих семейных проблемах. До той самой ночи я был уверен, что брак их – счастливый. Ну, а теперь извините, я уже почти вышел из дома.
Он положил трубку, но телефон немедленно встрепенулся новым звонком.
– Это Том. Плохие новости.
– Я слышал. Мне только что звонили из АП.
– И что же вы сказали?
Уилл передал свой разговор с репортером телеграфного агентства.
– Надеюсь, он почувствовал ваше удивление.
– Думаю, да. Я действительно был изумлен.
– Китти Конрой знала об этом, – сказал Том.
– Что такое?
– Постойте, не обвиняйте Китти. Джек сообщил ей об этом, когда был арестован, но взял с нее клятву держать все в секрете. Она сдержала обещание.
– Боже, что за день!
– Уилл?
– Да?
– Пришло мое время стать опять нецивилизованным: почему вас многие годы не видели с женщиной?
Уилл хотел уклониться от ответа, но не смог.
– Потому что, – сказал он, – все это время у меня была женщина, с которой мы не появлялись на публике.
– О, дерьмо, – сказал Том. – Замужняя женщина! Конечно, это лучше, чем совсем никакой. Насколько же крупный подымется шум, если выплывет ее имя?
– Ее имя не выплывет.
– Но послушайте же, Уилл, в таком случае вы оказываетесь в серьезной беде.
– И она не замужем. Просто... по причинам, которые я не могу назвать, мы не могли... не могли допустить, чтобы наши имена связывали.
– Почему так?
– Как я сказал, не могу вдаваться в это. Том Блэк сдержал свое раздражение.
– Ол-райт. Не приедете ли сегодня в Атланту? Нам нужно договориться, как действовать дальше.
– Да. После ленча я выеду.
– Значит, встретимся в штаб-квартире. Какой-то момент Уилл был в ступоре, затем сделал то, что все равно пришлось бы сделать рано или поздно: раскрыл телефонную книгу и разыскал домашний номер Джека Бахенана. Трубку там взяла Милли.
– Милли. Говорит Уилл. Мне только что звонили из АП относительно заметки.
– Вы негодяй, – сказала она.
– Не знаю, что я такое сделал, чтобы заслужить это, – сказал Уилл. – Я не знал об аресте Джека. У меня не было ни малейшего представления, что он... что у него есть какие-то проблемы.
– Что ж, а я знала, и не понимаю, как вы могли ничего не знать, – с горячностью проговорила Милли.
– Он никогда не проявлял себя в этом смысле, – сказал Уилл. – Как же, вы думаете, я мог узнать об этом?
– Послушайте, Уилл, вы хотите быть избранным, но не стоит взваливать это на меня. Я-то знаю слишком многое.
– Милли, о чем, Бога ради, вы говорите? Не можете же вы думать, что Джек и я были... вовлечены в какую-то тайную жизнь?
– Это я-то не могу?
Уилл лишился речи.
– Не беспокойтесь, я ничего не скажу представителям печати, – сказала она.
– А что говорить? Что можно сказать? Это все полнейшая чепуха, вы-то знаете лучше всех.
– Такого не знаю, – сказала Милли. – Я знаю то, что Джек рассказал мне вскоре после нашей свадьбы.
– Что он вам рассказал?
– Что он влюбился в вас. – Милли повесила трубку.
– Что? – крикнул он, но услышал гудки.
Мики Кин, поработав отмычкой, без особенного труда отпер заднюю дверь магазина, оставил ее приоткрытой и пошел, светя фонариком, внутрь. На доске информации был список клиентов, пользующихся почтовыми ящиками. Мики снял на ксероксе копии всех четырех листков и вернул их на место, восстановив все, как было. Затем тщательно обыскал кабинет хозяина – письменный стол и шкаф для бумаг. Нигде там не оказалось того, что его интересовало – письменных заявлений и адресов клиентов почтовой службы.
Едва он вошел снова в комнату для печатания, его ослепил пучок света.
– Замереть! Полиция!
Мики вскинул руки.
– О'кей, все в порядке. Я на работе!
– Заткни рот, стань к стенке! – Голос был очень молод. – Посвети-ка на него как следует, Боб.
– Он что-то нес, – произнес другой голос. – Захватили одного, Хэл.
– Да, да, – сказал Мики, не двигаясь. – Проверьте бумажник в левом кармане куртки.
Чья-то рука вынула бумажник.
– Боже, он из полиции Атланты, – сказал молодой.
– Бога ради, не стреляйте в меня, хорошо? – сказал Мики, отпрянул от стены и развернулся. – Сработала охранная сигнализация, что ли?
– Верно, – сказал молодой полицейский в форме. Старший справился, вглядываясь в удостоверение.
– Итак, что вы здесь делали, Мики Кин?
– Некоторое время назад был убит полицейский. Здесь, в Мериуезерском округе, в доме с миной-ловушкой. Вспомнили?
– Слышал об этом, – сказал старший, Боб.
– Что ж, я его партнер.
– Ну и что?
– А вот что. Веду расследование. Преступник имел здесь свой почтовый ящик.
Вмешался Хэл, молодой полисмен.
– Меня не заботит ваше расследование. Вы вламываетесь в магазин, взятый нами под охрану. То, что вы из полиции, лишь усугубляет дело. Вы арестованы. Вы имеете право молчать...
– Боже мой, дружище, – сказал Мики. – Не арестуете же вы своего коллегу... Давно ли вы служите?
– Какое это имеет значение? – сказал Хэл, краснея.
Тогда заговорил Боб.
– Послушай, Хэл, – заговорил Боб. – Не горячись ты. Сперва разберемся. В конце концов, этот парень коп.
– Дерьмо, – сказал Хэл. – Он не там, где должен быть, и только это меня касается. Если мы его отпустим, станем соучастниками преступления, верно?
Ситуация выходила из-под контроля. Кип обратился к старшему копу:
– Послушай, Боб, вы-то, я думаю, знаете, что полицейские друг друга не арестовывают. Объясните этому малышу...
Зря он назвал Хэла малышом. Не следовало бы. Тот взбеленился.
– Все, стань лицом к стенке, – сказал он. Надев наручники на запястья Кина, торжественно объявил: – Вы имеете право сохранять молчание; имеете право...
– Прекращай глупить, малыш, – сказал Кин. – Эту-то песню я знаю.
Кин смущенно стоял перед своим капитаном.
– Сожалею, что не смог высвободить вас раньше, – сказал капитан. – Коп был по-своему прав. И он упирался до последнего, поняли?
– Спасибо, капитан, – сказал Кин. – Мне даже нравится время от времени провести ночь в камере.
– Вы не на месте, Кип, знаете ли вы это? – сумрачно глядя, сказал капитан. – Какого черта вы занялись отсебятиной. Есть специальный взвод, расследующий убийства, расследуем и это дело.
– Что ж, пока еще вы не продвинулись, – бросил Кин. – Я же просил поручить это мне.
– Неужели до вас не доходит, Кин? С вами здесь кончено.
Кин вздрогнул.
– Покончено? Хотите сказать, что меня выбрасывают на улицу?
– Кин, вы давно уже здесь не к месту. Во-первых, вы выпивали...
– Капитан, в этом я грешен меньше, чем девяносто процентов наших ребят.
– У вас неплохо получалось с Чаком, он держал вас в строгости. Но вот теперь... вас как дьявол водит.
– Что ж, рекомендуете мне добровольно выйти в отставку? А я-то думал, что в управлении заботятся о сотрудниках.
– Заботимся, Кин, заботимся. Но в сущности вы совершаете уголовное преступление. Ист-Пойнт не хочет церемониться. Или, по крайней мере, не желает церемониться этот самый коп, и что остается мне делать? Через несколько недель вас будут судить и осудят. Вас ждет, конечно, отсроченный приговор, но вы получите судимость, и это автоматически лишит вас права служить в полиции. Вас и слушать никто не будет.
Кин не мог найти слов.
– Послушайте, Мики, у вас один выход. Подать в отставку и спокойно уйти из полиции. Командир этого малыша сказал мне, что ни на чем не будет настаивать, если вы просто заберете документы.
– Какие документы? Мне осталось два года и два месяца до пенсии. А теперь вот я перестану быть копом и не получу ничего, – сказал Кин.
– Зато вы будете отставным, а не уволенным, и не окажетесь в тюрьме. Вы перестали быть копом, как только взломали этот замок, – сказал капитан. Он открыл ящик, вынул какую-то папку и положил перед собой. Открыл ее. – Здесь надо расписаться в трех местах, – сказал он. – Я отметил их галочками.
Кин смотрел на этого человека. Что же с ним сделали? Командиры запросто вытаскивают копов из худших переделок, чем эта. Капитан хотел от него избавиться, вот в чем все дело. Он взял ручку, подписал документы, затем медленно выложил на стол свой пистолет и кобуру.
– Нужны вам деньги, Мики? – спросил капитан.
– Только не от вас, – бросил Кин. Повернувшись на каблуках, он вышел из офиса.
– Вы могли бы сказать мне, Китти, – говорил Уилл, сидя на краю своего стола в штаб-квартире в Атланте. Китти выглядела несчастной.
– Я обещала Джеку, что не скажу, – вымолвила она.
– И это ничего бы не изменило, не так ли? – спросил Том Блэк. – То есть, когда Джек появился в вашем доме, вы бы не выгнали его?
– Нет, – вздохнул Уилл. – Не выгнал бы. Извините, Китти, вашей вины нет. Я просто сожалею о том, что произошло. – Он повернулся к Тому. – Ол-райт, что дальше? Заявление для печати?
– Какого рода заявление? – спросил Том. – Что я прекращаю кампанию. Том рассмеялся.
– Хотите сказать, что остается какой-то шанс? – спросил Уилл.
– Я этого не говорил. Но какова альтернатива? Вы выйдете из кампании и предстанете гомосексуалом, верно? И какого дьявола вы тогда станете с собой делать? Продолжите юридическую практику в Делано?
– Я мог бы получить другую работу в аппарате сената, – сказал Уилл.
– Будьте серьезны, – отмахнулся Том. – Он подтолкнул к Уиллу «Вашингтон таймс». – Здесь материал о «сообщениях», будто среди сотрудников аппарата сената действует сеть гомосексуалов. Как только вы прекратите свою кампанию, вас назовут ее руководителем. В Капитолии подымется переполох, все будут стремиться избавиться от вас.
– Я понимаю, – вздохнув, сказал Уилл.
– Как бы то ни было, люблю принимать вызовы. Раньше было довольно просто, вы были пробивным. Теперь предстоит действительно работа.
Уилл засмеялся.
– О'кей, с чего же начнем?
– Мы потрудились над расписанием, – сказал Том, передавая ему бумаги. – Выступите уже сегодня во время ленча в Ротари-клаб Атланты, а во второй половине дня побываете в торговых рядах. Вечером я хотел бы вас видеть на экране телевизора очаровывающим домохозяек у них дома, за их столом. Думаю, мы заполучим все три канала, договоренности есть. А завтра отправимся на юг Джорджии. В конце недели, мы обрели источники средств в Томасвилле, Уэйкроссе и Саванне, и получили с полдюжины приглашений выступить в городках провинции. Загрузка предельная, но надо разворачиваться. Я подготовил примерный текст вашей речи. – Том передал еще бумаги. – Здесь три главных положения: сильная оборона, образование и семейные ценности.
– А не «мама и яблочный пирог»? – спросил, усмехнувшись, Уилл.
– О, и до этого доберемся, – сказал Том. – Но послушайте меня, вот это важно: каждый раз, говоря с очередной женщиной, – неважно, восемь ей лет или восемьдесят – вы должны смотреть ей в глаза и брать ее руку в свои. Я хотел бы, чтоб вы демонстрировали женолюбие в пяти вариантах, по возрастающей, О'кей?
– Постараюсь, – сказал Уилл.
– Любите вы женщин, Уилл?
– Конечно, люблю.
– Ну и не стесняйтесь этого. Пусть все увидят.
С восходом солнца они были уже в пути. К полудню Уилл трижды выступил с речью и уже мог не пользоваться шпаргалками. Сотрудники Тома как следует поработали. Везде красовались своего рода стенды с броской информацией, действовали справочные бюро на общественных началах, гремели джазы и собирались изрядные толпы. В каждом городке Уилла встречали белые и черные руководители кампании. Уилл обменивался рукопожатиями с ними и неизменно фотографировался. Он отпускал комплименты женщинам и к вечеру уже привычно и с удовольствием целовал их щечки и, приобняв их, усмехался в объективы фотокамер.
День показался бесконечным. Завершив его, Уилл, сидя на кровати в мотеле к югу от Мейкопа, яростно массировал свои ноги.
– Вы были правы в отношении бутсов, – сказал он Тому. – Кожаные туфли не годятся. Том засмеялся:
– Я почти всегда прав. Привыкайте-ка к этому. Уилл лег на спину.
– У меня лицо горит от улыбок. Который час?
– Чуть больше десяти, Извините за еду, которую вам предложили в Кивейнисе, но мы не могли пропустить эту встречу.
– Не беспокойтесь, я там почти ничего не ел, – пробормотал Уилл. Он уже засыпал.
– Ол-райт, черт с ними, – воскликнул Том и потряс его плечо. – Необходимо подкормить вас бифштексом. Работая таким образом, нельзя сидеть на диете.
– Сжальтесь, – простонал Уилл. – Я хочу спать.
– Подъем завтра будет по расписанию, – сказал Том. – Успеете выспаться. Сейчас вы должны поесть и никуда вы не денетесь. Давайте же.
Уилл потащился в ресторан мотеля за Томом и Китти. Когда проходили бар, неряшливая женщина у стойки подняла за него стакан. Уилл помахал ей рукой.
– Уилл... – осуждающе произнес Том. Уилл вздохнул и подошел к стойке.
– Хэлло, как поживаете? – спросил он, широко улыбаясь. – Я Уилл Ли. И я определенно нуждаюсь и вашей поддержке на предварительных выборах.
Субботним вечером в Саванне в частной столовой загородного клуба Уилл общался с местными деятелями, которые, он надеялся, могли бы дать денег.
– Мы читаем о вас в газетах забавные, материалы, – услышал он скоро. – Что там происходит, Уилл?
– Мистер Партен, – сказал Уилл. взглянув на табличку с именем этого человека, – я искренне верю в свободную прессу. Но я не обязан верить всему, что читаю в газетах. И вам не советую.
Возник смех и, казалось, подвохов больше не будет, но с другой стороны зала поднялся кто-то еще.
– Мистер Ли, давайте, все выясним, – сказал он с явным акцентом. – Что же, вы – гомосексуал?
Уилл нашел глазами лицо этого человека, но не стал вглядываться в табличку с его именем.
– А где вы родились, если не секрет? – спросил он. Это был грязный прием, но и вопрос был нечист.
– Огайо, – нагловато и с вызовом сказал человек. – Здесь я живу два года.
– Тогда вот что, – сказал Уилл, – я здешний и знаю, в отличие от вас, что в Джорджии мужчина не задает другому мужчине такой вопрос... – Он сделал паузу и стало очень тихо. – ...Если, конечно, не хочет этого узнать, имея определенные цели.
Послышались смех и аплодисменты; янки напоролся на местного парня.
За одним из столиков молодая женщина, не понизив голоса, сказала сидевшему с ней мужчине:
– В этом парне ничего нет от гомосексуала. У меня глаз наметан.
Том Блэк, который стоял с ними рядом, позволил себе усмехнуться.
Мики Кин глядел на промежность девчонки. Забавно, подумал он, что только это место на ней прикрыто кожаной накладкой. Он сунул туда пятидолларовую бумажку. Девчонка тотчас села на корточки и деньги исчезли, как будто их не было. Не возместив ему пяти долларов, девчонка передвинулась к бару. Кин махнул бармену.
– Джим, еще стаканчик «Джимми Уокер», – прокричал он, преодолевая гомон и звуки музыки.
– Позволите мне угостить вас? – услышал он знакомый голос.
Кин развернулся. Рядом стоял Мэнни Пирл, облокотившийся на алюминиевые перильца костылей.
– Эй, мистер Пирл, как поживаете? – воскликнул Кин.
Ему нравился Мэнни Пирл, приятно было увидеть здесь этого человека.
– Зовите меня Мэнни, – сказал Пирл. Он взял у бармена бутылку шотландского виски и предложил: – Пойдемте, приятель, в мой офис.
В офисе Мэнни указал Кину на огромный диван, а сам уселся в кресло.
– Я прочитал кое-что в газетах, – сказал он, – и сожалею.
– Спасибо, – сказал Кин, плеснув себе виски.
– Что за чертовщина там происходит, в конце-то концов? – спросил Мэнни. – Допустимо ли, чтобы офицеры вроде вас покидали полицию?
– Не знаю, что происходит там, – ответил Кин, отхлебнув виски. – Но я бы дорого дал, чтобы знать. После того, как мы с Чаком засекли этого Перкерсона, все будто отстранялись от нас, вот как оно выглядело.
Мэнни помрачнел.
– Питмэн был классным детективом, – сказал он. – Я будто потерял сына, когда он погиб.
– Нельзя было позволить ему одному идти в этот сраный дом, – пробормотал Кин, наливая себе еще стаканчик. – Я оплошал.
– Выходит, вам надлежало взорваться вместе? – Мэнни покачал головой. – Это было бы вовсе глупо. Не ваша это ошибка. Скажите-ка мне, когда вы пошли в магазин, это было связано с. тем делом?
Кин коротко рассказал, что к чему.
Мэнни кивнул.
– Я так и думал. Послушайте, больше, пока не пейте, о'кей? Есть разговор – и серьезный.
Кин замер со стаканом в руке, а затем поставил его обратно на стол.
– Ладно, – произнес он. – Я весь внимание.
– Есть у вас, на что жить? Чем сейчас занимаетесь?
– Пью, – ответил Кин.
– Я так и думал. Хочу, чтобы вы сделали мне одолжение.
– Давайте.
– Ну, чтобы вы встали, взяли свой стаканчик и слили пойло в бутылку.
Кин поднялся, оперся на стол и вылил виски в горлышко бутылки, ни капли не пролив.
– Это первое одолжение, – сказал Мэнни. – Следующее заключается в том, чтобы вы снова себе не налили.
– Что дальше, Мэнни?
– Послушайте, Майкл...
– Лучше – Мики.
– Мики, я битый и травленый парень. И я могу точно сказать, когда пить виски для того или иного человека – это очень плохой бизнес. Это самоубийство. Можете ли отказаться от этого?
– С какой стати, Мэнни? Для чего?
– Для меня. Хочу предложить вам работу. Но вы мне нужны трезвым как стеклышко.
– Спасибо, мистер Пирл, ценю вашу заботу, но из меня не получится вышибала.
– Не вышибалой, Мики.
– Да я и в бармены не гожусь.
– Речь не об этом.
– Что же тогда?
– Хочу, чтобы вы мне нашли того парня, того Перкерсона. Для меня лично.
Кин выпрямился.
– Думаю, наше полицейское управление в этом не заинтересовано. Так мне кажется, – сказал Мэнни.
– Так показалось и мне, – сказал Кин. – Готов платить вам тысячу долларов в неделю, чтобы вы его выследили и взяли.
– Хотите его прикончить?
– Нет, я законопослушный гражданин. И вы не преступник. Этого парня надо арестовать и отправить за решетку. Я-то знаю, как он опасен. Другое дело, если придется пришить его в порядке самозащиты. Это понятно. Но лучше отдать его в руки закона и самому не нарваться на пулю.
– Полагаете, что я справлюсь один получше, чем все управление?
– У вас есть мотив, дружище. Мотивация – главное в бизнесе, как и во всем. Вы стремитесь взять Перкерсона. Я также.
– Но у меня уже нет никакого доступа к материалам отдела убийств, полицейским компьютерам и всему такому.
Мэнни улыбнулся.
– Вы добудете все, что нужно. Не этим ли вы занимались в том магазинчике, где вас прихватили копы? – Мэнни поднял палец. – Только не попадайтесь, дружок. А накроете Перкерсона, получите от меня пятьдесят тысяч баксов.
– Это очень уж щедро, мистер Пирл, тем более, что в свое время я поклялся памятью Чака разделаться с этим гадом.
– Это не так уж щедро. Вам нужно жить, как и всякому. И еще: я помещу в газетах объявление о премии. Сто тысяч долларов тому, кто поможет в розыске. Как вы на это смотрите?
– Годится, Мэнни. А если кто из полицейского управления поможет мне в этом деле, прислушаетесь к моему слову? Он получит премию?
– Сделаю все, как скажете, – подтвердил Мэнни. – Теперь вернемся к проблеме пойла.
– Завязываю, не сомневайтесь, – сказал Кин.
– Хорошо. Есть у вас долги, не запаздываете с какими-то платежами?
– Вы хорошо разбираетесь в людях, мистер Пирл.
– Мэнни. Не зовите меня мистером. Даже девчонки зовут меня Мэнни.
– Мэнни...
Мэнни повернулся со своим креслом к сейфу, открыл его, вынул стальной ящичек.
– Вот пять тысяч баксов, – сказал он. – Вычту их при расчете из пятидесяти тысяч, когда закончится дело. Это вас выручит, Мики?
– Определенно.
Мэнни достал из сейфа коробку и передал ее Кину без слов.
В коробке был пистолет девятимиллиметрового калибра.
– Надежная вещь, – сказал Мэнни. – Я купил два. Вдруг кто зайдет по следам Перкерсона. С этим предметом мне как-то спокойнее.
– Спасибо, – сказал Кин. – А то мне свой пришлось сдать.
– Я и не сомневался, – заметил Мэнни. – Носите пушку на доброе здоровье. – И повторил: – Вещь надежная.
Офис в Атланте гудел от голосов. Тетка Элоиза расхаживала среди молодых добровольцев и слушала их телефонные разговоры. Перед каждым из них были бланки кредитных карточек; стопка заполненных карточек возрастала.
– Положение с деньгами на этой стадии благополучно, – сказал Уиллу Том Блэк. – На связи работает ваш отец, и у него хорошо получается.
– Ладно уж, Том, излагайте плохие новости.
– Начинаете узнавать меня, не так ли? – сказал Том, покачивая головой. – Плохие заключаются в том, что телефонная компания потребовала депонировать пятьдесят тысяч долларов для телефонного банка.
– Что такое?
– Ну, мне удалось уговорить их ограничиться тридцатью. Эту новость отнесите к разряду хороших.
– Она была бы хорошей, если бы были деньги, – сказал Уилл.
– У нас они были. Хотя, когда я заполнил чек, на счету оставалось восемь долларов сорок центов. – Он поднял руку. – Но с тех пор появились еще: ваша тетя Элоиза работает превосходно.
– Она освоила эту механику, – сказал Уилл, – еще в пору кампаний отца. А где он?
– Наверху в кабинете.
– Пошли же, посмотрим как у него дела.
Они прошли в большой старомодный кабинет Уилла.
Билли Ли говорил по телефону; он предостерегающе приложил палец к губам.
– Вот что, Марвин, – говорил он, – хорошо будет, если каждый себе найдет кого-то, затем они подберут еще по одному. Справедливо? Ол-райт. Да, в воскресенье после полудня, при подтверждении станции. А вы получите одобрение Мака. Нет, я не кладу трубку. Прекрасно знаю, что он рядом с вами. – Прикрыв трубку ладонью, он бросил Тому: – Думаю, мы добрались до него.
Уилл был озадачен: «Добрались до кого? До Мака Дина? В каком смысле?»
– Погоди минутку, – сказал Билли в телефон. – Да, Марвин, мы договорились. В воскресенье в три часа по Пи-би-эс. Нет, не знаю. Я пока и не говорил с Уиллом. Да, я поставлю вас в известность. Пока. – Билли обернулся к Уиллу. – Твои первые дебаты с Маком состоятся в воскресенье в три часа.
– Как это ты вынудил его согласиться? – спросил Уилл с удивлением.
– О, У меня в рукаве есть еще козырные карты. Пока что он согласился на две телевизионные встречи; я пытался подвигнуть его и на третью, но он уперся. Если сочтет, что выступает удачно, пойдет и еще на одну.
– Ну, будь я проклят, – сказал Уилл. – Не думал, что мне повезет сойтись с ним лицом к лицу.
– Погодите, – заметил Том, – не перевозбуждайтесь. Вы еще не выиграли этих дебатов. Не стоит недооценивать Мака Дина. Я видел записи его прошлых дискуссий. Необходимо, чтобы вы познакомились с этим материалом.
– Мак выбрал Шерл и Скотт, дикторшу шестого канала, она выступит вместе с ним. Нам тоже нужно иметь кого-то, и каждая пара захватит с собой в эфир еще одного участника.
– Я слышал, Мак иногда обжимает ее, – сказал Том.
– Шутите, – заметил Уилл. – Он старше ее лет на двадцать пять.
– Я уже советовал не недооценивать его, не так ли?
– Кого ты хочешь, Уилл? – спросил Билли.
– Мне не важно. Выбери сам кого поприятнее и пусть назовет еще одного. Лишь бы не леди из воскресного журнала.
– Я слышал, ей не понравилась Атланта, она подумывает вернуться в Вашингтон, – сказал Том.
– Значит, получила взбучку?
– Никто ни в чем не признается, но кое-кто меня информировал, что парень, который снимает ее квартиру в Вашингтоне, предупрежден о необходимости съехать оттуда.
– Надеюсь, это правда. Скатертью дорога!
– Да, – засмеялся Том. – Но она подождет вас в Вашингтоне.
– Приятная мысль, спасибо.
Накануне дебатов, в субботу, Уилла шесть часов сряду натаскивали Том Блэк, Китти Конрой и отец. Они совершенно выдохлись, уже были не в силах придумать, о чем бы еще его спросить.
– Сдаюсь, – сказал Билли Ли. – Не могу тебя сбить.
– Вы в форме, Уилл, – сказал Том, – Маку придется туго, если все пойдет так.
– Но вот что, Том, – сказал Уилл. – В жару я сильно потею. Проследите, чтоб в студии работал кондиционер, пожалуйста.
– Сделаю, что смогу, но когда включаются микрофоны, там отключается охлаждение; держите наготове свежий платок. Когда говорить будет Мак, разок-другой промокните лицо – только не вытирайте, смажете грим, и не пытайтесь определить, какая камера работает, это очень сбивает. В принципе, если говорит Мак, его лицо дают крупным планом, он в кадре.
– О'кей. Еще какие советы?
– Не смотрите в объектив, а только на собеседника. Это будет выглядеть естественно. Дальше: садитесь, обжав на себе пиджак, чтобы он не топорщился, когда положите руки на стол и наклонитесь.
– Я видел в кино, как это делается.
– Хорошо. Будьте поувереннее и пописайте перед стартом. Не серьезничайте. У вас есть чувство юмора, не забудьте. Не называйте Мака губернатором, если он первый не назовет вас «мистер Ли». Будет называть вас Уилл, зовите его Маком; вы должны быть равны и в этом. Не пользуйтесь никакими бумажками, лучше уж импровизируйте. Для начала идите по тексту, который вы уже отработали. Это и будет ваше вступление к дискуссии. У меня все. – Том умолк, никто ничего не хотел добавить. – О'кей, поспите-ка ночью хорошенько. Это последний совет.
В ночь на воскресенье Уилл, однако, долго не мог уснуть. Он думал о Кейт, и его томило желание. Не мог он сердиться на нее. Они не были вместе с кануна Рождества, и ему не хватало ее. Конечно, она читала газеты и знала о гибели Джека и всей возне вокруг этого. Но она и не позвонила. Просто перестала общаться с ним после четырех лет близости. В этом не было смысла и логики.
В конце концов он все же уснул, но и во сне видел Кейт.
Утр ом Уилл пролистал газеты, сделал пару телефонных звонков и вместе с Томом выслушал предложение Мосса Малле, руководителя местной социологической службы. Договорились организовать опрос по всему штату, с целью выяснить общественное мнение сразу после телевизионных дебатов.
По пути на телестанцию в машине Уилл обсудил с Китти и Томом несколько идей, которые посетили их со вчерашнего дня. Они прошли в студию, и Уилл тотчас же взмок, такая там стояла жара.
– Проклятие, они же мне обещали, – сказал Том, исчезая в застекленной будке, где находилась какая-то женщина.
Вскоре заработал кондиционер.
– Как поживаете, Уилл? – произнес знакомый раскатистый баритон.
– Хэлло, Мак, – ответил Уилл. – Хорошо выглядите. Между тем под глазами губернатора были отеки, лицо его показалось Уиллу каким-то воспаленным. Оно раскраснелось.
– Вот вы, действительно, в полном порядке, – ответил губернатор. – Наслаждаетесь ходом своей кампании?
– Пока все в норме, – сказал Уилл, не зная, как до начала дебатов избавиться от Дина.
Спасла его женщина-гример, она увела губернатора в недра студий.
Появился Том.
– Так лучше? – спросил он.
– Да. Надеюсь, пока мы начнем, тут станет малость прохладнее. – Уилл промокнул лицо, и тут же его пригасили гримироваться.
Когда он вернулся, в студии уже были четверо репортеров, которым предстояло работать в эфире с участниками дебатов. В роли посредника должна была показаться зрителям дама из Лиги избирательниц.
Мак Дин занял место за столиком против Уилла. Усаживаясь, Уилл увидел лицо Дина на мониторе, и был изумлен – тот выглядел киногероем. Коричневый тон грима оттенял седину губернатора и сочетался с его золотистым галстуком. Уилл занервничал.
Он рассеянно выслушал посредницу, объяснившую правила дебатов, потом режиссер потребовал для себя минутку, и все погрузились в какие-то свои заметки. Уилл попробовал сосредоточиться – у него не было под рукой никаких шпаргалок, – но в голову лезла всякая ерунда. Наконец вспыхнули прожекторы и стало жарко, поскольку воздушное охлаждение выключилось.
– Добрый день, – сказала в пространство посредница, – и добро пожаловать на первую встречу, как мы надеемся, из серии дебатов между кандидатами демократов от Джорджии в сенат Соединенных Штатов: слева, если смотреть на экран, сидит губернатор Мак Дин, справа вы видите мистера Уильяма Генри Ли Четвертого.
Уилл не слышал своего полного имени с тех пор, как получал диплом в Школе права. Он постарался не заморгать.
– Сначала краткие заявления кандидатов, – сказала посредница, – затем они ответят на вопросы газет и телевидения; позвольте представить вам репортеров...
Уилл обратил внимание на Шерли Скотт, высокую, белокурую дикторшу, о которой Том Блэк говорил, что она спит с Маком Дином. Шерли подняла взгляд от блокнота и профессионально улыбнулась. – Начнем с мистера Ли, – сказала посредница.
Эти слова были для Уилла подобны раскату грома. Он же выиграл жеребьевку! И объявил, что будет вторым. Смущенный, он проглотил поднявшийся к горлу ком.
– Добрый вечер, – уставясь в камеру, начал он. Но режиссер отчаянно замахал, указывая на вторую камеру, где горел красный огонек.
– Добрый вечер, – повторил он. переменив положение, – мое имя Уилл Ли, и я баллотируюсь в сенат Соединенных Штатов. – Какого дьявола он это говорит? Все это знают и так. Он заставил себя успокоиться. – В последние восемь, лет я имел честь работать, рядом с величайшим сенатором Соединенных Штатов, которого дала Джорджия; последние четыре года в качестве руководителя его аппарата. Знаю, что сенатор Карр смотрит сегодня нашу программу, и мы шлем ему свои приветствия и пожелания быстрее поправиться... – Уилл вовсе не собирался говорить этого, оно пришло как-то само. Действительно, сенатор должен смотреть телевизор. – Под руководством Бенджамина Карра я узнал многое, можно сказать, получил специальное образование в том, что относится к работе сената Соединенных Штатов; и я хочу теперь применить эти знания на пользу людям Джорджии. – Капелька пота сбежала по лбу Уилла и пропутешествовала вдоль носа. – Я только что возвратился в Атланту после недельной поездки по нашему штату и ободрен интересом, проявленным земляками к моим идеям. Людей занимают вопросы укрепления семьи, они занимают и меня; люди требуют, чтобы правительство управляло страной разумно и экономило деньги налогоплательщиков. Этого добиваюсь и я... – Уилл будто в пропасть летел. Он совершенно забыл отработанный текст. – Но это лишь самые общие замечания. Надеюсь, мне зададут вопросы, на которые я постараюсь ответить. Если кого-то мои сегодняшние ответы не удовлетворят, пишите мне, и я. позабочусь, чтобы вы получили быстрый ответ. Благодарю вас. – Боже, и это импровизация! Откуда эта идея – «пишите мне письма»? Это внезапно пришло ему в голову.
– Благодарю вас, мистер Ли. Теперь послушаем губернатора Дина.
На экране монитора возникло спокойное, уверенное лицо губернатора. Уилл торопливо утерся платком, на миг позабыв о своем гриме. Оставалось только надеяться, что он не смазал его. Он быстро похлопал себя по лбу и щекам.
– Хэлло, – с теплотой произнес Мак Дин в камеру. – Я хотел бы начать с приветствия Уиллу, включившемуся в предвыборную борьбу. Собственно говоря, я знал этого парня большую часть его жизни. Он еще был учеником средней школы, когда мы, его папа и я, повели его на экскурсию в палату представителей Джорджии. Учась в колледже, он работал помощником репортера в том комитете нашего сената, где я был председателем, а когда он вошел в команду моего давнего друга Вена Kappa, я был уже вашим губернатором. Приятно видеть молодых людей Джорджии, испытывающих тягу к политике. Не сомневаюсь, что когда-нибудь из Уилла выйдет прекрасный выборный деятель.
Трахнутый негодяй, думал Уилл, поеживаясь под бременем воспоминаний губернатора. Он потер лицо, опять позабыв о гриме.
– На протяжении двадцати пяти лет государственной службы я всегда на первое место ставил заботу о людях, а вы отвечали мне пониманием, доверяя мне государственные посты. Надеюсь и верю, что вы приняли во внимание мою программу в этой кампании и мою службу Джорджии и сочтете, что я достойно представлю ваши интересы в высшем законодательном органе страны, сенате Соединенных Штатов. Сделав это, можете не сомневаться, что в сенате у вас будет друг.
Уилл постарался взять себя в руки и, кажется, смог обрести уверенность. Журналисты забросали кандидатов вопросами. Уилл отвечал на них коротко и конкретно. Мак Дин, наоборот, маневрировал, обобщал, заверял. Так продолжалось без перерыва в течение часа.
Когда до конца дебатов осталось меньше минуты, посредница вдруг сказала:
– Последний вопрос – от Шерли Скотт из новостей шестого канала к мистеру Ли.
– Мистер Ли, – обратилась к нему Скотт с выражением искренней озабоченности, – как вы знаете, были сообщения о вашем участии в лобби гомосексуалов, орудующих на Капитолийском холме, и меня интересует...
Уилл не дал ей закончить.
– Ни о чем таком я не знаю, мисс Скотт, – сказал он дрожавшим от гнева голосом, готовый встать и вышибить из нее дух, – а также не знаете и вы. Назовите источники ваших сведений!
Скотт ухитрилась принять удивленный вид:
– Почему же, ведь я...
– Насколько мне известно, таких сообщений нигде не было, – сказал Уилл. – А если любой представитель средств массовой информации, включая и вас, публично выскажет такое предположение, я до заката того же дня подам на него в суд...
– Боюсь, ваше время вышло, – прервала посредница. Ей было явно не по себе. – Благодарю вас за участие в передаче. Всего вам доброго.
Студию заполнила музыка.
Уилл встал и направился к столу, где сидела Шерли Скотт; он приостановился на миг из-за микрофона, прикрепленного к отвороту пиджака, сдернул его и продолжил движение к Скотт.
Режиссер завопил:
– Ради Бога, нас еще снимают!
Уилл вновь на мгновенье остановился, и студия погрузилась в темноту. Он ничего не мог рассмотреть, затем Том Блэк вывел его в боковую дверь.
– О Боже, – произнес Уилл уже в машине, снимая платком с лица грим. – Что я наделал!
– Расслабьтесь, – посоветовал Том Блэк. – Не так уж это, думаю, плохо. Вышли из себя, вот и все.
– Ваша реакция естественна, – заметила Китти. – Был бы у меня пистолет, я бы пристрелила ее на месте.
– Но я же все перепутал! Я забыл свои вводные замечания; я потел и вытирал лицо; Мак сидел там, как Чеширский кот, изрыгал пошлости и, вероятно, был принят с восторгом.
– Что ж, может быть, в чем-то вы были слишком конкретны, – проговорил Том. – Но это неплохо.
– Видно было, что вы знаете, о чем говорите, – вставила Китти.
– Послушайте, я ценю эти попытки утешить меня, но, по-моему, произошла катастрофа.
– Просмотрим запись, когда доберемся до офиса, – заявил Том. – Мосс Малле скоро сообщит результаты телефонного опроса зрителей. Узнаем, какое впечатление передача произвела на электорат.
Уилл сидел молча, поглядывая в окно. Китти и Том обменялись, взглядами. Китти остановила машину перед штаб-квартирой.
– Я не пойду внутрь, – сказал Уилл. – Позвоню позднее.
Он направился к стоянке машин, оставив Тома и Китти у входа, сел в машину и поехал в аэропорт, действуя совершенно непроизвольно. Паника отступала. Несколькими минутами позже он был уже у своего самолета и стал готовить его к полету. Полоса была свободна. Он запросил диспетчерскую, получил разрешение на взлет и поднялся в небо.
Курс его был на юг. Высота три тысячи футов, в зоне, контролируемой терминалом Хартсфилдского аэропорта. Затем он поднялся на девять тысяч, повернул к радарному маяку Мейкона и передал управление автопилоту. Отстегнув, чего никогда не делал, ремень безопасности, он отодвинул назад сиденье и откинулся на подголовник. Вскоре он уже спал.
– Ноябрь-один-два-три-Танго, подлет к контрольной станции Мейкона, слышите?
Уилл очнулся. Аэроплан держал взятый курс. Шум мотора был ровным, все в норме. Осталось около десяти миль до Мейкона. Оттуда его и вызвали, с контрольного пункта. Радар засек его в воздухе. Он настроился на волну.
– Подлет к Мейкону, Ноябрь-один-два-три-Танго.
– Ноябрь-один-два-три-Танго, – дублировала оператор-женщина с радара. – Подлет к Мейкону.
– Мой курс один-восемь-ноль, «Цессна сто восемьдесят два», А-Джи.
– Ваше место назначения?
– Частное взлетное поле, – сказал он, – площадка у Томасвилла.
– Роджер. Сохраняйте направление.
– Благодарю, Мейкон.
Солнце уже клонилось к закату, когда он посадил самолет на пастбище.
– Мистер Уилл, как поживаете? – спросил Джаспер, сверкая в улыбке зубами.
– Все в порядке, Джаспер. Как вы и Минни?
– Прекрасно. Вы здорово выглядели в телевизоре. Мы с сенатором наблюдали.
– Вы слишком добры, Джаспер, – сказал Уилл, подумав именно это. – А как сенатор?
– Примерно так же, а может, чуть лучше. Идите к нему наверх. Он не спит.
Уилл поднялся по лестнице и обнаружил, что сенатор самостоятельно поворачивается в постели. Он сел у кровати и взял руку старика.
– Счастлив видеть вас, сенатор, – сказал он. Джаспер попятился и прикрыл за собой дверь. Глаза сенатора остановились на лице Уилла. Его рука легко сжала руку Уилла.
Но выражение лица сенатора все еще было детское, черты неподвижны.
– У меня сегодня был плохой день, – сказал Уилл. – Я хочу рассказать вам...
Гаролд Перкерсон всматривался в зеркало, прикидывая, как он будет выглядеть без повязок. Он волновался. Усы он не сбрил – мешали бинты. К дому подкатил джип медсестры. Ее звали Сузи. При ней была медицинская сумка.
Она приготовила ему свинину на ребрышках и после того, как он насытился, внезапно сказала:
– Посмотрим-ка, тигр, каков ты теперь. Вынув из сумки кривые ножницы, она ловко разрезала все бинты и махом сняла их с его головы и лица.
– Дай посмотреть, – сказал он, начиная вставать.
– Подожди-ка минутку. – Она протерла его лицо тампоном ваты, смоченной в спирте. – Усы мне нравятся. С усами, малый, ты еще лучше. Готово. Можешь полюбоваться.
Перкерсон подошел к зеркалу в ванной. На него смотрел незнакомец. Уши прилегали к черепу, нос прямой, слегка шишковатый. Все выглядело естественным. Усики придавали физиономии своеобразие. Надеть твидовую куртку с кожаными заплатами на локтях, и он будет похож на артиста или художника. Была бы жива мамаша, даже она бы теперь не узнала Гаролда. Ну и ну!
Подошла Сузи с ручным зеркальцем.
– Глянь-ка на себя в профиль!
Перкерсон повернулся боком. Утолщение на кончике носа профиль не портило. Ноздри уменьшены. Все получилось о'кей.
– Нужно припудрить, – сказала Сузи. – Иди сюда и садись. – Он сел, она взяла свою пудреницу и ватку. – Вот, превосходно.
Он притянул ее, расстегнул на ней кофточку, лифчик и погрузил свою обновленную физиономию в ее большие груди.
– Ну уж иди ко мне, тигр, – сказала она и потянула его на кровать, ловко освобождаясь от всего, что было на ней надето.
– Не спишь? – спросила она потом.
– Засыпаю, – сказал он. – Никогда не было так обалденно.
– Ты мне по вкусу, тигр, понял? Иначе я бы не стала.
– А что теперь? Когда я отсюда выберусь? – спросил он.
– Сегодня. Сейчас.
Она легко встала и пошла к своей сумочке. Приятно было следить за ней, за свободными движениями ее тела. Она ничуть не стеснялась своей наготы, и было на что посмотреть.
Она извлекла из сумочки два конверта.
– Здесь твой адрес и номер твоего телефона, – сказала она, вручив ему первый. – Дом находится в Мариетте, квартира снята на имя Джеймса Росса, как значится в. твоих документах. В машине лежит чемодан, в нем все, что тебе может понадобиться. Усек?
– Ладно, – сказал он. – Давай другой конверт.
– Оставим на десерт, – сказала она. – Пока я еще разок хочу тебя поиметь, а то ведь уедем отсюда.
Еще с полчаса они всерьез занимались любовью, разнообразя позы и способы. Затем Сузи помогла ему собраться и отвезла его в своем джипе к «мазде», оставленной в километре от хижины. Чемодан был на заднем сиденье.
– Что ж, вот и все, – сказала Сузи. – Ты на ногах. Вернее, ты на своих колесах, и – действуй. – Она вручила ему второй конверт.
Он вскрыл его. Там был листок с инструкцией, напечатанной на машинке. Всего лишь несколько строк.
– Мне нравится, – сказал он, прочитав. – Очень даже нравится.
– Большой секрет? – спросила она, зардевшись от любопытства.
– На что тебе это сейчас? – усмехнулся Перкерсон. – Об этом прочтешь в свое время в газетах. Как только оно случится.
Она написала на клочке бумаги номер своего телефона.
– Запомни и позвони. Скажи, что ты Хэнк.
– Старейшина в курсе?
– Нет, – сказала она, – это наше дело. Он чмокнул ее в щеку, влез в свою машину и поехал к Атланте. Номер телефона Сузи он запомнил, бумажку пустил на ходу на ветер, запоздало подумав, что лучше бы – сжечь. Затем съехал на обочину и дважды прочитал задание. Оно отпечаталось в памяти. Перкерсон поднес к листку зажигалку и растер пепел подошвой своего большого ботинка.
Уилла разбудило солнце, ворвавшееся в окна гостевой комнаты на ферме Флет-Рок в доме Карра. Тут были цветные обои, кровать с пружинами и плетеные кресла.
Минни приготовила ему яичницу с жареным беконом.
– Доброе утро, мистер Ли, – сказала она. – В газете о вас написано.
Уилл взял чашку кофе и газету. Редакционная передовая в «Конститьюшен» осуждала Шерли Скотт за ее вопрос Уиллу во время дебатов. Губернатор Мак Дин, по сведениям газеты, высказался о своей непричастности к этому инциденту. Газета заключала:
«Мы еще не определили, кого из кандидатов поддержим на первичных выборах демократов, но полагаем, что Уилл Ли вправе претендовать на место в сенате Соединенных Штатов, а ложные обвинения из другого лагеря могут лишь вызвать бумеранг в его пользу. Хорошо бы, если бы губернатор Мак Дин и его сторонники подумали об этом».
Вошел Джаспер.
– Довольно хорошо, а? – сказал он, увидев газету.
– Неплохо, Джаспер.
– Звонил, мистер Том Блэк, но я ему сказал, что вы спите.
– Сам ему позвоню через пару минут, – сказал Уилл. – Сперва, знаешь ли, я позавтракаю. Окажу честь яичнице.
– С вами все в порядке? – спросил Том, когда Уилл разыскал его по телефону в штаб-квартире.
– Вполне.
– Мы тут забеспокоились.
– Хотелось, во-первых, побыть одному, а во-вторых. повидать сенатора. Что я и сделал.
– Как его дела?
– Немного лучше, мне кажется.
– Новости, которые я раздобыл, ему, я думаю, не повредят.
– Какие?
– Согласно первому опросу социологов, вы отстаете от Мака на одиннадцать пунктов.
– И это, по-вашему, хорошая новость?
– Хорошая она потому, что первый опрос Мосс Малле провел накануне дебатов, а после них вы уже отстали от Мака во мнении людей, сидевших у телевизоров, всего на три пункта, это вообще в пределах допустимой ошибки.
– Так, что ж, мы сравнялись?
– Мосс так не думает, поскольку не так уж много людей смотрело дебаты, но все-таки несомненно, что вы их не проиграли. Это во-первых. А во-вторых, вам выгодны публичные дискуссии с Маком. Вы смотритесь лучше, чем он.
– Ей-богу, не верится, что вчерашнее сравнение было в мою пользу.
– На экране все выглядит по-другому, чем в студии. Китти находилась в контрольной комнате, она дружит с директором программы, и он симпатизирует нам. Когда вы утирали пот, он устраивал так, что вас не была в кадре. И он подловил два момента, когда Мак выглядел не лучшим образом.
– А финал спектакля? Под занавес?
– Когда вы штурмовали студию, телезрители любовались корреспондентами. Им не дали на вас взглянуть.
– Рад слышать.
– В результате вы выглядели прилично. Но в следующий раз нельзя рассчитывать на везение, надо готовиться лучше.
– Когда же следующие дебаты?
– Вот это неясно, Уилл. Управляющий выборной кампанией Мака звонил мне нынешним утром, но не застал. Я пока не отозвался на его звонок.
– Полагаете, они передумают?
– У них есть свой возможности выяснить мнение избирателей, и я не исключаю, что Мак среагирует на факт падения своего рейтинга после первых дебатов и избежит повторения шоу.
– Дерьмо.
– Именно так. Нам с вами придется сосредоточить все силы на организации ваших выступлений по телевидению штата. Китти уже заручилась согласием телевизионщиков наряд интервью. По крайней мере, они бесплатны для вас.
– Мне нравится все бесплатное, но, кстати, как у нас с деньгами?
– Вы слышали когда-нибудь о бизнесмене Лартоне Питтсе?
– Король жареных цыплят?
– Тот самый. Сегодня он позвонил вашему папаше. Он видел дебаты, они произвели на него впечатление; он и его друзья хотят с вами встретиться.
– Когда же?
– Сегодня. Ленч в «Кэпител сити клаб».
– Тогда мне лучше уехать отсюда. Нельзя ли устроить, чтобы кто-нибудь встретил меня в аэропорту с чистой рубашкой и отутюженным костюмом? Все это можно взять в моем офисе.
– Конечно. Позвольте предупредить вас, однако. После разговора Питтс может предложить вам некоторые средства. Он и его группа доставали массу денег для некоторых кандидатов.
– Что он захочет в обмен?
– Не знаю, но наверняка многое.
– Как же, думаете, мне следует реагировать?
– Это ваше дело, Уилл. Я не могу советовать, чтобы вы обещали ему все на свете или послали его к дьяволу. Вы окажетесь наедине с ним и его гостями, и никто не узнает, о чем вы договоритесь. Все сказанное вами там и останется, понимаете?
– Что ж, – сказал Уилл, – в любом случае мне полезно их выслушать.
– Но будьте осторожны, малый, – сказал Том. – Может получиться жестко.
Уилл положил трубку. Его кампания продолжалась.
В фойе «Кэпител сити клаб» в центре Атланты Уилла встретил отец.
– Я приведу тебя, представлю – сказал Билли, когда они подымались на лифте. – Осунешься с ними наедине. Не давай обещаний больше, чем можешь выполнить. По существу, ты можешь вообще ничего не обещать. Я не стану винить тебя. – Двери лифта раскрылись, они прошли по коридору. – Нам сюда, – сказал Билли.
Дюжина мужчин расположилась стоя перед столом с напитками.
Невысокий, приземистый блондин средних лет шагнул навстречу Уиллу.
– Хэлло, я и есть Лартон Питтс.
Руководитель маленького оркестра, подумал Уилл.
– Здравствуйте, мистер Питтс, – сказал он с улыбкой.
– Называйте меня Лартон, малый, все так зовут.
Он познакомил Уилла с присутствующими. Двоих Уилл знал до этого лично – банкира и архитектора, еще нескольких – понаслышке, а трое или четверо были незнакомы.
– Не хотите чего-нибудь выпить, Уилл? – спросил Лартон.
– Если можно – охлажденного чаю, пожалуйста.
– А покрепче?
– Думается, сегодня разумнее будет воздержаться.
Питтс засмеялся:
– Билли, как вы?
– Благодарю, Лартон. – ответа Билли. – Мне, к сожалению, нужно идти, – Мановением руки он распростился со всеми сразу и удалился.
После недолгой и беспорядочной болтовни Питтс пригласил всех к большому столу; Уилла он усадил рядом с собой. Ленч прошел без особенных разговоров, и было подано кофе. Уилл чувствовал себя свободно, раскованно.
– Что ж, Уилл, – сказал Лартон. – Мы, все мы... задались вопросом, не захотели бы вы стать нашим человеком в Вашингтоне.
Уилл рассчитанно помолчал, торопиться не стоило.
– Я был бы рад стать вашим следующим сенатором, – сказал он, достаточно выждав.
Питтс тоже помолчал, прежде чем сказать свое.
– Мы ищем большего, Уилл. Мы хотели бы иметь в сенате кого-то, кто присматривал бы за нашими интересами.
Уилл открыто оглядел сидевших.
– Но здесь собрались разные люди, – сказал он. – Думается, различны и ваши заботы.
Заговорил банкир:
– У нас очень много общих интересов.
– Мы люди бизнеса, – сказал ему в тон промышленник. – Как вы в принципе относитесь к бизнесу?
– Считаю, мы бы не стали значительной страной без массы преуспевающих предпринимателей.
– По-вашему, дело Америки – развивать бизнес?
– Так-то оно так. Но, я думаю, мы никогда уже не вернемся в двадцатые годы – имею в виду экономику США – и лучше бы всем понять это.
– Вы не верите в экономику свободного рынка? – спросил кто-то.
– Джентльмены, мы знаем, что такой вещи нет: по существу, ее у нас не было в этом столетии. Я верю в разумно регулируемый капитализм.
– Регулирование! – фыркнул промышленник. – Рональд Рейган избавил нас от него.
– Да нет же, – ответил Уилл. – Просто его администрация игнорировала некоторые закономерности. И это нам дорого обойдется, особенно в отношении охраны среды нашего обитания. Именно бизнесменам придется, я думаю, раскошелиться, ликвидируя последствия близорукости государственных служб.
– Вы говорите, как социалист, – сказал кто-то.
– Глупости, извините, – заявил Уилл. – В нашем конгрессе нет, слава Богу, ни одного социалиста. Если Тед Кеннеди был бы англичанином, он оказался бы членом консервативной партии. Я не придерживаюсь какого-либо направления; думаю, я реалист. Вот моя партия. И я считаю, что в годы Рейгана в правительстве было недостаточно реалистов.
– Видит Бог, это правда, – воскликнул архитектор-строитель.
Уиллу стало полегче от сознания, что кто-то здесь с ним хоть в чем-то согласен.
– Ваш босс, Бен Карр, не однажды поддерживал Рейгана.
– Сенатор Карр поддерживал его, когда полагал, что тот прав. Ну и, честно говоря, иногда, когда так не считал. Бенджамин Карр – политический деятель; он знает реальную жизнь.
– Придерживаетесь ли вы взглядов сенатора Карра на оборону?
– Кажется, я несколько консервативнее его в отношении к этой сфере.
– Более консервативны, чем Бен Карр?
– Имею в виду, что я жестче.
– Может быть, вы хотите сказать, что более либеральны.
– Нет, по-моему, термины «либеральный», «консервативный» и другие употребляют сейчас не в соответствии с содержанием этих понятий. Их в наибольшей мере используют для обвинений. Если настаиваете на ярлыках, то меня тогда отнесите к разряду умеренных. А по сути я консерватор, когда дело касается бюджета, в частности, расходов на оборону.
– Вы бы голосовали за сокращение оборонного бюджета? – спросил Питтс.
– Я думаю, мы должны получать за свои деньги самое лучшее. В данном случае – максимально эффективную национальную оборону при затратах меньших средств. А попросту так: часть денег, отпущенных на оборону, у нас с вами просто крадут.
Какой-то человек, сидевший по другую сторону стола, подался вперед.
– Я оборонный подрядчик, – сказал он. – Правда, не самый главный. Полагаете, я краду у своей страны?
Уилл улыбнулся в ответ.
– Вы не представляетесь мне вором, сэр. – Он подался навстречу и взглянул в глаза вопрошавшему. – Но если, не дай Бог, дело так обстоит, то, на мой взгляд, вам надлежит сидеть в тюрьме, а деньги, полученные вами, использовать на другие программы, либо вернуть налогоплательщикам.
Наступило неловкое молчание, затем подрядчик сказал:
– Что ж, это было бы справедливо.
– Уилл, – сказал Питтс, – мы в состоянии мобилизовать для вас массу денег, если мы сочтем, что это в наших интересах. Но на какого рода сотрудничество мы можем рассчитывать, послав вас в сенат?
Уилл откинулся в кресле.
– Мистер Питтс, для людей, которые поддерживают мою кандидатуру, мои уши всегда открыты. Находясь в своем офисе, я отвечаю на ваши телефонные звонки, я вникаю в ваши проблемы и, если вы правы, поддерживаю ваши позиции. Вы можете быть не всегда довольны тем, как я голосую, но у вас наверняка будет возможность сообщить мне ваше мнение до того, как я подам голос в сенате.
– Будете прислушиваться к нам лично? – спросил кто-то.
– Всегда, когда смогу. Но если я буду избран, то собираюсь тотчас же найти кого-нибудь такого, как я, и посадить его делать для меня то, что я делал для сенатора Карра в последние годы. Это будет парень, с которым вы будете рады потолковать, когда я сам почему-либо сделать этого не смогу.
Заговорил незнакомец, до этого не проявлявший себя:
– Молодой друг, надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь: если мы даем деньги на вашу кампанию, мы должны быть уверены, что вы проявите лояльность и будете нашим, когда нам понадобится.
– Мистер Уильямс, – сказал Уилл, прочитав имя этого человека на лацкане его пиджака, – это звучит так, как если бы вы хотели купить очередного политического деятеля. Что ж, если так, купите себе Мака Дина, он поступил в продажу.
В комнате воцарилась тишина.
Ее нарушил снова Уилл.
– Но Мак Дин не будет следующим вашим сенатором, – сказал он уверенно. – Уже осенью наш губернатор займется опять своей фермой. В сентябре я стану официальным кандидатом демократической партий, а в ноябре – буду избран в сенат.
Лартон Питтс вытащил из кармана листок бумаги.
– У меня результаты опросов; судя по ним, если выборы состоялись бы завтра, Мак победил бы вас, поскольку вы отстали от него на одиннадцать пунктов.
– К счастью, – сказал Уилл, – выборы будут не завтра, и подозреваю, что на этом же вашем листке значатся другие цифры, выявленные после телевизионных дебатов. Они свидетельствуют, что Мак Дин теряет шансы. Он был никчемным губернатором. Если его изберут в сенат, он станет там человеком-невидимкой. Может быть, в ваших интересах – и наверняка в интересах штата – иметь там своего человека, понимающего всю кухню законотворчества, человека, который обретет там вес и сможет использовать свое влияние во благо избирателей.
– А как обстоят дела с республиканским кандидатом? -спросил Уильямс. – Думаете, сможете победить его?
– Я слышал, – сказал тут Питтс. – что съезду наших республиканцев придется выбирать между Джимом Уинслоу и преподобным Доном Беверли Кэлхоуном. Успеха добьется, вероятно, Джим Уинслоу.
– Мистер Питтс, – весело сказал Уилл, – я лично не думаю, что Джим Уинслоу мог бы победить Мака Дина.
Это замечание вызвало гомерический смех как раз тогда, когда Уилл подумал, что нужна некоторая разрядка.
– Похоже, вы правы, – хихикал Питтс. – Как ни странно, старине Кэлхоуну там придется труднее, хотя он и смущает умы многих республиканцев.
– Думаю, что и вы правы относительно обоих, – сказал Уилл.
– Собираетесь ли голосовать за повышение налогов? – спросил Уильямс, прорываясь сквозь затухающий смех. – Демократы любят поднимать налоги.
– Это вообще-то, по-моему, сказка, – ответил Уилл. – Не знаю политического деятеля, который любил бы повышать налоги, и я не исключение. Проголосую за увеличение налогов лишь в том случае, если не будет другого способа получать необходимые стране доходы. Но, полагаю, есть много возможностей утрясти бюджет и срезать существующий дефицит, обеспечив средствами необходимые программы.
– Вы говорите о социальных программах?
– Да, о некоторых из них, – сказал Уилл. – Частное предпринимательство, как бы велико ни было его значение, само по себе не справится со всеми проблемами. Всегда будут люди, нуждающиеся в помощи общества, и наше правительство будет им помогать. Может быть, не в такой степени, как в шестидесятые и семидесятые годы, но нельзя, чтобы в этой стране люди умирали от голода. В общих интересах сделать так, чтобы бедняки могли сами поддерживать свое существование, что-то производили и платили соответствующие налоги.
– "Бедные всегда будут с вами", – привел кто-то текст из Священного писания.
– Может и так, но, на мой взгляд, нельзя допустить, чтобы они умирали, доказывая это. Вряд ли кому-то из нас, собравшихся здесь, в последние времена пришлось голодать из-за отсутствия денег на еду, но кто-то, может быть, знает по своему опыту, что это такое и что при этом чувствуешь.
Лартон Питтс посмотрел на часы.
– Уилл, я обещал, что мы освободим это помещение в два, а сейчас уже десять минут третьего. – Он встал и подал Уиллу руку. – Спасибо за согласие встретиться с нами и откровенность. Мы еще кое-что здесь обсудим, не отнимая вашего времени.
Уилл поднялся.
– Спасибо и вам, джентльмены, – сказал он. – Ваше время тоже недешево.
Оказавшись на улице, он мысленно воспроизвел обстановку двухчасового разговора: Некоторые из присутствовавших не сказали ни слова, один или двое были враждебны; ничьей симпатии он не почувствовал, только вежливость. Были тут такие, может и в большинстве, которых больше устроили бы Мак Дин или Джим Уинслоу, а то и преподобный фанатик Дон Беверли Кэлхоун.
Ни в этот день, ни к концу недели от Лартона Питтса и его группы сигналов не поступило. Управляющий выборной кампанией Мака Дина провел пресс-конференцию, объявив отказ от дальнейших публичных дебатов. Он сообщил, что его кандидат будет слишком занят в разъездах по штату. По слухам, губернатор решил оплачивать коммерческую рекламу по телевидению.
Гаролд Перкерсон медленно ехал по аллее, разглядывая здания по обе стороны. Машину, неприметный «форд», он угнал с автостоянки за несколько кварталов отсюда.
Подъехав к гаражу известного заранее дома, он затормозил, достал из портфеля прибор дистанционного управления и направил его на дверь; она со скрипом скользнула вверх. Он поставил машину в гараж, и дверь опустилась. Он вылез с портфелем в руках. Руководствуясь грубо начертанной схемой, нашел грузовой лифт, вошел в него нажал кнопку третьего этажа. Коридор был широк, комната, в которой он оказался, пуста и просторна. Это был выставочный зал, окна выходили на улицу.
Перкерсон чуть раздвинул тяжелые шторы правого окна. Его на мгновение ослепило солнце. На улице небольшая толпа осаждала здание с надписью на фасаде «ПРЕДРОДОВАЯ КЛИНИКА МИЛТОНА».
Толстая женщина выставила лозунг: «УБИЙЦЫ ДЕТЕЙ, БОГ НАБЛЮДАЕТ».
Она сидела на краю тротуара, а с ней еще два десятка людей с примерно такими же плакатами. На одном слово «клиника» было перечеркнуто и вместо того значилось «камера пыток».
Неподалеку расположилась дюжина полицейских в форме. Они оберегали от пикетчиков проход к подъезду клиники.
Перкерсон поглядел на свои часы: четверть девятого.
Скинув плащ, он достал из глубокого кармана складной стульчик и расставил его возле шторы. Затем вытащил из портфеля винтовку, собрал ее и приладил оптический прицел и глушитель. Во втором глубоком кармане плаща находился легкий фотоштатив. Расставив его на ковре, Перкерсон выверил высоту и опять взглянул на часы.
Внизу окна, перекрытого шторами, была удобная форточка. Она открывалась внутрь. С улицы донеслось хоровое пение. Это был гимн, который Перкерсон сам не раз пел еще мальчиком в церкви. Чуть отодвинув штору, Перкерсон приладил к штативу винтовку, вложил обойму, установил дистанцию – всего четыреста футов, как на стрельбище. Ветра не было.
В прицеле всплыло черное лицо полицейского, затем и парадная дверь клиники. Обзор был хорош. По неподвижной цели – не промахнешься.
Фургон остановился перед клиникой без пяти минут девять. Значит, на пять минут раньше.
Из машины вышел человек, в котором он узнал доктора Милтона, а затем и женщина в белом халате, стало быть – медсестра. Толпа истерически заорала.
Перкерсон прильнул к прицелу и постарался расслабиться. Времени ни на что не осталось.
Когда Милтон был у самой двери, один из пикетчиков бросился в проход и остановил его. Милтон обернулся к полицейскому и поднял руку.
Перкерсон поймал в центр прицела грудь доктора и с выдохом, как полагается, плавно спустил крючок. Пуля отбросила доктора к стене. Перкерсон чуть сместил прицел и еще раз нажал спуск. Голова медсестры, показалось, тотчас же разлетелась на куски.
Пение пикетчиков сменилось воплями. Люди разбегались. К женщине бросился полисмен.
Перкерсон оставил форточку открытой, позволил шторам сомкнуться и в несколько секунд разобрал винтовку, сунул ее в портфель, а стульчик и штатив устроил в карманах плаща и, окинув все взглядом, перекинул плащ через руку. По ковру он пробежал бесшумно... Когда садился внизу в машину, его дыхание было слегка учащенным.
Покинув гараж, он притормозил на аллее: ее загораживал мусоровоз. Двое рабочих опорожняли емкости в подъемник грузовика.
Позади на аллее в двадцати пяти ярдах стоял без водителя почтовый фургон, загородивший обратный проезд...
Ловушка?.. Через минуту кругом здесь будет полно полицейских; издали уже слышны сирены машин. Вернуться в гараж и выйти из здания через парадный вход – это самоубийство. Угодишь в лапы копов.
В зеркальце заднего вида появился почтальон, забирающийся в свой фургон. Водитель сидел в кабине. Почтовики подъехали сзади почти вплотную к «фордику» Перкерсона. Водитель нетерпеливо постукивал пальцами по баранке руля.
Перкерсон надел солнечные очки, скрестил руки и замер. Мусорщики не обращали на него внимания, но если бы поглядели, увидели бы лишь его руку, прикрывшую низ лица, и темные очки. Он снова посмотрел в зеркальце: почтальон вылезал. У Перкерсона кровь застучала в висках. Со лба полил пот. Почтальон шел к мусоровозу, но тот внезапно двинулся вперед по аллее, и почтальон повернул обратно.
Перкерсон вытер перчаткой пот со лба и бровей и тихо двинул свою машину почти впритык за мусоровозом. Сирены полицейских звучали в нескольких сотнях метров.
Грузовик с мусором, снова остановился, на этот раз подавшись чуть влево. Рабочий махнул Перкерсону, приглашая проехать. Утирая левой рукой лицо и прикрыв его таким образом, Перкерсон медленно обогнул махину мусоровоза и обрел свободу.
На перекрестке он резко затормозил, пропуская идущие поперек полицейские машины. Свернув затем вправо, он стал понемногу увеличивать скорость. Но следующий перекресток был перекрыт светофором. Сзади появилась пара полицейских машин, а еще две проследовали справа налево. Сигнал светофора переменился, и через пять минут Перкерсон уже катил по скоростной дороге, на полную мощность включив воздушное охлаждение.
Однако еще нельзя было расслабляться. Он повернул с Пьедмонт-роуд и подобрался кружным путем к автостоянке, откуда увел машину. Место ее пустовало. Поставив «форд», он вышел с плащом и портфелем и тщательно проверил, не забыто ли что. Владелец и не поймет, что кто-то ею воспользовался. Не должен понять.
Сняв, наконец, перчатки, ставшие влажными, Перкерсон быстро пересек стоянку, уселся в свой автомобиль и двинул его на север в Мариетту. В пути включил радио. Услышал: поступило сообщение о беспорядках. Стреляли в центре города, у клиники абортов. «Наша мобильная бригада выехала на место событий. Пожалуйста, не выключайте свои приемники».
Перкерсон ехал не торопясь и обсыхал от пота. Он был доволен и опустошен, как после затянувшегося полового акта.
Мики Кин услышал сообщение по спецприемнику в своей машине, которым мог пользоваться законно, как все отставные копы. Когда он приехал на место трагедии, перед клиникой царил, хаос. Стояли полицейские машины с включенными фарами, плакали жен-шины, кричали мужчины; два трупа лежали на тротуаре, патрульные делали первые снимки, ожидая экспертов.
Кин предъявил значок, сохраненный ему как отставнику, и переступил желтую ленту, оградившую место преступления. Он поднял взгляд. Вдоль тротуара росли невысокие деревья. Значит, стрелок бил сверху: С той стороны улицы из окон офисов смотрели служащие. Необитаемым казалось лишь одно здание. Там все окна были прикрыты шторами, а на третьем этаже зияла дыркой на фоне шторы крохотная форточка.
У тротуара затормозила машина детективов. Кин подскочил к ней. Вышли свои ребята.
– Пошли со мной, Фрэнк, и сейчас же, – бросил Кин старшему. – Оставь напарнику всю процедуру, он тут управится.
Детектив указал партнеру на убитых и кинулся вслед за Кином.
– Что там у тебя, Мики? – спросил он.
– Бежим, Фрэнк. Может, еще застанем на месте этого-снайпера...
Не обращая внимания на визжавшие тормоза машины, Кин бросился через улицу к фасаду складского помещения. На бегу он выдернул из кармана отмычки и припал затем к замку единственной двери.
– Проклятие, Мики, что делаешь? – выкрикнул запыхавшийся Фрэнк.
– Заткнись, дорогой, если хочешь поиметь этого парня. Всю вину вали на меня.
Кин распахнул дверь, выхватил пистолет и побежал вверх по лестнице. На площадке третьего этажа он замер и вслушался, приложив палец к губам. Начав отсюда, они работали уже по инструкции, как полагается, прикрывая друг друга.
– Ничего, – разочарованно произнес детектив. – Пустая охота. Премного благодарю.
– Он был здесь, – сказал Кин, подымая пистолет. Они двинулись по коридору. Кин задержался у входа в демонстрационное помещение и тронул деревянную панель отделки.
– Пыль, – сказал он. – Давняя пыль.
– Ну и что?
Кин пригнулся и посмотрел в направлении окна. На пыльном сером ковре выделялись следы туда и оттуда. Не следовало на них наступать. Получалось, стрелок использовал форточку, оставленную открытой.
– Два против одного, – сказал Кин, – что там есть следы пороховых газов.
– О'кей, я согласен, – сказал Фрэнк.
– Он не вышел на улицу, – сказал Кин, нажимая кнопку грузового лифта.
– Осторожнее; Могут быть отпечатки.
– Этот парень не оставляет отпечатков, – сказал Кин. – Он ничего не оставил, ни стреляной гильзы, ни окурка. Ничего. Вы не сможете по следам даже установить размеры ботинок и рисунок подошвы. – Они спустились, Кин указал на свежие следы покрышек машины в гараже: – Он пришел и вышел этим путем. Единственный шанс – найти свидетеля, видевшего его машину на аллее.
Детектив по рации вызвал команду со специалистом, могущим определить тип покрышек.
– Через полчасика, – сказал он, – может быть, выясним, что за машина была в гараже, и когда.
– Иисус, Фрэнк, через полчаса можете все это бросить. Вряд ли кто видел его, но чем черт не шутит. Это очень бывалый Парень. И я знаю, кто именно. На спор назову имя.
Детектив был озадачен.
– Перкерсон. Гаролд Перкерсон. Террорист, отставной сержант. Тот самый, который обжарил Чака.
– Но это было давно, Мики. Мне не пришлось вникать в ту историю.
– Он самый, Фрэнк, верьте мне, – сказал Кин. – Старина Гаролд, отставник. Пошли отсюда, тут больше нечего делать.
В конце аллеи, куда они вышли, стоял огромный мусоровоз, рядом с ним не было ни души.
– Готов поспорить, что наши свидетели находятся в данный момент на месте преступления, – засмеялся Кин.
Они вышли на улицу. Перед желтой лентой в кучке любопытных стояли рабочие с мусоровоза в грязных спецовках.
– Вот и свидетели, если вам повезет, – указал на них Кин и отошел, чтобы не помешать детективу управиться с ними.
Тела убитых были уже погружены в машину морга, кто-то из клиники очищал тротуар.
– Вы были правы, Мики, – сказал детектив. – Свидетели есть, но никто из них не рассмотрел как следует этого парня. – Он усмехнулся. – Зато мы получили половину номера его машины.
– Ну и желаю удачи, – сказал Кин.
– А вы не будете с нами, когда возьмем его след?
– Нет, забирайте всю славу.
Кин уселся в машину и вызвал по телефону Пирла.
– Он вернулся, Мэнни, – сказал Кин, яростно усмехаясь.
– Стрелок у клиники абортов? Я видел репортаж по телевизору.
– Да, это он, сукин сын. Я чувствую кожей. Он, конечно, ушел, и он замел следы своим поганым хвостом.
– Проклятие! – воскликнул Мэнни Пирл.
– Но он где-то здесь, – выдохнул Кин в телефонную трубку. – И я намерен найти его, суку.
Уилл вернулся к себе в коттедж совершенно измотанным. За истекшие три дня он пятнадцать раз выступил перед публикой и по телевидению, перелетая из города в город. Теперь был субботний вечер, родители в Атланте, слуги отпущены. В воскресенье он хотел отдохнуть в одиночестве. И ни о чем не думать.
На столе его грудилась почта. Два письма пришлось внимательно прочитать, выбрав из кучи. Первое – из суда:
"Дорогой Уилл,
Элтон уже поправился и способен работать, а между тем мой календарь чрезвычайно перегружен, и я не вижу, как провести дело об убийстве во время этой сессии. Я склоняюсь к мнению, что оно сможет быть поставлено на следующей сессии, если я отложу другое крупное дело, быть может и до конца ноября. Я полагаю, что вы не будете возражать против этого, но, если такие возражения у вас возникнут, дайте мне знать".
Письмо подписал судья Боггс.
Вот это, пожалуй, кстати. Теперь можно не вспоминать это дело до осени, оно никуда не денется. А то ведь висело грузом и могло вредно воздействовать на кампанию выборов. Как и она на процесс.
Он нашел в телефонной книге номер Лэрри. Тот отозвался сразу.
– Хэлло?
– Лэрри, это Уилл Ли. Как поживаете?
– Мистер Ли! Рад, что вы позвонили.
Уилл передал ему содержание письма судьи.
– Я действительно думаю, что это самое лучшее, Лэрри, – сказал он.
– Да, сэр. Может, и так.
– Я думаю, что чем дольше мы сможем откладывать процесс, тем больше остынут страсти. Полезно в таких делах, чтобы прошло какое-то время.
– Мне понятна ваша точка зрения, – сказал Лэрри Муди.
– Конечно, у вас есть право потребовать все ускорить, и если не можете подождать, мы опять обратимся к судье. Судя по письму, он допускает такую возможность, если решим настаивать на своем.
– Нет, по-моему, вы правы; лучше подождем. Я смогу это выдержать. Я чувствую себя нормально, занят своим делом, как и раньше.
– Рад слышать. А что же Чарлена?
– Сказать по правде, не знаю. Мы с ней расстались.
Уилл ощутил тревогу.
– Где же она? Уехала из города? – спросил он.
– О нет. Переехала к подружке; у них жилой автоприцеп около Уорм-Спрингса.
– И не возникнет проблем с ее показаниями?
– О нет. Совершенно никаких. Она вступится за меня. С Чарленой в этом отношении порядок, она все сделает правильно.
Черт побери, Чарлена – единственное алиби Лэрри Муди.
– Рад слышать это, – сказал Уилл. – Тогда поберегите себя. Если нужно что-нибудь для вас сделать, звоните в мою штаб-квартиру в Атланте и там скажите, что мне передать. Они знают, где меня найти.
– Буду иметь в виду, мистер Ли, спасибо.
Уилл положил трубку. Он с запозданием сообразил, что надо было спросить новый адрес и номер телефона Чарлены. Он позвонил в справочную службу, получил данные по Уорм-Спрингсу, затем набрал ее номер.
Ответил знакомый мелодичный голос.
– Хэлло, говорит Чарлена. Нас с Раби нет дома, но можете записать на автоответчик, что передать нам.
Уилл подождал длинного гудка и оставил номер своего телефона. Затем вскрыл второй конверт. Там была всего лишь страничка на машинке:
"Уилл,
Я чувствовала себя как-то нехорошо из-за того, как мы расстались в последний раз. Я не хочу терять твою дружбу. Понимаю, что ты, вероятно, сейчас перегружен своей кампанией, так что я подожду и позвоню тебе после ноября. Тогда и в моем офисе все будет поспокойнее, и, возможно мы сможем встретиться за ленчем и помириться. А пока желаю тебе удачи при баллотировке. Из тебя выйдет прекрасный сенатор от Джорджии.
Кейт".
Он перечитал записку. Она попахивала разрывом, и не столько потому, что отсутствовало «дорогой», сколько из-за упоминания о дружбе, а не любви, предложения встретиться за ленчем, а не пообедать вдвоем, да и из-за банального комплимента в конце. Он взял листок почтовой бумаги и написал в ответ:
"Моя дорогая Кейт,
Спасибо за твою милую записку. Конечно, дружба твоя будет для меня всегда важна. Благодарю тебя также за добрые пожелания, и буду ждать твоего звонка после начала ноября.
С теплым приветом Уилл".
Он запечатал конверт, а ее записку скомкал и бросил в корзину для бумаг. Свое письмо он оставил в почтовом ящике на крыльце, чтобы его забрали в понедельник. Затем подогрел банку консервированного перца и опустошил ее с полубутылкой калифорнийского вина. Уснул он сразу, как только добрался до постели.
Сновидение исчезло из памяти, осталось лишь смутное ощущение тревоги. Уилл пробуждался медленно, пытаясь воспроизвести то, что увидел во сне – что-то важное и такое живое.
Лежа на спине, он понаблюдал за смещением теней на потолке. Судя по ним, предстоял типичный для Джорджии июльский день – тихий и жаркий.
Вскочив с постели, он заварил кофе, и в ожидании съел пакетик кукурузных хлопьев. После двух чашек кофе он мог уже читать газеты, умышленно пропуская всякие комментарий. Самые забавные вещи казались в тот день очень важными. Прозвучал первый телефонный звонок, он его игнорировал, но все же установил автоответчик на прием. Мало ли что. Вот так-то. Это, возможно, последний день, который он может выделить для себя перед первичными выборами.
Все утро он кружил по дому, переставляя книги, выгребая из углов разный хлам, приспосабливая на стену картины, пробывшие несколько месяцев за буфетом.
К полудню стало жарко. Он вышел на крыльцо. Воздух снаружи был горячим, как в сауне. Он импульсивно скинул легкую домашнюю одежду, нагишом побежал к воде и с ходу нырнул с небольшого трамплина. Сверху вода была теплая, а в глубине озерка – ледяная. Озеро питал сильный ключ. Задерживая дыхание, Уилл проплыл под водой, сколько смог. Выплыв минуту спустя на поверхность, он испустил индейский клич. С юности он не испытывал такого восторга.
Минуту или две он поплавал наверху, затем снова нырнул и считал под водой секунды. Дошел до пятидесяти, и всплыл, глотая воздух. А у доски-трамплина раздался вдруг громкий всплеск. Он посмотрел, но там не было никого, однако вода расходилась кругами. Вдруг кто-то схватил его локоть и потащил в глубину. Потрясенный, Уилл едва не глотнул воды и пробкой вылетел на поверхность. Он хватал воздух ртом. Кто-то в воде, но никого он не видел. Что за чертовщина? Он оглянулся. Тут его царапнули по спине, он резко нырнул, ухватил кого-то, кто ускользнул, и оба выплыли лицом к лицу.
– Что ж, привет вам, – сказала женщина, отбрасывая со своего лица длинные белокурые волосы.
Он не сразу сообразил, что это Чарлена, и, поняв, засмеялся.
– Откуда, дьявол возьми, вы взялись?
– Ну, я получила ваше послание, а поскольку все равно ехала в Делано, решила заехать к вам. Мне повезло увидеть, как вы нырнули. Ну, я и решила сделать то же самое. Понятно вам, мистер Ли?
Она вытянулась в воде, схватила его за волосы, и потянула вниз.
Лицо его скользнуло по всему ее телу, между грудями, по плоскому животу и волосиками лобка. Она нависла над ним, но он владел положением, и они оба нырнули, а после вынырнули, слитые в одно целое. Ее груди топорщились в его ладонях, он ощущал тепло ее спины и упругость смуглых ягодиц.
Они на ферме наедине. С Лэрри она рассталась... Так что ж? Какого же черта тогда?
– О, мистер Ли, – рассмеялась Чарлена. – У вас такой вид, будто вы приняли важное решение.
– И принял, – сказал он
– Ну, Уилл, если так... – вымолвила она и притянула его, прильнув. Ее рот был мягким и теплым, а тело обволакивало. Ногами она зажала его возбужденный пенис. Они рухнули в воду, обнявшись. Там она отпрянула и спросила: – Найдется кровать в том маленьком домике?
– Есть, – произнес он.
– Я приглашаю, – важно сказала она. Он поплыл за ней, но она выскочила из воды и побежала к коттеджу, когда он едва достиг берега. Проскочив раскрытую дверь, она с разбега прыгнула на постель.
Они недолго возились, пока она не нашла его и не поместила в себя.
– О Боже, – стонала она...
Они были мокры от озера и друг от друга.
– Ты знаешь, как объегорить девчонку, – сказала она наконец.
– Это я-то? – взревел он от смеха.
– А также, как осчастливить ее, – сказала она.
– Ну это больше, чем счастье.
– Согласна с вами, достопочтенный мистер Ли. Теперь давайте работать медленнее. – Она погладила его щеки и отвела свои волосы.
– Справлюсь ли я? – спросил Уилл, набирая дыхание.
Она перевернула его на спину и стала водить языком возле его соска.
– О, ты сможешь, – сказала она, мягко забирая в ладони его яички.
Она не ошиблась. Он смог.
Когда стемнело, они после душа лежали на свежих простынях и ели мороженое.
– Похоже, возникнет проблема, – сказал он.
– Какая? – спросила она. – Я на таблетках и абсолютно здорова. Я только что проверялась.
– Из-за Лэрри.
– О, из-за него. Но мы расстались давно, я и забыла, когда.
– Дело в том, что ты главный свидетель защиты на уголовном процессе, который еще впереди.
– Ну и что?
– Любой недоброжелатель – обвинитель, судья, присяжный – может сказать, что я таким образом пытаюсь влиять на твои показания.
– А ты это делал? Я-то подумала, что ты трахал меня. То есть, когда я сама не трахала тебя.
– Это само собой, но, может, не самое умное нам с тобой, как ты говоришь, трахаться в период подготовки процесса. Улавливаешь мысль?
– Разве тебе не понравилось?
– О, милочка... Понравилось – не то слово. И все же, годится ли так вести себя? Неподходяще.
– А я и рада, – сказала она. – Ненавижу все подходящее. Во мне нет ничего подходящего.
– В том-то твоя и прелесть.
– И только?
– Ну, кажется что-то еще... В это роде.
– Могу я задать тебе личный вопрос? – спросила она, доедая мороженое.
– Не вижу препятствий. Момент подходящий. – Тогда ты мне честно скажи, соблазнял тебя кто-нибудь, до этого евший мороженое?
– Нет, ни разу еще не везло, – слабо ответил он. Она отставила блюдце, вылизав его напоследок.
– Что ж, старина, – сказала она деловито, – теперь тебе стало везти.
На рассвете понедельника она вышла из коттеджа и отыскала снаружи одежду, в которой вчера приехала. С шортами и рубашкой в руках вернулась на край постели.
– Уилл, ты невероятно похотлив, – сказала она. – А мне нужно приступить к работе ровно в восемь. Утренняя смена.
– Это я-то похотлив? – спросил он спросонья. – Всегда, – сказала она, сдернув с него простынку. – Только посмотри на себя. Вот так ты всегда просыпаешься? Лежи теперь просто и тихо. – Она села на его чресла, расставив колени, и запустила его в себя снизу.
– Ты изумительно влажная внутри, – сказал он, приподнявшись и целуя ее.
– Твоя вина.
– Ты прекрасна.
– И ты не так плох, – сказала она, слегка задыхаясь. – О, я кончаю.
Они замерли, слившись. Затем она оттолкнула его на постель, поднялась, принесла махровое полотенце и обтерла его запавший живот и пониже.
– Хорошенькое начало дня, – сказал он.
– Поспи-ка, парень, и за меня.
– Чарлена, прежде чем ты уедешь...
– Послушай, Уилл, все было здорово. Знаю, ты будешь страшно занят. И ты не обязан звонить мне по телефону. Мы вращаемся по разным орбитам, и я не такая девица, которую можно взять в твой клуб на танцы.
– Ты потрясающа.
– Приятно слышать, но ты мне не должен, – сказала она. – Тем не менее, если снова почувствуешь что-то такое, я буду рада потрахаться с тобой. Можем ли все оставить, как оно есть? Это было хорошо.
– Конечно. Если ты хочешь.
– Именно этого хочу. И не волнуйся из-за процесса. Я умею держать рот на запоре. Там я выступлю, как надо. Ты не повлиял на меня в этом смысле. – Она встала и быстро оделась. – Правда, поспи, – сказала она, целуя его.
– Прощай, Чарлена, – сказал он со вздохом.
– Прощай, Уилл. До поры, когда снова захочешь меня.
Она вышла, и Уилл погрузился в розовый сумрак сна.
В понедельник Уилл с утра ощущал необычную легкость. Чарлена будто омолодила его. Он разрядился и был бесконечно ей благодарен. Но вместе с тем слегка озадачен тем, как она взяла его. Штурмом!.. Он и не знал, что бывают такие женщины. Как бы там ни было, это касается только их – его и ее.
Том Блэк присмотрелся к нему внимательно.
– Похоже, вы отдохнули как следует, – сказал он.
– Изумительно! День был отличный, – усмехнулся Уилл.
– Что ж, рад видеть вас в приподнятом настроении. Хорошо бы и мне взбодриться, но есть проблема. Мы уже, вроде бы, на мели. Деньги на исходе, Уилл. Подозреваю, что кое-кому мы уже надоели своими просьбами поддержать кампанию материально. Ума не приложу, как быть дальше. Требуется какая-то сенсация, благоприятная для нас. Помог бы еще один раунд с Маком на телевидении, но он вовремя сделал финт и вышел с площадки. Нужен Бенджамин Карр с его напором и умением хватать людей за руки. С его безусловным авторитетом.
– Бен Карр, увы, в ауте, – сказал Уилл. – Он в таком состоянии, что не может даже дать интервью. Его понимают лишь самые близкие люди. И то не все.
– Кстати уж, – сказал Том. – Эмма Карр с некоторых пор посещает чаепития активистов Мака и разглагольствует о том, что ее брат всегда любил Мака Дина, а вам он, дескать, не доверял.
– Ну, в отношении мисс Эмми мы совершенно бессильны. Я не стану связывать ее действия. Пусть болтает. Старость – не радость.
Вошла Китти Конрой с объемистым пакетом, доставленным службой «Федерал экспресс».
– Это адресовано вам, Уилл.
– Давайте вскроем. Много ли у нас бывает почтовых поступлений через «Федерал экспресс»?
– Не могу вспомнить и одного, – сказал Том. – У нас с ними нет контракта.
Китти потянула за нитку, пакет раскрылся, она его перевернула и высыпала содержимое на стол Уилла. Пачки цветных бумажек были перехвачены резинками.
– Что за дьявол? – спросил Том, взяв одну пачку. Китти выудила из пакета письмо.
– Подпись Лартона Питтса, – сказал она, передавая листок Уиллу.
– Иисус, Уилл, – сказал Том. – У меня в руках чеки.
Уилл опешил. Он прочитал вслух:
– "Дорогой Уилл, вы произвели на нас большое впечатление. Мы сделали ряд телефонных звонков своим знакомым и собрали приложенное к сему. Надеюсь, что сумеете это использовать. С приветом, Лартон".
Уилл посмотрел на чеки.
– Сколько здесь, как по-вашему? – спросил он. Том и Китти снимали резинки.
– Здесь нет чека меньше чем на пятьсот долларов, – сказал Том. – Большинство по тысяче.
– Не могу поверить, – сказала Китти, отодвинув счетную машинку. – У меня получается четыреста десять тысяч долларов!
– Придется, думаю, вернуть эти деньги Питтсу, пока не поздно, – сказал Уилл.
– Черта-с два, – рявкнул Том. – Это законные взносы граждан штата, поддерживающих вашу кампанию. Каждый вносит не более тысячи баксов. Отправители разные, все по закону.
– Наваждение, – сказал Уилл.
В кабинет вошел один из сотрудников штаба.
– Уилл, звонит ваш отец, – сказал он. Уилл нажал кнопку:
– Доброе утро, папа, как вы провели уик-энд?
– Это сейчас не важно, – ответил Билли Ли. – Меня интересует твое настроение. Если то, что я слышал, правда, оно должно быть прекрасным. Мне только что звонил Питтс и заверил, что каждый цент передан тебе в соответствии с законом. Просил только, чтобы ты воздержался от огласки имен людей, организовавших это дело. Реклама им в данном случае не требуется.
– Но полагается иметь список жертвователей, – сказал Уилл.
– С этим все в порядке;. Лартон и его друзья числятся там со взносами по тысяче долларов от каждого.
– Я слегка не в себе в связи с этим сюрпризом. Нет ли какого подвоха?
– Мальчик, приди в себя и начинай это тратить! – весело сказал отец. Уилл поднял глаза.
– Это, значит, законно, уместно, и все хорошо. Но только мы втроем знаем, откуда это взялось. Просьбу Питтса я нахожу естественной. Надеюсь, ничто из сказанного не выйдет за пределы этой комнаты, поняли?
– Уилл, – сказал Том, – можем думать о телевидении, не стесняясь в средствах.
Уилл положил на стол пачку своих именных бланков.
– Полагаю, я должен написать Лартону Питтсу личное письмо с благодарностью. Во-вторых, следует разослать подписанные мной тоже личные письма каждому из этих людей. Их можно быстро подготовить на компьютере.
– Уилл, – сказала Китти, – ваша мама неплохо воспитала вас.
– И еще одно дело, – сказал Уилл. – Пусть кто-нибудь немедленно отнесет чеки в банк. Я нервничаю, видя, что такие деньги лежат в этом помещении.
Китти побросала чеки в тот же пакет.
Уилл в компании Тома Блэка, Китти Конрой и своих родителей сидел в смотровой комнате, пропахшей табачным дымом. Они ждали изображения на мониторе студии.
Уилл два дня работал в студии, с утра до вечера общаясь с камерой и всматриваясь в объектив. Порой камера казалась живой. Том не позволил ему в эти дни смотреть на экран монитора. Зато за его лицом следила пожилая гримерша. Она все время что-нибудь подправляла, совершенствуя тона и оттенки его кожи в разном освещении.
Том заставил его говорить о себе таким образом, каким он в нормальных условиях никогда не стал бы делать. Он дошел до того, что говорил о своих успехах как о чем-то достигнутым кем-то другим. В конце отведенного ему времени он был унылым, охрипшим и сбитым с толку. А вот теперь ему предстояло увидеть результаты своих усилий.
Монитор замерцал, и неожиданно на экране появилось лицо Уилла. Оно казалось слишком большим и близким, но Уилл немедленно почувствовал, как красиво оно было освещено.
Голос профессионального диктора произнес:
– Уилл Ли баллотируется в сенат Соединенных Штатов, чтобы представлять там Джорджию. Вот что он расскажет об этом.
И, устремив взгляд в телекамеру, Уилл начал говорить. Голос его звучал раскованно, естественно, более глубоко, чем это обычно представлялось ему.
– Вот уже восемь лет как я работаю на сенатора Вена Карра в сенате Соединенных Штатов. В его офисе мне приходилось делать все возможное. Я был его пресс-секретарем, главным помощником по вопросам законодательства, советником в сенатском Комитете по разведке, где он является председателем. – Уилл позволил себе немного улыбнуться. – Во время моего пребывания там мне также приходилось выпивать по несколько чашек кофе. – Затем он приобрел более серьезный вид. – У меня была возможность поучиться из первых рук у человека, которого я считаю самым великим сенатором этого века от Джорджии, а быть может и во всей Америке. А теперь вот, поскольку сенатор Карр сам уже не может баллотироваться, я баллотируюсь вместо него, насколько только вообще возможно заменить Бенджамина Карра. Я рассчитываю на ваши голоса, чтобы мой опыт смог поработать на вас в сенате. И я полагаю, что этот опыт обеспечивает меня лучшей квалификацией для такой работы, чем у кого-либо другого из баллотирующихся. Надеюсь, что и вы тоже думаете это.
Выплыла надпись: «.Оплачено Комитетом за избрание Уилла Ли».Монитор погас.
Уилл задышал свободнее.
– Это было прекрасно, – сказала Патриция Ли.
– Будьте осторожны, – рассмеялся Уилл. – Эта женщина – мать.
– Она, знаете ли, права, – сказала Китти Конрой.
– Превосходная работа, – вмешался Билли Ли.
– Благодарствуем, – сказал Том. – У нас еще семь роликов по минуте. – Он дал сигнал технику.
Уилл всматривался в свое изображение. К концу просмотра он был в общем доволен. Кое-что ему, безусловно, понравилось.
– Позвольте мне сказать, чего я хотел здесь добиться, – заговорил Том, – а вы скажите, получилось ли это. Сотрудники Мака Дина увлечены размахиванием флагов и патриотической музыкой: я стремился к иному. К тому, чтоб Уилл выглядел человеком, заслуживающим доверия. Чтобы люди поняли, что ему следует доверять, что он прост, дружелюбен и действительно знает дело, за которое решил взяться. Важно ощущение его искренности, раскованности. Он развернулся вполне под конец и то, что выглядел чуть усталым, неплохо, на мой взгляд. Таким он мне нравится и понравится, думаю, многим.
– По-моему, Том, вы достигли, чего хотели, – сказал Билли.
– Ну, а я не заслуживаю похвал? – спросил Уилл, усмехнувшись.
– Может быть, небольших, – сказала Китти, улыбаясь ответно.
– Есть варианты каждого ролика, – сказал Том. – Это запас, он пригодится нам перед всеобщим голосованием.
Кто-то позвал Билли выйти к телефону. Вернулся он довольный.
– У меня новости, – сказал он. – Только что комитет Республиканской партии назвал своим кандидатом Джима Уинслоу.
– Уу-х! – произнес Том, подпрыгнув.
– А вы боялись, что это будет преосвященный Дон Беверли Кэлхоун?
– Боялся, – заметил Том.
– Но почему? – спросил Билли. – Кэлхоун просто фигляр.
– Таким был и Рейган, – сказал Том. – По крайней мере, по-моему. Но он хорошо смотрелся по телевидению. Также смотрится и Кэлхоун. Более того, Кэлхоун известен населению штата не меньше, чем Рейган. И у него имеются свои телевизионные каналы. В сущности, он по три раза в неделю может запросто входить в каждый дом. Кроме того, он располагает десятками тысяч адресов людей в возрасте от сорока до шестидесяти лет, которые перечисляли ему в последние годы мелкие суммы на борьбу с тем, что он именует развратом. Кэлхоуну достаточно нажать кнопку, и компьютер выдаст список. Это прекрасное информационное обеспечение любой кампании. Нам бы такое!
– Что ж, он вышел из игры, если не будет ратовать за избрание Уинслоу.
– Не думаю, – сказал Том. – Для него Уинслоу – либерал. Уинслоу считает, в отличие от Дона, что аборты можно и разрешить в случаях насилия или кровосмешения.
– Когда эти ролики выйдут на экраны, Том? – спросил Билли. – Осталось всего десять дней до первичных выборов.
– Сегодня вечером запускаем, – сказал Том. – Три первых пойдут по всему штату. К первичным выборам нам придется истратить не менее трехсот тысяч долларов.
– Не слишком ли много средств уйдет на первичные выборы? – спросил Билли. – Что-то останется на всеобщие?
– Если не победим на первичных, не сможем участвовать во всеобщих, – ответил Том. – Результаты опросов населения таковы, что я готов бросить весь наш бюджет на первичные выборы, лишь бы они закончились в нашу пользу.
– Мне это кажется рискованным, – сказал Билли.
– Билли, – сказал Том, – ужасно было бы проснуться наутро после проигранных на полпункта первичных выборов, имея в банке три сотни тысяч долларов.
– Кроме того, – вмешался Уилл, – если выиграем первичные, партийная организация штата выделит нам какие-то баксы, да и сбор средств еще не закончится.
– Сдаюсь, – сказал Билли. – Вы правы, надеюсь.
Эрнст Дженкинс привык общаться в отелях с разного рода людьми. И все же он был взволнован. Не думал, что повезет поговорить с этим человеком наедине.
Его провели к креслу, предложили выпить, но он вежливо отказался; голова должна быть ясной. Такие встречи бывают раз в жизни.
Хозяин уселся возле камина, положил ногу на ногу и стряхнул со своего голубого костюма невидимую пылинку. Его движения были значительны.
– Ну, а теперь, Эрнст, – начал Старейшина, – кстати, могу я вас так называть?
– О да, сэр, – ответил Дженкинс. – Буду польщен.
– Мне сообщили, что у вас интересная информация.
– Да, сэр, полагаю, что так. Могу рассказать всю историю?
– Конечно же, Эрнст, – спокойно сказал Старейшина.
– Я занимаюсь частными расследованиями, и на днях со мной связался... Ну, можно сказать, связалась одна сторона.
– При всех условиях, Эрнст, я бы не хотел, чтобы пострадала ваша профессиональная репутация.
– Благодарю вас, сэр. Ну вот, со мной связалась, значит, одна сторона и попросила скрытно понаблюдать... Частным образом, понимаете?
– Конечно, Эрнст. Доверительно. Я понимаю. Эрнст устремился дальше, ощутив нетерпение великого человека.
– Что ж, сэр, мне поручили следовать за молодой леди, ожидая, что она может встретиться с одним джентльменом, и просили сфотографировать и записать на пленку их разговор.
– Понимаю. Вы это сделали?
– Да, сэр, я это сделал. Я последовал за леди к одному из домов в сельской местности и сумел установить наблюдение. У меня очень хорошее фотооборудование и микрофон направленного действия, он позволяет прослушивать все с больших расстояний...
– Пожалуйста, продолжайте.
– Что ж, я сделал фотографии через окно – несколько отличных снимков, и записал голоса.
– Понимаю. Вы думаете, что это может меня заинтересовать? Почему?
– Ну, сэр, тот джентльмен представляет собой довольно, ну, известную в штате политическую фигуру.
– А... – сказал Старейшина. – И можно взглянуть? – Да, сэр, поэтому я и пришел. Но я хотел бы вашего заверения, что все останется между нами. Я ведь еще не показывал снимки моему клиенту.
Старейшина только посмотрел на частного детектива. И Дженкинс заерзал.
– Конечно, я знаю, что вы нигде не будете упоминать это в разговорах, сэр. – Дженкинс передал конверт. – То есть, ну, откуда получены фотографии.
Старейшина, не обращая на него внимания, вынул полдюжины снимков и удивленно вскинул брови.
– Вы узнаете джентльмена? – спросил Дженкинс.
– О да, полагаю. – Старейшина позволил себе улыбнуться. – А там были и звуки, говорите?
Дженкинс вынул из портфеля кассетный магнитофончик. Старейшина нажал кнопку.
– Ну, – игриво произнесла женщина, – нравится ли тебе, когда там мой палец?
– О да, – отвечал мужчина. – Очень приятно.
– А что бы ты хотел, чтобы я делала своим пальцем? – лукаво спросила женщина.
Старейшина выключил аппарат. Дженкинсу показалось, что он чуть смутился.
– Картина ясна, – сказал Старейшина. – Что ж, Эрнст, вы правы. Это очень интересный материал. Могу я взять фотографии?
– Да, да, сэр, – ответил Дженкинс. – Это дубликаты. Оставьте себе и кассету с записью.
– Спасибо. Мне хотелось бы подумать. Вы, как я понял, ничего еще не передавали вашему клиенту?
– Еще нет, сэр. Хотел сегодня вечером.
– Ну, что ж. Не сомневаюсь, что вам хорошо заплатят, очень хорошо.
– Да, сэр. Старейшина встал.
– Премного вас благодарю, Эрнст, – сказал он тепло. – Вы поступили правильно, и я этого не забуду.
– Для меня это дело чести, сэр, – ответил Дженкинс.
Когда он вышел, Старейшина вновь рассмотрел фотографии. Работа высокого класса: видны детали, отчетливо пропечатаны пылающие страстью лица мужчины и дамы.
Старейшина поднял трубку телефона.
– Хэлло? – ответил голос.
– Хэлло, – ответил Старейшина. – Вы знаете, кто говорит?
– Да, конечно. А вы слышали, что Джим Уинслоу стал кандидатом в сенаторы от республиканской партии.
– Да, несколько минут назад.
– Это не то, на что мы надеялись.
– Да, неприемлемо, – ответил Старейшина. – Но я уже говорил вам, что мы сумеем повлиять на исход выборов, и, поверьте, мы приступаем к делу. Короче, я хочу передать кое-что подходящему журналисту. Материал отнюдь не для самых достойных представителей этой профессии, но очень важный. Улавливаете мою мысль?
– В газету, на телевидение?
– Туда, где он как следует заиграет. В этом вы разберетесь. Единственное условие: чтобы след не привел к нам.
– М-м-м... Есть парень в «Колумбус бикен», это Хьюел Хардауэй.
– Он авторитетен? Его имя звучит?
– Пожалуй, да. В последнее время, правда, он здорово пьет, но пьет он в своих компаниях. И зарабатывает больше, чем ему полагалось бы, а его положение в газете стало менее твердым. Ему нужно что-нибудь броское, и он, думаю, не будет принципиальничать.
– Неплохая аттестация. Когда можете передать ему материал?
– Завтра, если спешите.
– Не очень спешу. Лучше всего, если это появится в воскресенье накануне первичных выборов. Они состоятся во вторник, и к голосованию сенсация еще не остынет.
– Речь идет о ком-то из кандидатов?
– Увидите материал и узнаете. Только нельзя, чтобы люди подумали, что в данном случае сработали соперники этого кандидата. А то получится бумеранг, понимаете? Мы не хотим получить эффект бумеранга.
– Я немного запутался. Нам-то что до того, кто из них одержит верх на первичных выборах?
– У нашего человека должен быть слабый соперник, вот и все.
– Но Джим Уинслоу совсем не наш.
– Позвольте уж мне беспокоиться насчет этого.
– Послушайте, я же знаю Уинслоу...
– И мы его знаем, – сказал Старейшина, несколько раздражаясь.
– Я не хотел вас задеть. Что ж, это ваши дела.
– Материал будет в вашем почтовом ящике до полуночи. Передайте его с условием, чтобы наш человек придержал его до воскресенья.
– Да, сэр.
Старейшина теперь ясно представлял дальнейшие действия. Этот маленький частный детектив, Дженкинс, появился как нельзя вовремя перед первичными выборами. Теперь нужно готовиться к всеобщим. Он опять взял телефонную трубку.
– Хэлло?
– Приезжайте ко мне домой в три часа пополудни.
– Да, сэр.
Гаролд Перкерсон положил трубку. Он вернулся к Сузи, расположившейся на диване.
– Встреча с тем человеком, – сказал он, посмотрев на свои часы. – У нас, впрочем, еще масса времени.
– Это должно быть важное дело, если он лично с гобой встречается.
– Да. Я всего второй раз буду в его доме.
– А где он живет?
Перкерсон отодвинулся и сильно ударил ее по губам тыльной стороной ладони.
– Не вздумай еще когда-либо задавать мне такие вопросы, – сказал он спокойно.
– Извиняюсь, – шепнула она, роняя слезинку. – Я должна была знать это.
Ей нравится, когда ее бьют, самодовольно подумал Перкерсон. Надо иметь в виду. Положив руку сзади на ее полную шею, он сказал:
– Ну, иди ко мне, беби. Она придвинулась.
– Прости меня, – опять сказала она.
– Покажи мне, как ты извиняешься, – сказал он.
Китти Конрой выходила из своего номера в мотеле, когда Рик Барнс, обозреватель газет Атланты, настиг ее.
– Можно словечко, Китти?
– У меня в обрез времени, Рик. Мы должны быть у Джимми Картера уже через, полчаса.
– Картер собирается поддержать Уилла? А Уилл желает его поддержки?
– Отвечаю на первый вопрос: я не знаю. Второй ответ – да, если сможет ее получить. Между прочим, о том же мечтает Мак Дин. Вы остановили меня, чтобы все это выяснить?
Барнс отрицательно покачал головой.
– Нет. Тема другая. Но разговор у нас будет с условием: ничто никуда не пойдет.
– Ол-райт.
– Я особо настаиваю на этом. Ничто – никуда.
– О'кей. Дальше нас ничто не пойдет.
– Прежде всего: мои люди планируют поддержать в воскресенье Уилла.
– Хорошая новость, Рик. Спасибо, что вы сказали.
– Не торопитесь благодарить, – сказал Барнс.
– Есть еще кое-что?
– Китти, сожалею, что это исходит сейчас от меня, и я подчеркиваю, что может быть, тут просто слух, но...
– Не тяните, выкладывайте.
– Ладно. Вы знаете Хьюела Хардауэя из «Колумбус бикен»?
– Жирный, лет пятидесяти, пьяница.
– Он самый. Он опустился в последнее время. Вроде, его собирались уволить из газеты...
– Не понимаю, какое отношение это имеет к нам?
– Ну, кажется, его не уволят; он говорил, что располагает сенсацией для первой полосы «Бикена».
– Ну, и?..
– Кое-кто прошлым вечером выпивал с ним в Колумбусе. Ну так, немного. С ним приходится выпивать, чтобы он распустил язык.
– Насчет чего, Рик?
– Он хвастал, что раздобыл снимки Уилла в постели с кем-то.
Китти замерла.
– С кем же?
– Он не сказал.
– Когда сделаны фотографии?
– Вроде бы в прошлый уик-энд.
– Рик, Уилл Ли холостяк. Ему дозволяется.
– Конечно. В нормальных обстоятельствах из этого бы не получилось сенсации.
– А в чем же дело теперь?
– Да дело, вроде бы, в том, кто именно был с ним.
– О, Боже, – взмолилась Китти. – Не допусти, чтоб мужчина.
– Хардауэй уклонился назвать имя, но впечатление такое, что личность его партнерши важнее, чем самый факт, ну, этой встречи.
– Рик... Это женщина! Слава Господу. И никакой дополнительной информации?
– Никакой.
– Ни одна уважающая себя газета не опубликует таких снимков.
– Нет, но «Бикен» сообщит, что фотографии существуют. Так же поступим и мы, если удостоверимся. В разгар предвыборной кампании это все же не рядовая новость. Ну и еще кое-что.
– А именно?
– Уважающая себя газета, может, и не опубликует эти снимки, но она – не единственная.
Сердце у Китти упало.
– Да, – сказал Барнс. – Бульварная пресса... Через неделю или две после публикации в бульварных газетах ваш человек будет известен, как Элвис Пресли. И столь же мертв.
– Спасибо, Рик. Ты поставил себя в трудное положение, рассказав мне об этом.
Барнс пожал плечами.
– Я полагаю, это отдает зловонием.
– Я у тебя в должниках.
– Китти, – Барнс усмехнулся. – Может быть, вы все же получите поддержку Картера.
– Ну, – сказал Том Блэк.
– Что, ну? – спросил Уилл.
– О, послушайте, Уилл, – сказала Китти, – нам нужно потолковать об этом.
– Моя сексуальная жизнь – это мое дело.
– В воскресенье утром это станет делом каждого, – сказала Китти.
– Предположим худшее, – сказал Уилл. – Что мы можем поделать? Можно ли предотвратить распространение материала?
Китти покачала головой.
– У них есть фотоснимки.
– Тогда зачем тревожиться? Давайте работать, как планировали.
– Одного не могу понять, – сказала Китти, – чем опасна информация об этой женщине. Уилл только пожал плечами. Подал голос и Том:
– Чья-нибудь жена.
– О, это плохо, – простонала Китти. Зазвонил телефон, Том снял трубку.
– Да? Как поживаете? О, сожалею... Да, будем ждать вашего звонка... Благодарю вас... – Он положил трубку. – Это Розалии Картер. Президент попросил Джимми приехать в Вашингтон для какой-то встречи. Притом немедленно. Он позвонит, когда вернется.
– Что ж, – сказала Китти, – слух распространяется.
Когда они ушли, Уилл растянулся на кровати. Что дальше? Что еще может случиться? Кто мог знать, что он окажется вместе с нею в постели? С минуту он размышлял. Лишь один человек мог это предвидеть и спланировать все, включая фотографирование. Чарлена.
Суббота предназначалась Колумбусу, городу, где, судя по опросам, Уилл мог бы утвердить свое положение, здесь могла решиться его политическая судьба.
Он продолжал кампанию достаточно бодро и действовал безоглядно, начал день с провинциального завтрака из ветчины с овсянкой в присутствии сотни людей на примыкающем к веранде дворе, продолжив дело речью в торговых рядах и обходом этих рядов в сопровождении команды местного телевидения; затем посетил игру чемпионата Малой лиги как раз вовремя, чтобы произнести несколько слов перед толпой, после чего направился в торговый центр района, населенного черными. К вечеру он говорил об оборонной политике на съезде Американского легиона, а позднее его интервьюировал руководитель местной телевизионной станции. Интервью должно было выйти в эфир на следующий день.
Все шло нормально до самого последнего вопроса.
– Мистер Ли, распространяется слух, что «Колумбус бикен» завтра утром опубликует материал, который изменит весь ход вашей кампании. Не могли бы вы сказать что-нибудь об этом?
Уилл продемонстрировал удивление.
– Я не информирован, – сказал он. – Полагаю, нам обоим придется завтра купить газету, тогда и выясним, что к чему.
Журналист поблагодарил его.
Уилл уселся в машину у телестудии с Томом Блэком и Китти Конрой.
– Вот оно, – сказал Том. – Лучше бы всем нам немного поспать. Завтра будет важный день.
– А я еще не вымотался, – заметил Уилл. – Поедем в Атланту. Я предпочёл бы проснуться там.
– Мы уже заказали здесь номера. Вы не слишком устали для полета?
– Чувствую себя превосходно, – сказал Уилл.
Том развернул машину и направил ее к аэропорту.
Оставалось два дня, но Уилл почувствовал, что кампания для него фактически закончилась. Впрочем, в зависимости от того, что выложит «Колумбус бикен».
В аэропорту Том подвез их к самолету Уилла, а затем отправился вернуть арендованную машину. Уилл получил прогноз погоды, выполнил все формальности, а Том все не возвращался.
Наконец Уилл увидел его перед зданием терминала аэропорта. Там останавливался большой грузовик с надписью по бортам: «КОЛУМБУС БИКЕН. ЕЖЕДНЕВНЫЙ И ВОСКРЕСНЫЙ ВЫПУСКИ».Водитель грузовика вышел, прихватил пачку газет и начал заполнять ими уличные автоматы.
Вскоре Том уже шел к самолету с, газетой.
Вот оно – начинается. Впереди лишь неприятности: публичное унижение и проигрыш на выборах, лишение звания, бесчестие. «Нужно уехать в Ирландию», – подумал Уилл. Его семья все еще обладает там собственностью. Обрабатывать наследственную землю, вечерами читать, чем не жизнь!
Том залез в самолет.
– Нельзя ли немного света? – сказал он.
Уилл включил освещение кабины.
Том развернул первую страницу так, чтобы все могли ее видеть. Крупный заголовок черными буквами гласил:
«ГУБЕРНАТОР В ЛЮБВИ С ДИКТОРОМ».
– Что такое? – тихо вымолвила Китти. Уилл закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья.
– Прочитайте нам, Том, – сказал он. Том прочитал:
"Только для «Колумбус бикена», Хьюел Хардауэй. На этой неделе автор получил в собственность фотографии, снятые частным детективом, которого наняла миссис Луиз Дин, жена губернатора Мака Дина, с изображением ее мужа в интимной близости с Шерли Скотт, диктором программы новостей шестого канала телевидения Атланты. Проверив аутентичность этих фотографий и опросив детектива, автор смог с разрешения миссис Дин опубликовать эту статью. Эрнст Дженкинс, имеющий лицензию на проведение частных расследований, в прошлый уик-энд установил наблюдение за Шерли Скотт, тридцати семи лет, известной тележурналисткой Атланты. Воскресным вечером он последовал за ней на одну из ферм округа Гуннетт, к северу от Атланты, которая принадлежит губернатору штата, Маку Дину, шестидесяти одного года. Там он мог наблюдать, как губернатор восторженно приветствовал мисс Скотт у дверей гостевого коттеджа.
На фотографиях четко изображены губернатор Дин и мисс Скотт в постели, совершенно голые, занимающиеся сексом в самых разнообразных его проявлениях.
Миссис Луиз Дин, вторая жена губернатора, замужем за ним уже девять лет. Губернатор был разведен со своей первой женой одиннадцать лет тому назад из-за неподтвержденных слухов о связи с нынешней миссис Дин. Миссис Дин, с которой удалось связаться по телефону в доме губернатора в Атланте, сказала: «Я подозревала, что мой муж и эта женщина уже некоторое время находились в интимных отношениях, а теперь фотографии мистер Дженкинса подтверждают мои подозрения. Я буду подавать на развод по причине супружеской неверности в понедельник утром в десять часов в здании округа Фултон». Миссис Дин добавила, что она в это же время проведет и пресс-конференцию.
Губернатор Дин, которого удалось застать в отведенное для прессы время, на просьбу прокомментировать эти свидетельства и заявление его жены, мог лишь сказать: «Мне нечего сообщить в настоящее время. Я уверен, что подлинные факты станут известны с течением времени. Мне бы лишь хотелось заверить население Джорджии, что я никогда не делал ничего такого, публично, или в частной жизни, что могло бы бросить тень на положение, которое я занимаю, или на этот великий штат».
Мисс Скотт, с которой связались в ее доме в Северной Атланте, на вопрос автора о полученных свидетельствах лишь сказала: «Вы негодяй».
Том отложил газету, взглянул на Китти. И они оба разразились хохотом.
– Так ему и надо, молодец Шерли! – воскликнула Китти. – Удивляюсь, что он опубликовал ее ответ.
– Это слишком хорошая реплика, чтобы опустить ее, – простонал Том. – Боже, Уилл, почему вы не сказали, что у них нет ничего на вас?
Уилл медленно поднял голову.
– А вы бы поверили мне?
– Вероятно, нет, – засмеялся Том. – Боже, у меня еще не было такого ужасного дня, как нынешний.
– У меня тоже, – сказала Китти. – Но это все же не такой плохой день, как для Мака Дина.
– Бедный старина Мак, – вздохнул Уилл.
– Не растрачивайте ваши симпатии, – сказал Том. – Он получил то, что заслуживал. Уилл покачал головой.
– Я не думаю, что кто-нибудь заслуживает такого. Его жена должна действительно ненавидеть его.
– Оскорбившаяся женщина, – сказала Китти. – Пусть это будет уроком для вас обоих.
– Что ж, думается, можно перестать беспокоиться о первичных выборах, – сказал Том. – При такой близости кандидатов при опросах нас выведут наверх голоса одних лишь возмущенных женщин.
Уилл завел двигатель и посмотрел на календарь.
– До первичных выборов остается два дня, – сказал он по внутренней связи. – Если мы научились чему-либо в этой кампании, так это тому, что все еще может случиться.
Гаролд Перкерсон сидел в засаде в предрассветной темноте. Звезды уже исчезли. Все предвещало жаркий, туманный день, обычный для сентябрьской погоды в Джорджии.
Он ощупал толстую холщовую трубку, сшитую вручную и наполненную песком. Она весила фунта два.
Когда забрезжил свет, он встал и распрямился. По утрам он в течение недели бегал на милю, но не особенно надеялся на свои ноги. Мышцы могла свести внезапная судорога. Он перебросил трубку с песком из руки в руку. Тихий инструмент! В кармане куртки было еще одно приспособление, а в другом резиновый жгут.
Затем Перкерсон пошел через лес, переходя от дерева к дереву так, чтобы его не было видно с дороги. Он спрятался за большим дубом ярдах в девяти от крутого поворота дороги и стал ждать. Прошло семь или восемь минут. Как раз в половине седьмого, в сотне ярдов на дороге появился человек с редеющими седыми волосами, в очках, с коричневатой кожей; узкоплечий, высокий, на вид лет пятидесяти. Он шагал быстро, легко. Перкерсон надел темные очки, поднял капюшон куртки, сосчитал до пяти и бросился бежать через лесополосу, стараясь, не шуметь. На дорогу, в длинный туннель, обрамленный деревьями, в конце которого гудрон уже освещало рассветное солнце, Перкерсон вынырнул в двадцати ярдах позади человека, шагавшего тренированно и ритмично. Следовало перехватить его до выхода на открытое место. Перкерсон ускорил движение. Человек оглянулся и легко махнул рукой.
Солнечный свет был уже недалеко, и Перкерсон побежал. Человек улыбнулся, взглянув на него вполоборота.
– Доброе утро, – воскликнул он, – вы меня нагоняете, приятель?
– Конечно, нагоняю, – ответил Перкерсон и взмахнул трубкой.
Она опустилась на шею человека у основания черепа. И он упал на дорогу, потеряв сознание еще до того, как ударился оземь.
Следов удара на затылке не должно было оставаться, и упавший скоро придет в себя. Перкерсон заспешил. Вынув из кармана хирургический резиновый жгут, он перетянул им левую ногу человека немного выше колена и подсучил штанину на ней. Затем извлек шприц и запустил иглу в вену. После инъекции вытер пальцем выступившую каплю крови, снял жгут, опустил брючину на ногу и стал ждать. Все должно было занять секунды. Но человек застонал, приходя в себя.
Перкерсон больше не хотел его трогать. И все обошлось: лежащий замычал, дернулся, подтянув руку к груди, затем обмяк и будто растекся по гудрону. Все кончилось быстро.
Раздался шум, вдали появилась машина, Перкерсон наклонился к мертвому пешеходу, повернул его на спину и приложил ухо к его опавшей груди. Машина остановилась рядом.
– Что случилось? – крикнул водитель.
– Не знаю! – крикнул в ответ Перкерсон, не оглядываясь. – Я только видел, как он схватился за грудь и упал, наверное, сердечный приступ! Можете помочь?
Водитель, выскочив, упал на колени около тела. Он тронул пульс на шее лежавшего, затем дважды резко ударил его по груди.
– Да, – сказал он, – могу. Вы возьмите мою машину и вызовите «скорую». – Он наклонился и начал дышать рот в рот лежавшему.
Перкерсон впрыгнул в машину. Выехав из туннеля деревьев, он развернул ее у магазинчика и телефонной будки, вошел, набрал 911.
– Аварийка, – ответил голос. – Какая услуга вам нужна?
– "Скорая".
Включилась «Скорая помощь».
– Здесь упал тренировавшийся в ходьбе мужчина, подозрение на сердечный приступ, Нортсайд-драйв, сразу после развилки; нуждается в экстренной помощи. Поняли?
– Да, но нужна дополнительная информация.
Перкерсон повесил трубку, оглянулся и бросился в лес, где оставил собственную машину.
Уилл просыпался медленно. Утро принадлежало ему. Телефон был отключен, Том и Китти находились в Атланте.
Он сел и зевнул. Правая рука слегка распухла от сотен пожатий, выше локтя она болела до самого плеча. Он почувствовал себя старым и бессильным.
Десять минут под горячим душем, несколько вялых движений, и он почти проснулся, взял газеты.
С первой страницы «Атланта конститьюшен» мужественно улыбалась Луиза Дин, брюнетка лет сорока пяти. Она стояла перед зданием суда округа Фултон, вокруг поднимался лес микрофонов. Она с наслаждением рушила остатки политической карьеры своего мужа. Уилл уже видел все это на экране телевизора в интервале между своими вчерашними выступлениями. Она рассказала всему штату Джорджия и большей части остальной страны о многолетней неверности своего мужа, о его слабости к бутылке, о его личной и политической некомпетентности. Уилл молил Бога, чтобы она не вздумала назвать его имя и поддержать его как конкурента своего мужа. Но она благополучно нырнула в здание суда, удовлетворенная проделанной за утро работой.
В это солнечное и раннее утро понедельника одна из бульварных газет появилась в каждом супермаркете штата и по всей стране с цветными фотографиями Мака Дина и Шерли Скотт при совокуплении. Интимные места были прикрыты черными заплаточками.
Днем в двенадцатичасовых новостях президент шестого канала, удостоверясь, что Шерли развлекалась с губернатором еще до его телевизионных дебатов с Уиллом Ли, заявил, что мисс Скотт вопреки желанию покинула работу на телестудии и выехала из города, используя накопившиеся отпускные недели. Мак Дин скрывался в одном из номеров отеля «Пич-три Плаза», и телефонистки не пропускали к нему звонков. Никто не видел его с субботнего вечера за исключением официантов отеля. Они в свое неслужебное время выступали перед телекамерами. Старина Мак, утверждали они, не отрывается от бутылки.
Покончив с завтраком, Уилл побрился и приоделся для своего единственного появления на публике в этот день. В городе он остановил машину перед избирательным участком ровно в десять минут первого, как было заранее договорено Китти Конрой с телевизионщиками. Его ждало с полдюжины телевизионных камер. Что-то слишком их много, подумал он.
– Доброе утро, леди и джентльмены, – сказал он, излучая улыбки. – Или уже послеполудня? Я долго спал.
– Мистер Ли, – сказала молодая женщина, подсовывая микрофон к его лицу, – что вы скажете...
Уилл не планировал обсуждать затруднения Мака Дина и приготовился обойти эту тему, но она продолжила неожиданно:
– Можете ли вы прокомментировать смерть вашего республиканского оппонента?
– Прошу прощения? – удивился Уилл, подумав, что не понял ее.
– Сэр, может быть, вы еще не слышали, что у Джима Уинслоу был сердечный приступ, и он умер сегодня рано утром, занимаясь спортивной ходьбой?
Уилл безмолвно стоял перед камерами.
– Уилл, – сказал молодой репортер, отстраняя женщину, – вы явно еще не слышали, что сегодня после шести утра на Нортсайд-драйв некто, тренировавшийся в ходьбе, был обнаружен без сознания другим пешеходом и водителем машины. «Скорая помощь» доставила его в госпиталь Грейди. Жена мистера Уинслоу пошла его искать в семь часов и сообщила о его исчезновении в семь тридцать. Опознан он был только в морге примерно час тому назад.
– Что ж, я поражен, – искренне ответил Уилл. – Я не очень хорошо знал Джима Уинслоу, но, судя по всему, что я слышал о нем, он был прекрасным человеком. Я ожидал, что окажусь лицом к лицу с ним на всеобщих выборах, если, конечно, выиграю сегодня. Я могу лишь выразить свои симпатии и сожаления его семье и друзьям. А теперь, с вашего позволения я пройду внутрь и проголосую. – И он поднялся по ступенькам Коммьюнити-Билдинг, раз или два остановившись для рукопожатий. Внутри он поприветствовал голосующих местных жителей, проголосовал сам и покинул здание. Телекамеры снова были направлены на него.
– Мистер Ли, что вы думаете о известных событиях последних дней?
– Ну, честно говоря, я изумлен. Суббота и воскресенье выдались, конечно, для меня очень трудными, времени для раздумий не было. Но я продолжаю надеяться, что народ не забудет о выборах, и сегодня люди пойдут и проголосуют. Большое вам спасибо.
Он пробрался к машине и направился в аэропорт.
Ближе к вечеру Уилл прибыл в отель «Омни» в Атланте.
Родители его были уже там, они говорили по телефону со штаб-квартирой, откуда Том Блэк связывался с руководителями кампании по всему штату.
– Явка избирателей слабая, – информировал Том. – Мы могли этого ожидать, но я думал, что-то изменится после сообщений о скандале с Маком. Разрозненный учет голосов пока дает нам немного больше шестидесяти пяти процентов; но люди еще пойдут голосовать после работы.
– Да-а, – протянул Уилл. – Хотел бы я получить от всего этого большее удовольствие. Сказать по правде, я бы предпочел, чтобы Мак был в конце кампании на ногах, а я бы мог использовать при голосовании свои собственные возможности.
– Последний опрос в пятницу показывал, что вы опережали его на три пункта при возможной ошибке в четыре пункта. Если нуждаетесь в утешении, скажу, что вы бы так и так победили.
– Что ж, спасибо и за это. Том.
– Говорят, Исполнительный комитет республиканцев соберется уже сегодня, но я думаю, что мы не сразу узнаем, кто будет их кандидатом. Трудно представить, что они выберут этого клоуна – Кэлхоуна.
– В прошлый раз он был вторым.
– Да, но и последним из кандидатов. Но не могут же они быть столь безумными.
– О'кей, поговорим позднее. Я попытаюсь вздремнуть. Я еще не в себе.
Уилл спал, пока мать не разбудила его к обеду. В восемь пятнадцать позвонил Том.
– К моему телефону подключены все три телевизионных станции, – сказал он. – Они планировали полностью освещать выборы с девяти часов, но теперь, при таких односторонних результатах, уговаривают нас сделать раннее заявление.
– Это меня устраивает, – сказал Уилл. – Но я думаю, что сначала мы должны что-то услышать от Мака.
– Приезжайте сюда, а я свяжусь с управляющим его кампанией.
В штаб-квартире был полный сбор. Никто больше не интересовался сведениями о ходе голосования. Уилл пробрался через толпу своих сторонников и помощников. Том помахал перед ним листком бумаги.
– Можете называть это телеграммой. Мак сам продиктовал это мне пять минут назад. Голос его звучал отвратительно.
Уилл прочитал заявление о поражении.
– Телевидение хочет продолжать передачи в восемь пятьдесят, следовательно, они могут возобновить работу по расписанию в девять часов. Я согласился.
– Хорошо, – сказал Уилл.
Следующие несколько минут он принимал поздравления, а затем, по сигналу сотрудника телевидения, взобрался на письменный стол.
– Спасибо всем за то, что пришли, – прокричал он. – Прежде всего, я знаю, что все вы присоединитесь ко мне в выражении искреннего сочувствия семье Джима Уинслоу. Почтим его память. – Он сделал паузу. – А теперь я хотел бы кое-что прочитать вам. У меня телеграмма, в ней говорится: «Я хочу выразить сегодня свои поздравления вам, вашей матери и вашему отцу и всем участникам пашей кампании. Вы провели прекрасную и честную кампанию и завоевали право представлять демократов на всеобщих выборах. В предстоящем ноябре вы получите мою полную и неуклонную поддержку».Подпись – губернатор Мак Дин.
Уиллу пришлось немного помолчать, слушая поздравительные выкрики, тем временем из своего кабинета вышла Китти Конрой и отвела в сторону Тома Блэка. Том махнул Уиллу рукой: закругляйтесь.
– Я хочу поблагодарить всех вас за напряженную работу во время кампании, – продолжал Уилл, спрашивая себя, что же могло еще произойти, – а также всех, людей по всему штату, которые упорно работали и вносили на эту кампанию свои заработанные трудом доллары. – Он взглянул на Тома, который опять подавал ему сигнал заканчивать. – И, наконец, я хотел бы сказать, что приблизительно в это время во вторник в ноябре, я, видимо, устрою для вас значительно более крупный прием, чем сегодня!
Уилл спрыгнул со стола, обнял отца и мать и, пожимая руки и целуя щечки, стал прокладывать себе путь сквозь телекамеры и толпу. Том и Китти ждали его в кабинете. Том закрыл дверь.
– Китти позвонил один из ее друзей, – сказал он. – Исполнительный комитет республиканцев достиг соглашения в отношении своего кандидата в сенат.
– Они не подождали, когда остынет тело Джима Уинслоу?
– Нет же, – сказал Том. – Они не планируют объявлять это до завершения похорон, но кандидатом стал преподобный Дон Беверли Кэлхоун.
– Это плохо, – сказал Уилл.
– Более того, – заметила Китти. – Они уже запланировали его первое появление в кампании. Он проведет похороны Джима Уинслоу.