Королева Чёрного Побережья

II ЛОТОС ЗАБВЕНИЯ

По всему южному побережью, от богатой и обильной Зингары до далекой жаркой Атлаи, ни купец, ни моряк, ни просто житель прибрежного поселения не знали покоя. Всех взбудоражила весть: Белит, эта жестокосердная ведьма, кровожадная тигрица, обзавелась любовником, свирепым варваром с севера. Их погромы, грабежи и разбои на море и на суше заставляли трепетать всех. Неуловимые и, казалось, неуязвимые пираты появлялись тут и там, исчезали вместе с награбленным добром, вырезали команды, топили корабли, поджигали города. Черные бестии Белит не миловали никого, сея ужас и ненависть. Проклятия неслись вслед «Тигрице», и каждый молил своих богов избавить его от встречи с шемитской ведьмой и ее грозным спутником.

А те беспечно наслаждались жизнью и друг другом. Так шло время, пока в один прекрасный день «Тигрица» не пришвартовалась в устье большой мрачной реки. По ее берегам сплошной зеленой стеной тянулись непроходимые джунгли.

— Это Зархеба, река смерти, — молвила Белит. — Как-то мы преследовали стигийскую галеру, и она, удирая, поплыла вверх по течению… Прошло несколько дней, и река вынесла к нашей стоянке стигийский корабль. Он не был поврежден, и груз никто не тронул, но на борту из всей команды остался единственный человек, лишившийся рассудка. Он умер в бреду, так и не сказав, что случилось с экипажем. Черные избегают этих мест, Конан! Они говорят, что вверх по реке есть город, полный невиданных сокровищ… Стены его высоки, улицы вымощены камнем, здания прекрасны… Он безлюден — но то ли древний бог, то ли демоны хранят его… Впрочем, то россказни трусливых людишек! Вдвоем нам ничего не страшно, любимый, ведь так? Давай поднимемся по реке и посмотрим на этот Мертвый Город!

Конан долго не размышлял; поход сулил новые приключения, и он одобрительно кивнул своей прекрасной возлюбленной. Варвар привык соглашаться с Белит, зная, что она всегда с трезвым расчетом продумывает свои планы, кои его меч и отвага воплощали в жизнь. И хотя команда «Тигрицы» совсем поредела в бесчисленных стычках, на борту оставалось еще достаточно отчаянных головорезов. И никого из них не интересовало, куда плыть, с кем сражаться, — главное, они были рядом с Белит, дрались за нее и во имя ее.

«Тигрица» медленно вошла в устье. Течение было слабым, и гребцы вполсилы налегали на весла. За первым же поворотом корабль очутился в тени огромных деревьев. Ни пения птиц, ни плеска обитателей вод, ни привычного звериного крика; берега были пустынны, и за все время путникам не попалось ни единой живой твари. Странную тишину нарушали только леденящие душу стоны, загадочные скрипы и шорохи в джунглях, глухой далекий вой. Неожиданно раздался и тут же смолк дикий нечеловеческий крик.

— Это обезьяна, — задумчиво молвила Белит и после паузы добавила: — Души грешников в наказание за неправедную жизнь попадают в их безобразные тела.

Конан обнял ее за плечи и усмехнулся: он не верил в подобные байки. Застыв в молчании, варвар прислушивался к загадочным звукам.

Поднялась луна; ее восход джунгли встретили шумом, доносившимся издалека. Над речными водами показался низко стелющийся, странно мерцающий туман. Казалось, звери, как и люди, избегают приближаться к темному потоку Зархебы.

Луна поднялась еще выше, осветив своим слабым сиянием людей, корабль и гладь реки. Весла в руках гребцов словно опускались в жидкое серебро; мертвенным блеском отсвечивали драгоценные камни на рукоятях мечей, в волосах Белит, на доспехах Конана.

Пестрая шкура леопарда, брошенная на доски палубы, служила в этот час ложем шемитке. Она облокотилась на руку, ее глаза внимательно и неотрывно следили за киммерийцем.

— Я чувствую, что мы плывем в страну духов, привидений и смерти, — тихо произнесла женщина. — Тайна окружает нас… Тайна и смерть… Ты не боишься, Конан?

Киммериец лишь пожал плечами.

— Я тоже не боюсь. Никогда и ничего не боюсь! Я часто смотрела в глаза смерти… Но…

Она задумчиво помолчала, а затем спросила:

— Конан, ты страшишься гнева богов?

— У нас, киммерийцев, суровые боги. И мрачен мир, куда попадает душа человека после смерти… Он — серый и туманный, в нем только холодный ветер, да острые скалы, да черные тучи… И бесконечно странствие душ людских, и безысходно оно в вечности. Но я не боюсь! Ни смерти, ни богов!

Белит тихо засмеялась.

— Да, жизнь земная, хоть она полна лишений и тягот, все же лучше такого существования! Но во что ты веришь, Конан? В каких богов?

Киммериец опустился на палубу.

— В своих странствиях я узнал о многих божествах. Кто не верит в них — слеп, как летучая мышь! Но слеп и тот, кто верит слишком глубоко. Что будет после смерти? Кому о том ведомо? Может, ждут человека Серые Равнины и тучи со снегом и льдом, как верят в Киммерии, или душу поглотит темнота, вечный мрак, как утверждают немедийцы… А может, душа угнездится в деревянном идоле в Доме Предков Н'Тоны… Слышал я еще, что кхитайцы чтят дракона Ху, Творца Мира. Лукав их бог! Его жрецы смотрят на мир так, будто он — зло и ловушка для душ людских. А души кхитайцев после смерти вечно возрождаются, попадая в тела всяких существ… Хорош бы я был, сделавшись бабочкой или птичкой!..

И Конан расхохотался, поводя могучими плечами. Он не любил отвлеченных рассуждений, считая их пустой тратой времени. Но Белит не приняла шутки и продолжала серьезно смотреть на возлюбленного. Тот положил широкую ладонь на ее обнаженное бедро и, лаская шелковистую кожу, сказал:

— Младенцев питают молоком, но сильных людей кормят мясом. Оставим пустую болтовню мудрецам и философам, моя красавица. О Кром! Пока я жив, я хочу жить полной мерой! Добрый меч и честная схватка, кровь и битвы — вот мой удел! Я хочу познать объятья женских рук и теплую податливость их тел, изведать вкус мяса и крепкого вина… Я счастлив, когда обладаю всем этим! Живу, люблю, убиваю — радуюсь жизни!

— Но есть боги, и есть жизнь после смерти, — сказала Белит. — Я знаю, знаю!

Быстрым движением она прильнула к Конану.

— Но моя любовь сильнее смерти! Душа моя — часть твоей души, а мое сердце неразрывно слито с твоим. Если я погибну, а ты будешь в смертельной опасности, я приду к тебе на помощь. Из бездны, из пекла, с Серых Равнин… Я принадлежу тебе, и никакая сила — ни смерть, ни боги, ни демоны — не разлучит нас!

Конан обнял ее в странном предчувствии, склонился к губам Белит, но внезапно громкий вопль дозорного прервал их объятия. Поднявшись, киммериец обнажил меч и ринулся на нос корабля. Гам над палубой висел, корчась, один из пиратов, удерживаемый чем-то огромным, подобным дуге гигантского лука. У Конана перехватило дыхание: он понял, что чудовищная змея поднялась из речных вод и, изогнувшись, схватила ужасной пастью черного воина. Тот бился в конвульсиях, крича от боли и страха. Скользкая чешуя чудища блестела и переливалась в лунном свете.

Киммериец размахнулся и сильным ударом клинка почти перерубил тварь напополам. Во все стороны брызнула кровь, и огромный змей медленно погрузился в реку, так и не выпустив свою добычу. Воды сомкнулась над ними.

Теперь Конан решил сам нести вахту и остался на носу галеры, однако за ночь ничего больше не случилось.

Едва солнце позолотило верхушки деревьев, киммериец увидел в рассветной мгле очертания города. Он разбудил Белит; девушка спала прямо на палубе, закутавшись в пурпурный плащ Конана. Шемитка подошла к борту и застыла, внимательно разглядывая открывшуюся картину; глаза ее расширились от любопытства и возбуждения. Да, перед ними был город — вернее, руины некогда прекрасного города! Покосившиеся, потрескавшиеся здания, сквозь изломы которых пробивались деревья, рухнувшие колонны, опутанные лианами, обломки башен и стен… Кустарник и сорная трава проросли в трещинах брусчатки. Джунгли наступали на город со всех сторон.

За спиной Белит сгрудились чернокожие воины, жадно разглядывая руины некогда пышных дворцов и главную площадь, посреди которой высилась мраморная пирамида. Что-то огромное темнело на ее вершине. Поначалу Конан решил, что это статуя, но его зоркий взгляд уловил едва заметное движение.

— Глядите! Там гигантская птица! — закричал один из пиратов, указывая на вершину сооружения.

— Лопни мои глаза! Это чудовищная летучая мышь! — заспорил другой.

— Это обезьяна, — отрезала Белит.

И вдруг неведомая тварь расправила мощные крылья, выпрямилась и полетела в сторону джунглей.

— Крылатая обезьяна! — воскликнул колдун Н'Тона. — Это злое чудище, о котором говорили наши предки, и это заколдованное место, где творятся ужасные дела!

— Замолчи! Держись за свои амулеты и молись богам! Мы причаливаем. — На губах Белит заиграла усмешка.

Как только сбросили сходни, шемитка поспешила первой сойти на берег; за ней шел Конан, а вслед спустились остальные. Вокруг царила тишина. Безлюдье и разруха окружали людей. Здесь, в этом царстве запустения и смерти, прекрасная Белит была подобна чудному цветку, раскрывшемуся посреди могильных камней; радость жизни, отвага и жажда новых приключений придавали ей силы — так свежие соки земли питают возросший на кладбище розовый куст.

Солнце медленно поднималось над джунглями, заливая ярким светом обвалившиеся крепостные стены и башни. Белит указала на круглое строение, пред которым высился массивный алтарь. Дорога из потрескавшихся мраморных плит вела к нему, и пираты без колебаний направились к древнему святилищу.

— Смотрите, это храм неведомых богов! — воскликнула Белит. — Даже тысячи дождей не смыли крови жертв… Я вижу темные потеки в желобках по бокам алтаря… Стены рассыпались, а этот камень цел… О, здешние боги сильней жизни, смерти и самого времени!

— Кто же они? — спросил Конан.

— Предания о том молчат. Да и какое нам дело! — Белит отбросила со лба прядь черных волос. — Но в обычаях всех жрецов прятать свои богатства под алтарями. Глядите, там, в камне, есть выступы! Пусть четверо из вас попытаются сдвинуть эту плиту.

Она отошла в сторону, рассматривая из-под руки накренившуюся башню.

Конан и трое пиратов ухватились за каменный монолит и напрягли мышцы, пытаясь приподнять плиту. В тот же миг Белит пронзительно закричала. С проклятием отскочив от алтаря, киммериец бросился к ней. Все замерли.

— Что случилось? — выхватив меч, спросил киммериец.

— Змея! Змея в траве! — выдохнула Белит. — Найди и убей ее! — Она повернулась к пиратам. — Что встали? Отодвигайте плиту!

Пока варвар осторожно осматривал траву в поисках гадины, его место у плиты занял чернокожий воин. Пираты напряглись и слегка приподняли ее, как вдруг алтарь начал поворачиваться, а в башне раздался гул и страшный скрежет. Внезапно стены ее зашатались и рухнули вниз, похоронив четверых людей под обломками. Раздался крик ужаса. Тонкие пальцы Белит впились в плечо Конана.

— Никакой змеи не было, — едва слышно прошептала она. — Боги всегда охраняют то, что им принадлежит… А я не хочу тебя потерять.

Алтарь завалило. Пираты с трудом растащили каменные глыбы и наконец добрались до изуродованных тел своих соратников. Четверо мертвецов лежали у открывшегося входа в склеп, обагрив камни алтаря своей кровью. Плита, алтарное навершие, была искусно укреплена на гранитных блоках, служила дверью в подземелье — и оттуда, казалось, ударило пламя. Лучи утреннего солнца отражались от множества граней самоцветов: бриллианты, рубины, изумруды, аметисты, сапфиры, опалы, лунные камни — несметные сокровища доверху заполняли склеп.

Белит с восторженным криком опустилась на колени среди окровавленных обломков у края склепа и по локоть запустила руки в груду драгоценностей. Перебирая и лаская камни, она забыла обо всем на свете. Глаза ее зажглись безумным огнем: души шемитов в богатстве всегда находят радостное упоение. Да и то сказать: вид этих сокровищ потряс бы даже утопающего в роскоши вендийского владыку. Наконец Белит поднялась, держа в руках чудное ожерелье — пурпурные камни, нанизанные на золотую струну. Надев его, шемитка хриплым от возбуждения голосом приказала:

— Грузите драгоценности! И поторапливайтесь, вы, отродья Сета!

— Погляди, владычица, — черная мускулистая рука вытянулась, указывая на «Тигрицу».

— Проклятье! — бросила Белит, обернувшись к своей галере. Она ожидала увидеть другой корабль, прибывший, чтобы отобрать ее добычу.

Однако река была пустынна, а с палубы поднялась крылатая обезьяна и полетела в джунгли.

— Что он там делал, этот демон? — со страхом произнес черный воин.

— Какая разница! — Белит гневно топнула ногой. — Вам что сказано! Сложите носилки из плащей и копий, грузите их и тащите на корабль! А ты куда?

Последний вопрос относился к Конану.

— Осмотрю галеру, — буркнул варвар. — Эта летучая тварь могла напакостить там, пробить дыру в днище или порвать парус.

Он побежал к берегу и взобрался на корабль. Осмотрел его и с хмурым выражением направился к тому месту, где недавно хозяйничал демон.

Вскоре он вернулся к Белит. Красные камни искрились на ее обнаженной груди, отбрасывая кровавые блики. Шемитка наблюдала за погрузкой, нетерпеливо поигрывая кинжалом. Громадный черный пират стоял в склепе, по пояс утонув в озере сияющих самоцветов, и щитом, словно лопатой, черпал переливающиеся камни, пересыпая их в подставленные носилки.

— Этот ублюдок пробил бочки с водой, — сказал Конан. — Мы сделали глупость, не оставив стражи, ведь из реки пить нельзя. Придется поискать источник… Пожалуй, я возьму двадцать парней и Н’Тону. Он чует воду, как верблюд в пустыне.

— Хорошо, — отмахнулась Белит, — иди! Мы останемся здесь и закончим с погрузкой.

Небольшой отряд углубился в джунгли. Свет сменился полумраком; яркие солнечные лучи не могли пробиться сквозь сплетающиеся кроны деревьев. Мечами прорубая путь сквозь густые заросли, люди медленно двигались вперед, пока не вышли на открытое место. Но и здесь им не удалось обнаружить ни ручейка, ни озера. Конан и его воины застыли, прислушиваясь к лесным звукам, но вокруг стояла гнетущая тишина. Ни пения птиц, ни шороха зверья… Киммериец тревожно огляделся.

— Н’Тону, веди людей дальше, — приказал он. — Остановитесь на том краю прогалины. Стойте там и ждите. Мне кажется, что кто-то следит за нами.

Чернокожие пираты беспокойно переглянулись, но ослушаться не посмели. Конан, спрятавшись за стволом огромного дерева, стал напряженно вглядываться в ту сторону, откуда пришел их отряд. Но все скрывала густая зелень, и покой джунглей, казалось, был нерушим — лишь вдали затихали голоса пиратов. Настороженный, словно зверь в засаде, киммериец уловил какой-то густой пряный аромат, потом что-то ласково коснулось его головы. Он мгновенно обернулся.

— О Кром! Черный лотос!

Из сплетения лиан склонялись к нему большие черные цветы, раскрывшие лепестки; они раскачивались и шелестели, хотя не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. И вот уже один из них прикоснулся к щеке Конана… Тот отскочил, зная, что укус черного лотоса несет смерть, а аромат — кошмарные виденья. Но было поздно! Киммериец вдруг почувствовал, как туманится сознание; непослушными руками он попытался поднять меч, обрубить стебли, но сил не было. Он попробовал позвать своих воинов — губы онемели… Через мгновение джунгли вокруг него качнулись, подернулись маревом, и все поплыло перед глазами; ноги обмякли, и Конан, как подкошенный, рухнул в высокую траву. Он напряг мышцы в бесплодной попытке отползти подальше от чародейных цветов… И уже не слышал жуткого воя, криков и стонов, раздавшихся невдалеке.