Королева джунглей

Глава первая В НИЖНЕМ ПОВОЛЖЬЕ

Первая экспедиция, как первая любовь. Спустя годы (а теперь уже — десятилетия) в памяти оживают яркие картинки удивительных по красоте пейзажей и замечательных животных, виденных ранее только на страницах книг. Но самое главное — атмосфера той поездки, вечерние трапезы у костра и ночные песни на бархане на высоком берегу Волги в обществе дружной компании, с которой провел пять лет в аудиториях. Ведь студенческие годы запоминаются навсегда, а студенческие друзья остаются на всю жизнь. Поэтому я рад вспомнить всех своих друзей и однокурсников, с которыми съездил в эту поездку. Прежде всего это шестеро зоогеографов: Саша Минин — наш «Ломоносов», приехавший поступать в университет из Архангельской области (на его защите его научный руководитель — великий отечественный эколог Николай Федорович Реймерс — в своей речи произнес: «Скажу только одну фразу — не перевелись еще на Руси архангельские мужики!»), ставший впоследствии крупным экологом, в 35 лет защитивший докторскую диссертацию; Андрей Неуронов — много лет проработавший в Институте океанологии и избороздивший все океаны и моря земного шара; Гарик Сапожников, после учебы в МГУ уехавший в свой родной Вильнюс и издавший там новый учебник по географии зарубежных стран; Андрей Киселев, благодаря своим габаритам более известный под кличкой «Слон»; Антон Стручков и Гурий Наумов. А также в поездке были шестеро ботанико-географов: наши прелестные девушки — Лена Арманд, Марина Шадрина и Ира Петрова, а также Коля Назаревский, Миша Снисаренко и Володя Мельниченко.

Ну и, конечно, большое значение имела работа под руководством весьма уважаемых нами и очень квалифицированных в своих областях науки людей: руководителями практики были Евгений Владимирович Ротшильд и Николай Николаевич Дроздов — начальники зоологической программы и Галина Николаевна Огуреева и Елена Германовна Суслова — начальники ботанической программы. Экспедиция подразделялась на две части — первый месяц мы должны были провести в низовьях Волги, в Астраханской области, а вторую — на Кавказе, в Приэльбрусье.

Итак, I июня 1979 года развеселая компания молодых и счастливых людей выехала на поезде из Москвы в Астрахань. Там нас уже встречали машины — одна наша, университетская, крытая, на которой сидел молодой, но уже с пузом, Володя, и, кроме того, местная противочумная станция выделила нам еще одну машину — открытый ГАЗ-66 с водителем — солидным мужиком по имени Петр Васильевич. Сразу повелось, что крытая машина досталась ботаникам, а на «газике» устроились зоологи (ведь нам надо было обозревать окрестности). Погуляв по городу, под вечер мы выехали из Астрахани на место стоянки.

Если взглянуть на карту Астраханской области, то видно, что как раз посередине между Астраханью и Енотаевкой Волга делает сильную излучину. Вот на самой вершине этой излучины мы и устроились, в трех километрах вверх по течению от села Замьяны. Довольно скоро на высоком берегу Волги вырос палаточный городок. В каждой палатке постелили кошмы, прямо на них положили спальники. Подвесили полога: Волга все-таки — царство комаров. На следующий день все были заняты хозяйственными хлопотами. Нам с Неуроновым поручили вырыть помойную яму. Спешить нам было некуда, копали потихоньку, про нас как-то все забыли. Все занимались своими делами. Кто-то таскал плавник с берега — по берегу очень много было деревьев, веток, выброшенных рекой, — отличное топливо. Кто-то копал ступеньки на высоком берегу, ведь подход к реке был только метрах в трехстах. Вырыли и погреб, чтобы хранить продукты. К вечеру про нас вспомнили. Наша яма потрясла всех — в глубину она была больше двух метров.

— Да, — сказал Ротшильд, — такую нам и за год не заполнить.

Прежде чем выехать в поле, нашу машину специально оборудовали. Между бортами положили доску, ее и сиденья обили кошмами, чтобы мягко было сидеть. Обычное расположение в машине было следующим — в центре сидел Ротшильд и штурман, по краям наблюдатели, в кабине — учетчик километража, который смотрел на спидометр и через каждый километр делал знак штурману. В задачу штурмана (каждый попеременно побывал в этой роли) входило вести машину по намеченному пути, отмечая по карте маршрут и биотоп[1], по которому мы ехали. В задачу наблюдателей входил учет колоний песчанок и нор сусликов. Предварительно Ротшильд обучил нас безошибочно определять на глаз расстояние в 10 метров (учетная полоса). Потом мы научились отличать жилые норы сусликов от нежилых и жилые колонии песчанок от нежилых. Предварительная подготовка — это половина успеха, у нас она была проведена очень основательно. Мы и сами стремились скорее войти в курс дела, провели с Огуреевой пару экскурсий по изучению местных растений. Вспоминая те дни, я поражаюсь — сколько же энергии, сколько энтузиазма было у нас, какая жажда познания жила в каждом. Ежедневно мы бороздили просторы Прикаспийской низменности, открывая для себя тайны природы и наслаждаясь радостью общения с ней. Предлагаю вам разделить со мной эту радость и отправиться в один из наших маршрутов.

…Мягкое утреннее солнце медленно поднимается над Волгой. С реки тянет прохладой. В столовой заканчивается завтрак. Дежурные, остающиеся в лагере, собирают посуду, чтобы идти мыть ее к реке. Последние приготовления к отъезду — уложены в полевые сумки дневники, карандаши, мешочки для отлова ящериц, морилки для насекомых. Сегодня готовиться надо основательно — едем с ночевкой, должны доехать аж до Калмыкии. А солнышко потихоньку начинает пригревать. Денек будет жарким — градусов 38 в тени. Ну все, сборы закончены. Фляги наполнены водой, загружены кошмы, спальники, кастрюли. Шофер Петр Васильевич занимает свое привычное место. Как он только может сидеть там? По-моему, кабина прогревается до +60°. Усаживаемся и мы. Трогаемся. Минут 10 мчимся по автостраде Астрахань — Волгоград, наконец сворачиваем в поле.

Территория, на которой нам предстояло проводить исследования, представляет собой классический участок прикаспийской полупустыни. Большая часть занята полынно-злаковыми сообществами, довольно часто попадаются густые заросли высокой (до полуметра) песчаной полыни, участки с джузгуном. Кое-где виднеются заросли цветущего тамариска с нежно-розовыми ветвями. Лето здесь всегда стоит сухое и жаркое. Над головой выцветшее небо и раскаленное солнце, и негде укрыться от его палящих лучей. Воздух горяч и неподвижен. Для обитателей полупустыни это трудное время. Даже малые жаворонки, ее коренные обитатели, в полуденные часы ищут тени под редкими кустиками и сидят, нахохлившись, с раскрытыми клювами. Скупая грязно-серая земля, изрезанная трещинами. Мчится часами машина, поднимая клубы пыли, а по обеим сторонам все та же едва всхолмленная и покрытая полынью равнина, уходящая вдаль и отделенная на горизонте от неба полосой струящегося воздуха. Глазам больно смотреть в эту бескрайнюю равнину. Все вокруг кажется безликим. Лишь изредка слетят с дороги голуби да стремительно пронесется стайка рябков.

И вдруг впереди в миражном мареве появляется светло-желтое облако пыли. Оно разрастается буквально на глазах, подступает все ближе и ближе. И равнина наполняется шумом, земля дрожит от топота многих тысяч копыт. Из пыльного облака выныривают сайгаки. Звери приближаются, уже видны их горбоносые морды, светящиеся на солнце рожки, выгнутые, как лиры. Тому, кто хоть раз видел, как тысячные стада сайгаков волна за волной катятся по бескрайним просторам прикаспийских полупустынь, трудно поверить, что всего лишь несколько десятилетий назад этих животных считали обреченными на вымирание.

Сайгак — один из наиболее обособленных представителей семейства полорогих, к которому относятся антилопы, быки, горные козлы и бараны. До сих пор спорят зоологи-систематики о том, какое место эти необычные животные занимают среди других копытных. Длительное время сайгака считали антилопой, другие ученые включают его в подсемейство козлов, а некоторые предлагают выделить в отдельное подсемейство сайгаков.

Сайгак — явление уникальное в живой природе, он — один из самых древних представителей так называемой мамонтовой фауны, расцвет которой наблюдался в среднем и позднем плейстоцене (70–50 тысяч лет назад). Большинство видов этой фауны под влиянием изменения климата или охоты вымерли, но сайгак — исключение, он сумел выжить и стать фоновым, массовым видом открытых ландшафтов аридных (засушливых) зон Евразии. И в этом смысле он представляет собой «живое ископаемое». Внешний вид сайгака настолько оригинален, что его невозможно спутать ни с кем. Пожалуй, самое примечательное в облике степного зверя — его «физиономия». И все из-за носа: мягкий и подвижный, как хобот, он низко нависает над нижней губой и заканчивается большими округлыми ноздрями, разделенными тонкой перемычкой. При нормальном положении головы ноздри направлены вниз. Этот хоботок — на первый взгляд довольно нескладное образование — очень помогает сайгаку при быстром беге. На бегу сайгак держит голову низко, и бегущие животные, особенно в больших стадах, в сухой период года движутся в сплошном облаке пыли, а зимой — в своеобразном снежном облаке. Так вот, этот хоботок, словно респиратор, очищает вдыхаемый воздух от пыли, а когда холодно, прогревает его. Эта значительно вздутая верхняя часть морды — сильно развитое, как говорят анатомы, преддверие носа, т. е. начальная часть дыхательных путей. Способность раздуваться, а также хорошо развитая сеть кровеносных сосудов и наличие желез, выделяющих слизь на внутренних стенках полости этого преддверия, обеспечивают очистку, согревание и увлажнение воздуха, поступающего в более глубокие отделы дыхательной системы — бронхи и легкие.

Голова самцов сайгака украшена лирообразно изогнутыми рогами светлого, воскового цвета. Рога слегка загнуты назад, у их основания есть поперечные валики, а вершина гладкая. Растут они постепенно, и к полутора годам достигают максимальной величины — 30–40 см. Самки же безроги. Вот эти самые рога чуть было не погубили все сайгачье племя. Как выяснилось, они обладают многими целебными свойствами. Испокон веков их использовали в восточной медицине для приготовления различных препаратов. Они шли для лечения нервных заболеваний. Отвар из рогов часто употребляли, чтобы легче переносить жару. В XIX веке на территории Калмыкии и Казахстана заготавливали порой до ста тысяч пар рогов. Их вывозили в разные страны, продавали за огромные деньги. В Китае, например, где процветала в те времена тибетская медицина, за пару рогов давали верблюда или двух чистокровных скакунов. Современная медицина долго отрицала целебные свойства многих животных препаратов, используемых в восточной медицине. И рога сайгаков использовались лишь в странах Юго-Восточной Азии. В последние годы целебные свойства рогов сайгака были экспериментально проверены и оценены. Из наружного покрова рогов получен препарат, названный сайтарином, который обладает успокаивающим, противосудорожным и обезболивающим действием. Наибольшую ценность имеют рога самцов в возрасте полутора лет. У добытых сайгаков рога вырубают с частью лобной кости, и в таком виде их в течение 2–3 недель выдерживают на стеллажах в хорошо проветриваемых помещениях, где происходит их естественная консервация. После этого рога отпиливают у основания и упаковывают в плотную бумагу.

Глядя на сайгака, не сразу поверишь, что это одно из самых быстроногих млекопитающих планеты. Внешне он кажется этаким неуклюжим увальнем. Его плотное коренастое туловище, покрытое короткой серовато-желтой шерстью, покоится на довольно коротких и тонких ногах. Если бы мне самому не довелось увидеть бег этого зверя, ни за что бы не поверил, что на таких ножках он может развивать скорость до 80 километров в час, уходя от опасности или спеша к далекому водопою. И такая скорость не мгновенный порыв, а ровный, уверенный бег прирожденного стайера. Сайгаки не только быстро бегают, но и хорошо плавают. Известно много случаев, когда они переплывали такие крупные реки, как Волга или Урал в их нижнем течении.

Сайгаки предпочитают сухие степи и полупустыни. Именно здесь они находят все необходимые условия для жизни. Твердый субстрат и равнинность полупустынь с их каменистыми и глинистыми почвами и низкорослая растительность — все это дает простор быстроногим копытным. На равнинах издали заметен и враг сайгаков — волк или человек с ружьем. Только суровые зимние бураны или изнурительная летняя засуха заставляют их покидать полупустынные равнины и укрываться в бугристых песках с кустарником, заходить в поймы рек на водопои. Когда-то область распространения сайгака совпадала с полосой сухих степей, полупустынь и частично пустынь, простирающихся от низовий Дуная и Буга до межгорных равнин Западной Монголии. В начале XX века от сплошного ареала сохранились лишь отдельные пятна.

Характерная черта этих животных — кочевой образ жизни. Кроме короткого периода, связанного с рождением молодняка, у сайгаков нет строгой привязанности к какому-то участку территории. Ни один вид наших копытных, даже северный олень, не образует таких колоссальных стад, как сайгаки. В былые времена они насчитывали до двухсот тысяч голов. И это несметное количество животных ухитрялось прокормиться скудным пайком сухих степей и полупустынь. Вот и кочуют сайгаки по бескрайним просторам Казахстана и Средней Азии. До сотни километров проходят ежедневно сайгачьи стада. Летом — в клубах пыли и нередко при сорокаградусной жаре, зимой — в 30–40-градусные морозы. Сайгак чувствует себя хорошо и уверен в своей безопасности, только когда он в стаде. Тысячи настороженных глаз, чутких носов и ушей скорее замечают опасность. Не раз среди сайгаков мы встречали ослепших зверей. Они не хуже здоровых уходят от опасности, ориентируясь по запаху и топоту копыт своих сородичей. Местные жители заметили, что к стаду, в котором живет слепой сайгак, труднее подобраться незамеченным. Ведь взамен утраченного зрения у него особенно тонко развивается чутье и слух. Сайгак, как и всякое животное открытых пространств, пуглив и осторожен. Когда стадо отдыхает, то несколько наиболее сильных и выносливых самцов стоят на страже, охраняя покой товарищей. Своеобразно ведут себя звери, когда сталкиваются с неожиданной опасностью. Вместо того чтобы броситься наутек, сайгак делает скачок-свечку — вперед и вверх. Конечно, он теряет драгоценный миг для бегства, но зато окружающие сайгаки вовремя замечают врага. Потревоженные животные в свою очередь оповещают других сигнальными прыжками. Волна беспокойства прокатывается по многотысячному стаду, и вот оно с ревом и топотом сбивается вместе, чтобы через мгновение пуститься вскачь.

Основу питания сайгака составляют четыре группы степных трав и пустынных кустарничков: злаки — типчаки, пыреи; пустынные кустарнички и полукустарнички — прутняк, солянки, полыни, эфедры; разнотравье — кер-мек, солодка; эфемеры — бурачки, ирис, тюльпаны. Ежедневно сайгак съедает от 3 до 6 кг кормов. Потребность в воде сайгаки удовлетворяют в первую очередь за счет поедания сочных кормов. Весной злаки и эфемеры содержат до 90 % влаги, именно эти растения животные поедают охотнее всего. С наступлением лета эфемеры, а затем злаки начинают усыхать, их влажность снижается до 30 %. В эту пору сайгаки переключаются на прутняк, солянки и разнотравье, т. е. нате растения, которые и в летний период остаются сочными. В это время животные часто меняют пастбища и начинают совершать дальние переходы в поисках сочных кормов и водоемов.

В те далекие времена, когда на земле водились мамонты, сайгаки населяли огромные пространства Евразии. Еще в 19-м столетии их бесчисленные стада пересекали степи Украины, Южного Урала, юго-востока России и Казахстана. Как массовый вид, населяющий открытые пространства сухих степей, сайгак уже с древнейших времен был ценным промысловым животным и играл заметную роль в жизни степных кочевников. В древнейших городах (X–XII вв.) юга Украины и Крыма известны многочисленные находки костей сайгаков на стоянках древнего человека. Для нашего пращура было вполне обычным делом употребление в пищу мяса этого животного. Роль сайгаков в питании человека и в более позднее время была существенна, о чем говорят исторические документы, сохранившиеся до наших дней. В XIII–XVII веках у степных кочевников, населявших южные районы Восточной Европы и Азии, наряду со скотоводством широко практиковалась охота на диких копытных: тарпанов, оленей и сайгаков. В XIX веке промысел увеличился по сравнению с прошлыми веками, так как возрос спрос на сайгачьи рога, находившие неограниченный сбыт по высоким ценам в Китае. О его масштабе в этот период можно судить по количеству рогов, вывозимых в Китай. С 1852 по 1882 год только через Кяхту в Китай было вывезено не менее 4 млн. пар рогов сайгаков и изюбров, при этом рога изюбров составляли лишь незначительную долю. Высокий спрос на рога привел к тому, что животных стали истреблять всеми доступными хищническими способами во все сезоны года, что привело к одновременной гибели тысячных стад этих животных. Усиленное преследование этих копытных продолжалось вплоть до 20-х годов 20-го столетия, пока сайгак не оказался на грани исчезновения. Лишь несколько сотен этих интересных животных сохранилось в самых глухих уголках Калмыкии и Казахстана. Многие стали считать сайгака видом, обреченным на вымирание. Известный зоолог, знаток степной и пустынной фауны Д. Н. Кашкаров, в 1932 году писал: «Вероятнее всего, этот зверь исчезнет совершенно». Но этого не случилось. Государство встало на защиту природных богатств нашей страны. В 1921 году сайгак как исчезающий вид был взят под усиленную охрану, был введен полный запрет охоты на сайгака. Однако результаты охраны сказались только через 15–20 лет. Поголовье сайгаков начало восстанавливаться. Вновь в степи стали обычными тысячные стада сайгаков. К 1957–1958 годам их численность превысила 2 млн. голов. Благодаря вмешательству человека этот редкий вид не только сохранился, но и достиг высокой промысловой численности. Наступил новый этап — человек приступил к его хозяйственному использованию. В 1951 году лицензионная промысловая добыча этих животных была разрешена на правобережье Волги, а с 1954 года в Казахстане. «Русское чудо» — так писали в зарубежной прессе о восстановлении сайгаков в СССР. И это определение не кажется броским. Спасение этих замечательных зверей — действительно чудо!

Среди диких копытных фауны Евразии сайгак занимает особое положение, являясь одним из наиболее многочисленных и ценных в хозяйственном отношении копытных. Некоторые зоологи и экономисты считают, что раз-ведение сайгаков в степных и полупустынных районах — одна из самых рациональных и экономически выгодных форм эксплуатации этих земель. Неприхотливые звери пасутся на самых незавидных, с точки зрения животноводства, пастбищах. Причем сайгаки никогда не портят их, как это делают домашние овцы и коровы при перегрузке угодий. Кочуя, звери кормятся буквально на ходу, срывая травы выборочно, так что не угрожают опустошению пастбищ.

В настоящее время численность этого вида достаточно высока. Однако говорить о том, что животных ждет безоблачное будущее, нельзя. Если в прошлом сайгаку угрожал хищнический промысел, то сейчас под угрозой сама основа жизни вида — естественная среда. Планомерное наступление человека на засушливые зоны — строительство сотен и тысяч километров оросительных каналов, распашка естественных пастбищ — негативным образом сказывается на копытных. Нарушение естественной растительности, отгораживание полей для охраны возделываемых культур становятся непреодолимым препятствием на древних путях сезонных миграций сайгаков. Вынужденные жить в экстремальных условиях, сайгаки еще какое-то время могут продержаться. Однако по мере того, как среда их обитания становится все более раздробленна, единая популяция может распасться на несколько маленьких, изолированных, шансы которых на выживание ничтожны. Охрана местообитаний сайгака приобретает исключительно важное значение. Настало время в срочном порядке выделить специальные охранные зоны, где сайгаки находили бы участки покоя, необходимые в кризисные периоды жизни: во время рождения молодняка и в период зимовок. Сайгаки как стадная и широко мигрирующая форма копытных могут обитать только на значительных территориях, и теоретически сайгачий заповедник должен иметь площадь не менее 30–50 тысяч км². Особенно тяжелое положение у калмыцкой популяции сайгака, единственной оставшейся в пределах России. Организованный в Калмыкии в 1990 году биосферный заповедник «Черные Земли», имеющий площадь около 100 тысяч га, из-за небольшой территории не может в полной мере обеспечить сохранность калмыцкой популяции. Для защиты молодняка на местах отела необходимо организовать несколько постоянных или временных заказников в сопредельных с заповедником районах. Ну и, конечно, в деле охраны поголовья сайгаков значительную роль играет организация эффективной борьбы с браконьерами. В последние годы в условиях политической и экономической нестабильности в новых государствах, образованных после распада СССР, наблюдается массовое распространение нелегальной охоты на сайгака. Только полная ликвидация браконьерства даст возможность сохранить и рационально использовать ресурсы этих животных. За многовековую историю своего существования сайгаки стали важным звеном биоты засушливых территорий. Исчезновение сайгака вызовет значительные изменения в характере естественной растительности степей и полупустынь. Но самое главное — без сайгака наши степи и полупустыни потеряют значительную часть своей прелести. И я думаю, со мной согласится каждый, кто наблюдал этого великолепного зверя в дикой природе.

Ну а мы, насладившись созерцанием сайгаков, продолжаем свой путь по дороге, на обочинах которой то и дело вырастают серые столбики — суслики. Зверьки с любопытством присматриваются к нам, вставая на задние лапки. Со всех сторон слышится мелодичный свист, которым суслики предупреждают друг друга об опасности. Тревожно засвистели соседи, и уже оповещена вся колония. Один за другим мчатся зверьки к своим норам.

Постепенно равнина сменяется холмами, а редкая полынь уступает место пышным кустам тамариска, завладевшим вершинами бугров. Здесь, в песчаной и рыхлой почве, расположена большая колония песчанок. Галереи, камеры, отнорки так густо пронизали почву, что нога глубоко проваливается на каждом шагу и ступать нужно с большой осторожностью. Черноглазые любопытные песчанки всюду выглядывают из нор, порывисто выскочив, хватают солянки и тащат их в подземные камеры.

Главным образом благодаря обилию грызунов полупустыни богаты различными хищными птицами. Хищные птицы — особенные существа. В их повадках и облике столько отточенной грации и благородства. Весь день носятся они над равниной, выискивая добычу. Пустельги, трепеща крыльями, постоянно останавливаются, как бы зависают в воздухе, с тем чтобы камнем упасть в траву на какого-нибудь зазевавшегося зверька, или, потрепыхавшись на одном месте, летят дальше; пестрые канюки-курганники плавно скользят над травой; огромные степные орлы облетают свои владения, редко взмахивая могучими крыльями. Среди тысяч обитателей небес никакая птица так не поражает воображение человека, как орел. Огромные размеры, гордая голова, грозный взгляд, стальные когти и великолепный плавный полет — все в этой птице вдохновляло с самых древних времен на создание легенд об орле, который считался воплощением силы, отваги и непобедимости. Неизгладимо впечатление, которое вызывает близко сидящий степной орел. Во всем его облике чувствуется, что перед тобой властелин окружающих равнин. Еще большая удача — находка орлиного гнезда. Гнездо свое он устраивает прямо на земле. На скудной подстилке из обрывков шкурок сусликов и клочьев овечьей шерсти сидят три птенца: один большой, другой поменьше и третий совсем маленький.

Вот вдали показались изящные, с золотящимися от солнца пучками перьев на голове журавли-красавки. Как и у большинства жителей полупустыни, краски оперения у этих птиц довольно скупы, но названия «красавки» они все-таки заслуживают. На солнце спина их отливает серебром, длинная шея несет маленькую головку, украшенную белой шапочкой. Глаза у журавлей-красавок красного цвета. Удлиненные черные перья на горле и груди, а также тонкие, длинные, свисающие к земле перья хвоста развеваются на ветру и очень украшают стройную фигуру птицы. В сопровождении родителей пушистые птенцы начинают свой путь. Только к осени у молодых журавлей вырастут крылья, способные поднять их в небо. Подпустив автомобиль всего на 15–20 шагов, журавли делают несколько крупных прыжков для разбега и вдруг, оттолкнувшись ногами, разом широко развертывают крылья и взмывают в воздух.

Украшением полупустыни являются сизоворонки — дальние родственницы всем известных зимородков. Яркость их наряда никогда не перестает радовать глаз, кажется, что находишься в тропиках. Куда там попугаям до нашей сизоворонки — синие, голубоватые, зеленоватые участки ее оперения блестят и переливаются, как драгоценные камни.

Столь же ярко окрашены близкие родственники сизоворонок — золотистые щурки. Своеобразны у щурок рулевые перья. Самые средние длиннее других примерно на 2,5 см, и опахала на концах этих перьев сужены. Крылья птиц лежат значительно ниже средней линии тела и не разгибаются до конца. Эти птицы восхищают своими летными способностями. Вот одна из них ввинчивается в небо по спирали, затем летит зигзагом, падает, садится на ветку кустика и снова оказывается в воздухе. Неожиданно птица как бы ныряет вниз, придерживаясь линии, по которой только что летела вверх. Переходя с одного вида полета на другой, птицы скользят то левым, то правым крылом.

Большой и красный диск солнца устало катится к горизонту, утопая в раскаленных задень песках. Сгущаются сумерки, стирая краски. Начинают бесшумно летать над землей козодои, ловя широким ртом насекомых. Тянет приятным ветерком, приносящим запах трав. Заиграли сильно и звонко сверчки. Пора делать привал. Усталые, вылезаем из машины. Вмиг расстелены спальные мешки. Но спать не хочется. Удивительно чистый и прохладный воздух разлит над землей. Ночь под чистым небом с яркими звездами хороша, тиха и спокойна. Совсем другой мир животных пробуждается ночью. На свет фонаря слетается множество насекомых: крупные хрущи, бражники, мотыльки. Активна ночью фаланга — представитель класса паукообразных. Днем она прячется в различных укрытиях, под камнями, в норах грызунов. Бегают фаланги с большой быстротой, легко взбираются по вертикальным поверхностям. При встрече с врагом фаланга принимает угрожающую позу. Передний отдел тела поднят, хелицеры (у паукообразных усики отсутствуют, их место занимает первая пара конечностей, которые имеют на конце клешни и получили название хелицеры, от греческих слов chele — клешня и keras — рог) и педипальпы (от латинских названий — pedis — нога и palpus — щупальца, вторая пара конечностей у паукообразных, которая служит для захвата пищи) подняты и направлены вперед, в сторону врага. Фаланги чрезвычайно прожорливы и поедают самых различных животных, с которыми только могут справиться. Ядовитых желез у фаланг нет. Правда, крупные экземпляры с мощными хелицерами могут поранить кожу человека до крови. Остающиеся на хелицерах частички пищи и разлагающиеся на них гнилостные микроорганизмы могут при этом попасть в ранку и вызвать воспаление.

Но вдруг крик громкий, тоскливый и жутковатый раздался совсем рядом. Голос унылый, протяжный, какой-то пустынный. Он так и манит к себе. Беру в руки фонарь и шагаю на голос. Крик опять летит над равниной и все манит и манит в ночную полупустыню, подальше от дорог, от костра, от людей. Я один среди ночи и тишины. Небо в россыпи звезд. Словно искусная рука неведомой мастерицы разбросала в бесконечном пространстве чудесный узор. Под ногами похрустывает щебень. А таинственный голос зовет и зовет. Это — авдотка — удивительная ночная птица с большими золотыми глазами. Систематики до сих пор спорят, к какой же группе птиц должна относиться авдотка, включая ее то в отряд куликов, то в отряд журавлеобразных. По внешнему виду она — типичный кулик, по поведению во многом сходна с дрофами. Населяет авдотка открытые пространства — пустыни, полупустыни, степи, ведет наземный образ жизни, хорошо бегает, питается насекомыми и мелкими ящерицами. Авдотки — моногамы, образуют постоянные пары. Раз избрав себе место для гнездования, птицы возвращаются на него и в последующие годы. Гнездо авдотки представляет собой лунку в земле с небольшим количеством растительных остатков. Птенцы вылупляются зрячими, опушенными, уже на следующий день способны перемещаться с родителями и затаиваться в случае опасности.

Коротка южная ночь. Несколько часов, и уже далеко на горизонте поднимается отдохнувшее за ночь солнце. Лучи его, словно огненные стрелы, пронзают отливающие пурпуром облака. Лучшее время в полупустыне — раннее-раннее утро. Вечером неплохо тоже, но комары, к сожалению, того же мнения. Утром прохладно и совсем нет ветра. Но самое главное — утром можно наблюдать следы. Позже, к середине дня, ветер сглаживает песок и рисует на нем волнистую рябь. А утром весь песок испещрен, как газетная страница текстом. Следы зверей попадаются нечасто: то бархан пересечет заяц, то степная лисичка — корсак. Гораздо чаще попадаются следы ящурок. Вот она спокойно идет по своим делам — четки отпечатки лапок и хвоста, загребающего песок на поворотах. Вдруг ящурка чего-то испугалась и резко рванулась с места, оставив на песке глубокие ямки, а потом быстро заскользила вверх по барханчику. Песок осыпался под ее ногами, и получился след, похожий на след лыжника, поднимающегося «елочкой».

Но больше всего, конечно, следов насекомых. Вот странный след — три запятые — перерыв, три запятые — перерыв, а рядом параллельно такой же ряд. Запятые от трех лапок с каждой стороны, перерыв — шаг. Это из песчаной норки выбрался крупный жук-чернотелка и отправился на поиски пищи — сухих былинок. Иногда отпечатки лапок крупного жука накладываются на широкий «волок» — это скарабей прокатил навозный шар. При этом он двигался задом наперед, опираясь на передние лапки и лишь иногда помогая себе средними, тогда как его задние ноги катят шар.

…Снова мчится машина. Мы продолжаем свой путь. Дальше пошли барханные пески, по которым на значительном расстоянии друг от друга разбросаны безлистные кусты джузтуна, усыпанные красными пушистыми шариками. На человека, впервые попавшего в барханные пески, они производят неизгладимое впечатление. Температура в тени поднимается до 40 °C. Безоблачный небосвод, пышущие жаром гряды песка, и вдруг неожиданно на одном из голых участков прямо из бархана торчит цветочная кисть, усыпанная крупными яркими цветками. Это не мираж, не галлюцинация. Это — заразиха — растение-паразит. В глубине она, как пиявка, присасывается к корням кустов и сосет из них соки. Куст от этого чахнет, а заразиха благоденствует.

Высоко поднявшись на передних ногах, стоит как изваянная на самом гребне бархана крупная ящерица — ушастая круглоголовка — и двигает только хвостом, то закручивая его вверх, то раскручивая. При нападении противника эта ящерица принимает угрожающую позу. Широко расставив и распластав ноги, рептилия поднимает переднюю часть туловища и до предела раскрывает рот, слизистая оболочка которого наливается кровью и краснеет, так же как и расправившиеся в углах рта отточенные зубцами складки кожи. Создается впечатление одной огромной, обращенной к врагу оскаленной пасти, по краям которой явственно выступают острые зубы. Ящерица сильно раздувает легкие, шипит, фыркает, временами совершая грозные прыжки в направлении опасности. Если это не помогает и противник не убегает, круглоголовка закапывается в песок. Плотно прижавшись к земле, она быстрыми боковыми движениями туловища вытесняет из-под себя песок, взрыхляя его расположенными по краям тела кожными складками, покрытыми бугорчатыми чешуйками. Осыпаясь по краям тела, мелкий сухой песок все более покрывает круглоголовку, которая буквально погружается на глазах в него, причем в последнюю очередь вязнет голова.

Поднимаясь на бархан, нужно усиленно передвигать ногами, чтобы взобраться на него, так как песок, приведенный в движение, всей своей массой беззвучно стекает и засыпает ноги чуть ли не до колен. Оглянувшись назад, можно увидеть, как песок медленно стекает в следы, сглаживая их края. От усиленной работы ногами и палящего зноя начинает стучать в висках.

Мы снова садимся в машину и едем дальше. Стайка куропаток, напуганная шумом машины, вспорхнула и, издавая свое мягкое «тррр», полетела к дальним холмам.

В полупустыне огромное количество насекомых. И в полуденный зной, и в прохладные ясные ночи воздух звенит от стрекота многочисленных кобылок. Желтовато-бурые музыканты ищут убежища среди стеблей и былинок. С громким треском они вылетают из-под ног, демонстрируя красную или зеленую окраску задних крыльев, в сидячем положении скрытых под темными передними крыльями.

В сухом песке живут личинки муравьиного льва. Взрослый муравьиный лев — похожее на стрекозу длиннокрылое, тонкотелое насекомое. В теплые летние дни он летает среди невысоких кустов, полет его довольно вялый и небыстрый. Впрочем, днем насекомое больше сидит неподвижно где-нибудь среди листвы, оживает лишь к вечеру. Название «муравьиный лев» относится, собственно, к личинке этого насекомого. Образ жизни ее примечателен. Эта похожая на клеща личинка роет в песке ямку, стенки которой круто, воронкой, сходятся вниз к тому месту, где зарылась она с головой в песок, только кривые, как сабли, челюсти торчат немного наружу. Ямку личинка делает всегда в защищенном от дождя месте для того, чтобы края ее всегда были покрыты сухим песком. Маленькое насекомое, например муравей, пробегающее по сухому осыпающемуся краю ямки, скатывается на дно и становится добычей «льва». Личинка мгновенно хватает его челюстями, впрыскивает через них яд, потом пищеварительные соки, держит челюстями жертву и постепенно высасывает, а оставшуюся шкурку, подкинув головой, выбрасывает наверх, за края воронки. Если упавший в воронку муравей пытается выбраться наверх, затаившаяся на дне личинка, работая головой, как катапультой, метко кидает в удирающую добычу крупинки песка, сбивает ее вниз и хватает своими челюстями. Нередко и более крупные, чем сама личинка, насекомые падают в воронку. Она и их хватает. Держит крепко. Пучки щетинок на ее теле, направленные вперед, цепляются за грунт, в который она закопалась, упор получается надежный — личинка держится, словно на якоре. Но и в этом случае борьба бывает недолгой: впрыснутый яд вскоре действует, и большая жертва муравьиного льва, отравленная, перестает сопротивляться.

…Вскоре мы выбираемся на асфальт, и гладкая лента дороги несет нас к дому. Вот вдали блеснула полоска воды. Волга! Подъезжаем к нашему лагерю, раскинувшемуся на берегу великой русской реки. Слышатся отдаленные гудки пароходов и ленивые всплески разомлевшей от зноя волны.

После поездки — время купания. Всей толпой подбегаем к нашему пляжу. У самой воды ходят цапли. Острокрылые, серебристые, как рыбья чешуя, чайки и крачки проносятся над водой. На берегу много следов болотных черепах. Разгуливают они по суше ранним утром, а в жаркие часы прячутся в прохладной воде. У кромки воды бегают жуки-скакуны. При малейшей тревоге эти маленькие хищники мгновенно взлетают, а немного пролетев, вновь опускаются и начинают прерывисто бегать, чередуя бег с короткими остановками. Под выброшенными на берег стволами и ветками деревьев сидят огромные озерные лягушки, спасаясь от палящих лучей солнца. Далеко, в густой синеве виден берег острова, поросший травами, кустарником и тополями. До него около полутора километров. И еще столько же до противоположного берега. Ласковый ветерок дует в лицо, блестит солнце, дымкой подернуты зеленые острова. И когда смотришь далеко вперед, где водная гладь соприкасается с небом, то кажется, что меж ними нет границы.

…Быстро пролетел месяц. Последний раз мы смотрим на то место, где только что стояли палатки. Теперь оно так же пустынно, как все безбрежное пространство вокруг. Замер дрожащий от зноя воздух, только тихий шелест полыни да звенящая песнь невидимого в высоте жаворонка нарушают знойную тишину…

Нам предстоит путь на Кавказ, на Приэльбрусскую гляциологическую станцию Московского университета, где пройдет вторая часть нашей практики. По дороге мы решили заехать в Астраханский заповедник. Место более чем уникальное, чтобы не воспользоваться случаем и не посетить его.

Из Астрахани в заповедник идет катер. Берега просматриваются с трудом— Волга здесь достигает значительной ширины. Наконец она начинает сужаться — пошли протоки. По берегам настоящие джунгли — густейшие заросли тростника, ив, других кустарников и деревьев. Подплываем к главной усадьбе. Дамчикский участок. Приглядевшись, можно заметить, что это — вторая Венеция. Целый поселок с улицами и десятками домиков сооружен на сваях и довольно высоко поднят над землей (правильнее сказать — над водой). Дело уже к вечеру, пора устраиваться на ночлег. Прямо перед главным корпусом раскладываем спальники и натягиваем полога. До сих пор смеюсь, когда слышу, что где-то вдали от дельты Волги — «комары». Вот здесь — это комары! Полог становится черного цвета и заметно прогибается под их тяжестью.

На следующее утро все в ужасе. В пологе Гарика огромная дыра, а сам он лежит весь в крови и не подает признаков жизни. Неужели заеден комарами? Нет, вроде проснулся, весь чешется. Вот к чему приводит неуважение к комарам. После завтрака — экскурсия по заповеднику на катере.

…Катер мягко скользит по узкой протоке вдоль стены тростников, пугая лысух, торопящихся укрыться в зарослях. Шелестят раздвигаемые лодкой травы, мы пригибаемся под нависшими ветвями ив, зелеными лохматыми космами торчащими над водой. С них, шурша слюдяными крылышками, слетают тучи стрекоз и носятся над кустами. Раскаленное астраханское солнце, которое в только что покинутой полупустыне беспощадно жгло и иссушало, тут подымает из обильно увлажненной земли хаос зелени невиданной пышности и силы, заполнившей и берега- и воду под его палящими лучами. Дельта Волги — настоящее царство птиц. Черные бакланы, долговязые цапли, колпицы, каравайки образуют здесь крупные гнездовые колонии. Склонившись к самой воде, висит пушистая варежка, которая оканчивается круглой дырой. В темноте дыры что-то двигается, потом небольшая нарядная птичка выскакивает оттуда и мчится над водой. Это — синица-ремез. Вот в стеклах бинокля появились лебеди. Контуры птиц чеканно вырисовываются на ярко-зеленом фоне тростников, лебеди словно сами любуются своей красотой. Изумительное зрелище являет собой большая белая цапля, сверкающая ослепительной белизной на фоне изумрудной зелени. Не так давно эти великолепные птицы были на грани полного истребления. Длинные красивые ажурные перья, отрастающие на спине цапли, — эгретки служили украшением шляп модниц всех западноевропейских государств. Во имя прибылей эти прекрасные птицы истреблялись в огромных количествах. Только создание в 1919 году заповедника спасло этих замечательных птиц от вымирания. Также спас заповедник осетровых рыб. Этот район всегда славился на весь мир своими осетрами и черной икрой. Более половины всей рыбы России вылавливалось на Северном Каспии и в дельте Волги. Эксплуатация этого уникального бассейна велась варварскими методами. В больших масштабах велся лов рыбы в недозволенное время и в запретных местах.

Самый замечательный цветок Астраханского заповедника — лотос. Чудесное зрелище — сплошное розовое море цветущего лотоса. Его цветки исключительно красивы. Они очень крупные (диаметром до 30 сантиметров), обладают слабым, но очень приятным коричным запахом. Они высоко подняты над водой на прямой длинной цветоножке и обладают положительным гелиотропизмом, то есть всегда обращены в сторону солнца. Несколько ниже места прикрепления цветка имеется так называемая зона реагирования, в которой он меняет свое положение. Именно эта связь с солнцем послужила одной из причин для обожествления лотоса древними египтянами и индусами.

Интересная особенность у листьев лотоса — они не пропускают влагу. Вода, подобно ртути, собирается на верхней поверхности листа в крупные капли. Это объясняется наличием на верхней поверхности листа хорошо выраженного воскового налета и сильно развитых, как научно изъясняются ботаники, кутинизированных[2]бугорков, образованных выростами на эпидермальных клетках.

Существует несколько гипотез относительно появления лотоса в дельте Волги. По одной из них, этот цветок был занесен сюда птицами во время миграции. В их кишечнике находили орехи лотоса, способные прорастать при попадании в водоемы. По другой, растение завезли в дельту кочующие калмыки, по верованиям которых лотос — священное растение. По третьей, цветок — абориген дельты Волги, сохранявшийся здесь в течение многих миллионов лет.

В заповеднике лотос растет на мелководье в заводях и старицах рек, где глубина не превышает двух метров и имеется илистое дно. С каждым годом в связи с поднятием дельты и продвижением ее в глубь Каспийского моря лотос переселяется все ниже, в места с более благоприятной почвой и проточной водой. В 40-х годах XX века все заросли лотоса занимали в дельте Волги около 1 га, в 1969-м — около 100 га, а к моменту нашего приезда в заповедник площадь его зарослей увеличилась до 2000 га! Площади зарослей растения в дельте Волги продолжают расширяться. Распространению лотоса способствует деятельность кабанов; обрывки его корневищ, подрытые этими животными, во время половодья переносятся в другие места, где, прорастая, образуют новые заросли. Лотос играет важную роль в биоценозах дельты как кормовое и защитное растение. Его орехи, корневища и мякоть соплодий охотно и в большом количестве поедаются водоплавающими птицами. Осенью заросли лотоса помогают прокормиться тысячам гусей и лебедей. Под пологом его крупных листьев во время летней линьки укрываются утки.

Из крупных млекопитающих здесь весьма обычны кабаны — проплывая вдоль тростниковых зарослей, можно услышать треск стеблей, чавканье и повизгивание. Возвращаемся на кордон. Обед необычен. В сетях браконьеров погибли 2 крупных осетра (до 1 метра длиной каждый), и одного отдали нам. Уха из осетра — до чего изысканное кушанье! Понятно, что люди идут на любые ухищрения, пытаются обмануть инспекторов, чтобы отловить такую «рыбешку». Но в заповеднике осетр находится под охраной закона.

…Последняя ночь на берегу Волги. Утром сборы недолги. Наш путь теперь лежит на юг. Целый день трясемся по бескрайним просторам Калмыкии. Кругом знакомый пейзаж — редкая полынь, злаки. К вечеру подъезжаем к границе Европы. Река Кума — шириной всего 10–15 метров. Переплыл реку — и ты уже в Азии. Некоторые считают, что граница Европы с Азией проходит по южной границе СССР, и таким образом весь наш Кавказ является Европой, а Эльбрус соответственно — высшая точка этой части света. К сожалению, Эльбрус находится в Азии, а лавры высшей точки Европы принадлежат Монблану, поскольку граница между Европой и Азией пролегает по Кумо-Манычской впадине. Заночевав в Европе, на следующий день мы въезжаем в Азию.

Глава вторая БЛЕСТЯЩИЕ ГОРЫ

Итак, переправившись через Куму, мы продолжаем свой путь на юг. Вдали уже виднеются в неясной дымке горы. Это — северные отроги Кавказа. Кавказ впервые упоминается в трагедии Эсхила «Прикованный Прометей» в 479 году до н. э. Полагают, что это название произошло от слов древнего санскритского языка: «каз» — блестеть и «граван» — горы (то есть «блестящие горы»). Правомерность такого названия становится вскоре понятной. Постепенно горы приближаются, вершины их четко обрисовываются на чистом ярко-синем небе. Громадные снежные поля, освещенные яркими лучами солнца, сияют ослепительным блеском. Мы въезжаем в знаменитое на весь мир Баксанское ущелье. Оно зажато в каменных скалах. С одной стороны дороги возвышается гигантская скала, уходящая ввысь, с другой — глубокий обрыв. Делаем остановку в городе горняков Тырныаузе — надо купить с собой кое-что из продуктов. После едем дальше. У селения Эльбрус начинается великолепный сосновый лес, который тянется до поляны Азау, где, собственно, и кончается Баксанское ущелье. Поднявшись до высоты 2300 метров над уровнем моря, оно натыкается на мощное подножие Эльбруса, занятое покрытой яркой, пышной растительностью поляной Азау. На ней расположены гостиница «Азау» и учебно-научная гляциологическая станция Московского университета, в которую мы и держали путь. Оригинальные строения ее хорошо вписываются в окружающий ландшафт. Вылезаем из машины, разминая затекшие от долгого сидения ноги, и замираем от восторга. Кавказ сказочно красив! Ну а Приэльбрусье справедливо считается жемчужиной Кавказа. Природа щедро одарила красотами этот район: величественные снежные пики, зубчатые гребни, незабываемые панорамы лесистых хребтов, яркие ковры альпийских лугов, бурные горные реки и водопады, чистый горный воздух, напоенный смолистым ароматом сосен. Склоны покрыты такой яркой и пышной зеленью, а вздыбленные вершины и гребни гор столь великолепны под первозданной снежной бахромой и ярко-синим небом, что вы не можете оторвать глаз от этой незабываемой картины. В Приэльбрусье действуют десятки туристских, альпинистских, горнолыжных и экскурсионных маршрутов, имеются первоклассные гостиницы, турбазы, альплагеря, кресельные и буксировочные дороги.

Здесь нас уже встречают Николай Николаевич Дроздов и Елена Германовна Суслова — второй частью практики будут руководить они. Ротшильд и Огуреева, выполнив свою миссию, возвращаются в Москву. Нас поселяют на втором этаже замечательного по архитектуре домика.

На следующий день первая поездка в горы. Мы поднимаемся на фуникулере на гору Чегет (3769 метров над уровнем моря), с вершины которой открывается великолепный вид на Эльбрус, видимый отсюда от самого подножия до вершин, поднимающихся заметно выше облаков. Этот двуглавый великан венчает панораму Центрального Кавказа, он по меньшей мере на 1000 метров выше всех окружающих его гор. Эльбрус представляет собой конус потухшего вулкана. Две его вершины соответствуют двум различным вулканическим кратерам. Западная вершина (5642 метров над уровнем моря) и восточная (5621 метров над уровнем моря) разделены глубокой седловиной (5325 метров над уровнем моря). Большая часть склонов Эльбруса (до высоты 4000 метров над уровнем моря) пологая, затем крутизна достигает в среднем 35°. Приэльбрусье — район активной лавинной деятельности. Снежные лавины вместе с огромными массами снега несут с гор большое количество каменных обломков вниз, к подножию склонов, создавая огромные конусы выносов. Большие площади, начиная с 3500–4000 метров, заняты ледниками, которые образуют гигантскую шапку льда, занимающую площадь в 145 км², его толщина в некоторых местах достигает 400 метров. От ледовой шапки Эльбруса расходятся 77 ледников (крупнейшие — Большой Азау, Терскол, Крик), в них рождаются многочисленные родники, ручьи, речки, которые несут свои воды в главную реку Приэльбрусья — Баксан.

С незапамятных времен гордый, неприступный Эльбрус привлекал к себе внимание людей. Эльбрус впервые упоминается в «Книге побед» персидского историка Шериф-ад-Дан Йедзи, который писал, что среднеазиатский завоеватель Тимур во время успешных военных походов в Закавказье якобы совершил восхождение на Эльбрус для сотворения молитвы. Однако эти сведения не имеют основательных исторических подтверждений. Официальной датой покорения Эльбруса считается 1829 год, когда была организована экспедиция, руководимая начальником Кавказской укрепленной линии генералом Г. А. Эмануэлем. На штурм вершины ушли четверо: физик Эмилий Ленц, казак Лысенков и два человека из группы проводников — кабардинец Киллар Хаширов и балкарец Ахия Соттаев. С высоты 5350 метров над уровнем моря из-за недостатка сил трое из них вынуждены были спуститься. Восхождение в одиночку продолжал Киллар Хаширов. В 11 часов утра 10 июля 1829 года отважный кабардинец первым ступил на восточную вершину Эльбруса, укрепил на ней шест, обложил его камнями и после короткого отдыха начал спускаться вниз. Ахия Соттаев позже покорил все-таки западную вершину с группой английских альпинистов во главе с Ф. Грове в 1874 году.

На следующий день первый маршрут. Записываемся в журнале. В горах это необходимо. Если мы не вернемся к указанному сроку, в горы выходит спасательная группа. Машина довозит нас до Терскола — этой мекки альпинистов и горнолыжников. Погода сегодня замечательная. На небе ни облачка. Ослепительные снежные пики четко вырисовываются на ярко-синем фоне. Начинаем подъем на гору Терскол (3800 метров над уровнем моря — в горах обычно оперируют этими цифрами). У самого подножия растут роскошные высокоствольные леса. При взгляде на лесные склоны кажется, будто они покрыты бархатом или мехом. Словно ворсистый, разных оттенков зелени ковер укрыл перегибы склонов и хребты, сгладил ложбины, смягчил неровности. А в действительности перед тобой не мех и не ковер, а дремучий лес из гигантов, достигающих 30–40 метров высоты. Выше идут кустарники, изобилующие белобрюхими дроздами. Еще выше — шикарные альпийские луга — буйство трав и цветов. Всеми оттенками радуги разукрашены склоны гор. Кисть художника не в состоянии передать это великолепие красок. Вот как описал красоту альпийских лугов Фазиль Искандер: «Альпийские луга — это вечная весна посреди лета, которую природа припрятала для себя, чтобы не забывать, с чего она начинала. Это струение легкого меда цветущих трав, настоянное на льдах вершин. Это запах цветов в самом чистом виде, потому что здесь исключены всякие другие запахи. Кухня земных запахов осталась далеко внизу». Солнце поит эти выси таким количеством ультрафиолетовых лучей, что человек за считанные часы загорает сильнее, чем на приморских пляжах. Внезапно видим, как на далеком заснеженном склоне сходит лавина. Грандиозное зрелище, когда на него смотришь издали. Поднимаемся еще выше. Уже начинает перехватывать дыхание, идти все тяжелее. Вокруг голые скалы и камни. Высоко в небе вьются завсегдатаи заоблачных вершин — клушицы — птицы из семейства вранообразных. Их яркие вогнутые клювы поблескивают на солнце.

После похода утомленные, но довольные едем на станцию. Вечером Дроздов проводит камеральное занятие — записываем птиц, которых видели сегодня. Оказывается, не так уж мало — более 30 видов.

Вскоре, исходя из задач, стоящих перед нашим отрядом, всех разбили на три группы. Одна стала работать на Терсколе — учитывать птиц, другая ездила далеко — кТырныаузу на горные степи, где велся учет сусликов. А мы со Слоном стали работать в окрестностях Азау. Андрей немного простудился, а я повредил ногу и заметно хромал, поэтому нас с ним определили на ближний маршрут.

…Узкая тропинка вьется по сосновому лесу. По обе стороны — густые заросли. Наконец выходим к Баксану. Волга и Баксан — две реки, на берегу которых проходит наша практика, — очень похожи на Слона и Моську. Величавая, Широченная, спокойная Волга и малюсенький, но ревущий, стремящийся вырваться из берегов, Баксан. Ширина его здесь 4–5 метров, но с какой же силой несется вода с гор, ворочая в своих бурунах огромные глыбы. В такую реку лезть опасно — по каменистому дну несутся валуны, которые могут запросто переломать ноги. Вода ледяная, ее температура не превышает 4–5°. Отсюда начинаем линию давилок для отлова мышевидных грызунов. Постепенно углубляемся в лес. Изредка по стволам сосен взбегают белки. Они здесь ярко-черного цвета с белым брюшком. Со всех сторон доносятся песни зябликов. Постепенно лес заканчивается, и мы выходим на обширный альпийский луг. На лугу полно яшериц. В траве живет прыткая ящерица. Житель средней полосы удивится, если узнает, что под Москвой и на Кавказе живет один и тот же вид. Местная ящерица изумрудного цвета и гигантских размеров — 25–30 сантиметров. Также на лугу обитают и степные гадюки, но их очень мало. Одновременно с постановкой давилок ведется учет птиц и рептилий. На лугу много певчих птиц — чаще всего виден чекан, трясогузки. Подходим к груде камней — это обиталище скальных ящериц. А вот и одна из них — сидит, греется на солнце. Скальная ящерица — фантастически красивая рептилия. Всеми цветами радуги отливает ее блестящая чешуя. Уловив наше движение, она молнией скрывается под глыбой. Решаем ее поймать. Слон рывком поднимает глыбу, а я мгновенно хватаю опешившую от неожиданности ящерицу. Вот и конец маршрута — незаметно, двигаясь опять по лесу, мы уткнулись в стену гостиницы «Азау». Теперь наш путь лежит к дороге на Эльбрус. Там продают наши любимые шашлыки. Капо уже нас знает и отпускает без очереди — по три шампура и по «росинке» — это напиток непонятного происхождения, но весьма вкусный. На сегодня работа закончена — завтра пойдем проверять давилки.

Вот так, день за днем, проходя нашим маршрутом, проводили мы свои учеты. Незаметно подошел к концу и второй месяц нашей практики. Вскоре рейсовый автобус доставил нас до Минеральных Вод, а там и поезд до Москвы. Наша первая практика открыла нам животный и растительный мир двух замечательных уголков нашей страны — Прикаспийских полупустынь и Центрального Кавказа.

Следующая моя встреча с Кавказом состоялась через 20 лет, когда я приехал отдыхать с семьей в Сочи.

Лежащие на знаменитых сочинских пляжах, бронзовые от загара отдыхающие даже не подозревают, что всего в получасе езды на автобусе есть удивительный уголок, попасть в который мечтают биологи всей страны — Тисо-самшитовая роща, участок Кавказского биосферного заповедника, объявленного ЮНЕСКО объектом Всемирного наследия. Тисо-самшитовая роща расположена на отрогах горы Большой Ахун, в 2,5 километрах от берега Черного моря и находится в зоне влажных субтропиков. Высоты местности колеблются здесь от 40 до 500 метров над уровнем моря. Территория рощи представляет собой гряду известняковых гор, прорезаемых ущельем реки Хосты.

В пансионате «Дагомыс», где мы отдыхали, предлагалось огромное количество экскурсий, в том числе и в Тисо-самшитовую рощу. Однако за все время на нее не записалось ни одного человека, что меня весьма расстроило. Все рвались в какие-то пещеры, в Красную Поляну, в форелевое хозяйство, где даже можно порыбачить. Что ж, тем лучше, поеду один, по крайней мере, не надо будет, как обычно это бывает на экскурсиях, стоять и ждать опаздывающих и отвлекающихся.

Попасть в Тисо-самшитовую рощу очень просто. Надо сесть в Сочи на рейсовый автобус и доехать до Хосты, а там совершить небольшую прогулку по шоссе, уходящему петлями вверх, в лесистые горы. Полтора километра асфальта, и шоссе приведет к сквозной чугунной ограде, за которой видна густая лесная чаща. У ворот — будка кассира, неподалеку, на шоссе, — ожидающие экскурсантов автобусы.

Вход в этот лес вводит в сказочное царство. Сделав всего один шаг за ограду, я погрузился в необычный мир. Исчезло, забылось все, что осталось за спиной: залитый солнцем шумный курортный город с его пестрой толпой, заполненные отдыхающими пляжи, шум прибоя. Бетонная дорожка повела меня в глубь леса, поселившегося здесь, среди диких скал, в доисторические времена, в настоящие субтропические джунгли с полутемной чащобой в несколько зеленых этажей, с тугими канатами лиан, накрепко связавшими эти этажи, с настороженной тишиной. Могучие деревья вцепились угловатыми корнями в каменные глыбы, и кажется, что стоят они на когтистых лапах. Высоко в небо поднялись вершины, переплелись там в один зеленый шатер, отгородили землю от дневного света. До крон самых больших тисов и лип глаз не достигает из-за заполонивших все промежутки между ними вершин самшита, почти всюду образовавшего средний ярус. В подлеске — падуб, кизил, лавровишня. С деревьев свисают мохнатые бороды лишайников, придавая всему лесу фантастический вид, и разлитый под деревьями полусумрак делает лес таинственным, наполненным причудливыми формами. На земле вечная тень, и оттого почти нет травы — камни прикрыты лесной подстилкой. Сочные лианы (плющи, сассапариль, ломонос, виноград) оплели кусты сплошным пологом. Сумрачно в этом лесу, и становится чуточку не по себе от полумрака и тишины.

Мир этот в самом деле таинственный и незнакомый. Из всего разнообразия растущих здесь деревьев и кустарников — насчитывают их здесь свыше 65 видов — знаешь только единичные, а первозданность всего вокруг вводит в древнее растительное сообщество, знакомит с формами естественной жизни, почти повсюду изгнанной наступлением человека.

Чем дальше уходит тропа в лес, тем круче горные склоны. Дорожка серпантином круто поднимается вверх, потом стремительно сбегает в глубь тесной балки, на дне которой — легкий мостик через каменное высохшее русло. Лишь после сильных дождей и весной по нему несутся бешеные воды, выточившие в скале извилистый ход, загроможденный обкатанными обломками камней и разбросанными потоком деревьями. За мостом — крутой подъем и ведущие вверх мелкие ступени, высеченные в разломах известняков. Лестница ведет на самые высокие скалы рощи, обрывающиеся отвесными уступами в долину реки Хосты. Деревья и кусты цепляются за каждую неровность, трещину, расселину, заняли едва выступающие карнизы: обе стенки гор над узкой речной долиной покрыты сплошным пологом листвы. С каменных глыб и ветвей корявых деревьев, уцепившихся за скалы, свисают длинные космы мха, похожие на водоросли, плавающие в пучине.

Несколько десятков метров по этому сказочному царству — и впереди открывается залитая солнцем горная даль. Камень, отполированный ветрами и водой, образовал площадку, нависшую над крутым обрывом. Это Белые скалы, со стометровой высоты отвесно падающие в бурную горную реку Хосту. Откуда-то снизу доносится сквозь лесную чащу ее неумолкающий шум. Дальше, за рекой, открывается широкая панорама гор. Хоста по-черкесски — «берегись реки». Такое имя ей дали за ее бешеный характер. В паводок, после обильных дождей, с сумасшедшей силой несется она с гор, сметая все на своем пути. По имени реки был назван поселок у ее устья, превратившийся теперь в известный курортный город.

Именно река и крутые склоны горы Большой Ахун сберегли этот древний лес. Когда кругом, в более доступных местах, дочиста истреблялись драгоценные породы деревьев, здесь они были защищены от топора труднопроходимыми горами и бурной рекой. Так сохранилась здесь с доледниковых времен почти в первозданном своем облике удивительная роща, населенная «живыми ископаемыми». Ученые давно осознали уникальность этого участка природы. С 1930 года 300 гектаров реликтовой рощи были объявлены заповедником.

Строгая лесная сень настраивает на музейный лад, бетонная лента дорожки и соответствующие надписи, запрещающие с нее сходить, до какой-то степени ограждают ранимую лесную почву от вытаптывания. Однако сколько угодно еще людей, старающихся вынести из рощи что-нибудь на память — пучок веток самшита, кусок коры тиса. Не редкость вырезанные на коре заповедных деревьев инициалы и надписи.

Как следует из названия этого удивительного уголка природы, главные его персонажи — это тис и самшит. В этом глухом ущелье сохранился редкостный тисовый лес. Тис почти не образует чистых древостоев и обычно встречается как примесь, здесь же он образует сплошное насаждение, чего теперь не встретишь нигде на всем Кавказе, ведь у тиса, дошедшего до нас из третичного периода, ценная древесина, в погоне за которой его повсеместно вырубили. Растет тис медленно, годичный прирост составляет 2–3 сантиметра, поэтому деревья не достигают большой высоты. Самым высоким деревом со стволом высотой 32 метра и диаметром 1,5 метра, является тис, растущий в Аджарии. Тис — одно из самых долговечных деревьев Земли, он может жить до четырех тысяч лет. Тут, в роще, немало тысячелетних старцев. С невольным уважением смотришь на них. Еще бы! Скольких великих событий они были современниками! Они стали уже двухсотлетними красавцами, когда появилась на свете Москва. Сколько заносчивых гордецов, мнивших себя творцами истории, не оставили и следа памяти о себе, сколько войн, сожравших множество людских судеб, отбушевали за то время, что росли эти тисы, которые и поныне крепки и могучи. Каким мимолетным представляет возле этих полных жизни патриархов не только человеческий век, но и события, заполнившие страницы истории, а тисы все стоят, по-прежнему затеняя ущелье. Медно-красные стволы их, обросшие мхом, несут могучую крону. С ветвей тоже свешиваются древние мхи и лишайники. Густая, блестящая хвоя располагается на побегах необычно для хвойных — в одной плоскости. Много и других особенностей у этого дерева. Тис — единственная хвойная порода, лишенная смолы, а вместо шишек в густой хвое виднеются яркие ягоды. Правда, это не настоящая ягода, а разросшийся присеменник. Крепкое, удлиненное семечко в этой «ягоде» словно положено в красный лакированный бокальчик. Птицы охотно клюют их и разносят потом семена по лесу, способствуя распространению тиса.

Вторая жемчужина в ожерелье Тисо-самшитовой рощи — самшит колхидский — тоже редкий реликтовый вид, представитель семейства самшитовых. Странный вид у этих деревьев. Тонкие корявые стволы, словно клочковатой шубой, одеты мхом. Длинные, косматые бороды лишайников свисают с ветвей, покрытых мелкими, жесткими вечнозелеными листьями. Такое убранство необходимо влаголюбивому самшиту: влажным компрессом мхи и лишайники охлаждают его в жару, как пушистой шубой согревают в холод. Самшит очень медленно растет: всего на один миллиметр в среднем утолщается его ствол за год. Десять лет требуется, чтобы нарастить всего один сантиметр древесины. Но зато какой древесины! Равной янтарю по красоте и слоновой кости — по прочности. Плотная древесина самшита (свежеспиленная древесина тонет в воде) почти целиком состоит из толстостенных волокнистых трахеид и узких сосудов. Годичные приросты незначительны и их границы почти незаметны. Многие века служил и служит незаменимым материалом самшит. От этого и исчез он почти повсюду на Земле. Самшитовые гребни обнаружены в раскопках древнего Новгорода. В XIX веке из древесины самшита делали ткацкие челноки. Древесина самшита и сейчас ценится за красивый желтый цвет, плотность, прочность, твердость и широко используется для столярных, токарных и резных изделий, для изготовления гравировальных досок, где особенно ценна ее износоустойчивость, позволяющая получать большое число отпечатков. Она идет на изготовление музыкальных инструментов, из древесины самшита делают шкатулки, трости и т. п. Опилки пригодны для тонкой полировки ювелирных изделий. В конце XIX века Россия ежегодно вывозила на мировой рынок до 2500 тонн ценной древесины: для этого рубили несколько тысяч деревьев.

…Обратный путь лежит вдоль крутого и обрывистого берега Хосты. Тропа кончается у ворот, ведущих в привычный мир. Вот такие чудеса можно встретить всего лишь в нескольких минутах езды от не раз, наверное, побывавшего на курорте Сочи. Отвлекитесь на несколько часов от загорания на пляже, посетите этот уникальный уголок природы. На память в будке кассира можно купить спилы тиса и самшита. Их тончайший запах будет напоминать вам о путешествии во Времени.

Глава третья ВО ВЛАДЕНИЯХ ТИГРА

Долгой зимой, слушая лекции в аудиториях факультета, мы уже начали лелеять мечты о предстоящем лете. На кафедру пришло письмо из Владивостока — просили трех человек на практику в Приморский край. Я, Андрей Не-уронов и Гарик Сапожников с восторгом это восприняли и начали готовиться к поездке. Надо сказать, что возможность съездить в Приморье для естествоиспытателя — редкая удача. В то время как на западе нашей страны для того, чтобы попасть из тайги во влажные субтропики Колхиды, необходимо пересечь огромные безлесные пространства, на самой юго-восточной окраине ее — в Приморском крае — сибирская тайга и субтропики Китая сходятся вплотную и перемешиваются самым причудливым образом. Угрюмые ели стоят здесь, окутанные гроздьями дикого винограда. На одном склоне горы растет лиственница с клюквой в моховом покрове, а в нескольких десятках метров, на другом склоне, — липовый лес с виноградом, колючей аралией, пахучим жасмином и другими растениями, напоминающими о тропиках. Здесь далеко на север заходит маньчжурская флора и встречаются многие виды животных, перекочевавших сюда из Южной Азии и даже Малайского архипелага. Обилие тепла и влаги летом, плодороднейшие почвы — все это создает благоприятные условия для разнообразного растительного и животного мира. Юг Дальнего Востока — это необычные растения с крупными и яркими цветами, самые большие у нас в стране жуки и бабочки, нарядные, как в тропических лесах, птицы. Только в этом уголке России можно встретить дикого пятнистого оленя, амурского тигра, куницу харзу, белогрудого медведя. Все мы в детстве зачитывались книгами Владимира Клавдиевича Арсеньева, который вместе со своим проводником и верным товарищем Дереу Узала прошел сотни километров трудными таежными тропами. Поездка на Дальний Восток — праздник для зоолога. Посетить Уссурийский край мне хотелось больше всего на свете. И я счастлив, что это желание осуществилось.

Приближался май — пора отъезда в Приморье. Мы штудировали книги о природе этого уникального края, а Гарри даже взял с собой два определителя и книгу Воробьева «Птицы Уссурийского края».

4 мая 1980 года в Москве накрапывал дождик. Мы с Андреем и Гариком забиваем все купе рюкзаками, сумками, многочисленными продуктами — 7 суток предстоит провести нам в пути до Спасска-Дальнего. Наконец поезд трогается, впереди путь в 9,5 тысячи километров — протяженнейшая железная дорога в мире.

Тем мордастым мужикам в шикарных костюмах, которые любят называть мою Родину «эта страна», я очень рекомендую проехать по железной дороге от Москвы до Владивостока. Какая мощь, какая ширь, какая красота! В течение недели за окном, сменяя друг друга, бегут пейзажи Великой страны — леса, степи, горы. Целый день поезд шел по берегу Байкала, и фантастически прозрачная вода, открывая все подробности дна, плескалась почти у самой колеи. Вскоре выехали к Амуру. Могучий красавец не спеша нес свои воды к Тихому океану, а далеко вдали, в дымке, едва различим был китайский берег.

А вот и воспетый в знаменитой песне дальний русский город Спасск. Мы выгружаемся на перрон. Постукивая на стыках колесами, наш поезд набирает ход, направляясь уже без нас к конечной своей цели — Владивостоку. А наша дорога лежит теперь в деревню Нахимовка. Узнаем, что туда идет автобус Спасск-Нововладимировка.

В автобусе все смотрят на нас с любопытством. Мы явно производим впечатление нездешних людей. Едем недолго — минут 40. Вылезаем из автобуса. Обычная деревня, не хуже и не лучше среднерусских. По описанной в письме дороге пытаемся отыскать место дислокации нашего отряда. За очередным забором копается в огороде мужик.

— Здравствуйте, — кричит ему Гарик.

Мужик вздрагивает и поднимает голову.

— Где здесь крысоловы? (Так они научили нас спросить.)

— Там, — машет рукой мужик.

И мы уже уверенно шагаем к двум домам, расположенным на небольшом пятачке. На двери надпись: «Посторонним вход воспрещен. Лаборатория». Значит, попали туда. Обходим дом с другой стороны, стучим в окно. В окне возникает девушка. Знаками просим открыть.

— Мы — студенты, из Москвы.

— Сейчас отведу к начальству.

Навстречу нам выходит высокий мужчина.

— Колонии, — представляется он.

Эта фамилия о многом нам говорит. Мы уже знаем, что он — выпускник нашей кафедры, ныне — заведующий лабораторией медицинской географии Тихоокеанского института географии.

Беседа заканчивается тем, что он сообщает, что Евгений Леонидович Кушнарев — тот, кто нас вызывал, находится сейчас на маршруте, а мы можем немного пока прогуляться.

Вокруг деревни везде лес. С благоговением входим под сень леса, в который, возможно, когда-то ступал Арсеньев. Сейчас лес малопривлекателен — деревья стоят голые, без зелени, недавно освободившаяся от снега земля еще не поросла травой. Первое впечатление — большое количество пауков. Они всюду — большие и красивые — в наших лесах таких нет. А вот и тот, кем нас долго пугали, сидит на стволе дерева — таежный клещ. К сожалению, в окружающем мире мы находимся не только в кругу друзей. Сонм маленьких и больших существ — вредителей сельскохозяйственных культур, переносчиков опасных инфекционных заболеваний, хитрых и безжалостных хищников — окружает нас повседневно на отдыхе, в доме или в лесу, всячески пытаясь отравить нам жизнь. Поэтому экспедиция, тем более в экзотические места, — это не только источник получения удовольствия, но и постоянный контакт с опасностью, которая гораздо чаще приходит не в виде тигра или медведя, а в виде переносчиков всевозможных заболеваний. В Приморском крае главный источник опасности во время работы в лесу — таежный иксодовый клещ — переносчик весенне-летнего клещевого энцефалита (от греческого слова enkephalos — головной мозг) — страшной природно-очаговой болезни, характеризующейся поражением центральной нервной системы. Возбудителем клещевого энцефалита является вирус, принадлежащий к роду Flavivirus. Источником возбудителя инфекции являются млекопитающие и птицы, причем вирус может длительно переживать в их мозге, не вызывая у них клинически выраженных симптомов болезни. Основным переносчиком вируса в природе является таежный клещ. Человек заражается при нападении на него зараженных клещей, которые передают вирус со слюной в кровь. Клещи могут питаться кровью непрерывно в течение нескольких дней. За время питания масса тела клеща увеличивается у личинок в 10–16 раз, у нимф в 20 раз, а у взрослых самок в 120 раз. Чем дольше зараженные клещи остаются на хозяине (так называют паразитологи живой организм, на котором паразитирует клещ), тем вероятнее его заражение. Для клещевого энцефалита характерна выраженная сезонность заболевания, что нашло отражение в названии болезни. Заболевания начинают регистрировать после установления плюсовой температуры воздуха. Максимума они достигают в июне, затем идут на убыль, однако единичные случаи возможны даже в сентябре. Сезонность заболевания обусловлена периодической активностью клещей, максимум которой отмечается в мае — июне. Энцефалит протекает остро. Основные проявления его: повышенная температура тела, головная боль, тошнота, рвота, судороги. Уже через 10–12 суток после укуса инфицированного клеща появляется мышечная слабость и онемение участков кожи, повышение температуры тела, характерны паралич шейно-плечевой мускулатуры, поражение черепных нервов, симптомы раздражения оболочек мозга. Смертность от энцефалита около 30 %, выжившие обычно получают осложнения зрения, слуха и т. д.

Таежный клещ обладает так называемым пастбищно-подстерегающим типом нападения. Голодные особи подстерегают своих хозяев среди растительности или на поверхности почвенной подстилки и нападают на позвоночных животных в период активной жизни последних на пастбище в широком смысле слова, то есть вне убежищ. Поведение таежного клеща в период ожидания хозяина выражается в проявлении ориентационных реакций двух стадий. Вначале клещи перемещаются в область наиболее вероятной встречи с возможным хозяином. На второй стадии они реагируют исключительно на прокормителя, результатом чего становится нападение клеща на потенциального хозяина и определение его пригодности для кровососания. Поведенческая реакция на воздействие потенциального прокормителя определяется главным образом стимуляцией обонятельных сенсилл органа Галлера. Чувствительность обонятельного отдела органа Галлера таежного клеща весьма высока: на приближение человека с наветренной стороны особи реагируют с расстояния 15–20 метров. Реакция заключается в принятии позы активного ожидания. Клещ, размещающийся на растительности вверх или вниз передним концом тела, расставляет в стороны передние ноги, ориентируясь при этом по возможности в направлении источника запаха, что позволяет ему в дальнейшем при контакте с животным сразу же к нему прицепиться. После попадания на хозяина клещи обычно перемещаются в поисках места для кровососания, в результате основная масса клещей оказывается локализованной на голове и в передней части туловища. Подобное поведение направлено, видимо, против реакций самоочищения хозяина.

Клещи — страшный бич дальневосточных лесов. Обилие клещей в лесах в пределах их ареала поразительно. Проведенные учеты показали, что в кедрово-широколиственных лесах Приморья живет до 3825 особей на га. Впрочем, есть места гораздо более «урожайные». Например, в Саянской тайге насчитали 11 тысяч клещей на га, а в Пермской области даже до 15 тысяч.

Находясь в очаге клещевого энцефалита, человек может в определенной степени защитить себя от таежного клеша, выполняя ряд простых рекомендаций. Направляясь в лес, следует заправлять одежду так, чтобы облегчить быстрый осмотр ее и уменьшить возможность проникновения клещей к телу. Воротник рубашки должен застегиваться на молнию, концы рукавов должны быть на резинке, волосы необходимо прятать, ноги обуваются в сапоги, концы брюк заправляются в сапоги или в носки. В течение всего времени пребывания в лесу необходимо проводить частые поверхностные и 2–3 раза в сутки тщательные само- и взаимоосмотры, в последнем случае — со снятием, выворачиванием и вытряхиванием одежды, сбором и уничтожением напавших клещей. Рекомендуется избегать передвижений по тропам зверей, по старым, заросшим травой и кустарником дорогам, а при движении по ним — особенно тщательно и часто производить осмотры своей одежды. При размещении на краткий отдых надо стараться не садиться и не ложиться на траву и под кусты, а обязательно пользоваться подстилкой.

Рекомендуют применение репеллентов, например диэтилтолуамида (ДЭТА), однако у многих людей существует отрицательная реакция на запахи репеллентов, а также у репеллентов есть способность раздражать покровы, слизистые оболочки, вызывать другие побочные явления.

У нас распространены прививки, но они не дают 100 %-ной гарантии. В первое время, когда постоянно казалось, что клещи ползают по нас, мы регулярно осматривались и тем не менее, забегая вперед, скажу, что каждый из нас неоднократно подвергся нападению этих малосимпатичных членистоногих.

Возвращаемся домой. На крылечке стоит молодой бородатый мужик, приветливо улыбаясь нам. Мы уже поняли, что это — Кушнарев. После короткого разговора идем ужинать. За столом собралась вся компания. Шофер Володя Виноградов наловил рыбки в ближайшем пруду. В первый вечер ложимся спать прямо в лаборатории. На другой день перебираемся в отведенное для нас жилье. Рядом с главным домом стоит еще один, половина которого занята шабашниками, а другая пустует. Обнаруживаем, что у нас в прихожей загнездились ласточки — это очень добрый знак. Птицы уже отвыкли от людей и с большим волнением носятся по комнате, вылетая на улицу и влетая обратно через разбитые окна. Первым делом мы оборудуем свою комнату. Быстро появляются полочки, ставятся раскладушки, на стену вешается карта олимпийского Мюнхена — то, что оказалось под рукой. На импровизированном складе получаем у Жени (так Кушнарев просил его называть, несмотря на то, что он — наш начальник) сапоги, спальники, энцефалитные костюмы.

На второй вечер небольшая пьянка. Колонии, сидя во главе стола, разливает что-то очень вкусное, настоянное на перчике.

— Ограничений, ребята, у нас в этом нет, но надо держать себя в рамках, — говорит он при этом, еще не зная наших потребностей (или способностей).

Пьянка проходит тихо, народ к нам еще не привык. Вечером Гарик ложится сразу спать, а мы с Андрюшей еще сидим на крылечке, тихонько поем песенки под гитару.

— Подъем в 4.30, — специально предупреждает нас Кушнарев, отправляясь тоже спать. Официальная часть закончена, с завтрашнего дня начинается работа.

За окошком немного засерело. Предметы в комнате начинают приобретать контуры, как будто проявляются на фотографии. Черная глыба в дверном проеме материализовалась в Кушнарева.

— Ребята, пора вставать, — шепотом произносит он.

А ведь действительно 4.30. Мы пытаемся стряхнуть сон, но удается это с большим трудом. Я выхожу на улицу. Утро столь морозное, что вода в умывальнике замерзла и превратилась в ледяную корку.

Оказывается, ранним утром здесь завтракать не принято. Садимся сразу в машину. Сегодня нас забросят в лес по пути на площадки, где производится отлов грызунов.

И вот мы высаживаемся посреди леса. Он еще лишен летнего великолепия, но уже заметны перемены, произошедшие со дня нашего первого выхода в лес. Многие кусты покрылись нежной зеленью, потихоньку начали распевать птахи. Женя объясняет нам задачи исследований, мы здесь будем учитывать птиц, а также оказывать помощь в отловах грызунов. Но главное — птицы, и нам необходимо научиться различать их по голосам. В Приморье обитает более 300 видов, но только около 40 из них являются массовыми. После трех часов хождения по лесу выходим на дорогу, где нас поджидает уже машина.

Между тем мы приступили к отбиванию площадок для учета птиц. Было решено сделать четыре площадки — одну в уреме (так называют густые заросли растительности по берегам рек), одну — в кедрово-широколиственном лесу и две — в широколиственных лесах. Я стал ответственным за урему, которая находилась в двух километрах от Нахимовки. Другие площадки были в 20–30 километрах, и Гарик с Андрюшей добирались туда на велосипедах, ну а Женя — на мотоцикле.

За то короткое время, что прошло с нашего приезда, лес полностью оделся в летний наряд и стал божественно красив. Человеческий язык слишком беден, чтобы описать красоту Приморья. И все же приглашаю вас проследовать за мной на наши площадки, каждая из которых была нами тщательно промерена, через каждые 100 метров сделаны затесы на деревьях, обозначающие направление маршрута. Каждый из нас провел не один десяток часов на учетах, поэтому неудивительно, что мы и сейчас могли бы с закрытыми глазами пройти по нашим маршрутам.

Поистине только тот, кто занимался учетом птиц, может понять, что это такое — спать, сколько хочется. Неумолимый Кушнарев опять возник в дверном проеме. Но заметно приближение самого длинного дня — 4.30, а в окне уже видна красная полоска. Скоро восход солнца. Конец мая, а на дворе прохладно. Пройдет несколько часов, и все живое вокруг будет изнывать уже от жары. Мы быстро экипируемся — тайга ошибок не прощает. Сапоги, куртки-энцефалитки (невзирая на дневную жару), бинокль, полевой дневник. Можно выходить. Неуронов и Гарик уже оседлали свои велосипеды и быстро покатили вниз по дороге. А я занимаю место на мотоцикле за спиной у Кушнарева — он меня высадит у моей площадки. Женя — лихач. Пулей проносимся мы по сонной Нахимовке и за минуту преодолеваем два километра. Я слезаю, Кушнарев уносится вдаль. Постепенно шум мотоцикла стихает. Бросаю взгляд с таежной дороги вокруг. Это нужно прочувствовать — на север 100 километров непроходимой тайги до ближайшего селения, на восток — сотни километров до Тихого океана, на запад — сотни километров до китайской границы. И только за спиной у меня — малюсенькая, затерявшаяся в бескрайних лесах Нахимовка. Но хватит эмоций, солнышко уже виднеется, пора начинать учет. Раздвинув ветки кустарников, ныряю в сказочное царство природы.

На траве лежит роса. Множеством блесток сверкает растянутая в лесу паутина. Чист и прозрачен воздух. Точно живое дыхание земли, легкий туман стелется над землей. Пробираюсь к реке. Вот и она — малюсенькая таежная речка Одарка. Огромными кулисами поднимается над берегом зеленая стена, вся в мозаике из солнечных бликов, теней и различных оттенков листвы. Над самой водой склонились ивы. Непролазные заросли образуют кустарники — сирень, черемуха, спирея, рябиннолистник. Все это перевито лианами — лимонником, виноградом. Несколько дальше от реки начинается величественный лес. В долинном лесу хорошо заметны колоннообразные, белоствольные ильмы с огромными кудрявыми кронами и с мощными корневыми лапами, имеющими иногда досковидную форму, как у тропических древесных пород, и стройные, с ажурной кроной, ясени. Обычен здесь маньчжурский орех — ближайший родственник грецкого ореха, который считается одним из самых красивых деревьев Уссурийского края. Листья его бывают длиной до полутора метров и 40 сантиметров шириной и обладают чудесным инсектицидным свойством — они ядовиты для насекомых. Резкий запах маньчжурского ореха их отпугивает, и лес, в котором много этих деревьев, дает немного отдохнуть исследователю от гнуса.

Долинный лес по праву можно назвать царством птиц. На моем участке их живет около 80 видов. Наиболее многочисленны три вида — седоголовая овсянка, длиннохвостый снегирь и желтоголовая мухоловка. Самая обильная птица этих мест — седоголовая овсянка. Ее незатейливую песенку можно слышать на протяжении всего маршрута. Когда овсянки образуют пары в начале мая, самец и самка в это время обычно кормятся неподалеку друг от друга на занятом ими участке. Самец ходит по земле, приподняв оперение спины, иногда опускает и разворачивает хвост. Внезапно он летит к самке замедленным полетом, садится рядом с ней с прижатым оперением, разворачивает и опускает книзу хвост. Эти демонстрации сопровождаются возбужденным «цыканьем». На посторонних особей своего вида самец нападает в угрожающей позе — оперение плотно прижато, хвост приподнят, крылья приспущены, а клюв направлен под углом кверху. Гнезда седоголовая овсянка располагает или на земле среди высокой травы, или на тонких веточках, или у основания молодого дерева на высоте не более полуметра от земли.

В приречных зарослях обычен длиннохвостый снегирь — урагус. Несмотря на ярко-красную окраску, он часто остается невидимым в густой листве, только его звонкая с переливами песня, которая звучит как «тилиби-литилибили», доносится из кустов. Если во время кормления две птицы оказываются очень близко друг от друга, между ними возникает антагонизм. В качестве угрозы демонстрируется раскрытый клюв, при более сильном возбуждении наблюдается «наскакивание» и «замещение» (одна из особей устремляется к другой и занимает ее место, тогда как другая ретируется). В пищевом рационе урагуса большое место занимают растительные объекты, причем птицы используют их даже среди лета, когда насекомые в изобилии. Излюбленный корм — семена лютика.

Словно осколок солнышка мелькает в листве желтоспинная мухоловка. Окраска ее необычайно красива. Ослепительно желтые брюшко и спина, блестяще-черные голова, хвост и крылья, белая полоска над глазом. Самец изгоняет другого самца, приняв характерную позу — он опускает развернутый хвост и приспускает крылья, демонстрируя ярко-желтое надхвостье. При этом птица несколько пригибается, выставляет вперед клюв и издает резкое шипение.

Эти три вида значительно преобладают над остальными. В утреннем хоре их голоса слышны гораздо чаще, чем других пернатых. Впрочем, в густых зарослях разглядеть птиц не так-то просто, поэтому и приходится определять виды на слух. Лишь шумливые голубые сороки и серые скворцы возятся в ветках, склевывая ягоды черемухи, совершенно не боясь наблюдателя. Большинство же птиц можно только слышать, так как они умело скрываются в гуще листьев, таящих в себе множество прекрасных певцов.

Сизый дрозд — один из самых обыкновенных и характерных видов долинного леса. Он очень пуглив и осторожен; подойти к сидящему на вершине дерева и поющему дрозду очень трудно. Он слетает и скрывается в чаще или, пролетев подлеском некоторое расстояние, садится на вершину отдаленного дерева, откуда снова раздается его прерванная песня. Но как громка и разнообразна по сочетанию звуков ария сизого дрозда. В ней улавливаются не только характерные для дроздов цоканье и свисты, но и голоса многих лесных птиц, даже соловьиные трели. Всю прелесть пения сизого дрозда можно почувствовать тогда, когда он поет в одиночку.

Необычайно красива синяя мухоловка. Интересной особенностью этого вида является способность самок петь. Правда, их песенка значительно уступает по красоте, силе и богатству звуков песне самцов. Временами раздается громкий свист черноголовой иволги.

Ну а лучший певец этих лесов — синий соловей. Во время брачной поры он чрезвычайно скрытен и осторожен. Несмотря на интенсивное пение самца, увидеть его, а тем более наблюдать почти не удается. Заметив что-то подозрительное, он немедленно замолкает, быстро спускается к самой земле, где среди кустарниковых зарослей, хвороста и валежника его невозможно рассмотреть. Но стоит отойти в сторону, как он, успокоившись, снова начинает петь. В отличие от большинства других птиц, гнездо синий соловей делает на земле, сверху оно бывает прикрыто нависшими ветками и сучьями, растущим около гнезда папоротником.

А на берегу реки в это время тишина — журчит тихонько вода, стремительно проносятся стрекозы, неловко порхают длинноусые ручейники, неподвижно сидит над самой водой на сухом суку зимородок, подкарауливая мелких рыбешек. Ничто не нарушает покоя. Только иногда закроет все небо могучими крыльями взлетающий орлан-белохвост.

Млекопитающих в лесу можно увидеть гораздо реже. Наиболее обычен бурундук. Этот веселый, подвижный и очень любопытный зверек — украшение уссурийских лесов, самый замечательный и приятный представитель беличьих, населяющий эти края. Бурундук оживляет лес, делает его более приветливым. Потревоженный в лесу, зверек удирает и прячется в какое-либо укрытие. Но вскорости любопытство берет верх над страхом, и он осторожно выглядывает из своего убежища. Бурундуки славятся своей способностью предсказывать погоду. Они улавливают изменения в атмосферном давлении и начинают долго и громко кричать. Если в солнечный деньто в одном, то в другом месте раздается тревожное посвистывание и крик бурундуков, это значит, что небо скоро затянется тучами и начнется дождь. Кричат они и перед грозой. Норы бурундук роет обычно у корней деревьев и очень редко в низко расположенном дупле устраивает гнездо. Найти его нору довольно трудно, так как зверек ее устраивает скрытно в зарослях травы. Вход в нору открывается небольшим отверстием (диаметром 8—10 см). Пищу бурундука составляют желуди, кедровые орехи, семена других древесных пород. Бурундук на зиму собирает запасы, перетаскивая пищу в своих защечных мешках. Иногда в кладовых находят до 3–4 килограммов отборных орехов. Случается, что кладовые запасливого хозяина разоряет медведь. И мало того, что он запасы уничтожает, при случае и самим зверьком закусит. Недаром охотники называют бурундука «медвежьей совестью». Бурундука очень занятно держать дома. Неволю он переносит безболезненно, привыкает к человеку настолько, что через какой-нибудь месяц позволяет гладить себя, берет корм из рук. Без этого симпатяги в лесу чего-то недостает. Я, например, уссурийские леса без бурундука представить не могу.

Иногда здесь можно увидеть ежика. Амурский еж отличается от нашего тем, что в его иглистом покрове около 30 % игл абсолютно белые. Основную пищу ежа составляют насекомые и их личинки, поедает он и птенцов, и мелких зверушек. Еж активен ночью, поэтому днем его встретить удается довольно редко. Эти животные ведут одиночную жизнь, обоснуются на своем участке леса и знать никого не хотят. Очень страдают ежи от клещей. В очагах клещевого энцефалита с одного ежа иной раз можно снять до 600 паразитов.

Поскольку основной целью экспедиции было изучение грызунов как носителей энцефалита, мы все принимали участие в отловах грызунов, у которых потом сотрудники отряда брали кровь на выявление этого заболевания, а затем бедных мучеников попросту убивали. В связи с этим Андрей Неуронов написал песню, которая стала очень популярна среди членов отряда. Я надеюсь, что вы, как любители природы, не столь однозначно относитесь к грызунам, поголовно считая их вредителями и противными созданиями, как это засело в мозгу у большинства людей. В общем-то это довольно милые, пушистые животные, поэтому в компании можете исполнить эту песню.

Гимн мышам [3]

Из крупных животных в долинных лесах встречается косуля. Иногда можно ее видеть, пасущейся на поляне или бегущей по опушке.

Обычны на моей площадке змеи, что меня очень радует. Чаще всего встречается узорчатый полоз. Окраска его варьирует от коричнево-красной до пепельно-серой с сетчатым рисунком из черных узоров и темных мелких пятен. Это очень спокойная и мирная змея, хорошо содержится в неволе. Необычайно красив амурский полоз. Это — крупная неядовитая змея, достигающая двухметровой длины. По ярко-синему основному фону идут поперечные желтые полосы. Полоз прекрасно лазает по деревьям, грабит птичьи гнезда, нападает на мелких зверьков и птиц. Из ядовитых змей можно увидеть щитомордника. Он отличается от неядовитых наличием вертикального зрачка и некоторым расширением задней части головы, где размещаются ядовитые железы. Укус щитомордника болезнен, но не смертелен. При приближении человека в большинстве случаев змея стремится скрыться. А вот ящериц, к сожалению, здесь очень мало. Только изредка удавалось мне встретить характерную обитательницу этих мест — амурскую долгохвостку, греющуюся на пеньке, которая тут же соскакивала в траву и исчезала в зарослях. И повсюду конечно же обилие насекомых. Яркие жуки-листоеды сидят на кустарниках. По стволам ползают усачи и долгоносики.

И вот неожиданно лавина солнца обрушивается на меня. Это я выбрался на поляну. Чудесное зрелище предстает глазам. В густой, высоченной траве виднеется огромное количество крупных цветов. На длинном, слегка опушенном стебле, над узкими листьями пламенеют оранжевые в крапинку цветочки — за эту пятнистость эта лилия названа тигровой. Цветет лилия долго, радуя любознательных натуралистов сочной и причудливой раскраской поникших венчиков. Попадаются целые куртины ярко-красных веселых цветов. Это — лилии-саранки. Луковицы их съедобны. Еще множество цветов радуют глаз яркой окраской — синие ирисы, нежно-розовые вьюнки, желто-белые ромашки. Над ними вьются многочисленные мухи и пчелы, деловито перелетают с цветка на цветок мохнатые шмели, сидят крупные жуки-бронзовки и божьи коровки немыслимых по яркости и красоте расцветок, порхают бабочки-шашечницы и голубянки. А вокруг все звенит от пения множества кузнечиков и кобылок. Приморский день уже в самом разгаре. Пора возвращаться домой. Еще два километра топать в сапогах по раскаленной дороге…

Один раз пригласил нас к себе друг нашей экспедиции — пасечник Саша. Надо сказать, что Приморье славится своим медом, давая 1/5 всего меда страны. Краснолицый пасечник принял нас как дорогих гостей, усадив за стол и налив по кружке медовухи в добавление к жаркому из косули. Мясо было нежнейшее (как у любой дичи) и весьма способствовало поглощению большого количества медовухи.

— Вы знаете, чем отличается пасечник от пчеловода? — вопросил он.

— Нет, — честно признались мы.

— Пасечник гонит медовуху, а пчеловод — тоже гонит медовуху, да еще и пчел разводит. — И он заржал от своей, как видно, любимой шутки.

Выпив кружечку медовухи, которая, на мой вкус, была немного пресна, я вышел на пасеку. Неумолчный гул стоял над деревянными домиками, и, погуляв немного среди ульев, я вернулся в дом, решив не искушать судьбу.

— А где Гарри? — спросил я, увидев, что того нет за столом.

— Вроде только что сидел здесь, — неуверенно проговорили захмелевшие уже мужики.

При внимательном осмотре Гарика нашли под столом, где он мирно дремал, и извлекли оттуда на свет божий.

— Медовуха — вещь коварная, — вещал пасечник, — вроде как квас, а в голову шибает здорово.

Пасека его находилась глубоко в лесу, и за неделю до нашего приезда тигр уволок одну из его собак прямо с цепи. Так что рассказы о тиграх в Приморье — это не охотничьи побасенки. Нам для защиты от тигров на маршруты выдавали фальшфейеры, которые применяются как сигнальные огни на кораблях. Такой фальшфейер горит в течение 5 минут и, по идее, должен отпугнуть тигра.

К сожалению (или к счастью), повидать тигра мне так и не довелось. Однако смею утверждать, что меня один тигр точно видел. Пройдя однажды своим маршрутом, я возвращался, что называется, «след в след» назад, когда увидел огромные кошачьи следы, цепочкой тянувшиеся вдоль моих следов. Но я могу точно утверждать, что, когда я шел по маршруту, этих следов не было. Значит, тигр потихоньку следовал за мной и пытался понять, что же делает здесь этот тип, постоянно глядящий куда-то на вершины деревьев и записывающий что-то в своем дневнике. Вообще-то привычка тигров ходить за человеком — весьма характерная черта этих хищников, доводящая некоторых слабонервных до истерики. А что вы хотите — когда за вами идет мощный хищник, против которого вы беззащитны, так же как таракан на вашей кухне беззащитен против вас. Однако тигр ходит за человеком вовсе не для того, чтобы напасть на него, если, конечно, речь идет не о звере, раненном охотником. Тигры — животные очень любопытные, и именно эта черта их характера чаще всего и воспринимается как бесспорное свидетельство «коварства» и агрессивных намерений в отношении человека. Арсеньев писал, что во время путешествий по Уссурийскому краю за его отрядом не раз ходили тигры. Случалось, тигр подходил к лагерю, ходил вокруг или просто лежал где-то рядом, наблюдая (об этом свидетельствовала реакция экспедиционных псов), но ни разу не напал. Там же, на Дальнем Востоке, описан случай, как в 1965 году тигр на протяжении 7 километров следовал за человеком, идущим по тропинке; зверь шел параллельно ей, в 10–15 метрах от человека. В конце концов тот не выдержал и швырнул в хищника камнем. Тигр зарычал, однако продолжал следовать за путником. В том же 1965 году путь работникам Чугуевского лесхоза, возвращавшимся домой на тракторе, преградил тигр. Перепуганные люди остановили трактор, потом начали всячески шуметь — пугать хищника. Он же, не обращая внимания на шум, стал со всех сторон обходить трактор, постепенно сужая круг. Лесники включили мотор и поспешили покинуть место встречи.

Тигр, вопреки глубоко укоренившимся представлениям, — зверь скорее добродушный, нежели свирепый. Известны сотни встреч безоружных людей с тиграми, когда владыка лесов не нападал первым. Вот несколько фактов из хроники встреч с тиграми на Дальнем Востоке. Арсеньев рассказывает, как однажды они с Дерсу Узала встретились с тигром на солонце. Люди отступили — тигр не атаковал их. Был и такой случай: к человеку, сидевшему на берегу речки и удившему рыбу, сзади подошел тигр, посмотрел на него, прошел в двух метрах от сидевшего к реке и вброд перешел ее. Когда зверь входил в воду, удочка, выпавшая из рук оцепеневшего от ужаса рыболова, упала в воду и брызги попали прямо на морду тигра. Но хищник даже не обернулся в сторону человека.

Тигр — типичная кошка, правда гигантская. Наш уссурийский тигр — самый крупный из всех подвидов. Длина его тела составляет 3 метра, вес — 350 кг. В облике хищника гармонично сочетаются огромная сила и кошачья грация. Ему свойственны плавные, ловкие, быстрые движения. Через густую, непролазную чащу тигр пробирается незаметно и бесшумно. Основной пищей для хищника служит кабан. Интересен способ охоты тигра на кабанов. Выследив любимую добычу, хищник начинает, по выражению охотников, «пасти стадо»: по мере надобности убивает одного за другим кабанов (преимущественно свиней и поросят), стараясь делать это так, чтобы стадо не очень пугалось и не уходило далеко от этого места, а главное, чтобы кабаны не разбегались в разные стороны. Способность тигра потихоньку, одного за другим, убивать и съедать кабанов, не разогнав при этом стада, поистине удивительна.

В Уссурийской тайге тигр чувствует себя полновластным хозяином. На затерянных в лесной глуши пасеках тигры, подходя к человеческому жилью, нередко утаскивают собак, иногда на глазах у людей — пасечник Саша может подтвердить это. Рассказывали нам местные жители и о случаях нападения на людей, причем не всегда заканчивавшихся благополучным исходом для жертвы. Но это бывает только в начале лета. Осторожный и благородный зверь становится сушим дьяволом в брачный период. Скрытный и молчаливый, он в это время выдает себя глухим рычанием и нередко появляется средь бела дня в деревнях и на пасеках. Изучение поведения тигра в различных ситуациях показывает, что он может напасть на человека при следующих обстоятельствах: когда преследуют раненого зверя; когда подходят к тигру, остановленному собаками; в случае приближения к тигрятам; при неожиданном для него появлении человека, особенно ночью; когда подходят к его добыче или забирают се с собой; когда его долго преследуют, не давая ему возможности поесть и отдохнуть. Ио оговоримся: все это относится к здоровому, обычному тигру и ни в коем случае не к тигру-людоеду.

Тигр-людоед — явление, безусловно, страшное. При его появлении людей охватывает ужас, дороги пустеют, прекращаются полевые работы, замирает жизнь в целых округах. Не раз случалось, что своими нападениями тигры-людоеды прекращали лесоразработки, прерывали строительство железных дорог, заставляли жителей покидать деревни. Нападают тигры-людоеды обычно врасплох и, как правило, на одинокого путника. Некоторые хищники, убедившись в полной безнаказанности, начинают нападать на группы людей. Постоянно имея дело с человеком, они вырабатывают такие приемы, при которых спастись почти невозможно. Обычно эти звери бросаются на жертву с расстояния, которое можно покрыть одним прыжком. Вот почему из ста случаев нападения тигра-людоеда бывает только один, когда жертва ускользает от зверя. Поэтому, идя по тайге, где живет тигр-людоед, всегда нужно иметь заряженное ружье, и ходить лучше группой в несколько человек, чтобы иметь обзор со всех сторон.

Что же служит причиной превращения нормального тигра в людоеда? Четкий ответ на этот вопрос дал известный знаток тигров и природы Индии Джим Корбетт: невозможность продолжать нормальный образ жизни. Вести же обычный образ жизни становится для зверя невозможным в том случае, если он сделался больным или старым, или тем и другим сразу. У старых тигров зубы стерты, обломлены, когти хрупкие, тупые. Именно старый зверь часто становится людоедом, ибо может добывать только такую легкую «дичь», как человек. Другая причина — раны. Ранив и искалечив тигра, недостаточно опытные или не очень смелые охотники не лезут в чащу и не добивают раненого хищника. Выжив, такой тигр-калека почти всегда становится людоедом. Таким образом, виновником превращения нормального животного в некое страшилище бывает человек. В Индии тигры часто становятся калеками и в результате нападения на дикобраза.

В Уссурийском крае тигры-людоеды частенько появлялись еще в конце XIX века. Так, в 1892 году в 15 километрах от Владивостока тигр несколько раз нападал на рабочих, валивших лес. Для уничтожения опаснейшего хищника была сформирована команда из военных охотников, которая убила людоеда. В те годы постоянно поступали сведения о нападениях тигров-людоедов: то они убьют рабочих, то солдата унесут с караула, то ребенка утащат. Даже учитывая некоторые преувеличения, следует признать, что тигры-людоеды были в то время если и не таким уж частым, то, во всяком случае, достаточно обычным явлением. Сообщения о тиграх-людоедах исчезли где-то перед Первой мировой войной; в последние 50–60 лет сведений о них на Дальнем Востоке не появлялось. Но, конечно, на Дальнем Востоке тигров-людоедов никогда не было так много, как в Индии, и не известны случаи, когда бы эти хищники за несколько лет своей охоты за людьми разрывали по 100–200 человек, чем могли «похвастаться» некоторые бенгальские тигры.

Другим замечательным животным Уссурийского края является белогрудый, или гималайский, медведь. Эти добродушные, мирные звери ведут полудревесный образ жизни. Лазают медведи по деревьям очень ловко и быстро. При встрече с человеком они всегда стараются убежать или влезть на дерево. Основными кормами для гималайского медведя служат кедровые орешки, ветви и листья растений. Очень любит он ягоды черемухи. Поедая их, медведь нещадно ломает деревья, и редко где увидишь черемуху, не изуродованную косолапыми лакомками. Кормится он в светлое время суток. Наблюдать гималайского медведя, кормящегося на деревьях, очень интересно. Он легко ломает толстые ветки и объедает их, сильно вытягивая губы и причмокивая.

Однако я обещал провести вас по всем нашим площадкам. Сегодня мы едем на дальнюю площадку, в кедрово-широколиственный лес. Необходимо закладывать маршрут, а значит, нужны рабочие руки. Эта площадка находится далеко, поэтому едем туда на машине по пустынному таежному шоссе. Вдали синеет хребет, который так и называется — Синий. Лицо обдувает свежий утренний ветерок. Навстречу несутся особые запахи приволья. Вокруг дороги сплошной стеной высится лес. По мере того как позади остаются километры, меняются и виды кругом. Среди деревьев затемнели кедры — прямые, как свеча, с тяжелой кроной. О том, что дорогу обступили кедровники, можно узнать и с закрытыми глазами: сильно и остро пахнет разогретой хвоей.

Останавливаем машину и, сойдя с дороги, углубляемся в лес. Вокруг — нетронутая кедровая тайга во всей своей красе. Солнце лишь в редких местах пробивается сквозь вершины деревьев, образовавших полог. Его лучи теплыми бликами ложатся на шершавую кору, пушистые шапки молоди кедров и кое-где достигают мягкой, скрадывающей шаги подстилки из опавшей хвои. Если приглядеться к хвоинкам и провести по ним пальцем, уловишь шероховатость. Это как раз тот признак, по которому ботаники определяют разницу между сибирским кедром и здешним — корейским. Но корейский кедр и внешне хорошо отличим от сибирского — он и выше, и ствол его толще, а хвоя на несколько сантиметров длиннее. Но более всего превосходство его проявляется в плодоношении. Шишка корейского кедра значительно крупнее, и орешков в ней бывает по 100–120 штук.

Заглянем в глубину девственного кедрового леса. Там царят сумрак, покой и тишина. Пахнет хвоей, на ветвях повис седой мох, из густой травы выглядывают высоченные, в рост человека, султаны папоротников, похожие на пуки страусовых перьев. Кедровники характеризуются богатым флористическим составом, многоярусностью и разнообразием древесных пород. То и дело натыкаемся на элеутерококк. Это растение — ближайший родственник легендарного женьшеня. Местное население называет его из-за черных едких ягод «диким перцем». Ствол его покрыт нешуточными колючками, которые при прикосновении к нему впиваются в кожу и долго в ней остаются. Обижаться за это на элеутерококк не стоит. Ему есть что оборонять. Корни и листья его — это склад ценных веществ. В отличие от женьшеня элеутерококк пока что хорошо известен лишь специалистам. Корни его собирают осенью, отмывают от земли, рубят на куски и высушивают. С готовых кусков легко снимается желтовато-бурая кора. Вкус мякоти пряный, слегка вяжущий.

Мало животных в этом глухом лесу. Только поражает огромное количество пауков-крестовиков. Между деревьями натянуты их гигантские сети, в центре которых сидят жирненькие хозяева, некоторые из них имеют брюшко величиной с пятачок и ножки толщиной в спичку. Во время ненастья пауки прячутся под листвой. Когда идешь по тайге, все время натыкаешься на этих, по существу безобидных и флегматичных животных. Паутина часто садится на лицо, руки, одежду и доставляет много неприятностей. Днем паук сидит неподвижно, но если тронуть паутину, он немного шевельнет ножками и приготовится к бегству, если это враг, или к нападению, если это насекомое. Паутина его, колесного типа, обычно помещается в большом треугольнике, стенки которого сотканы из таких прочных нитей, что они производят впечатление шелковых, и нужно употребить некоторое усилие, чтобы разорвать их рукой.

Постепенно лес становится светлее, кедров становится меньше, появляются березы и широколиственные деревья. Это уже — кедрово-широколиственный лес маньчжурского типа, как называют его ботанико-географы. В таком лесу в мае можно встретить белые поляны ландышей, где на огромной площади один к одному стоят эти изумительные цветы. Там и сям виднеются светло-серые стволы пробкового дерева, называемого также амурским бархатом. Под пробковой морщинистой корой его лежит слой заболони ярко-желтого цвета. Листья этого дерева по внешнему виду напоминают рябину. Но главная особенность кедрово-широколиственного леса — это обилие лиан. Они здесь всюду: змеями стелются по земле, обвивают стволы, шатром накрывают целые деревья, плетьми свисают откуда-то с крон. В прогалинах попадаются деревья, так плотно укутанные листвой винограда, что их не видно. Но самая интересная лиана — это сверкающий красными гроздьями ягод китайский лимонник. Издавна признаны лекарственные свойства лимонника. Так, в восточной народной медицине много веков используются все его части — листья, побеги, корни, ягоды, семена, кора. Коренные жители Дальнего Востока очень давно знают о сильном тонизирующем свойстве лимонника. Горсть свежих или сухих ягод помогала охотнику сохранить силу, бодрость, придавала его глазам большую зоркость. Чай из лимонника подавляет чувство голода, снимает усталость, улучшает настроение, повышает работоспособность. Отрезаем несколько метров лианы — вечером будем заваривать и пить целебный чай.

Тут много и других растений, развивающихся в развилках ветвей и трещинках в коре деревьев, но для них безвредных — это так называемые эпифиты, о которых всегда пишут, описывая тропические леса. Вместе с лианами, высоченными папоротниками, колючими кустарниками эпифиты делают лес почти непроходимым и придают ему своеобразный, экзотический вид.

В кедрово-широколиственном лесу живет огромное количество насекомых. В тенистых участках обитают различные жужелицы и среди них крупная изумрудная жужелица, достигающая 6 сантиметров в длину. На ветвях маленьких усыхающих деревьев можно найти гнездо шершня — постройку в форме вытянутого шара, который достигает иногда в диаметре 18–20 сантиметров. Подходить к такому гнезду надо с особой осторожностью, чтобы не вызвать нападения его обитателей. Укус шершня очень опасен. Многочисленны в начале лета насекомые, объединяемые термином гнус. На рассвете происходит активный лет мокрецов — мелких двукрылых, буквально осыпающих лицо, как мелким песком; укусы их вызывают длительный и болезненный зуд.

Постепенно прокладываем весь маршрут, отмерив отрезки по 100 метров и отметив путь затесами на деревьях. Закончив работу, оказываемся на залитой солнцем поляне. Лесные дороги и поляны — это настоящее царство сказочно красивых бабочек. Многие из них достигают огромных размеров — до 15 сантиметров в размахе крыльев. Королем уссурийских бабочек является великолепный махаон Маака, переливающийся голубым и изумрудным цветом в ослепительных лучах солнца. Очень часто большие стаи этих бабочек собираются на лесных дорогах у луж, где жадно сосут воду из почвы. Вспугнутые, они десятками поднимаются в воздух. Когда я был маленьким, часами смотрел на цветную вкладку в книге «Жизнь животных», где был изображен махаон Маака, и думал, что, вот ведь, везет кому-то, могут такую красоту видеть наяву. И теперь, увидев этих бабочек на расстоянии вытянутой руки, я иногда зажмуривал глаза, чтобы убедиться, что это не сон. Сидят на местах, залитых солнцем, маленькие ящерицы — амурские долгохвостки, мгновенно убегающие при первом неосторожном движении наблюдателя. В придорожных кюветах и образовавшихся колеях от колес автомобилей, наполненных водой, можно увидеть многочисленных дальневосточных жерлянок — родственниц всем известных лягушек. Жерлянка на редкость красива, ее несколько бугристая кожа с верхней стороны тела темно-зеленая, а на брюшке огненно-оранжевые пятна чередуются с черными, как тушь, кляксами. Плавая в прогретой солнцем воде, жерлянки издают приглушенный «аукающий» звук, который при приближении человека тотчас прекращается. После того как жерлянку возьмешь для осмотра, руки надо обязательно вымыть, так как даже небольшие дозы слизи, попадая в ноздри, вызывают сильное слезоточение и чихание.

Много интересных животных появляется ночью. Порхают в сумерках, как огромные бабочки, козодои. В воздухе мерцают мириады огоньков — это жуки-светляки. Важно вышагивают на залитых лунным светом тропинках жабы. На свет горящего фонаря или лампы слетаются ночные бабочки — крупные бражники, мелкие совки, красивые медведицы, — во главе с царственной павлиноглазкой артемидой. А откуда-то с лугов доносится дребезжащий, похожий на барабанную трель, голос большого погоныша.

Во время последнего маршрута, 15 июля, мы с Андреем совершили грубейшее нарушение техники безопасности — опоздали из маршрута на 4 часа. На обратном пути мы увидели едущих навстречу велосипедистов — такова инструкция — тайга шуток не любит. На базе с нами не разговаривали, никто не смотрел на нас. Все перенервничали, и не было слов для возмущения.

Почему же мы, уже считавшие себя «экспедиционными волками», нарушили святой закон? Мы прощались. Прощались с этим прекрасным краем, подарившим нам яркие краски, органично вписавшиеся в нашу юность. Мы ходили по 2-й неуроновской площадке, обнимали кедры и лежали, глядя в синюю даль, на полянах. Лесные тропы были усыпаны полчищами бабочек. Король уссурийских бабочек — махаон Маака сказочная бабочка из моего детства, ставшая явью, порхал, поднимая огромными крыльями ветер, вокруг нас. Выйдя к таежной речке, мы зачерпывали ледяную воду шапками и пили. И благодарили тот день, когда пришла в наши головы мысль о поездке сюда.

Глава четвертая В СКАЗОЧНОМ ЦАРСТВЕ «БОГИНИ СМЕРТИ»

…Начало марта в Москве. Необычайно прозрачен и свеж воздух, начинает пригревать ласковое весеннее солнце, всюду сверкает хрусталь сосулек. Прилетели первые грачи — иссиня-черные птицы важно разгуливают по дорогам, деловито осматривают свои старые гнезда и принимаются за их ремонт. Зима с ее метелями, снегопадами и морозами уже позади, хотя без боя она не хочет уходить, и иногда напомнит о себе внезапным резким понижением температуры или разгулявшейся вьюгой. Именно в это время года я начинаю испытывать хорошо известное каждому экспедиционному работнику непонятное томление. Сквозь снежную завесу мне чудятся остроконечные пики Тянь-Шаня и покрытые алым ковром тюльпанов Каракумы. Далеко-далеко, за Уральскими горами, за бескрайними степями Казахстана лежит загадочная страна — Средняя Азия. Много лет назад я отправился сюда на поиски ящериц и змей и так «заболел» этим удивительным краем, что совершил более 10 экспедиций, пока политические потрясения не сделали его «заграницей». Я смотрю в окно на заснеженную Москву, а ветер, кажется, доносит ни с чем не сравнимый запах полыни и хлопкового масла — запах Средней Азии…

…Первая моя встреча со Средней Азией состоялась в 1981 году, когда я еще был студентом Московского университета. Куратор нашего курса — Светлана Михайловна Малхазова — сказала, что Сюнт-Хасардагский заповедник, расположенный в Юго-Западном Копетдаге, приглашает на работу студентов — зоолога и ботаника, и, если я хочу, можно написать директору и обсудить детали. От возможности побывать на Копетдаге — в этом царстве рептилий — у меня даже перехватило дух. Я тут же согласился. Оставалось найти попутчика — ботаника. Желание поехать со мной изъявила моя сокурсница Лена Арманд. Мы с ней узнали, что заповедник очень молодой, создан всего два года назад, директор, Николай Борисович Андреев, и его заместитель, Валерий Иванович Кузнецов, — выпускники нашей кафедры. Списавшись с руководством заповедника, мы уточнили сроки нашего приезда и начали готовиться к поездке.

Теперь надо сказать, почему я с таким энтузиазмом воспринял возможность поездки в Юго-Западный Копет-даг. Дело в том, что это — единственное место в нашей стране, которое находится в зоне сухих субтропиков. Своеобразная подкова гор, открытая в сторону Каспийского моря, как бы ограничивает долину реки Сумбар, которая прорезает хребет в широтном направлении, преграждая путь знойным пустынным ветрам как с севера — из Каракумов, так и с юга — из Ирана. С другой стороны эта территория открыта для потоков влажных и теплых воздушных масс с Каспия, смягчающих континентальность климата. Короткая теплая бесснежная зима и жаркое сухое лето создают благоприятные условия для субтропических растений. В долине Сумбара, например, плодоносят маслина и хурма. Только здесь, в Туркмении, в естественном состоянии можно найти заросли инжира, граната и грецкого ореха.

Юго-Западный Копетдаг— своеобразный биогеографический регион, сочетающий черты Средиземноморья, Ирана и Средней Азии. Растительность Сюнт-Хасардагской гряды насчитывает более 2000 видов растений. Из них 10 % эндемичны, то есть встречаются только здесь. Животный мир Сюнт-Хасардага также представляет исключительный интерес как область, где накладываются ареалы форм, относящихся к разным фаунам. Например, леопард, каспийский улар, кавказская агама — пришельцы с Кавказа. Заяц-толай, среднеазиатская черепаха и кобра — обычные представители среднеазиатских пустынь, а горный баран муфлон — выходец из Памира.

Район этот столь уникален, что здесь, в поселке Кара-Кала, в 30-х годах была организована Туркменская опытная станция Всесоюзного института растениеводства. Академик Николай Иванович Вавилов пришел к выводу, что этот район является одним из мировых очагов формирования ценнейших плодовых пород сухих субтропиков. Почти весь мир объехал этот выдающийся ученый, собирая растения всех континентов. Вавилов разработал теорию о центрах происхождения культурных растений. Центр происхождения означает, что здесь определенный вид когда-то образовался, здесь был введен в культуру и отсюда как культурный вид, то есть с человеком, постепенно расселился по земле. Основываясь на материалах о мировых растительных ресурсах, Вавилов выделил семь основных географических центров происхождения культурных растений. Долину Сумбара он рассматривал как один из таких центров.

Предложение о создании заповедника в Юго-Западном Копетдаге было выдвинуто советскими учеными еще в 20-х годах. Но только спустя полвека в декабре 1978 года там был создан Сюнт-Хасардагский заповедник.

И вот в такое уникальное место нам предстояло поехать. Время стремительно приближалось к лету. Мы считали дни, отсиживая последние часы на лекциях и сдавая оставшиеся экзамены. Билеты на поезд «Москва — Ашхабад» были взяты на 20 мая. Через 4 дня мы прибыли на вокзал столицы солнечного Туркменистана. Нам предстояла еще дорога до Кизыл-Арвата — города, лежащего посередине между Ашхабадом и Красноводском. Вечерним поездом мы продолжили свое путешествие и в три часа ночи по местному времени сошли на пустынный перрон утонувшего во мраке неведомого города. Поезд, свистнув на прощание, продолжил свой путь к Каспийскому морю, а мы с горой вещей прошли в пустынное здание вокзала, если оно, конечно, заслуживало такого названия. Это было нечто крошечное, вонючее и слегка освещенное.

Уже рассвело, когда мы направились на поиски автостанции. Найти ее удалось легко, и вскоре маленький автобус понес нас через горы на юг, к поселку Кара-Кала, конечному пункту нашего следования, а тем временем за окном проплывали удивительно красивые виды. После бессонной ночи на вокзале мы клевали носом и тыкались головой в стекло на особо крутых поворотах. Когда же автобус въехал в полосу «лунных гор», даже желание спать не смогло помешать мне широко раскрыть глаза. Я видел самый фантастический пейзаж из всех, что существуют у нас в стране. Невысокие конусообразные холмы высотой до 15 метров подозрительно правильной формы и полностью лишенные растительности уходили рядами за горизонт. Но главное, что ошеломило, — их цвет. Они были ослепительно белые. Восприятие мира не позволяло верить, что это — творение природы. В данном случае поражала даже не столько красота, сколько фантазия. «Лунные горы» — это совершенно специфическое явление, характерное для предгорий Копетдага.

Как же возникло это чудо природы? По мере удаления от хребтов к центрам долин широкие предгорья сменяются обширными пространствами опустыненных холмов — адыров. Податливость слагающих адыры пород, незначительная растительность, к тому же постоянный пресс перевыпаса скота — все это определяет их интенсивные эрозионные разрушения. По мере усиления эрозионного смыва достаточно крутые склоны холмов лишаются своей растительности, уменьшается предвегетационный запас почвенной влаги, гумусный горизонт смывается полностью, и на поверхность выходят сильно минерализованные палеогеновые глины. Впечатление полной безжизненности особенно усиливается в жару, когда глинистая поверхность, выбеленная солнцем, растрескивается и сверкает, как осколки стекла, и даже крупицы воображения достаточно, чтобы почувствовать себя на чужой планете.

Наконец горы разбежались в стороны и снова сошлись у горизонта, кольцом охватив «столицу» туркменских субтропиков — поселок Кара-Кала. Вскоре автобус затих на центральной площади поселка, и мы отправились искать контору заповедника. Кара-Кала окружен горами со всех сторон: гребни вершин, задымленные далью, видны с каждой улицы, от каждого перекрестка. Поселок удивительно зелен. И зной здесь поэтому не столь изнуряющ. Местные жители подсказали нам дорогу, и требуемый домик, утопающий в садах, предстал перед нами. Однако контора по причине воскресенья оказалась запертой. С помощью опять же местных жителей разыскали сторожа. Молодой туркмен Гарлы, попросивший называть его Геной, открыл нам контору заповедника, поселил и пригласил пожаловать к нему на обед. В назначенный час мы постучали в ворота, скрывающие в тени могучих тополей маленький особнячок. Гена радушно принял нас, проведя в комнату, устланную коврами. Из угла он бросил на пол подушки, и мы погрузились в мягкий ворс ковра. Обед был по-азиатски обилен, затем последовало, как мне показалось, нескончаемое чаепитие, после чего мы с восточными церемониями простились с хозяином и всеми членами его семьи.

Утром мы встали рано, чтобы успеть убрать нашу импровизированную спальню в кабинете директора. Часам к восьми контора начала заполняться людьми. Они беседовали, что-то обсуждали, мало обращая на нас внимание.

Наконец из толпы отделился один человек и подошел к нам, сидящим в уголке:

— Вы ко мне, товарищи? Я — директор, Николай Борисович Андреев.

Мы прошли в его кабинет, где побеседовали и обсудили программу работ. Он вызвал к себе двух сотрудников:

— Надо отвезти ребят на Пархай.

Мужики посадили нас на свои мотоциклы, и мы понеслись по пыльной дороге, замирая от восхищения. Копетдаг во всей своей весенней красе предстал перед нами. Навстречу неслись разноцветные ковры, покрывающие склоны гор. Спустя несколько минут нас уже высаживали на кордоне. На маленьком пятачке разместились четыре вагончика. Чуть поодаль, на пригорке, стоял домик, в котором жил заместитель директора Валерий Иванович Кузнецов. Он был назначен нашим непосредственным руководителем, поэтому сразу занялся обустройством жилья для нас. Место для наших палаток было выбрано в айлантовой роще, примерно в полукилометре от кордона. Это был единственный участок в тени, что немаловажно в Средней Азии. Между рощей и вагончиками бежал веселый арычок с кристально чистой водой из источника Пархай, который дал название кордону, до Сумбара. В арыке водились многочисленные лягушки, которые орали по ночам, и, если посчастливится, можно было увидеть болотную черепаху. Быстро мы выкосили травку (это делается для того, чтобы змеи не заползали в палатки) и поставили две палатки. В нашей рощице размером 10 х 10 метров жило множество лесных мышей, дань с которых собирала гюрза. Первое появление ее в метре от палатки привело Лену в ужас, однако потом она приняла ее и уже не боялась. Я, наоборот, использовал змею в своих целях, прибив на дерево табличку, на которой нарисовал «Веселого Роджера» и написал: «Осторожно! Гюрза!» После этого местные жители за километр обходили нашу палатку.

Под опеку нас сразу взял Иннокентий Синев. Иннокентий — москвич, он уже много лет скитался по Средней Азии, а теперь несколько месяцев работает здесь. Он предложил организовать в его вагончике «столовую», втайне надеясь на то, что Лена будет готовить. Нам это предложение понравилось, поскольку к его вагончику был проведен свет, и не надо было мучиться с примусом. К концу дня мы знали всех обитателей кордона и сотрудников заповедника (некоторые, включая директора, жили в Кара-Кале). Надо сказать, что заповедник был новый, и коллектив сотрудников состоял из энтузиастов, которые готовы были терпеть любые лишения, но охранять нашу израненную природу. Кроме того, на кордоне жили две собаки — Чарли, нечто лохматое, похожее на кавказскую овчарку, и Гоплан — настоящий алабай (туркменская овчарка), большой сердитый пес. Много лет спустя я узнал, что «Гоплан» — по-туркменски значит «Тигр». Но тогда я этого не знал и звал его «Госплан».

На следующее после приезда на Пархай утро мы под водительством Кузнецова вышли на ознакомительную прогулку в поле. Стоял конец мая — стремительная и краткая пора туркменской весны, когда безжалостное азиатское солнце еще не набрало силу и не выжгло яркую зелень кустарников и трав, а только дарило свою бурную энергию растениям, которые сплошным ковром покрывали склоны причудливо изрезанных гор. В горах и вдоль дорог цвели алые тюльпаны и маки, ярко-желтые молочаи, фиолетовые ирисы. Пронзительно синее небо подчеркивало матовую белизну выжженных многолетней жарой склонов «лунных гор». Кругом бурлила жизнь. Между кустиками верблюжьей колючки мелькали ящурки, катили навозные шары жуки-скарабеи, в расщелинах между камнями шевелились узорчатые черепахи разных размеров. Нередко невысоко от земли пролетали сизоворонки — птицы размером с ворону, а яркостью напоминающие экзотических попугаев. Мы выражали бурный восторг по поводу каждого красивого цветка, каждого копошащегося среди камней жучка, каждой промелькнувшей стрелой под ногами ящерицы. Усталые и довольные, притащились мы вечером домой и рухнули на койки, делясь впечатлениями от диковинной природы.

Потекла размеренная экспедиционная жизнь. Каждое утро мы отправлялись в маршруты на поиски животных и растений. Примерно раз в три дня кто-то из нас отправлялся в Кара-Калу, который находился в 8-ми километрах от кордона, за продуктами.

Первым приключением стала ловля белоголового сипа. Рядом с вагончиками в клетках жили несколько хищных птиц. Для них постоянно привозились туши павших баранов. И вот один из сипов умудрился выбраться из клетки и прыжками (у него не было одного крыла) начал уходить в горы. Это заметили Сергей и Саша — сотрудники заповедника и бросились вдогонку. На бегу Сергей обернулся и крикнул:

— Сбегай ко мне домой, возьми куртку!

Я быстро схватил куртку и побежал за ними. Сипа мы нагнали быстро. Он понял, что ему не уйти, и повернулся к нам, приготовившись к защите. Это было грандиозное зрелище — огромная птица, распушив перья и щелкая могучим крючковатым клювом, начала наскакивать то на одного из нас, то на другого. Мы проворно уворачивались от этих наскоков, наконец Сергею удалось ловко накинуть куртку сипу на голову. Тут же мы все вместе навалились на птицу и спустя некоторое время водворили ее на место, прежде найдя и заделав отверстие в клетке. После этого я получил в качестве сувенира перо огромных размеров, оброненное пернатым гигантом в этой схватке, которое и сейчас занимает достойное место в моем книжном шкафу.

Одним из моих друзей стал сарыч по имени Гоша. Он содержался в неволе с самого раннего возраста и стал почти ручным. Мне поручили добывать ему пропитание — многочисленных лягушек, заставлявших сотрясаться по ночам окрестные холмы от кваканья. Вскоре Гошу решено было выпустить на свободу, так как он подрос, окреп и превратился в грозного красавца. Выпущенный на волю, сарыч не спешил покинуть территорию кордона. Завидев меня издали, он начинал кружить надо мной, издавая жалостные крики, никак не совместимые с его хищным обликом. Он, видно, полагал, что я его буду кормить до старости. Вскоре он просто стал обитателем дворика у вагончика Иннокентия, часто отдыхая на изгороди и позволяя мне гладить себя на удивление всей публики.

Человек, изучающий рептилий, не должен мучить себя как орнитолог, вставая на заре. Холоднокровные — большие любители тепла, они не спешат показаться из своих укрытий даже с восходом солнца. Лишь к 10 часам ящурки и агамы начинают сперва лениво, а потом сноровисто бегать по высохшей траве. В это время в самый раз выходить на учет. Холмы и долины звенят от стрекота кобылок и кузнечиков, высоко в небе кружат пернатые хищники. Все животные торопятся сделать свои дела, пока солнце не поднялось очень высоко. Пройдет лишь два часа, и все живое будет искать спасения в убежищах, в тени, в воде. Уже начало набирать силу лето. Мы стали забывать, как выглядят облака. Небо из ярко-синего превращалось в бледно-голубое. Разноцветные склоны начали на глазах выгорать. Ослепительно белое солнце (а оно здесь действительно белое) подчиняло все своей воле. Днем вся жизнь замирала. Поверхность склонов накалялась так, что жгло через ботинки. Мы невольно перешли на среднеазиатский режим работы — утром и вечером, с большим дневным перерывом, во время которого лежали обессиленные в тени и ждали, когда немилосердное светило начнет свой путь к закату. Описать разгар дня в Средней Азии невозможно. У человека появляется только одна навязчивая идея — «Пить!». Солнце изливает потоки уничтожающего жара, обжигает горячий воздух от прокаленных песков и камней. Перед глазами начинают бегать красные круги. Ртуть застывает на отметке 4-42°. Воздух наполнен звоном, кажется: ударь просто рукой — он рассыплется, как стекло. Даже насекомые — эти дети солнца — замирают и забиваются в тень. Только быстрые и веселые муравьи-фараончики шныряют по белесой земле, пытаясь найти корм. Высохшие агамы забираются высоко на кусты, подальше от обжигающих потоков от песка и там застывают, пытаясь найти тень от ветвей. Пройдет несколько часов, солнце начнет клониться к горизонту, но в эти часы надо выжить. У человека днем в Средней Азии главная задача — выжить. А ведь он еще должен проводить наблюдения за животными! Зоолог в Средней Азии — это человек, достойный памятника. Вечером окрестные холмы преображаются. Стрекот кузнечиков, кобылок, цикад возвещаете приближении прохлады. Не дождавшись темноты, вылетают из своих убежищ летучие мыши. Обильные ящерицы начинают сновать, шурша жухлой травой, в поисках добычи. Лампа, вывешенная у вагончиков, привлекает к себе огромное количество насекомых, которых поджидают спрятавшиеся в темных углах пауки, фаланги и богомолы.

Но, конечно, изюминкой моего пребывания в Сюнт-Хасардаге стала работа в серпентарии. Среди бескрайних хребтов и долин Юго-Западного Копетдага затерялось мало кому известное урочище Багандар. Целый час надо трястись по пыльной дороге от конторы заповедника, прежде чем свет фар выхватит из кромешной тьмы забор и табличку на калитке: «Кара-Калинский серпентарий». Сюда вход доступен лишь единицам. Здесь содержатся ядовитые змеи. Ни об одном животном на нашей Земле не сложено столько мифов и легенд. Ни перед кем человек не испытывает такого мистического страха. Кажется, природа наградила змею всем, что вызывает безотчетный ужас. Немигающий взгляд, приковывающий к себе внимание; холодное скользкое тело; раздвоенный язык, часто выскакивающий изо рта, словно пламя, изрыгаемое сказочным драконом. Человек не мог объяснить, почему змеи могут полностью сбрасывать старую ороговевшую кожу, подолгу обходиться без воды и пищи. Почему они неожиданно и бесшумно появляются и столь же внезапно исчезают. Необычен внешний вид змей: вытянутое тело, отсутствие конечностей. Главная же причина страха — ядовитость змей. Правда, всего лишь 20 % всех змей ядовиты. Ученые хорошо знают, что большинство змей — это необычайно красивые, медлительные и добродушные создания. Но есть среди них и такие, каждая встреча с которой может стать для человека последней.

В Туркмении этот мрачный список возглавляет гюрза. «Богиня смерти» — так переводится это название с одного из восточных языков. Обитает эта крупная змея преимущественно в сухих предгорьях, ущельях, охотно поселяется на возделываемых землях. Ловко лазает по ветвям деревьев и кустарников, а на земле способна к резким броскам, почти во всю длину тела. Гюрза — одна из тех змей, для которых не существует никаких норм морали. Затаившись в густой траве, она тихо поджидает свою жертву, и горе тому, кто, не заметив ее, наступит на полутораметровое толстое тело. Один удар мощных загнутых зубов может впрыснуть в ранку количество яда, достаточное, чтобы уже не беспокоиться о первой помощи. Да и где она, эта помощь, в горах? Прямая противоположность гюрзе — величественная кобра. Задолго до приближения человека, заслышав его шаги, змея поднимает на треть от земли свое длинное, стройное тело, и, раздув капюшон, угрожающе шипит: «Здесь мой охотничий участок, уходи подобру-поздорову». Капюшон — отличительный признак всех кобр. Называют капюшоном часть шеи, которая может под воздействием специальных мышц резко менять форму. В спокойном состоянии кобра почти ничем не отличается от многих других змей. Но вот она чего-то испугалась и вмиг подняла переднюю часть тела вверх. Шея змеи расширилась, на передней ее части стали видны яркие поперечные полосы. Назначение капюшона вполне определенное: внезапная его демонстрация, сопровождающаяся грозным шипением змеи, способна отпугнуть даже крупных животных, по каким-либо причинам оказавшимся слишком близко. Для тех, кто не сразу осознал, с кем имеет дело, кобра продолжает демонстрацию, сочетая ее с бросками в сторону противника. Третья из опаснейших змей — эфа, обладающая удивительным боковым ходом. При встрече с врагом эфа сворачивается полукругом, в средину которого она прячет голову. Трением боковых чешуй, снабженных зубчатыми ребрышками, змея производит громкий звук, напоминающий шорох двух трущихся друг о друга листов наждачной бумаги. Время от времени раздраженная змея стремительно выбрасывает вперед переднюю часть тела с намерением укусить врага. Очевидно, что сами по себе шипение и треск, издаваемые эфой, означают: «Не тронь меня, я здесь, уходи». Если враг не уходит, пытается напасть, змея переходит к атаке, пуская в ход ядовитые зубы, продолжая трещать с удвоенной силой. Заслышав характерный треск, не испытывайте судьбу. Яд эфы не слабее яда гюрзы и кобры.

Вот такая великолепная троица обосновалась за забором этого уникального заведения. Возглавляет серпентарий Владимир Михайлович Бабаш, один из немногих людей на земном шаре, давно поборовших этот унаследованный от предков страх. Человек, вызывающий уважение и восхищение даже у специалистов-герпетологов. Еще бы, ведь за предстоящие три ночи Бабашу придется взять яд у 400 (вдумайтесь в цифры!) гюрз и 200 кобр.

Для чего же требуется строить серпентарии для содержания ядовитых змей? Яд является ценным сырьем для фармацевтической промышленности и применяется для изготовления целого ряда лекарств. Препараты, получаемые из него, помогают больным эпилепсией, стенокардией, гемофилией, ревматизмом, ишиасом и другими недугами. Используют яд и при изготовлении сывороток для оказания помощи людям и животным, пострадавшим от укусов ядовитых змей. Ежегодно в мире от укусов таких змей погибают 30–40 тысяч человек. Большинство случаев происходит в странах тропической Азии, Африки и Латинской Америки. Осложняет положение и то, что сеть медицинских учреждений во многих тропических странах развита еще слабо, не изжито знахарство, и множество людей гибнет из-за того, что вместо оказания своевременной помощи знахари применяют свои «лекарства». С древности было известно о целебных свойствах змеиного яда. Им врачевали эскулапы Древнего Рима, Египта и некоторых стран Востока. Недаром змея изображена в эмблеме медицины. Но лишь современная наука по-настоящему раскрыла ценнейшие свойства змеиного яда, поставила его на службу людям. Когда человек осознал целебные свойства яда, он попытался поставить получение его на поток. На рубеже XIX и XX веков в Бразилии, близ Сан-Паулу был создан первый стационарный центр по содержанию ядовитых змей, производству ядов и противозмеиных сывороток — Бутантан. По-латыни змеи — «Serpentes», поэтому специальные учреждения для содержания ядовитых змей получили название серпентариев. В настоящее время серпентарии созданы и работают практически во всех странах мира, где распространены ядовитые змеи.

Как же берут яд у змей? Прежде всего нужен стол для взятия яда. Поверхность стола гладкая, на такой поверхности у змеи нет опоры, она не может броситься на человека, и ее легко взять в руки. К краю стола прикручивается стеклянная бюкса — ядоприемник. Палкой с крючком на конце подхватывают змею из ящика и кладут на стол. Затем змею несколько раз вращают. От «головокружения» она становится как бы пьяной, теряя ориентацию. Голову змеи прижимают к столу легкой планкой и берут в руку Пальцы оператора зажимают скуловые кости — это гарантия безопасности. Змею подносят к ядоприемнику и дают укусить. Иногда она по своей воле отдает яд, но чаще оператору приходится стимулировать его выделение. Простейшим способом является массаж ядовитых желез. Яд попросту выжимают из желез. Гюрза и кобра дают обычно за один раз от 500 до 1500 мг жидкого яда, и операцию прекращают тогда, когда он перестает вытекать из желез. После сушки получают соответственно 100 и 300 мг яда, т. к. при сушке он теряет вес почти в 5 раз.

Кара-Калинский серпентарий по-своему уникален. Змей здесь держат в вольерах только в теплое время, года. Отлов начинается обычно в апреле, продолжается весь май, и с этого времени у змей берут яд. Для их кормления используют мелких грызунов, в основном песчанок, а также воробьев и жаб, которых добывают в природе. В конце теплого сезона, обычно в октябре, змей выпускают обратно в те места, где их ловили весной.

После такого обширного отступления предлагаю вам наконец переступить порог серпентария для того, чтобы выполнить миссию, ради которой мы прибыли сюда. Работать приходилось только ночью. Днем змеи очень активны из-за высокой температуры, а это небезопасно даже для профессионала. Ночью же жара спадала, к тому же мы поливали змей водой из шланга.

И вот в одну из райских азиатских ночей, напоенную пением цикад и кобылок, мы вошли в пространство размером 10×10 метров, огороженное полуметровым бетонным забором и обнесенное сверху сеткой. В десяти расставленных в вольере ящиках застыла, негодуя от неволи, первая сотня гюрз. Бабаш дал мне надеть кирзовые сапоги, правда, при этом наивно добавил, что «они все равно прокусывают их».

Открыв первый ящик, Бабаш достал крючком змею, выложил ее на стеклянный стол и закрутил в бешеном ритме. Стол для ядовзятия, размером примерно 2×2 метра, покрыт стеклом, а по бокам обит дощечками. Эти-то дощечки один раз и подвели Бабаша. Дело в том, что змея, находясь на стекле, не имея опоры, не может совершить бросок. А в тот раз, попав на скользкую поверхность, гюрза откатилась как раз к этой дощечке. Молниеносный бросок на два метра, и человек не успел отпрянуть. Зажившая рана на груди напоминает о том дне. А вообще Великого змеелова кусали неоднократно.

Работа наша шла быстро. Подтаскивался очередной ящик со змеями. Бабаш выуживал из него крючком очередную змею, выкладывал на стол и тут же норовил прижать ее деревянной рукоятью у головы. Быстро подносил к бюксе змеиную голову — та вовсю распахивала ужасную пасть, он массировал ей железы, и по стеклу стекал вязкий, цвета медовой патоки яд, несколько капель драгоценного священного зелья. После этой процедуры брали на заметку номер на щитках, змею клали в жестяную банку, взвешивали и выпускали куда-нибудь в угол. Как можно поставить номер на живой змее? Брюхо змеи покрыто поперечными брюшными щитками. У гюрзы таких щитков бывает до 180, у кобры — до 210. Нумеруют змей вы-щипами на этих щитках. Вышипы на первом щитке (если считать от заднепроходного отверстия) означают единицы, на втором — десятки, на третьем — сотни и т. д. Поскольку брюшных щитков у змей много, то практически можно поставить любой номер. Вышины сохраняются на них всю жизнь змеи. Чтобы прочитать номер, змею нужно поймать и взять в руки. Нумеруют их для того, чтобы контролировать состояние каждого экземпляра.

В одну из ночей со мной произошло приключение. Как я уже сказал, мы работали по ночам. Днем же заснуть не удавалось — ртутный столбик регулярно переходил за 4-40°. Так вот, в ту ночь, когда закончили обрабатывать один ящик и подтаскивали другой, я, сидя на стуле, задремал. Проснулся я от чьего-то сдавленного крика. На моих коленях лежала, философски взирая на окружающий ее мир, толстенная гюрза. Я сидел, скрестив ноги под стулом, и она по ногам вползла мне на колени. А поскольку руки у меня были сложены на груди, мне оставалось только, не двигаясь, ждать, пока ей надоест это место. Все молча, застыв, глядели на эту сцену. Сейчас трудно сказать, сколько времени она продолжалась. Думаю, что не больше минуты. Змея тем же путем вернулась на землю и прошуршала в угол. Молчание длилось еще какое-то время. Потом Бабаш вежливо, но настойчиво попросил меня выйти из вольеры.

Далеко за хребтами порозовело небо, осветив прекрасным утренним светом высохшие склоны. Еще мерцали звезды, и свежий ветерок нес с собой неповторимый полынный запах. В этот миг мне показалось, что я только что прикоснулся к чему-то необычному, таинственному. Хотя все могло закончиться и не так удачно, я укрепился во мнении, что змеи — это необычайно красивые, добродушные и медлительные существа. С этой мыслью я заснул на расстеленном ковре под сенью гранатового дерева и проснулся, когда уже высоко стояло солнце и все садились в машину, которая через считанные минуты тронулась с места, увозя нас все дальше от сказочного царства и махавшего нам на прощание рукой его сказочного правителя — Великого змеелова, сумевшего полюбить самое ненавистное и несчастное на Земле животное.

Пока я развлекался с кобрами и гюрзами, Лена усиленно занималась сбором растений. Особенно ей хотелось увидеть мандрагору туркменскую — уникальное растение, которое произрастает только в горах Юго-Западного Копетдага. Род мандрагор относится к семейству пасленовых, к которому также принадлежат картофель, томат, табак. Туркменская мандрагора, найденная впервые в 30-х годах XX века — четвертый известный науке вид мандрагор. Это — красивое растение с метровыми стелющимися, как у лопуха, листьями и яркими цветами. Его плоды по виду напоминают помидоры, а по вкусу — что-то среднее между помидорами и дыней. Любопытен цикл развития мандрагоры. Листья у нее появляются осенью, цветет она зимой, а сочные, золотистые плоды созревают в конце весны, когда наступает жестокая засуха. Потом мандрагора «спит» до глубокой осени, как бы выжидая начало дождливого сезона. Живет она до полувека и обладает поразительной жизнеспособностью. Поверий вокруг мандрагоры сложено столько, что ей мог бы позавидовать знаменитый женьшень. Кстати, как и корень женьшеня, причудливый раздвоенный корень мандрагоры по форме напоминает куколку или фигурку человека и достигает двух метров в длину. У многих народов ее корни считались незаменимыми для приготовления любовных снадобий и лекарств. Легенды и суеверия, связанные с ней, создавались на протяжении многих веков. Напиток любви, славы, богатства, смерти — как только не называли настойки из корня мандрагоры, приписывая им магические и волшебные чары. Вот историческое предание времен античности. Известный полководец Ганнибал отправился однажды в военный поход. Ему никак не удавалось покорить противника силой. Тогда Ганнибал решил прибегнуть к хитрости: он притворился, что поспешно отступает со своим войском, а на поле несостоявшейся битвы оставил сосуды с настойкой корня мандрагоры. Его враги отведали напиток и погрузились в сонное оцепенение. Вот так Ганнибал одержал победу при помощи «ботанической» уловки. Конечно, колдовские свойства мандрагоры — вымысел. Но целебные свойства растения хорошо были известны уже в древности. Его плоды эллины и иудеи называли «яблоком любви». Мандрагора упоминается во «Флоре» Поста и в Библии, а также в «Песни Песней» Экклезиаста. В ней царь Соломон говорит о чудесных плодах, которые он принес для возлюбленной. Эллины и вавилоняне использовали мандрагору в качестве наркотического и анестезирующего средства около трех тысячелетий назад. Об этом упоминают Диоскорид и Плиний.

…Поскольку Лене требовалось еще успеть посетить Валдай, чтобы продолжить начатые ею ранее исследования, она решила уехать на пару недель раньше меня. Я решил проводить ее на самолет, а заодно познакомиться с Ашхабадом. 14 июля глухой ночью (чтобы не ехать по жаре) машина заповедника отправилась в путь, петляя между тусклыми от лунного света холмами. Наконец она вырвалась на трассу Красноводск — Ашхабад и погнала в столицу. Уже рассвело, когда мы въехали в Ашхабад. Путь наш лежал на юг, в поселок Берзенги, находящийся в получасе езды от города, где находилась контора Копетдагского заповедника и где нас должны были приютить. Поселили нас в доме у Геннадия Тарасовича Кузнецова. Должность его была, наверное, самой уникальной в стране — он был заведующим скорпионарием. Цель скорпионария та же, что и у серпентария, — собирать ценный яд, на этот раз у скорпионов и других ядовитых паукообразных. Яд этих паукообразных очень ценен, ведь он — настоящее сокровище для химика-экспериментатора, фармаколога и микробиолога, являясь сырьем для будущих лекарств. Работники отлавливают скорпионов в природе, держат их поодиночке в стеклянных баночках, где есть песок, губка, смоченная водой, и листочки бумаги, в которых они иногда прячутся. Обитателей скорпионария кормят специально разводимыми мучными червями, кожеедами, кузнечиками. Соблюдая здесь постоянную температуру, яд можно получать круглый год. Перед дойкой скорпионов ссаживают в одну общую «коммуналку». Еще минуту назад сонные, флегматичные существа начинают драться, лезть друг на друга, цепляться клешнями. Больше всего яда дает хорошо разогретый скорпион, но, разогревшись, он становится и наиболее агрессивным, и опасным. Скорпиона аккуратно подцепляют мягким пластмассовым пинцетом за пузо и тотчас же другим, металлическим, с подведенными электропроводами, ухватывают за кончик хвоста и подносят к внутренней стенке пробирки. Легкий нажим на педаль — электрическая цепь на мгновение замыкается, — и слабый ток, воздействуя на железы, заставляет их выделять яд. На стекле остается крошечная беловато-прозрачная капля. Чтобы получить всего один грамм сухого яда, надо «подоить» 5 тысяч скорпионов.

Вот в таком интересном местечке удалось нам побывать. Ну а на следующий день мы пошли прогуляться по Ашхабаду. Ашхабад в переводе с туркменского — «Город любви». Не знаю, как насчет любви, а солнечного света он дарил с избытком. На стенде у республиканского Гидрометцентра мы прочитали: «Сегодня в Ашхабаде зафиксирована максимальная температура за все годы наблюдений 4-48°». До этого максимум был +47°. Повезло же нам. Однако жара в городе ощущается не столь сильно благодаря обилию скверов, цветов и арыков с журчащей холодной водой.

Нам довелось посетить Ашхабад в год столетия его образования — город возник в 1881 году как военное укрепление на месте поселения Асхабад с древней крепостью. Его появление было обусловлено удобным положением на важных караванных путях. Однако очень долго он влачил существование небольшого провинциального городка. В. А. Обручев, проводивший в Закаспийской области научные изыскания в конце XIX века, писал, что «Асхабад представлял собой очень небольшой городок с несколькими широкими и пыльными улицами, кое-где обсаженными деревьями, с одноэтажными глинобитными или сырцовыми домами, большей частью с плоскими крышами из жердей, хвороста или камыша, покрытых слоем глины». Но постепенно город рос и благоустраивался. Булыжником укрепили дороги, посадили много деревьев и кустарников. В 1904 году был разработан проект герба Ашхабада, административного и торгово-промышленного центра области — на щите под царской короной изображен торговый караван с указанием даты возникновения торговых связей, а внизу — железная дорога и дата открытия железнодорожного сообщения, имеющего громадное значение в торговле. В 1919 году город был назван Полторацком в честь одного из организаторов борьбы за Советскую власть. До 1924 года Ашхабад являлся областным центром Туркестанской АССР. С образованием 27 октября 1924 года Туркменской ССР город стал столицей республики, и в 1927 году ему было возвращено национальное название.

Ашхабад стал свидетелем одной из самых страшных трагедий в нашей стране после войны. 6 октября 1948 года за каких-то 15–20 секунд город был полностью разрушен чудовищной силы землетрясением. Это землетрясение послужило толчком к развитию сейсмической науки, и сейсмостойкого градостроительства, предъявило новые требования к оценке сейсмической опасности территории, к методам расчета зданий и сооружений на сейсмические нагрузки. Город был отстроен практически заново. Ныне Ашхабад называют городом-садом: он утопает в зелени. Кроны высокоствольных деревьев вдоль улиц и в парках дарят прохладу. Далеко на юге в дымке нависают над городом величественные вершины Копетдага, что создает очень красивую картину.

Туристы со всего мира, бывая в Ашхабаде, непременно посещают художественную ковровую фабрику. Здесь руки мастериц ткут ковры потрясающей красоты. В музее изобразительных искусств Туркменистана хранится редчайший экспонат — гигантский орнаментальный ковер длиной 18 метров и шириной И метров. Возможно, это самый большой ковер в мире.

Знаменит Ашхабад и своими ахалтекинскими скакунами. Конный завод «Комсомолец», созданный в 1924 году, — единственный в мире, где выращиваются эти красавцы. По красоте и экстерьеру ахалтекинским скакунам нет равных в мире. Они выносливы и хорошо приспособлены к сухому жаркому климату. В истории описывается, что предки ахалтекинской породы лошадей были известны еще 2500 лет назад многим народам. На конном заводе сосредоточены племенные скакуны этой породы и ведется последовательная научная работа по дальнейшему улучшению ее красоты и резвости.

Вдоволь нагулявшись по городу, я посадил Лену на ее самолет, а сам отправился на битву за билетами — улететь летом из Ашхабада в Москву очень трудно. Битву выиграл, хоть и порвал рукав. Сжимая драгоценный билет на 31 июля, я продрался сквозь бушующую толпу и вздохнул свободно только на улице. Этим же вечером проделал уже знакомую дорогу в Кизыл-Арват, провел ночь на вокзальной лавочке, а потом автобус доставил меня в Кара-Калу, порадовав встречей со ставшими уже родными «лунными горами».

В конце июля пошли дожди. Дождь шел день, потом второй, потом третий. Вылезать из палатки было невозможно — едва ступив на землю, я погружался в жижу по пояс. И оказался отрезанным от всего мира. Вся еда хранилась в вагончике, а до него не дойти. Я стал самым настоящим робинзоном. Единственным моим питанием были купленные в Ашхабаде орешки арахиса и дикий виноград, гроздья которого свисали прямо на палатку. Я начал подсчитывать, сколько удастся протянуть. Выходило много, но ведь у меня билет в Москву. На пятый день дождь перестал. Выглянуло солнце. Азиатское солнце — это чудо. Через два часа земля была тверда, как асфальт Я пошел на кордон. Там уже собирались вызывать вертолет для моего спасения (шутка). Один из сотрудников заповедника уехал куда-то в это время, и я каким-то чудом остался заночевать в его вагончике. В эту ночь в горы нагрянула стихия во всей ее грозной красе. Небеса обрушили на землю полугодовую норму осадков. Мощные сели низверглись с гор. Когда через пару дней я пошел проведать свою палатку, завернув за айлантовую рощу, то окаменел: на месте моего жилья был заросший травой холмик. Через мгновение меня осенило. Ведь в палатке стояла кровать; когда нечеловеческая сила вырвала все колья из земли и решила унести ее прочь в долину, палатка упала на кровать, а изобретательная стихия засыпала ее большим слоем земли и травы. В таких приключениях проходили мои последние дни на Сюнт-Хасардагской земле.

Вскоре я уже расставался с сотрудниками заповедника перед отъездом. Особенно теплым было прощание с Иннокентием. Он сграбастал меня напоследок и, как мне показалось, смахнул невидимую слезу — все-таки два месяца провели за одним столом.

Быстрым шагом я поспешил по горной дороге в Кара-Калу. И все равно чуть не опоздал, перехватив автобус в пути.

— Кизыл-Арват? — закричал я, махая рукой водителю.

— Кизыл-Арват, садись скорей, дорогой. — Он распахнул передо мной двери.

Маленький автобус, чихая мотором, поспешил на север. Мимо меня в окнах поплыли ставшие уже привычными изрезанные склоны «лунных гор». Увижу ли я когда-нибудь снова это чудо природы? Автобус подоспел вовремя, и уникальнейший поезд «Красноводск — Ташкент», останавливаясь у каждого столба, потащил меня к Ашхабаду. Заночевать я поехал вновь в Берзенги, к Геннадию Тарасовичу, заодно и подивиться еще раз на его питомцев.

Ранним утром я уже был в аэропорту. Могучий лайнер, оттолкнувшись от земли, лег на крыло, напоследок одарив меня величественной панорамой Копетдага, и взял курс на Москву.

— Сегодня, 31 июля 1981 года, вы сможете в течение 5 минут наблюдать полное затмение солнца, — известил нас голос стюардессы, — через 10 минут самолет войдет в полосу, которая сегодня пересекает всю территорию нашей страны. Посмотрите, пожалуйста, направо.

Я взглянул в окно, так как сидел справа. Ярко-красный диск солнца только что появился из-за горизонта. И вдруг как будто тень наползла на край светила. И вот оно уже все померкло, и на небе вновь проступили звезды. Чудо длилось 5 минут, после этого противоположный кусочек солнца вылез и осветил, согрел землю под крылом.

Я посмотрел на пассажиров. Почти все они сладко сопели в своих креслах. А ведь полное затмение солнца большинство людей может увидеть только раз в жизни…

Какое-то время мы переписывались с Иннокентием. Даже совершали товарообмен — он мне слал гранаты, я ему — картошку. Постепенно водоворот дел закрутил нас, а потом и вовсе Туркмения стала заграницей. Сотрудники заповедника потихоньку разъезжались кто куда. Спустя несколько лет я узнал, что сняли Андреева. Распался великолепный коллектив энтузиастов, не выдержав травли со стороны местных властей и хозяйственников. Коллектив людей, которые жертвовали уютом и безопасностью ради спасения природы нашей страны.

Уникальна природа туркменских субтропиков. Увы, многое безвозвратно утрачено. Еще в конце XIX века в Копетдаге паслись многочисленные табуны куланов. Их давно уже здесь нет. В 40-е годы XX века не составляло труда увидеть джейранов — их были тысячи. А лет через 15 исчез последний. Та же участь постигла безоаровых козлов — грациозных животных с длинными саблевидными рогами. В 1954 году был убит последний туранский тигр в Западном Копетдаге. Сохранится ли этот замечательный уголок природы в будущем, зависит только от человека.

Ну а мне об этой поездке напоминают ослепительнобелые изогнутые зубы гюрзы, подаренные Великим змееловом Бабашом.

Глава пятая НЕПОВТОРИМЫЙ МИР ПУСТЫНИ

Давясь от смеха, мы с Андреем Неуроновым вписали в висевший на стене листок белой бумаги «Желающие ехать в зимнюю экспедицию» под первым номером Тура Хейердала. Наши труды не пропали даром. На следующий день в экспедицию «собрались» и Пржевальский, и Ален Бомбар, и даже Давид Ливингстон. К сожалению, под водительством Светланы Михайловны Малхазовой поехали другие, хотя и не менее знаменитые люди, в частности, небезызвестный Гарри Сапожников.

Местом экспедиции на сей раз был избран Репетекский заповедник, в шутку называемый «филиалом кафедры». Там работало много наших выпускников. Первый раз в жизни я ехал в пустыню. О, как манило меня к себе это название!

…Немилосердно палит солнце, гряды барханов уходят за горизонт, желтый песок начинает сливаться в одно слепящее марево, горячая пыль проникает в ботинки, пересохшая слюна во рту становится тягучей, словно резиновый клей, в голове остается место только для одной мысли — пить!..

Именно такой образ пустыни возникает в представлении большинства людей, да и само слово «пустыня» ассоциируется с понятием пустоты, безжизненности. Однако те, кто видел покрытые алым ковром маков Каракумы или бродил в сказочном саксауловом лесу, знает, что пустыня далеко не мертва. Для наблюдательного человека она открывает неведомый мир растений и животных, ведущих жестокую борьбу за существование.

Что же такое пустыня? Существует множество определений этого понятия. Чаще всего к пустыням относят местности, где среднегодовое количество осадков не превышает 250 мм, а годовое испарение воды, если ее поместить в открытый сосуд, будет больше годовой суммы осадков. Общими чертами для всех пустынь являются высокие температуры воздуха в летний период года, резкие суточные колебания температуры, большая сухость воздуха и малая облачность. Отсутствие облаков над пустынями оборачивается двумя последствиями. Их земля не только не получает дождя, но днем лишена всякой защиты от солнечных лучей, а по ночам — покрова, препятствующего потере тепла. Пусть днем пустыня раскалена — ночью температура может упасть ниже 0°. Такие огромные колебания на протяжении одних суток подвергают растения и животных, избравших пустыню своим домом, тяжким испытаниям.

В пустынях зафиксированы самые высокие на Земле температуры воздуха: +58° — в Сахаре, +54° — в Долине Смерти в Калифорнии. Еще сильнее нагревается поверхность почвы. Самые высокие температуры были отмечены в пустынях на побережье Красного моря: +84°. В континентальных пустынях умеренного пояса отмечается огромный перепад минимальных и максимальных температур воздуха, доходящий до 70° (в Юго-Восточных Каракумах — от —20° до +50°). Контрастов температуры необязательно ждать от января до июля. Весной в Каракумах днем стоит тридцатиградусная жара, и тут же ночью могут быть почти заморозки (+2—+4°). В некоторых пустынях практически не бывает осадков: в Центральной Сахаре в среднем выпадает 0,1 мм осадков в год, в Атакаме — 3 мм/год, в Кашгарии — 9 мм/год.

26 января 1982 года воздушный корабль доставил нас в Ашхабад. Теплое солнце встретило меня на знакомом уже мне аэродроме. Не теряя времени, мы перебрались на вокзал, и спустя несколько часов поезд вез нас сквозь тьму ночи на восток. Пробуждение было удивительным. По обеим сторонам железной дороги простирались неоглядные просторы барханов, густо поросших саксаулом. Что может быть экзотичнее саксаулового леса? Но этот пустынный лес был весь в снегу! Снег лежал в понижениях огромными белыми пятнами, искрился на ветках диковинного растения. Яркое не по-зимнему солнце щедро дарило свою еще слабую энергию Юго-Восточным Каракумам. Через три месяца здесь будет ад: Юго-Восточные Каракумы — самая жаркая точка страны — абсолютный максимум здесь +50°.

Мы сошли на пустынный перрон. Станция Репетек — малюсенькая, поезда стоят здесь всего одну минуту, но знаменита на весь мир. Созданная ровно 70 лет назад для изучения барханных песков, песчано-пустынная станция привольно раскинулась по обеим сторонам железной дороги. Сейчас здесь стояла торжественная тишина. Поселок застыл в зимней дреме.

Нас разместили в большом пустом доме, который состоял из кухни и комнаты. В комнате мы и расположились вповалку, устроив лежбище из спальных мешков.

После короткого отдыха научные сотрудники заповедника (выпускники нашей кафедры) Людмила Николаевна Комарова и Владимир Григорьевич Каплин рассказали нам об истории заповедника, его природе и задачах, стоящих перед ним. Репетекский заповедник расположен в 70 километрах к юго-западу от города Чарджоу, в районе железнодорожной станции Репетек. Организован в 1928 году на базе Репетекской песчано-пустынной станции, созданной в 1912 году Русским географическим обществом, он один из первых советских заповедников, получивших статус биосферного. Интересно происхождение слова «Репетек». Говорят, что когда-то здесь был какой-то француз и, уезжая, дал безымянному пятачку название «Repeter» («повторять» — по-французски), желая этим подчеркнуть, что каждый, побывавший здесь, будет стремиться сюда снова.

Территория заповедника — аллювиальная равнина, сложенная четвертичными наносами пра-Амударьи. На заповедной территории представлены типичные ландшафты Юго-Восточных Каракумов — барханно-грядовые пески и закрепленные пески с зарослями саксаула. Для ландшафта характерно чередование крупных песчаных гряд, долинообразных понижений и барханных массивов. Барханные гряды достигают 25 метров высоты и 5—10 километров длины, простираясь в меридиональном направлении. Климат субтропический, континентальный с жарким летом и мягкой зимой. Именно здесь зарегистрирована наиболее высокая в СССР температура воздуха — +50° (в такие дни температура оголенных песков достигает 80°).

В нашу задачу входило проведение учетов зайцев-тола-ев и джейранов. На следующее утро Комарова повела нас в пустыню, чтобы научить точно отличать следы зайцев и джейранов на снегу, определять давность прохождения здесь зверя, находить их кормушки и «уборные». Невзирая на ласковое солнце, снег держался устойчиво, весело искрясь и радуя глаз. Животных почти не было видно. Многие еще находились в спячке, большинство птиц еще не вернулось с зимовок. Только зайцы, джейраны да лисы продолжали свою бурную деятельность.

Железная дорога рассекает заповедник прямо посередине. Это очень удобно для ориентирования. Если вы пошли на юг и заблудились, идите точно на север и выйдете к железной дороге; если вы пошли на север и заблудились, идите точно на юг, и она опять-таки пересечет ваш путь. А заблудиться в пустыне немудрено. Один бархан сменяет другой, и, куда ни кинешь взгляд, пейзаж очень однообразный.

На следующий день мы вышли на свой первый учет. Растянувшись по фронту так, что каждый видел соседа справа и слева, мы двинулись в глубь песков, оглашая воздух гиканьем и улюлюканьем, чтобы вспугивать затаившихся животных. Зайцев было великое множество. То и дело мой путь пересекали строчки их следов, и часто можно было видеть их самих, улепетывающих во все лопатки. Джейраньи ни с чем не сравнимые «сердечки» попадались реже. И только изредка можно было увидеть точеный силуэт, тревожно вглядывающийся в нашу толпу с далекого бархана. И уж совсем редки были лисы. Пройдя таким образом километров семь, мы вышли к железной дороге и потопали по шпалам к поселку. Все были уставшие, но переполненные впечатлениями.

Так день за днем покрывали мы территорию заповедника своими маршрутами, нанося на карту и сверяя заячьи тропы и джейраньи дорожки. На основе этих данных сотрудники получат информацию о количестве животных, обитающих в заповеднике, сравнят с прошлогодним количеством, а потом с тем, что будет грядущим летом. Так год за годом накапливаются материалы о всех животных и растениях, о климатических условиях, о движениях песков, и все это составляет неоценимый кладезь знаний, на основании которых разрабатываются и претворяются в жизнь природоохранные мероприятия.

Проводили время мы здесь очень весело и дружно, собираясь за ужином и развлекая друг друга разными историями. Один раз нас посетил заместитель директора заповедника Мирет Ишанкулиевич Ишанкулиев. Он очень долго рассказывал о работах, проводимых в хозяйстве, о трудностях, о незаконном выпасе верблюдов и овец, об участившейся охоте партийных руководителей, в общем — об обычных для каждого заповедника нарушениях.

В один из таких вечеров Гарику пришла мысль съездить в Бухару. Поначалу никто всерьез не воспринял, потом призадумались: «А ведь до Бухары всего 5 часов езды на поезде», потом эта идея всех увлекла. Темной ночью, попрощавшись с замечательным уголком природы, забрались мы со своим скарбом на поезд и двинулись в путь. В 3 часа утра ступили мы на перрон Бухарского вокзала.

Есть города, в которых даже само название притягивает своей таинственностью и интригует. За словом «Бухара» для многих из нас долгие годы пряталась тень веков, вставали в воображении минареты, мечети, шумные восточные базары, Ходжа Насреддин. Казалось, что в городе с таким названием возможны чудеса. Великие мудрецы древности владели здесь тайнами медицины, астрономии, ушедшими вместе с ними в небытие. Пожалуй, только Самарканд может сравниться с Бухарой в этом сверхъестественном, магическом притяжении.

Пока же город лежал во мраке. Как мы узнали, это город Каган — ворота Бухары, а до нее самой еще 30 километров надо ехать на автобусе. Постепенно светало. Утренний морозец, сковавший ледком лужи, начал пробирать нас, когда мы вылезли из автобуса. Гарик тут же купил схему города и вызвался быть гидом. Послушно следуя за ним, мы добрались до исторического центра. Не знаю, как другие, а я определенно думал, что в этих запутанных улочках, в какой-нибудь мазанке вполне мог скрываться еще Черный Абдулла, настолько здесь все дышало древностью. Архитектурные чудеса безвестных мастеров средневековья поражали воображение. В одной из бесчисленных чайхан мы решили пообедать. Набрав миски с пловом, чайник, лепешки, мы пробирались к свободному столику. Все оборачивались на нас.

— Откуда будешь, чужеземец? (Нет, конечно же не «чужеземец» сказал аксакал в красочном зеленом полосатом халате, но мне в этот момент представилось, как вот так же пробирался с миской плова Афанасий Никитин.)

— Из Москвы.

— Садись к нам, — уважительно раздвинулись старцы, видевшие еще, наверное, Эмира Бухарского.

Бухара — один из древнейших городов мира, она основана в I веке н. э. В IX–X веках Бухара была столицей обширного государства Саманидов и стала в этот период одним из передовых городов Среднего и Ближнего Востока в экономическом и культурном отношении. В эпоху Саманидов особенного расцвета достигла поэзия, выросшая на благодатной почве народного фольклора, самым выдающимся поэтом этой эпохи был Абдулла Джафар Рудаки. Великий ученый-энциклопедист эпохи средневековья Абу Али Ибн Сина (Авиценна) также был уроженцем Бухары. В семнадцатилетнем возрасте он стал уже известным врачом и ученым. Несколько веков медики Европы руководствовались его книгами. Авиценна подарил человечеству первую в мире энциклопедию — «Канон врачебной науки». В 1220 году Бухара была захвачена Чингисханом, который отдал город на разграбление. В 1370 году Бухара была завоевана Тимуром (или, как его часто называют, Тамерланом). В связи с превращением Самарканда в столицу тимуровской империи Бухара потеряла свое былое политическое значение. Лишь со второй половины XVI века, при Абдуллахане, она снова стала политическим центром государства, за которым закрепилось название Бухарского ханства. Фактически она сделалась политическим и культурным центром всей Средней Азии. С середины XVI века по XX век — Бухара — столица Бухарского ханства. С 1868 года вошла в состав Российской империи.

Бухара — город-музей, в котором сохранилось около 140 памятников архитектуры. Нам удалось осмотреть самые известные.

Крепость Арк является самым древним археологическим памятником. В течение долгого времени крепость лежала в развалинах и только в VII веке, незадолго до прихода арабов, она была вновь отстроена. Площадь Арка равна 34 675 м², а длина окружности — 780 метров. Уже эти цифры свидетельствуют о том, что перед нами огромная укрепленная усадьба бывшего правителя Бухары. Эта крепость расположена на насыпном холме высотой до 20 метров. Крепость Арк имеет богатую многовековую историю. По крайней мере полторы тысячи лет тому назад эта величественная цитадель уже была местом пребывания властелина обширной и густонаселенной страны с древней земледельческой культурой. В Арке находились дворец эмира, помещения визирей с их бюрократическим аппаратом, казнохранилище, тюрьмы, гаремы, монетный двор, арсенал, мечети и много других построек. После победы революции и бегства Эмира Бухарского в Арке возник пожар, продолжавшийся четыре дня. То, что уцелело от огня, не могло надолго сохраниться в дальнейшем. Материал, из которого было сделано большинство построек, был настолько непрочен, что быстро поддавался разрушению.

Мавзолей Исмаила Самани (IX–X вв.), который находится напротив Арка, в глубине Центрального парка культуры и отдыха, интересен тем, что свидетельствует о бурном развитии строительной техники и высоком уровне архитектурного искусства. Именно в этот период в строительстве начинают применять высококачественный обожженный кирпич и алебастровый раствор.

Свыше восьми столетий возвышается над Бухарой минарет Калян, без которого трудно представить себе архитектурный облик города. Минарет в значительной мере определяет городской силуэт. Это и понятно, ибо его видно издалека, с какой бы стороны мы ни приближались к Бухаре. Высота минарета около 46 метров, а вся его фундаментальная часть уходит на глубину до 10 метров. Диаметр минарета у цоколя достигает 9 метров. На протяжении многих веков минарет Калян выдержал все землетрясения, разрушившие в Узбекистане не одно высотное сооружение. Секрет его устойчивости кроется в эмпирически правильно найденных соотношениях частей сооружения, в конструкции его фундамента, в высоком качестве кладки. Минарет Калян соединен мостиком-переходом с крышей мечети Калян, откуда можно попасть внутрь минарета и подняться наверх в ротонду по узкой и крутой кирпичной винтовой лестнице, насчитывающей 105 ступенек. Из ротонды открывается величественный вид на Бухару. Минарет Калян служил некогда башней при мечети, отсюда по пятницам призывали верующих на молитву, был он и дозорной вышкой, а позднее, в XVIII–XIX веках, — местом публичной казни: с минарета на мостовую сбрасывали осужденных. Последняя такая казнь была совершена в 1884 году. Именно под впечатлением подобных легенд минарет Калян приобрел в народе мрачное наименование «башни смерти».

Я не собираюсь давать тут путеводитель по городу, но не могу не сказать о Лаби-Хаузе — крупном ансамбле, воздвигнутом в Бухаре в XVII веке. Три здания — медресе Кукельдаш, ханака Надира диванбеги и медресе Надира диванбеги — составляют ансамбль, в котором центральным организующим элементом служит искусственный пруд — Хауз диванбеги — самый крупный в Бухаре (его размеры 36 х 45 метров), берега которого скошены в углах и выложены уступами крупными блоками — камнями. Включение обширного водного зеркала, отороченного густым бордюром зелени, было новым словом в истории среднеазиатского градостроительного искусства, и красоту этого приема в условиях южного города нельзя не оценить. В древности по уступам спускались за водой водоносы, разносившие в бурдюках застоявшуюся воду для поливки улиц и для питья. Вокруг бассейна растут столетние деревья, до сих пор привлекающие своей тенью жителей Бухары.

Погуляв по этому городу-музею целый день, мы отправились в Ашхабад. На следующий вечер уже были в столице Туркменистана, где остановились в общежитии сельскохозяйственного института. У нас еще было два дня до отлета. И мы решили смотаться на день в Бахарденскую пещеру — известняковую пещеру у северных подножий Копетдага, в 19 километрах к юго-востоку от поселка Бахарден. Пещера соединена с внешним миром несколькими отверстиями, нижнее из которых, самое большое, имеет в диаметре около 5–6 метров и через него можно свободно проникнуть в пещеру. Остальные расположены выше по склону горы. Длина пещеры 250 метров, ширина до 57 метров, а высота местами достигает 20 метров, объем ее составляет 100 000 м². В пещере есть два грота, нижний, на глубине 60 метров, занят проточным озером Коу-Ата, его термальная сероводородная вода имеет бальнеологическое значение. Бахарденскую пещеру населяют 5 видов летучих мышей. Нигде в бывшем СССР нет такой огромной колонии этих животных. Летучие мыши Бахарденской пещеры уничтожают ежедневно около 60 килограммов насекомых, защищая от вредителей значительные площади оазисов.

Сказано — сделано. Шикарный «Икарус» погнал нас в сторону Красноводска. Через 2,5 часа мы вылезли на пустынном шоссе. Недалеко на юге громоздились цепи Ко-петдага. Это недалеко оказалось — 8 километров, которые мы протопали за полтора часа. При подъезде со стороны шоссе видно, как на склоне чернеют три огромных зева — входы в пещеру. Перед нижним — большой пятиметровой аркой — на широкой площадке высилось нагромождение острых бетонных глыб, символизирующих, как можно догадаться, хаос подземный. И вот вход в знаменитую пещеру. Внешне он ничем не отличается от входов других пещер, понатыканных у подножия гор. Но около него толпятся автобусы, видны ларьки, в которых продают билеты, лимонад, пирожки.

С некоторым благоговением мы ступили под своды пещеры. Вниз, к озеру, ведут 350 ступенек. Цепочка желтых, тускло освещающих лампочек, изгибаясь змейкой, сбегает в черную бездну. Яркий свет мог бы потревожить хозяев этой пещеры — летучих мышей. Если перестать дышать, можно услышать наверху неясный сонный шорох. С глубиной пещера приобретает странное соединение таинственности и обжитости. На площадках стоят скамьи для отдыха. К воде спускаются бетонные ступени. Увы, место это уже навсегда осквернено человеком. Отметившись, мы полезли наверх. Яркий свет ударил по отвыкшим от солнца глазам.

До шоссе нас подвезли на машине какие-то мужики. Один из них упорно пытался привлечь внимание наших девочек плоскими остротами.

— Ну что, ребята, научились отличать саксаул от аксакала? — хохотал он.

На шоссе нас подобрал рейсовый автобус. Мы обернулись на горы. Отсюда уже было непонятно, у подножия какой спряталась всемирно известная пещера. Фыркнув, «Икарус» помчал нас к Ашхабаду.

На следующий день, 6 февраля, мы вылетели в Москву. За какие-то две недели мы совершили увлекательное путешествие по Золотому кольцу Средней Азии, посетив Репетекский заповедник, благородную Бухару и Бахарденскую пещеру.

Так произошла моя первая встреча с пустынями. После прихода на работу в Институт эволюционной морфологии и экологии животных (ИЭМЭЖ) пустыни Средней Азии стали для меня основным полигоном. И уже не зимняя, прохладная, застывшая под мягким солнышком, а настоящая, пышущая жаром пустыня открывала мне свои тайны.

…Красные круги начинают медленно вращаться перед глазами, потом быстрее, еще быстрее, пока, наконец, их хоровод не заставляет меня разогнуться и воткнуть в землю лопату. После двух минут круги исчезают, и возникает бесконечная, уходящая за горизонт желтая равнина — Великая пустыня Каракумы. А позади меня, всего в нескольких километрах, встает громада Копетдага. Немного отдышавшись, я вновь берусь за лопату и копаю, копаю, копаю. А «за бортом» +40°, полное отсутствие хоть какого-нибудь чахлого кустика и немилосердно палящее солнце.

Именно так началось мое знакомство с одними из самых таинственных на Земле животных — термитами. А вот и они сами — маленькие, жирненькие насекомые, попав на солнечный свет, снуют из стороны в сторону, пытаясь вновь скрыться в царство вечной темноты. Непонятно только, почему их иногда называют «белыми муравьями»? Название это явно неудачное, так как термиты вовсе не родственны муравьям. Единственное, что их роднит с ними, как, впрочем, и с пчелами, и с осами, — это то, что они, являясь «общественными насекомыми», образуют «государства», в которых каждая отдельная особь играет роль лишь безвольного винтика в огромной машине. Социальная жизнь термитов началась 200 миллионов лет назад, то есть значительно раньше, чем у муравьев и пчел.

Зачем же я копаю эту чертову траншею? Дело в том, что я прибыл в этот уголок в составе экспедиции энтомологов Московского университета, которые проводят исследования стойкости различных материалов к повреждению термитами. Дмитрий Павлович Жужиков — начальник экспедиции, крупнейший в России знаток термитов, со смехом рассказывает мне, что, когда он говорит кому-то, что он — энтомолог, у людей сразу возникают ассоциации: булавочки, микроскопчик, а на самом деле — всю жизнь с лопатами да кирками. Да, иначе термитов не достать. Ну а для того, чтобы понять, зачем мы приехали сюда, надо обратиться к началу моей трудовой деятельности.

После окончания университета и демобилизации из армии я пришел устраиваться на работу в ИЭМЭЖ (сейчас он носит название Институт проблеем экологии и эволюции) — ведущий биологический институт нашей страны. Выяснилось, что есть ставка в лаборатории биоповреждений у Бориса Васильевича Бочарова. Когда я пришел к нему на прием, Б. В. (так мы будем называть его все последующие годы) весь сиял и пригласил меня сесть.

— Как у вас со здоровьем? — огорошил он меня первым вопросом.

— В армии отслужил, вроде нормально. — Я вопросительно посмотрел на него.

— По роду деятельности вам придется работать во влажных тропиках, во Вьетнаме. — Этим заявлением он меня и подавно поверг в шок.

«Тропики, джунгли, змеи, попугаи, Ливингстон, Майн Рид», — понеслось у меня в голове. Дальше я только внимал, а Б. В. объяснял.

— Биоповреждения — это повреждения животными или растениями материалов и объектов. Биоповреждения — реакция окружающей среды на то новое, что вносит в нее человек. Создаваемые человеком материалы и изделия вовлекаются в естественные процессы, протекающие в биосфере, включаются в естественные биоценозы. Термин «биоповреждения» относится к ситуациям, когда живые организмы своей деятельностью вызывают изменения структурных и функциональных характеристик у объектов антропогенного происхождения. Биоповреждение — это любое нежелательное изменение в свойствах материалов, вызванное жизнедеятельностью организмов. Ваша задача — изучать повреждения, причиняемые животными, в первую очередь грызунами, а также термитами, кожеедами, молями и прочими.

На дворе давно стемнело, когда мы с ним вышли на улицу. В недрах отдела кадров уже лежало мое заявление. С завтрашнего дня я начинаю работать в ИЭМЭЖ. Но, прежде чем мне представилась возможность трудиться в тропиках, предстояло заняться проблемой биоповреждений в родной стране.

Первым делом Б. В. отвел меня на кафедру энтомологии МГУ, решив познакомить с Жужиковым — крупнейшим авторитетом в СССР по термитам. А так как термиты причиняют огромный ущерб в тех местах, где живут, то он невольно занимался и защитой от них и слыл одним из ведущих специалистов по биоповреждениям. Жужиков оказался энергичным мужчиной с поставленным командирским голосом.

— Познакомьтесь, Дмитрий Павлович, пополнение отряда борцов с биоповреждениями, выпускник и т. д., — начал Б. В.

— Очень рад, очень рад, — восторженно принялся трясти мне руку Крупнейший по термитам, после чего потекла беседа, что вот хорошо бы мне ознакомиться с его работами в Средней Азии.

— Хорошо, возьмем, поработаем, — сразу же согласился Жужиков, и мы расстались, довольные друг другом.

А теперь предлагаю познакомиться поближе с этими самыми термитами, ибо вряд ли найдется другая такая группа животных, столь мало известная широкому кругу людей. Род Termes, от которого получили свое название термиты, был описан самим Карлом Линнеем в 1758 году Термиты были тогда отнесены отцом систематики к бескрылым насекомым ввиду того, что материалом для описания первого известного ему вида, названного им Termes fatale, — послужили лишь бескрылые особи — рабочие и солдаты. Линней, вероятно, спутал их с точильщиками, производящими в древесине характерные звуки, якобы предвещающие смерть. Отсюда и появилось такое страшное название: termes — конец, fatum — судьба. Поначалу считалось, что термиты произошли от тараканов. Однако русский энтомолог А. В. Мартынов на основании анализа жилкования крыльев современных и вымерших термитов и тараканов доказал, что термиты являются более древней группой, чем тараканы, что они произошли от более древних предков, от которых лишь позднее произошли и тараканы. Так или иначе, термиты выделяются в самостоятельный отряд, который впервые был описан в 1832 году А. Брюлем.

В тропических странах термиты были известны человеку в глубокой древности. Древнеиндийская самхита «Ригведа» (около 1350 г. до н. э.) является, вероятно, первым дошедшим до нас литературным источником, в котором упоминаются в качестве разрушителей древесины термиты, названные «гхуна». В другом индийском эпосе — «Махабхарата» (около 700 г. до н. э.) — рассказывается, что отшельник Чиавана так долго был неподвижен в долине реки Нармада, что превратился в колонну, и термиты («пипилика») полностью его облепили глиной, оставив только глаза.

Термиты — мелкие насекомые, избегающие света и живущие семьями в гнездах, устроенных в земле, древесине или построенных из особого картоноподобного материала. Термиты настолько не приспособлены к земным условиям, что кажутся завезенными из другого мира. Миллионы лет, проведенные во тьме, атрофировали у них глаза, сделали тонкой и бесцветной хитиновую одежду (у некоторых голова настолько прозрачна, что даже видно, что в ней происходит).

Жизнь термитов с давних пор привлекала внимание многих исследователей. Семья термитов во многих отношениях представляет собой наиболее совершенное общество в мире насекомых. Многообразие каст и четкое разделение функций между особями, сложные инстинкты поведения, позволяющие им возводить весьма совершенные сооружения — гнезда, камеры которых имеют специализированное назначение, снабжены в полном смысле слова комфортными условиями и кондиционированным воздухом, таили, да и сейчас скрывают, еще множество загадок. Огромная плодовитость удивительно долго живущей царицы термитов также представляет совершенно необычное явление среди насекомых.

Термиты — обитатели самого настоящего царства. У них есть царь и царица и подданные: солдаты, рабочие. Из яиц вылупляются личинки. Личинка — это стадия развития без зачатков крыльев и других внешних признаков дифференциации в какую-то определенную касту. Ее покровы очень слабо склеротизированы — уплотнены. Через стадию личиночного развития, включающую несколько возрастов, проходят все касты термитов. После нескольких линек часть личинок превращается в нимф, крыловые зачатки которых увеличиваются с взрослением. Периодически, обычно один раз в год, в гнезде образуются многочисленные крылатые имаго (взрослые особи), которые дружно вылетают из гнезда и после кратковременного полета обламывают себе крылья по специальному плечевому шву, отыскивают партнера и парами уходят в укрытие, где основывают новую семью. Этих термитов-основателей называют царской парой. Они занимают центральное место в гнезде, а у высших термитов располагаются в специальной царской камере и являются производителями всего многочисленного населения термитника. Царица — настоящее чудовище — занимает 3/4 камеры. По сравнению с ней царь выглядит карликом — он в восемь-девять раз меньше ее. Почти всю 10-сантиметровую часть тела царицы занимает белое брюшко, только один сантиметр приходится на голову и грудь. За свою десятилетнюю жизнь она откладывает около 100 миллионов яиц. Проходят годы, гибнут тысячи солдат в войнах, а термитник живет: царица не только восстанавливает потери, но и увеличивает население своего государства.

Главную массу семьи термитов составляют рабочие особи — бескрылые формы с недоразвитыми и нефункционирующими мужскими или женскими половыми органами. Они не превращаются в нимф и соответственно никогда не достигают половой зрелости. Но сколько обязанностей приходится исполнять этим существам! Рабочие строят термитник, добывают пишу, кормят и чистят царскую чету и солдат, следят за чистотой в помещении.

Каста солдат — это бескрылые особи со специализированной формой головы и сильно развитыми челюстями (называемыми мандибулами). Солдаты выполняют функцию защиты термитника от внешних врагов. Эта задача решается солдатами разных видов тремя способами: захватом и кусанием врага мощными мандибулами, затыканием отверстий гнезда головой и опрыскиванием незваного гостя секретом лобной железы. Солдаты поднимают тревогу в колонии: в случае опасности они начинают быстро стучать головой о дерево, производя сильный шум, и сразу устремляются туда, где гнезду угрожает вторжение врага или еще какая-нибудь опасность. Солдаты даже неспособны кормиться сами: рабочим приходится класть им пищу в рот.

Термиты — теплолюбивые насекомые. Северная и южная границы ареала отряда примерно совпадают со среднегодовой изотермой 4-10°. Невероятное обилие термитов характерно для тропических лесов. Они заселяют там все ярусы — от вершины 30-метровых деревьев до почвы. На одном гектаре леса обитают в среднем 2–5 миллионов особей каждого из доминирующих видов. На острове Шри-Ланка путем подсчетов установили, что в верхнем слое почвы глубиной до 10 см обитает 770 биллионов особей термитов. Если всех их уложить в один слой плотно один к другому, то получится дорога шириной 10 метров и длиной 384 000 километров, равная расстоянию от Земли до Луны. Такое колоссальное количество термитов перерабатывает огромную массу мертвой древесины и растительных остатков (около 50 % всей годовой продукции), способствуя возобновлению лесов. Значение термитов в тропических почвах приравнивают к влиянию дождевых червей на почвы умеренного климата. Такие массы насекомых при строительстве термитников, прокладке подземных ходов и крытых галерей перемещают многие тонны почвенных частиц, нарушая почвенный профиль, модифицируя и перераспределяя органический материал, изменяя структуру и скважность почвы за счет прокладки сети подземных ходов. Вокруг термитников изменяется характер растительности; в них находят убежище многие животные. Сами термиты служат пищей некоторым из них, среди которых множество птиц, рептилий и особенно муравьев.

Не менее обильны термиты в саваннах. В тропических странах неизменная деталь пейзажа — пирамидальные или куполообразные сооружения в несколько метров высотой. Наличие многочисленных крупных и мелких термитников придает саванне своеобразный ландшафт, который называют «термитной саванной». Причем если видовое разнообразие их там несколько меньше, чем в тропических лесах, то численность в почве оказывается даже выше.

Термиты, исходно жившие, вероятно, в лесной подстилке в теплом и влажном климате, благодаря строительству гнезд и дорог смогли завоевать новые жизненные пространства даже в сухих районах — в степях и пустынях. Но для этого им необходимо иметь доступ к грунтовым водам. В пустынных местностях, например в Каракумах, колодцы термитов уходят вглубь более чем на десятки метров. При слишком большой сухости рабочие особи отрыгивают воду на стенки камер с потомством, повышая таким способом влажность воздуха. Численность этих насекомых и здесь просто колоссальная. Известный специалист по термитам Какалиев подсчитал количество особей большого закаспийского термита в их туркменских сооружениях. В одном из них оказались: один царь, одна царица, 137 крылатых, 7027 рабочих, 59 солдат, 297 нимф, 9112 личинок, всего — 16 634 особи. Во втором термитнике — один царь, одна царица, 150 крылатых, 9070 рабочих, 195 солдат, 579 нимф, 11314 личинок, всего — 21 310 особей. Если учесть, что число гнезд в различных районах Туркмении составляет от 20 до 40 штук на 1 гектар, можно представить себе количество термитов, живущих в этих районах.

Итак, вся колония живет в термитнике. Термитник — это не только высокое сооружение на поверхности земли. Многие этажи уходят под землю, коридоры — далеко по окрестностям. Наземные же постройки часто огромны (у одного из австралийских видов термитов они достигают высоты 12 метров!). Они отличаются очень твердой и крепкой внешней оболочкой, толщина которой может доходить до 40 сантиметров. Прочность этой массы поразительна. Топор лишь высекает искры из поверхности термитника. Известный исследователь Африки Йозеф Вагнер писал: «Я был свидетелем того, когда гусеничный тягач, двигавшийся со скоростью 40 км в час, наехал на термитник средней величины. Термитник остался невредимым, а металлическая гусеница разорвалась». Что же это за материал такой? У разных видов оболочка гнезда состоит либо из экскрементов насекомых, либо из смеси экскрементов с землей, либо из земли, смешанной со слюной. Под цементоподобной наружной оболочкой наблюдатель увидит стройную систему помещений, гораздо более упорядоченную, чем в муравейнике.

Для чего нужны столь грандиозные строения? Наружные покровы термитов очень нежны, они не переносят иссушения. Эти особи могут жить только там, где имеется защита от прямых лучей солнца, но в то же время достаточно тепло и сохраняется высокая влажность. Строя гнездо, термиты сами создают себе такие условия. Внутри гнезд влажность почти постоянно достигает 90–98 %. Многие насекомые вынуждены периодически выходить из-под защиты гнезда на поиски древесины. И здесь им помогают строительные способности: термиты-рабочие либо прокладывают подземные туннели к участкам сбора пищи, либо строят крытые галереи к ним, часто тянущиеся на десятки метров от гнезда. Галереи, как и гнезда, строятся из комочков земли и кусочков древесины, скрепленных экскрементами или слюной в прочный строительный материал.

В нашей (сказал и тут же прикусил язык — усилиями неких ныне позабытых всеми людей уже давно не нашей) Средней Азии столь грандиозных сооружений не встретишь. Самый обычный в среднеазиатских пустынях большой закаспийский термит возводит холмик диаметром основания до 50 сантиметров и высотой до 35 сантиметров. Холмик защищает гнездо от мороза, солнечной радиации, врагов, и под ним создаются оптимальные микроклиматические условия. Камеры и ходы встречаются до глубины 2–2,5 метра. Влажность воздуха в термитнике всегда выше, чем окружающей атмосферы, что очень важно в условиях пустыни, воздух термитника насыщен водяными парами, поступающими из подпочвенных слоев по длинным ходам, достигающим уровня грунтовых вод, и температура здесь всегда на 3–3,5° выше, чем окружающей почвы.

Самые причудливые термитники строят так называемые меридиональные термиты, живущие в Австралии. Высокие, до 4 метров, они напоминают торчащие из земли стенки с заостренными северными и южными торцами. Где бы они ни находились, направление их полиции меридиана строго сохраняется. Эти оригинальные постройки, показывающие, словно стрелка компаса, направление стран света, долгое время представляли собой загадку. Ученые создавали различные теории, объясняющие их удивительную ориентацию. Высказывалось, например, предположение, что термиты строят так свои сооружения для защиты от ураганных ветров. Наиболее достоверное объяснение дал австралийский энтомолог Джеральд Хилл. Он считает, что направление построек основано на необходимости защиты от резких колебаний температуры, так как температурные колебания менее резко проявляются при меридиональном направлении термитников. Действительно, узкие «фронтоны» сооружения всегда направлены точно с севера на юг, поэтому в полдень солнце освещает лишь небольшую часть поверхности, а на широкой стороне термитника его лучи падают только утром и вечером, когда они не так горячи. Так предотвращается опасный перегрев гнезда в полуденную жару. А тепло, собранное обширными боковыми поверхностями постройки, обеспечивает оптимальную температуру гнезда в довольно прохладные порой утренние часы и в холодное время года. Расположение подземных галерей, вытянутых в том же направлении, также подтверждает эту гипотезу.

Питаются термиты древесиной, сухими растительными остатками или гумусом. Древесина — это в основном смесь целлюлозы и лигнина, находящихся на разных стадиях разложения. Целлюлоза — полимер глюкозы, а лигнин — полимер, состоящий из фенилпропановых единиц, образующихся из коричных спиртов. Продукт, что ни говори, грубый и неудобоваримый. Каким же образом съеденная древесина, бумага, ткани усваиваются в организме термитов? Оказывается, в кишечнике у них живет многочисленное племя простейших — жгутиконосцев, которые превращают клетчатку в легкоусваиваемые сахара. Достаточно накормить термита антибиотиками и убить живущих в нем жгутиконосцев, и он умрет с голоду, потому что щепки, которыми он набил свой живот, так и останутся «непереваренными».

Представители семейства Termitidae устраивают «грибные сады». Грибы богаты белками, углеводами, витаминами и представляют для термитов важный дополнительный продукт питания. У насекомых, разводящих в термитниках «грибные сады», сложились тесные симбиотические отношения с грибами родов Termitomyces и Xilaria. Эти грибы разводятся на собранном и специально обработанном термитами растительном материале и превращают его в высокопитательную массу, а их мицелий используется в пищу личинками термитов. Грибы служат не только источником пищи, но и кондиционерами воздуха. Они также выделяют тепло и поглощают лишнюю влагу, которую могут затем в случае засухи вновь отдать в воздух. Термиты других семейств «грибных садов» не разводят, но в их гнездах различные грибы могут разрастаться на экскрементах или специальных «лепешках» из перетертой и обработанной слюной древесины. И в этих случаях грибной мицелий охотно потребляется личинками.

Все эти биологические особенности термитов, конечно, чрезвычайно интересны, но не они определили большие финансовые расходы, связанные с изучением этих насекомых. А главным толчком к всестороннему изучению термитов стал тот колоссальный экономический ущерб, который причиняют эти невзрачные с виду насекомые в тех местах, где они живут. В теплых областях земного шара вплоть до последних десятилетий человек оставался бессильным перед их разрушительной прожорливостью. Освоив столь великолепно арочное строительство, искушенные в рытье термиты, в сущности, могут проникнуть всюду. От термитника к жертве быстро строится тоннель — серым, неприметным рукавчиком извивается он по поверхности земли, а в нем снуют туда и сюда фуражиры. Деревянный дом стоит на высоком каменном фундаменте, но серый рукавчик вползает по кирпичам вверх и впивается в доски. Термиты выедают все внутри, оставляя лишь внешнюю оболочку, поэтому может случиться, что на вид совершенно целое деревянное строение внезапно рухнет, словно карточный домик. Во время землетрясений сколько крепких по виду домов не выдерживают и первого толчка, превращаются в обломки, погребая людей. Потом в этих обломках находят следы термитов.

Сколько красочных историй (не для тех, конечно, с кем они случились) описаны на эту тему в литературе. Моряк, уходя в кругосветное плавание, опечатывает квартиру, чтобы не вводить в соблазн жуликов. Он возвращается: мебельный гарнитур на месте, книги на месте. Он касается пальцем шкафа — и шкаф рассыпается. Он касается книг — они превращаются в пыль. Александр Гумбольдт, возвратясь из путешествия по Южной Америке, с сожалением отмечал, что на этом континенте редко увидишь книгу старше 50 лет — за книгами там охотятся термиты.

Термиты каким-то образом умудряются, выгрызая серединку предмета, снаружи оставлять его целехоньким. Нужно обладать настоящими инженерными способностями, чтобы так мастерски выедать мебель, столбы деревянных построек и забивать землей пустоты так, что сооружение не рушится. Вот здесь-то и проявляется их таинственная способность ощущать напряжение древесных волокон в сооружении. По существу, термиты улавливают поле напряжения, о котором мы ничего не знаем. Поэтому-то они умеют выедать древесные постройки так, что те не рушатся, пока к ним не притронешься. Термиты могут съесть даже одежду на спящем человеке.

Точного учета потерь от их разрушительной деятельности нет ни в одной стране. Наиболее детальные оценки были проведены в США, где, по данным 1938 года, ежегодные потери составляли 40 млн. долларов; в 50-х годах — 100, в 60-е годы эта сумма возросла до 250, а в 70-е — до 500 млн.; расчеты 1982 года дают сумму 1,17 млрд, долларов. Только в одном из обследованных городов штата Техас термитами повреждено 97 % старых домов. А ведь в США термиты не очень многочисленны и не представлены наиболее агрессивными тропическими видами.

Вред, причиняемый этими разрушителями в странах тропического климата, настолько велик и многообразен, что иногда насекомых относят к всеядным. На самом же деле термиты питаются преимущественно мертвой древесиной. Естественно поэтому, что наибольшую опасность они представляют для деревянных конструкций и материалов, содержащих клетчатку. Таким материалам и изделиям термиты наносят пищевые повреждения. Для них характерен активный поиск содержащего целлюлозу материала и очень сильное его разрушение вплоть до полного уничтожения. Размножаясь в больших количествах, термиты приводят в полную негодность деревянные жилые дома и промышленные сооружения, поедают бумагу, картон и изделия из древесины, разрушают железнодорожные шпалы и столбы линий связи. В результате их нападений в районах с тропическим климатом нередко полностью разрушаются целые поселки деревянных домов.

Круг уничтожаемых термитами изделий значительно расширился с внедрением в практику синтетических материалов. Хотя эти повреждения носят, как правило, случайный характер, они могут быть опасны для ряда сложных радио- и электронных установок и дорогого оборудования, где даже незначительные нарушения изоляции электрических цепей могут вывести из строя всю систему. Случаи повреждения термитами промышленных изделий и оборудования требуют специальных мер защиты. Однако, прежде чем защищать те или иные конструкции, мы должны знать, какие из использованных в них материалов могут быть повреждены термитами. Для этого необходимо проводить биологические испытания. Как же проводятся они? Для испытаний большинства материалов используют плоские квадратные образцы размером 10×10 сантиметров в количестве 100 штук. Толщина их зависит от вида материала, но, как правило, не превышает 1 сантиметра. Закладку опыта и учет проводят один раз в год в апреле— мае. На территории, заселенной термитами, выбирается площадка, обильно покрытая их — лепками. Ее разбивают на квадраты площадью по 1 га. По сторонам этих квадратов отрывают канавки глубиной 15 сантиметров и длиной 100 метров. В них закладывают на ребро березовые дощечки (размером 0,5 × 10 × 20 см), так чтобы концы их заходили на 2–3 см один за другой. К дощечкам с обеих сторон попеременно прикладывают и присыпают землей испытываемые квадратные образцы на расстоянии 10 сантиметров один от другого. Таким образом, половина поверхности дощечек остается открытой для термитов и служит для них пищевой приманкой. Закладываются образцы материалов осторожно, чтобы не причинить большого вреда термитнику. После закладки дощечек и образцов канавку засыпают землей и утаптывают. При учете повреждений образцы выкапывают, очищают от земли, тщательно осматривают и отмечают количество, испорченное термитами. Если они повредили 25 % и более образцов, то все остальные изымаются, а материал считается неустойчивым. Общая продолжительность натурных испытаний 3 года, если материал не будет ранее признан неустойчивым.

Такие испытания изделий и материалов проводятся во многих странах, страдающих от термитов, с середины 50-х годов Велись они и в нашей стране. Именно с этой целью и прибыл в Туркмению экспедиционный отряд, в составе которого я так браво махал лопатой, с чего, собственно, и началось мое повествование о термитах. Прилетев в Ашхабад, я сел на автобус и поехал на восток — путь мой лежал в поселок Душак, где находился стационар Жужикова. 3 часа по единственному в республике шоссе, лежащему прямо у подножия Копетдага, и автобус высаживает меня у огромной телевизионной вышки, вокруг которой притулились домик и несколько вагончиков. Это и есть стационар — Жужиков арендует эту территорию у телевышки, заведует которой русский абориген Валера, живущий здесь с женой, детьми, собакой и всякой другой живностью. На стационаре меня встречает знакомая уже компания во главе с Жужиковым, приехавшая сюда для того, чтобы провести обследование выставленных в прошлом году материалов, зарытых глубоко в землю — там их должны грызть термиты. А уж этого добра здесь навалом. Вся пустыня (или, как говорят жители стационара, «тундра») в холмиках. А пока термитологи заняты научной работой. В вагончике-лаборатории изучают поведение, физиологию, морфологию термитов. Вечером мы ходим к огромному фонарю у вышки, который привлекает фантастическое количество насекомых во главе с королевой пустыни — огромной жужелицей антией. Своим угрожающим видом и размерами она приводит в трепет даже собаку. Вся стена под фонарем захвачена жуками, сверчками, богомолами. То и дело о стену бьются летящие на космической скорости бражники и грузные скарабеи, от удара которых, кажется, вот-вот свалится вся вышка. Настоящее пиршество для энтомолога.

И вот первый выезд на испытательный полигон. Этот день навсегда вошел в мою память как день сурового единоборства с пустыней. Утро не предвещало испытаний. Прохладный ветерок перебирал стебельки полыни и верблюжьей колючки. Мы погрузили лопаты (главное орудие термитолога) и прочую утварь в машину и отбыли в «тундру». Машина выгрузила нас посреди огромного солончака и, развернувшись, отправилась на стационар. Мне показали мой участок — на этом месте я должен был вырыть огромную траншею — там где-то глубоко лежали материалы, которые по идее грызли термиты. Я весело заработал лопатой. Солнышко набирало силу, тени не видно было на ближайшие 10 километров, и я стал припоминать картинки из копетдагского прошлого. На мой робкий вопрос — дескать, при жаре необходима сиеста, все недоуменно пожали плечами — «тебе, что, копать мало?». Солнце в зените, отсутствие тени и мучительная жажда при температуре воздуха +40° — это мне было знакомо. Но махать при этих условиях лопатой как заведенный?! Когда солнце перевалило к западу, в глазах у меня забегали красные зайчики. Появление машины я уже воспринял как неуместную шутку: не с первой попытки удалось кому-то вырвать у меня из рук лопату — к утру я вполне мог прокопать второй Каракумский канал.

На следующий день судьба приготовила нам куда более изысканное испытание. Великий пустынник Жужиков завел свой корабль (нашу машину то есть) в самое сердце солончака, где она благополучно села по самые мосты. Теперь, кроме выкапывания площадки, нам пришлось тратить драгоценные силы на то, чтобы откопать машину. Слава богу, что еще тень от нее была. Однако к 12 часам дня я понял, что и тени не будет. Солнце встало прямо над нашими макушками, и тень можно было найти только под машиной, где воняло бензином и к тому же это «под» включало в себя 5 сантиметров, отделявшее дно машины от поверхности земли. Через 3 часа шофер Саня привел с собой какой-то кран, который, зацепив нашу машину, попытался сдвинуть ее с места. Однако, начав от усердия тонуть сам, водитель благоразумно отказался от этой затеи и, помахав ручкой, скрылся, будто мираж. Дело шло к ночевке. Хорошо хоть прохлада стала опускаться на зажаренную землю. И тут, предприняв последнюю попытку, Саня умудрился вытащить машину из ямы. Что тут началось! Все побежали фотографироваться в эту яму, в которую вполне мог бы войти товарный поезд. По дороге Саня заехал в магазин и купил два пузыря водки. Вечером в лагере царило веселье.

Через пару дней, не принесших более ничего столь интересного, работа была закончена.

Скрытый образ жизни и незаметная на первых этапах разрушительная работа термитов очень затрудняет борьбу с этими опасными вредителями. Надежная защита строений и сооружений требует дорогих и трудоемких мероприятий. В тропических странах на противотермитную защиту расходуются большие средства. Вопросы борьбы с этими насекомыми начали разрабатываться в начале XX века. В различных странах созданы специальные научные и практические организации, которые ведут большую исследовательскую работу и руководят проведением защитных и истребительных мероприятий.

Многолетний опыт борьбы с термитами показывает, что надежнее всего можно защитить здание, правильно его спроектировав и построив. Значительно больших затрат требует борьба с ними в уже поврежденных строениях. При строительстве любого здания с целью защиты от почвенных термитов решают две задачи: их уничтожение в почве непосредственно под зданием и предотвращение доступа разрушителей в строение из окружающей почвы. Решение первой задачи при строительстве крупных зданий, под которые роют котлован глубиной 1,5 метра и более, выполняют при производстве земляных работ, когда вместе с грунтом удаляются и термиты. Вторую задачу решают путем применения комплекса конструкционных решений. Здание строят на каменном фундаменте и опорах, с высоким цоколем, сложенным из обожженного кирпича или камня на сложном растворе с высокомарочным цементом, или применяют сплошное железобетонное основание, уложенное на протравленный инсектицидами грунт. Вокруг здания грунт протравливают на большую глубину и поверх него делают вокруг цоколя бетонную или асфальтовую отмостку. Периодические осмотры зданий, своевременный ремонт, содержание в чистоте подвалов и окружающей территории способствуют длительному сохранению построек.

В тех случаях, когда в предназначенных для эксплуатации в тропиках промышленных изделиях и конструкциях используются повреждаемые термитами материалы, также возникает необходимость их защиты. Наиболее надежным способом при этом является изоляция уязвимых деталей от доступа термитов. Она достигается герметизацией отдельных узлов, заливкой их в различные смолы, размещением оборудования на бетонных площадках, применением ограждающих частых металлических сеток, для защиты деревянных деталей разработаны методы пропитки древесины антисептиками.

Термиты приносят людям не только неприятности. Африканцы с нетерпением ждут определенного времени года, когда у этих насекомых начинается период роения. Молодые самки и самцы вылетают из термитника на дневной свет в первый и последний раз. Над гнездами носятся живые облака из десятков тысяч легких, но упитанных насекомых. Тут и начинается пиршество для птиц, млекопитающих, ящериц, лягушек, богомолов, ос, стрекоз, не остаются обделенными и люди.

Вред, причиняемый термитами, не должен заслонять того факта, что эти поедающие мертвую древесину насекомые выполняют важную роль в природе. Пронизывая почву многочисленными горизонтальными и вертикальными ходами, перемещая ее частицы в различных направлениях и пропуская через свой кишечник, термиты значительно влияют на происходящие в почве процессы и являются активными почвообразователями.

Однако вовсе не термиты стали на время основным объектом моего изучения. Поскольку биоповреждения, вызываемые ими, исследовали две мощные группы — Жужикова в Москве и Какалисва в Ашхабаде, Б. В. решил, что мне стоит заняться грызунами. В течение нескольких лет проводили мы испытания с серыми крысами и домовыми мышами в виварии института и на нашей биостанции в Черноголовке. Однако производители материалов настоятельно просили о проведении полевых испытаний, подобных тем, которые вели с термитами. С этой целью мы решили организовать полигон, аналогичный полигону Жужикова, с той только разницей, что материалы грызть должны были грызуны. Решено было начать с пустынь Средней Азии.

После писем в Главное управление карантинных инфекций Минздрава СССР и Репетекский заповедник, к которому я питал нежные чувства после поездки в 1982 году, был намечен маршрут: сначала Каракалпакская противочумная станция, потом Репетекский заповедник, в котором ко мне должны были присоединиться Оля Лих-нова — студентка биофака МГУ, изучавшая круглоголовок, и Алексей Константинович Прокофьев (которого мы звали Константиныч) — сотрудник нашей лаборатории, направленный мне на подмогу Б. В. Поздним вечером 9 сентября я вылетел из Домодедова в неизведанный Нукус — столицу Каракалпакии. Приземлился наш самолет глубокой ночью, и заночевал я в аэропортовской гостинице — с удобствами на улице. Наутро я отправился искать противочумку. Труда это не составило, так как в этом городе, гордо именуемом столицей республики, ее знали все жители. Директора не оказалось на месте, и меня провели к его заму по эпидработе — Валерию Дмитриевичу Чумаченко (надо же — с такой фамилией работать на противочумке), который, расспросив о моих целях, поселил меня в доме для приезжих.

13 сентября я отправился в поле. У города Нукус не оказалось своего вокзала, таковой был в 20-ти километрах в малюсеньком городке Ходжейли, куда пришлось добираться на автобусе. Там 6 часов торчать на вокзале, поджидая свой поезд, который опять же глубокой ночью повез меня до станции Жаслык. Вагон и проводники сладко спали, когда в 4 часа утра я интуитивно соскочил на своей станции и по приметам нашел в кромешной тьме здание противочумки. Решив не тревожить народ, я подождал на крыльце до приличного для стука в дверь времени и вломился вовнутрь. Прочитав соответствующие записки, начальник отрядил мне в помощь тетку, которая поселила меня в домик, где уже храпел какой-то сотрудник. Проснувшись, он представился Елюбаем и оказался шофером «газика», который сновал между станцией и полевым отрядом. Как он находил стоянку в пустыне, осталось для меня загадкой, но тем не менее через пару часов тряски по такырам шофер точно выехал к огромной палатке, в которой жили члены отряда. Приняли меня с восточным гостеприимством. По случаю приезда московского гостя был застрелен сайгак и изготовлен плов. Что интересно — во время полевых работ в отряде царил «сухой закон». Всего в огромной палатке жили 7 человек во главе с начальником отряда. Он меня и повел на следующий день на обследование местности. За спасительным тентом (невзирая на осень, днем температура поднималась до +40°) простирались великие такырные просторы. В первый же день мне удалось повидать и обитателей пустыни — прежде всего огромные стада сайгаков. Ну и, конечно, колонии песчанок, которые кишели повсюду и оживляли пейзаж. Из рептилий очень многочисленны были круглоголовки, к отлову которых я тут же приступил. На следующий день приехавший за материалом Елюбай (убитые песчанки доставлялись на базу, где в лаборатории пытались выделить у них чуму) повез меня на базу в Жаслык. Главным результатом посещения стало мое намерение устроить здесь полигон по принципу туркменского, благо песчанок и романтики было вдоволь, о чем я спустя полмесяца докладывал Б. В. Но это было спустя полмесяца, а сейчас мой путь лежал в Репетек.

Утром 18 сентября я второй раз в своей жизни ступил на платформу станции Репетек. Меня тут уже поджидал Константиныч, приехавший два дня назад и проживавший в одной комнате с мужиком необъятной толщины, оказавшимся знаменитым фотографом Владимиром Александровичем Моисеевым. Тот целый день рассказывал нам о своей фотоохоте и даже подарил на память по календарику со своими работами. Мы уже отходили ко сну, когда пришел к нам сотрудник заповедника и привел приехавшую Олю. Теперь весь состав экспедиционного отряда был в сборе.

На следующий день Моисеев попрощался с нами и уехал куда-то дальше в необозримые просторы Средней Азии создавать свои фотоальбомы, которые я потом регулярно покупал и сожалел, что качество нашей печати очень отстает от качества работы этого знаменитого фотомастера.

А мы целиком посвятили себя полевым изысканиям. Оля ловила мелких песчаных круглоголовок (с ними она потом будет проводить электрофоретические исследования в Москве), а мы с Константинычем занялись учетом песчанок. У Константиныча была всего неделя, поэтому 21 сентября мы поехали провожать его в аэропорт Чарджоу, а заодно посмотреть этот новый для себя и второй по численности населения в Туркмении город. Оля к тому же поставила себе задачу искупаться в Амударье, на которой стоял этот город. Затарившись на базаре дынями и арбузами (а Константиныч также купил с собой в Москву сетку огромного среднеазиатского лука), мы отправились искать реку. Проплутав больше часа (туркмены в большинстве своем не умеют плавать и даже не подозревают, что в их городе есть большая река), мы набрели на водохранилище с чистой водой и расположились на берегу. Накупавшись вдоволь и наевшись даров солнечного братского Туркменистана, мы безмятежно валялись на песочке, когда Оля стала настойчиво требовать идти искать Амударью. Мы поднялись и, вяло сопротивляясь («мы уже накупались, зачем нам эта Амударья?»), отправились в путь. Наконец набрели на какую-то бурого цвета речку. Нас с Константинычем ее цвет явно не располагал к купанию, а настойчивая девочка влезла-таки в воду. Когда она вылезла, мимо проходил какой-то мужик. Для убедительности Оля его спросила:

— Это — Амударья?

— Нет, — сказал мужик, — это протока, а Амударья — там, километрах в пяти.

Мы с Константинычем высунули языки, но пришлось плестись за фанатичной студенткой. И наконец вот она, открылась нам сама Амударья — довольно широкая, но такая же бурая. Исполнив акт омовения, Оля успокоилась, и мы повезли Константиныча в аэропорт. Но прежде зашли закусить в ресторан «Амударья». Константиныч сразу попросил шашлык, черным по белому указанный в меню.

— Шашлыка нет, — подняв глаза в потолок, ответила официантка.

— Тогда кебаб.

— Тоже нет.

— А что у вас есть из национального?

— Котлеты по-киевски только есть.

— Я хочу туркменской пищи.

— Ничего нет.

Возмущенный Константиныч хотел увести нас отсюда, но мы так хотели есть, что согласились на котлеты по-киевски. Он демонстративно отказался и, достав луковицу из сетки, стал ее жевать.

— Алексей Константиныч, возьмите хоть хлебушка, — пожалел я его, откусив кусочек такого же лука, принесенного нам вместе с котлетами, после чего у меня во рту начался пожар.

— Ни за что. — Гордый Константиныч сжевал всю луковицу и даже не поморщился.

Проводив его, мы с Олей отправились назад. Теперь и я мог посвятить себя отлову круглоголовок. Не обошлось и без курьезов. Один раз Оля раньше меня пошла ловить ящериц, и, подойдя к ней через полчаса, я увидел следующую картину. На шоссе стояла огромная фура, а рядом с моей студенткой ходили и сосредоточенно вглядывались в песок два бугая.

— Ребята, что вы такую мелочь ловите? — изумились бугаи, увидев, кого мы ловим. — Поехали с нами в пески, мы там вот таких варанов наловим. — И они разводили руки на такое расстояние, что и комодский варан вполне мог уместиться в этом промежутке.

Но вараны нам были не нужны, поэтому вскоре расстроенные бугаи сели в свою фуру и укатили.

24 сентября мы с Олей отправились в Чарджоу и транзитом через Ашхабад вылетели в Москву. Было так странно из жаркого лета оказаться в промозглой осени.

Тщательно изучив всю имеющуюся литературу по биоповреждениям, я узнал, что такие работы проводятся в Ташкенте, в Институте зоологии и паразитологии Академии наук Узбекской ССР Кадыром Аллабергеновым. Организовав переписку с директором этого института, я вскоре получил приглашение посетить Ташкент и ознакомиться с работами Аллабергенова.

18 августа 1986 года я вылетел в Город Хлебный. Вылет наш надолго задержали, поэтому я прибыл туда вечером. Институт искать было поздно, аэропортовская гостиница была перенаселена, поэтому эту чудную южную ночь мне пришлось коротать в аэропорту Где-то гремела музыка, вокруг пели сверчки и цикады, мощное здание аэропорта огромным ярким пятном светилось в ночи. Утром я отправился в институт. Там меня ждали еще с вечера. Аллабергенов оказался маленьким толстеньким узбеком лет 50-ти, не очень владеющим русским языком, зато удивительно обаятельным и гостеприимным. Он провел меня по всему институту, восторженно объясняя всем, что к нему приехал человек из самой Москвы. Пробеседовав целое утро, мы отправились в гостиницу «Ташкент», где мне был забронирован номер. Гостиница находилась в самом центре. Потом мы вышли из нее и набрели на какую-то пельменную. Кадыр-ака (именно так я стал его называть, благо у узбеков отчеств нет) достал из недр толстенного портфеля бутыль спирта и заказал по паре шампуров шашлыка. Длительная беседа привела нас к выводу, что сотрудничество надо продолжать. Что мы и сделали уже через полчаса, когда добрались до дома Кадыр-аки, расположенного на окраине этого огромного города. Жена и пятеро детей почтительно приветствовали меня и удалились, предварительно накрыв на стол. Угощение было по-восточному обильным. Плов сменил шурпу, персики и виноград прямо из сада завершили застолье. В общем, наелись до того, что я не мог пошевелить и пальцем. Уже ближе к ночи один из сыновей моего нового коллеги отвез разомлевшего гостя на машине в гостиницу и уложил спать.

Через день Кадыр-ака представил меня заведующему лабораторией млекопитающих, Валерию Ивановичу Тарянникову. Тот долго обсуждал со мной проблемы биоповреждений и очень просил, чтобы я проработал вопрос стажировки одной его молодой сотрудницы — Тани Воробьевой — в Москве.

— С териологией в Узбекистане совсем плохо, вот попаду я под трамвай, и все — наука кончится, — доверительно говорил он мне.

Вот так, перемежая научные беседы с обильными ужинами у Кадыр-аки, провел я в «Звезде Востока» 5 дней, и 23 августа с пакетом предложений о совместных работах вылетел в Москву.

Наступила весна, а значит, свежий ветер звал меня в путь. Еще зимой я списался со своими коллегами из Средней Азии и теперь, тщательно продумав маршрут и программу, готовился к поездке.

14 апреля я вылетел в Ташкент. Там уже быстро доехал до Института зоологии и паразитологии, где был радостно встречен Алабергеновым. Он мне представил молодую сотрудницу Таню Воробьеву, надежду Тарянникова, и таким образом был сформирован состав экспедиции из трех человек. Получив необходимые документы на работу в Бухарском джейраньем питомнике (он был выбран Кадыр-акой как полигон для нашей работы), мы 15-го числа выехали на поезде в Бухару. На следующее утро рейсовый автобус доставил нас до питомника (до него было километров 30 от города), и мы оказались на пустынной дороге посреди раскинувшейся необъятной пустыни Кызылкум. Весь питомник был обнесен высоким решетчатым забором (чтобы джейраны не разбежались). От дороги до него было 50 метров, преодолев которые мы встретили девушку, оказавшуюся сотрудницей питомника Леной Мухиной. Она была с нами очень приветлива и тут же предложила питаться вместе с ней и даже, более того, Таню пригласила к себе домой.

Мыс Кадыр-акой, после вручения верительных грамот директору — Холику Вахабовичу Салимову, устроились в огромном бараке, который использовался как общежитие. Предложение Лены о совместном питании было с энтузиазмом принято, и проблем с этим у нас больше не было. Теперь надо пару слов сказать о питомнике, его сотрудниках и работах, проводимых здесь.

Питомник был создан в 1977 году для сохранения и разведения джейрана, занесенного в Красные книги СССР, Узбекистана и других республик Средней Азии. Когда-то джейран населял все полупустыни и пустыни Азии, от Ирана на западе до Монголии на востоке. Вследствие освоения человеком мест обитания (распашки земель, чрезмерного выпаса овец), а также прямого браконьерского истребления, численность джейрана в 70-х годах XX века значительно снизилась. В это время его ареал составлял 0,3 % от исторического на Кавказе и в Таджикистане и уменьшился более чем вдвое в Казахстане, Узбекистане и Туркменистане. Над джейраном нависла угроза исчезновения. Единственным способом восстановления его исчезнувших популяций могла стать реинтродукция, причем для эффективного дальнейшего роста численности была необходима концентрация значительных групп животных, сбалансированных по половому и возрастному составу. С этой целью и был создан Бухарский питомник — первая организация подобного рода. Была огорожена по периметру территория площадью 5125 га, представляющая собой типичный участок пустыни Кызылкум. Территория питомника протянулась с севера на юг на 15 километров и имеет ширину 3–5 километров. Южной частью он примыкает к Аму-Бухарскому каналу, у которого расположены несколько небольших озер искусственного происхождения. Берега водоемов частично или полностью заросли тростником. В мае 1977 года 44 джейрана — 21 самец и 23 самки различного возраста, отловленные ранее и выкормленные вручную в различных районах Узбекистана, были доставлены в питомник и выпущены на его территорию. Содержание животных в питомнике доказало, как быстро способен размножаться джейран там, где его не уничтожают: за первые 5 лет их количество увеличилось в 10 раз. Для удобства наблюдений и подсчетов особей в питомнике на территории выстроены вышки. В часы, когда животные активны, с такой вышки можно увидеть одновременно более двадцати джейранов, а иногда и до пятидесяти.

В 1980 году в питомнике была начата еще одна работа — разведение в неволе джека, или дрофы-красотки, — птицы семейства дрофиных, некогда широко распространенной в пустынях и полупустынях Северной Африки и вне-тропической Азии, но в последние годы находившейся под угрозой исчезновения. Именно разведением джека и занималась Лена Мухина.

Джек— типичный обитатель этих пустынных пространств в самом сердце Кызыл кума. По внешнему виду эта птица похожа на обыкновенную дрофу, только очень маленькую, — се вес не превышает 2–2,5 килограмма, длина тела около 60 сантиметров, а размах крыльев — не более полутора метров. Почему же джека назвали «красоткой»? Казалось бы, птица окрашена в довольно тусклые, желтоватые цвета, настолько хорошо сливающиеся с окружающим фоном, что се трудно разглядеть на значительном расстоянии. Но, приглядевшись, видишь, что названия «красотка» эта маленькая сестра дрофы все-таки заслуживает. Желтоватое оперение джека исчерчено темными полосками, делающими птицу совершенно незаметной, когда она лежит, распластавшись на земле среди редких кустиков тусклой полыни, но она очень изящна, когда наблюдаешь ее вблизи. От других дроф джек отличается хорошо заметным воротником из длинных черных и белых перьев на шее, поэтому его еще называют воротничковой дрофой. Этот воротник придает джеку франтоватый вид.

Семейство дроф, к которому относится джек, объединяет более двадцати видов хорошо бегающих птиц, населяющих открытые пространства. Дрофы — довольно обособленная группа, поэтому им нередко присваивают ранг отдельного отряда, но чаще включают на правах семейства в отряд журавлеобразных. Особенно многочисленны дрофы в Африке, где обитает 18 видов, гораздо меньше их в азиатских пустынях — 5 видов, и всего лишь один вид известен из Австралии. Эти птицы заинтересуют любителей всяческих рекордов — к данному семейству относятся самые тяжелые из современных летающих птиц — вес обыкновенной дрофы и африканской дрофы Кори превышает 20 килограммов. Все они хорошо ходят и бегают, летают же неохотно — при опасности предпочитают затаиваться, чему способствует их покровительственная, сходная с цветами населяемых ими биотопов окраска.

Джек — типичный обитатель пустынь и полупустынь. Он старается выбирать места, сочетающие открытые, хорошо просматриваемые равнины с чахлой пустынной растительностью. Джеки много ходят, особенно во время кормежки, и сравнительно редко поднимаются на крыло, что вынуждает их селиться в местности с плотным грунтом — ровные участки с глинистой, лессовой и щебнистой почвой. Песков с барханами они избегают, однако хорошо закрепленные пески с редкими кустарниками джеки заселяют охотно.

Как и все дрофы, джек отлично бегает, что хорошо передает азербайджанское название птицы — «ёрга тоюк» — курица, скачущая рысью, причем бегает очень быстро, до 35–40 км/час. По земле в спокойном состоянии птица ходит несколько пригнувшись, скрытно, держа тело в горизонтальном положении, и только при тревоге вытягивает шею вертикально вверх. Взлетает с разбега, но гораздо легче, чем дрофа. Взмахи крыльев у летящего джека глубокие и кажутся сравнительно медленными, однако полет его достаточно быстрый. Они исключительно молчаливы. При опасности птица старается «прижиматься» к земле или быстрыми шагами уходит в сторону и скрывается между небольшими кустами.

Отличается джек от других дроф тем, что в его рационе преобладают животные корма — особенно в летний период. Основу рациона в это время года составляют насекомые, в основном жуки и прямокрылые. Важный компонент летнего питания составляют мелкие ящерицы, которых джеки искусно ловят и заглатывают целиком. Правда, появляясь после зимовки в марте, эти птицы в первые дни питаются растительной пищей — проростками пустынных злаков и осочек с примесью других трав. В период появления первоцветов они переключаются на питание цветами. По мере прогревания почвы и появления насекомых джеки постепенно увеличивают долю животной пищи. В марте — начале апреля из насекомых в питании ведущее место занимают различные виды жуков, а также муравьи и термиты. С середины мая при массовом вылете златок и появлении фаланг джеки полностью переключаются на их добычу и питаются ими все лето. Растительная пища в это время в виде отдельных листочков, цветков, плодов и семян составляет незначительную долю. Осенью, после того как многие виды беспозвоночных исчезают, джеки постепенно переходят на растительную пищу. Дрофы-красотки не пользуются водопоями и довольствуются влагой, содержащейся в корме.

Самое интересное в этой птице — это, конечно, ее токовое поведение. К местам гнездования (джек — птица перелетная, и только на крайнем юге Средней Азии в мягкие, теплые зимы единичные особи остаются зимовать) в Кызылкуме джеки прилетают в середине марта и в теплые, солнечные дни сразу же после прилета начинают токовать. Токовые участки самцов, а также гнезда джеков располагаются из года в год на одних и тех же местах. Сохранение индивидуальной территории обеспечивается регулярной демонстрацией угрозы самцов и активным преследованием чужаков, вторгшихся в пределы участка. Токовые участки самцов обычно имеют размеры 0,25—0,3 км² и занимают места с твердым субстратом и с отдельными небольшими возвышенностями. Большая часть демонстраций происходит на токовище — излюбленном месте в пределах токового участка. Чаше всего токовише представляет собой невысокий бугорок и имеет сравнительно небольшие размеры (20 × 25 м). Наблюдают два тина токового поведения самцов джека: одиночное токование и токование в группе.

В поведении одиночно токующих самцов можно выделить несколько следующих друг за другом стадий и поз. В начале демонстрации самец постепенно приподнимает оперение шеи и головы, слегка изгибает шею в вертикальной плоскости, а голову закидывает на спину. Продолжительность первой стадии от 0,5 до 1,5 мин. Первая стадия переходит во вторую. Самец еще более резко поднимает перья «воротника» и головы, так что верхние из них направлены вертикально вверх, распускает веером хвост и начинает бег зигзагом. Во время бега наклон перьев «воротника», а также хвоста достигает максимума. При этом голова самца, закинутая на спину, почти полностью закрыта перьями, а шея слегка изогнута. Длительность такой пробежки составляет от 10 до 130 сек., в среднем около 30 сек. Третья стадия — остановка и токование на месте. При этом самец делает поступательные движения шеей и головой в вертикальной плоскости, то закидывая ее на спину, то подавая вперед. Оперение по-прежнему распущено. Эта стадия длится в среднем 17 сек. Постепенно самец начинает прижимать оперение, принимает исходную позу и осматривается.

А что же делает все это время самка? Она приходит к месту токования и вначале наблюдает из-за укрытия, не обнаруживая себя. Самец, заметив ее, токует интенсивнее и перемещается в ее направлении. При его приближении его самка поднимается и перемещается в сторону от токового участка, а самец следует за ней. Пара неторопливо вышагивает, временами останавливаясь и исполняя брачный ритуал за границами токового участка. При этом самец продолжает токовать вокруг остановившейся самки, а она отвечает приседаниями с распусканием крыльев, при этом почти касается грудью земли. Полусогнутые в локтевом суставе крылья выдвинуты вперед, хвост веерообразно распущен, шея втянута и голова как бы спрятана между крыльями. Головой самка производит резкие выпады вперед и в стороны в направлении головы самца, а он отвечает выпадами головы в ее сторону. Обе птицы проделывают эти движения синхронно, и головы их при этом едва не соприкасаются. На подобный ритуал уходит около 40–60 сек., после чего пара перемещается дальше.

Групповые тока у джеков происходят в начале периода размножения, вскоре после прилета, и связаны с распределением территорий. Они носят характер ритуальных турниров. Ранее считалось, что при встрече двух самцов между ними происходят ожесточенные драки с выщипыванием перьев. На самом деле, после проведения специальных наблюдений, выяснилось, что максимальная агрессивность самцов при их встрече выражается в том, что они принимают позу угрозы, распахнув крылья и прижавшись грудью к земле, затем наскакивают друг на друга, но тут же разбегаются в стороны, так что поведение носит чисто ритуальный характер. При групповом брачном поведении самцов начальной стадией является целенаправленное поисковое перемещение птиц по гнездовому участку, как бы обход его с выходом к границам соседнего участка. После вторжения самца на чужую территорию и обнаружения его хозяином начинается вторая стадия взаимодействия — преследование пришельца. Оно происходит на бегу. Птицы бегут не быстро, с распушенными перьями и приспущенными крыльями. Затем самец-хозяин прижимает перья, ускоряет бег и начинает наскакивать сзади на чужака, гоня его по кругу. Если один из двух участвующих в турнире самцов уклоняется от сближения, птицы расходятся. Если же оба готовы к атаке, начинается третий этап турнира. Птицы подбегают друг к другу, машут крыльями, подпрыгивают, наскакивают грудью друг на друга. «Воротники» при этом распущены, хвост раскрыт веером. Общее время контакта самцов — около 5 мин., после чего птицы разбегаются в разные стороны.

Отдельные элементы токового поведения джека (распускание перьев на груди и шее, приспускание крыльев, запрокидывание головы, изгибание шеи) сходны с таковыми у большой дрофы. Однако функциональная роль демонстраций у них различна. У большой дрофы происходят настоящие драки, бои с отсевом слабейших самцов, у джека же доминирование устанавливается мирным путем. Более высокая исходная концентрация дроф по сравнению с их сородичами является, вероятно, одной из основных причин различий в брачном поведении птиц этих двух родственных видов. Интересно, что с увеличением концентрации дроф на территории усиливается их агрессивность, обостряются территориальные отношения, возникают драки самцов, длящиеся по 60–75 мин.

Откладка яиц у джеков начинается в первой половине апреля. Самка выкапывает очень неглубокую (2,5–4 см) ямку диаметром 15 сантиметров, которая лишена подстилки. Иногда по краям лежат мелкие камешки, песок и редкие стебельки сухих растений, образующие валик. Кладка, как правило, состоит из трех яиц, реже попадаются кладки из двух и очень редко из четырех яиц. Размеры яиц: 60 х 45 мм, масса около 65 граммов. Насиживает только самка. При появлении опасности она или затаивается на гнезде, или подпускает человека почти вплотную. Насиживание длится около 25 дней. В первое время после вылупления птенцы, масса которых достигает 85 граммов, слабы и малоподвижны, большую часть времени проводят, затаившись в тени кустика. Самка кормит их в течение первых двух-трех недель. Возвращаясь к птенцам с кормом, она издает собирающий сигнал — негромкий воркующий звук, на который они сбегаются. Когда самка с кормом наклоняется в сторону деток, они подскакивают и пытаются схватить ее за клюв. В возрасте трех недель птенцы почти оперены. На крыло они поднимаются в возрасте около 35 дней, однако всю осень держатся в группе с матерью. Как и у других выводковых птиц, поведение самки-джека и ее потомства способствует тому, чтобы отсутствие матери не вредило птенцам. Оставшись одни, они затаиваются и становятся незаметными, этому способствует их защитная окраска. Развитые у птенцов с раннего возраста механизмы терморегуляции позволяют им переносить воздействие высокой температуры и интенсивной инсоляции. В экстремальной ситуации самка приходит на помощь птенцам: прикрывает их от солнца, или обогревает, или же отвлекает врагов. В случае опасности она издает сигнал тревоги — резкий, щелкающий звук, который хорошо слышен издалека. После этого сигнала птенцы мгновенно распластываются на земле. Они закрывают глаза и замолкают, ноги прячут под себя, а крылья раскидывают. Заметить птенца в такой позе при ярком свете на открытом участке очень трудно. Когда опасность минует, самка подходит и издает собирающий сигнал.

Когда-то гнездовой ареал джека охватывал полупустыни и пустыни внетропической Азии и Северной Африки. В настоящее время на значительных пространствах ареала вид или исчез практически полностью, или попадаются единичные пары, рассредоточенные на большом расстоянии друг от друга. Ареал вида из сплошного стал пятнистым. Основных причин резкого сокращения численности джеков две — это интенсивное освоение человеком мест обитания птиц и охота на них на местах зимовок. Населяя глухие и малодоступные места, джек крайне отрицательно относится к антропогенному воздействию и особенно к мероприятиям, связанным с коренным преобразованием ландшафта, например с освоением огромных площадей под посевы риса и хлопчатника, что приводит к быстрому засолению почв и развитию необратимых процессов, в результате чего такие места птицы сразу же оставляют, смещаясь в глубь пустыни. С появлением транспорта высокой проходимости и чрезмерным развитием сети дорог повсюду усилился фактор беспокойства. Широкое распространение получило браконьерство. Распашка огромных площадей и их обводнение полностью исключает возможность обитания на этих местах джека, а перевыпас скота ведет к деградации растительного покрова и затаптыванию маленьких птенцов и яиц домашними животными.

Соколиная охота, очень популярная на Ближнем Востоке, привела к исчезновению джека на Аравийском полуострове, после чего шейхи стали охотиться в Пакистане, на местах зимовок гнездящихся в Средней Азии птиц. Выезды любителей соколиной охоты грандиозны по масштабам, оснащены всевозможной техникой. Наблюдения, проведенные на местах охоты, показали, что до весны выживает лишь 25 % птиц, а более 75 % бывает добыто охотниками.

В 1970-х годах ученые забили тревогу — численность джека катастрофически снижалась, появилась угроза полного истребления этого вида. В связи с невозможностью контролировать состояние охраны джека на зимовках возникла идея попытаться создать оседлые популяции этого вида в эффективно охраняемых районах на территории СССР. Предпосылки для этого были: зима в некоторых районах Средней Азии сравнительно мягкая, и можно ожидать, что джеки при проведении биотехнических мероприятий, в первую очередь подкормки, смогут здесь зимовать, не мигрируя на юг. Для осуществления эксперимента надо было выбрать место, где концентрация джека в естественных местах обитания была достаточно велика, где охрана территории исключала бы возможность гибели птиц и гнезд в результате браконьерства, вытаптывания скотом или других причин и где была бы достаточная материально-техническая база для инкубирования яиц и выращивания птенцов. В этой связи возникла идея попытаться создать оседлые популяции этого вида на охраняемых территориях в пределах Средней Азии. Для проведения эксперимента был выбран Бухарский джейраний питомник как место, где концентрация джека в естественных местах обитания была достаточно велика, а охрана территории исключала бы возможность гибели птиц и гнезд и где есть достаточная материально-техническая база для инкубирования яиц и выращивания птенцов. В 1980 году был начат этот эксперимент, который возглавил известный российский орнитолог профессор В. Е. Флинт. На территории питомника 23 апреля было найдено гнездо джека с тремя насиженными яйцами. Яйца были взяты из гнезда, отвезены на базу и подложены под домашнюю курицу-наседку. Вылупившиеся птенцы были помещены в камеру портативного инкубатора. Кормить их начали через сутки после вылупления. Уже на вторые сутки они сами открывали рот и хватали корм с пинцета. На пятые сутки их начали приучать брать корм с пола, с тарелки. Однако лишь на десятые сутки джеки сами стали кормиться из миски. В возрасте старше месяца птенцы уже круглые сутки находились в вольере размером 4×4×5 метров. Когда джекам было две недели, к ним подсадили двух птенцов трехнедельного возраста, пойманных в природе. Новые питомцы вели себя спокойно и не проявляли агрессии по отношению к младшим. Когда птенцы, вылупившиеся в неволе, достигли 25-дневного возраста, всех птиц стали выпускать на территорию питомника вне вольеры. Они активно щипали траву на поле, склевывали песок, камешки, валялись в песке, бегали, разминали крылья, а старшие взлетали и преодолевали по воздуху несколько метров. У младших проявлялась реакция следования за движущимися людьми. Когда они были голодны, сами бежали к людям и требовательным писком просили есть. Летать птенцы начали в возрасте около месяца. Одновременно у них проявилась реакция демонстративного поведения, аналогичная взрослым самцам во время «турниров».

Держать в неволе птенцов джека не составляет большого труда. Они очень неприхотливы в отношении корма и условий содержания, хорошо переносят естественные колебания температуры, характерные для климата пустыни, не требуют большой территории, активно берут разнообразный корм вначале с пинцета, а с 10-дневного возраста — из миски. Птенцы, вылупившиеся и выращенные в неволе, привыкают к человеку и становятся ручными. Для нормального роста и развития молодых джеков необходимы разнообразные животные и растительные корма и вольера, достаточно просторная для проявления демонстрационного поведения и развития способности к полету. Будем надеяться, что эта прекрасная птица, красотка пустыни, будет спасена, и еще многим исследователям и любителям природы удастся понаблюдать удивительные токовые представления танцующих джеков.

Но не только своей успешной работой по спасению этих двух жемчужин пустынной фауны известен питомник. Много лет приезжают сюда ботаники и зоологи, чтобы провести наблюдения за поразительным растительным и животным миром пустыни. Питомник давно стал меккой для многих специалистов, в том числе и из нашего института, изучающих пустыню. Вот в таком знаменитом месте нам предстояло проводить свои исследования.

О существовании нашей лаборатории стало известно многим организациям по всей стране. В результате нас пригласили обследовать величайший памятник Самарканда — Регистан. Партнером в этой работе стал Самаркандский университет в лице Абдуллы Киямовича Сагитова — заведующего кафедрой зоологии — крупнейшего узбекского орнитолога. И вот я, заручившись его поддержкой, оформляю внеочередную командировку в Узбекистан и 16 ноября вылетаю в Ташкент. Как оказалось, прилетел я не в лучшее время. В республике шла битва за хлопок, и все сотрудники Института зоологии были отправлены на эту битву. Слезные мольбы Кадыр-аки к дирекции привели лишь к тому, что ему хлопок заменили на овощебазу. И вот на следующий день я с ним отправился на овощебазу (вот смеху-то!). Там мы, как положено, хорошо отметили это событие, а завбазой, узнав, что к нему пожаловал человек из Москвы, решил, что это конец его карьеры — и побежал признаваться, схватившись за сердце.

В результате в Самарканд поехал я один. Абдулла Киямович оказался очень симпатичным и добродушным человеком (а где вы в те годы в Средней Азии могли встретить недобродушного?). Он поддерживал любые начинания, стремился к сотрудничеству и мы сразу же составили протокол о намерениях. После официальных бесед отправились погулять по городу. Самарканд Великий — это, конечно, впечатляющее зрелище. Один Регис-тан чего стоит — величественный ансамбль из трех медресе с замысловатой росписью. Невдалеке от него стояли две огромные каменные фигуры, вглядывающиеся вдаль.

— Это кто? — спросил я.

— А, это — Алишер Навои и Садриддин Айни, — отозвался Сагитов, — они Омара Хайяма послали за водкой и теперь выглядывают его.

Самарканд — второй (после Ташкента) по населению и промышленному развитию город Узбекистана — расположен в долине реки Зеравшан. У него богатейшая история. С IV века до н. э. до VI века н. э. на территории Самарканда существовал город Мараканда — столица государства Согд. В 329 году он был взят войсками Александра Македонского. В начале VIII века городом завладели арабы, в IX–X веках он находился под властью Саманидов. Весной 1220 года в пределы Зеравшанской долины ворвались орды Чингисхана. Самарканд был сожжен завоевателями и превращен в груды развалин. Рост недовольства народных масс против чужеземных завоевателей вызвал в середине XIV века мощное освободительное движение — движение сарбадаров, героическое сопротивление которых заставило монголов уйти восвояси. В конце XIV — начале XV века Самарканд стал столицей обширной империи Тимура. Ведя беспрерывные кровавые захватнические войны в течение 35 лет, Тимур сумел создать громадную империю, простиравшуюся от Волги до Ганга, от Тянь-Шаня до Босфора. Богатейшие страны Востока, в том числе Иран и Индия, стали добычей жестокого завоевателя. В 1371–1372 годах Самарканд был окружен капитальной стеной длиною около семи километров с шестью воротами. В западной части города была построена цитадель с резиденцией Тимура, окруженная стеной высотой в 8 метров. Официальным центром Самарканда со времен Тимура сделалась площадь Регистан. Здесь под звуки огромных медных труб джарчи глашатаи объявляли горожанам о милостях и грозных карах властителя. Здесь всенародно совершались казни, провозглашалось о начале и конце войн и походов. В последние годы жизни Тимур готовился к грандиозному походу на Китай, но в самом начале его, в феврале 1405 года, умер вблизи города Отрара. Тело его было перевезено в Самарканд и погребено в мавзолее Гур-Эмир (в переводе — могила эмира), который оставляет величественное, незабываемое впечатление своим ребристым куполом, покрытым голубой глазурью. После смерти Тимура пять лет длились кровавые междоусобные войны среди потомков завоевателя. Они завершились победой сына Тимура — Шахруха, который своей резиденцией избрал Герат, а Самарканд отдал своему старшему сыну — Улугбеку. Сорок лет, с 1409 года до своей трагической гибели, правил он страной, при нем Самарканд стал одним из мировых центров средневековья. При Улугбеке была построена астрономическая обсерватория (в 1424–1429 гг.). Сам правитель был не только образованным государем, но прежде всего замечательным ученым и просветителем. В этот период Самарканд — крупный экономический и культурный центр Средней Азии. Трагическая гибель Улугбека, который был убит своим сыном, пришедшим после этого к власти, привели город к потрясениям и тяжелым испытаниям. В 1500 году он вошел в состав государства Шейбанидов, столица которого в середине XVI века была перенесена из Самарканда в Бухару. В конце XVI века город находился в Бухарском ханстве. В 1868 году он был занят царскими войсками и включен в состав Российской империи, стал центром Зеравшанского округа, с 1887 года — Самаркандской области.

Памятники архитектуры этого города — подлинные шедевры и составляют неотъемлемую часть мирового культурного наследия. И главный из них, конечно, Регистан (буквально: место, покрытое песком, наименование парадных площадей в городах Среднего Востока) — уникальный шедевр градостроительного искусства Средней Азии XV–XVII веков. Начальное архитектурное оформление Регистана относится в основном к первой половине XV века, когда на квадратном пространстве площади была построена по периметру группа монументальных зданий. На западной стороне в 1417–1420 годах было сооружено медресе Улугбека — прямоугольное здание с 4-айванным двором, двумя этажами келий, обширными аудиториями и мечетью; по углам — минареты; с восточной стороны — громадный портал. Его стены почти сплошь покрыты богатейшим декором: орнаментальные мозаики из цветных кирпичиков, поливной и резной керамики; мраморные панели. Медресе Улугбека — высшее духовное заведение, своеобразный университет средневековья — имел пятьсот келий, в которых проживали свыше ста студентов. Среди них, по преданию, жил и учился знаменитый таджикский поэт Абдуррахман Джами. Существуют сведения, что курс математики в медресе читал сам Улугбек. В 1619–1635 годах напротив медресе Улугбека было воздвигнуто медресе Шир-Дор («Тигров имеющее»). Его стены отделаны цветными поливными кирпичиками, майоликовыми плитками и мозаикой из резной керамики. Над главной аркой на орнаментальном фоне помещено парное мозаичное изображение тигра, нападающего на лань, и лучистого солнца. В 1646–1659 годах было возведено медресе Тилля-Кари («Покрытое золотом»), снаружи также богато отделанное мозаикой, а в интерьере украшенное росписью с обильным использованием золота. Эти пышно орнаментированные здания, ограничивающие пространство с трех сторон, создают ансамбль благодаря использованию градостроительного приема «кош» (медресе Улугбека зеркально повторено в медресе Шир-Дор), а также применению системы простых и четких пропорциональных отношений. На площади Регистан в 1975 году смонтирована светозвуко-панорама — первая в СССР, дающая возможность устраивать яркие представления, в которых главные роли «играют» памятники архитектуры. Программа называется «Сердце древнего Самарканда». Каждое медресе на площади Регистан ведет свой рассказ о жизни предков, о войнах и разрухе, о мирных днях и созидании. Очень красочное и любопытное зрелище.

Кроме Регистана мы посетили знаменитые мечети Гур-Эмир, Биби-Ханым, а также обсерваторию Улугбека, расположенную за городом. В каждом памятнике старины я прослушал квалифицированные лекции Сагитова, и имена великих прошлого — Тимура, Улугбека и прочих — перестали быть для меня чем-то очень экзотическим.

Среди исторических памятников Самарканда особое место занимает обсерватория, сооруженная Улугбеком в 1428–1429 годах на одном из холмов возвышенности Кухак, в окрестностях города. Это было трехэтажное, покрытое прекрасными изразцами здание круглой формы диаметром более 46 метров и высотой не менее 30 метров. Обсерватория была для своего времени уникальным сооружением, и в ней находился гигантский мраморный секстант, радиус окружности которого равнялся 40 метрам, а длина самой дуги составляла 63 метра. Улугбеку принадлежит заслуга создания астрономического каталога «Зиджи-Гураган», известного под названием «Астрономические таблицы Улугбека». Точность наблюдения самаркандских астрономов тем более удивительна, что они велись без помощи оптических приборов, невооруженным глазом. Эти астрономические таблицы Улугбека содержат координаты 1018 звезд. «Зиджи-Гураган» не потеряла своей ценности и в наши дни. С поразительной точностью произведено и вычисление длины звездного года, который, по расчетам Улугбека, равнялся 365 дням 6 часам 10 минутам 8 секундам. Подлинная длина звездного года по современным данным — 365 дней 6 часов 9 минут 10 секунд. Таким образом, ошибка составляет одну минуту. Достижения астрономической школы Улугбека оказали огромное влияние на развитие науки Запада и Востока. Обсерватория была разрушена фанатиками после смерти Улугбека. Только в 1908 году в результате раскопок удалось обнаружить следы разрушенной обсерватории. Возле обсерватории построен мемориальный музей имени Улугбека, где многочисленные экспонаты рассказывают об «астрономической академии» и ее замечательном создателе. Как же прав оказался этот великий мыслитель прошлого, произнеся свои пророческие слова: «Религии рассеиваются, как туман, царства разрушаются, но труды ученых остаются на вечные времена».

Вдоволь нагулявшись по Самарканду с Сагитовым, я выехал в Ташкент, где меня наутро радостно приветствовали Кадыр-ака и вернувшаяся с битвы за хлопок Таня, и вскоре я уже летел в Москву. На следующий год мы организовали экспедицию по обследованию Регистана и дали ряд рекомендаций по спасению его от биоповреждающей деятельности живых организмов.

Проведя несколько полевых сезонов в Каракумах и Кызылкуме, я полюбил эти места всей душой, поэтому хочу немного рассказать о природе этого уникального уголка природы. Каракумы («Черные пески») занимают большую часть Туркменистана, ограничены на севере и северо-востоке Сарыкамышской впадиной и долиной реки Амударья, на юго-востоке — возвышенностями Бадхыз и Карабиль, на юге — подгорной равниной Копетдага, на западе — староречьем Западного Узбоя. Площадь пустыни 350 тыс. км². Каракумы состоят из северных, возвышенных Заунгузских Каракумов, южных низменных, или Центральных, и Юго-Восточных Каракумов. Каракумы образованы песчаными отложениями древней Амударьи, протекавшей по этой территории в Каспийское море. Пустыня Кызылкум («Красные пески») расположена в междуречье Амударьи и Сырдарьи — в Узбекистане, южном Казахстане и северо-восточном Туркменистане. Ограничена на северо-западе — Аральским морем, на востоке — отрогами Тянь-Шаня и Памиро-Алая, на юго-западе — Амударьей. Площадь пустыни 300 тыс. км².

Пустыням Средней Азии свойственно большое разнообразие в характере почвообразующего субстрата, что откладывает отпечаток и на облик растительности. Можно выделить основные типы пустынь: песчаные, глинистые и каменистые. Песчаные пустыни особенно характерны для Каракумов и Кызылкума. Хотя эти песчаные территории получают не больше дождевой влаги, чем соседние районы, они отнюдь не производят впечатления безрадостной пустыни. В течение всего года на песках видна растительность. Относительно большая плотность растительного покрова в песчаной пустыне свидетельствует о том, что здесь мы имеем дело с особыми экологическим условиями. Обеспеченность растений водой в этой пустыне значительно лучше, чем в других подобных зонах. Объясняется это хорошей водопроницаемостью песчаных грунтов и наличием на небольшой глубине горизонта пресной воды, которую предохраняют от испарения верхние, быстро высыхающие слои песка. Чем меньше содержится в песке пыли и глины, тем ярче выражены его водоудерживающие свойства. Вот почему дюнные сыпучие пески сохраняют воду лучше, чем уплотненные. Верхние слои песка бывают влажными только весной. В них укореняются эфемеры, которые исчезают, как только эти слои высыхают. Многолетние растения поглощают воду из пластов, залегающих на глубине 1–1,5 метра и сохраняющих влажность в течение всего года.

Неизгладимое впечатление производит пустыня весной, когда казавшиеся безжизненными пески покрываются зеленью трав, появляются яркие цветы, воздух напоен тончайшим медовым ароматом цветущих кандымов, а чуть позднее — изящных песчаных акаций с темно-фиолетовыми кистями цветов. За короткую весну щедрая природа создает яркие и неповторимые композиции из цветов, от которых невозможно оторвать глаз. Фиолетовыми свечами красуются целые семьи гелиотропов, золотыми солнышками сверкают цветки крестовника, белыми султанами полощутся на ветру песчаные эремурусы, отовсюду видны розовые дельфиниумы и сиреневые малькольмии. В середине апреля пустыня окрашивается в ярко-красный цвет — это цветут маки. Кусты саксаула и кандыма и седые стебли молодой полыни теряются в сплошном алом маковом разливе. Пейзаж цветущих весенних Каракумов и Кызылкума неповторим, он производит впечатление роскошного луга, и на какое-то время забываешь, что находишься в глубине безводной песчаной пустыни.

Спешат эфемеры: пока песок влажен, пока не так горячи лучи солнца, нужно успеть отцвести и запасти питание, чтобы спокойно спать все лето глубоко в песке. Коротка жизнь цветов, как коротка и сама весна в пустыне. Все сильнее пригревает солнце, вянут цветы. Уходит весна, вдохнув своей недолгой лаской новую жизнь в пустыню, и снова под белым солнцем дышат жаром раскаленные пески. Жаркое и сухое лето, без единой капли дождя, тянется добрых пять месяцев, поэтому у некоторых животных наступает «пауза» в деятельности. Желтые суслики и среднеазиатские черепахи, лишившись сочных трав, из которых получали влагу, залегают в спячку до следующей весны. В знойный полдень, когда ртутный столбик подскакивает к цифре +50°, а песок накаляется до +80°, жизнь в пустыне замирает. Птицы умолкают и прячутся в кусты. Даже насекомых почти не видно. Только иногда из-под ног с треском вылетает саранча. Беда тому, кто не успел спрятаться в спасительную нору или укрыться в редкой тени под чахлым кустиком. Лишь со второй половины осени ослабевает жара, временами выпадают дожди и пустыня, вздохнув полной грудью, заметно оживает.

Гораздо беднее растительный покров других типов пустыни. Широко распространены в Средней Азии пустыни с галофитной растительностью, которая развивается на почвах с неглубоким залеганием грунтовых вод и поэтому сопровождает нижние течения рек, занимает низины, куда с окрестных возвышений стекают воды атмосферных осадков, и обрамляет соленые озера. Решающим экологическим фактором служит здесь не вода, а соли. Лишь немногие растения приспособились переносить столь высокое содержание солей в почве. Крайним, обычно лишенным растительности типом галофитной пустыни, являются шоры и такыры.

Шоры, или солончаковые пятна, образуются в понижениях рельефа при очень высоком стоянии грунтовых вод. Солевые растворы, поднимающиеся по капиллярам до поверхности почв, кристаллизуются, и тогда на почве образуется толстая солевая корка, содержащая нередко гипс. Высокая концентрация солей в почве препятствует произрастанию каких бы то ни было растений.

Такыр — обширное плоское понижение рельефа с крайне разреженной растительностью или почти лишенное ее, которое периодически затапливается талыми снеговыми, паводковыми или селевыми водами. После спада воды голая, очень плотная глинистая поверхность такыра быстро высыхает и растрескивается на полигональные отдельности размером 15–25 сантиметров.

Как же выдерживают растения такие «нечеловеческие» условия существования? Если внимательно приглядеться к формам и строению растений, проследить за их развитием — мы увидим разнообразную, сложную и тонкую приспособленность их к суровым пустынным условиям, и прежде всего — к исключительно засушливому и жаркому летнему периоду, который наступает вслед за бурной весенней вегетацией. Чтобы пережить этот период, различные группы растений избрали разные пути и выработали ряд типичных пустынных жизненных форм.

Наиболее полно и разнообразно в пустынях представлены растения, относящиеся к группе ксерофитов. Для них характерно уменьшение площади испаряющей поверхности, они не прерывают вегетации в течение летнего периода, интенсивно добывая своей мощной корневой системой влагу из глубоких горизонтов или больших объемов почвы и бережно расходуя ее в процессе испарения. Быстрый рост в глубь почвы позволяет корням проникать в горизонты повышенной влажности, за счет чего растения могут существовать в течение довольно длительного времени. Ксерофиты создают ландшафтный облик пустыни во все времена года. В первую очередь это саксаулы — основные «лесообразующие породы» песчаной пустыни. Саксаулы начинают цвести уже в конце марта, но плодоносят они в сентябре — октябре. Большинство ксерофитов, однако, цветет и плодоносит весной, а летом вегетирует как бы «по инерции» до октября или ноября. Таковы многочисленные виды кандымов, песчаная акация. Чтобы вегетировать в течение засушливого периода, растениям-ксерофитам пришлось глубоко перестроить свою анатомию и морфологию, приспособив ее к постоянному недостатку влаги. Для большинства из них характерна либо полная редукция листьев, либо превращение их в сухие жесткие колючки и чешуйки. Это резко сокращает темпы испарения, а роль ассимилирующих органов вместо листьев выполняют зеленые веточки.

Совершенно иная картина наблюдается у других растений пустыни — эфемеров и эфемероидов. Эти биологические группы растений приспособились к летней засухе пассивно. Они не вегетируют в течение засушливого периода, «пережидая» его в состоянии плодов и семян (однолетники-эфемеры) или корневищ и луковиц (многолетники-эфемероиды). Семена эфемеров и подземные органы эфемероидов (луковицы, клубни, корневища) сохраняют жизнеспособность в течение нескольких лет, благодаря чему легко переживают годы, когда количество осадков бывает снижено. Так как эфемеры и эфемероиды ежегодно отмирают либо полностью, либо в своей наземной части, то представлены они лишь травянистыми растениями. Зато сокращенная вегетация не требует от растений никакой анатомической и морфологической перестройки, приспосабливаясь к засухоустойчивости. Поэтому эти растения не имеют «пустынного» облика.

Эфемеры — однолетние растения, большую часть года проводящие в виде семян. В конце марта — начале апреля эти семена быстро прорастают, и весь жизненный цикл растения проходит в течение 5–6 недель. Их корневая система развита слабо — ведь она служит так недолго, и почва в этот короткий период насыщена влагой. Ассоциации эфемеров густы — по 200–500, а в особенно, влажные годы — до 1000 особей на м². В дождливую и теплую весну травяной покров поднимается до высоты 1 метра.

Эфемероиды — многолетние растения, оставляющие в почве на период летней засухи свои корневища или луковицы. Поэтому у них хорошо развита корневая система. Наиболее массовый эфемероид песчаной пустыни — илак, или песчаная осока, образующий сплошной покров в саксаульниках. Корневища илака находятся в поверхностном слое почвы — на глубине до 20 сантиметров сосредоточено более 90 % массы корней. Зато масса этих корней очень велика — она почти в 40 раз превосходит массу надземных органов илака в период вегетации.

Весьма специфичны адаптации растений к почвенным условиям. Адаптации растений песчаных пустынь — псаммофитов — направлены на обеспечение существования на рыхлом, подвижном субстрате. В первую очередь следует отметить необычайно разветвленную и глубоко проникающую корневую систему псаммофитов. Так, у кандымов и белого саксаула, развивающихся в сыпучих песках, корневая система протягивается по склонам барханов на 25–30 метров. Одновременно корни уходят на глубину более 20 метров, достигая более увлажненных горизонтов. Многие псаммофиты обладают способностью давать придаточные корни и развивать побеги в любой части стебля. Кандымы могут быть засыпаны песком почти до вершины, но новые побеги вновь пробьются на дневную поверхность. У песчаной акации в нижней части стебля корневой шейки легко образуются придаточные корни, растение дает боковые отпрыски. Если центральный ствол засыпан песком, его замещает целая группа новых побегов, растущих в направлении движения песка. Песчаная акация — наиболее выраженный псаммофит (обитатель песков). Изящный силуэт этого высокого и стройного дерева, с тонкими поникшими ветвями напоминает русскую березку и придает пейзажу барханов неповторимую прелесть.

Не менее своеобразны галофиты — растения засоленных мест обитания, способные накапливать в своих органах значительное количество солей. Это позволяет им уравновешивать высокое осмотическое давление почвенного раствора и обеспечивает возможность поглощения влаги из почвы.

Одно из главных чудес наших южных пустынь — саксауловый лес, редкий и корявый, неподвижный и сухой, как декорация. Подлеска в нем нет, а деревья обвешаны седыми бородами мертвых веток, среди которых еле видна тусклая зелень живых стеблей. Застывший покой не нарушает даже ветер. Самый главный обитатель этого леса, естественно, саксаул — невысокое деревце с членистыми ломкими веточками, на которых вместо листьев — чешуйки, плотно прижавшиеся к стеблю. Весной саксаул цветет мелкими невзрачными цветками. Плоды у него куда живописнее: мясистые, сплюснутые, с тремя — пятью пленчатыми крылышками для полета и скольжения по песку. И со спирально свернутым, зеленеющим в своей оболочке, готовым к росту зародышем. Два вида саксаула произрастают в наших пустынях: белый и черный. Белый саксаул — одно из самых засухоустойчивых растений песчаных пустынь. Заросли его издали кажутся светло-серыми, он обладает сильно развитыми корнями, простирающимися на 10 метров и более. Черный саксаул, достигающий высоты четырех-пяти метров, выглядит наряднее, он удивительно красив, несмотря на отсутствие привычных для деревьев листвы или хвои: у него крона погуще, ярко-зеленая весной и летом, оранжево-бурая — осенью. Зеленые побеги, которыми заканчиваются гибкие ветви этого очень твердого дерева, горьковаты на вкус. Растет он главным образом на пониженных местах, хорошо переносит засоленные почвы. Черносаксаульники — индикаторы подземных пресных вод, которые накапливаются здесь в период дождей своеобразными линзами. Растет дерево очень медленно, за 20 лет поднимается до двух метров, но живет долго в сравнении с другими пустынными растениями — 60–70 лет. Роль саксаула как хранителя жизни в пустыне неоценима. Когда в дореволюционные годы вырубили саксауловые леса вокруг Бухары, пески двинулись на древний город. Уже были погребены под барханами многие поселки, пашни и сады. Жители покидали родные места. И только в 30-е годы XX века, когда широкой полосой на подступах к городу был посажен саксауловый лес, пустыня остановилась. Саксаул с его необычайно твердой, тяжелой древесиной — почти единственное в пустыне топливо. Его молодыми побегами питается основной здешний скот — верблюды и овцы. Черносаксаульники служат главным источником топливной древесины в пустыне и с древних времен подвергаются вырубке. В настоящее время нетронутые черносаксаульники весьма редки.

Удивительный мир животных населяет пустыню. Лучше всего наблюдать животных весной, когда немилосердное солнце не загнало еще многих из них в летнюю спячку. Торопясь запастись жиром до высыхания эфемерных растений, день и ночь бороздят песок на тучных пастбищах многочисленные среднеазиатские черепахи. Ослабев за долгую спячку, они с жадностью набрасываются на сочные побеги. В некоторых местах появляются одновременно пять-шесть этих рептилий. Здесь, в своей стихии, они мало похожи на тех вялых созданий, которые содержатся в живых уголках. Здесь черепахи подвижны, деятельны. Часто можно наблюдать драки самцов, сопровождающиеся стуком ударяющихся панцирей, и ухаживания самцов за самками. В пустыне черепахи активны всего лишь около трех месяцев в году. За это время самки откладывают в песок яйца. Осенью из них вылупятся черепашки, которые так и останутся зимовать в земле, а на свет впервые выйдут следующей весной. Когда в начале июня солнце сожжет травянистую растительность, черепахи заберутся в норы и впадут в летнюю спячку. Осенью некоторые особи вновь вылезут на поверхность, чтобы подкормиться перед зимней спячкой.

Вот такой интересный мир предстает пытливому наблюдателю. Для ученого пустыня — прекрасное поле исследования процессов формообразования и приспособляемости растений и животных. Поэтому, невзирая на жару и на жажду, каждый год отправляются на поиски неизведанного неисправимые романтики — исследователи пустыни.