Глава 21

Нина

Всё вокруг было сплошным хаосом. Эти руины, мои мысли, моя жизнь — абсолютно всё. А с любым хаосом нужно что-то делать. Просто начать собирать его по кусочкам, разбирая эту невообразимую неразбериху, словно мозаику, разбросанную ветром судьбы.

Я не могла смириться с тем, что совершил Самир, и потому сосредоточилась на своём новом доме. Каменный город оказался куда больше, чем лишь одна громадная ступенчатая пирамида, затмевавшая все прочие строения поблизости, словно величественный страж древних тайн.

Пирамида возвышалась в конце длинного-предлинного зеркального водоёма. Он был тридцать метров в длину и не менее ста в ширину, идеально прямоугольный, и явно был создан, чтобы подчёркивать величие окружавших его зданий, отражая их в своей спокойной глади. Вода казалась прозрачной, как хрусталь, но я подозревала, что она куда глубже. И у меня абсолютно не было желания прыгать туда, чтобы это проверить, — слишком много тайн скрывало это место под своей поверхностью.

На другом конце водоёма стояла куда меньшая по размеру ступенчатая пирамида, увенчанная большим, но приземистым зданием, словно скромной короной на голове гиганта. Горыныч приводил меня сюда прошлой ночью и сказал, что это когда-то был дом Влада. Неловко, но сейчас мне было не до того — горечь и усталость переполняли душу.

Я нашла комнату, которая, должно быть, служила Владу спальней. Деревянная мебель в ней была разломана, сгнила и поросла лианами и молодыми деревцами — дикая природа возвращала своё с неумолимой силой, словно живое дыхание джунглей. Там была большая гладкая каменная плита, на которой лежали истлевшие клочья ткани. Когда-то это была кровать, чьи матрас и простыни давно истлели в пыль веков. Я расчистила её, насколько смогла, и свернулась калачиком на каменной поверхности, используя хвост Горыныча в качестве подушки, мягкой и тёплой в этой холодной пустоте.

Я чувствовала себя такой же опустошённой, как и эта кровать, — словно вся моя сущность растворилась в тенях прошлого.

Пробуждение оказалось совсем иной историей, полной неожиданных чудес.

Сначала я подумала, что во всём виноват Горыныч. Или Самир. Или кто-то ещё из этого загадочного мира. Кто-то же должен был принести все эти подушки самых разных размеров и форм, целую гигантскую коллекцию разноцветных подушек, расшитых диковинными узорами, переливающимися в лунном свете. Это было не совсем традиционно, но, чёрт возьми, как же удобно! Они обнимали тело, словно облака, полные воспоминаний о былом уюте.

Горыныч был зарыт в них с головой, словно ручной уж, использующий подстилку в террариуме, чтобы спрятаться от мира. Вид его носа, торчащего из-под горы подушек, и мелькающего бирюзового языка заставил меня рассмеяться искренне и беззаботно. Мне позарез нужен был этот смех — он разогнал тени в душе, как лучи рассвета. Он сказал, что это я всё сделала. Что моё возвращение домой исцеляет город, возвращая ему жизнь шаг за шагом.

И, конечно же, руины комнаты выглядели куда менее… руинными. Комната, в которой я проснулась, имела целую и невредимую мебель, отполированную временем и магией. Лунный свет беспрепятственно лился сквозь отверстия в толстых каменных стенах, служившие окнами, окрашивая всё в серебристый оттенок. Свёрнутые высохшие стебли, связанные верёвками, наподобие маркиз, свисали перед ними, тихо покачиваясь на ветру, словно шепча древние секреты.

Мне нужна была смена одежды. Я не хотела больше носить простое чёрное хлопковое платье из дома Самира — оно напоминало о боли и предательстве. Стоя перед пластиной, похожей на антикварное зеркало с серебряным напылением, я разглядывала своё отражение, полное загадок.

Бирюзовые линии на лице, письмена, которых я не понимала, мерцали мягко, как звёздный свет. Я опустила взгляд на руки и не увидела тех мерцающих знаков под кожей, что видела прошлой ночью, — они спрятались, ожидая момента. Волосы были в полном беспорядке, и я вся была… просто катастрофа, но в этой катастрофе таилась сила.

По крайней мере, я могла выглядеть достойно. Я захотела измениться. Просто силой воли, как когда я растворила те странные тёмные верёвки Самира у себя на шее и ногах. Я протянула в мир часть себя и перекроила его, чтобы он лучше мне подходил, словно скульптор, лепящий реальность из глины мыслей.

Все в этом мире старались выглядеть настолько круто, насколько это вообще возможно, подчёркивая свою сущность. Я не знала, способна ли я на такое, но решила: «Начни с малого». Бирюзовый топ и тёмно-серые льняные карго-штаны, удобные и практичные. Босоножки с ремешками, чтобы ступать уверенно по тропам. Просто, но удобно, если предстоит шляться по влажным джунглям, полным скрытых опасностей и чудес.

Мне стало интересно, настоящие ли это джунгли. Достаточно жарко, чтобы быть ими, с влажным воздухом, пропитанным ароматом цветов и земли. А что вообще составляет суть настоящих джунглей, дура? Конечно, они настоящие — живые, дышащие, полные жизни.

— Как по-королевски, — прокомментировал Горыныч мой выбор одежды с лёгкой иронией в голосе.

— А ты помолчи, — парировала я, но с ухмылкой, полной тепла. Горыныч стрелой пронёсся через комнату, уменьшил свои чешуйки и обвился вокруг моей шеи, а я нежно поцеловала его в макушку. В ответ он потёрся мордой о мою щёку, словно обещая вечную верность. — Я надену что-нибудь парадное, когда будет нужно. Пока не знаю, что это будет, но соображу по месту, когда придёт время.

— Ммм, конечно. А ты могла бы просто ходить голой, как Элисара, — поддразнил он.

— Уж нет, спасибо, — ответила я с лёгким смехом.

Перед тем, как отправиться исследовать окрестности, мне нужно было кое-что сделать. В стене был каменный выступ. По сути, это был просто камень, который сильнее других выступал в комнату, но он вполне подходил для ритуала. Я взяла деревянную маску с кровати, где оставила её, и провела большим пальцем по тёмно-зелёной резьбе на её щеке, чувствуя, как воспоминания оживают.

Я смахнула накатившие слёзы и даже не пыталась их скрыть. Здесь больше никого не было, кроме нас. Горыныч снова потёрся о мою щёку, пока я подходила к выступу в стене и бережно поставила на него маску, чтобы та стояла на ребре, словно страж воспоминаний.

— Он погиб из-за меня, — сказала я Горынычу, чувствуя, как сердце разрывается от горя, грозя снова вылиться в рыдания, полные отчаяния. — Можешь говорить, что это не так, но если бы я осталась мёртвой, он был бы жив. Если бы я никогда не пришла сюда. Если бы я просто… — Я замолчала, сделала глубокий вдох и выдохнула с дрожью в голосе. Для Гриши не осталось никаких «если бы». Нет смысла гадать, что случилось бы, поступи я иначе, — прошлое не изменить.

— Он всё равно убил бы Гришу. Даже если бы ты сбежала раньше. Ты же слышала его, — мягко напомнил Горыныч.

— От этого ничуть не легче, — прошептала я.

— Знаю. Прости, Пирожочек… — его голос был полон сочувствия.

Я покачала головой, выходя из комнаты, чтобы исследовать свой новый дом. У меня впереди была целая вечность, чтобы оплакивать Гришу, в этом мире, где время текло иначе. Я больше не старела и не могла умереть от времени — вечная юность, полная теней. Смерть от других причин всё ещё оставалась под вопросом. У меня было предостаточно времени, чтобы справиться с горем, если только Владыка Каел не положит этому конец своей волей.

Я попыталась вырвать себя из этого уныния, встряхнувшись, как после дождя. Если честно, я никогда не умела справляться с горем нормально. Каждый раз, когда я теряла питомца или члена семьи, я старалась занять себя по максимуму, чтобы сосредоточиться на чём угодно, только не на боли, отвлекаясь делами. А у меня были руины, которые нужно расчищать. Дом, который предстояло восстановить с любовью и терпением. Сосредоточенность на чём-то практичном должна была помочь, как якорь в бурю.

Небо было тёмным, усеянным облаками, что клубились, словно дым от древних костров. В ту ночь, когда я прибыла, ещё лил проливной дождь, и теперь казалось, что он только-только начинает стихать, оставляя после себя свежесть. Над головой сияли несколько лун, заливая прогалину города прекрасным смешанным светом, переливающимся оттенками серебра и золота. А вокруг них были… звёзды.

На небе были звёзды, яркие и вечные.

В Нижнемирье не было звёзд полторы тысячи лет. С самой смерти Влада. Это я вернула их. Просто тем, что живу, я вернула звёзды, разбудив небо от долгого сна.

Они были прекрасны в своём тысячекратном множестве, ярко горели в своей бесчисленности, и никакое световое загрязнение не скрывало их сияния, чистого и первозданного. Я спустилась по гигантским ступеням своего нового дома к зеркальному пруду, что расстилался передо мной, как ковёр из жидкого серебра. Водная гладь возвращала мне отражение ночного неба, удваивая его красоту.

Это было потрясающе, словно картина, нарисованная рукой богов.

Так что я легла на спину на одном из исполинских каменных блоков, окаймлявших пруд, и уставилась в небо, погружаясь в его бесконечность. Ни один из узоров звёзд не был узнаваемым. Хотя я этого и не ожидала. Это ведь не Земля — другой мир, полный своих чудес.

Горыныч летал высоко над головой, кружил над прудом, парил в небе, выписывая петли и светясь жутковатым бирюзовым светом на фоне ночного неба, словно живой метеор. Ну, ночь здесь была вечной, бесконечной. Я также понятия не имела, который сейчас час. Не имело значения — время здесь текло по своим законам.

Я не могла оторвать взгляд от звёзд, они гипнотизировали, обещая покой.

Всё в моей жизни перевернулось с ног на голову, как в вихре шторма.

И вот он — этот вид, прямо передо мной, — ради него всё это и затеяли Вечные, создавая миры и судьбы.

— Горыныч? — позвала я кружащую в вышине тварь. Он был далеко вне пределов слышимости, но я знала, что Горынычу не обязательно меня слышать, чтобы ответить — наша связь была глубже слов.

— Да? — отозвался он, словно эхо в душе.

— Скажи мне, что в этом месте найдётся вино, — прошептала я, мечтая о капле утешения в этой вечной ночи.

Загрузка...