Бегут волк с лисой по лесу мимо силка. А к силку гусь подвешен. Давненько звери не ели, проголодались, но лиса на гуся и краем глаза не глянула.
— Чего зеваешь, кумушка? Не видишь — гусь! — спрашивает волк.
— Среда нынче, вот я и пощусь, мясного не ем, — отвечает лиса.
Волк вспомнил, что сам он постов не соблюдает, ест мясо, когда не попадись, прыгнул на гуся — и повис в силке.
Тогда лиса смело подобралась к гусю и принялась за него, так что косточки захрустели.
— Кумушка, да ведь нынче пост, — попрекнул ее полуживой волк.
— Тому и пост, кто лапами земли не достает, — отвечала ему лиса.
В лесу, на ели, свил себе дрозд гнездышко и снес пять яичек, а из них вывел он пять птенцов.
Прибежала лиса и говорит:
— Дрозд, дрозд, подавай мне птенцов, не то ель подрублю.
— Погоди, дай моим детушкам подрасти! Смилуйся, лиса, не подрубай ель.
— Кинь мне одного птенца, тогда не стану рубить.
Что делать дрозду — кинул ей птенца, а лиса схватила его и унесла. Съела лиса дрозденка и опять прибежала грозить. Дрозд кинул ей другого птенца.
Горько плакал дрозд, отдавая лисе четвертого дрозденка, ведь остался у него единственный птенец. Прилетает ворона — добрая душа — и спрашивает:
— Дрозд, дрозд, чего ты так плачешь?
— Как мне не плакать, — отвечает дрозд, — когда лиса всех моих детушек унесла.
— А зачем ты ей дал? — спросила ворона.
— Грозила ель подрубить, коли не дам.
— Ты ее не бойся, а скажи так: руби знай. Только чем ты рубить будешь?
Сказала это ворона и улетела.
Прибежала лиса и говорит:
— Дрозд, дрозд, отдай птенца, не то ель подрублю.
— Руби, руби, — ответил дрозд, — погляжу, чем ты рубить станешь.
Лиса стукнула раз-другой хвостом по стволу. Видит, что дрозд не испугался, и спрашивает, кто научил его таким словам.
— Ворона — добрая душа, — важно ответил дрозд.
Обозлилась лиса на ворону и решила попомнить ей это.
Выбежала на опушку, где порхала ворона, и легла на виду, притворилась мертвой. Увидев неживого зверя, ворона тотчас слетела, села возле лисы и давай каркать, созывать на пир воронье семейство. Лиса ее цап, поймала и собралась уж съесть, да ворона взмолилась:
— Что хочешь делай, только не делай того, что старик со старухой сделал.
— А что он с ней сделал? — полюбопытствовала лиса.
— Взял старик бочонок без дна, посадил туда старуху и до тех пор катал, покуда у ней все косточки рассыпались.
Лиса поскорее сунула ворону в бочонок без дна, чтобы у нее косточки рассыпались, а ворона, надо полагать, и по сей день жива-невредима, над лисой посмеивается.
Идет волк вдоль опушки, а дятел дерево долбит. Поглядел волк на дятла и спрашивает:
— Дятел, а дятел, ты вот зимой и летом долбишь, а сапог себе надолбить не можешь!
— Не нужны мне сапоги. А ты, волк-живодер, овечек дерешь и дерешь, а как зима наступает — зябнешь, не можешь себе шубу сшить.
Вспомнил волк, как у него зимой от холода зуб на зуб не попадает, пригорюнился, идет — плачет. А навстречу ему — лиса. Спрашивает лиса:
— Чего плачешь, кум?
— Как мне не плакать, если дятел говорит: «Волк-живодер, овечек дерешь и дерешь, а шубу себе сшить не можешь».
— Было из-за чего плакать! Сошью тебе шубу, кум, только принеси мне овечку.
Пошел волк, задрал овечку и лисе приволок.
— Приходи завтра, будет тебе шуба готова, — говорит лиса.
Слопала лиса овечку, по травке катается, на солнышке греется.
Пришел волк.
— Ну, лиса-краса, готова моя шуба?
— Шуба-то готова, только вот на воротник не хватило. Вот бы лошадиную шкуру на воротник достать…
— Откуда же ее взять? — спрашивает волк.
Лиса и говорит:
— Тут недалеко пасется знатный жеребец, вот из него и выйдет воротник. Возьми только оброть, и пойдем! Ты его попридержишь, а я вырежу, сколько на воротник нужно.
Подошла лиса к жеребцу и давай ножницами за ушами щелкать, а волк оброть на него накинул. Ну, а жеребец как понесет с испугу, как потащит волка, у того шерсть дыбом встала. Кричит лиса:
— Кум, держи жеребца, — еще не отрезала!
Волк было отпустил оброть, да сам в ней и запутался. Тащит жеребец волка прямо к дому.
— Кум, за ворота хватайся! — кричит вдогонку лиса.
Некогда волку за ворота хвататься, у него уж кости трещат. Так и не досталась ему шуба, что лиса шила.
Зимней порой ехал мужик с базара, вез полную бочку селедок. Учуяла лиса рыбный запах, догнала мужика и просит:
— Подвези меня немного.
— Не могу, — говорит мужик, — и так тяжело.
— Позволь хоть одну лапку на сани положить.
— Ну, уж одну положи.
Немного погодя лиса опять просит:
— Позволь и другую лапку на сани положить!
— Ну, уж положи и другую, — говорит мужик.
Выклянчила у него лиса позволение и третью лапку на сани положить, а потом стала просить, чтобы подвез и четвертую.
Мужик говорит:
— Ишь ты какая, сама хочешь в сани забраться. Так и лошадь не вытянет.
— Что ты! — вскинулась лиса. — Я совсем не хочу в сани влезать! Довези только мне лапки и хвостик, а уж сама я и пешочком дойду.
Усмехнулся мужик и говорит:
— Ну, уж клади на сани все свои лапки и хвост, а сама позади беги.
Забралась лиса в сани, все селедки из бочки на дорогу повыкинула и сама неприметно выскочила. Собрала селедки, отнесла к лесу и стала их уплетать. Откуда ни возьмись — волк. Видит — лиса селедки ест.
— Здорово, кумушка, — говорит ей. — Где ты столько рыбы взяла?
— Наловила, — говорит лиса.
— Дай и мне попробовать, кумушка.
Лиса кинула волку самую маленькую селедку.
— Дай еще, кумушка, — просит волк. — Уж очень у тебя рыбка вкусная!
— Не могу, сама голодная… Пойди да налови!
— А где ты ловила? — спрашивает волк.
— Сейчас покажу, мне не жалко.
Вечером, когда все уснули, лиса повела волка в деревню. Остановилась у пруда и говорит:
— Если хочешь наловить рыбы, опусти хвост в прорубь и держи его до тех пор, покуда рыба на него не нацепится.
Опустил волк хвост в прорубь и ждет. Начал у него хвост замерзать. Волк не выдержал и говорит:
— Кумушка, не могу больше терпеть, — вытяну хвост.
— Терпи, кум, терпи. Еще только мелкая рыбешка ловится.
Прошел час. Волк опять говорит:
— Ах, кумушка, очень мне худо. Хвост совсем замерз. Вытяну его.
— Терпи, кум, терпи, покуда крупные рыбины не попадутся.
Терпел волк, терпел, прорубь и замерзла. Уж светать стало. Волк и говорит лисе:
— Ну, теперь можно вытягивать?
— Пора уж, — отвечает лиса.
Стал волк тянуть хвост, а вытянуть не может.
— Кумушка, ты мне хвост приморозила! — завыл он не своим голосом.
— Что ты, сударь! — оправдывается лиса. — Это крупные рыбины нацепились, оттого и не можешь его вытянуть.
Как волк ни старался, как ни тянул — хвост ни с места. А лиса отбежала от пруда и кричит на всю деревню:
— Бегите, бегите, люди! Волк всю вашу рыбу переловит.
Подняла она переполох. Сбежались бабы со всей деревни волка бить: кто с заслонкой, кто с метлой, кто с кочергой, кто с головешкой, кто со скалкой, кто с вальком. Увидел волк столько баб, испугался, понял, что несдобровать. Завертелся вьюном, потянул что было сил хвост. Хвост и оборвался. Покуда волк не убежал, получил от баб по бокам. И хвост остался в проруби, вместе с рыбой.
Бежит волк, от страха воет. Ищет лису — хочет отомстить за обиду.
А та обегала опустевшие избы, обшарила печки. Набрала жареных колбас, надела на шею, отнесла их на запорошенный снегом стог сена и ест.
Нашел ее волк по вкусному запаху и спрашивает:
— Ах, кумушка, зачем ты меня обманула? И хвоста я лишился, и рыбы не получил.
— Я, что ли, обманула? — удивилась лиса. — Надо знать, как рыбу ловить!
— А что это ты ешь такое вкусное? Дай и мне кусочек, — глотает слюни голодный волк.
— Сама я голодная, куманек. Вот вытягиваю свои кишочки и ем. На, попробуй.
Бросила лиса кусочек колбасы. Волк мигом его проглотил — нечего сказать, вкусно!
— А я могу свои кишочки попробовать? — спрашивает он.
— Можешь, можешь. Вспори клыками брюхо и тяни.
Вспорол волк свое брюхо, но ему так и не довелось попробовать кишок — сразу издох.
А лиса долго еще спасалась своими уловками, покуда человек не сшил из ее шкуры шапку.
Вил дед вожжи, пекла баба пышки. Говорит дед бабе:
— Баба, баба, положи пышку на печку, пускай остынет! Баба не кладет. Дед опять:
— Баба, баба, положи пышку на окно, пускай остынет! Баба не кладет.
— Баба, баба, положи пышку на порог, пускай остынет! Положила баба. А пышка давай бежать, давай катиться.
Баба — за кочергу, дед — за вожжи, гнались-гнались, не догнали. Катится пышка, катится, а навстречу ей прачка. Говорит ей пышка:
— Гналась баба, гнался дед,
Гонись и ты!
Прачка вальком — хлоп-хлоп! — гналась за ней, гналась, не догнала. Повстречала пышка пахаря и говорит:
— Гналась баба, гнался дед,
Гналась прачка деду вслед,
Гонись и ты!
Гнался пахарь, гнался, не догнал. Повстречала пышка возницу и говорит:
— Гналась баба, гнался дед,
Гналась прачка деду вслед,
Гнался пахарь, не догнал,
Гонись и ты!
Фьють, фьють! — щелкнул кнутом возница, гнался-гнался, не догнал.
Повстречала пышка лису и говорит:
— Гналась баба, гнался дед,
Гналась прачка деду вслед,
Гнался пахарь, не догнал,
И возница не поймал,
Гонись и ты!
Спрашивает лиса:
— Что говоришь? Я на одно ухо не слышу, на один глаз не вижу, подойди поближе!
Только подошла пышка, а лиса прыг — схватила ее, мякиш выела, опять залепила и дальше идет.
Видит — пастухи стадо пасут. Лиса им и говорит:
— Пышку на барашка не променяете?
Говорят пастухи:
— Променяем!
Променяли они барашка на пышку. Пошла лиса в лес и говорит:
— Полозья из дерева кривого,
Копылья из дерева прямого!
И сделались сами собой сани. Тогда запрягла лиса барашка и говорит:
— Вот и пышку променяла
На кудрявого барана!
Едет лиса, едет, глядь — навстречу волк. Говорит волк:
— Кума-лиса, подвези меня.
— Да ты мне саночки сломаешь.
— Не сломаю, хоть одну лапу подвези!
— Ладно, клади, — согласилась лиса.
Положил волк одну лапу и опять просит:
— Подвези и другую!
— Да ты мне саночки сломаешь.
— Не сломаю.
— Ладно, клади.
Положил волк другую лапу, просит и третью подвезти, и там и четвертую. Затрещали саночки. А волк опять плачется: мол, хвост у него по земле волочится. Рассердилась лиса:
— Клади хвост и сам садись, что с тебя взять!
Забрался волк, уселся половчей, а саночки трах! — и развалились.
Говорит лиса волку:
— Теперь сам сделай мне санки.
— Да я, кумушка, не умею…
Научила его лиса, как надо сказать, чтобы саночки сами собой сделались.
Пошел волк в лес и говорит:
— Полозья из дерева прямого,
Копылья из дерева кривого!
А саночек нет как нет.
Вернулся волк к лисе и говорит:
— Да они не делаются.
Просит его лиса:
— Пригляди за моим барашком!
Пошла она в лес и говорит тонким голоском:
— Полозья из дерева кривого,
Копылья из дерева прямого.
И сделались сами собой санки.
Тем временем волк задрал барашка, выел у него все потроха, натолкал внутрь моха, зашил и в лес убежал. Притащила лиса санки, глядь, а волка и нет. Запрягла она барашка и говорит:
— Но-но!
В санки запряженный,
У пастухов выменянный!
Только стоит барашек и ни с места. Поглядела лиса, а он мохом набит.
Жил один крестьянин возле самого леса. Захотел он однажды поймать волка. Выкопал в лесу глубокую яму. Посредине ямы врыл столб так, чтобы его верхушка немного выдавалась над ямой. Прикрыл он яму хворостом, соломой и присыпал снегом. К верхушке столба привязал утку. Днем ее отвязывал, а на ночь опять привязывал, чтобы она своим кряканьем приманивала волка.
Услышал волк утку, навострил уши. Прислушался еще и побежал в ту сторону, а утка все крякает. Подбежал, понюхал, нет ли близко человека, смело набросился на утку. Прыгнул — и провалился в яму, прямо искры из глаз посыпались. Испугался бедняга — чуть ведь шею не сломал. Цепляется за края ямы, а выкарабкаться не может. Пригорюнился, присел у стенки и ждет конца.
На заре скачут по лесу гончие по заячьему следу. Побежал серый против ветра, не заметил ямы и свалился прямо волку на голову. Волк перепугался и завыл, заяц тоже заверещал с испугу.
Теперь в яме очутилось двое. Один сидит в одном углу, другой — в другом.
Услышала утку и лиса. Побежала в ту сторону. Глядь — утка на столбе, а вокруг столба — глубокая яма. И сидят в этой яме волк и заяц. Усмехается лиса и говорит:
— Здравствуйте, кумовья! Кто вас сюда загнал?
— Да вот, соседка, — отвечает волк, — слышу я ночью, утка крякает, поспешил к ней, хотел полакомиться, а тут западня оказалась. Прыгнул и провалился.
— А за мной собаки гнались, — жалуется зайчик, — побежал я сломя голову, а тут еще снег мне глаза залепил. Вот и не приметил ямы — попал в нее.
Перепрыгнула лиса через яму, смеется над бедой волка и зайца:
— Отчего же я не попадаю в яму, а вы оба провалились? А потому я не попадаю, что я святая! Я святая! Я святая! Это только святые в яму не попадают!
И стала она прыгать через яму, стараясь на лету схватить привязанную к столбу утку. Прыгала-прыгала и угодила в яму.
Теперь в ней сидели трое. Волк поздравил лису:
— Ну, кумушка, и ты, пресвятая, попала в яму!
Лиса отвечает:
— Это проклятая лапа зацепилась за столб и меня втянула в беду.
Вот сидят они, глядят друг на друга. Лиса и спрашивает волка:
— Кум, ты о чем думаешь?
— У меня сто мыслей в голове, — отвечает волк.
— А ты, кум, о чем думаешь? — спрашивает лиса зайца.
— У меня тоже сто мыслей в голове, — вздрагивает зайчик.
— Ну, кумушка, а ты о чем думаешь? Теперь ведь мы все пропали, — говорит волк.
— А у меня в голове одна мысль, да хорошая, — отвечает лиса. — Чего мы сидим пригорюнившись? Давайте-ка петь!
И запели. Волк воет: у-у, у-у, у-у, лиса лает — гау-гау, а зайчик верещит — кве-кве. Такая тут музыка пошла! Повыли часок, приутихли. Лиса услыхала, что к яме идет человек, и говорит:
— Вон человек идет. Давайте прикинемся мертвыми.
Так и сделали: вытянулся волк на дне ямы, словно бы издох, повалился заяц на бок, словно бы и не дышит, упала лиса на волка, как неживая.
Подошел человек, поглядел в яму и видит — все трое лежат мертвые. Он и думает: «Что же это приключилось? Только что выли, а тут вдруг подохли? Верно, перед смертью так выли?»
Слез он в яму и сперва ощупал лису. Чует, что она еще теплая, и говорит сам себе: «Ну, лисонька, ты еще теплая, твоя шкура хороша будет на шубу, а мясо достанется собакам». И выбросил ее из ямы.
Только лиса упала на землю, как отскочила шагов на десять, обернулась к человеку и говорит:
— Ищи ветра в поле. Не видать тебе шубы из моей шкуры! — сказала и побежала в лес.
Человек только рот разинул.
— Ах ты, гадина! Кабы знал я, что ты живая, сразу бы тебя убил. Твое счастье, что ты такая хитрая! — рассердился он.
Принес человек дубину и убил волка с зайцем.
Потом приехал на санях, вытащил их из ямы, привез домой и снял шкуры. А лиса как говорила, так и вышло:
— У меня в голове одна мысль, да хорошая.
Так она благодаря своей хитрости и уцелела.
Идет однажды заяц с пирушки и горланит что есть мочи:
— Ух, до дому не дойду!
— Вот окаянный! Как ты, кум, меня напугал! — говорит волк, вылезая из бурелома, — теперь я тебя съем!
— Ой, не ешь меня, куманек, не ешь, я пьяный был, себя не помнил, — просит заяц.
— Что же, есть я тебя не буду. Пускай нас завтра суд рассудит.
Побежал заяц свидетелей искать. Ищет, ищет, никак найти не может. Забрался он в огород капусты погрызть и увидел там кота. Стал просить кота пойти в свидетели. Кот согласился. Идет заяц со своим свидетелем, а навстречу им петух. Заяц давай и петуха упрашивать, чтоб в свидетели к нему пошел. Петух согласился. Идут заяц, кот и петух дальше и видят, стоит на опушке козел, травку пощипывает.
— Куда бежишь, зайчишка? — спрашивает козел.
— У меня суд с волком, я свидетелей нашел и бегу в суд.
— Возьми и меня в свидетели, — говорит козел.
— Ладно, пойдем, — отвечает заяц, и все вместе отправились на суд.
Идут они, а там уж волк с медведем ждут не дождутся зайца со свидетелями. Волк велел медведю влезть на дерево и посмотреть, не идет ли заяц. Медведь влез и кричит ему сверху:
— Идут! С косами, с ножами, с топорами, а за собой длинные хворостины волокут. Забьют нас насмерть. Я, пожалуй, лучше с дерева слезать не буду.
— А мне куда деваться? — спрашивает волк.
— Заройся в валежник и сиди, покуда не уйдут.
Зарылся волк в валежник и лежит там. Приходят заяц, кот, петух и козел на суд, видят — нет никого. Кот и говорит:
— Ничего, разыщем!
Петух как раскричится:
— Не сдадимся, не сдадимся!
Козел блеет:
— То были, то нет, то были, то нет!
Кот смотрит — в валежнике шевелится что-то. Он подумал, что это мышь, не утерпел и цап волка за хвост. Волк с перепугу как выскочит, да как даст стречкá! Петух напугался и взлетел на дерево. А там медведь притаился. Медведь решил, что пришли его убивать, кинулся с дерева вниз и разбился насмерть.
Видит заяц, что волка и след простыл, а медведь разбился, и говорит:
— Вот и суда как не было.
И заяц со свидетелями вернулись домой.
Жили на одном болоте аист и цапля. Наскучило аисту жить в одиночку и решил он жениться. А решившись, пошел по болоту за три версты: шлеп-шлеп-шлеп — вышагивает. Добрел до цаплина дома, постучался и говорит: — Цапля, цапля, хочу я на тебе жениться. Будешь моей женой?
Поглядела цапля в окошечко и, не отворяя дверей, отвечает:
— Очень уж ты неказист, аист; ноги — одни кости, чересчур весь тощий, неловкий, никакой в тебе удали нет. Нет, не пойду за тебя, аист. Мне еще не к спеху, подожду.
Устыдился аист, получив такой ответ, и побрел домой через болото: шлеп-шлеп-шлеп…
А как ушел он, стала цапля думать, и вот что надумала: «Какой ни на есть этот аист, а все же мужчина. Ноги хоть и костлявые, зато красные, а что долгие — это и выгодно, когда живешь на болоте, не то перья замараешь. Да и всем он хорош: когда летает, крыльями ловко так машет, не одна еще позавидует, коли я заполучу такого женишка. Ну и дура я: такой парень присватался, а я отказала! Замужем мне во сто раз лучше будет, чем одной, в девках. Пойду-ка я сама к нему, повинюсь, и пускай берет меня в жены».
И пошла цапля к аисту, щеголевато хлюпая по болоту: хлюп-хлюп-хлюп… Пришла, постучалась к аисту и говорит:
— Подумала я, что нехорошо поступила, отказав тебе, соседушка. Ты добрый, пригожий парень, потому я и пришла к тебе: бери меня в жены, вдвоем жить веселей.
— Когда я сватался — ты отказала, вот и уходи ни с чем. Найду жену и без тебя, может, еще и покрасивее.
Устыдилась цапля, клюв повесила и поспешила домой: хлюп-хлюп-хлюп…
Тем временем успел отойти аист и стал ругать себя за то, что отказал цапле: «Хороша пташечка, эта цапля, сама пришла, понапрасну я на ней не женился».
И опять побрел по болоту к цапле: шлеп-шлеп-шлеп… Цапля не стала пускаться в разговоры, не пошла за него, а когда уж аист поплелся назад не солоно хлебавши, цапля пригорюнилась:
— Больше уж не годится в девках сидеть. Как бы его другая цапля не увела из-под носа. Пойду, повинюсь, может, сладимся.
Так они никак не сговорятся, и по сию пору друг к дружке ходят.
Жили-поживали в дремучем бору рябой петушок да серый котик. Пошел как-то котик за горы и долы — скрипочку мастерить. А петушка оставил дом стеречь — посадил его на печь и строго-настрого наказал никого в избу не впускать.
А тут, откуда ни возьмись, подкралась лиса. Постучала в дверь и говорит умильным голоском:
— Петушок, петушок, что ты варишь, что ты жаришь? Больно уж вкусно пахнет у твоей избушки. Дай и мне полакомиться!
— Что ни варю, что ни жарю, сам все приберу, — ответил петушок.
— Петушок, петушок, отвори мне дверку, горят мои рученьки, мерзнут мои ноженьки.
— Да я высоко сижу…
— А где?
— Да на печи.
— А ты соскочи с печи на шесток, с шестка на приступочку, а с приступочки наземь.
Соскочил петушок, отворил дверку.
Лиса цап петушка! — и утащила.
Тащит лиса петушка, а он кричит-надрывается:
Котик серый,
Догоняй,
Петушка ты
Выручай!
Кума-лиса
Мне хвост дерет,
Кума-лиса
Меня несет
Через горы
И долины,
Через рощи
И равнины…
А котик был тут же, за горкой. Услыхал он петушиный голос, примчался на выручку и отнял у лисы петушка. А потом строго-настрого приказал:
— Сиди на печи и никому дверь не отворяй. Я ухожу за дальние горы скрипочку мастерить. Не послушаешься — раскаешься. Теперь я крика твоего не услышу.
Не успел и след его простыть, опять лиса прибежала.
— Петушок, петушок, отвори мне.
— Да мне котик не велел никого впускать.
— А ты и не впускай. Я пришла корытце попросить. Вот боровка заколола, тебе свежинки лакомый кусочек Принесла. Приотвори дверь, подай корытце.
Приотворил дверь петушок, а лиса цап его! — и потащила.
Кричит петушок, слезами обливается:
Котик серый,
Догоняй,
Петушка ты
Выручай!
Кума-лиса
Мне хвост дерет,
Кума-лиса
Меня несет
Через горы
И долины,
Через рощи,
И равнины…
Услыхал его котик, тут же прибежал и отобрал у лисы. Привел домой и стал бранить:
— Теперь ухожу я за тридевять гор скрипочку мастерить. Как ни зови меня, не услышу. Смотри, никого не впускай.
Взлетел петушок на печь, зажмурился и задремал. А лисонька уж тут как тут, за избой притаилась. Стук-стук лапкой в дверь и говорит умильным голосом:
— Петушок, петушок, ты только погляди в окошечко, что на опушке творится! Пришли мужики, рассыпали горох, все горох клюют: и куры, и воробьи, и все птахи. Все клюют, одного тебя нет. Мне прямо жалко…
— Мели-мели, язык-то без костей, — сказал петушок. — Все равно не послушаюсь тебя.
— А ты и не слушайся. Вылети в окошко на двор, мы с тобой славно покружимся!
Не утерпел петушок и вылез в окошко, покружились они, покружились, а лиса цап петушка за крыло, взвалила на загорбок и потащила.
И опять запричитал петушок:
Котик серый,
Догоняй,
Петушка ты
Выручай…
Зовет, кричит петушок, а котик за тридевятью горами ничего не слышит. Притащила лисонька петушка в свою нору, привязала к жерновам и приказала горох молоть.
Пришел котик со скрипочкой домой, а петушка и нет. Походил он, походил вокруг избушки и видит — одни перья валяются. Взял котик мешок, прихватил свою скрипочку и пошел петушка вызволять. Прибежал к лисьей норе, заглянул в щелочку, видит — мелет петушок горох, а лисички пироги пекут.
Заиграл тут котик на скрипочке и запел веселую песенку:
На лужайке, на полянке
Шесть лисичек, шесть сестричек,
А седьмой-то петушок
Крутит-вертит жерновок.
Шесть лисичек, шесть резвушек
Краше всех лесных зверушек,
Будет их лисица-мать
Пирогами угощать.
Подойди, кума, к окошку,
Дай отведать хоть немножко!
Услыхали лисички, пироги побросали, спешат поглядеть, кто это так искусно играет. Высунулась одна лисичка из норы, а котик цап ее — и в мешок. Высунулась другая — он и эту. Так и забрал всех лисичек-сестричек. Вылезла старая кума-лиса поглядеть, куда это детушки подевались, и сама в мешок угодила.
Забрался котик в лисье логово, отвязал петушка, созвал добрых соседей и задал пир на весь мир! И вкусные же пироги ели там!
Пошла женщина в поле и взяла с собой кувшин молока. Время было жаркое, вот она и поставила кувшин под кустик, в холодок. Случилось мимо того куста пробегать лисе, и очень ей захотелось пить. Учуяла она молоко, сунула голову в кувшин и все вылакала. Женщина за работой и не заметила, что делается возле ее кувшина. Лиса всунуть-то голову всунула, а вытащить из кувшина не может. И так повернет голову, и сяк, и задерет, и опустит — не вытащить, да и только. Видя, что ничего у нее не выходит, стала лиса просить кувшин по-хорошему: «Отпусти, кувшинчик, хватит уж, позабавились, поиграли, мне недосуг. Ведь меня теперь все лисицы засмеют». А кувшин все не отпускает и не отпускает. Лиса, не будь дура, и говорит: «Ну, погоди, коли ты меня не отпускаешь, я тебя утоплю». Побежала на речку и утопила его. Кувшин и в самом деле утонул, да только, наполнившись водой, утянул с собой на дно и лису.
Жил когда-то кот, и был он большой лакомка: что плохо лежит, непременно стянет. Вот поехали мужики в лес и кота завезли. Бродит кот по лесу, страсть как изголодался. Увидал дохлого кабана и давай лакомиться. Шел мимо волк, глядит — малый большого ест. Говорит он коту:
— Бог помочь, пан Котович!
А кот ему отвечает:
— Этого съем, другого задеру.
Испугался волк и убежал со всех ног. Бежит, а навстречу им у медведь.
— Ох, кум, что я видел, — говорит ему волк. — Малый большого задрал. Ты вон какой храбрый, пошел бы да пугнул его!
— Что ж, пойдем, пугнем, — согласился медведь.
Подходит к коту медведь и говорит ему:
— Бог помочь, пан Котович!
А кот ему отвечает:
— Этого съем, другого задеру.
Перепугался медведь и давай бежать. Бежит, бежит, а навстречу ему лиса.
— Кумушка, кумушка, что я тебе скажу: малый большого задрал. Ты у нас вон какая храбрая, пугнула бы его!
— Пойдем, пугнем, — отвечает лиса.
Отправились они все к коту. Лиса и говорит ему:
— Бог помочь, пан Котович!
А кот как заорет:
— Этого съем, еще одного задеру!
Еще пуще испугались звери, бежать бросились. Бегут, а навстречу им заяц.
— Ох, куманек, что мы видели: малый большого ест. Может, ты посмелее нас будешь — пугни его!
— Пойдем, пугнем, — отвечает заяц.
Отправились все вместе кота из леса гнать. Вот заяц и говорит ему:
— Бог помочь, пан Котович!
А кот как заорет что есть мочи:
— Этого съем, за другого примусь!
Вовсе испугались звери, убежали. Бегут, опасаются, как бы кот их не зарезал. Лиса и говорит:
— Зададим-ка ему пир. Может, тогда на зубы ему не попадемся.
Медведю досталось избушку построить, волку — свинью зарезать, лисе — гусей наловить, а зайцу — капусты принести. Когда все приготовили, пошел волк звать кота в гости и говорит:
— Пан Котович, просим к нам на пир.
— Приду, приду! — пообещал кот.
Ждут звери, ждут, а кот все не идет. Пошел медведь звать.
— Пан Котович, просим к нам на пир.
— Иду, иду, — отвечает кот.
Ждут его, а он все не идет. Послали лису.
— Пан Котович, просим к нам на пир.
Снова ждут его звери, и снова дождаться не могут. Пошел заяц кота звать.
— Пан Котович, просим к нам на пир.
— Ладно уж, пойду, — промяукал кот.
Всего наготовили звери — и жареного мяса, и вареного, и капусты. Только волк со страху в хворост зарылся, медведь на крышу взобрался, лиса в нору забилась. Один заяц в избушке за хозяина остался. Приходит кот, заяц двери отворяет, гостя впускает. Кот сразу вскочил на стол и давай мясо уплетать. А волку-горемыке ох как мяса захотелось. Лежит он, хвостом шевелит, а слюнки так и текут. Увидал кот, шевелиться что-то в хворосте, подумал, мышь это, и хвать волка за хвост. Волк перепугался, пустился наутек, глаза выколол, все ребра переломал да и подох. Медведь — трах! — с крыши свалился, тоже насмерть разбился. А лиса бежала, бежала, пока собакам не попалась. Они ее в клочья разорвали.
Остались кот да заяц вдвоем. Долго они жили счастливо, и мяса у них всегда было вдоволь.
Летала однажды голодная ворона над озером и поймала рака. Рак видит, что плохи его дела, и стал ворону расхваливать:
— Какая ты красавица, воронушка, таких перышек я ни у кого не видывал!
Ворона молчит, ничего не отвечает, а рак знай похваливает:
— Может, у тебя и голосок приятный!
Ворона обмерла от похвал, однако ничего не сказала. Немного погодя рак опять принялся расхваливать:
— Уж поистине ты должна быть царицей всех птиц! Ворона только:
— Ага!
Рак бултых в воду и уплыл, а ворона осталась ни с чем.
Жила одна старушка, и был у нее котенок. Вот пошли они веников нарезать. Пригнула старушка березку, и упал котенку листик на хвост. Закричал котенок:
— Бабушка, бабушка, бежим скорее, небо рушится!
— Не беги, кисонька, не рушится.
Тут другой листик — шлеп котенку на хвост! Запищал котенок:
— Бабушка, небо рушится, я побегу!
И ну бежать! Ну бежать!
Повстречал зайца:
— Бежим, косой, — небо рушится!
— Кто тебе сказал?
— Сам видел: мне на хвост упало!
И ну бежать! Ну бежать!
Лису повстречали:
— Бежим, лиса-краса, — небо рушится!
— А кто тебе, котенок, сказал?
— Никто не говорил, сам видел, мне на хвост свалилось! И ну бежать! Ну бежать!
Волка повстречали:
— Бежим, серый волк, — небо рушится!
— А ты откуда знаешь?
— Сам видел: мне на хвост опрокинулось!
И ну бежать! Ну бежать!
Повстречали медведя:
— Бежим, медведь-косолапый, — небо рушится!
— А кто тебе сказал?
— Сам видал: мне на хвост брякнулось!
И ну бежать! Ну бежать!
Добежали до леса, нашли там избушку, заперлись. Все проголодались, а в избушке — пусто. Думали, думали и надумали позвать себе на обед лося. На том и порешили:
— Давайте спрячемся, а как лось придет, навалимся на него и растерзаем.
Лиса взобралась на печку, котенок прыгнул на жердочку, заяц под метлой притаился, волк втиснулся под печку, а медведь в печку залез.
Все попрятались, некому лося звать. Спрыгнула лиса с печки, пришла к лосю и говорит:
— Разлюбезный лось, пожалуй к нам на обед, всего мы напекли, наготовили.
А сама первая домой прибежала и опять на печку. Тут и лось пожаловал. Только он дверь приотворил, — все на него кинулись. Да вот какая беда приключилась: лиса с печки спрыгнула, шею себе свернула, котенок с жердочки скатился — лапки вывихнул, заяц из-под метлы кинулся — глазки выколол, волк из-под печки ринулся — ребра помял, медведь из печки вывалился — хребет переломил. А лось остался жив и пошел домой.
Жила старая-престарая кошка, всех кошек старей. Жил старый-престарый волк, всех волков старей. Жил старый-престарый медведь, всех медведей старей. Жила старая-престарая лиса, всех лисиц старей. Жил заяц, старый-престарый, всех зайцев старей.
Однажды собрались они на беседу. Кошка и говорит: — Много у нас грехов накопилось, надо нам исповедаться.
На том и порешили. Шли, шли лесом — глядь, перед ними глубокая и широкая яма. Кошка перекинула через яму жердочку и говорит:
— Здесь и будем исповедоваться: кто перейдет по этому мостику и в яму не свалится — у того грехов нет.
Кошка прошла первая. За нею волк. Да только бух в яму! Потом медведь, — и тоже свалился. Пошла лиса, — и она оступилась. Зайчишка, — и тот бухнулся.
Вот кошка и говорит:
— Видать, все вы грешники, вот и оставайтесь в яме, а я пойду погуляю.
Сидят звери в яме день, сидят другой, третий, а выбраться не могут. Проголодались они, а есть нечего. Вот лиса и придумала:
— Давайте запоем: кто не вытянет, того и съедим. И затянули все звери разом. Зайчонок тоже заверещал, да не вытянул. Его и разорвали. Еще три дня прошло, и звери опять проголодались.
Лиса говорит:
— Давайте запоем: у кого голос всех тоньше, того и съедим.
На этот раз волка задрали. Поделили его мясо с медведем.
Вот заснул медведь, а лиса выкопала ямку и спрятала свою долю. Через несколько дней у медведя мяса не осталось, а лиса все ест да ест. Медведь спрашивает:
— Кумушка, откуда у тебя мясо?
— Да из своего бока вырвала и ем! — ответила лиса. Мишка поверил, распорол себе бок, вырвал кусок мяса, наелся и околел, бедняга. Осталась в яме одна лиса. Привольно живется ей — еды вдоволь.
Как-то раз подлетел к яме скворец и залился:
— Чир-чир-чир! Хороши у меня детки!
А лиса и просит его:
— Скворушка, скворушка, набрал бы ты хворостинок да накидал в яму; и я бы полюбовалась твоими детками.
Стал скворец хворостинки собирать и кидать их в яму. Лиса с хворостинки на хворостинку — и выбралась на волю. Встряхнулась и говорит скворцу:
— Ну, покажи мне своих деток.
Скворец тут же принес одного птенца, дал лисе подержать, а сам полетел за другим. Пока летал за другим, лиса первого и уплела. Принес он другого, полетел за третьим.
Лиса все нахваливала птенчиков, покуда всех не съела. Увидела это ворона и ругает скворца:
— Дуралей ты, дуралей, да ведь она всех твоих птенчиков съела и косточек не оставила!
Обозлилась лиса на ворону и говорит ей:
— Сейчас и ты у меня запоешь, умница!
А рядом болотце было. Растянулась лиса на краю, язык высунула, лежит, как мертвая. Подлетела к ней ворона и ну клевать лисице язык. Лиса цап ворону за хвост — и говорит ей:
— Ага, вот и попалась, разумница!
Разорвала ворону и убежала в лес.
Пошел бычок в лес и повстречал барана. — Куда идешь? — спросил бычок барана.
Баран отвечает:
— От зимы я ухожу,
Лето красное ищу.
— Ну, так пойдем вместе.
Шли-шли, встретили свинью. Баран проблеял:
— Куда, свинья, идешь?
А она отвечает:
— От зимы я ухожу,
Лето красное ищу.
— Ну, так пойдем теперь все вместе. Шли они, шли, повстречали гусака.
— Ты куда, гусак, идешь?
— От зимы я ухожу,
Лето красное ищу.
— Ну, так пойдем вместе с нами, — сказал бычок. Шли они, шли, повстречали петуха. Бычок замычал:
— Ты куда, петух, идешь?
Отвечает петух:
— От зимы я ухожу,
Лето красное ищу.
— Ну что ж, пошли все вместе.
Так и шли они все вместе, да нигде лета не нашли. Бычок надумал избушку ставить и говорит:
— Поставим, баран, избушку!
А баран отвечает:
— У меня шуба теплая, я и так перезимую.
Бычок говорит:
— Поставим, хрюшка, избушку.
А свинья отвечает:
— Я как зароюсь в землю, меня мороз не возьмет, и так перезимую.
Бычок говорит:
— Поставим, гусак, избушку!
А гусак отвечает:
— Я одно крыло расстелю, другим укроюсь, и так перезимую.
Бычок говорит:
— Поставим, петух, избушку.
А петух отвечает:
— И я, как гусак, перезимую.
Делать нечего, приходится бычку в одиночку избушку ставить. Поставил. Прибегает баран:
— Бычок, бычок, пусти меня к себе жить!
Бычок отвечает:
— У тебя шуба теплая, ты и так перезимуешь.
— Ты лучше пусти, а не пустишь, я стены рогами проломлю, холодно тебе будет.
Пришлось бычку пустить барана в избушку.
Прибежала хрюшка:
— Бычок, бычок, пусти меня к себе жить!
— Да ведь ты в землю зароешься и перезимуешь.
— Пусти лучше, а не пустишь, я из-под твоей избы всю землю выгребу — холодно будет жить в ней.
Пустил бычок и хрюшку в избушку.
Прибежал гусак и говорит:
— Пусти и меня к себе жить.
Бычок ему в ответ:
— Ты и так обойдешься. Одно крыло расстелешь, другим накроешься, так и перезимуешь.
А гусь и говорит:
— Пусти лучше, а то я из стен избушки весь мох повытереблю, холодно тебе будет.
Пустил и гусака.
Прибегает петух и тоже говорит:
— Пусти и меня.
А бычок ему в ответ:
— И ты, как гусак, перезимуешь.
— Пусти лучше, а не пустишь, взлечу я на твою хоромину и сгребу всю землю с крыши.
Делать нечего бычку, пришлось пустить и петуха.
Всех впустил в избушку. Живут все в тепле. Петух взлетел на крышу и запел.
Услыхала лиса петуха, помчалась к волку и медведю и говорит:
— Что-то мне курятинки захотелось, пойдем все вместе.
Столковались они и отправились к избушке. Лиса вежливо так постучала и вошла. Бычок тут же припер ее рогами к стене, а баран наподдал ей с боков, покуда из лисоньки дух не вышиб.
Волк с медведем стоят за дверью и говорят:
— И чего это она никак не столкуется с петухом? Надо и нам пойти поглядеть.
Медведь говорит:
— Иди ты, серый!
Волк пошел в избу, а медведь ждать остался. Бычок схватил волка, припер его к стене рогами, а баран бодал-бодал его, покуда и из волка дух не вышиб. Пошел и медведь в избу. И ему такое же угощение досталось. Схватил бычок медведя, припер его к стенке, а баран как примется бодать со всех сторон, только шерсть клочьями полетела. Прикончили они и медведя. Одолели своих врагов и зажили весело. Никого они больше не боялись. А вы уши развесьте, рты разиньте и слушайте сказочку про избушку бычка.
Один крестьянин плохо заботился о своей скотине: псу есть не давал, петуха тоже не кормил, вот они и решили убежать в лес, зажить по-своему. Петух нашел себе насест на суку высокого дуба, а пес влез в дупло и устроил там себе логовище. Так бы они и жили-поживали, добычей делились, кабы не петушиный обычай по утрам кричать, человека на работу будить.
Запел он в лесу первый раз — услыхала его лиса, спрыгнула с постели и вылезла из норы. Запел петух в другой раз — лиса уши навострила, прислушивается — с какой стороны голос слышен. Пошла она на голос, подбежала к дубу, думает: «Вот я этого петуха с дуба сманю, схвачу и съем». Задрала морду и говорит, соловьем заливается:
— Разъединственный ты петушок во всем лесу, а я — разъединственная лисонька. Спустись, петушок, вниз, будем жить в дружбе.
— Я тут не один, — говорит петух. — Пониже мой приятель живет, привратник. Постучись в ворота, попросись, чтоб впустил, может, отворит тебе и впустит.
Подумала лиса, что привратник тоже петух. Обрадовалась, решила, что сразу двух поймает и петушатины нажрется, постучала хвостом о дерево и ждет, когда ей ворота отворят. А тут пес со всей постелью из дупла вывалился и хвать ее за глотку. Захрипела лиса, будто коза, которую за хвост тянут, да только и успела подумать: «Петушиного мяса захотела, а вот свое отдаю псу и петуху на съедение». Тут пес так ее тряхнул, что из нее и дух вон. Пришел конец хитростям лисы.
Жила в своей избушке коза, и было у нее пятеро козлят. Уходит она корм искать и говорит козлятам: — Заприте дверь и никого не впускайте. А когда я приду, то скажу под окошком:
— Детушки милые,
Отворите дверь!
Несу вам травку на рогах,
А в вымечке молоко.
А волк ее подслушал. Чуть только отошла коза от окошка, как он подкрался и говорит грубым голосом:
— Детушки милые,
Отворите дверь!
Я несу вам травы
И на лапах воды.
— Нет, не впустим, — говорят козлята. — Наша матушка говорит тонким голоском, а ты грубым. Ты не наша матушка.
Побежал волк к кузнецу:
— Кузнец, кузнец,
Наточи мне язык!
Я бобов тебе дам,
Ячменя тебе дам
И гороху дам.
Положил кузнец на наковальню волчий язык, постучал по нему молотом, язык и стал тоньше. Заговорил волк тонким голосом. Послушал, как коза говорит, подошел под окошко и опять в избушку просится. Обрадовались козлята, думают, их мать пришла, и отворили дверь.
Волк вошел и сразу за работу принялся. Четверых козлят разом прикончил и съел, только один с перепугу под печку спрятался и жив остался.
Вернулась коза, глядит — дверь настежь. Вошла в избушку, а от козлят одни косточки остались. Под печкой последний козленок сидит, весь обгадился со страху. Взяла она его, обтерла, собрала косточки остальных козлят, пошла к роднику, костер разожгла и стала варить косточки.
Приходит волк.
— Что ты тут, кумушка, варишь? — спрашивает.
Говорит коза:
— Рыбу.
— А мне дашь? — спрашивает волк.
Отвечает коза:
— Поди вон за ту изгородь, язык в щель просунь, а я тебе рыбки принесу.
Сел волк за изгородь, язык в щелку просунул и ждет.
Коза взяла лопату, набрала жару и высыпала волку на язык. Волк глотку обжег, завопил, завыл и тут же издох, а коза рогом ему брюхо распорола. Козлята выскочили оттуда живые-невредимые и больше волков в избушку не впускали.
Жил-поживал один крестьянин, и был у него старый пес. Покуда пес был молодой, все его любили, гладили, кормили, а состарился — выгнали вон.
— Ни на что ты теперь не годен, свинью из огорода и то не можешь выгнать. Уходи-ка в лес, пускай там тебя волки съедят.
Тузили пса, ногами пинали, есть ему не давали. Убежал он в лес и повстречал волка. Спрашивает волк:
— Куда бежишь, пес?
— Служил я хозяину, покуда мог, а состарился — есть больше не дают, в лес, волкам на съедение, прогнали.
Говорит волк:
— Не стану я тебя есть. Остались от тебя шкура да кости, — какой от того прок, что я тебя съем? Лучше я тебе помогу. Вот выйдут люди рожь косить, принесет хозяйка косарям поесть, ребенка на землю положит, а сама пойдет снопы ставить. Только она отойдет, я схвачу ребенка, и побегу, а ты скачи за мной, нападай, хватай, за хвост тереби. Я ребенка и выроню. Подумают люди, что ты ребенка спас, и будут тебя любить, пока ты жив. Только ты меня тоже не забывай, отблагодари за услугу.
Прибежал пес домой, а хозяйка — за метлу и гонит его из-под лавки:
— Опять вернулся, негодный, даровый хлеб есть?
На другой день хозяйка понесла работникам полдник и ребенка с собой взяла. Пришла на место, ребенка в тень положила, а сама пошла снопы ставить. Только она отошла, волк — цап ребенка и бегом. Кричит хозяйка:
— Песик, догони, догони волка, отними ребенка!
Пес как побежит за волком! Догнал, вцепился в шею, стал за хвост теребить. Волк ребенка и выронил. Хозяйка подбежала, схватила ребенка, не знает, как и нарадоваться, как пса отблагодарить. Теперь она говорит:
— Вот добрый песик! Покуда я жива, будешь есть все, что и мы едим.
И верно: началось для пса сытое, привольное житье — никто дурного слова ему не скажет, все только ласкают, лакомого куска не жалеют.
Праздновал однажды хозяин крестины, а пес обещание свое вспомнил и побежал в лес, пригласил волка на пир.
Забрались они в кладовую и уплетают, что попало: и хлеб, и мясо, и пироги. Волк еще и пива из кувшина отведал. Затянули женщины в избе песню, волку тоже невтерпеж.
— Ну-ка и я запою!
Пес его удерживает:
— Не пой, беда будет!
Только куда там волку вытерпеть! Запели гости погромче, начал и он подпевать. Услыхали люди волчий вой, схватили кто палку, кто кочергу, кто половник и кинулись на волка. Волк еле ноги из кладовой унес. На том и кончилась дружба волка с псом.
Жили когда-то старик со старухой. Были у них петушок и курочка. Пошел однажды петушок в лес по орехи, а курочка вслед за ним бежит.
Влез петушок на орешню, орехи клюет. А курочка под орешней топчется, просит:
— Петушок, петушок, дай и мне орешек!
Бросил петушок орешек.
Склевала его курочка и опять просит:
— Петушок, петушок, дай и мне орешек!
Надоело петушку по орешку бросать. Бросил он целую ветку и вышиб курочке глаз. Заплакала курочка, бежит к старухе жаловаться.
— Бабушка, бабушка, накажи петушка, зачем он мне глаз вышиб!
Позвала старуха петушка и ругает:
— Зачем ты курочке глаз вышиб?
А петушок оправдывается:
— Я не виноват: орешня обломилась, я сам чуть не убился.
Пошла бабушка к орешне и давай ее ругать:
— Зачем ты обломилась и петушка моего чуть не убила? Петушок из-за тебя курочке глаз вышиб!
Оправдывается орешня:
— А я не виновата, бабушка, меня коза объела.
Позвала бабушка козу и давай ее ругать:
— Коза, коза, ты зачем орешину объела? Орешня обломилась, петушок чуть не убился и курочке глаз вышиб.
Оправдывается коза:
— Не брани меня, бабушка, не виновата я. Меня пастухи не пасли.
Ругает бабушка пастухов:
— Почему вы козу не пасли? Коза орешню объела, орешня обломилась, петушок чуть не убился и курочке глаз вышиб.
Пастухи тоже оправдываются:
— Не виноваты мы. Как нам козу пасти, раз мы волка боимся!
Пошла бабушка к волку и говорит:
— Зачем ты пастухов пугаешь? Пастухи козу не пасли, коза орешню объела, орешня обломилась, петушок чуть не убился и курочке глаз вышиб.
А волк только покосился на бабушку и как рявкнет:
— Не бранись, бабушка. Сама знаешь: колесу меня не догнать, палке не испугать!
Жили-были старик со старухой. Жили они в бедности, не было у них ни бычка, ни другой скотины. Пришла осень, люди рожь скосили, телят на жнивье выводят, попастись оставляют.
— Охо-хо, — вздыхает старуха, — нам бы какого-никакого бычка раздобыть.
Сплел старик прутяной жгут, просмолил хорошенько, два шила воткнул — точь-в-точь рожки, иголок набил — точь-в-точь шерстка, ноги из палок сделал, отнес на жнивье и к колышку привязал. Глядь — бычок траву ест. Обрадовались старик со старухой. Только вышел тут из лесу медведь, видит — пасется бычок-прутяной бочок, и говорит:
— Бычок, а бычок, я тебя съем!
— Ой, медведь, зачем тебе меня есть, лучше я тебе славную песенку спою!
— Ну, спой!
Поет бычок:
— Я не бычок,—
Прутяной бочок,
Смоленая шкурка,
Игляная шерстка,
Шиляные рожки,
Палочные ножки,
Прыгай через меня!
Прыгнул медведь, да и прилип.
На другой день — откуда ни возьмись, — прибегает лиса, видит, пасется бычок-прутяной бочок, и говорит:
— Бычок, а бычок, я тебя съем!
— Эх, лиса, я и пострашнее зверя умилостивил, неужто тебя не умилостивлю? Вот я тебе славную песенку спою!
— Ну, спой!
И запел бычок:
— Я не бычок,—
Прутяной бочок,
Смоленая шкурка,
Игляная шерстка,
Шиляные рожки,
Палочные ножки,
Прыгай через меня!
Прыгнула лиса, да и прилипла.
На третий день зайчишка прибегает. Осень уж, огороды убраны, бабы давно капусту изрубили. Нашел заяц плохонький качан, отгрыз и несет в зубах. Увидел бычка и говорит:
— Бычок, бычок, я тебя съем!
— Полно тебе, заяц. Я и пострашнее зверя умилостивил, неужто не умилостивлю тебя? Спою-ка я тебе славную песенку.
— Спой…
И запел бычок:
— Я не бычок,—
Прутяной бочок,
Смоленая шкурка,
Игляная шерстка,
Шиляные рожки,
Палочные ножки,
Прыгай через меня!
Прыгнул заяц, да и прилип.
Приходит бычок домой, весь зверями облепленный. Смотрят старики, сколько всего бычок принес, глазам своим не верят.
— Вишь, старуха, что из прутяного жгута вышло! Принесли они бычка в избу.
— Давай отогреем его, зверей отлепим.
Отчистили, отогрели бычка у печки, отлепили и медведя, и лису, и зайца. Говорит старуха:
— Старик, а ведь придется медведя зарезать!
— Придется, ох, придется. И шкура наша будет, и мясо. Точит старик нож, старуха моет кадку.
Увидел это заяц, задрожал весь и запел:
— Старик ножик точит,
Старуха кадку моет,
Зарежут медведя, зарежут!
А медведь рассердился да как рявкнет:
— Самого тебя зарежут!
И говорит медведь старику:
— Старик, старик, отпусти меня, я тебе стадо коров пригоню.
Старуха и говорит:
— А что, старик, коровы у нас нет, может, он, и правда, стадо коров пригонит.
И отпустили они медведя.
Заяц опять бегает и поет:
— Старик ножик точит,
Старуха кадку моет,
Зарежут лису, зарежут!
Рассердилась лиса и говорит зайцу:
— Тебя самого зарежут, а меня старик резать не будет. Я ему стадо гусей пригоню.
Понравились старухе слова лисы.
— Пускай ее идет, старик. Пригонит стадо гусей, будет у нас и мясо, будет и пух.
Отпустили они лису.
Видит заяц, что конец ему пришел, и опять запел:
— Старик ножик точит,
Старуха кадку моет,
Зарежут зайца, зарежут!
Берет старик зайца за ушко, а он и говорит:
— Старик, старик, побольше меня зверей и то отпустил, отпусти и меня, а я уж вам капусты натаскаю. И свежей поедите, и на зиму наквасите.
Отпустили старики и зайца. Ускакал заяц как ошпаренный.
Ждут старики обещанных подарков, и все не дождутся. Уж сколько времени прошло, наконец принес медведь коровью голову и швырнул старику во двор:
— Старик, старик, пригнал я тебе стадо коров.
На другой день приносит лиса давно зарезанную, ощипанную гуску и швырк на двор.
— Вот тебе, старуха, стадо гусей! Будет тебе и мясцо, будет и пух!
А заяц бросил на двор кустик заячьей капусты — только его старики и видели.
— Эх, бычок, бычок, — говорит старуха, — видишь, каких зверей нам пригнал. Поверила я им, отпустила. Теперь была бы у нас шуба на зиму, мяса бы насолили полную кадку.
Ищет-ищет, где же этот бычок, а бычка как не бывало: смола от тепла растеклась, иголки повыпадали, ножки разъехались. Вот те и бычок-прутяной бочок!
Шел по лесу портной, а навстречу ему — голодный волк. Говорит волк портному:
— Ложись, я тебя съем!
Портной стал волка просить-уговаривать: он-де и в брюхе-то у волка не уместится. Велел волк портному ему аршином брюхо обмерить.
Стал портной брюхо мерить, изловчился и ухватил волка за хвост. Намотал хвост на руку, вынул из-за пазухи утюг и давай волка оглаживать — и по бокам, и по спине, и по брюху — по чему попало. Завыл волк, заметался, а вырваться не может. Видит, что не несдобровать ему, и взмолился:
— Смилуйся, добрый человек! Уж коли тебе мой хвост понадобился, бери его себе, только оставь меня в живых, худа я тебе не сделаю!
Портной достал ножницы, отрезал волку хвост и отпустил его.
Помчался куцый волк в самую чащу, завыл страшным голосом и созвал волчий совет. Сбежалось волков тьма-тьмущая. Рассказал им куцый, как надсмеялся над ним портной, как избил его до полусмерти и хвост отрезал. Порешили волки догнать портного и разорвать. Так и сделали. Пустились за ним вдогонку. Чует портной, что стая волков за ним гонится, а что делать — не знает. Огляделся, бедняга, и мигом на самую верхушку ели влез. Сбежались волки к ели и стали держать совет, как им портного достать. Один волк говорит:
— Погодите, — все равно он от нас не уйдет. Становись-ка, ты, бесхвостый, внизу, а мы на тебя — друг на друга влезем и до портного доберемся.
Испугался портной. Видит, как волки один на другого карабкаются, вот-вот за ноги схватят! Как он закричит:
— Ну-ка, лезьте, лезьте! Кому-кому, а бесхвостому больше всех достанется!
Услышал это бесхвостый, испугался, отскочил, и все волки наземь бухнулись. Многие насмерть поубивались, остальные в лес убежали. А портной слез с ели и пошел своей дорогой.
В старину, еще когда барщина была, жил у одного пана в подвале злой медведь. Как провинится кто перед паном, того бросают в подвал на съедение медведю. Как-то провинился один хитрец, и пан велел его бросить в подвал. А у этого человека были скрипка, долото и бритва. Попал он в подвал, стал в угол и начал играть.
Медведь слушал-слушал его, потом просит:
— Научи и меня играть!
Человек говорит:
— У тебя пальцы толсты.
Медведь опять просит:
— А нельзя ли сделать их потоньше?
— Можно, — согласился человек.
Расщепил он топором столб и велел медведю сунуть в щель лапы. Когда медведь сунул туда свои когтистые лапы, человек проворно вынул долото. Прищемило медведю лапы — никак не вытянуть. Потом человек бритвой выбрил у него на спине большую плешину и стал бить по ней палкой. До тех пор бил, покуда медведь не обещал ему не трогать больше людей, а только малину собирать да лакомиться пчелиным медом.
Однажды пахал человек у самого леса. Неподалеку лежал в берлоге медведь. Увидел он человека и как заревет:
— Человек, человек, я твоих волов задеру! Пригорюнился человек, не знает, как от медведя уберечься, а тут подвернулась лиса и говорит ему:
— Что ты мне дашь, если я твоих волов спасу?
— Принесу тебе целый мешок кур, только не дай медведю моих волов задрать.
Так они и порешили, а лиса в лес шмыгнула. Потом выбежала с другой стороны и как закричит во всю глотку:
— Человек, человек, не видал ты тут поблизости медведей, косуль, волков, кабанов? Барин на охоту едет, пятьсот охотников с ним скачут и столько же гончих.
— Не видел я ни медведей, ни косуль, ни волков, ни кабанов, — отвечает человек.
— А кто там в берлоге лежит?
— Это бревно там.
— Было бы это бревно, сучья у него были бы обрублены, — сказала лиса и опять в лес шмыгнула.
Медведь испугался барина да гончих и говорит:
— Человек, отруби мне лапы.
Человек отрубил, а лиса опять из леса выбежала и кричит:
— Человек, человек, не видал ты тут медведей, косуль, волков? Барин на охоту едет! Пятьсот охотников при нем и столько же псов.
— Нет, не видел, — говорит человек.
— А кто там в берлоге лежит?
— Колода это.
— Была бы это колода, в нее бы топор всадили.
И опять убежала лиса в лес, а медведь испугался, кричит:
— Человек, всади мне топор в голову.
Он как ударит, из медведя и дух вон. Прибежала тогда лиса к человеку и клянчит:
— Видишь, как я твоих волов от смерти спасла, вот и принеси мне завтра мешок кур, как было обещано.
На другой день позвал человек своих псов, посовал их в мешок, завязал и отнес на опушку. А лиса уже дожидается, заранее облизывается.
— Выпусти, человек, курочек, я уж сама их изловлю.
Человек вытряхнул из мешка псов, а те с лаем за лисой кинулись. Лиса в нору спряталась, а псы вокруг так лаяли от злости, что чуть из шкуры не повылезали. Лиса сидит, удивляется, что цела осталась. Потом спрашивает у своих глаз:
— Глазоньки, глазоньки, что вы делали, когда я бежала?
— Смотрели, далеко ли еще до норы, по хорошей ли тропе бежим.
— Хорошо делали, глазоньки. А вы уши, что делали?
— Торчком стояли, слушали, далеко ли гончие лают.
— А ты, нос?
— Принюхивался, нет ли какой беды сбоку или впереди.
— А вы, лапы?
— Старались бежать одна другой шибче, как на перегонки.
— Хорошо делали. А ты, хвост, что делал, когда сзади волочился?
— А я все мотался-метался, чтобы не меня, а тебя псы схватили.
— Ах вон ты каков? — вскричала лиса. — Берите, псы, этот мерзкий хвост! — и высунула хвост из норы. Псы на хвост набросились, лису из норы выволокли и загрызли.
Жили-поживали старик со старухой, и была у них всего одна коза. Так-то они свою козочку любили, что избаловалась она, стариков слушаться перестала. Не выдержал старик, рассердился на непослушную и стал ее живьем обдирать. Драл шкуру, драл, один бок ободрал, а тут козочка изловчилась, из рук вывернулась и в лес убежала. Нашла в лесу лисью нору, забралась в нее и лежит-полеживает.
Вернулась лиса с охоты, видит — ее нору кто-то занял, и спрашивает:
— Кто в моем доме сидит?
А козочка отвечает:
— Я, старикова коза,
Рваный бок, драный бок,
С золотыми рожками,
Кремневыми ножками,
Дубовыми ушками!
Рожками забодаю,
Ножками затопчу,
Ушками засеку!
Испугалась лиса, бежит по лесу и все назад оглядывается, не гонится ли за ней страшный зверь, что ее избушку занял. Идет навстречу медведь. Спрашивает медведь:
— Чего ты так бежишь, лисонька?
Жалуется лиса:
— Как мне не бежать! Мою избушку какой-то зверь занял да еще забодать грозится. Медведюшка, куманек, помоги мне зверя этого выгнать!
Говорит медведь:
— Не плачь, лиса. Я вот с ним расправлюсь!
Подошли они к лисьей норе, медведь и спрашивает:
— Кто в лисьей избушке сидит?
А козочка отвечает:
— Я, старикова коза,
Рваный бок, драный бок,
С золотыми рожками,
Кремневыми ножками,
Дубовыми ушками!
Рожками забодаю,
Ножками затопчу,
Ушками засеку!
Испугался медведь и говорит лисе:
— Скорее бежим отсюда. Еще, и правда, забодает!
Бегут они по лесу. Навстречу волк идет. Спрашивает волк:
— Куда это вы бежите, кумовья?
— Ты бы тоже побежал, куда глаза глядят, кабы знал, что за зверь лисью избушку занял!
— Ну, пойдем, поглядим на этого зверя! Я его мигом из норы выгоню!
Подошли все трое к норе. Спрашивает волк:
— Кто в лисьей избушке сидит?
Козочка отвечает:
— Я, старикова коза,
Драный бок, рваный бок,
С золотыми рожками,
Кремневыми ножками,
Дубовыми ушками!
Рожками забодаю,
Ножками затопчу,
Ушками засеку!
Волк тоже испугался.
— Бежим отсюда, — говорит, — покуда этот зверь не рассердился.
Бегут они, а навстречу — кабан. Спрашивает кабан:
— Кто это вас так напугал?
— Лучше и не спрашивай! Всяких зверей перевидали, а такого, какой лисью избушку занял, сроду не было!
— Ну-ка, покажите мне его, — говорит кабан. — Я его мигом выкурю!
Вернулись они к лисьей норе. Кабан спрашивает:
— Кто тут в лисьей избушке сидит?
А козочка отвечает:
— Я, старикова коза,
Драный бок, рваный бок,
С золотыми рожками,
Кремневыми ножками,
Дубовыми ушками!
Рожками забодаю,
Ножками затопчу,
Ушками засеку!
Испугался и кабан:
— Правду вы говорили, братцы! Бежим!
И опять пустились бежать со всех ног. А навстречу им паяц. Увидал заяц, что такие большие звери боятся кого-то, расхрабрился и спрашивает:
— Эй, звери, куда бежите?
— Не ори так! Еще услышит страшный зверь, что лисью избушку занял!
— Ну-ка, покажите мне его!
Опять все к лисьей норе вернулись. Заяц спрашивает:
— Ну, кто тут в лисьем домике сидит?
Отвечает козочка:
— Я, старикова коза,
Драный бок, рваный бок,
С золотыми рожками,
Кремневыми ножками,
Дубовыми ушками!
Рожками забодаю,
Ножками затопчу,
Ушками засеку!
— Братцы, бежим! — крикнул заяц, и сам первый во весь дух улепетывает.
Бегут звери, языки высунули, а навстречу, откуда ни возьмись, пчела летит.
— Лес, что ли, горит или небо рушится, — спрашивает, — раз вы так бежите?
— И лес не горит, и небо не рушится, а только страшный зверь лисью избушку занял, — отвечают они.
— Покажите-ка мне этого зверя!
— Да что ты! Где тебе, такой маленькой, его выгнать! Уж коли мы, такие звери, не выгнали, про тебя и говорить нечего!
— А я попытаюсь.
Вернулись звери к лисьей избушке. Пчела, не долго думая, залетела в нору, видит — старикова коза лежит, драные бока лечит. Как ужалит ее пчела в ободранный бок, коза как прыгнет — и вон из норы! Не оглянувшись, сто верст промчалась. А заяц смеялся-смеялся, губа у него от смеха и лопнула.
Едет по дороге барин. Рядом еж бежит. Нашел он медный грош и поет:
— А я грош нашел, а я грош нашел!
Надоело барину слушать ежа, и велел он слуге отнять у него этот грош. Слуга и отнял. Тогда еж запел:
— А нищий отнял, а нищий отнял…
Говорит барин слуге:
— Швырни ты ему этот грош!
Слуга швырнул. Еж опять затянул:
— Побоялся и отдал, побоялся и отдал.
Разгневался барин, велел слуге закинуть ежа за изгородь. Слуга взял и закинул.
Еж бежит за изгородью и опять свое:
— А я перескочил, как казак, перескочил…
Велел барин собак на него напустить. Слуга напустил. Свернулся еж клубочком, и собаки ничего поделать с ним не могут.
Так ежа собаки и не тронули, а барин поехал дальше — высмеял его еж.
Жили старик со старухой. Ничего у них не было, один петушок да жерновок. Найдет где петух зернышко, смелет его старушка, глядь, муки полон корец. Напечет старушка хлебушка, ситничка — и сыты. Узнал барин, что у старика такой жерновок расчудесный, приехал и отнял. Ведь тогда барская воля была. Заплакали старик со старушкой: «Пропали мы, горемыки, не будет больше хлебушка».
Увидел петушок, как старикам трудно жить стало, вылез из-под печки и отправился в поместье — жернов вызволять.
— Да как ты, такой махонький, у барина жернов отнимешь? — сказал ему старик.
— Ничего, что мал, все равно отниму.
И отправился в поместье. Идет лесом, горланит, а навстречу лиса.
— Петушок, петушок, ты куда идешь, громко песни поешь? — спрашивает лиса.
— Иду жернов вызволять, барский дом разорять.
— Возьми и меня с собой, — сказала лиса.
— Полезай ко мне в горло.
Лиса кувырк — и влезла в горло петуху. Идет петушок дальше по лесу, песню горланит. Повстречался ему волк и спрашивает:
— Петушок, петушок, ты куда идешь, громко песню поешь?
— Иду жернов вызволять, барский дом разорять.
— Возьми и меня с собой.
— Полезай ко мне в горло.
Влез и волк петуху в горло. Идет петух дальше и песню поет. Повстречался ему медведь.
— Петушок, петушок, ты куда идешь, громко песню поешь?
— Иду я жернов вызволять, барский дом разорять.
— Возьми и меня с собой.
— Полезай ко мне в горло.
Вкатился медведь к петуху в горло, и раздулся петух, как бочка. Идет он дальше своим путем. Пришел в поместье, взлетел на забор и запел:
Кукарекý-кукарекý,
Я усадьбу размечу,
Я барина растопчу,
Кукареку-кукареку.
Барин вышел послушать, кто это поет. Слушал он, слушал, а петушок все свое:
Кукарекý-кукарекý,
Я усадьбу размечу,
Я барина растопчу,
Кукареку-кукареку.
Осерчал барин, велел петуха поймать и бросить к гусям. «Пусть они его ночью заклюют!» А как только его бросили, петух и говорит:
— Лиса, лиса, вылезай из горла, задери гусей.
Лиса всех гусей задрала, в землю закопала, а сама в лес убежала. Утром барин приказал слугам выбросить петуха, думал, что тот подох. Отворили дверь, а петух — порх через их головы! Взлетел на забор и запел:
— Нет у барина гусей, нет у барина гусей!
Барин еще пуще рассерчал: «Бросьте его лошадям в конюшню, пускай они его растопчут!»
А как его бросили лошадям, петух и говорит:
— Волк, волк, вылезай из горла, режь лошадей.
Волк вылез, порезал всех лошадей, зарыл их в землю и убежал в лес. Утром барин посылает слуг поглядеть, жив ли петушок. Только они отворили дверь, петушок — порх через их головы! Взлетел на забор и запел:
— Нет у барина коней, не на чем возить гостей!
Барин говорит:
— Бросьте его к быкам, пускай они его забодают.
Бросили его к быкам, а он и говорит:
— Медведь, медведь, вылезай из горла, задери быков.
Приходит барин поутру — все быки задраны, а петушок-в дверь, порх на забор и залопотал:
— Нет у барина быков, нет у барина быков!
Барина прямо страх берет. Велел он слугам бросить петуха в колодец. «Пускай потонет». Бросили петуха в колодец, крышкой прикрыли, чтоб не взлетел. А петух закричал:
— Горлышко, горлышко, пей воду!
Выпило горло всю воду, колодец сухим-сухохонек. Пришел утром барин петуха поглядеть, велел его выбросить. Подняли крышку, а петух — порх! И запел на заборе:
— Нет у барина воды, чаек барину не пить!
Барин не знает, что и делать, забоялся. Приказал слугам натопить пожарче печь: «Бросьте его в печь, пускай сгорит!» Бросили его в печь, а петух принялся кричать:
— Горло, горло, воду лей! Горло, горло, воду лей!
Загасил огонь в печи, весь дом залил, некуда барину деваться. А петух вскочил на забор и опять поет:
— Барин все дрова спалил, только печь не истопил.
Взяло барина зло: «Бейте его, бейте!» А слуги не стали бить: что это за петух — лошадей, коров перерезал, усадьбу затопил. Тогда барин сам схватил топор и кинулся на петуха.
А петух залопотал:
— Топорик, топор, руби голову барину!
Топор ударил по барину, а петух, покончив с усадьбой и самим барином, схватил жернов и вернулся домой.
После этого старики жили-поживали, ситник ели и горя не знали.
Возле речки, у самого леса, жили старичок и старушка. Была у них златокосая дочка, пять овец, собачка, козочка и курносая кошечка.
Однажды зимним вечером слышит старичок, кто-то поет грубым голосом:
Как у бабушки, у дедушки
Пять овец живут на хлебушке,
Да собака мохноногая,
Да еще коза безрогая,
Еще — кошечка курносая,
Еще — дочка златокосая.
Отдайте мне кого-нибудь из них!
Испугались все этой песни. А старичок притаился у забора и смотрит в щель, кто это так поет? Увидел и пуще прежнего забоялся: за воротами сидел большой-пребольшой волк.
А волк опять поет:
Ты отдай овцу мне, дедушка,
А не то — забор твой, дедушка,
Разнесу совсем,
И тебя я съем!
Что делать старичку? Отдал волку одну овечку.
На другой вечер старичок опять ту же самую песню слышит из-за забора:
Как у бабушки, у дедушки
Пять овец живут на хлебушке,
Да собака мохноногая,
Да еще коза безрогая,
Еще — кошечка курносая,
Еще — дочка златокосая.
Отдайте мне кого-нибудь из них!
Что поделаешь? Отдали и другую овечку. Но волку и этого мало. Каждый вечер он приходил и пел, покуда не съел всех овец и собачку, и козочку, и курносую кошечку.
Остались только старичок со старухой и златокосой дочкой. Думали они, что волк больше уже не придет. Да не тут-то было: на другой вечер волк опять ту же песню запел:
Как у бабушки, у дедушки
Пять овец живут на хлебушке,
Да собака мохноногая,
Да еще коза безрогая,
Еще — кошечка курносая,
Еще — дочка златокосая,
Отдайте мне кого-нибудь из них!
Жалко было старику и старушку, и дочку, да что поделаешь? — кого-нибудь надо отдавать. Вот и отдал он волку дочку златокосую.
Остались они вдвоем со старушкой. Уселись у печки и проплакали всю ночь. А когда взошло солнышко, вышли во двор посмотреть. Пусто там и тихо. Только из лесу слышится волчий вой.
Весь день старички не ели, не пили, только плакали, только причитали, дочку златокосую вспоминали.
Пришел вечер. Старичок уже хотел пойти дверь на ночь закрывать. Вдруг как завоет волк что есть мочи. Старичок со старушкой так и обмерли от страха. А волк поет:
Как у бабушки, у дедушки
Пять овец живут на хлебушке,
Да собака мохноногая,
Да еще коза безрогая,
Еще — кошечка курносая,
Еще — дочка златокосая,
Отдайте мне кого-нибудь из них!
Что старичку делать? Отдал волку и старушку. Остался он один-одинешенек. Ждет, что будет дальше.
Прошла ночь, прошел день, наступил вечер. Опять слышит старичок, как волк воет за воротами. Вышел он во двор и говорит волку:
Уходи ты, волк-страшилище,
Неужели ты не сыт еще?
Съел овцу, козу безрогую,
Съел собачку мохноногую,
Съел и кошечку курносую,
Съел и дочку златокосую,
Съел и бабушку давно.
Лучше ты, себя не мучая,
Уходи в леса дремучие,—
Ничего ты не получишь все равно!
А волк как зарычит:
Сам ко мне ступай ты, дедушка.
Все равно — забор твой, дедушка,
Разнесу совсем
И тебя я съем!
Испугался старичок, стоит и не знает, что делать, куда спрятаться? А волк сломал забор, прыгнул во двор, схватил старичка за шубу, гам — и проглотил. Облизался, оглянулся — не остался ли еще кто? И побежал в лес.
Очутился старичок в волчьем брюхе и видит, что жив остался. Обшарил карманы и нашел нож. Разрезал он этим ножом брюхо волка. Тот взвыл и подох. Вылез из брюха старичок, а за ним — старушка с дочкой, все пять овец, и козочка, и собачка, и кошечка. Обрадовались они и пошли домой. С тех пор жили-поживали, не зная страха, оттого что не стало волка-страшилища.
В давнее время жили старик со старухой. Зимой старик ездил в лес за дровами, а старуха сидела дома и пряла. Кончилась однажды у старухи кудель, и говорит она старику:
— Ты бы мне из лесу волчий хвост привез. Сам видишь, прясть нечего.
— Ладно, привезу.
Поехал старик в лес и видит — отощалый волк бродит, ищет пропитания. Как метнет старик топором в волка, однако один хвост отрубил, а сам волк убежал. Повертел старик волчий хвост, бросил в сани и говорит:
— Повезу своей старухе. Пускай прядет.
Вечером встречает старуха старика и спрашивает:
— Ну, привез мне что-нибудь?
— Привез волчий хвост.
Старик пошел спать, а старуха — делать нечего — привязала волчий хвост к пряслицу и прядет. Только слышит — под окном кто-то шевелится. Встала старуха, глядит — волк там сидит. Как завоет, как затянет:
И куры спят,
И гуси спят,
Все люди спят,
Одна старуха не спит —
Мой хвост прядет.
Вот как прыгну — задеру!
Старуха перепугалась, отодвинулась подальше от окна, сама все прядет, торопится. А волк опять воет:
И куры спят,
И гуси спят,
Все люди спят,
Одна старуха не спит —
Мой хвост прядет.
Вот как прыгну — задеру!
Еще пуще испугалась старуха, еще дальше от окна отодвинулась, однако прясть не перестает. А волк уже на окно навалился, так что бревна трещат, и опять воет:
И куры спят,
И гуси спят,
Все люди спят,
Одна старуха не спит —
Мой хвост прядет.
Вот как прыгну — задеру!
Прыгнул волк в окно, задрал старуху, мясо съел, а кожу набил соломой и в углу к печке прислонил. А сам опять в лес убежал.
Утром встал старик, смотрит, его жена уже на ногах, у печки стоит. Кричит старик:
— Старуха, дай поесть!
Старуха молчит.
Старик опять кричит:
— Старуха, тебе говорят, дай поесть!
А старуха все равно молчит и не шевельнется.
Рассердился старик, схватил кочергу и так ударил старуху по спине, что та на пол свалилась, а сама все равно молчит. Испугался старик, заохал:
— Ох, что я натворил! Что натворил! Свою старуху убил!
Плакал старик, горевал, да слезами делу не поможешь.
Надо о похоронах подумать. Глядит старик — а от старухи остались косточки да кожа, соломой набитая. Что тут хоронить?
Сделал старик из старухиной головы ковш, из рук — грабли, из ног — кочерги и живет себе, поживает.
Подкрался тот же волк под окна и как завоет:
— Старик, старик, отдай мне старуху!
Что старику отдавать, когда он из ее костей всякого добра понаделал? Молчит, ничего волку не отвечает. А тот все рыщет под окнами, и все старуху требует.
Влез старик на печь, спрятался. А волк прыгнул в окно, на печь вскочил, стащил старика и говорит:
— Я тебе покажу, как из старухиных костей кочерги делать! Я тебе покажу! — И разорвал старика на куски.
А все из-за волчьего хвоста, что старуха прясть вздумала.
Однажды встретил волк в лесу человека и просит:
— Дай мне хлеба!
Человек дал. Волк съел и облизнулся — вкусный был хлеб. Говорит волк человеку:
— Что мне делать, чтобы и у меня всегда был свой хлеб? Научи меня!
— Ладно, — согласился человек и начал учить волка: — Сперва надо вспахать землю…
— А когда вспашешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо рожь посеять.
— А когда посеешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо подождать, пока она вырастет.
— А когда вырастет, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее убрать.
— А когда уберешь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо ее смолотить.
— А когда смолотишь, можно уж есть?
— Еще нет. Надо испечь хлеб.
— А когда испечешь, можно есть?
— Можно.
Подумал волк, подумал и говорит:
— Лучше уж не буду я печь хлеб, коли так долго ждать. Как до сих пор обходился без хлеба, так, видно, и обойдусь.
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей, вот старуха и говорит:
— Ступай, старик, в лес, сруби ольховую ветку и принеси домой.
Принес старик ольховый сучок, обтесал его и положил в колыбель, а старуха стала пеленать его, напевать:
— Баю, баю, Тривайнелис!
Пеленала его, перепеленывала, а паренек на глазах рос и вырос резвый такой.
Была у стариков скотина, вот и сказала старуха Тривайнелису:
— Ты у нас пастушком будешь.
Бредет за садом Тривайнелис по лесной опушке. Скучно ему одному, не с кем словом перемолвиться. Нашел он во мху ягодку-рябинку, кинул через плечо, кинул через другое, глядь — стоит перед ним девочка! Срубил Тривайнелис в лесу избушку, привел в нее девочку, печку сложил, вытопил и говорит:
— Живи себе на здоровье, Гражина-рябина. Пригоню завтра скотину, принесу тебе кружку молока и краюшку хлеба.
На другой день пригнал Тривайнелис стадо и кличет:
Отвори мне дверь в избушку,
Молока принес я кружку,
Хлеба теплого краюшку.
Отворила ему девочка, выпила молоко, закусила хлебом, и ладно.
Подслушал волк, как Тривайнелис Гражину кличет, спрятался за избушкой и сам окликает:
— Отвори мне дверь в избушку! Отвори мне дверь, Гражина!
Слышит девочка, что голос не Тривайнелиса, и к двери не подходит.
Побежал волк к кузнецу и просит его:
— Ты б язык мне подковал, Чтобы я не завывал!
— Клади на наковальню, подкую!
Высунул волк язык, положил на наковальню, а кузнец так по нему ударил молотом, что волк с визгом заковылял к избушке. Взошел на крылечко и тонким голосом выкликает:
Отвори мне дверь в избушку,
Молока принес я кружку,
Хлеба теплого краюшку!
Отворила ему девочка, а волк цап — и проглотил ее.
Пригнал Тривайнелис на опушку стадо, кличет девочку, не докличется.
Некому отдать кружку молока и краюшку хлеба. Заплакал Тривайнелис, да и свалился замертво под орешиной.
Вернулась собака без хозяина и давай скулить:
Тяф-тяф! Под ракитой
Пастушок лежит убитый.
Старуха толкнула собаку в избу, сердится:
— Никто не приносил такой вести, чего это собака скулит?
Прибегает свинья и хрюкает:
Хрю-хрю! Под ракитой
Пастушок лежит убитый!
— Ступай в хлев, что так рано из лесу вернулась? — дивится старуха. А по двору бежит коза и мекает:
Ме-ке-ке! Там, под ракитой,
Пастушок лежит убитый!
Заперла ее в хлев старуха и говорит:
— Не знаю, старик, с чего это скотина нынче бесится? Мечется, скулит, хрюкает.
А Тривайнелиса нет как нет! Стемнело уж, а он не возвращается. Ночь на дворе, где его искать? Улеглись старики, заснули, а утром в лес отправились. Дошли до опушки, видят — под орешиной лежит Тривайнелис. Кинулся к нему старик, поднял его, спрашивает:
— С чего ты обмер, Тривайнелис?
— Вот с чего, — отвечает тот, — срубил я избушку, поселил в ней Гражину-рябину. А как пригнал стадо на опушку, пропала она. Не нашел я Гражины-рябины, тут и обмер.
Принесла старуха в избушку сала, натопила печку и принялась блины жарить. Зашипели блины на сковороде, на весь лес запахло. Почуял волк блины, подбежал к порогу и спрашивает:
— Ах, бабуся, что это ты жаришь? Уж больно вкусно пахнет!
Старик за дверьми стоит, клещи приготовил, покуда старухины блины жарятся.
— Дай, бабуся, попробовать блинков! — попросил волк.
Кинула ему старуха блин, волк — гам — и проглотил его.
— Ах, бабуся, дай еще!
Старуха отвечает:
— Высунь язык!
Только волк высунул язык, старик ухватил его клещами да как крикнет:
— Отдавай Гражину-рябину! Отдавай Гражину-рябину!
Делать нечего! Пришлось волку отдать девочку.
Отвел ее Тривайнелис к старикам, и стали они жить-поживать, а про волка и думать забыли.