Королева пиратов

Глава 7

Когда корабельный колокол пробил две четверти часа, дверь каюты снова распахнулась. Норис сначала с опаской заглянула внутрь, потом вошла, закрыв за собой дверь, и потянулась к стоящей на полу корзине. Заметив Максима, она замерла на месте, в изумлении воззрившись на него.

– Это твоя веревка? – мягко поинтересовался Максим.

Рот служанки открылся, затем снова закрылся.

– Можешь забрать ее, если хочешь. Но для этого тебе придется меня развязать.

Норис прижала корзину к своей плоской груди:

– Я… Капитан позаимствовала мой линь?

– О да.

– Тогда вам нужно самому попросить ее развязать вас, – с ухмылкой ответила Норис и исчезла, прихватив с собой корзину.

Максим слабо выругался и возобновил попытки поднять ноги. Крепежи, к которым он был привязан, не сдвинулись ни на миллиметр, а на прочном покрытии пола не появилось ни единой трещины, как бы он ни старался. Максим быстро убедился, что чем более рьяно он пытался высвободить запястья, тем крепче веревка впивалась в кожу. Ему даже не удалось обнаружить свободного конца, за который можно было бы потянуть зубами.

– Быть похищенным, – произнес герцог вслух, – совсем не так весело, как я ожидал.

Возможно, все наладится, когда между ним и Именой установятся более тесные отношения. Если установятся. Он уже начал в этом сомневаться.

Когда пробило еще четверть часа, Максим стал распевать во все горло:

Он сглотнул, отчаянно мечтая еще об одном апельсине, потом затянул снова:

Дверь с грохотом распахнулась.

– Мое судно не дом терпимости!

– А в моем герцогстве подобные заведения зовутся попросту борделями, – ответил Максим, с надеждой глядя на Имену. – От пения мне захотелось пить. Я знаю семнадцать различных вариантов этой песни, а с дополнительными куплетами, которым меня научила тетя, и вовсе получается двадцать три. Но они самые ужасные. Хочешь, озвучу тот, в котором собака Ла Роуз лижет…

Имена встала прямо перед герцогом. Щеки ее раскраснелись от гнева, и Максим невольно вспомнил, как она выглядела, когда он ублажал ее в купальне своего замка. Он хотел было прикоснуться к ней, но ему помешали веревки. Имена посмотрела на него и тут же отвела взгляд, явно стараясь взять себя в руки.

– Я дам вам попить, – сказала она. – Не слишком ли крепко я стянула вам запястья?

«Она не предавала меня». Максим вздохнул с облегчением, осознав, что до этого момента он ставил под сомнение преданность ему Имены. Он протянул ей свои связанные руки:

– Можно ослабить путы. Не очень-то я буду тебе полезен с онемевшими руками.

Опершись ногой о сундук, Имена положила его связанные руки себе на колено ладонями вверх, так, чтобы он не смог сжать его. Склонившись, она стала возиться с узлами. Легкое трение веревки о кожу вовсе не показалось Максиму неприятным. Вкупе с теплом рук Имены это было… возбуждающе. Он подался вперед и легонько подул на ее бритый череп. Содрогнувшись всем телом от этой нежданной ласки, она произнесла:

– Прекратите это.

– Но почему? – Герцог подвинулся ближе, языком исследуя зону у нее за ухом. – Как ты хорошо пахнешь, – добавил он.

– Сейчас не время. Займите свои мысли чем-то другим, если получится. – Ослабив последний узел, Имена выпрямилась и поспешно отступила в сторону, чтобы Максим не смог ее больше коснуться. Наполнив стакан водой из кувшина, она поднесла его к губам герцога и придержала, пока он пил. Он осушил два стакана, прежде чем жажда его была утолена. – У меня дел по горло. Обещаю, однако, что позже я вернусь, чтобы поговорить с вами.

– Ты могла бы хотя бы развязать меня.

– Не думаю, что это хорошая идея, – ответила она. – Уж слишком вы непредсказуемы. – Она улыбнулась. – Я много наслышана о вашей изобретательности. Уверена, вы придумаете, как себя занять.

Не успел Максим попросить освободить ему руки и дать перо и бумагу, как Имена исчезла.

– Гр-р! – зарычал он.

Максим осознал, что каюта насквозь пропитана запахом Имены. Даже ароматы сосновой смолы и лимонного масла не могли замаскировать то, что она живет здесь, работает и спит. В моменты отдыха она лежит обнаженной на своей просторной койке. Очевидно, хлопковый матрас также хранит запах ее кожи. Закрыв глаза, Максим вздохнул. Сундуки Имены были обиты кедром, которым пропахла вся ее одежда, и, сидя на одном из них, он воображал, что она находится рядом.

Герцог открыл глаза.

– Ты действительно стал сентиментальным, как верно подметила Сильвия, – сказал он себе, вдыхая аромат ее мебели.

Он ведет себя хуже, чем самый жалкий герой провинциальной мелодрамы!

Проявляя терпение, Максим потратил впустую слишком много времени, ожидая, когда же Имена заявит о своем интересе к нему или хотя бы даст понять, что у нее имеется к нему интерес и ее заботят не только нужды судна. Его соблазнение Имены в купальне прошло очень хорошо, гораздо лучше, чем он предполагал, – по крайней мере, до тех пор, пока она не отвергла его. За все время их знакомства он впервые выказал ей подобную заинтересованность. Максим уверился, что нужно продолжать в том же духе, потому что одними разговорами ничего не добьешься. Он мог управлять ею через прикосновение. Одно легкое прикосновение, которое помогло бы ему проникнуть в ее мысли, завладеть чувствами, – вот все, в чем он сейчас нуждался.

Итак, ему следует снова дотронуться до нее. В настоящий момент задача казалась герцогу очень трудной, принимая во внимание, что Имена связала ему руки.

Его пение заставило ее вернуться в каюту. Он может снова проделать этот трюк, а когда Имена окажется рядом, она вынуждена будет поговорить с ним. За долгие годы сладкие речи не раз сослужили ему хорошую службу. Максиму посчастливилось отточить умение вести беседу, в котором он сейчас отчаянно нуждался.

Глядя на койку Имены невидящим взглядом, герцог стал продумывать, что он ей скажет.

Сидя на наблюдательном пункте на мачте, Норис заметила еще одно королевское судно. Это неизбежно влекло за собой очередную смену курса «Морского цветка» и необходимость ловить новое направление ветра. Четри мог справиться с этой задачей самостоятельно, но Имена не хотела снова спускаться в свою каюту, по крайней мере пока.

Она не могла вечно держать Максима связанным. Рано или поздно ей придется приблизиться к нему настолько, чтобы освободить его и позволить ему одеться. Ей же при этом предстоит бороться с собственным желанием попробовать на вкус его кожу – на шее или мускулистом плече, не имеет значения, где именно.

Имене казалось, что испытывать вожделение – смехотворно. И совершенно неуместно. Не следовало ей позволять Максиму купать себя, целовать, касаться своего лона. Она могла поклясться всеми великими глубоководными китами, что знает, что собой представляет герцог. Он сношается со всем, что движется. Понимала Имена и то, что дух ее недостаточно силен, чтобы долго оказывать сопротивление Максиму.

Она не могла думать ни о чем ином, кроме как о сексе с ним. Ей хотелось схватить его и трясти изо всех сил, наказывая за то, что поработил ее мысли. Воображение ее услужливо рисовало следующую картину: она лежит на Максиме сверху – или он на ней, – и тела их сплетены воедино, будто связанные крепким морским узлом.

Имена до сих пор ощущала прикосновение его кожи и мягкое трение его бороды о свои бедра.

Они могут всего лишь удовлетворить страсть, а потом расстаться. Многие моряки поступают схожим образом: в каждом порту новый сексуальный партнер, встреченный случайно. Такие отношения длятся один день и одну ночь, а потом заканчиваются поцелуем, томной улыбкой и, возможно, отметиной от любовного укуса.

Имена осознала, что именно таким человеком и был для нее Саньи. Вне зависимости от того, как страстно ожидала она встречи с ним по возвращении в порт и с какой изобретательностью развлекала она их обоих неспешными вечерами, выходя в море, она немедленно забывала о своем любовнике. Имена чаще думала о двух сыновьях Саньи, чем о нем самом. Она знала, что, если они когда-нибудь поженятся, эти мальчишки станут ее детьми, и гадала, каково это – иметь детей и хочется ли ей этого на самом деле. Но подобные мысли вылетали из ее головы прежде, чем она успевала все как следует осмыслить. Имена старалась не задумываться, почему так происходит, но ответ был неизбежен – она никогда всерьез не воспринимала идею о браке с Саньи. Он был слишком скучен, чтобы стать ее мужем.

– Я иду вниз, – сообщила она.

Имена не стала стучаться в дверь собственной каюты. Она все еще была зла на Максима за то, что он пытался совратить Четри, хотя и понимала, зачем именно ему это понадобилось. Она испытывала извращенное удовольствие оттого, что отказала герцогу в этом маленьком проявлении вежливости – стуке в дверь. Не колеблясь ни секунды, она распахнула дверь и вошла.

Максим был по-прежнему привязан к крепежам палубы и по-прежнему был сильно возбужден. Связанными руками он потирал свой сосок, сосредоточенно взирая на ее койку.

Имена посмотрела в его глаза, потемневшие от страсти, а также на напряженные плечи и руки. Во рту у нее пересохло, а лоно увлажнилось. Она как наяву видела то, что воображал сейчас он: они лежат вдвоем обнаженными на кровати, извиваясь в объятиях друг друга, подобно созданиям моря. Или еще лучше: Максим по-прежнему связан, и она делает с ним все, что пожелает.

Незачем ей торопиться поговорить с ним. Сейчас Максим находится в безопасности, во многом благодаря ей. Если он узнает о том, что жизни его угрожает опасность, это ничего не изменит, по крайней мере в ближайшие несколько часов.

Она может заполучить его. Он не будет против, наоборот, обрадуется ее согласию и доставит ей удовольствие. Имена знала, что у Максима было много партнеров, она своими глазами наблюдала приход и уход некоторых из них. Ни один из них никогда не отзывался о герцоге плохо, и это впечатляло. Или это являлось следствием того, что все его любовники и любовницы хотели преимущественно слушать, а не говорить? Имена отметила, что Максим всегда старался сохранять с людьми дружеские отношения. Имене казалось логичным, что его стремление доставить удовольствие распространяется и на его сексуальных партнеров.