Королева Шотландии в плену

Глава 9 Ковентри

Первая остановка на ночлег после отъезда из Татбери была в замке Хантингдона в Ашби-де-ла-Зух.

Этот замок, окруженный лесами, представлял собой великолепное здание, построенное во времена правления Генриха III, и настолько отличался от отвратительного Татбери, что Мария приветствовала бы такую смену мест, если бы только снова не оказалась под охраной Хантингдона.

— Всего три дня без него, — сказала она Бесс, — и вот он снова здесь. Как вы думаете, он привез меня в Ашби, чтобы убить?

— Он не осмелится. Королева никогда не допустит этого.

— Но есть люди, — печально констатировала Мария, — готовые ослушаться не только королеву Скоттов, но и королеву Англии.

— Но не Хантингдон. Он слишком дорожит своей головой. А вам вовсе не стоит бояться, — продолжала Бесс. — Пока я здесь, с вами ничего плохого не случится.

Графиня была выдающейся личностью, и в ее присутствии Мария набиралась храбрости. Но тем не менее она обрадовалась, когда та длинная ночь кончилась и они покинули дом Хантингдона.

Они не могли задерживаться. Ашби находился слишком близко от Татбери, чтобы Хантингдон позволил королеве оставаться там, и следующим пунктом назначения был Ковентри, примерно в двадцати шести милях оттуда.

Они остановились в трактире «Три бочки» в Атерстоуне, чтобы перекусить по пути, а затем быстро поскакали к Ковентри, в город, где можно было организовать оборону против мятежников, так как он был окружен крепостной стеной с тридцатью укрепленными башнями.

Но в Ковентри никто не готовился к приезду гостей, и Хантингдон стал обсуждать с Шрусбери, какое жилище будет для королевы более подходящим. Бесс заявила, что, поскольку королева очень устала и совсем неважно себя чувствует, им следует устроить ее временно, а потом предаваться рассуждениям. Она предложила гостиницу «Черный Буйвол» на улице Смитфорд, недалеко от Францисканских ворот.

— Там можно обеспечить ей хорошую охрану, — продолжала она, — пока мы не сможем найти более подходящее жилье. Будет плохо, если нам опять придется спасаться бегством. Королева слишком больна для путешествия.

Мария не разочаровалась, оказавшись в гостинице, которая хотя и была тесновата, зато имела больше удобств, чем мрачный Татбери. Среди ее друзей царило возбуждение. Теперь, когда католики севера выступили в поход, а ее торопливо перемещали с места на место, побег казался более реальным, чем из стен крепости. Королеву сопровождали, несмотря на поспешный отъезд, двадцать пять ее друзей, на которых она могла полностью положиться и которых возглавляли такие стойкие люди из ее окружения, как Мэри Сетон, Джейн Кеннеди, Вилли Дуглас, Ливингстоуны и Мари Курсель. С ней были также двое из семейства Битонов — Эндрю и Арчибальд — бывшие ее мажордом и капельдинер. И она знала, что все они готовы отдать жизнь за нее. Временами она была убеждена, что никогда не сможет выразить свою признательность этим людям, которые по доброй воле разделили с ней ее плен.

Бесс, поставившая себя во главе всей компании и умудрившаяся даже подчинить себе Хантингдона, посоветовала мужу тотчас же написать Елизавете, что Марию без происшествий доставили в Ковентри и что сейчас ее содержат в гостинице «Черный Буйвол».

Письмо было написано, и пока ждали ответа Елизаветы, Хантингдон задумал уменьшить число слуг Марии, так как если им придется ехать дальше, то не так просто перевозить столь большую группу.

— Это, — заявила Бесс, — не столь важный вопрос, как другие. Королева придет в отчаяние, если ее разлучат с ее друзьями. Сейчас не время заниматься вопросом уменьшения ее свиты. Более того, если вы в такой момент прогоните ее людей, они примкнут к мятежникам с весьма ценной информацией. Оставим так, как есть.

Хантингдон был вынужден согласиться с подобной логикой и не стал обсуждать этот вопрос с Марией. Он удовлетворился тем, что во время их пребывания в «Черном Буйволе» королеву тщательно охраняли днем и ночью.

Пришел ответ от Елизаветы, которая написала отдельно чете Шрусбери и Хандингдону. Она была в ярости и слегка испугана, как всегда, когда восставали ее подданные. Елизавета полагалась на графа Суссекского, находившегося в Йорке, и на сэра Джорджа Бауэса, который был в замке Барнард. Им вменялось в обязанность подавить мятеж.

Она отругала графов, которые так роняли королевское достоинство, поместив королеву в гостиницу. Они должны немедленно найти подходящий дом в Ковентри и перевести туда Марию — хороший дом с преданным королеве Англии хозяином, где она должна оставаться до дальнейших указаний; и Елизавета надеялась, что ее узницу будут охранять днем и ночью.

Бесс, которая уже присматривала подходящую резиденцию, поскольку сама считала, что это роняет достоинство королевы жить в гостинице, нашла старинный дом, известный как Холл Святой Марии. Осмотр дома вполне удовлетворил ее, так как в нем было достаточно апартаментов для королевы.

Марию перевели сюда сразу же по получении письма от Елизаветы. В качестве приемной ей предоставили большую комнату; далее следовали другие помещения, соединяемые деревянной галереей, которые стали ее спальней и прихожей. Ее дам разместили в комнатах поменьше, примыкающих к апартаментам Марии. Бесс решила, что при сложившихся обстоятельствах им удалось вполне прилично разместить королеву.

Теперь, когда они устроились, Хантингдон снова поднял вопрос о ее слугах, к чему Мария отнеслась чрезвычайно враждебно.

— Неужели для вас недостаточно, — резко спросила она, — что меня здесь содержат в качестве узницы, что мне не позволяют увидеться с моей кузиной Елизаветой, что со мной обращаются, как с преступницей? Я не позволю вам, милорд Хантингдон, разлучить меня ни с одним из моих друзей.

Хантингдон попытался успокоить ее.

— Вы не должны смотреть на меня как на своего врага, — настаивал он.

— Когда вы будете вести себя как мой друг, я перестану считать вас своим врагом, — прозвучало в ответ.

— Я докажу вам, что я ваш друг, — пообещал ей Хантингдон. — И очень скоро.

Мария не восприняла его слова всерьез и продолжала, как и прежде, с подозрительностью относиться к нему.

Жизнь в Ковентри больше походила на строгое тюремное заточение. Марии не разрешали гулять на свежем воздухе, и она чахла. Проходило время. Она оглядывалась назад, и ее охватывало безумие от мысли о том, что теперь она еще больше узница Елизаветы, чем в тот момент, когда переступила границу Англии.

— Мне никогда не добраться до юга, — честно повторяла она, обращаясь к Сетон. — Мне не стоило доверять Елизавете.

В конце ноября пришли вести о мятежниках. Они действовали необдуманно, упоенные первыми успехами, и было очевидно, что они не продержатся долго.

— Как бы мне хотелось, чтобы они никогда не предпринимали подобных шагов! — восклицала Мария. — Они не добьются ничего, кроме несчастий для себя и других.

Опасения, что мятежники устремятся к Ковентри и начнут сражаться за освобождение королевской персоны, с каждым днем угасали; но это не означало ослабления строгих правил.

Шрусбери не меньше Хантингдона беспокоились, как бы Мария не сбежала, и хотя Бесс оставалась дружелюбно настроенной по отношению к ней, но была бдительной, и почти ни одно письмо не доходило до Марии без ее внимательного прочтения.

Однажды Хантингдон пришел в королевские апартаменты и, к удивлению Марии, заявил, что желает поговорить с ней наедине. Мария отослала своих подруг, и когда они остались одни, он сказал:

— Я принес вам послание от моего шурина графа Лестера, который передает вам привет и желает, чтобы я сказал вам, насколько он считает предосудительным то, как с вами обращаются.

— Я бы предпочла, чтобы он говорил со своей госпожой о моем деле. Как я понимаю, она испытывает к нему особое расположение.

— Он постоянно стремится оказать вам поддержку.

— Тогда мне следовало ожидать лучших результатов от того, кто пользуется такой благосклонностью у своей королевы.

Улыбка Хантингдона выглядела почти лукавой.

— Королева, столь благоволящая к моему шурину, могла бы проявить неудовольствие, узнав о его преданности вашему величеству.

— Расскажите мне поподробнее об этой… преданности.

— Граф Лестерский просит меня сказать вам, что если вы разорвете вашу помолвку с Норфолком и вместо этого обручитесь с ним, то он приложит все усилия, чтобы освободить вас и вернуть все, что принадлежит вам по праву.:

— Не может быть, чтобы вы имели в виду, что граф Лестерский желает стать моим мужем!

— Именно это я хотел сказать. Каков ваш ответ?

— Я обручена с Норфолком.

— Который мало что может сделать, находясь в Тауэре.

— Я говорила не о том, какую выгоду я могу иметь, милорд, а о моей помолвке с его светлостью.

— Вашему величеству следует рассмотреть это предложение.

— Мне не надо его рассматривать. Пока мое обручение с Норфолком остается в силе, я не могу договариваться о другом.

Хантингдон поклонился и ушел.

Мария позвала Сетон и Эндрю Битона и рассказала им о том, что предложил Хантингдон.

— Вполне понятно, что происходит, — сказал Эндрю. — Елизавета решила сделать вид, что берет в мужья герцога Анжуйского. У Лестера задето самолюбие, и он желает показать ей, что может играть в подобные игры.

— Тогда, — сказала Мария, — я была права, что не слишком серьезно отнеслась к этому предложению.

— Может быть, — тихо вставила Сетон, — было бы лучше не давать столь определенного ответа. Вполне возможно, что Лестер мог бы сделать что-нибудь хорошее для вас.

— Ох, Сетон, ничего хорошего не может выйти, когда никто никому не доверяет. Давайте уж будем честными и будем вести себя достойно. Я обручена с Норфолком, и пока эта помолвка существует, я не могу пойти на то же с другим человеком.

Сетон беспомощно развела руками.

— Мы окружены людьми, играющими в подобные двойные игры. А мы стараемся выглядеть достойно! Не поэтому ли нас бросают из одной тюрьмы в другую?

Мария укоризненно посмотрела на свою подругу.

— Возможно, Сетон, — сказала она. — Но я не желаю предавать тех, кто стал моими друзьями, даже если, поступив так, я могла бы завоевать свою свободу.

— Это опасная игра, и мы играем с мошенниками, — настаивала Сетон.

Мария оставалась непреклонной.

— Я должна придумать способ написать Норфолку, — сказала она, — ему, наверное, грустно и одиноко в его тюрьме.

Снова наступил ее день рождения, который на сей раз предстояло провести в Холле Святой Марии в Ковентри. Казалось невероятным, что прошел год после ее последнего дня рождения. С тех пор так много всего произошло и в то же время так мало изменилось.

— Тогда я была узницей, — печально произнесла Мария, — и сейчас я все еще узница.

Она никак не собиралась отмечать это событие.

— Я прожила двадцать семь лет, — сказала она Сетон, — и я боюсь, что становлюсь старой. Где я проведу мой двадцать восьмой день рождения? Скоро Рождество, а потом начнется еще один год. Не могу поверить, что Елизавета так долго держит меня в качестве своей узницы.

Пришли плохие вести о мятежниках севера. Суссекс преследовал их. Мария заплакала, услышав, что Нортумберленд, которого она считала своим старым другом, сбежал вместе с Вестморлендом в Шотландию. Армия Елизаветы, упустившая лидеров мятежа, не колеблясь, обрушила свою месть на их последователей, и вдоль северных дорог появились виселицы с изуродованными жертвами — мрачное предупреждение всем, кто решит последовать примеру мятежников.

Теперь, когда восстание было подавлено, больше не было надобности оставлять Марию в Ковентри. Елизавета прислала приказ вновь отправить королеву Скоттов в Татбери, а если вдруг будут предприняты попытки освободить ее по пути и возникнет опасность успеха подобного мероприятия, то Марию следует скорее убить, чем позволить ей бежать.

Елизавета, глубоко встревоженная восстанием на севере, теперь окончательно уверовала, что в ее королевстве не будет мира, пока жива Мария. Она жаждала ее смерти, но все-таки не желала стать известной как личность, приказавшая убить королеву Скоттов.

Если бы Мария внезапно умерла в каком-нибудь английском замке, многие связали бы это событие с именем Елизаветы. И какие бы ни приводились доказательства, подозрение навсегда пало бы на нее.

Письмо от Джона Нокса, написанное Сесилу, который, как хороший и верный слуга, немедленно принес его своей госпоже, дало Елизавете идею, которую она решила изучить. Джон Нокс обрушивал гнев на королеву Скоттов и поздравлял Сесила с подавлением восстания на севере.

«Но, — писал он, — если не подрубить корень, то ветки, кажущиеся сломанными, могут вновь пустить ростки».

Все было предельно ясно. Корнем была Мария, королева Скоттов.

Елизавета могла доверять Морэю, который знал, как поступить с Марией, своей сводной сестрой, если бы она вернулась в Шотландию, поскольку он жаждал ее смерти не меньше, чем Елизавета. Он узурпировал ее королевство, так что вряд ли его могло бы волновать, если бы он стал известен всему миру как ее убийца.

Прежде всего пусть она вернется в Татбери. Затем можно продумать план возвращения ее в Шотландию, к нещепетильному брату.

В январе Мария покинула Ковентри, направляясь в Татбери.