2

То, чему учил его Томас, боролось в нем с врожденным инстинктом говорить с женщиной, защищая ее, на языке тела, и он ее коснулся. Не то чтобы ей это не понравилось, но ошарашило, поскольку она подавляла мужчин настолько, что они никогда не решились бы дотронуться до нее без разрешения. А этот уже вошел в ее личное пространство, словно не ведая границ. Правда, ничто из того, что он делал, пока ее не беспокоило. Единственное, что напрягало — что его близость не вызывала у нее протеста.

Комната, которую она предпочитала, успокоила ее — мозаичный стол и специальное кресло рядом, на столе — набор инструментов. Низкая табуретка для мастера маникюра, придвинутая вплотную. От газового камина исходило тепло — она требовала этого независимо от сезона, потому что легко замерзала. Свет от камина тускло освещал комнату. Она взглянула на антикварный шкафчик, на бронзовую раковину, словно проверяя, все ли в порядке. Простыми мазками черной краски прямо на стенах были нарисованы женские фигуры ню: один рисунок представлял собой изгиб женской спины и водопад волос. На другом женщина сидела со скрещенными ногами.

— Миледи, — Джейкоб протянул руку. — Полагаю, вы обычно снимаете туфли?

Она позволила ему поддержать ее. Положив ее руку к себе на плечо, он опустился на одно колено, наклонился и снял с нее туфли. Впитывая тепло его пальцев, скользивших по щиколотке и подъему, она изучала форму его плеча под своей рукой. Ей мучительно захотелось потрогать его волосы, почувствовать, как скользят сквозь пальцы пряди, посмотреть, а потом ухватить их и потянуть на себя.

Я посылаю вам Джейкоба. Томас предложил мужчину, чьи мотивы ей неизвестны.

— Оставайся на коленях.

Он замер, стоя на одном колене, рука зависла над ее правой ступней.

Удивляясь себе, поскольку довольно давно не потворствовала таким романтическим желаниям, она протянула руку к его уху, затем запустила пальцы в его волосы.

Когда она получала удовольствие от таких вещей, ей стоило быть осторожной. Это доводило ее голод до опасной черты, что могло кончится плохо для добычи. У Лиссы было достаточно опыта, чтобы следить за этим, но аппетит становился тем сильнее, чем больше она насыщалась. Разум говорил, что она собирается отвергнуть предложенного Томасом мужчину только из чувства противоречия. Она воспринимала его рекомендацию как бестактность, простительную лишь потому, что его уже нет в живых. Ощущения же говорили совсем иное.

Гладкие тяжи мышц были ясно видны на его широких плечах. Когда сильная ладонь сомкнулась вокруг ее ступни, он провел по ее ноге указательным пальцем.

Взгляд Лиссы проследовал по линии его позвоночника, отмечая каждый выступ и выделив небольшое углубление в нижней части спины. При виде шрамов она нахмурилась. Глубокие шрамы от плети, скорее всего еще очень чувствительные. Дальше была соблазнительная выпуклость ягодиц, плотно обтянутых лосинами. Из-за того, что пояс был низко, ей было видно начало ложбинки между ягодиц, которую так хотелось потрогать.

Ей стало интересно, напрягся ли его член, стянутый тесными лосинами, и, представив, как увлажнилась его головка, она провела по губам языком.

Ей вспомнился другой образ. Рекс лежит на кровати, держа ее волосы в кулаке, грубо, с силой прижимая ее голову к своему члену. Одна рука сжимает ее бедро, и пальцы, словно железные, впиваются в ее тело, побуждая Лиссу помочь ему кончить.

Она часто задумывалась, как это возможно — одновременно любить и ненавидеть. Отчаянно тосковать в глухие ночные часы и в то же время испытывать облегчение.

— Почему ты так оделся? — спросила она.

Когда Джейкоб поднял голову, его лицо оказалось на уровне ее грудей. Она завелась, всего лишь дотронувшись до него, и ее соски отвердели, что было очень заметно, потому что лифчик Лисса не носила.

Он неторопливо изучил соблазнительные выпуклости, то, как торчащие соски упираются в натянувшуюся ткань свитера, и только потом поднял взгляд. У нее не было ощущения, что он ведет себя вульгарно или непристойно. Вместо этого ее охватило желание, женская потребность, которая никогда не уменьшается со временем. Она не собиралась отрицать силу этого желания, если предложение будет сделано подходящим мужчиной. По болезненной твердости своих сосков она заключила, что перед ней, очевидно, тот, кто ей нужен.

— Томас говорил, что вы захотите меня увидеть, всего…

Тусклый свет скрывал его лицо, но она была уверена, что на нем снова была эта привлекательная полуулыбка.

Ах ты лживый, вероломный монах! Не думаю, что ты сделал это во имя Неба.

— Я бы вышел к вам голым, но… — Он приподнял голову, и теперь уже она не могла отвести взгляда от его губ. — Охранник мог не одобрить.

— А если я захочу, чтобы ты передо мной разделся, несмотря ни на что?

— Ему придется это пережить, не так ли?

По дразнящему взгляду, который он бросил

на нее, по намеку на ирландский акцент она поняла: он думает, что она шутит. Кажется, Томас не известил его обо всем, что берет на себя человек-слуга. Или что у нее не развито чувство юмора:

* * *

Может ли улыбка прогнать меланхолию одиночества, которую Джейкоб увидел на лице Лиссы? Смертная женщина от такой печали выглядела бы невзрачной. Вампирше печаль добавляла западающей в душу загадочности. В соединении с призывной чувственностью этот налет тайны сбивал все ориентиры. Уязвимость, властная манера поведения и эротический ореол, казавшийся ему отсветом адского пламени, сводили его с ума.

Томаса так заботило, что у нее нет человека-слуги, что Джейкобу иногда казалось: монах специально ускорил свою кончину, когда Джейкоб заявил, что будет с ним до самого конца. Казалось невероятным, что столь грозное существо, как леди Лисса, подвергается риску всего лишь из-за отсутствия смертного компаньона. В те несколько первых минут он лучше понял опасения Томаса, сразу почувствовав, что она в отчаянной ситуации.

Предполагалось, что первым этапом маникюра будет массаж кистей рук, чтобы расслабить и размять суставы, убрать напряжение из запястий. Но после интимной ласки, которую она пожаловала ему несколько мгновений назад, такое начало казалось слишком личным. Не говоря уже о том, что его тело уже воспламенилось от этого собственнического прикосновения. Она точно проверяла его, давая легчайший намек — каково это, считать себя ее слугой.

— Сначала я хочу обработать ноги, — сказала она, взирая на него непроницаемыми глазами.

Выбора у него не было.

— Да, миледи.

Лисса устроилась в кресле, приладив его так, чтобы ноги были приподняты над полом, но лежали на наклонной плоскости. Проделывая это, боковым зрением она следила за реакцией Джейкоба. Ей хотелось, чтобы он делал педикюр, стоя на коленях. Если Томас учил его, то он подчинится невысказанному приказу. Для большинства мужчин с сильной волей это не самый простой урок. Даже у Томаса бывали с этим сложности, а ведь он провел всю жизнь, учась беспрекословной покорности.

Джейкоб сдвинулся с табуретки. Преклонив колени с грациозным изяществом, как рыцарь перед королевой на картине Эдварда Блэра Лейтона, он взял в руки правую ступню Лиссы, чтобы начать массаж. Он справился с этим движением с той же свободной бесцеремонностью, с какой носил лосины и разговаривал. Он все больше будил в ней любопытство. Не актер ли он из какого-то театра?

У него были чистые ногти. Средние фаланги длинных пальцев, которые управлялись с ней с деликатной, но твердой уверенностью, была покрыты светлыми волосками. Он не осторожничал с ней, как с куклой, но и не сжимал слишком сильно.

Было очевидно: в том, что касается женского тела, он очень опытен. Это заставило ее вообразить, как его руки скользнули по ее спине и легли на бедра. Из-за того, что они с Джейкобом были разного роста, если бы она встала перед ним и эти руки сомкнулись бы вокруг нее, прижимая крепче, как ей бы хотелось, ощущение было бы уютным и провоцирующим. А его горло под ее губами было бы теплым, и он доверчиво откинул бы голову. Предлагая. Подчиняясь.

Не сходит ли она с ума? Она встретила этого человека пять минут назад. Она знала себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ее реакция на этого мужчину слишком сильна, даже с учетом жажды крови и секса, которую она испытывала перед тем как войти в эту дверь. Видимо, Томас перед смертью был очень болен. Но настолько ли, чтобы превратно судить? Чтобы его могли принудить сделать нечто, чего он не хотел? Кто-то нашел его, несмотря на все ее усилия, и Джейкоб — ловушка?

Она сузила глаза, как ястреб, высматривающий добычу.

— Не могу поверить, чтобы Томас сделал что-то подобное.

— Он не имел в виду… Он…

— Я знаю, как относился ко мне Томас, — фыркнула она. — А о тебе я ничего не знаю.

— Рекомендация Томаса…

— Почему ты захотел стать человеком-слугой? Ты бежишь смерти?

Джейкоб слегка улыбнулся, но тут же сообразил, что не стоило этого делать. Его предупреждали, что настроение Лиссы меняется стремительно и бесповоротно.

В мгновение ока какая-то сила подняла дыбом волоски у него на шее.

— Понимаешь ли ты, смертный, что я могу разорвать тебя на части? Выдрать твои потроха и выпить кровь, покуда ты будешь давиться своим последним вздохом? Не шути со мной и не ври, а то это будут твои последние слова!

Джейкоб поднял взгляд и увидел, что ее глаза обрели красноватый оттенок, а пухлая губа поднялась, обнажая клыки. Она утрачивала человеческий облик.

Разумный человек убрал бы руки. И отлетел бы футов на сто. Но Джейкоб знал, что тогда настанет конец игры.

— Я знаю, что вы можете меня уничтожить, — тихо сказал он, глядя в пол. — Причины, по которым я хочу стать вашим слугой, очень личные, миледи. У меня не так подвешен язык, чтобы объяснить их, как вы желаете. Но я могу проявить себя, если вы дадите мне такую возможность.

Произнести все эти слова ровным тоном потребовало геркулесова усилия, как и перенести внимание на ее лицо и выдержать, не поморщившись, этот неестественный взгляд, хотя все его, мышцы напряглись в невольной готовности, совершенно бесполезной в том случае, если бы вампирша решила нанести удар.

— Я подозреваю, что если бы вы действительно собрались оторвать мне руки-ноги, вы бы не тратили время на угрозы.

— Может, я питаюсь страхом.

— Есть другие, более приятные трапезы, которые я могу вам предложить.

Подчиняясь секундному порыву, Джейкоб наклонился и приложил губы к ее ноге.

Загрузка...