В Королевский теннисный клуб меня привел Вик.
Он был настойчив и шумен:
– Совсем зачахла! Сидишь сычихой!
Я уверяла его, что вовсе не чахну: у меня дома есть телевизор и запасы хорошего кофе. Но Вик неумолимо тряс дорогой стрижкой:
– Тебе надо развеяться!
И вот я стою в неуютном коротком платье на теннисном корте. По другую сторону сетки мечется Вик. Его широкие шорты трепещут на весеннем ветру, он возмущенно машет на меня ракеткой, кричит:
– Набегай! Набегай на мяч, говорю! Обходи его справа и набегай.
Как это – обходить и набегать, — я не представляю. Все время кажется, что проклятый Вик целится мне прямо в нос. И я отпрыгиваю от упругих желтых кругляшков.
– Ты совсем потеряла форму! – возмущенно кричит он.
У корта толпятся высокомерные любопытные. Королевский теннисный клуб – элитарное, закрытое заведение. Иностранные дипломаты снисходительно наблюдают, как я спасаюсь от мяча. Персонал – все в одинаковых белых костюмах – старательно прячет ухмылки. Что мне сейчас полагается сделать? Швырнуть ракетку об землю?
К счастью, Вика отвлекает знакомая компания. Он забывает про меня, лезет обниматься. Ветер доносит: «Вы в ресторан? А я вот недотепу привел, пытаюсь обучить!»
Скотина он, этот Вик. Я бочком, с ракеткой под мышкой, выхожу с корта. Ныряю в сосновую аллею, без сил падаю на лавочку. В глазах мелькают желтые мячики. Я грустно откладываю ракетку, мимоходом замечаю: не очень-то мне идет короткое теннисное платье. Руки худые, а ноги… пожалуй, полноватые. Нет, просто не тренированные. Мышц мало осталось. Раньше надо было за себя браться, когда менеджерши уговаривали – пойдемте с нами на шейпинг, пойдемте с нами в бассейн…
В сосновой аллее одиноко и тихо. Здесь нет официанток с соком на подносах, нет бизнесменов, покрытых фальшивым загаром. Я закрываю глаза. В нос бьется весенний воздух – свежесть вперемешку с хвоей.
– Прячетесь?
У моей лавочки стоит молодой мужчина. Штаны и футболка – белые. Я говорю и стараюсь, чтобы вышло гневно:
– Спасибо, мне ничего не нужно.
Он плюхается рядом:
– А я ничего и не предлагаю. Учиться теннису вам бесполезно.
– Кто вы такой?
Он пожимает плечами:
– Местный тренер. Занимаюсь с богатыми курочками.
Глаза у него глубокие, карие. В них отражаются сосны.
Я отодвигаюсь на другой конец лавочки:
– Пардон, мсье… Тренеры меня не интересуют.
Знаем-с, читывали романы, читывали – эти жиголо так и норовят прыгнуть в постельку к богачкам. Или к тем, кого они считают богачками.
Он говорит с ноткой гордости:
– На самом деле я студент. Закончу учебу – буду программистом. А здесь так, подрабатываю.
– Очень рада за вас!
Когда же он наконец отвалит?..
– А вы кто? Певица? По телевизору вроде вас видел.
Мог, конечно, и видеть. Только не на сцене. Я по другой части.
Глаза у него замечательные. А в остальном – мышцы да смазливая морда. Халявщик.
Я встаю. Нужно привыкать быть высокомерной.
– Спасибо за компанию… юноша.
На лавочке у корта нетерпеливо вертится Вик.
– На-астик? Ну куда ты делась?
Я категорически отказываюсь вернуться на корт. Вик сдается. Ведет меня в ресторан (улитки, между прочим, несвежие). Затем отвозит домой. Когда я выхожу из машины, он кричит мне вдогонку:
– Эх ты, спортсменка! Ну и сиди перед своим ящиком!
Понедельник начался в семь утра. Ленинградское шоссе было забито, и в Шереметьево я чуть не опоздала. Джайлс прилетел сонный и желчный: его соседом в самолете оказался нестерпимо болтливый коммивояжер. «Пришлось обещать, что куплю у него партию принтеров… А где я буду жить? Опять в «Балчуге»? Фу, там так шумно. Ой, у тебя все та же машина! Ей же уже два года! Полтора? Ну, все равно пора менять». Он ворчал всю дорогу до гостиницы. Я старалась не смотреть на его кислую физию со следами недавней подтяжки. Хорошо бы Джайлс успел отдохнуть до обеда, когда мы начнем работать.
В офис я приехала в десять. Утренним затишьем и не пахло. Бизнес кипел, телефоны разрывались, на меня сыпались обычные проблемы. Сына издателя Ткаченко в монтанском колледже замели с марихуаной. Дочка композитора Ходакова в истерике звонила из Англии и жалилась, что она постоянно ходит голодной, а от овсянки ее тошнит. «Наверняка залетела. От местного тренера по теннису», – подумала я, слушая ее кислый слезливый голосок. Надо будет позвонить директору школы. Попросить, чтобы девчонку срочно посмотрел врач.
К одиннадцати стали подходить клиенты. Все как обычно: «Можно сначала аванс, а остальное потом? Я жду денежных поступлений со дня на день… Вы гарантируете, что она не начнет там курить? И… в общем… не заведет себе приятеля?..»
Дочка клиента сидит рядышком. Чистое, без косметики, лицо, скромная юбка по коленки, глазки потуплены. А из-под пуха ресниц так и брызжут искорки: «Эх, вырвусь отсюда! Буду в Штатах учиться! О-о, как я там развернусь!!!»
Приезжает Джайлс. Он выспался и шныряет по всему офису. Роется в рекламных буклетах. Просматривает видеотеку. Инспектирует менеджеров и даже проверяет, достаточна ли память у наших компьютеров. Джайлсу Седдонсу все можно. Он – директор американской корпорации, практически монополист на все школьное образование в Штатах. Если Джайлс возьмет нас в свои представители… Я улыбаюсь ему: «У нас на сегодня большие планы. Большой театр и ужин в «Черной кошке»… Да, так и называется – «Black Cat».
Жаль, что некогда наложить свежий макияж. И вечернее платье я в офис привезти не догадалась. А в Большом театре у нас королевские места – ложа литеры D, первый ряд. Билеты стоили по триста долларов каждый. Джайлс ахает: «Вау! Здесь сидят президенты!»
– А ты и есть президент, – подлизываюсь я.
Как хорошо, что не поскупилась на правительственную ложу.
Давали «Анюту». В главной роли – Ананиашвили. Джайлс раскинулся в своем кресле, прикрыл глаза под грустную увертюру. Мне в ухо сзади прошипели: «Пардон, мадам».
К своим местам в ложе пробирались дородная тетя в бриллиантах и молодой смазливый парень. Я сразу же узнала его. Это был тренер из Королевского теннисного клуба.
Подняли занавес. «Анюта» – грустный балет. Первая картина – похороны. На сцене – церковь, гроб, люди в черном. У Джайлса – вот тебе и акула капитализма! – на глазах слезы выступили. Он казался очень стареньким – как мой дед, дремлющий на лавочке под солнцем. А молодой тренер – он сидел по другую сторону от меня – прошелестел в ухо:
– Привет, малышка!
– Псыть!
Я так на кота цыкаю. Когда он новую мебель когтями дерет.
Тренер на цыканье не отреагировал:
– Меня, кстати, Владик зовут. А вас?
Его спутница элегантно спустила с колен холеную бриллиантовую руку и ущипнула невежу за бок. Вадик глухо пискнул и замолк. Похороны закончились. Я увлеклась сценой на бульваре. Ветреную Анюту обхаживает красавец-студент, а старый чиновник пыхтит от страсти и размахивает дорогим букетом.
Джайлс пытался дирижировать в такт музыке. Дорогая спутница тренера Владика одобрительно покачивала головой. А Владик, кажется, пересчитывал хрустальные подвески на театральной люстре.
В антракте в ложу явилась русская красавица – официантка с длинной русой косой. Она предлагала икру и шампанское. Джайлс, который, похоже, именно так и представлял себе красивую жизнь по-русски, заказал два ведерка: в одном – бутылка, в другом – черная икра. Официантка широко улыбнулась. Заказ был исполнен мгновенно. А счет девушка сунула мне в руку – умница, понимает, что к чему. Еще двести баксов. Джайлс, ты просто обязан взять меня в свои представители.
Владик и его пожилая подруга весь антракт где-то шлялись и вернулись лишь с первыми аккордами нового действия. Он отодвинулся на безопасное расстояние от шипучей спутницы и опять склонился ко мне:
– Так как вас все же зовут?
Я отвернулась. Владик не отставал:
– Я все равно узнаю. Хочу пригласить вас в кино.
В полумраке театра он смотрелся красиво. Молодой, беззаботный, сильный. Не то что мой дряхленький Джайлс, которому уже не помогают ни массажи, ни ежедневный теннис. Этот Владик по-своему неглупый, жизнь правильно строит. Работает тренером в дорогом клубе, прогуливает по театрам бриллиантовых старушек. И одновременно кадрится к соседке по правительственной ложе. Я-то моложе. Но тоже с деньгами.
– Так как насчет кино? Я балет терпеть ненавижу.
Он воровато оглянулся на свою спутницу и слегка коснулся моей руки.
Анютин муж на сцене получил от его сиятельства орден и принялся прыгать от счастья. Я на секунду отвлеклась от его победного танца и с достоинством прошептала:
– Владик! Оставьте меня в покое!
Не нужна мне его гора мышц.
Неделька выдалась сумасшедшей. Мы с Джайлсом подписали договор о намерениях, и он отбыл в свою Америку. На прощанье высокопарно сказал: «Теперь ваша фирма выходит на новый виток развития». Пока никаких витков не наблюдалось. Обычная текучка. Английское посольство не дает визу девочке по фамилии Гордиевская – требует подтвердить, что она не является родственницей знаменитого шпиона. Секретарша Машенька, как обычно, путает факсы и блеет по-английски так, что сам черт не разберет. Звонят из заграничных школ: где оплата? Почему дети не хотят ежедневно стирать футболки? Я всех умасливаю и строю, примиряю и покрикиваю. К вечеру пятницы сил нет ни на что. Я возвращаюсь домой в десять вечера. Темно и грустно. Только кот с укоризной мерцает глазами. И даже на колени не идет – сердится, что целыми днями сидит один. Я откупаюсь от обиженного зверя новым сногсшибательным кормом и плюхаюсь на диван – обшивку кот ободрал окончательно. Телевизор? Газеты? Поужинать?
Звонит телефон. Хорошо, что трубка лежит рядом – к аппарату я бы не потащилась.
– Настя? Это Владик.
– Какой Владик? – Клиентов с таким именем у нашей фирмы нет.
– Из Большого театра Владик. Вы обещали сходить со мной в кино.
Я не могу удержаться от усталого смеха:
– Да неужели?
– Ну правда, давайте сходим. Я и билеты уже купил. Завтра, на два часа дня. Вы как раз выспитесь…
– Откуда ты узнал мой телефон?
– Виктор дал.
Вик, ну и подлюга! Дает мой номер каким-то тренерам! Впрочем, он давно говорит, что мне пора замуж. Или хотя бы получить порцию, как он выражается, мужских витаминов.
А правда, когда я последний раз была в кино? В институте, наверно. И то на младших курсах. Сейчас развлечения другие. Ужин – там, казино – сям. И все время – с дедами. Когда я последний раз встречалась с кем-то младше полтинника?
– Хорошо, – вздыхаю я. И сама перед собой оправдываюсь: «Ну и пусть он халявщик. И жиголо. Зато молодой и красивый. И вежливый. А в ресторан я его не поведу. И покупать ему ничего не буду. Кино – и все тут. Может, по бутылочке пива выпьем в буфете…»
Владик явился, сгибаясь под тяжестью огромной корзинки с розами.
– Это вам, Настя. Поздравляю!
– С чем же?
Цветы меня впечатлили. Мы даже инспекторшам в налоговую и то носим букеты поскромнее.
– Как – с чем? Весна на улице! Красота, солнце. И вы такая красивая, солнечная!
– Стипендии хватило? – Я спускаю его с небес на землю.
– Какой стипендии? А, это, – он кивает на корзинку, – да, как раз. Вся стипуха и ушла. Только на пиво осталось.
Мы волочем цветы в мою машину. Потом покупаем пиво. До сеанса еще час времени.
– Ты же говорил, что начало в два?
– Соврал! – легко признается он. – Хотел поболтать немного. По бульвару пройтись. Вам свежий воздух нужен. – Владик внимательно смотрит мне в глаза.
Я тщательно накрасилась. Цвет лица изумительный. Но ненастоящий. Хорошая пудра плюс немного румян. А Владик пышет здоровьем. Конечно, его работенка в теннисном клубе явно попроще моей.
Он берет меня под руку:
– Вы всегда так работаете?
– В смысле?
– Ну, я вам домой столько раз звонил… И все время никто не отвечает. А после десяти я набирать стеснялся.
– Я прихожу только в одиннадцать. И вообще, Владик… называй меня на «ты». Мне только двадцать семь, – выдаю я страшную тайну. (На самом деле мне чуть за тридцать.)
– А мне – двадцать пять! Идеальный, кстати, возраст. У меня мама на два года старше папы. И брат моложе своей жены.
Ого, мы уже говорим о совместной жизни!
Явно рано. Но идти об руку с ним мне нравится. Шаг у него легкий, осанка шикарная – я изо всех сил стараюсь тоже распрямить плечи. На бульваре легко и шумно. Озоруют подростки, старушечки прогуливают пуделей. Я мельком посматриваю на прохожих. Почти у всех в глазах отражаются весна и солнце. Все с нетерпением ждут отпусков, пляжей, дач. Кажется, только я думаю о том, что летом у нас на фирме постоянный аврал. Дети ездят на каникулы по всему миру, а я разрываюсь, чтобы за всем уследить.
– Нравится… тебе, – Владик поколебался, отказываясь от «выканья», – твоя работа? Ты заграничным образованием занимаешься? Ездишь, наверно, много?
– Сейчас уже не езжу. Некогда. Менеджеров отправляю, – честно признаюсь я.
В его глазах сверкает удивление:
– Есть возможность развеяться – и ты не едешь?
– Я буду шляться по заграницам – здесь на фирме бардак устроят. Да и потом какое там развлечение в этих разъездах. Не на экскурсии же! Школы посмотреть надо. С директорами пообщаться. С детьми поговорить. Больше ни на что времени не остается.
– А я люблю ездить, – честно говорит он.
– С кем ты ездишь? И куда? – не очень вежливо спрашиваю я. Интересно, признается, что за границу его вывозят богатые дамочки?
Владик немного смущается:
– Я езжу… на стажировки от института. Во всей Европе уже был. И в Штатах.
Так я и поверила тому, что в наших институтах еще остались заграничные стажировки! Владик явно врет. Спросить, что ли, его впрямую? Нет, зачем расстраивать. И самой расстраиваться. Ведь с ним легко и молодо. Когда в кино он берет меня за руку, я чувствую себя юной и глупой студенткой. Мне даже удается – на весь сеанс! – забыть о том, что в понедельник у нас налоговая проверка, а со вторника мы начинаем оформлять документы на летние каникулы.
А когда мы выходим из киношки, я даже начинаю завидовать тем, у кого нет ни собственной фирмы, ни денег…
Но я, конечно, никогда не променяю свое дело на симпатягу Владика. И не буду тратить на него деньги, которые можно вложить в развитие бизнеса. Или в собственную новую машину. Он, кажется, это понимает. Мы скомканно прощаемся. В машине удушающе пахнет его розами. Я спешно возвращаюсь домой. На автоответчике сообщение Джайлса: «Настя, дорогая. Через неделю, в пятницу, я буду в Лондоне. Мне очень надо с тобой поговорить. Ты не могла бы прилететь? Я заказал тебе номер в «Рице».
Рабочая неделя завертела и закрутила. Я напрочь забыла о встрече с Джайлсом. Опомнилась только в четверг – пришлось переплатить за билет вдвое. А вот про Владика иногда вспоминала. Особенно когда напротив меня в кабинете восседал очередной богатый папик. Папики были все на одно лицо: важный вид, шелковый галстук и руки в старческих пятнах. Я им кивала и улыбалась, а в глазах мелькал Владик. Его стройные ноги в джинсах. Юное беззащитное лицо. Глаза. Вечерами, возвращаясь домой, включала автоответчик. Он не звонил. «Понял, что со мной ничего не светит. Что халява не пройдет», – утешала себя я. И расстраивалась. Тянуло на философские мысли: «Зачем мне все это? Бесконечная работа, встречи, тусовки? Что будет дальше – когда мне исполнится сорок, пятьдесят, шестьдесят?»
В четверг ночным рейсом я улетела в Лондон. Номер в «Рице» оказался двухкомнатным – с цветами, картинами и шоколадкой на подушке. Я добросовестно расшвыряла одежду по всему пространству, плюхнулась в кресло и задумалась: «Что это с Джайлсом? Зачем он меня позвал? Почему заказал номер люкс? Неужели начинается тот новый виток в бизнесе, о котором он говорил? Или же мне самой придется платить за это великолепие? Но тогда это свинство. Выкладывать по две штуки за ночь в отеле я еще не привыкла».
Спать не хотелось, глушить в одиночку джин с тоником тоже. Я натянула джинсы с футболкой и выбралась из рицевского великолепия в лондонскую ночь. Портье в лобби проводили меня недоуменными взглядами. Пожалуй, я первый жилец люкса, который одет не в вечернее платье.
В захудалом барчике я познакомилась с девчонками из России. Студентки, живут в общаге, в Лондон приехали тусоваться.
– А ты сюда зачем?
– Да тоже тусоваться, – решительно ответила я.
Мы всю ночь проторчали на дискотеке. Оказалось, что я еще неплохо танцую. По крайней мере, молодежь на меня косилась. Предлагала прогуляться на чашечку кофе. На медленных танцах я падала в крепкие объятия молодых лондонцев и чувствовала себя юной и глупой.
В гостиницу вернулась поздно. Занималась заря. У стойки портье стоял Джайлс – он только что прилетел. Меня он не узнал – привык, что я всегда рассекаю в юбках ниже колена. Ну и отлично. Я поднялась в свой номер, приняла душ и бросилась в четырехместную кровать. На душе было легко и молодо. Телефон я отключила. С Джайлсом ничего не случится, если он подождет, пока я высплюсь.
За обедом Джайлс меня огорошил:
– Давай сегодня не будем о бизнесе, ладно?
Я глупо спросила:
– Но зачем ты меня сюда позвал?
Он простодушно ответил:
– Решил, что тебе надо отдохнуть. Погуляем вместе по Лондону. Развеемся.
Какие они все заботливые! Что Вик, что тренер Владик. Теперь и Джайлс туда же. Все пекутся о моем отдыхе.
Я грустно вздохнула. Честно говоря, были мысли, что мистер Седдонс предложит мне что-нибудь новенькое. Например, инвестировать капитал в мою фирму. Или, на крайний случай, бесплатную стажировку в Гарварде. А он – погуляем, развеемся… Фу.
Джайлс продолжал:
– Я запланировал большую программу. Сегодня вечером – балет. Завтра – едем на побережье. В воскресенье – финал Уимблдонского турнира. Я забронировал ложу.
Я капризно – как и полагается девушке, которую привезли развлекать, – проныла:
– Теннис? Скучища.
– Но ведь это финал! Как ты не понимаешь? Будут королева, министры! – обиделся Джайлс.
Все как всегда. Элитарный отдых в обществе элитарных бизнесменов. С языка просилось: «А спать мне с тобой придется?»
Но я промолчала.
Джайлс ответил на мой вопрос в тот же день, за ужином.
Когда принесли десерт, Джайлс полез в карман пиджака.
– Только не сигару, умоляю! – воскликнула я.
Он вытянул коричневую «Гавану» и желтую коробочку. Перекинул ее через стол:
– Открой!
На черном бархате мне улыбался бриллиант. В оправе из белого золота. Я подняла глаза. Джайлс раскуривал вонючую сигару. Он выдохнул дым и вкрадчиво спросил:
– Ты ведь выйдешь за меня замуж?
Выходные летели в легком лондонском тумане. Я улыбалась Джайлсу, внимала его планам:
– Жить будем на два дома. В Нью-Йорке и в Москве. Только не в твоей халупке, ладно? Купим коттедж. Твою фирму придется расширить – с таким штатом ты с потоком не справишься. Будешь отправлять в Штаты по пятьдесят человек в месяц.
Вау! Вот это размах! Деньжищ будет – туча!
Джайлс продолжал:
– Впрочем, если не хочешь – не работай. Я подготовил брачный контракт. Тебе полагается сто тысяч в год – на личные расходы. Надеюсь, этого хватит…
Фантастика! А еще говорят, что американцы – жлобы!
Но я привыкла играть. И ни на что сразу не соглашаться. Ласково потрепала Джайлса по имплантированным волосенкам. Провела пальцем по его крашеным бровям:
– Милый! Я пока ничего не обещала…
В Уимблдон мы ехали в лимузине. Розовом – а-ля Пугачева. Цвет машины совершенно не подходил к моему зеленому платью. Джайлс ворковал под сонный шорох кондиционера:
– Настьенька? Ну, что ты решила?
Лимузин с кондиционером мне нравился. Покорные нотки в голосе Джайлса – тоже. А вот сам он – не очень. В окна машины билось июньское солнце и безжалостно освещало морщины на лице моего жениха. А пальцы, которыми он шелестел по моей руке, были жесткими, как наждачка.
Я улыбнулась, вдохнула побольше освеженного воздуха. Спросила, стараясь, чтобы получилось капризно:
– Зачем ты меня сюда везешь? Охота была печься на трибуне…
Джайлс важно ответил:
– У нас билеты в королевскую ложу. Там зонтики от солнца.
– Ну тогда ладно, – смилостивилась я. – Кстати, кто сегодня играет?
Джайлс нажал кнопку связи с водителем. Стекло опустилось, шофер протянул программку. Джайлс нацепил очки:
– Так, финал… Агасси против Бодрова.
– Агасси знаю. А этот, второй, наш, что ли?
– Ваш. Из России. – В голосе Джайлса затрепетало уважение. – Открытие сезона. Это его первый турнир.
Агасси я видела и знала, что обыграть его может только Сампрас. Ну или, может быть, Кафельников. Честно говоря, мне совсем не улыбалось наблюдать, как соотечественник Джайлса размажет по корту какого-то нашего Бодрова, которому случайно удалось добраться до финала.
Мы вошли на стадион.
Молодежь разместилась на трибунах. В преддверии игры тянула пивко и кадрилась. Мы прошествовали в ложу. По соседству восседали солидные дядечки в компании молодых девиц. Здесь было чинно и скучно.
На трибунах отчаянно заорали: на корт выходил Агасси. Я вскочила, присоединилась к хору молодых голосов… Джентльмены из соседних лож – они остались сидеть – с осуждением уставились на меня. Джайлс, кажется, был скандализован:
– Настя, пожалуйста, сядь…
Ну и нравы в этих королевских ложах.
Я оскорбленно села на место.
С трибун опять заорали – на сей раз потише. На корт выходил противник Агасси. Я отвернулась от Джайлса.
А тот продолжал тянуть свое:
– Настя, так вы принимаете мое предложение?
Открытие сезона. Россиянин Бодров в этот момент повернулся в сторону королевской ложи.
Я, наверно, смотрелась лягушкой – в зеленом платье, глаза вытаращены, рот открыт…
А Владик Бодров, мой знакомый по московскому теннисному клубу, слегка поклонился в нашу сторону и послал воздушный поцелуй. Английская королева – ее ложа была рядом с нашей – наверняка подумала, что поцелуй адресован ей.
Но я-то знала, что «студент-программист» и «тренер», российская теннисная надежда Владик Бодров шлет его мне.
Я скрестила пальцы на удачу, вскочила и отчаянно, на весь Уимблдон, прокричала:
– Давай, Владик! Я с тобой!