Королевские камни

Глава 2

– Эй, парень, куда спешишь? – окликнули Ната, и он понял, что попался.

Дурная была идея – срезать. Местные переулки, тесные, узкие, что норы, выгрызенные в деревянном теле города, были удобны для таких вот внезапных встреч.

Нож лег в руку.

– Погоди… не нервничай, не трону… я поговорить с тобой хочу. – Человек сидел на широком подоконнике и разглядывал плеть, хорошую, витую, с жесткой рукоятью и ременной петлей на ней.

– О чем? – Нат заставил себя успокоиться.

Он сильней. Если бы их было несколько, тогда да… а от одного беды не будет.

– О делах семейных… присядь куда-нибудь.

– Куда?

Две стены. Слепые окна, укрытые за ставнями. Старая вывеска, залепленная снегом. И что написано – не разобрать, да и нет в том нужды.

– А куда-нибудь… я и вправду мирно поговорить хочу. Вот. – Альфред убрал плеть и руки поднял, продемонстрировал раскрытые ладони, белые, мягкие.

Женские какие-то.

– Ты сейчас к Нире идешь, верно?

Нат кивнул. Врать без особой на то необходимости он не любил, тем более в ситуациях, когда намерения его ясны.

– Не стоит.

– Почему?

– Ты же не хочешь ей навредить?

– Нет.

– И я так подумал, что не хочешь. Вы странные, на людей похожи, а все равно не люди… я слышал, что твой хозяин…

– Райгрэ.

– Какая разница? – Альфред разглядывал Ната, не скрывая любопытства.

– Большая. Райгрэ – вожак, а не хозяин. У меня нет хозяина. Я свободный.

– У всех есть хозяева, как их ни называй, но мы ведь не о том, верно? Все же присядь, беседа – дело небыстрое.

Нат оглянулся. Переулок был пуст. Ловушка? Не похоже…

– Почему мы говорим здесь?

– Потому что я не хочу, чтобы обо мне пошли нехорошие слухи. Я очень забочусь о своей репутации. И о репутации отца… и вообще, политика – дело такое… правая рука зачастую не знает, что делает левая.

– И какая ты сейчас?

– Обе, – ответил Альфред. – Я хочу тебе помочь.

– Почему?

– Потому что тогда ты мне будешь должен. И когда я попрошу об ответной услуге, ты в ней не откажешь. – Человек улыбался.

– Я не предам Райдо.

– Боже мой, как плоско вы все мыслите. – Альфред спрыгнул с подоконника и пнул снежный горб. – Скажи, я похож на идиота?

– Не знаю, – честно ответил Нат. – Я не настолько хорошо с тобой знаком.

– Вопрос был риторическим. Дело вот в чем, парень… я никогда не прошу у людей того, что они не могут мне дать. К примеру, вот попросил бы я у тебя, скажем, дом поджечь…

– Зачем?

– Мало ли… жизнь – она такая, никогда не знаешь наперед, что в ней пригодится. Так вот, попроси я тебя о таком, ты же не подожжешь дом, а прямиком отправишься к своему драгоценному райгрэ с докладом. Я прав?

Нат подумал и кивнул: он и вправду поступил бы именно так.

– Поэтому и говорю, что от людей надо требовать по возможностям их. И от нелюдей тоже. Итак, тебе интересна Нира. И ты сейчас собираешься героически пробраться в дом доктора, чтобы встретиться с возлюбленной…

Нат нахмурился.

– Но хочу тебя разочаровать. Начнем с того, что прошлая твоя прогулка не осталась незамеченной. И, как сам понимаешь, в благородном семействе случился маленький скандал. – Альфред постучал рукоятью плети по бочке, и та отозвалась гулким тяжелым звуком. – Ладно, не такой уж маленький. Все же на кону репутация дочери…

– Я на ней женюсь.

– Экий ты быстрый. Кто ж тебе позволит-то? Моя дорогая будущая теща категорически против этого брака.

– Почему? У меня есть деньги. И я…

– Не важно. – Альфред прервал Ната взмахом руки. – Даже если ты всю улицу перед домом золотыми монетами вымостишь, Ниру тебе не отдадут. Раненое женское самолюбие – страшная вещь… Ниру отослали.

– Куда?

– К тетке… не волнуйся, это недалеко. Я покажу и даже провожу. На твою удачу, тетушка Ниры куда более реалистично смотрит на мир, а ко всему матушку ее недолюбливает. Поэтому чинить особых препятствий вашим встречам не станет. Единственное, тебе придется быть осторожным.

Нат кивнул.

Тетка? Поместье за городом? Это хорошо. В городе слишком много любопытных, и сложно было бы сохранить тайну…

– Вижу, ты все правильно понял. – Альфред оскалился. – А в дом доктора не суйся… там тебя ждут.

– Я не боюсь.

– Не бойся, верно, но подумай… это чужой дом, в который ты проник тайно. А если еще покалечишь кого, отбиваясь, то… ты один раз уже побывал за решеткой. Не нарывайся снова.

Что ж, за это предупреждение следовало поблагодарить. И Нат поклонился.

Наверное, можно было уходить. Альфред сказал все, что собирался сказать, но тогда почему сам он не спешит исчезнуть? Ему ведь проще. Он знает этот город, каждый его растреклятый закоулок, как знает и людей с их слабостями и притворной силой. Он привык играть.

– Чего ты хочешь? – Нат обошел человека, он ступал медленно и осторожно.

– Сейчас? – Альфред наблюдал за ним.

– Вообще.

– Власти. – Честен. У лжи острый запах, пусть люди и отрицают его существование. – Видишь ли… Нат… – Альфред оперся на стену и ногу выставил. Руки сложены. Плеть повисла бессильно. И человек словно бы забыл о ней, как и об ином оружии. Замер. Глаз с Ната не спускает. Улыбается. – Ничего, что я по имени?

– Ничего.

– В конце концов, мы в чем-то близки… мне адски скучно в этом городке. Никчемный он. – Альфред демонстративно зевнул. – Из всех развлечений – охота…

– И за кем здесь охотятся?

– А кто за кем… за девками… за прибылью… порой и просто пострелять выезжают. Но главное, что я хочу отсюда выбраться.

– Что мешает?

– С одной стороны – ничего… с другой… Допустим, уеду я? И кем буду? Провинциальным парнишкой? Здесь я – человек известный, сын мэра, друг шерифа, доктора и многих иных уважаемых людей. Перспективный юноша с хорошими манерами. – Он говорил об этом с улыбкой, которая неимоверно Ната раздражала. – Здесь меня знают и любят. В большинстве своем любят. И я пытаюсь получить от этой любви дивиденды… Не понимаешь?

Нат покачал головой.

А ведь не лжет Альфред. Ему и вправду скучно и, пожалуй, не с кем поговорить, чтобы начистоту. И Ната он считает если не приятелем, то… должником?

– Я хочу стать мэром… – Альфред присел и зачерпнул горсть легкого снега. – Как папочка. Такая милая детская мечта… для начала мэром… а там… видишь ли, вас ведь немного осталось. Раньше были псы, и альвы, и люди, конечно, о которых изредка вспоминали. Потом псы затеяли войну, и альвы ушли из мира. Вы остались, это да, но реальность в том, что и до войны вас было немного. А теперь и вовсе… освободились места у власти. И если прежде людям дозволялось управлять… скажем, такими вот городишками, как этот, то теперь… теперь открылись совершенно иные перспективы. Конечно, в ваш Совет нас не пустят, но… как знать, быть может, позволят создать собственный.

Нат пожал плечами: ему было совершенно все равно.

– Неинтересный ты, – покачал головой Альфред, ссыпая снег с ладони. – Реальность в том, что ваша война перекроила весь этот мир. И вам рано или поздно, но придется считаться с людьми. И я хочу подготовиться… заручиться поддержкой…

– Нашей?

– И вашей тоже. К сожалению, я несколько неверно оценил твоего… вожака. А исправить первое впечатление крайне сложно, но мы постараемся?

– «Мы»?

– Мы, Нат. Ты и я… подумай сам. К чему тебе ссориться со мной? А мне ссориться с вами? Напротив, я готов помогать во всем. Скажем, если вдруг у тебя возникнет желание заключить брак с Нирой, то… в магистрате тебе просто-напросто откажут этот брак зарегистрировать. А отец мой в жизни лицензию не выпишет, не захочет ссориться с Арманди…

– Я могу уехать в другой город.

– Верно. А доктор – отбить оптограмму и обвинить тебя в похищении дочери. Нат, не злись, это все теория, практика же в том, что я могу уладить эту ситуацию мирным путем. Мне ни к чему конфликты в моей семье… Видишь ли, – теперь Альфред разглядывал собственные ногти, и с преувеличенным вниманием, – я собираюсь жениться на Мирре… – Он поморщился, очевидно, мысль об этом браке не доставляла ему особой радости. – Стервочка, конечно, но с правильным происхождением, а правильное происхождение заставляет закрыть глаза на некоторые недостатки невесты…

– Такие, как привычка подливать яд?

– Не яд, но снотворное. Разница существенная, но эта выходка и впрямь была глупой. Надеюсь, я сумел донести до Мирры свое недовольство… важна даже не она и не матушка ее… к слову, когда-то она сбежала из дому по большой любви, и что от этой любви осталось? По мне, так хороший расчет куда верней. Дед Мирры – весьма уважаемый промышленник. И сколь знаю, война лишь приумножила его состояние. А заодно унесла жизнь двоих сыновей. Не смотри так, я к этому точно не причастен. Сейчас у старика нет иных наследников, кроме Арманди… – Альфред замолчал, но молчание это продлилось недолго: – А еще он славится своей нелюбовью к таким, как ты… и если Нира выйдет за тебя замуж…

– То наследства не получит?

– Верно.

– У меня есть деньги.

– И замечательно. Я очень за тебя рад. У меня тоже они есть, но, когда собираешься сунуться в политику, денег мало не бывает. Я собираюсь жениться на Мирре и примирить ее с дедом. Полагаю, он оценит выбор старшей внучки… я умею производить нужное впечатление.

В этом Нат не сомневался.

– Соответственно, с одной стороны поддержка мне обеспечена, а с другой… хватит, если мешать не будут. Твой… вожак, полагаю, имеет некоторый вес среди своих. И, оказав услугу тебе, я окажу услугу и ему. И, соответственно, могу рассчитывать на ответную любезность.

Альфред не лгал, во всяком случае, не так, чтобы ложь эту Нат мог ощутить. Однако Нат не был настолько глуп, чтобы поверить, что этот человек полностью откровенен. Он из тех, кто умеет играть со словами. И нынешняя откровенность – часть игры.

– Вот как-то так… – Альфред развел руками. – Мне не нужны враги.

– Я передам Райдо.

– Это было бы замечательно… это было бы просто чудесно… – Альфред отступил к стене, освобождая проход. – Тебе лучше вернуться на площадь. И еще, Нат… в качестве бесплатного совета… дружеского, раз уж мы с тобой почти друзья… не стоит относиться к людям снисходительно. Они куда опасней, чем кажутся.

Наверное, и за этот совет можно было бы сказать спасибо.

Но Нат промолчал.

Спина прямая.

Плечи расправлены.

Живот втянут.

Надо сосредоточиться на этом, на осанке, на походке, на погоде и снежинках, которые кружатся, оседая на старой куртке Райдо. И на куртке, пожалуй, тоже можно сосредотачиваться, на потертости кожи, на швах и грубых нитках, которые выглядывают. На том, что нитки эти лоснятся… и куртку Нат поутру натирал воском, отчего к коже приклеился слабый медовый аромат.

Главное, он успокаивал. И не было мира дальше этого треклятого рукава. Самой руки, за которую Ийлэ держалась, страшась заблудиться. Она знает этот город хорошо, но он изменился.

Улица прежняя. И мостовая, и аккуратный тротуар, вымощенный квадратной плиткой, дома, витрины, за которыми прячутся тени-манекены. Они тоже смотрят на Ийлэ. Следят. Не одобряют.

Падшим женщинам не место здесь, ни на площади, ни на главной улице, единственной, пожалуй, вымощенной этой растреклятою плиткой, которую выписывали и доставляли подводами. Падшие женщины обитают на окраинах, в деревянных домах-ульях, где им самое место.

– А здесь? – Райдо остановился у очередной витрины. – Глянь, какое платье нарядное. Тебе пойдет.

Винный бархат и золото. И, пожалуй, в прежней своей жизни Ийлэ с удовольствием бы примерила этот наряд, позабыв о том, что девушкам не пристало носить столь вызывающе яркие цвета. Но купила бы все одно что-нибудь попроще… у найо Грэма нашлось бы. У него всегда находилось именно то, что было по вкусу Ийлэ.

…очаровательное платьице из кисеи, собравшее все оттенки зеленого, от полупрозрачного-листвяного до темного, тяжелого даже…

…и другое, шерстяное, цвета кленовых листьев и листьями же расшитое.

…и мамино, темно-синее, почти траурное, но слишком откровенное, пожалуй. Ей к лицу темные тона, и найо Грэм говорит то же. И смотрит так, с прищуром, выискивая недостатки наряда. Его платья должны быть совершенны.

– Нет. – Ийлэ отступила от витрины.

– Почему?

Потому что… потому что найо Грэм – лучший портной в городе, а поговаривали, что прежде он держал модную лавку в Аль-Ахэйо, но переехал, и вовсе не потому, что дело его прогорало…

– Ясно. – Райдо решительно толкнул дверь. – Прошу вас, леди…

И в спину подтолкнул легонько.

Порог здесь высокий. Пахнет свежей хвоей и еще корицей. Мелом. Тканью. И слегка – розовой водой…

День, но газовые лампы горят, и в лавке светло, пожалуй, слишком светло, и от этого света Ийлэ прячется за псом, который застыл, вертит головой, осматривается.

Обыкновенный магазин. Конторка. Стойка. Зеркала.

– Вот, это тоже вроде ничего. – Райдо совершенно невежливо тычет в деревянного болвана, на которого надели домашнее платье. – Тепленькое. Как раз для зимы.

Платье хорошее. Темно-зеленая шерсть, отделка желтым кантом. Два ряда крохотных пуговиц, обтянутых желтым атласом. Рукава свободные, но с широкими манжетами. Воротник-стойка.

– Примеришь?

– Господа, рад вас… – Найо Грэм осекся. И нахмурился.

Невысокий, он за прошедший год стал, кажется, еще полней, хотя и прежде не отличался особой стройностью. Человек-шар, обтянутый темно-красным бархатом.

Он любил яркие цвета и еще кружево и этим своим пристрастиям не изменил.

Кружевные манжеты.

Кружевной воротник.

И кружевной платок в тонких детских пальчиках.

Он смотрел на Райдо снизу вверх, с недоумением и обидой, которая столь ярко читалась на круглом его личике, что у Ийлэ возникло ощущение, что эта обида тоже маска.

– Нам платья нужны, – сказал Райдо, наклоняясь к человеку. – Вот это, зелененькое, возьмем. И красненькое тоже. И еще надо домашних парочку. Для начала. Амазонку приличную. Дорожное платье. Вечерних…

– Платья? – беспомощно переспросил найо Грэм.

– Платья, – подтвердил Райдо. – Всякие. Ну и чего там к платьям надо… чулки, подвязки, подъюбники… нижние рубашки, только чтобы хорошего качества… белье… она скажет.

И вытащил Ийлэ из-за спины.

– Она?

– Она.

Найо Грэм увидел ее сразу, он был внимательным человеком, забавным, но все одно внимательным.

И расстроенным.

– Вы хотите, чтобы я… – он выставил кривоватый мизинчик, – сшил платья для нее?

– Хочу. Те, которые готовые, мы тоже возьмем, но их по фигуре подогнать надо. Сделаете?

– Простите, но… – Мизинчик дрожал, а сам найо Грэм очень старательно не смотрел на Ийлэ. И отражения его многочисленные тоже пытались отвернуться. В отражениях найо Грэм выглядел странным образом выше и стройней. – Но я не могу исполнить ваш заказ, – наконец произнес он печально.

– Почему?

– Потому что об этом узнают.

– И что?

Райдо не понимал.

Твердолобый, упрямый пес, который вряд ли изменится. И Ийлэ не знает, хочет ли, чтобы он менялся…

…а ведь изменится, весной, когда она исполнит свою часть сделки. Сейчас он зависит от Ийлэ, как и она от него. Но выздоровев…

Найо Грэм громко вздохнул и ручку прижал ко лбу.

Лоб он подбривал, чтобы тот казался выше. А редкие волосы подкрашивал и заплетал в косицу, тощенькую, что хвост мышиный. И сейчас с этого хвоста свисала золотая ленточка.

– Это меня разорит.

Райдо смотрел на человека сверху вниз, выжидающе. И недоумевая?

– Я… – Найо Грэм терзал платочек или уже не его, но манжеты свои. – Мои клиентки… супруга мэра… и найо Арманди… и многие иные дамы… достойные… уважаемые… почтенные даже… они будут оскорблены, узнав, что я продал платье какой-то… метресс.

Ноздри Райдо дрогнули.

– Быть может, у вас там, за Перевалом, и принято, чтобы содержанки одевались там же, где и… приличные дамы, но не здесь! – И на щеках проступили серебряные капли. – Здесь подобное невозможно!

– То есть, – Райдо теперь говорил очень тихо, глухо, но от голоса его найо Грэм задрожал, – Ийлэ теперь недостаточно хороша…

– Умоляю меня простить, но…

– Идем. – Он стиснул руку Ийлэ, а дверь несчастную, которая точно не была виновата ни в чем, пнул, вымещая на ней, безмолвной, ярость. Уж лучше на ней, чем на Ийлэ. – Вот же… чтоб тебя… с-скотина… достойные дамы… – Он пнул уже не дверь, но фонарный столб. – Лицемеры хреновы!

И только тогда Ийлэ выпустил.

– Извини, – сказал, прижимаясь к столбу лбом. – Я… испугал тебя?

– Нет.

– Испугал. Я не хотел. Я просто… я когда вижу таких вот… небось раньше ковром расстилался, верно? Перед моей матушкой едва ли не на брюхе ползают. Леди то, леди сё… ручки целуют… кофеи, чаи… шоколады… а тут… – Райдо потер щеку. – Мерзко это все.

– В городе есть и другие лавки. – Почему-то Ийлэ не испытывала ни гнева, ни обиды, только искреннее, пожалуй, удивление оттого, что пес думал, будто могло быть иначе.

– Есть… хорошо, что есть… надо найти кого, чтобы с тебя мерки сняли, и выпишем платье… дюжину…

– Тогда уж две.

– И две выпишем. И все десять.

– Зачем мне десять дюжин платьев?

Раньше у нее было… пожалуй, столько и было или даже больше. Целая комната-гардеробная и еще одна – для туфелек… и полки с деревянными головами для шляпок. Огромный шкаф, где хранили перчатки и чулки. Нижние юбки. Подушечки турнюров. Шкатулки и шкатулочки, но не с драгоценностями – с булавками, иголками и нитками, с лентами и тесьмой, с перьями крашеными, бусинами и прочими мелочами, которые казались тогда жизненной необходимостью.

Кому все это досталось?

Кому-то…

– Не знаю. Мерить будешь. И вообще, я же знаю, что женщине надо много платьев…

А живое железо так и держалось, не уходило. Серебряные капли расползались по щеке, и Райдо трогал их.

– Ты злишься? – Ийлэ протянула руку и потом только подумала, что, наверное, не следует к нему сейчас прикасаться.

– Немного. Не на тебя. На этого… на этих…

Подумала и все равно прикоснулась. И живое железо ушло под кожу.

– Я… наверное, не надо было, да? – Ийлэ отвела взгляд.

– Надо было.

А он руку перехватил, но отпустил почти сразу.

– Прости, я знаю, что тебя не стоит трогать… что тебе неприятно.

– Я такого не говорила! Про то, что неприятно…

Приятно. И страшно, потому что так не должно быть. Он ведь пес, а Ийлэ – альва. И связывает их исключительно сделка. Взаимовыгодная.

– Значит, не неприятно? – Он подался вперед, наклонился почти и оказался слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Но парадоксально, именно так Ийлэ себя и ощущала. С ним.

– Нет.

– Хорошо тогда. – Райдо вдруг сгреб ее в охапку, прижал к куртке и подбородком в макушку уперся, потерся, ласкаясь. – А то мне тяжело не трогать. Ты не подумай чего, просто… потребность такая, говорят, что у всех наших, но у меня особенно ярко выражена. Я тебе рассказывал, что с медведем спал?

– Рассказывал.

Неприлично стоять вот так, в обнимку. На улице. Перед витриной магазина, из которой за ними наблюдает безликий манекен в платье винного колера, а где-то там, в тени, прячется найо Грэм, который слишком хорош, чтобы одевать таких, как Ийлэ.

И плевать. На него. На улицу. На сам этот город, который Ийлэ уже презирает и ненавидит, хотя она ничего не сделала.

– А потом я в школу уехал…

– И это рассказывал.

– А когда вернулся, то выяснилось, что она его выкинула…

– Кто?

– Матушка моя. Она вообще мою комнату полностью переделала. Сказала, я уже взрослый и комната должна быть взрослой. И в бездну ее, комнату, но по медведю я скучал.

– Мы можем купить тебе другого. Здесь есть магазин игрушек…

– Да? – Райдо отстранился и, смерив Ийлэ насмешливым взглядом, спросил: – А ты уверена, что нам медведя продадут?

Ийлэ пожала плечами: не уверена, но что мешает проверить?