Королевский порок

Глава 7

Кэт готовилась к отъезду. Она ощущала странное спокойствие, как будто ее судьба уже решена и что бы она ни делала, ей не под силу изменить предначертанное.

У себя в комнате Кэт отыскала холщовую сумку, с которой пришла на Генриетта-стрит. Девушка положила туда запасную сорочку и чулки. На плечи она накинет старый плащ. Она взяла половину буханки хлеба, оставшуюся после завтрака. Ей не хотелось расставаться с трудом Палладио – потрепанным трактатом, который ей подарил господин Хэксби, – однако брать его в дорогу по меньшей мере неблагоразумно: хотя все четыре книги «I quattro libri dell’architettura»[1] были переплетены в один том, фолиант получился таким громоздким и тяжелым, что станет для беглянки только обузой. В качестве утешения она упаковала свой блокнот и миниатюрную дорожную шкатулку для письма, в которой были ручка, чернила, линейка, латунный транспортир и карандаши. В кошельке у нее было почти тридцать шиллингов, – по крайней мере, не придется бежать из дому без гроша в кармане.

Через открытое окно до Кэт донесся бой церковных часов. Одиннадцать. У нее пересохло в горле. Она и без того слишком много времени провела в бегах, и ей вовсе не улыбалось опять скитаться как неприкаянной. Застегнув плащ, Кэт взяла сумку и обвела взглядом чертежное бюро. В сиянии свечей оно казалось призрачным – повсюду лишь игра теней и грез. Здесь Кэт была счастлива, она вовсе не желала уходить.

Кэт задула все свечи. Единственным источником света остался маленький фонарь, с которым они поднимались и спускались по лестнице после наступления темноты. На лестничной площадке Кэт заперла за собой дверь и убрала ключ в карман у себя под юбкой. Там ключ стукнулся о нож, с которым девушка никогда не расставалась.

Когда она спускалась по ступенькам, освещая себе путь фонарем, круг света плясал, будто от корабельной качки. Сторож спал на своей койке, однако стоило Кэт войти в коридор, он тут же зашевелился.

– Уходите, госпожа? В такой час?

– Разве я не говорила? – произнесла Кэт. – Я буду ночевать у старой подруги. Они с отцом ждут меня. Будьте добры, отоприте дверь.

Сторож одну за другой отодвинул задвижки и поднял засов.

– Для походов по гостям уже поздно, госпожа.

– Вовсе нет. Они ужинали с друзьями, и сейчас они ждут меня в Ковент-Гарден. – Кэт отыскала в кошельке шесть пенсов и протянула монету сторожу. – Прошу вас, окажите мне услугу – никому не говорите, что я ушла. Особенно господину Хэксби. Незачем зря его волновать.

– Не беспокойтесь. Я сохраню вашу тайну. – Сторож посмотрел на девушку с неприятной ухмылочкой. – Я могила, госпожа.

Несмотря на поздний час, в ярко освещенных аркадах Ковент-Гарден было многолюдно: повсюду толпились нарядно одетые театралы, гуляки и куртизанки, а среди них, будто вши в пышной копне волос, копошились воры, уличные торговцы и попрошайки, каждый занятый своим ремеслом.

За прошедшие несколько месяцев Кэт успела познакомиться с этим миром любителей увеселений и теперь с уверенностью преодолела опасный путь. Знакомая неказистая фигура Бреннана ждала ее у входа в Королевский театр на Бриджес-стрит. Завидев Кэт, он сразу устремился к ней. Рядом с ним шел маленький слуга с факелом, пламя которого то и дело ярко вспыхивало и плясало на ветру. При свете факела Кэт увидела, что лицо Бреннана побледнело, а мышиные черты лица от волнения заострились еще больше.

– Вы пришли! А я уж решил, что вы передумали.

– Ну конечно пришла, – ответила Кэт. – Вы все устроили?

– Да. Я обо всем договорился. У вас есть деньги? Если нет, я одолжу…

– Деньги есть.

– Будет лучше, если мы пойдем пешком. – Бреннан запнулся в нерешительности. – Вы не возражаете? Можно я возьму вас под руку?

– Разумеется, – произнесла Кэт. – А мы не могли бы обойтись без мальчика-слуги с факелом?

Бреннан кивнул:

– Я хорошо знаю дорогу.

Поначалу факел и впрямь был не нужен, поскольку их путь пролегал по Боу-стрит до Лонг-Акр, а там жизнь била ключом почти так же, как в Ковент-Гарден. Но возле церкви Святого Эгидия в Полях обстановка царила совсем другая. На дороге то и дело попадались участки, погруженные во тьму, к тому же идти приходилось по жидкой грязи, и они постоянно рисковали оступиться и упасть в канаву. Но Бреннан не соврал: с таким проводником Кэт и впрямь было не о чем беспокоиться, хотя ее все сильнее раздражала его привычка постоянно спрашивать, не устала ли она и не слишком ли быстро он идет.

– Спасибо за заботу, но я в ней не нуждаюсь, – наконец не выдержала Кэт. – Я вам не фарфоровая ваза. Если не возражаете, я бы хотела поберечь дыхание для ходьбы.

– Хотите, я провожу вас до места назначения? В воскресенье мне в чертежное бюро не нужно. А убедившись, что вы на месте и все благополучно, смогу добраться до города и пешком.

– Нет, – возразила девушка. – Лучше поеду одна. Что, если меня хватится господин Хэксби? Он сразу же пошлет за вами. Вы должны быть рядом, чтобы успокоить его. Скажите господину Хэксби, что я отправилась к подруге, но куда именно, вы не знаете.

Постоялый двор оказался маленьким, низким зданием возле церкви Святого Эгидия в Полях. Через центральные ворота они вошли во двор. Перед ними тянулось длинное здание конюшни.

– Дядя Мангот никому не доверяет, – шепотом пояснил Бреннан. – Дело в том, что лошадь не его. Дядя взял ее напрокат у соседа, и, если кобылу украдут, ему вовек не расплатиться. Да и в любом случае во дворе ночевать дешевле, а когда ворота запирают на засов, тут не опаснее, чем в комнате.

Дядю Бреннана они нашли в дальнем конце конюшни. Лошадь стояла в стойле, а старик сидел в маленькой крытой повозке, стоявшей во дворе. В темноте Мангота трудно было разглядеть. Рядом с повозкой висел глиняный горшок с горящей лучиной, но в окружающей тьме лицо старика казалось мутным пятном.

Бреннан замедлил шаг и дотронулся до локтя Кэт.

– Чуть не забыл. Если дядя спросит про меня, не говорите, что мы работаем в Кларендон-хаусе.

– Почему? – шепотом спросила Кэт.

Зашуршала солома, и дрожащий старческий голос спросил:

– Кто идет?

– Дядя Мангот, это я, – обратился к нему Бреннан. – Я привел ее.

Мужчина в повозке подался вперед.

– Опаздываешь. Это та самая девушка? Придется вам сегодня ночевать здесь, со мной. Поедем, когда рассветет.

– Хорошо, – ответила Кэт.

– Эта девушка мой друг, дядя, – заметил Бреннан. – Ты ведь будешь с ней любезен? Пустишь ее ночевать в дом? Она за все заплатит.

– Как пожелаешь. – Старческий голос звучал слабо и неуверенно, будто хозяин редко им пользовался. – Вот только покупать здесь нечего. Пускай работает за стол и кров. Давненько у меня не было прислуги.

– Никто не должен знать, что она живет у тебя, – прибавил Бреннан. – Обещай, что на ферме она будет в безопасности.

Мангот перегнулся через борт повозки и сплюнул.

– Я-то лишнего не сболтну. Главное, чтобы вы с ней держали рот на замке. – В темноте раздался звук, напоминавший смех. – Ничего с ней не случится, племянник. Гости к нам заглядывают редко. Мои погорельцы любого нечестивца отпугнут.

Кэт шагнула вперед, и на нее упал свет лучины.

– Пять шиллингов, – произнесла она. – За неделю. Такие условия мне обещал ваш племянник.

– И отдельная комната, – прибавил Бреннан.

Мангот фыркнул:

– Про комнату ты не говорил. Тогда семь шиллингов.

Бреннан принялся возражать, но старик упорно стоял на своем. Конец спору положила Кэт, достав кошелек и отсчитав требуемую сумму.

– И вот еще что, – прибавил Мангот, когда девушка выкладывала монеты ему на ладонь. – Придется вам делить повозку с другим пассажиром.

– С кем? – уточнила Кэт.

– Его зовут Израил Хэлмор. Раньше был перчаточником. До Пожара держал лавку в Чипсайде, а теперь остался ни с чем.

Ферма Мангота находилась в нескольких милях от Лондона по направлению к Сент-Олбансу. Она стояла на окраине деревни под названием Вур-Грин.

Мангот сдержал обещание и выехал со двора таверны на рассвете. Всю ночь Кэт зябла, кутаясь в плащ и прижимаясь к мешкам с мукой. Ее трясло почти непрестанно, хотя виной тому был не один только холод. Израил Хэлмор прибыл под утро, разбудив забывшуюся тревожным сном Кэт. Второй пассажир оказался сильно нетрезв и почти сразу же уснул.

Кроме муки, телега была нагружена рулонами холстины, от которой сильно пахло рыбой, и мешками гвоздей. У Мангота был пропуск с подписью магистрата, разрешавший ему совершать поездки по воскресеньям. Оживленного движения на улицах не наблюдалось, и окраины Лондона быстро остались позади. Тут Хэлмор проснулся, потребовал остановить телегу и справил малую нужду под деревом. Затем он сел рядом с Манготом и взял у старика вожжи. При дневном свете Кэт разглядела его высокую тощую фигуру, крупные черты лица и копну седых кудрей. Из-за артрита пальцы Хэлмора опухли и искривились, – должно быть, болезнь вынудила его бросить перчаточное ремесло.

Кэт притворялась, будто дремлет, а двое мужчин тихо переговаривались. В голове у девушки так и роились мрачные мысли. Если только не случится чудо, она представления не имела, как ей вернуться к прежней жизни на Генриетта-стрит, не рискуя быть обнаруженной. Когда страсти улягутся, благоразумнее всего, пожалуй, будет сбежать за границу, в Голландию или даже в Америку – там нашли убежище многие друзья ее отца.

От размышлений Кэт отвлек вдруг ставший более громким голос Хэлмора:

– Ну как мне было отказаться? Епископ угощал элем всех без разбору.

Мангот стал что-то говорить, но Хэлмор перебил его:

– Кларендон – алчный плут, господин Мангот, вдобавок он заодно с папистами.

– Чтоб ему пусто было, – прибавил Мангот.

– Вот именно. Епископ, уж как может, трудится во славу Божью.

– Но вы подвергали себя опасности, – возразил Мангот. – Пусть даже ради благородного дела. Вас могли арестовать.

– Меня? Ну уж нет! Мы просто стояли перед Кларендон-хаус, орали и улюлюкали. Я, правда, швырнул пару камней, но к тому времени уже темнело, и никто не понял, что это я их кинул.

– А что за птица этот Епископ? – спросил Мангот. – Как его зовут по-настоящему?

– Не знаю. Но кошелек у него толстый, и на расходы он не скупится, а до остального мне дела нет. – Голос у Хэлмора был низкий, звучный, и его звуки разносились далеко, даже когда он говорил тихо. Такой голос хорошо иметь проповеднику. – Кроме эля, он раздал нам всем по полкроны. Знаете, что про него говорят? Ходят слухи, что он человек герцога Бекингема. Тогда понятно, откуда такие деньги и почему Епископ уверял, что ареста нам можно не бояться. Герцог нас из любой передряги вытащит. Уж кто-кто, а он всегда был другом народа и злейшим врагом папистов. А Кларендон получил по заслугам, чума его забери! И вот что я вам скажу: это еще цветочки, Епископ для него приготовил кое-что похлеще.

Мангот покосился на Хэлмора:

– И что же?

Тот пожал плечами:

– Наверняка не скажу. Знаю только, что ударить они собираются по самому больному месту.