Королевский развод

Глава 25. Парные яйца

Во вторник Маша не выдержала – решила повидаться с дочкой. Понимала, что если придет домой вечером, то ее, скорее всего, застанет. Но боялась, что одновременно застанет и Надю.

Почему боялась, было неясно: правда-то была на ее стороне. Может, все еще надеялась, что Виктор сказал правду, и Вольская лишь помогает ему по-соседски исключительно из благородных побуждений. Или на радостях от того, что он разрешает Симе играть с Юлей.

Может, просто хотела избежать ссор и скандалов. В последние дни ее сердце и так было переполнено негативными переживаниям. Маша инстинктивно оберегала его от новых ударов, старалась избегать стрессовых ситуаций.

Поэтому повидать Симу она решила не дома, а в школе – на перемене. По расписанию, занятия у первоклашек начинались в 9.00, уроки длились 30 минут, так что первый заканчивался в половине десятого. У Маши было 10 минут, чтобы поболтать с дочкой, и тогда на работу она приехала бы вовремя или почти вовремя. Петровский сам не был пунктуальным человеком, и от подчиненных пунктуальности, если это не касалось работы с клиентами, тоже не требовал. Маша знала, что за десятиминутное опоздание выговор шеф ей точно не вкатит, так что ни о чем не переживала.

В гимназию Маша приехала раньше, чем у Симы закончился первый урок. В фойе было тихо и пусто. Лишь одна родительница ждала кого-то. Она стояла к Маше спиной – смотрела в окно, за которым никого не было, если не считать воробья.

На женщине была искусственная шуба под норку, дымчато-розовая шапка бини, высокие замшевые сапоги. В руках у женщины были шарф в тон шапки и черная сумка, увешенная брелоками.

Наконец, женщине надоело наблюдать за воробьем, и она развернулась. Только тут Маша поняла, что знает родительницу. Это была секретарша Королева, то ли Милана, то ли Людмила. Маша помнила только, что Розанов ее из-за имени прозвал Милашкой.

Впрочем, на внешность девушка тоже была миловидной: в меру пухлые губки, большие глаза, правильные черты лица. И лет ей было, кажется, не больше двадцати пяти.

«В восемнадцать, наверное, родила, а то и раньше, – подумала Маша, – раз ее ребенок уже учится. Сама еще почти ребенком была, когда мамой стала. И все-таки умудрилась встать на ноги. Ведь она не замужем, кажется. Значит, все сама. И работать умудряется, и ребенка воспитывать, и при этом еще за собой следит: и прическа, и макияж, и маникюр – все у нее, как будто только что из салона. Молодец! Или любовник у нее состоятельный? Не исключено, конечно. Но нельзя о людях сразу плохо думать».

Устыдившись того, что подумала о Милашке плохо, совсем ее не зная, Маша решила исправиться, продемонстрировав дружелюбие.

– Привет! – помахала она рукой секретарше мужа и направилась к ней, приветливо улыбаясь.

Милашка же поморщилась и гордо выпятила грудь, как будто прочитала мысли Маши.

– Привет! – ответила не слишком дружелюбно.

– Не знала, что у тебя ребенок уже такой большой. Мальчик, девочка? – завела беседу Маша.

– У меня? Я к Симочке вообще-то, она смартфон дома забыла, – усмехнулась Милашка.

– А, так тебя Королев послал! – догадалась Маша. – Давай я передам, а ты можешь на работу возвращаться.

– Это ты можешь на работу возвращаться, – сообщила Маше секретарша Виктора. – Мы с Витей сами как-нибудь справимся.

– Вы с Витей? Ты-то здесь причем? – Маша попыталась поставить обнаглевшую подчиненную мужа на место.

– При том, что мы с Витей теперь вместе, – заявила Милашка, поправляя воланы на белой блузе.

Маша машинально проследила взглядом за ее рукой и остолбенела: на тонкой золотой цепочке-змейке на шее Милашки болтался кулон в форме яйца Фаберже, и был он из того же комплекта, что и найденная Машей на подушке сережка. Милашка говорила правду – в этом у Маши сомнений не было: необычное украшение служило красноречивым доказательством того, что Королев спит со своей секретаршей, что они любовники.

Ощущение было такое, как будто молнией ударило – от шока Маша потеряла дар речи. Потом уже она сообразила, что даже если Милочка стала любовницей Королева и проживает вместе с ним, мамой Симы остается она, Маша, так что имеет полное право послать Милочку на фиг и дождаться дочку. Но тогда она просто отупела, как будто ментальный удар отбил у нее способность думать. Она лишь ссутулилась, точно сломанная кукла, и на ватных ногах пошла на остановку, так и не дождавшись перемены, но повидавшись с дочкой.

– Надо было отпроситься и отлежаться дома! – воскликнул, обнимая голосом Петровский, когда Маша появилась на работе. – Я же не зверь, чтобы заставлять женщин работать в таком состоянии!

– В каком состоянии? – не поняла Маша.

– По-твоему, если я мужчина, то ничего не знаю о женском организме? – ласково улыбнулся Петровский. – Я в курсе, что не все дамы хорошо себя чувствуют в определенные моменты своей жизни, когда к ним приходят гости. Всегда готов войти в положение.

– Я не в положении, – зачем-то проинформировала работодателя Маша.

– Вот и я о том же, – усмехнулся Петровский. – Твое сегодняшнее состояние красноречиво свидетельствует о том, что ты не в положении.

Слово «красноречиво» Владимир выделил голосом, и до Маши дошло: он решил, что у нее месячные.

– Я так плохо выгляжу? – спросила растеряно, коснувшись ладонями щек.

– Нормально для этих дней, – успокоил Петровский. – Бледновата чуть и морщишься от боли, а в остальном такая же, как обычно – страшно соблазнительная.

– А, ясно, – кивнула Маша. – Но это не то, о чем вы подумали – просто мигрень.

– Просто мигрень! Она говорит: просто мигрень! – воскликнул босс. – Да это же еще хуже! Срочно возвращайся домой и лечись!

– Да я уже таблетку выпила, скоро все пройдет, – соврала Маша. На самом деле ей сейчас не хотелось оставаться одной. Понимала, что тогда она совсем уже расклеится. А так был шанс, что работа хоть немного отвлечет от дурных мыслей, притупит душевную боль.