Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни

Глава 4 Успех

Иногда Ленский спрашивал мнение Анны о какойнибудь купленной им картине, а поскольку их вкусы сильно расходились, то начинались бурные дебаты. Она давно научилась сдерживать себя и молча проглатывала самые обидные слова, но его пристрастие к так называемой живописи просто выводило Анну из себя. Она не понимала, как такого человека сумели убедить в том, что полотна эти со временем будут стоить кучу денег.

– Нюра, ты больная. Какая тебе разница, что там висит? – усмехаясь, спрашивал Ленский.

– Это ты больной. Ты случайно не дальтоник?

– Нет. С чего ты взяла?

– Пойди проверься у окулиста. Ты абсолютно не чувствуешь цвета.

– Как его можно чувствовать?

– А так. Он живет, он дышит, он, наконец, пахнет. Вот, например, мои духи, какого они цвета?

– С ума сошла?

– Они золотистокоричневые. Это «Клима». А «АнаисАнаис» белые. «Кензо» – зеленые, «Жан Поль Готье» – бордовые. А твоя мазня – это просто большая бесформенная и бессмысленная клякса.

– Знаешь, Нюра, иногда я начинаю понимать, почему живу именно с тобой, – задумчиво протянул Ленский.

– Ну, спасибо. Тогда, может, снимешь со стены это уродство? – Анна выразительно ткнула пальцем в очередной «шедевр».

– Ладно, скажи, чтобы это отнесли в мой кабинет.

Она только фыркнула и мысленно послала его к черту. То есть к самому себе.

У нее не было подруг: после случая с Ольгой Калининской Анна стала очень осторожной. Все, что ты скажешь, могут использовать против тебя. Она поняла, что женщина женщине всегда соперница, и потому надо держать ухо востро, в то время как мужчина всегда готов искренне посочувствовать, поскольку сам принадлежит не к слабому, а к сильному полу. Поэтому с дамами деловых партнеров Ленского у Анны установились ровные и ни к чему не обязывающие отношения. Кончилось тем, что все, даже свои интимные женские проблемы она вечерами стала обсуждать с Ленским. Тот принимал это со свойственным ему цинизмом и давал довольно дельные советы.

– Ты взрослеешь, Нюра, – сказал он однажды.

– А ты стареешь.

– Это жестоко.

– Знаешь, ты ведь меня тоже не жалеешь. Сказал бы хоть раз чтонибудь приятное.

– Например?

– Ну, что я красивая.

Он расхохотался и, прищурившись, внимательно оглядел ее с ног до головы:

– Местами.

– На себя посмотри.

– А что? Я, между прочим, трезво себя оцениваю и на комплименты не напрашиваюсь. А ты лучше в телевизор посмотри, вот та баба – это да! Это чтото такое… – Он даже нарочно облизнулся, чтобы Анну еще больше позлить. Но онато давно знала, что жена Ленского начинала манекенщицей и с тех пор, как она сбежала, он откровенных красоток просто не выносит.

В этот вечер они валялись на диване в гостиной перед огромным телевизором, пили пиво, закусывая его креветками, и смотрели музыкальный канал. Иногда Ленский позволял себе такую пошлость, как пиво, Анна же мечтала хоть немного поправиться, а после пива ей всегда хотелось есть. Так вот, они пили пиво, а на экране в это время резвилась крашенная под блондинку девица в красных кожаных шортах и туфлях на высоких шпильках. Камера все норовила залезть ей в трусы. Если бы Анну не повело слегка от пива, она бы, как всегда, смолчала. Всетаки она жила в доме Ленского и на деньги Ленского.

Но алкоголь сделал свое злое дело. Анна ткнула пальцем в направлении экрана и завопила:

– Да ты на нее посмотри!

– А что? Красивая девка.

– У нее же голоса нет!

– Зато фигура шикарная, и музыка ничего, заводная.

– Какая?

– Ритмичная.

– Ага, треньбрень. А слова?

– При чем тут слова?

– Да там даже рифмы нет!

– А зачем рифма? Это же песня!

– Это мерзость, а не песня.

– Да ты и так не можешь. Критиковать легче всего, поэтому критиков всегда больше, чем исполнителей.

– Что? Да я таких песенок могу наклепать сколько угодно!

– Ты что, музыке училась?

– Этой музыке и учиться не надо. Да, я не знаю нот, но зато я ее слышу, она уже во мне, и слова во мне. И зря я сказала, что могу наклепать сколько угодно таких песенок. Мои были бы лучше. По крайней мере, там были бы рифма и смысл, и в трусах я бы не стала прыгать, чтобы никто не заметил отсутствия у меня голоса и слуха.

– Ладно, я деловой человек и не люблю понапрасну сотрясать воздух. А тебя надо хоть разок проучить.

Анна пришла в ужас: да он абсолютно трезв и нисколько не шутит! А Ленский довольно жестко сказал:

– Чтобы доказать свою правоту и твою глупость, я готов на некоторое время арендовать тебе студию. Нанять композитора, который запишет чушь, которая в тебе якобы звучит. Ты меня слушаешь? Затем нанять клипмейкера, который сделает так, как ты захочешь. Потом я заплачу за то, чтобы твой ролик появился разок на этом же канале, и буду громко смеяться. Если ты действительно умная баба, то посмеешься вместе со мной.

Тут Анна еще больше испугалась. Ласковой кошечкой прижалась к его плечу:

– Ладно, я погорячилась, пива перепила, прости. Это же какие деньги! Зачем столько тратить для того, чтобы доказать, что я не права?

– Ну уж нет, радость моя. Чтобы эти глупые споры об искусстве больше не повторялись, давай раз и навсегда поставим точку. Я хочу оплатить свой покой, а это – самое дорогое, что у меня есть. Денег мне для покоя не жалко. Приступишь завтра же.

– Дима!

– Все. Будет так. Не забывай, что ты живешь на мои деньги. И я твой хозяин.

Анна сжалась в комок. «Попала, ну попала! За язык меня тянули, что ли? Как хоть это делается? Ладно, утро вечера мудренее, может, чтонибудь придумаю, да и Димка оттает и простит».

В постели она попыталась к нему подлизаться, была особенно нежной и старательной. Ленский же ее ласки принял с откровенным удовольствием, а под конец сказал:

– Если ты думаешь, что мое решение можно переменить с помощью таких дешевых штучек, ты еще плохо меня знаешь, девочка.

«Чтоб ты сдох! – мысленно выругалась Анна. – Мог бы сказать это и до того, как я стала изображать дикую страсть! Нет, всетаки вредный он мужик! И почему я терплю его издевательства?»

И она уснула, боясь даже подумать о том, что будет завтра.

Проснувшись на следующее утро, она сладко потянулась, перевернулась на другой бок и, вдруг вспомнив события вчерашнего вечера, резко выпрямилась и села в постели. Голова слегка гудела. Ленского не было, но на тумбочке, стоящей рядом с кроватью, лежала записка.

«Это чтото новенькое! Сроду мне Дима посланий не оставлял, а тут вдруг расщедрился! Нука, нука! Что это за записка? Сейчас мы оценим его неповторимый стиль».

На клочке бумаги кривыми буквами было написано одно только слово: «Приступай».

Анна даже передернулась от злости. С такой фамилией мог бы попробовать написать хотя бы одно распространенное предложение! Она уже поняла, что, назвавшись груздем, придется полезать куда сама напросилась. Она не спеша встала, приняла душ, долго завтракала и вообще всячески оттягивала неприятный момент. Но потом поняла, что вечером Ленский первым делом потребует у нее отчета о прошедшем дне. И это впервые за все время их совместной жизни!