Часть третья ГЛАДИАТОР

Когда ты выходишь на ринг, тебе предстоит битва, в которой ты всегда один на один не только с противником, но и с ревущим залом. Пока ты на ногах, ты кумир, но стоит тебе упасть, и ты уже дерьмо, которое сволокут потом с ринга, освобождая место для других. Когда ты бьешься, ты забываешь про зал, но иногда периферийным зрением выхватываешь в полумраке трибун орущие рты и видишь тупое любопытство скотов, пришедших посмотреть на заклание.


Они приехали в Москву хмурым утром. Вечер смотрел на долгожданную свободу, мелькающую за окном то куском грязного неба, то хмурой рожей водителя машины, движущейся в соседнем ряду, и ничего не чувствовал, даже разочарования. «Столько ждал, что, наверное, перегорел», — подумал он по этому поводу. Потом они заехали в несколько дорогих магазинов, и Директор одел Вечера с ног до головы: черный двубортный костюм, пара рубашек, модные ботинки и легкая черная дубленка. Надев все это, Вечер посмотрел на себя в зеркало. Перед ним стоял черноволосый молодой человек, крепкий и высокий. «Прямо как с обложки журнала, — подумал он. — Если бы не глаза. Слишком равнодушные».

Когда он вышел из кабинки, Директор бросил на него взгляд и прищелкнул языком:

— Тебе бы еще загар. Да ладно, и так сойдет.

Потом они приехали в какой-то офис с двумя охранниками у дверей. Директора, похоже, здесь знали и пропустили без лишних вопросов. Они поднялись на третий этаж и оказались в просторном помещении, обставленном добротной мебелью. В креслах, рядом с широким столом, сидели несколько человек. Все, кроме одного, были по-спортивному подтянуты и дорого одеты. Они перебрасывались короткими скупыми фразами, словно им было жалко слов.

— О! — произнес тот, кто был старше всех по возрасту. — Кто пожаловал!

— Здравствуй, Игорь Сергеевич, — поздоровался с ним Директор. — Я привез чемпиона.

— Чемпиона чего?

— Всего! — ответил Директор, и головы присутствующих стали заинтересованно поворачиваться в сторону Вечера.

Это были еще молодые люди, судя по всему, имевшие деньги, хватку и, соответственно, все остальное. Вечер окинул их равнодушным взглядом. Он пока не играл ни в какую игру, и ему было плевать и на этих мужчин, и на их деньги, и на этого толстого мужика за столом, по-видимому самого главного здесь.

Перед отъездом Зефир сказал ему странные слова: «Вот что, Вечер, мне нечего подарить тебе на прощание, потому я подарю совет. Ты попадешь в мир, который покажется тебе огромным и ярким. Там будет множество людей. Не принимай всерьез того, чем они живут, не признавай их ценности, поскольку все они в конечном счете сводятся к одному — к деньгам. А их у тебя нет. Значит, ты станешь зависим. Для тебя не должно быть авторитетов, только лица, и ничего более. Не вникай в их интриги, не поддавайся им. А также не верь их оценкам. Они могут сказать, что ты слаб, что кто-то сильнее тебя, — не верь. Слушай только самого себя. Чувствуй себя самым сильным. Ведь никто этого не запрещает. Иначе проиграешь».

— Не слишком молод? — выразил сомнение толстый.

— Молод, — согласился Директор, — но закален. Можете на него поставить при случае, выигрыш гарантирован.


Бои проходили на окраине Москвы, в современном строении с большим залом и трибунами, полными народа. Вечер сидел в помещении, расположенном под ними. Здесь находилась раздевалка, душевые и небольшой тренажерный зал, где можно было разогреться.

Он только что опрокинул одного за другим двух неплохих бойцов. Один из них был чемпионом Москвы по тайскому боксу, колоритный тип с косой и татуировкой на плечах. Вечер вынес его с ринга в начале второго раунда. Противник слишком высоко поднял локти, прикрывая голову, и Вечер тут же воспользовался этим. Два удара ногами, нанесенные один за другим, с обоих боков поломали ребра тайбоксеру. Вечер, не останавливаясь, тут же добил его жестоким ударом руки в челюсть.

Второй его противник оказался чемпионом Московской области по кикбоксу. На него он потратил раунд. Кикбоксер нарвался на прямой удар пяткой, которым Вечер встретил его атаку. Удар по восходящей прошел между локтей и угодил в солнечное сплетение. Чемпион упал на колени, а потом, согнувшись, скрючился на полу, у самых ног Вечера. Тот равнодушно посмотрел на него и отошел в свой угол. Трибуны растерянно молчали. Они видели перед собой неизвестного бойца, который легко, словно это были соломенные чучела, выносил с ринга их чемпионов. Вечер демонстративно стоял к публике спиной. После того как рефери поднял ему руку, он ушел в раздевалку без проявления каких-либо эмоций.

Следующий его бой должен был состояться через сорок минут. Вечер не устал. Он в полном одиночестве сидел на стуле посреди раздевалки. Наверху бушевали страсти — шел поединок. Здесь же было тихо, если не считать приглушенного шума трибун, который накатывал, словно прибой, и снова затихал.

Когда пришло время, он вышел в зал и направился по проходу к рингу. Трибуны молча провожали его взглядом.

Противник был уже на месте. Высокий красавец, с сухой, хорошо развитой мускулатурой приветствовал публику вскинутыми руками.

— Чемпион Европы по карате, — сказал секундант, когда Вечер нырнул под канаты, — по версии…

По какой именно версии, Вечер не расслышал. Шум трибун заглушил последние слова секунданта.

Прозвучал гонг.

Чемпион не спешил. Он осторожно кружил по рингу. Вечер поймал его прямым ударом, с разворотом на сто восемьдесят и с длинным проносом опорной ноги. Чемпион заходил ему за спину и не ожидал, что его достанут на такой длинной дистанции. Получив пяткой в грудь, он отлетел к канатам, застыл на пару секунд, а потом снова стал осторожно подбираться к Вечеру. Едва он оказался на дистанции удара, Вечер правой ногой опять достал противника. В последний год пребывания в школе он постоянно отрабатывал именно этот удар. Он был самым трудным и производился из боковой стойки — передняя нога резко вздергивалась вверх коленом, а затем уходила вперед параллельно плоскости корпуса. Голень при этом оставалась пассивной, и потому противник видел перед собой только пятку, которая неслась в его сторону. Отбить такой удар было так же трудно, как и поймать неожиданно брошенный в тебя теннисный мячик. Но современные стили боя этот удар уже не практиковали. Он происходил из таеквондо Джуна Ри, назывался юп-чаги и был незаслуженно забыт. Его практически не засчитывали на соревнованиях по спортивному таеквондо.

Чемпион, получив пяткой в ребра, опять откатился назад. Вечер принял расслабленную позу и замер на месте, всем видом выказывая пренебрежение противнику. Он как бы говорил, что пора атаковать, а не кружить вокруг с коварным видом.

Чемпион неожиданно провел два прямых удара ногами и, приблизившись к Вечеру, переключился на руки. Тот заставил его отойти серией быстрых ответных ударов, затем в прыжке сделал обманный финт левой ногой и тут же, с воздуха, выкинул по окружности правую. Она угодила противнику в челюсть, и он рухнул на пол. Через минуту на ринг поднялся врач. «Наверное, перелом челюсти», — подумал Вечер, глядя, как возится с поверженным чемпионом доктор. Он перевел взгляд на притихший зал, где за него никто не радовался, и, исподлобья окинув его взглядом, негромко произнес:

— Здравствуй, мир, это я.

Потом Вечер попытался отыскать глазами лицо Директора, но не смог и опять повернулся спиной к трибунам, хранящим молчание.

Между тем поверженный противник понемногу приходил в себя. Это был уже не чемпион, взгляд его блуждал в пространстве, не фокусируясь ни на чем конкретном. В глаза этого человека заглянуть было невозможно. Рефери поставил их рядом и поднял руку Вечера. Как только он ее опустил, Вечер пролез под канатами и пошел в раздевалку.

— Ты разочаровываешь публику, — сказал, догоняя Вечера, Сева, его секундант, которого Директор привел буквально за десять минут до турнира.

— Это Сева, твой секундант, — сказал он. — И, если хочешь, опекун. Слушайся его. Он плохого не посоветует.

Вечер безразлично кивнул, обмениваясь рукопожатием с человеком, у которого была изнеженная рука и лицо пройдохи.

— Ты хотя бы для приличия махнул бы трибунам рукой. Думаешь, ты король? — продолжал Сева, следуя за Вечером. — Ты калиф на час. Сегодня бьешь ты, завтра бьют тебя. Сегодня ты интересен всем, а завтра сгинешь бесследно. А публика, она будет всегда, как само время.

При последней фразе Вечер удивленно покосился на Севу. Эти слова звучали.


— Спорт! — Сева с презрительной миной затянулся сигаретой.

Они сидели в ресторане недалеко от спорткомплекса. За большими окнами понемногу темнело. Неслышно скользил между столиками официант, ненавязчиво звучал рояль, за которым сидел сухощавый человек в черном костюме с бабочкой.

— Есть театр, где актерами работают бойцы. Они играют по заранее написанному сценарию, — продолжал Сева. — Эти ребята, которых ты сегодня побил, возможно, еще спорт, да. Но они не могут позволить себе такой ресторан. Они последний рубеж, за которым начинается бизнес. Ты лучше их, и ты уже за этим рубежом. Люди умудрились ради наживы испоганить даже такую вещь, как спорт. Возьми тот же футбол. Выигрывает тот, у кого больше денег. Скупил самых лучших игроков, и дело в шляпе. Это то же самое, как пойти в секс-шоп и купить себе самый большой и дорогой член. И все! Ты самый большой! Правда, уже искусственный, но кого интересуют детали? Я давно на футбол не хожу. Двадцать два миллионера отрабатывают свои деньги, а я должен на трибуне зарабатывать инфаркт. Раньше родина твоя играла, те пацаны, которые, может быть, на соседней улице выросли, и ты за них болел. А сейчас?

Потом черный «мерседес» Севы вез Вечера домой. Ему сняли однокомнатную квартиру на северо-западе, недалеко от спортзала, где он тренировался.

— Ты выступил что надо, — говорил Сева, время от времени поворачиваясь к Вечеру. — Еще одно такое побоище, и тобой может серьезно заинтересоваться Игорь Сергеевич. А это прямой путь в элиту.


Дни летели быстро. Вечер тренировался пять раз в неделю по пять часов и ждал. Ждать пришлось долго, до марта. В начале месяца к его дому подъехал черный «мерседес» Севы и посигналил. Вечер быстро оделся и спустился вниз.

— Поехали, Директор ждет, — сказал Сева, когда Вечер сел в машину.

Через полтора часа он, Вечер и Директор встретились в только что отремонтированном Дворце спорта.

— Здесь будут бои без правил, — сказал Директор. — Деньги не особые, но тебе надо размяться, а то застоялся. Постарайся набить всем морды. Это работает на репутацию. Про тебя, наверное, уже забыли, а мы напомним. — Директор подмигнул Вечеру и отбыл, а они с Севой поехали в спортзал.

Бои должны были состояться через неделю. По дороге Сева монотонно объяснял, что в спортивном бизнесе без репутации к большим делам и деньгам не допускают.

— Ты можешь десятками выносить с ринга соперников, но это ровным счетом ничего не даст, если тобой не заинтересуется серьезный человек. Без его внимания пиком твоей карьеры станет скромная должностью охранника. По выходным, в подпитии, будешь трясти перед знакомыми охапкой позолоченных медалек. Но как сказал один герой: «За честь надо деньги платить, тогда честь, это честь! А Георгиевских крестов и ленточек нам не надо. Это дешевка, и мы не дети». — Сева сделал паузу, закурил и продолжил: — У тебя должна быть репутация и имидж. Мы с Директором сейчас над этим работаем. Деньги в тебя пока только вкладываются, отдачи практически нет. Надеемся, что через пару лет это с лихвой окупится. Потом у тебя появится «мерседес», своя квартира в Москве и роскошные бляди, поскольку приличной девушки, чтобы по любви, в Москве с собаками не сыщешь.

— А потом? — спросил Вечер. — Когда уже не смогу выступать?

— Станешь менеджером или, если ума хватит и будешь покладистым и гибким, сможешь выйти на уровень Игоря Сергеевича.


Было четыре часа дня. Трибуны ревели. Шла битва за выход в финал. На ринге двое бойцов молотили друг друга кулаками. Вечер, который уже провел два боя и оба выиграл нокаутами, пристально наблюдал за ними. С кем-то из них ему предстояло биться за первое место. Один из бойцов, высокий, поджарый, с красивыми мышцами рук и плеч, издалека обрабатывал своего противника короткими эффектными сериями, и тот нес значительный урон. На нем были красные трусы и, как сказал Сева, рабоче-крестьянский мышечный корсет — короткие бугристые мышцы, мощные, но не очень выносливые. Парень был приземист, зато ширина его тела почти не уступала длине. Он все старался прорваться на ближнюю дистанцию. Иногда ему это удавалось, и тогда он бил соперника короткими, но мощными ударами. Силы были, в общем, равны, и каждый имел примерно одинаковое количество очков, но боец в красных трусах вдруг переменил тактику. Он, пригнувшись, прорвался вплотную к противнику и, обхватив его за талию, неожиданно произвел бросок.

Сева глянул на Вечера и сказал:

— Смотри-ка, этот комбайнер — с сюрпризами.

— Комбайнер! — хмыкнул Вечер.

Чуть позже парень в красных трусах попробовал повторить прием, но на этот раз второй боец был начеку. Он изящно ушел и нанес два прямых удара. Комбайнер отшатнулся, а затем внезапно бросился в ноги наступающему противнику, схватил его за лодыжки и опрокинул на пол.

Сева поморщился.

— Дешевый прием. Но очко на нем он заработал.

Комбайнер неожиданно повторил прием, едва его противник поднялся. Возмущенный Сева сунул пальцы в рот и засвистел, но боец в красных трусах не обратил на это никакого внимания. До конца боя он еще раз провел этот прием и выиграл поединок с преимуществом в одно очко. После того как рефери поднял ему руку, он попытался обнять проигравшего противника, но тот оттолкнул его. Зал свистел.

— Дешевка, — с презрением произнес Сева. — Ненавижу таких. Сделай его, Вечер, — сказал он. — Если не намылишь ему шею, раньше чем через месяц увидеть меня не надейся. Сиди дома один.

Через полчаса объявили финальный бой.

Вечер вышел первым. Он, как всегда, добрался до ринга в одиночестве. Шел при полной тишине трибун, смотрел прямо перед собой и чувствовал любопытные взгляды публики.

Сева подмигнул ему.

— Сделаешь? Между прочим, в зале появился Директор.

Вечер молча кивнул и перелез через канаты.

Их с комбайнером поставили друг перед другом. Вечер отвернулся, не желая смотреть ему в глаза. Это было сродни нежеланию пожимать чью-то влажную вялую ладонь. Не стоит смотреть в глаза такому типу и видеть в них отражение самого себя.

Потом прозвучал гонг, и они сошлись.

Вечер издали, длинными жесткими ударами расстреливал противника. Тот пытался отвечать, но не смог долго держать такой темп и ушел в глухую защиту. Вечер перешел на ноги, нанес два обманных пинка в голень для отвлечения внимания, следом прямой удар ноги с разворотом на сто восемьдесят, а за ним лоу-кик, едва не сбивший противника с ног.

Зал взревел, сейчас он был на стороне Вечера.

Комбайнера спас гонг.



Когда Вечер сел в углу, Сева, в отличие от секунданта напротив, энергично машущего полотенцем на своего подопечного, демонстративно ничего не делал. Более того, он сидел лицом к залу. Это, как и то, что Вечер выходил к рингу один, должно было работать на имидж. Снова прозвучал гонг.

— Ну, я пошел, — сказал Вечер.

— Давай, — не оборачиваясь, лениво обронил Сева.

Комбайнер первым бросился в атаку, но Вечер погасил ее прямым ударом ноги. Со второй попытки противник все-таки прорвал оборону Вечера и попытался взять его на бедро, но тот успел обхватить его за шею. Они упали вместе, тут же вскочили, и Вечер буквально расстрелял комбайнера серией коротких молниеносных ударов. Он не экономил силы, поскольку имел более длительный отдых перед началом боя. Противник, используя последнее средство, неожиданно бросился Вечеру в ноги. Тот, мгновенно реагируя, выкинул вперед колено, и комбайнера буквально снесло назад. Трибуны наполнились ревом и свистом. Похоже, им угодили. Между тем противник Вечера, сидя посреди ринга, потряс головой, выплюнул из окровавленного рта пару зубов и неожиданно поднялся. Еще не до конца выпрямившись, он вдруг снова бросился ему в ноги. На этот раз ему удалось схватить Вечер за лодыжки, но тот, прежде чем его подсекут, успел с размаху сесть противнику на голову, а затем локтями ударить по почкам. Боль на какое-то мгновение парализовала комбайнера, тем не менее он попытался встать, но Вечер тяжелым размашистым крюком в корне обрубил эту попытку. Все!

Зал неистовствовал, боец в красных трусах лежал в глубоком нокауте, а Вечер спокойно шел в свой угол.

Сева, храня равнодушное выражение лица, вдруг сказал:

— Сегодня я подарю тебе весенний московский вечер.

Вечер оперся о канаты и спросил:

— Сева, ты стихов не писал?

— Нет, но всегда хотел, — ответил Сева и добавил, кивая на зал: — Сегодня ты ему понравился.

Когда Вечер уходил с ринга, трибуны приветствовали его стоя.


Через час они с Севой вышли на улицу. Первые сумерки уже тронули Москву, стало чуть прохладней, но воздух по-прежнему стойко пах весной. Директор поджидал их в своем джипе, возле входа.

— Поздравляю! — протянул он Вечеру руку. — Но не расслабляйся. Запомни, парень, ты сейчас как тот мальчишка, который учился в хорошей гимназии, а потом попал в школу для дебилов. Ты можешь полгода ничего не делать и все время побеждать, но потом станешь таким, как они. Так что работай. До Олимпа далеко.

Когда красные огоньки джипа Директора скрылись, Сева тронул Вечера за рукав:

— Поехали?

— Поехали! — согласился тот, даже не спрашивая куда.

— Пусть после этого вечера Директор найдет мне замену, но я намерен развлечь тебя по высшему разряду. Ты это заслужил, — произнес Сева, заводя свой «мерседес».

Сначала они поехали в испанский ресторан. Там было немноголюдно, уютно и дорого, ненавязчиво звучало фламенко. Потом Сева повез Вечера в казино. Ему там не понравилось, и они надолго не задержались. Затем потянулась череда ночных клубов.

— Будем ездить до тех пор, пока тебе что-то не приглянется, — сказал Сева.

Наконец в одном заведении, где пели что-то тягучее и волнующее две похожие друг на друга брюнетки, а между столиками медленно кружились пары, Вечер сказал:

— Здесь подходяще.

— У тебя есть вкус, — усмехнулся Сева. — Здесь собираются утонченные люди с толстым кошельком. Самое лучшее вино, самые дорогие шлюхи и атмосфера разврата.

Вечер посмотрел на соседний столик, где сидела женщина с шокирующим декольте, и у него стало сухо во рту.

Сева перехватил его взгляд.

— Женщины, — произнес он иронично. — Не связывайся с ними. Они все продажны. Женщина заставит тебя делать рискованные поступки и выпотрошит всего, а затем уйдет к владельцу очередного толстого кошелька. Но обставит это так, как будто ушла любовь. Они это здесь умеют. Москва! Все продажны.

— Неужели все? — с сомнением произнес Вечер.

— Здесь — все! — с нажимом на последнем слове произнес Сева.

— Так давай купим хотя бы одну на двоих.

— На двоих? — Сева едва не минуту смотрел на Вечера. — Давай! Какую?

— Да вот хотя бы эту, — кивнул на даму с декольте Вечер.

— Сейчас, — Сева поднялся и направился к столику, за которым она сидела.

Дама, припав полными губами к бокалу, цедила красное вино. У нее были льняные волосы, расчесанные на прямой пробор, открытый высокий лоб и точеный профиль. Вечер смотрел на нее и до последнего мгновения не верил, что такую роскошь можно просто купить. Он не верил в это даже тогда, когда она ехала с ними в машине к Севе домой.

А потом, когда они взяли ее вдвоем и он увидел, как в полумраке комнаты короткими рывками дергаются ее ягодицы под ударами Севиного тела, и почувствовал, как ее губы, шаря в его паху, нашли то, что искали, и медленно втянули это в себя, Вечер открыл для себя новую и неожиданную истину.


На дворе стоял май, ослепляя глаза синевой еще не выцветшего неба. Вечера приносили неясное томление и предчувствие, особенно на закате, когда небо над Москвой вспыхивало невероятными красками.

Сева пришел в субботу. В шикарном светлом костюме от Дольче Габано и зеленой майке под пиджаком, в летних итальянских туфлях на босу ногу, с перстнем на безымянном пальце, в котором сверкал крупный бриллиант, он выглядел как модный преуспевающий кинопродюсер или элегантный мафиозо. Он принес с собой бутылку красного вина «Ай-Серез» и свежую газету.

— Слушай, — сказал Сева, открывая ее. — «Он всегда один, этот реактивный парень с таинственной наколкой на плече. Ему не нужна группа поддержки, советники, массажисты и телохранители. Он напоминает гладиатора, молчаливый и скупой на проявление эмоций, даже суровый, несмотря на свою молодость. Он не похож на других. Этот человек со странным именем Вечер — самая загадочная фигура в мире профессиональных боев. Его называют реактивным, поскольку он обладает нечеловеческой скоростью…» — Сева бросил газету на стол. — А?! Ты понял, гладиатор? О нас уже пишут. И как!

Вечер недоверчиво взял в руки газету. Сева такой тип, что вполне мог и разыграть, но все оказалось правдой. Статья так и называлась — «Гладиатор» и сопровождалась фотографией, где рефери на ринге поднимал его руку.

Сева принес с кухни стаканы и, открыв бутылку, посмотрел на Вечера.

— Чудак, разве ты не понимаешь, что это как раз то, чего мы и добивались целых два с половиной года? Твой рейтинг наконец — то поднялся до нужной высоты, и мы скоро сможем заключать контракты совсем на другом уровне!

«Да, два с половиной года! — подумал Вечер. — А кажется, что я только вчера появился в Москве». Время пролетело незаметно, в тренировках и боях. Пять дней в неделю он практически не покидал спортзал. Затем следовали два дня отдыха, чтобы забитые, усталые мышцы опять приобрели эластичность и работоспособность, а потом опять зал. Иногда благодаря Севе, на свой страх и риск нарушающему инструкции Директора, случались и бурные развлечения, но подобное происходило нечасто.

Жесткий график тренировок ломался лишь перед боями. Тогда ему позволяли отдыхать четыре дня, а иногда и пять. После этого он выходил на ринг, налитый звериной силой, которая, помноженная на скорость, сносила все на своем пути. Вечеру нравились такие моменты. В период тренировок он ничего похожего не испытывал. Забитые, усталые мышцы не могли дать высоких ощущений.

— За твой успех, — Сева поднял наполненный стакан. — Помнишь, ты рассказал целую историю про это вино. Вот случайно увидел, купил.

— Директор не нагрянет? — спросил Вечер, поднося стакан к губам.

— Не беспокойся. Его нет в Москве. Кстати, в понедельник встречаемся с Игорем Сергеевичем. Кажется, старик созрел, — сказал Сева.

Когда бутылка опустела, он проговорил:

— Еще с первых дней нашего знакомства хочу спросить, откуда у тебя такое имя — Вечер.

— Мне его один человек дал, — сказал Вечер.

— Я думал, родители.

Вечер помолчал, а потом неожиданно произнес:

— Тогда закат был. Мы на холме стояли. Он спросил, как меня зовут. А я и имени своего настоящего не знал. Только кличка. Он и сказал: «А хочешь, я тебе имя дам.»

— Вечер! — Сева покачал головой. — Он что, поэт был?

— Нет. Он был… — Вечер замолчал. — Он был… короче, второго такого во всей Москве не найдешь.


Встреча с Игорем Сергеевичем состоялась в новом супермодном ресторане «Бисер», оформленном в стиле кабаре вперемешку с модерном. Венские стулья, режущие глаз краски и фривольно одетые официантки.

Игорь Сергеевич сидела за столиком с парой стильно одетых молодых людей атлетического вида и еще каким-то типом лет сорока с переломанным носом, который не сочетался с его элегантным костюмом.

Игорь Сергеевич окинул Вечера взглядом и сказал:

— Ну что ж, похвально, юноша. Вы делаете заметные успехи.

Молодые люди за его столиком смотрели на Вечера с любопытством и пренебрежением одновременно. Словно он пришел что-то просить. Вечер ответил презрительным прищуром, замечая при этом, что глаза у одного из них выглядят так, словно в них накапали клофелина.

— Присаживайся, — пригласил Директора Игорь Сергеевич.

Тот устроился на свободном стуле. Больше мест за столиком не было, и Сева с Вечером присели за соседний.

— Не нравится мне это, — сказал Сева. — За стол не пригласили.

— Там больше стульев нет, — заметил Вечер.

— Если бы посчитали нужным, нашлись бы и стулья, — ответил Сева.

— Что за ребята с ним? — поинтересовался Вечер. — Он случайно не голубой?

Сева бросил взгляд в сторону Игоря Сергеевича.

— Да кто их теперь разберет. Если даже и так, то он тщательно это скрывает. Бои не тот бизнес, где подобная слава может помочь.

Минут через пять Директор встал и кивнул им, дескать пошли. Вид у него был недовольный. Когда сели в джип, он произнес:

— Все коту под хвост. — И обернулся к Вечеру. — У этого бегемота уже есть фавориты. Те самые два хлыща, которые с ним сидели. Он поставил на них. Мы немного опоздали. Тебе он предложил роль запасного.

— А мы сами не можем?.. — спросил Сева.

— В лоб против Игоря не попрешь. У него очень сильные связи.

— А если я сломаю его фаворитов? — спросил Вечер.

Директор пожал плечами.

— Не уверен, что сможешь. Игорь берет к себе лучших. У него есть из кого выбрать. Да к тому же кто тебе это позволит?

— Так что мне делать? — спросил Вечер, когда джип остановился возле его дома.

— Тренируйся.


Через пару дней в спортзале появился Сева. Он терпеливо дождался, когда Вечер закончит тренировку, а когда тот вышел из душевой, сказал вдруг:

— Забирай свое барахло, больше сюда не вернешься.

— Почему? — спросил Вечер.

— В машине расскажу.

Вечерняя Москва сияла огнями. Сева закурил самокрутку из дорогого, душистого табака и чуть приоткрыл окно. В салон, смешиваясь с ароматным дымом, потек свежий воздух.

— Директор затеял собственную игру, — сказал Сева. — На кого-то вышел, смог убедить. Люди согласились поставить на тебя, и они сделают так, чтобы ты схлестнулся со ставленниками Игоря Сергеевича в самом ближайшем будущем. Но если ты подведешь, то последствия будут самые тяжелые, тогда хорошо бы уцелеть. Ведь Директор своей головой поручился, полагаю, что и твоей тоже. Он ведь тот еще игрок.

— А почему из зала съезжаем?

— Игорь Сергеевич, узнав о таком положении дел, вполне может учинить отстрел. Потому все ложимся на дно.

— И ты? — спросил Вечер.

— И я. Потому что в меня, в отличие от вас, может, стрелять и не будут, но на дыбу вздернут, чтобы выяснить ваше с Директором местонахождение.

«Приехали, — подумал Вечер. — Опять экстрим. Жизнь на грани».

— Кто эти мальчики Игоря Сергеевича? — спросил он.

— Один здешний, московский плейбой. Сын дипломата, — ответил Сева. — Парень занимается боевыми искусствами с пяти лет. Теперь ему двадцать пять. Он начинал в Пекине. Сам понимаешь, что сыну высокопоставленного чиновника дерьмо не подсунут. Он занимался у очень известного учителя. Потом был Таиланд, Северная Корея, что-то еще. И всегда лучшие учителя. Они вернулись в Россию, когда папа вышел на пенсию, и парня тут же отправили в Англию учиться. Там он положил пятерку тамошних чемпионов и сразу стал звездой. Собирается сделать то же самое здесь. Хотя практически он это уже сделал. Если не считать тебя. Ему мало быть членом правления в папиной фирме. У него есть деньги, бабы, будущее, но ему этого мало. Игорь Сергеевич обхаживает его как может, понимает, что бои для парня не средство, с помощью которого другие отвоевывают место под солнцем, а что-то вроде развлечения с налетом экстрима.

— А второй? — спросил Вечер.

— Второй, — Сева, останавливая машину у светофора рядом с метро «Севастопольская», на мгновение задумался. — Он псих. Что-то с головой. Натуральный бультерьер. Ума столько же. И если ему дают команду «фас», то остановить его невозможно. Разве что ломом по голове. Я видел несколько его боев. Мне кажется, он не чувствует боли и не подвержен нокаутам. Во всяком случае, гораздо менее других. В общем, бультерьер. Нелицеприятная личность, но о нем уже начинают поговаривать.

— Первый просто симпатяга по сравнению с ним, — заметил Вечер. Подонок, а не симпатяга. У него коронка — удар ногой в горло. Хотя это запрещено. Вам бы всем троим подняться на ступень выше, независимо друг от друга. Тогда можно было договариваться и делать деньги. Один раз ты проиграешь, другой раз кто-то из них. Но так вышло, что свободная ступень, после которой открываются новые возможности, на данный момент одна. И займет ее только один. Остальные останутся в нижней лиге. Этими двумя бойцами Игорь Сергеевич, скорее всего, будет манипулировать, допуская по очереди то одного, то другого на пьедестал. На интересе публики — кто же все-таки сильней — он сможет играть и делать деньги несколько лет. А потом, когда потребуется скормить ей кого-то, отдаст Бультерьера. Уж больно неприятный тип. Твоя задача состоит в том, чтобы убрать с доски обе фигуры. Так решили, — Сева немного помолчал, потом произнес: — Слушай, мы сегодня надолго уезжаем из Москвы. Может быть, есть какие-то пожелания?

— Помнишь ту мадам, которую мы привозили к тебе? — спросил Вечер.

— Помню.

— Это мое желание.

В ресторане пахло хвоей, словно в Новый год, в мягком полумраке дрожали огоньки свечей на столиках. На эстраде переплелись в причудливой мелодии саксофон и скрипка.

Непривычное сочетание, — заметил Сева и, прежде чем сесть за стол, добавил:

— Здесь ничего не изменилось, словно мы только вчера вышли отсюда. Если вдруг меня спросят, знаете ли вы такие места, где не течет время, я отвечу «да». Это кабаки и бордели. Когда бы ты сюда ни пришел, здесь все так, как было вчера и год назад. Без изменений. Только ты уже не тот, все более потрепанный и усталый.

Женщина появилась, когда они уже собирались уходить. На этот раз она была в образе скромницы. Глядя на ее темный неброский костюм, на опущенные глаза и простенькую прическу, Вечер не мог поверить, что не так уж и давно эта женщина полулежала перед ними в одних чулках, раскинув в стороны ноги, и бесстыдно смотрела им в глаза.

Вскоре они вместе с ней ехали на квартиру к Вечеру. Она осталась у него на всю ночь.

Ближе к утру, закурив сигарету и устало откинувшись на подушку, она сказала:

— Ну и потенциал!.. У тебя что, больше не с кем?.. Нет девушки? Ты же еще совсем молодой.

— У меня нет времени на это, — ответил Вечер.

— На черта тогда нужна такая жизнь, если в ней нет времени на самое главное? — женщина удивленно вскинула на него глаза.


Он тренировался прямо во дворе.

Прямой удар ногой, затем удар с разворота, серия молниеносных выпадов руками и тут же мощный крюк на отходе. Вечер бросил взгляд на настенные часы, которые Сева повесил над крыльцом. До конца тренировки оставалось пятнадцать минут. Он подошел к мешку с песком и принялся отрабатывать лоу-кик. От ударов его голени в мешке сразу образовалась вмятина, несмотря на то что песок внизу был спрессован собственным весом.

Потом он долго стоял в душе. Пришло время отдыха. Тренировки — это маленький замкнутый мирок, капсула, в которой прессуется энергия. Затем приходит время, и эта капсула открывается. И тогда, если у тебя хватило воли и сил спрессовать эту энергию до предела, она, вырвавшись наружу, сметет все на своем пути. И Вечер прессовал, день за днем. Ставки были очень высоки.

Потом он накинул халат и вышел из душевой. Сева на кухне готовил ужин.

Они сели друг напротив друга.

— А ты уверен, что победишь? Ведь оба они старше и опытней тебя, — спросил Сева, прежде чем начать есть.

Вечер оторвал глаза от тарелки и ответил:

— Один человек сказал мне на прощание, чтобы я слушал лишь самого себя и плевал на то, что считают другие.

— Ты полагаешь, что все, что они считают, неверно, плод их воображения?

— Не знаю. Главное то, что я чувствую.

— И ты чувствуешь, что победишь?

— Да.

Сева кивнул, но в глазах его было сомнение.

Они безвылазно сидели на даче. Для Вечера дни летели как мгновения, Сева же маялся без дела. Он складывал на подоконник книги, которые привозил Директор, едва прочитав десяток первых страниц. Тихо ругаясь, захлопывал очередной томик и говорил:

— Раньше обложка книги ничего не значила. Одни были коричневыми, другие — черными. Вот и все. Глаза искали только название и имя автора. Знаешь, Вечер, раньше были времена красивого содержания, а теперь — красивых обложек. Да, мы живем во времена красивых обложек.

Насчет обложек Сева был прав. Книги, лежавшие на подоконнике, действительно притягивали взгляд. Когда Вечер открыл одну из них, роман Джорджио Фалетти «Я убиваю», Сева заявил:

— Дерьмо! Этому пижону было мало славы, которую он уже имел благодаря своей театральной и музыкальной деятельности. Теперь он написал книгу. Пустое перечисление событий с применением таких оборотов, как «кровь застыла в жилах», «слезы гнева застлали ему глаза» и прочей лабуды. Не позорился бы.

Вечер взял другую, какой-то отечественный боевик.

— А это полное дерьмо! — заявил Сева. — Тебе вообще-то приходилось читать книги, Вечер?

— Приходилось.

— Назови парочку.

— Ремарка. Все, что нашел. Еще этого… Фицджеральда…

Сева чуть удивленно взглянул на Вечера.

— Это действительно книги!

После ужина Сева предложил прогуляться и достал из буфета пистолеты, которые в один из приездов вручил им Директор.

— На всякий случай, — сказал он тогда, и Сева сразу помрачнел'.

— Неужели все настолько серьезно? — спросил он, вертя в руках два новеньких «макара».

Они сунули пистолеты в карманы, вышли за калитку и двинулись к опушке березовой рощи. Стоял тихий летний вечер.

— Как-то не в радость вся эта природа, — произнес Сева. — Пистолеты карманы тянут. Скорей бы все это кончилось.

Директор появился через неделю, на скромной бежевой «девятке».

— Маскируется, — отметил Сева, глядя на машину через окно веранды, и пошел ставить чайник.

За чаем Директор сообщил, что турнир состоится через пять дней.

— Все сделано так, чтобы этот мухомор Игорь Сергеевич и понятия не имел о том, с кем придется встретиться его ставленнику. На турнир заявлена совсем другая фамилия. Перестановка произойдет в последний момент, когда он уже ничего не сможет сделать.

— С кем именно придется драться? — спросил Сева.

— С Пешинским, — ответил Директор и устало потер лицо. — Наконец-то. — Затем он невесело подмигнул им обоим. — Ожидание смерти хуже самой смерти.

— Зачем же так пессимистично, — сказал Сева.

— Шутка, — ответил Директор и добавил: — Все, больше никаких тренировок. Отдыхай.

Вечер молча кивнул.

— Нервничает папа, — сказал Сева, глядя вслед отъезжающей «девятке». — Похоже, Пешинский действительно грозный противник.

— Пешинский, это который из них? — спросил Вечер.

— Плейбой. Помнишь, тогда в ресторане слева от Игоря Павловича сидел?

Пять дней Вечер ничего не делал. Он пытался читать книги, которые лежали на подоконнике, и каждый раз с удивлением обнаруживал, что Сева прав.

— Это же надо, — произнес он в конце концов, — целая гора дерьма!

Сева довольно расхохотался.

Погода была теплой. По вечерам они пили чай на высоком крыльце и наблюдали, как за лес в полной тишине медленно садится солнце, окрашивая верхушки деревьев. Говорили обо всем, но только не о предстоящем бое.

В день турнира Директор приехал с самого утра.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он Вечера.

— Прекрасно! — ответил тот.

— Это хорошо, — Директор внимательно оглядел его и сказал: — Обстоятельства вдруг изменились. Игорь Сергеевич выставил обоих бойцов. Мозги надо выбить обоим.

«Час от часу не легче», — подумал Вечер и спросил:

— Не понимаю, он что, хочет стравить их между собой?

— Не совсем так, — Директор некоторое время наблюдал, как играет под солнцем перстень на его безымянном пальце, а потом продолжил: — Он полагает, что на этом турнире им не найдется равных и оба выйдут в финал. И вот тогда между ними начнется острая борьба за первое место — нокауты, нокдауны, красивые удары и прочее. Зал будет орать в восторге, не понимая, что это всего лишь спектакль. В конце концов кто-то из них проиграет с отставанием в одно очко. Все будут понимать, что бойцы равны, и когда через некоторое время им устроят еще один поединок, на него валом попрет народ. Так делается этот бизнес. — На губах Директора играла непонятная улыбка, и Вечер подумал, что этот человек непроницаем, как бельгийский сейф.

— С Пешинским ты встретишься в первом же бою, — продолжал Директор. — Не представляешь, какой будет для него удар, если он не попадет даже в четвертьфинал. Ему еще никто не бил как следует морду. Постарайся, Вечер. Нам как никогда нужна эта победа, иначе все полетит к чертям. И еще — в зал каждый из нас войдет как зритель, по билету, вместе с толпой. Иначе мы вообще можем туда не попасть. Не дадут. Нас будут искать, шаря по всем раздевалкам, но вряд ли кому придет в голову, что мы находимся на трибунах. У тебя, Вечер, будет место недалеко от ринга. Как только объявят твой выход, поднимайся и иди. Разденешься на ходу. Пока публика опомнится, ты уже будешь за канатами.

— А потом, после боя, если я выиграю?

— Если выиграешь, тебя возьмут под опеку. А если проиграешь, ты никому уже не будешь интересен. Ни одной, ни другой стороне. Голову будут снимать с меня. Одевайся.

Директор вытряхнул из сумки необъятные голубые джинсы с подтяжками, широченную черную майку, бейсболку и летние шлепанцы. Потом положил сверху красные трусы. Когда Вечер оделся, он оценивающе оглядел его.

— Натяни бейсболку поглубже, на самые глаза. Чтобы козырек прикрывал лицо. Вот так.

Потом Директор повернулся к Севе.

— Теперь наша очередь. — Он достал из сумки две пары темных очков в разных оправах и два парика.


Дворец спорта сверкал стеклом, отражавшим лучи вечернего солнца.

Оставив машину на парковке, они разошлись в разные стороны. Вечер первым направился к зданию. Перед входом толпился народ, и он, слившись с толпой, медленно вошел внутрь. «Если нас ждут, то, скорее всего, с черного хода», — думал он, но тем не менее старался как можно ниже держать голову. Пройдя на трибуны, Вечер нашел свое место, сел, посмотрел на ринг и вдруг впервые почувствовал, что ему не хочется туда. Сидеть бы здесь в полумраке, никому не нужным и невидимым, и смотреть, как лупят друг друга два психа, решивших таким экстраординарным путем зарабатывать себе на жизнь. Глядя на ринг, он вдруг обнаружил, насколько отчетливо виден отсюда человек в перчатках. Каждое его движение, полное сил или уже бессильное, на грани краха.

Потом рядом с ним сели три девицы и парень. У всех дорогое барахло, загар, который никогда не получишь в Москве, независимые позы и некоторая надменность в лицах. «Золотая молодежь, — подумал Вечер. — Те, кому везет с рождения, и даже если не везет впоследствии, все равно папиных денег с лихвой хватает, чтобы завалить все ямы, возникающие на их жизненном пути». Все четверо без конца говорили о каком-то Володе, а через десять минут, когда объявили выход Пешинского, они захлопали в ладоши и закричали: «Володя! Володя!»

Вечер понял, о ком шла речь, и на какой-то момент позавидовал Пешинскому. «Вот почему так — одним все, а другим ничего?» — подумал он.

Пешинский шел к рингу в сопровождении свиты из восьми человек. Его лица, полускрытого капюшоном, почти не было видно.

«Играет в таинственность, весь в себе, — подумал Вечер, презрительно щурясь. — Идиот, тебя же чуть ли не полгорода знает». Когда объявили его выход, он встал и, прежде чем идти, обернулся к соседям.

— Хана вашему Володе! — А затем двинулся вдоль рядов, на ходу сдирая с себя майку.

Он чувствовал, что просто обязан сделать этого Володю, чтобы хоть отчасти уравнять положение вещей в этом мире и доказать, что они, безродные, могут кое-что и покруче, чем голубая кровь. Обязан ради Чепера, который терпеть не мог именно таких сытых и надменных от папиных денег ублюдков.

Он двигался широким шагом. На него оборачивались. Вечер слышал, как вслед говорили:

— Смотри, Реактивный, тот самый.

Он подошел к рингу, скинул с плеч подтяжки, и широкие джинсы сами упали на пол. Оставшись в красных трусах, он пролез под канатами. Это выглядело как насмешка над помпезным выходом противника. Казалось, Вечер между делом забежал на ринг, чтобы быстро накостылять ему и опять унестись по более важным делам.

Публике понравилось, она зааплодировала. Потом в углу ринга незаметно возник Сева.

Пешинский был немного выше Вечера, прекрасно сложенный, мускулистый блондин. Держался он тоже правильно. Не корчил звериных рож, просто стоял в своем углу, смотрел на Вечера и снисходительно улыбался. Он и так имел все, и очередная победа не поменяла бы ему судьбу, разве что добавила бы немного славы. При всем высоком профессионализме, этот парень не был профессионалом. Боевое искусство было для него не жизнью, а всего лишь хобби. И если даже он проиграет, пострадает только уязвленное самолюбие.

«Интересно, улыбался бы ты, если бы в случае поражения тебе предстояло бы выйти отсюда в никуда, на улицу», — думал Вечер, стоя в своем углу и сохраняя равнодушное выражение лица.


Прозвучал гонг, и они сошлись.

Пешинский атаковал его двумя прямыми ударами ног, затем рукой в голову и, уже с совсем близкой дистанции, коленом в бедро. Это был обманный ход. Вечер вскинул ногу, уводя ее от удара, и вдруг почувствовал, как его вторая нога отрывается от пола. Затем последовало падение. В последний момент он успел вывернуться и, вместо того чтобы войти в пол головой, ударился об него плечом. «Если бы головой, то хана, — подумал Вечер, поднимаясь. — Реанимация как минимум».

Пешинский улыбался. То, что ко всему прочему он был хорошим борцом, для Вечера оказалось сюрпризом. «Коварная штучка, не только апломб, но и мозги на месте», — оценил Вечер противника. Тот, не давая ему опомниться, снова двинулся в атаку, Вечер отбил ее прямым ударом ноги. Пешинский отшатнулся, но тут же бросился вперед, и опять Вечер успел отбить его атаку таким же ударом. Его пятка на этот раз угодила противнику где-то рядом с печенью. Пешинский слегка согнулся, видно, было больно, но легкая улыбка по-прежнему держалась на его лице. Теперь он кружил вокруг Вечера, ища слабые места в его обороне. Опытный боец, он уже сообразил, что его противник не лыком шит и тоже кое-что имеет про запас. Вечер неожиданно коротким степом сблизился с Пешинским. Тот мгновенно рванулся ему навстречу, собираясь сократить расстояние до предела и произвести бросок. Но Вечер, не останавливаясь, мгновенно ушел в сторону и в прыжке с разворотом выкинул ногу назад. Удар был сильным и, попав в грудь Пешинского, опрокинул его на землю. Зал всколыхнулся, послышались аплодисменты. Удар оценили.

Пешинский встал. Его лицо выражало удивление, но не растерянность. Он был слишком уверен в себе, но, похоже, начинал заводиться. Следующая его атака была не такой хладнокровной. На этот раз ему удалось подобраться гораздо ближе к Вечеру, но тот отбился серией быстрых коротких ударов руками. И тогда Пешинский, упав на колени, подхватил Вечера под ноги и опрокинул его на спину. Вечер поднялся. Усмешка на его лице говорила: «Ну что же ты, чемпион, опускаешься до такого? Неужели край?» В зале засвистели. Потом прозвучал гонг.

— Молодец! — похлопал Вечера по плечу Сева, когда тот сел в своем углу.

Потом они молча смотрели в противоположный угол, где кроме самого бойца и его секунданта находились еще трое каких-то мужчин. Они по очереди говорили что-то Пешинскому, тот кивал в ответ.

— Советчиков-то набежало, — заметил Сева.

Опять прозвучал гонг.

Вечер пробил «двойку» в прыжке — два удара ногой по дуге, следующих один за другим. На первый, который был отвлекающим, Пешинский не повелся, второй отбил и, сделав короткий шаг вперед, попытался взять Вечера на бедро. Тот не дремал и успел поймать шею противника в захват. Пешинский был слишком опытным, чтобы в таком положении продолжать попытку броска. Они расцепились и перешли на обмен ударами. Вечер погасил два прямых Пешинского в зародыше, отбив их перчатками, и пропустил третий. Это был неожиданный мощный крюк снизу, и Вечер едва устоял. Пешинский тут же бросился развивать успех.

В голове Вечера стоял ровный звон, реальность то возникала в виде фрагментов — лицо противника, фигура рефери, суетящаяся сбоку, и желтые точки светильников вдали, которые то сливалась в единый матовый фон, то снова обозначались четкими желтыми сферами.

Вечер пятился назад, вяло отбиваясь. Руки казались ватными. Пешинский неожиданно остановился и ударил его ногой, пустив ее по окружности. Вечер успел среагировать и откинул голову назад, убирая челюсть. Но оказалось, что Пешинский метил ниже. Его нога чиркнула Вечера по горлу, и этого было достаточно, чтобы он едва окончательно не потерял сознание. «Куда бьет, гад?!» — пробилась сквозь муть в голове единственная мысль.

Пешинский, пользуясь беспомощностью противника, развивал успех. Он колотил Вечера прямыми и крюками, слева и справа. Его остановил судья, зафиксировав нокдаун, потом прозвучал гонг. Вечер, смутно видя свой угол, едва доплелся до него.

Сева молча сунул ему под нос нашатырь и принялся обмахивать полотенцем.

Постепенно шум трибун стал ровным, а действительность обрела объем. Когда прозвучал гонг, Вечер встал, окончательно придя в себя. Он понимал, что должен отыграть у противника несколько очков.



Они кружили по рингу, Пешинский полагал, что выигрывает, хотя и не так красиво, как хотелось бы, и занимал выжидающую позицию. Вечер сделал обманное движение левой ногой и тут же, разворачиваясь в прыжке на сто восемьдесят градусов, провел молниеносный удар правой. Пешинский закрылся пассивным блоком, но его слегка отбросило назад, Вечер бросился на него и выдал серию коротких быстрых ударов. Пешинский ушел в глухую защиту. Вечер, подойдя почти вплотную к нему, провел удар коленом в бедро, потом снова переключился на руки, осыпая противника градом ударов и не давая возможности отвечать. Потом последовала подсечка, и Пешинский упал. Зал взорвался криками и свистом.

Подсечка дала лишь одно очко. Пешинский быстро встал и пошел в атаку. Вечер отбросил его ударом ноги. В это время прозвучал гонг.

— У вас равное количество очков, — сказал Сева, обмахивая Вечера полотенцем. — Как, силенка еще есть?

Вечер, глубоко дыша всей грудью, молча кивнул.

— Хорошо. Побей его. Иначе все полетит к черту.

Когда прозвучал гонг, Пешинский сделал короткий быстрый шаг вперед и попытался ударить Вечера подъемом стопы в голову, но тот, на мгновение опережая противника, сделал такой же шаг ему навстречу и, поймав в момент удара, опрокинул на пол. Пешинский тут же вскочил. Похоже, он потерял свое аристократическое самообладание. «Все мы такие», — усмехнулся Вечер, глядя на перекошенное от бешенства лицо плейбоя.

Пешинский бросился на Вечера в прыжке с длинного разгона. Вечер ушел в сторону и ударил ногой в ответ. Он целил в солнечное сплетение, но Пешинский успел заблокироваться и перехватить ногу Вечера. Тот, в падении, попытался ударить противника свободной ногой, но Пешинский коротким движением отвел перехваченную ногу в сторону, и Вечер оказался на полу. Он вскочил, но не успел распрямиться — голень Пешинского ткнулась ему в челюсть.

Нокаута не было — Пешинский слишком торопился, и потому вместо резкого удара получился тычок. Однако у Вечера на мгновение потемнело в глазах, и он едва избежал нового падения.

Не желая упускать момент, Пешинский опять бросился на Вечера. Тот на отходе встретил его серией ударов руками, потом вообще перестал пятиться и попытался контратаковать. Пешинский, не уступая, продолжал напирать. Никто из них уже не думал о защите, ярость наконец вырвалась наружу. Отбросив все предосторожности, они вступили в обмен скоростными ударами. Их руки мелькали, как поршни, и каждый нет-нет да пропускал удар противника. Но никто не останавливался и не хотел уступать. Рев зала стал плотным, как желе, которое можно было резать на мелкие куски. Многие орали стоя, но громче всех, перекрывая зал и забыв про свою обычную сдержанность, вопил из своего угла Сева, переходя на фальцет:

— Гаси его, Вечер, гаси!..

Пешинский уступал в скорости и пропускал больше ударов, но ярость словно колом подперла его спину. Он не отступал, но явно не выдерживал темпа, заданного Вечером. И вот, пропустив подряд два удара, потом еще один, Пешинский на какой-то момент словно споткнулся, и Вечер тут же воспользовался этим. Его прямой с разворота был почти неуловим. У Пешинского, получившего пяткой в челюсть, ноги оторвались от пола, он отлетел метра на полтора назад и рухнул на пол. А вместе с ним отправились в небытие его манеры, чемпионский апломб и лоск.

Пешинский не встал даже после того, как рефери произнес: «Девять!»

«Хорошо, если он вообще встанет», — подумал Вечер, глядя на распростертое тело, которое минуту назад было полно жизни, двигалось, угрожало, было личностью, а теперь лежало, распростершись на полу ринга, и походило на груду отслужившего хлама. И ему уже не нужно было ничего.

Когда Пешинского унесли на носилках, рефери поднял Вечеру руку. Он коротко поприветствовал беснующийся зал и сошел с ринга. Едва он это сделал, как его окружила четверка типов, широких как шкафы. Они, бесцеремонно расталкивая толпу, вывели его на улицу и, как он был в одних трусах, так и посадили в машину.

— Прими наши поздравления, чемпион, — хлопнул его по плечу один из них. — На сегодня хватит. Пусть там кто-то другой занимает первые места, это неважно. Все знают, что чемпион — ты! Ведь сегодня было только двое первых: ты и Пешинский. И ты сделал его.

— А Бультерьер? — спросил Вечер.

— Его сняли. Говорят, собственный менеджер.

Машина тронулась. Когда выехали на дорогу, Вечер запоздало поинтересовался, куда они едут.

Водитель, такой же громила, как и те четверо, ответил:

— К одному человеку. Это он сделал так, чтобы ты бился сегодня с Пешинским.

— И при этом даже не смотрел бой?

— Он не переносит вида драки.

— Тогда я не понимаю…

— Все просто. Есть группа людей, которая поставила на тебя. А этот человек помог им сделать так, чтобы ты сегодня бился с Пешинским.

— Бескорыстно?

Водитель коротко хохотнул:

— Ты что, чемпион, это же Москва. Если он не взял деньгами, то взял чем-то другим.

По Бутырской улице они выехали на Дмитровское шоссе.

— Мы за город, что ли? — спросил Вечер.

— Да, — коротко бросил водитель.

— На Рублевку?

— Нет. Рублевка нынче не в моде. Теперь люди со вкусом предпочитают другие места.

Они ехали минут пятьдесят. Наконец машина остановилась возле особняка с натуральной черепичной крышей, две трети которого скрывали кроны деревьев.

Водитель распахнул калитку и кивнул Вечеру. Тот вошел, и они оказались в небольшом дендрарии. Таких деревьев он сроду не видел. Под деревьями росли цветы, настой их ароматов был таким густым, что кружилась голова.

— Жди, — сказал водитель и исчез.

Оставшись один, Вечер подошел к странному цветку на длинном стебле, ярко-желтому с красной окантовкой по краям листьев, и стал его рассматривать. В это время позади раздался негромкий голос:

— Ты любишь цветы, мистер Реактивный?

Вечер обернулся. Перед ним стоял седой худой человек лет шестидесяти.

— Не знаю, — ответил Вечер.

— Ты победил! — сказал человек, и это было не вопросом, а утверждением.

— Да! — произнес Вечер.

Человек внимательно посмотрел на него.

— Когда-то я тоже был таким. Нет, я не занимался боксом или чем-то подобным. Я был чемпионом в других сферах. Тебе здесь нравится? — он обвел рукой цветник.

— Здорово! — сказал Вечер.

— Ты искренен, а это хорошо. — Человек неожиданно протянул Вечеру руку и представился: — Георгий Константинович.

— Вечер! — Рука мужчины была сухой, на ощупь похожей на нагретое солнцем дерево.

— Какое редкое имя, — произнес Георгий Константинович. — С таким даже не надо брать псевдоним. Я бы пошел с ним в театр, на худой конец в цирк. Что же, приятно познакомиться. — Георгий Константинович достал из кармана пакет и протянул Вечеру: — Здесь пять тысяч долларов. О них никто не знает, кроме нас двоих. Это мое личное спасибо.

Вечер растерянно взял в руки конверт. Немного помявшись, он спросил:

— Но скажите, зачем вы все это делаете, если не интересуетесь боями? Даете деньги, устраиваете бой с Пешинским?..

Георгий Константинович задумчиво покачал седой головой.

— И не только с Пешинским. Еще будет встреча с тем парнем с собачьей кличкой. Как его?.. — Георгий Константинович наморщил лоб.

— Бультерьер, — подсказал Вечер.

— Да, Бультерьер. Ты должен победить и его. Я рассчитывал, что это произойдет сегодня, но менеджер внезапно снял его с турнира. Объяснил это тем, что у бойца внезапно поднялась температура. Скорей всего, это уловка. Ты должен победить Бультерьера, — опять повторил Георгий Константинович.

— Я постараюсь, — пообещал Вечер, думая о том, что этот человек так и не ответил на его вопрос.

Когда Вечер уже собрался уходить, Георгий Константинович вдруг заговорил:

— У нас с Игорем Сергеевичем свои счеты. Была одна история, очень давняя. Мы тогда были совсем молоды. — Георгий Константинович замолчал, глядя на Вечера. Он словно раздумывал, стоит ли говорить дальше, а потом решился. — А знаешь, тебе я, пожалуй, расскажу. Никому не рассказывал, не мог доверить, но ты другой, ты поймешь. Ты веришь в любовь?

— Конечно, — ответил Вечер.

— Может быть, ты и любил?

— Любил.

— Это радует. Я думал, что в наше время ничего подобного не существует. Так вот… — Старик на короткое время задумался, потом произнес: — Ее звали Оля Гаврилова. Серые глаза, светлая челка над ними, легкая походка… и мои смутные надежды. Десятый класс. Я приходил вечерами к ее дому на Южной улице и стоял, прячась среди гаражей. Иногда в окне второго этажа мелькал ее силуэт, и у меня начинало сильней биться сердце. Мне было непонятно, чем живут такие существа, когда они не в школе. За ней бегало много парней, на меня она не обращала никакого внимания, но мне казалось… Впрочем, это неважно. Она почему-то выбрала Игоря. Я заметил, что женщинам часто нравятся подонки. Он как-то устроил вечеринку у себя дома, кажется, на седьмое ноября, и пригласил ее. Она пришла и оказалась единственной гостьей. В общем, он овладел ею. Но самое гнусное в том, что потом растрепал об этом на всю школу. Это сейчас такое в порядке вещей, а тогда было настоящим позором. Я ударил его. Мы подрались. Он ходил на бокс, был самым сильным в классе, и, конечно же, мне здорово досталось. Потом, — Георгий Константинович коротко вздохнул и обвел глазами свой цветник, — она исчезла. Говорили, что перевелась в другую школу. Я искал ее, но так и не нашел. Больше ничего подобного я не испытывал ни к одной женщине.

Вечер удивленно смотрел на Игоря Константиновича. Он ожидал услышать от него что угодно, но не такую сентиментальную историю. И главное то, что этот человек держал ее всегда где-то возле самого сердца.

— А теперь иди, — сказал Константин Григорьевич. — Надеюсь, то, что я сказал, останется между нами. И удачи тебе!

Вечер ехал обратно в Москву, смотрел на мелькающие вдоль дороги сосны и думал об услышанной истории. Он вдруг вспомнил о Виолет. Где она теперь? Наверное, уже замужем. Возможно, она тоже будет единственной стоящей историей в его жизни.

Когда джип Директора выехал за ворота дачи, Сева поднялся на крыльцо и развернул газету.

— «Этот парень — сплошная загадка. Когда объявили его выход, он неожиданно возник среди зрителей. На ходу скинув одежду, словно зашел на секунду с улицы, чтобы утереть нос зазнайке-чемпиону, он пролез под канатами, победил и тут же исчез в неизвестном направлении». А?! — Сева закрыл газету и посмотрел на Вечера.

Тот пожал плечами:

— Вроде ничего.

— Ничего?! — Сева возмущенно взглянул на Вечера. — Это шик! Люди будут валом валить на твои бои. Ты — загадка. Ты в меру небрежен, но не высокомерен. Кстати, Директор сказал, что, когда ты уделаешь Бультерьера, мы сможем съездить отдохнуть на море.

— Хорошо бы, — заметил Вечер, — а то так и лето кончится.

Бой с Бультерьером должен был состояться две недели назад, но тот неожиданно подвернул ногу, и потому встречу отложили на пятнадцать дней. Ходили упорные слухи, что это не так и что месяц назад для Бультерьера привезли инструктора из Северной Кореи, который натаскивает его по какой-то скоростной неизвестной системе. И чтобы освоить ее, ему понадобилось еще две недели.

— Перед смертью не надышишься, — заявил по этому поводу Сева.

Директор просто промолчал. Похоже, он не разделял Севиного оптимизма.

Сева свернул газету, обвел глазами пасмурное небо и вздохнул.

— Да, сейчас бы на море! — И пошел в дом.

Вечер направился в лес. Захотелось пройтись. До боя с Бультерьером оставалось всего два дня, если его опять не отложат, и Вечер уже не тренировался, большую часть времени он проводил, валяясь на диване.


Вечера привезли в зал задолго до боя. Директор хоть и поговорил предварительно с Игорем Сергеевичем, но рисковать не хотел.

— Таков нынче спорт, даже футболистов отстреливают, — сказал он.

Вечер остался один, если не считать трех квадратных приставленных к нему охранников, которые незаметно рассредоточились по помещению. Он обвел взглядом пустые трибуны, потом поднялся и сел. В голову неожиданно пришла мысль: а стоящее ли это дело — развлекать толпу? Впрочем, он не выбирал, как будет зарабатывать на жизнь. Так уж вышло. Он подумал еще о том, что ему скоро стукнет двадцать четыре. А что он знает о мире, из которого вскоре придут сюда люди, чтобы посмотреть на его бой? Его жизненный опыт простирался в пределах шестнадцати лет. Это был опыт незрелого ума, который не выходил за пределы знаний, помогающих выжить. Но, наверное, есть и другая жизнь, где не надо бороться за выживание, а можно просто жить. Важно лишь знать, как сделать так, чтобы никто не мешал тебе этим заниматься. Другие, наверное, в его возрасте уже это знают. Но они не жили с шестнадцати лет в тесном, ограниченном забором школы пространстве. Они, как однажды выразился Сева, находились в миру. А он существовал вне его. Что это ему дало? Несколько громких побед и кличку — Реактивный.

Потом к нему подошел один из охранников и сказал:

— Пора. Сейчас появится администрация, потом пойдет публика. Лучше не торчать на виду. На вот, переоденься.

Он протянул Вечеру пакет с трусами, в которых тот должен был выступать, а затем провел в дикторскую. Остальные охранники подтянулись туда же. Они были немногословными, сидели и пили кофе из большого термоса. Эти люди тоже выбрали своеобразную работу.

— Кофе хочешь? — спросил один из них.

Вечер отказался.

Примерно через полчаса до них донесся какой-то невнятный шум и внизу появились первые зрители. Сначала они текли тонкой струйкой, а потом повалили уже плотной толпой, и трибуны стали стремительно заполняться. Один из охранников, русоволосый, с глубоко запавшими голубыми глазами, посмотрел на часы и сказал:

— Пора и нам. — Потом взглянул на Вечера и добавил: — Тяжелый хлеб у тебя, старина.

— У вас тоже не подарок, — ответил Вечер, вставая.

— У нас хоть морды целые.

— Зато шкуры могут продырявить.

— А как будто у тебя нет, — улыбнулся парень.

— Да, действительно, — ответил невольной улыбкой Вечер.

— Когда тебя объявят, выходи смело, как подобает чемпиону. Мы будем рядом, если что, прикроем. И удачи тебе!

Все трое пожали Вечеру руку и вышли.

У него еще оставалось минут пять, и он решил немного разогреться, насколько позволяло пространство.

Через стекла будки было видно, как к рингу вместе с сопровождающими идет Бультерьер. Вот он поднялся, перелез через канаты и поднял руки, приветствуя публику.

Когда объявили его выход, Вечер незаметно выскользнул из будки и, словно из ниоткуда, возник в проходе между рядов. Рядом тут же появились телохранители. Они шли, словно сами по себе, один сбоку от него, другой впереди, третий находился в паре метров сзади. Все держали правые руки под пиджаками. Перед самым рингом троица как-то незаметно отстала.

Вечер пролез под канатами и встал в своем углу. Сева уже находился там. Вечер не приветствовал публику, но по трибунам при его виде прокатилась волна аплодисментов.

— Слышишь, это тебе, — сказал Сева. — Ответь им, будь вежлив.

Вечер поднял правую руку, приветствуя зрителей. Ему было не до них, на трибунах — ни одного знакомого лица, разве что парни, которые его охраняли. Его больше занимал предстоящий бой. Вечер искоса посмотрел на противника. Крепкий, пониже его, с розоватым телом и бугрящимися мышцами. Глаза… глаза в самом деле странные — чуть оттянутые вниз, красноватые, словно воспаленные. Он действительно напоминал бультерьера, ждущего команды «фас».

Их поставили друг перед другом, и публика затихла.

Вблизи глаза Бультерьера были еще неприятней. Он смотрел на Вечера, словно на кусок мяса, который сейчас ему дадут сожрать. «Говорят, что он проиграл только один бой, и то потому, что дисквалифицировали», — вспомнил Вечер слова Директора.

Потом прозвучал гонг, и Бультерьер в самом деле тут же кинулся на него, как бешеный. Вечер отбил атаку ударом ноги, но противник тут же бросился снова. Вечер остановил его серией ударов рук. В конце концов они вошли в клинч. Бультерьер, обхватив Вечера за пояс, попытался сделать бросок. Но Вечер тут же зажал рукой его шею, и они упали вместе. Бультерьер, отпрянув, принялся работать кулаками прямо на полу, рефери едва остановил его. Вечеру досталось по уху и вскользь по носу. «Стопроцентный псих», — подумал он, поднимаясь.

Едва рефери дал команду продолжать, как Бультерьер снова бросился в атаку. Его техника не отличалась замысловатостью, но с таким напором, как у него, это было и не обязательно. Он провел два прямых удара ногами и затем один по окружности. Вечер легко ушел от первых двух и, вразрез третьему, тоже выкинул ногу по окружности и угодил подъемом стопы противнику в челюсть. Это был чистый нокаут. Бультерьер рухнул на пол как подрубленный. Зал взревел.

«Ну вот и все, — подумал Вечер. — На носилках, конечно, не унесут, но раньше счета „девять“ он не встанет». Но в следующий момент произошло невероятное. Вечер отказывался верить своим глазам. На счет «четыре» Бультерьер пришел в себя, на счет «пять» он сел, обвел глазами ринг и, увидев Вечера, бросился на него. Зал опять взревел. Такого не ожидал никто. Вечер встретил его ударом с разворота и попал в живот. Бультерьер, чтобы не упасть, сделал несколько быстрых шагов назад и слегка согнулся. «Все-таки проняло», — подумал Вечер, и в этот момент прозвучал гонг.

— Слушай, Вечер, мне страшно, — признался Сева, обмахивая его полотенцем. — Он что, из железобетона?

— Посмотрим, — сказал Вечер.

Теперь он сам собирался атаковать.

Прозвучал гонг, и Бультерьер, руша все его планы, вылетел из своего угла как ракета. Он умудрился набрать такую скорость, что его не остановил встречный удар ногой. Бультерьер прикрылся от него пассивным блоком и едва не сбил Вечера с ног. Того спасли канаты. Соперники вошли в клинч, рефери растащил их и жестом приказал продолжать бой. Дистанция оказалась короткой. Они перешли на обмен ударами. Вечер был быстрее Бультерьера, и тот пропустил несколько прямых в лицо, но, похоже, даже не обиделся и не прекращал попытки достать Вечера кулаками. Тот, медленно отступая, обрабатывал противника руками, не забывая про оборону. Он работал на два уровня: живот и голова, два прямых и один боковой справа.

Бультерьер, пропустив очередной удар, вдруг застыл на месте. Рефери тут же оказался рядом, показывая нокдаун. Вечер отошел в сторону, ожидая, пока противник придет в себя. Бультерьер, видимо, плохо понимая, что происходит, сделал попытку ударить рефери, и тот отпрянул назад. Глаза Бультерьера наткнулись на Вечера и стали более осмысленными, а в следующий момент он бросился на него. Вечер сделал то же самое. Они стартовали почти одновременно и столкнулись посредине ринга, грудь в грудь. Вечер был массивней, с рывка набрал большую скорость, чем Бультерьер, и сбил его на пол. Он тут же вскочил, и в это время прозвенел гонг.

— Этот бой публика запомнит надолго, — говорил Сева, вытирая ему пот с лица. — Только выиграй, Вечер.

Вечер молчал. Он подумал, что за весь бой не провел ни одной атаки. Бультерьер постоянно опережал его.

Когда прозвучал гонг, он встал с намерением атаковать первым, но вдруг ощутил, что ноги уже не так упруги. «Черт, — подумал он, — похоже, я слегка выдохся. И не мудрено при таком темпе». Они с Бультерьером дрались практически от гонга до гонга. Никто из них не кружил, не выжидал. Только бесконечные удары.

Вечер метнулся навстречу Бультерьеру, в последний момент, прокрутившись вокруг своей оси, ушел с линии атаки и оказался за спиной противника. Едва тот повернулся, он нанес удар ногой и попал в солнечное сплетение. Бультерьер упал на колени. Согнувшись, он смотрел на Вечера налитыми кровью глазами. «Наверное, если бы он смог, он бы меня убил», — подумал Вечер.

Бультерьер встал на счете «пять», и опять все началось сначала — он атаковал, Вечер отбивался. Натиск Бультерьера не уменьшился, он был таким же, как и в начале боя. «Похоже, у этого типа недостаток ума компенсируется за счет нечеловеческой выносливости», — подумал Вечер и неожиданно пропустил прямой в челюсть. В глазах поплыли радужные круги. Он ощутил еще один удар, но устоял на ногах. Потом перед ним обрисовалось лицо рефери. Вечер потряс головой и жестом показал, что готов продолжать бой.

Когда Бультерьер накинулся на него, он ушел в глухую защиту, но все-таки пропустил один удар по почкам. Он был чувствительным. Сидя после гонга в углу, Вечер подумал, что стал уставать и пропущенные удары — верный тому признак. Наверное, у Бультерьера такая тактика — сначала вымотать противника бешеным темпом, а когда тот потеряет силы, добить.

Первую атаку Вечер отбил успешно. Теперь он уже не думал о том, как послать противника в нокаут, а старался не угодить в него сам. Пропустив пару ударов при второй атаке, он четко понял, что проиграет. Кое-какие силы еще оставались, но сколько он так еще продержится? Не лучше ли рискнуть выложиться без остатка и попытаться принять какие-то контрмеры?

В следующем раунде Вечер дал Бультерьеру такой яростный отпор, что тот от неожиданности попятился. Кулаки Вечера работали со страшной скоростью и с такой же скоростью сжигали энергию, но они пробивали оборону противника. Потом Вечер в развороте на сто восемьдесят градусов сделал обманный финт левой ногой и тут же ударил противника правой, голенью в мякоть бедра. Вечер рассчитывал повредить ему ногу и таким образом лишить скорости. Тогда, возможно, он сумеет продержаться. Ведь по очкам он пока выигрывает.

От удара Бультерьер резко встал, словно запнулся, и Вечер заторопился. Он вдруг подумал, что этого психа надо не побеждать, а навсегда выводить из строя, чтобы он больше никогда не смог выйти на ринг. Вечер, имитируя удар левой ногой по дуге, неожиданно выбросил в прыжке правую. Бультерьер одновременно с этим сделал шаг вперед и вдруг завалился на бок, тем самым избежав удара. «Ушел, гад! — подумал Вечер. У него больше не оставалось сил. Он выложился весь. — Сейчас этот псих встанет, возьмется за свое, и я буду для него легкой добычей».

Бультерьер встал, шагнул к Вечеру и вдруг опять завалился на левый бок. Вечер видел, как перекосилось от боли его лицо. Бультерьер поднял голову и посмотрел на Вечера с такой ненавистью, с которой нормальный человек смотреть просто не в состоянии. Вечер ответил ему кривой пренебрежительной улыбкой. Дескать, дерьмо оно и есть дерьмо. Сейчас придет дворник и уберет тебя с ринга. А секундой позже он отвел взгляд в сторону, чтобы не смотреть на этого больного ублюдка, и вдруг обнаружил, что они с Бультерьером не одни и что есть еще трибуны, сплошь забитые народом. Потом он услышал их шум. Зал свистел, орал, рукоплескал. Сева, позабыв о сдержанности и имидже, выскочил из своего угла и принялся обнимать Вечера.

— Вечер! Ты лучший из всех, кого я видел. Я закачу тебе такую ночь! Я!..

Бультерьера, у которого был перелом бедра, унесли на носилках. Он последний раз глянул на Вечера взглядом раненого крокодила. «Смотри-смотри, — подумал Вечер. — Теперь ты на ринг раньше чем через год не выйдешь, если выйдешь вообще».

Прошла уже минута с того момента, как рефери поднял Вечеру руку, но зал все не мог успокоиться. Он словно вызывал Вечера на бис.

— Вечер! — орал ему Сева, стараясь перекрыть зал. — Не опускай руки, приветствуй публику! Сегодня она твоя. Повернись!..

— Ты что, мой имиджмейкер? — Вечер, слушаясь Севу, поворачивался во все стороны.

Зал бесновался, кто-то лез через ряды, пытаясь прорваться к рингу, кто-то уже размахивал руками возле него.

— Да, я больше твой имиджмейкер, чем секундант. Я много чего понимаю в первом, но ни хрена не соображаю в последнем, — проорал в ухо Вечеру Сева. — Давай-давай, улыбайся. Мне кажется, ты не очень любишь людей.

— За что мне их любить? — ответил Вечер, раздвигая губы в искусственной улыбке.

— Вечер, ты кретин. Ты не понимаешь, что ли, что это все, — Сева обвел рукой трибуны, — этот кошмарный гвалт и есть те самые фанфары, возвещающие о твоем вступлении в другую, блестящую жизнь, где есть длинные черные лимузины, толпы поклонников, внимание прессы, дорогие курорты, рестораны и шлюхи.

В раздевалке ему не давали переодеться ворвавшиеся туда журналисты, и только появление Директора с двумя телохранителями позволило Вечеру принять душ.

Уже в потемках они закатились в ресторан на Софийской набережной. Метрдотель узнал Вечера, и их обслужили по высшей категории.

Было людно, играла музыка, скользили в танце пары. Вечер отставил в сторону недопитый бокал с вином и сказал:

— Знаешь, Сева, мне почему-то стало скучно.

Сева понимающе кивнул.

— Мне это знакомо, но кто сказал, что здесь будет весело? Человек, заходя в шикарный кабак, почему-то всегда предполагает, что, заплатив за дорогую жратву и пойло, он получит кроме вышеперечисленного еще нечто такое, что избавит его от хандры, паршивого настроения, одиночества. Как он заблуждается. Он платит лишь за весь этот понт, — Сева обвел вилкой ресторан. — Но разве может согреть душу вид официанта, по первому знаку спешащего к тебе на цырлах, и то, что ты в состоянии заплатить баснословную цену за блюдо с мудреным названием, ничем не отличающееся от куска мяса, приготовленного на кухне коммуналки? Если да, то ты просто жалкий болван.

— Мне трудно об этом судить. Я тут недавно подумал, что ни черта не знаю про эту жизнь в миру, как ты однажды выразился.

Сева усмехнулся:

— Уверяю тебя, ты не много потерял. Жить в миру — это значит сегодня носить ботиночки с острым, чуть загнутым носом, а завтра уже с носом чуть пошире, иначе рискуешь сойти за лоха, а еще потреблять всякое разрекламированное говно, не только желудком, но и мозгами. И после всего этого ты, конечно, вынужден покупать на ночь шлюху или нюхать кокаин, потому что душа твоя осталась голодной. Жить в миру — это значит потреблять его усредненные стандарты, завернутые в красивые обертки, или бороться с ними, что бесполезно. Ведь дураков всегда больше. А знаешь, чем закончится наш поход? — Сева вдруг заметно погрустнел. — Мы купим дорогих баб. Это самый простой и самый верный способ забвения. Здесь тебя уже не обманет никакой рекламный трюк, и это хоть немного утешает. Есть хоть что-то, в чем человека не обмануть.


Через три недели они улетели в Мексику.

Сева быстро обгорел на солнце и целыми днями торчал под экзотическим навесом из соломы. Он потягивал ледяные коктейли и смотрел на зеленую волну с ослепительно белой пеной. У него был мечтательный вид. Вечер с Директором, наняв старика-мексиканца с лодкой, занимались дайвингом. Вечер быстро освоил акваланг и чувствовал себя под водой как дома. По вечерам они ходили в бары, что цепочкой растянулись вдоль океана, и, сидя за столиком со стаканами в руках, провожали уходящее солнце. Пунцовый шар медленно тонул в море, окрашивая красным воду и их лица, а теплый ровный ветер шевелил волосы на головах.


Москва была сухой и пыльной, несмотря на начало октября.

— Повезло, — сказал Сева, задрав голову.

На другой день Вечер приступил к тренировкам, а через месяц выехал на бои в Бельгию и выиграл все. Директор с ним не ездил, Сева тоже. Вечера и еще двоих бойцов сопровождал другой человек.

По приезде Сева встретил его на перроне Белорусского вокзала. Протянув Вечеру мокрую от дождя руку, он сказал:

— Поздравляю! — И тут же добавил: — Тебя ждет Директор.

Они встретились в ресторане на Арбате.

— Знаешь, какой сегодня день? — спросил у Вечера Директор.

Тот пожал плечами.

— Сегодня исполняется десять лет с того момента, как я зашел к тебе в камеру. То есть с сегодняшнего дня ты абсолютно свободный человек, и я не имею над тобой никакой власти. — Директор положил перед Вечером пачку долларов. — Здесь пятьдесят тысяч. Ты можешь взять их и уйти. Или остаться и заработать намного больше.

— Зачем мне уходить? — пожал плечами Вечер.

Директор едва заметно улыбнулся. Вечер, глядя в его темно-карие с легким прищуром глаза, вдруг подумал, что за десять лет он так ничего и не узнал об этом человеке.


Зима пришла неожиданно, завалив Москву крупным пушистым снегом.

Вечер тренировался в спортзале «Динамо», с ним занимались еще двое парней чуть постарше его. Один из них оказался из школы Директора. Он был неплохим бойцом, но крупных контрактов не имел. Похоже, его менеджер мелко плавал.

В середине декабря, в пятницу, когда Вечер заканчивал последнюю тренировку, в зал вошел Директор. Он долго наблюдал за ним, а потом сказал:

— Через месяц в Москву приедет боец из Южно-Африканской Республики. Не черный. Белый здоровый парень. Негры перед ним отдыхают. Он в свое время выступал на восьмиугольнике, и весьма неплохо. Этот парень даст только один бой, с тобой. Он гораздо опытней и массивней тебя, поэтому ты должен быть в хорошей форме. Такие птицы к нам залетают редко. Если побьешь его, мы выйдем на уровень мировых звезд.

Директор встал с лавки и пошел к выходу, оставляя на полу зала мокрые следы. Вечер смотрел ему вслед и думал: «Что же ты за тип, Директор?»

Новый год Вечер встретил в обществе Севы и двух молодых женщин. Он держался настороженно, пока Сева не шепнул ему на ухо:

— Расслабься, Вечер. Они не купленные. Это соседки, случайно познакомился. У них там что-то не склеилось с праздником, вот я и пригласил их к себе. Сказал, что будет настоящий чемпион.

Южноафриканец приехал двадцатого января, когда Москву засыпало мягким пушистым снегом. Он оказался здоровым парнем со светлыми глазами, смотрящими куда-то внутрь себя, в общем, серьезным типом. С ним был менеджер, худой негр прожженного вида. Он попросил три дня адаптации для своего подопечного.

Парня звали Сэм Родос. Их познакомили с Вечером на приеме, который устроили организаторы боя. Вечер к этому времени серьезно учил-английский, и они перебросились несколькими фразами. Легкая улыбка на лице, спокойные движения и никакой рисовки — Сэм Родос вызывал невольное уважение и опаску.

— Да! — сказал тогда озадаченно Сева. — С этим парнем тебе придется нелегко.

Он тоже почувствовал в Родосе нечто такое — характер, натуру под цивилизованной шкурой.

— У вас есть что-то общее, — добавил тогда Сева. — Вы одной породы.

— Какой же? — спросил Вечер.

Сева, как всегда, выразился замысловато:

— Основная масса человечества — это туристы, толпа зевак, которые смотрят бои, хождение по канату без страховки и прочие страсти. Накопив денег, они ездят по свету и тоже смотрят, раззявив свои хлебала, на пирамиды, башни и прочее. Они никогда не создадут даже тени подобного, никто из них никогда не станет таким, как те, на кого он смотрит. Тонка кишка. Они лишь туристы в этом мире. Туристы и статисты. А вы с этим парнем как раз из породы тех людей, на которых они смотрят.

Вечер разглядывал из окна квартиры город, затихший в неожиданной оттепели, и думал о том, сумеет ли он победить Сэма Родоса. День двигался к концу, уже стал малиновым горизонт на юго-западе, и скоро должна была прийти Ксения. Его познакомили с ней первого января те самые молодые особы, с которыми он встречал Новый год. Ксения была невысокой и хрупкой девушкой с большими голубыми глазами, из очень обеспеченной семьи. Несмотря на ангельскую внешность, в девчонке жил бес.

Такой контраст делал ее весьма сексапильной. Она знала это и пользовалась этим. В кровати Ксения неустанно повторяла, что любит Вечера, но вне постели это как-то не ощущалось.

«Сегодня никакого секса, — подумал Вечер. — Бой на носу». Он поймал себя на том, что ни о чем кроме этого думать не может. Впервые за все время его по-настоящему волновал исход поединка, и впервые у него не было уверенности в том, что он победит.


В день боя потеплело еще больше. «Везет Сэму, — подумал Вечер. — Так он и не узнает наших морозов». Они подъехали к спорткомплексу на Севином «мерседесе».

— Говорят, на тебя большие бабки поставлены, — произнес необычно молчаливый сегодня Сева.

— На Родоса, думаю, тоже, — обронил Вечер, выходя из машины.

Сева негромко выругался и произнес:

— Сволочная жизнь. Человек должен биться, думая о бабках, что на него поставлены. Все изгажено. Вот это и есть жизнь в миру.

Прозвучал гонг, и Вечер с Родосом кинулись друг на друга, как два локомотива. Короткий обмен ударами, и они сошлись вплотную, грудью в грудь. Их развел рефери, и снова последовал бросок друг к другу и столкновение после быстрого обмена ударами. Родос был мощней, и Вечер сразу почувствовал это. Он упирался в него, как в скалу, и при столкновении ему приходилось напрягать все силы, чтобы устоять и не попятиться. Они испытывали друг друга на крепость. Упавший или попятившийся слабее, у него меньше шансов на победу. Это было понятно им обоим, но не залу. Более слабый протянет несколько раундов, но это будет просто растянутая агония. Они сходились вплотную несколько раз, и в один момент Вечеру пришлось сделать короткий шаг назад, чтобы устоять на ногах.

Родос не пытался перейти на приемы борьбы. Возможно, он не владел ими, а возможно, скрывал до поры до времени. Опытный боец не спешит раскрывать свои возможности, но приходит момент — и его противник вдруг с удивлением обнаруживает, что оказался в воздухе. А потом следует жесткое падение. Но пока Родос ничего подобного предпринять не пытался.

Они закончили проверку на прочность и перешли к конкретным действиям на дистанции. Родос напирал, атакуя Вечера длинными мощными ударами рук. Вечер маневрировал и ждал момента, когда противник сделает неверное движение и откроется. Иногда он останавливал Родоса ударом ноги, вынуждая того увеличить дистанцию.

Удары южноафриканца были тяжелыми. «Не дай бог пропустить такой, улетишь на другую сторону ринга», — подумал Вечер, продолжая уходить то назад, то в сторону от атак Родоса. Тот надвигался на него, как тяжелый танк, и не допускал при этом ошибок. Пока счет был ноль-ноль.

Родос неожиданно сократил дистанцию, нанес два прямых удара руками, затем боковой и, еще более сократив дистанцию, провел лоу-кик. Вечер не зевал. Он выкинул вверх левую ногу, в которую целил противник, уводя ее из-под удара и отрывая тело от земли, а затем другой ногой нанес ответный удар. Подъем правой стопы угодил Родосу под ухо. Зал взвыл, он был целиком на стороне Вечера.

Получив нокдаун, Родос по инерции продолжал надвигаться на Вечера, но его остановил судья. Бой продолжили через пять секунд. Родос сравнял счет в начале второго раунда. Он сумел прижать Вечера к канатам и, пробив его оборону, нанес два чувствительных удара. Один рукой, другой коленом по ребрам, и у Вечера слегка забило дыхание. Похоже, они были равны. Вечер уступал в силе и опыте, но зато был быстрее.

Потом в атаку пошел Вечер. Два удара ногами с обманными движениями не удались, Родос разгадал маневр, но зато третий, прямой с разворота, угодил ему в живот. Он отшатнулся назад и тут же двинулся в контратаку. Опять удары рук с дальней дистанции, сближение… Вечер выкинул ногу в боковом ударе, но Родос уже знал, что ожидать. Он неожиданно присел, уходя от удара, и, упираясь руками в пол, провел подсечку. Китайцы называют такой прием «хвост дракона». Вечер свалился на пол. Прием был красивым, и кто-то в зале зааплодировал.

Прозвучал гонг. Вечер встал и пошел в свой угол.

— Чаще меняй тактику, — посоветовал Сева, обтирая ему лицо. — Не повторяйся. Этот парень быстро учится. И будь осторожен. У него наверняка что-то припасено на пожарный случай.

Прозвучал гонг. Они сошлись, обмениваясь ударами. Вечер опережал, Родос пропустил два удара, но для него они были как слону дробина. Он спокойно отошел на дальнюю дистанцию и мощными «двойками» попытался пробить оборону Вечера, а затем переключился на ноги. Вечер сбил рукой оба его прямых удара и сам пошел в атаку. Два удара ног по дуге Родос блокировал, затем последовал обманный выброс правой для отвлечения внимания и тут же прямой удар с разворота. Опять вхолостую. Родос просчитал и это. Вдобавок он умудрился почти вразрез провести свой удар. Пятка Родоса вскользь прошла по скуле Вечера. Но и это было очень ощутимо, почти нокдаун. Если бы угол атаки оказался чуть больше, то недалеко и до нокаута.

Вечер, пританцовывая, показывал подскочившему рефери, что все в порядке. В голове стояла мысль о том, что он был на волосок от краха. После таких ударов не встают. Да, у Родоса опыт. И надо быть осторожней.

Прозвучал гонг. Это был конец четвертого раунда. Вечер, повернувшись, заметил в своем углу Директора. Тот стоял рядом с Севой, заложив руки за спину, и молча смотрел на Вечера.

— Что, туговато? — спросил он, когда тот опустился на стул.

— Терпимо, — ответил Вечер.

Директор, наклонившись к нему, неожиданно произнес:

— Тогда расслабься. Роджер ляжет под тебя в конце следующего раунда. А пока сделайте показуху. Пусть эти свиньи визжат от восторга, — он кивнул на зал.

— Как ляжет?! — Вечер не был даже удивлен, он был растерян.

— Обыкновенно. Нокаут.

Вечер посмотрел в противоположный угол. Там маячил менеджер Родоса, напоминающий кусок рассохшегося под солнцем дерева. Он что-то говорил своему подопечному.

— Через пару месяцев мы организуем матч-реванш и сорвем двойной банк. Давай, иди, — Директор хлопнул Вечера по плечу. — И запомни, публика — это зверь, который набросится на тебя, едва ты упадешь. И надо сделать все, чтобы к тому времени, когда ты не сможешь больше подняться, тебе было глубоко плевать на этот факт, поскольку ты достаточно обеспечен, чтобы позволить себе такое.

Прозвучал гонг, и Вечер, приблизившись к южноафриканцу, спросил:

— Вай, Сэм?

— Бизнес, Вэчир! — ответил ему Родос.

Они показали такой бой, от которого зал встал на ноги и на уши. Они молотили друг как проклятые, падали, поднимались и снова бросались друг на друга. В глазах растаскивающего их рефери Вечер прочел удивление — мол, что это с вами, ребята?

На последних секундах раунда Вечер провел два прямых удара руками и крюк снизу, от которого Сэм Родос рухнул на пол ринга и встал с него только после счета «девять».

В зале творилось невообразимое. Из-за рева трибун невозможно было говорить. Вечер видел снисходительную улыбку на лице пройдохи менеджера Родоса и непроницаемое лицо Директора. «Сколько они заработали на этом бое?» — мелькнуло у него в голове.

Когда рефери поставил их с Родосом вместе и поднял руку Вечера, в его углу возле Севы вдруг возникла Ксения.

Вечер посмотрел на Сэма. Его лицо было невозмутимо. Похоже, он привык к таким трюкам. Они пожали друг другу руки.

— Надеюсь, мы еще встретимся, — произнес Вечер, напрягая голос, чтобы его слова не заглушил рев трибун.

Сэм, улыбаясь, кивнул в ответ. Потом возле Вечера появились журналисты.


— Это надо отметить, — сказал Директор, дождавшись его в раздевалке.

— Это не победа, — возразил Вечер.

— Послушай, придет время, и тебе придется лечь под Родоса. Как ты это назовешь, когда встанешь с ринга под свист разочарованного зала? Неужели поражением? Ты выиграл сегодня очень большие деньги, и это стоит отметить. Мы теперь в большом бизнесе. В самой высшей лиге.

Несколько часов спустя они вчетвером — Вечер, Директор, Ксения и Сева — закатились в испанский ресторан. Фламенко, стакан красного вина и сияющие от удовольствия, многообещающие глаза Ксении растворили осадок фальшивой победы. Когда Директор пригласил Ксению танцевать, Сева спросил:

— Как ты к ней относишься?

Вечер повернул голову и посмотрел на Ксению, которая кружилась с Директором, и ответил:

— Нравится, очень.

— Хорошо хоть не сказал, что любишь, — заметил Сева.

— А что такое?

— Ничего, — пожал плечами Сева. — Это Москва. Она любит победителей, но ведь ты не вечно им будешь.


Вечер стоял у окна, положив руки на батарею, и смотрел, как в морозных сумерках несутся по улице машины. Он только что вернулся с тренировки. Сева по непонятной причине не заехал за ним, и Вечер добирался домой самостоятельно, на общественном транспорте. Он не рассчитывал на это, а потому был легко одет и изрядно промерз. Уже целую неделю стоял мороз в двадцать пять градусов. С того момента как уехал в свою Африку Сэм Родос. Казалось, что он привез с собой тепло, а потом забрал его обратно. Вечер невольно позавидовал ему — в Африке тепло. И у Сэма «поражение» на ринге уже позади, а ему еще предстоит испытать позор.

— Может, и к лучшему, — сказал по этому поводу Сева. — Зато будешь знать, кто чего стоит. Ведь одно дело, когда ты победитель, и совсем другое, когда побежденный.

За эту неделю произошли два важных события. Директор подписал большой контракт для Вечера. Когда Сева увидел его, он присвистнул:

— Такие бабки, даже если проиграешь! Вечер, ты становишься курочкой, несущей золотые яйца.

Кроме того, Вечер внес первый взнос за строящуюся квартиру — семьдесят тысяч и через полгода рассчитывал въехать в нее.

«Может, купить машину, — подумал Вечер, — чтобы не зависеть от Севы. Почему он все-таки не приехал?»

Сева ввалился в квартиру к Вечеру ближе к ночи. Он был пьян в стельку. Глаза его напоминали стеклянные шары и, казалось, уже не реагировали на любые раздражители.

— Слушай, — произнес он заплетающимся языком. — Я там машину припарковал, кажется, поперек… Сделай доброе дело, — Сева протянул Вечеру ключи и рухнул на диван.

Когда Вечер вернулся, Сева уже спал. Он смог снять только один ботинок.

Сева пришел в себя через два часа. Он был еще здорово пьяным, но взгляд имел уже более осмысленное выражение.

— Вечер, — позвал Сева.

— Что? — обернулся тот от телевизора.

Сева глубоко вздохнул и произнес:

— Директора убили!

Несколько мгновений Вечер неотрывно смотрел на Севу, потом развернулся к нему вместе с креслом.

— Как убили, за что?!

— Прямо в машине, на ходу. На Ярославском шоссе. У тебя выпить есть?

— В холодильнике виски стоит.

Сева принес из кухни бутылку, стакан, наполнил его на две трети, затем осушил единым духом. Несколько секунд он нюхал свой кулак, а потом сказал:

— Его машина потеряла управление и врезалась в столб. Это чистейшая заказуха.

— Кто мог это сделать? — спросил Вечер.

— Мог Игорь Сергеевич. Из мести. Или те, кто был с Директором в доле от контрактов. Больше некому. Но мы об этом никогда не узнаем, — Сева плеснул в стакан, достал из кармана пачку с поломанными сигаретами, закурил обломок и откинулся на спинку дивана.

— Знаешь, Директор был правильным мужиком, хотя и со странностями, и с нелегкой судьбой. Когда-то он блистал на ринге. Но один раз, как это со всеми и случается, проиграл, получив при этом серьезную травму, из-за которой не смог больше выступать. И про него тут же забыли.


На другой день утром возле дома Вечеру помигал фарами темный «сааб». Вечер насторожился, но подошел. Опустилось стекло, и он, увидев лицо одного из тех парней, которые охраняли его перед боем с Пешинским, расслабился.

— Падай, — кивнул парень на сиденье рядом с собой. — Босс хочет тебя видеть.

— Моего босса вчера завалили, — ответил Вечер, — а другого у меня нет.

— Теперь будет, — ответил парень и широко улыбнулся.

Вечер открыл дверцу и сел.

Минут через сорок они вошли в здание, стоявшее рядом с городским аэропортом. Охранник молча посторонился, пропуская Вечера и его сопровождающего. Тот провел его до двойных дубовых дверей и сказал:

— Проходи, тебя ждут.

Вечер вошел и оказался в просторном, дорого обставленном кабинете. Навстречу ему из кресла поднялся коренастый человек в темном костюме.

— Лечо Григорьевич, — представился он.

Вечер молча пожал его пухлую руку.

— На тренировку?.. — кивнул человек на сумку в руках Вечера.

— Да.

— Это правильно. Директора не стало, но это не должно отражаться на твоей жизни и карьере. Все остается в силе. Поменяется лишь твое окружение.

— Сева должен остаться, — твердо сказал Вечер. — Если нет, плевал я на ваши контракты.

Человек некоторое время рассматривал Вечера небольшими, чуть заплывшими глазами, а затем произнес:

— А ты с характером, чемпион. Впрочем, так и должно быть. Останется твой Сева. Иди. Сергей тебя подбросит до зала.

За зиму Вечер провел всего несколько боев. Ни один из них не закончился чистой победой. Все по очкам и лишь с минимальным перевесом — в высшей лиге были соответственные противники, вроде Сэма Роджера. Кроме того, Вечер получил несколько нокдаунов, но зато поднабрался опыта и стал понимать, какая это важная вещь.


Это произошло в марте. В воздухе уже пахло весной, и Вечер собирался вместе с Севой съездить куда-нибудь отдохнуть дней на десять. Звонок застал его у дверей, когда он собирался на тренировку. Он поднял трубку, удивляясь, кому это приспичило в такую рань.

Звонил Лечо.

— Тут боец появился, — сразу перешел он к делу.

— Я же отдохнуть собрался, — насторожился Вечер, — я же предупреждал.

— Отдохнешь. Задержки не будет. Хлопнешь этого китайца и поедешь.

— Китайца?

— Да. У Лучинова появился китаец.

Речь шла об Игоре Сергеевиче.

— Откуда он его взял?

— Не знаю. Никто не знает. Я тут выяснял. Доходной китаец-то. Тебе его хлопнуть раз плюнуть будет. На что Лучинов рассчитывает? Говорят, большие деньги на него ставить собрался. Чудак.

— Когда бой?

— Организуем в ближайшие дни. Сейчас помещение подыскиваем. Думаю, много публики не будет. Китайца ведь никто не знает. Разве что на тебя посмотреть пойдут. Потому ищем что-нибудь небольшое.

Вечер поставил сумку на пол. Тренировка отменялась; Перед боем лучше отдохнуть, даже если противник — какой-то неизвестный китаец. У Игоря Сергеевича, видно, дела совсем плохи, коли перешел на китайцев. Экзотика в их лиге не проходила. Азиатов, которые, как правило, имели небольшую массу, здесь играючи выносили с ринга, вместе с их изощренной техникой и таинственными стилями, большие белые и черные парни.


Вечер стоял в тренерской, наблюдая, как в зал стекается народ. Бой должен был начаться в восемнадцать ноль-ноль. Его хоть и рекламировали стараниями Игоря Сергеевича, но народ на какого-то непонятного китайца шел вяло. Желтые уже давно были не в моде.

Шли в основном из-за Вечера.

Помещение было так себе, средних размеров, с жесткими откидными стульями на трибунах, которые к началу боя все-таки заполнились.

Вечер вышел первым, как всегда, один. Теперь некоторые бойцы тоже начали перенимать его манеру — выходить на бой в одиночку, без толпы прихлебал.

Он прошел вдоль трибун и поднялся на ринг. Публика зааплодировала. Вечер машинально поднял руки в приветствии и подмигнул Севе, который уже сидел в углу.

Потом появился китаец. Он тоже шел к рингу один, но это было жалкое зрелище. На нем был какой-то странный халат, из-под которого торчали кривые ноги.

Когда он поднялся на ринг и сбросил с плеч халат, Вечер подумал, что лучше бы он этого не делал. Без него китаец выглядел совсем жалко. На трибунах кто-то засмеялся, смех быстро подхватили, и теперь ржали все поголовно. Вечер озадаченно провел пальцем по кончику носа — да, перед таким бойцом ему еще не приходилось стоять. Китаец едва доставал ему до плеча, и фигуру его трудно было назвать атлетической.

На трибунах продолжали смеяться, и Вечер стал подозревать, что он стал жертвой какого-то розыгрыша. Даже когда рефери поставил их друг перед другом, Вечеру не верилось, что это все всерьез.

Китаец абсолютно спокойно смотрел на Вечера узкими, как-то странно поблескивающими глазами-щелочками. В них не было страха. В них вообще не было ничего. Так смотрят идиоты, дети и святые.

Рефери скомандовал бой, и китаец неожиданно бросился на Вечера. Тот полутолчком-полуударом откинул его от себя. Китаец бросился снова, и тогда Вечер нанес ему удар рукой в голову. Китаец поставил блок, но его снова отбросило назад. Он едва не упал. Вечер, глядя на него, по-прежнему не мог понять, что происходит и где тут подвох. Так прошло два раунда. Китаец, несмотря на то что уже несколько раз оказывался на полу и один раз заработал нокдаун, продолжал атаковать Вечера. Вот он бросился очередной раз. Вечер остановил его прямым ударом руки, затем нанес удар сбоку в челюсть, и китайца снесло в сторону. Он влетел в канаты, отскочил от них и упал на пол. Вечеру стало неинтересно и, более того, стыдно бить узкоглазого — в зале сидела Ксения. Если бы он ударил сейчас в полную силу, то китайца не остановили бы и канаты. «Камикадзе, — подумал он. — Интересно, сколько ему заплатили?»

Китаец тем временем встал на ноги. Рефери прекратил счет, посмотрел ему в глаза и решил, что он в состоянии продолжать бой.

Китаец в очередной раз двинулся на него, и Вечер опять встретил его прямым ударом рукой, но китаец вдруг поднырнул под нее, а потом произошло неожиданное: продолжая движение, он ткнул кулаком Вечера в бок, и у того померкло в глазах.

Боли не было, только какой-то шум, то удаляющийся, то приближающийся и бьющий по ушам. Потом шум пропал, и он открыл глаза.

Он был лучшим, но теперь лежал на полу и даже не мог вспомнить, кто он. Чуть позже до него стал доходить смысл происходящего, и первая мысль, возникшая в голове, была о том, что рефери уже не отсчитывает секунды. Потом он обнаружил, что вокруг стоит мертвая тишина.

Вечер все-таки сумел подняться и тем самым избежать окончательного позора — его не уволокли с ринга, как ветошь. Он встал, а через несколько секунд трибуны разразились свистом и оскорбительными выкриками. «Это в мой адрес», — с трудом пробилась в голову еще одна мысль. Под этот рев рефери поднял руку китайца. Вечер отыскал глазами место, где сидела Ксения. Оно было пусто. «Москва любит только победителей», — неожиданно вспомнил он слова Севы. Китаец меж тем нырнул под канаты и исчез.


— Ты!.. Какой-то плюгавый китаец уделал тебя как пацана! Может, тебя купили?! — Лечо выплевывал слова вместе с дымом толстой сигары. — Завтра вся Москва будет говорить об этом. Ты бы видел это со стороны. Ты опустил свой рейтинг ниже городской канализации. Каких усилий стоило поднять его на такой уровень!

Вечер скривил губы.

— Вы, что ли, его поднимали? Приписываете себе заслуги Директора!

— Ты!.. Щенок! Лучинский сорвал весь куш, один! На китайца, кроме него, больше никто не ставил. Ты представляешь, какие это деньги? Попали все. Как я людям в глаза смотреть буду? Я им сказал, что мой боец вне конкуренции, он лучший.

— Я не ваш боец, — по-прежнему кривя губы в улыбке, сказал Вечер. Он хотел еще добавить, что таких толстожопых засранцев, которые любят толстые сигары, а еще загребать жар чужими руками, по Москве хоть пруд пруди, но передумал.

— Вон! — тихо произнес Лечо. — У тебя больше нет ни имени, ни будущего. — Впрочем, — добавил он тут же, — я дам тебе один шанс. — Лечо прищурился. — Ты должен найти этого китайца, оторвать ему то, что у мужика находится между ног, и приволочь сюда, — Лечо ткнул пальцем в стол. — В доказательство того, что ты его уделал!

В Москве продолжал идти дождь. Странное для марта событие. Вечер вышел из офиса, хлопнув напоследок дверями, и теперь остывал под холодными струями, льющимися с неба. Некоторое время он смотрел, как по стеклу Севиного «мерседеса», стоящего рядом, мотаются взад-вперед дворники, а потом шагнул вперед.

— Ну?.. — спросил Сева, когда Вечер забрался к нему в машину.

И Вечер пересказал ему разговор с Лечо.

Сева долго барабанил пальцами по рулю, а потом произнес:

— Надо искать китайца. Ты теперь знаешь, что от него ожидать, и ты его сделаешь. Главное — не подпускай близко.

— Пошли они все вместе с этим китайцем! — заявил Вечер.

— Да они-то пойдут. А вот что ждет тебя? — спросил Сева. — Охранная фирма, криминальная бригада или, может быть, что-то более мирное, например мясником на рынке?.. Везде примут с распростертыми объятиями. Тебя такое устраивает? У тебя даже нет своей квартиры в Москве. Как и на что ты собираешься жить? Короче, ты думай, а я постараюсь что-то узнать.

Вечер, зайдя в квартиру, сел в кресло и уставился в одну точку. В голову лезли мысли о скандале с Лечо и о своем поражении. Момент растерянности, вызванный неожиданностью происшедшего, уже прошел. Какого-то особого упадка духа он тоже не чувствовал. Поражения в их деле случаются. Это неотъемлемая часть рабочего процесса.

Директор как-то сказал, что настоящий боец должен уметь не только выигрывать, но и проигрывать. Настоящий боец после поражения встанет с пола, утрется, пообещает мысленно всему залу и соперникам: «Ну, подождите, суки, я вам еще устрою» — и пойдет тренироваться. А пижон сломается.

Вечер тогда не понял этих слов, но теперь ему было ясно, что имел в виду Директор. К примеру, Пешинский при всех своих великолепных данных был пижоном. Он умел лишь побеждать и не умел проигрывать, потому после своего поражения разочаровался в спорте и навсегда ушел из него. «Бедняга!» — хмыкнул Вечер. Таким вдвойне тяжело проигрывать. У них престиж, положение в обществе и прочая галиматья. Эти люди живут в искусственных мирках, где есть интриги, зависть и конкуренция. Вечеру же было плевать на это общество, поскольку он видел его лишь со стороны, а сам пребывал вне его.

Постепенно Вечер сосредоточился на главном — почему он проиграл китайцу. Как этому тщедушному существу удалось одержать победу? За счет чего? Вечеру приходилось слышать и читать о разных экзотических штучках, но все это больше напоминало сказки, нежели реальность. В жизни он ничего подобного не встречал и не слышал, что кто-то из бойцов сталкивался с чем-то подобным. Скорость и выносливость, помноженная на массу, сносила на своем пути все. Такой формуле порой не могла противостоять даже филигранная техника. Он знал места на теле, удар по которым мог вогнать человека в болевой шок. Но китаец едва его коснулся, к тому же не было никакой боли. Да и как слабым касанием он мог пробиться до нужной точки через броню мышц, покрывающих тело?

«Как боец — ты сырой», — вспомнил Вечер слова китайца. «Что он имел в виду? Опыт? Вряд ли. Опыта у меня пусть не столько, сколько у Сэма Родоса, но уже вполне достаточно. Тогда чего? Каких-то знаний, которых я не постиг и даже не коснулся?» Теперь он был готов поверить, что они существуют. Как-никак испытал их действие на собственной шкуре.


Сева появился через сутки. Вид у него был озадаченный.

— Никто ничего не знает, — сказал он. — Чертовщина какая-то. Остается Игорь Сергеевич. В офисе его сегодня не было, но адресок мне узнать удалось. Поехали.

Вечер оделся. Он уже решил, что привезет Лечо китайца прямо в офис. А там видно будет.

Игорь Сергеевич жил в «башне» на восемнадцатом этаже в районе между Коньково и Теплым станом. В парадном сидел привратник, въедливый пожилой тип.

— По какому делу в восьмидесятую? — спросил он.

— Похоже, на старого чекиста нарвались, — произнес Сева в сторону и ответил: — Мы с работы. Скажите, Вечер пришел.

— Пароль, что ли?

— Вечер это я, — уточнил Вечер.

Привратник хмыкнул и снял телефонную трубку.

Через минуту они уже поднимались в лифте наверх.

Дверь квартиры восемьдесят была приоткрыта. Из-за нее на площадку ручейком лилось звучание клавесина и тихий женский смех. Сева с Вечером переглянулись, и последний потянул ручку двери на себя.

На вешалке висела длинная норковая шуба.

— Женщина, — сказал Вечер.

— Блядь, — возразил Сева тоном эксперта. — Из дорогих.

Они вошли в гостиную.

Игорь Сергеевич сидел на диване рядом с абсолютно голой блондинкой лет двадцати. На стеклянном столике перед ними царил хаос — бутылки, стаканы, пустые упаковки из-под продуктов и местами налет белого порошка. Пили, видимо, давно. На голову Игоря Сергеевича была нахлобучена коробка из-под торта, в которую с двух сторон было воткнуто по красной розе.

Появление гостей парочку не смутило, скорее наоборот.

— А! Чемпион! — произнес Игорь Павлович. — Видишь, Марта, какие к нам люди пожаловали. Золотой фонд России, правда, битый, — Игорь Сергеевич ухмыльнулся.

— Игорь Сергеевич, — приступил к делу Сева. — Где вы этого китайца взяли?

Тот пьяно ухмыльнулся, поднял вверх палец и изрек:

— Где взял, там уже нет.

— И где он теперь?

— Не знаю. И никто не знает. Получил свои деньги и ушел.

— А что празднуете?

— Победу.

— Так вы ничего нам не скажете?

— Мне нечего сказать. Марта, проводи гостей, они уходят.

Марта поднялась с дивана. У нее были крутые бедра и тяжелая грудь.

— Может, телефон оставите? — сказал ей Сева в прихожей.

— Запоминай, — сказала девица абсолютно трезвым голосом и, почти упираясь своим бюстом в Севину грудь, назвала номер и неожиданно добавила: — Может, сейчас меня заберете?

— А что он?.. — Сева кивнул в сторону гостиной.

— Скучно с ним. Все время пьет. Труса он празднует, а не победу. Все про какого-то Лечо твердит. Опасный человек, дескать.

— Ты нам здесь нужна, — Сева достал из бумажника триста долларов и протянул Марте. — Это аванс. Если узнаешь что про китайца, получишь в два раза больше.

— Думаешь, узнает? — спросил Вечер, когда они садились в машину.

— Женщинам доверяют многое, — ответил Сева, — особенно в кровати. А Игорь Сергеевич подтаял, сидит идиот идиотом.

— А казался приличным человеком, — заметил Вечер.

— Они свое приличие как костюм надевают, когда из дома выходят. Они им деньги зарабатывают.


На другой день Вечер с Севой ездили к администрации зала, где проходил бой, и даже в спорткомитет, затем встретились с несколькими дельцами от спорта — никто ничего про китайца не знал. Это был странный человек, или, как выразился Сева, нездешний. Триумф, почести и хождение павлином по рингу под восторженный рев толпы — ничего такого ему не было нужно. Сразу после боя он получил свои деньги, вышел под дождь, и этот дождь словно навсегда смыл его с картины бытия, так, как будто он был нарисованный.

Потом они были у китайцев. Те тоже ничего не знали. Выходя на улицу, они встретили беременную китаянку с двумя детьми.

— Ты заметил? — сказал по этому поводу Сева. — Уже четвертая.

— В смысле? — не понял Вечер.

— Уже четвертая с двумя детьми, а третий в утробе, и это за пятнадцать минут. Ты пройди по Москве и, даю гарантию, за весь день не встретишь ни одной русской с таким выводком. Если так пойдет, то лет через сто в городе каждый третий будет китаец.

Когда они остановились перекусить возле «Макдоналдса», на город уже опускались сумерки.

Сева откусил кусок чизбургера, с отвращением посмотрел на него и бросил обратно в тарелку.

— Хлеба с майонезом я и дома наемся, — сказал он, принимаясь за картошку фри. — Второй раз в жизни захожу в это проклятое заведение. Только потому, что очень есть хочется. И последний.

Через пять минут они выходили на улицу. Столкнувшись в дверях с хорошенькой молодой девушкой, Сева сказал ей:

— Девушка, поберегли бы вы свою внешность и не ходили бы сюда.

Девчонка с легкой вопросительной улыбкой уставилась на него.

— Да вы посмотрите на них, — Сева обвел руками посетителей. — Вы видите здесь хоть одно привлекательное лицо? Они все молоды, прыщавы, тупы и бесформенны, как будто мы с вами находимся где-нибудь на Уолл-стрит, в одной из американских обжорок. А все потому, что они годами, извините за выражение, жрут здесь.

Когда вышли на улицу, Сева обернулся вслед девушке, вздохнул и произнес:

— Какое лицо! — Потом, чуть помедлив, спросил: — Ксения не звонила?

Вечер промолчал.

Сева закурил сигарету и, глядя, как по проспекту рвется вперед, в сгущающуюся темноту поток машин, произнес:

— Знаешь, в этом деле с китайцем что-то нечисто. Здесь за версту воняет какой-то тайной, и даже мистикой. Я это шкурой чувствую. Не может быть, чтобы никто ничего о нем не знал. Ведь откуда-то этот китаец взялся. Он что, из другой реальности?

— Я не удивлюсь, если это так, — спокойно произнес Вечер.

Они переглянулись.

— А ты когда-нибудь видел что-нибудь такое, выходящее из рамок этой реальности? — спросил Сева.

— Видел. Влюбленного Матеуса. Что-то вроде привидения, но не пугающего, скорей наоборот.

— Я тоже, — сказал Сева. — Было дело, хотел я повеситься…

Вечер кинул взгляд на Севу. Тот затягивался сигаретой, его глаза пристально вглядывались в темноту.

— Вот тогда мне явилась женщина, как ни банально это прозвучит, она была как будто из света соткана. Мы с ней говорили совсем недолго. Слова были совсем простыми, но, наверное, дело не в них. В общем, я не стал вешаться.

Они сели в машину. Сева достал телефон.

— Позвоним-ка нашей ночной фее, — сказал он. — Это последняя надежда.

Через минуту они уже мчались по Москве, разбрызгивая колесами «мерседеса» снег, грязь и подмерзающие лужи.


Марта ждала их в итальянском ресторане.

Вечер окинул взглядом стены в пастельных тонах и столы с кожаными черными диванами, рядами идущие вдоль окон, и ему стало скучно.

— Да, заведение хоть и дорогое, но так себе, — перехватив его взгляд, заметила Марта. На ней были джинсы, простенькая кофточка и минимум косметики. Ничего вульгарного, намекающего на секс за деньги, кроме выпирающих из-под кофточки сосков. Марта была без лифчика. Это слегка будоражило. — Но вино отличное, «Вилла Антинори», — добавила она, заметив, как взгляд Вечера опустился на ее груди. Она все прекрасно понимала.

— Итальянец, — произнесла она, когда Сева и Вечер присели за столик напротив нее. — Слышали о таком?

Они пожали плечами.

— Итальянец — это всегда дорогая машина, всегда пара очень дорогих шлюх, лучшие костюмы и кокаин высшего качества. Для личного пользования. Для остальных ЛСД, амфетамины, экстази и прочая синтетика. Кстати, это его ресторан.

— Почему Итальянец? — спросил Сева.

— У него странный акцент, говорят, итальянский. — Кроме того, внешность такая, хотя сам русский. Так вот, на китайца Игоря вывел Итальянец.

Вечер молча достал бумажник и выложил на стол шестьсот долларов.

— Как его найти? — спросил Сева.

— Несложно. Он на виду. Можете взять у администратора его телефон.

Они стали собираться.

— Не торопитесь, — произнесла Марта. — Итальянец сегодня не в городе. Будет завтра. — Потом она посмотрела на Вечера. — Я беру за ночь тысячу долларов. Добавь к этим шести сотням еще четыреста, и мы отлично проведем время.

Вечер опять полез в бумажник и достал четыреста долларов. Ему позарез нужна была женщина.


В два часа ночи в дверь позвонили.

Марта, перестав работать бедрами, с коротким чертыханием сползла с Вечера.

Он вышел в прихожую и открыл дверь. На пороге стояла Ксения. Она улыбалась той самой улыбкой, от которой Вечер раньше таял, как сахарная вата на сковородке, но теперь она его совершенно не трогала.

— Я подумала, что тебе нужна помощь, — сказала девушка.

— Знаешь, — ответил Вечер, окидывая ее взглядом, — твоя помощь слишком долго ехала. Если хочешь, будешь второй.

— Что?.. — не поняла Ксения.

Вечер обернулся в сторону комнаты.

— Эй, можно тебя на минуту?

Марта вышла в чем мать родила.

— Заходи, милая, — произнесла она, обняв Вечера за шею. — Я не жадная. Этого парня нам вполне на двоих хватит.

Ксении в лицо бросилась краска. Она метнулась от квартиры к лифту.

Марта с Вечером переглянулись и негромко рассмеялись, а чуть спустя хохотали уже на полную.

Итальянец точно соответствовал описанию Марты. У него действительно был акцент, а кроме того, черный «кадиллак», толстая сигара, душераздирающий прикид, пальцы в перстнях и запястья в золотых браслетах. Такая пошлость вкуса перебивала вкусы даже московских нуворишей. Так что если от него и отдавало чем-то итальянским, то с сильным потребительским душком.

— Извини, не хотел тебя подставить, — сказал Итальянец, когда они сели к нему в машину. — Все получилось случайно. Мне один желтомордый деньги задолжал. Брал экстази на реализацию, но погорел, вот и предложил мне этого типа. Сказал, что он в Москве любого бойца уделает. Мне не верилось. Я бы на этого китайца и рубля не поставил. Кстати, и не ставил. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок, я и поехал к Игорю. А он вдруг заинтересовался.

— А можно этого должника увидеть? — спросил Сева.

— Отчего же нет, — Итальянец достал телефон и набрал номер. — Вэнь, тут люди тебя увидеть хотят. Встреться с ними. Это моя просьба… Хорошо. — Итальянец убрал телефон. — Он дома, здесь недалеко. Я подвезу.

«Кадиллак», плавно покачиваясь, как корабль, тронулся с места. Минут через двадцать он встал у большого серого дома. Сева посмотрел на детей, играющих у входа, и сказал:

— Не знал, что в Москве есть китайский квартал.

— Скорее гетто. Так, несколько домов. Они безвредные.

— Пока, — произнес Сева.

Итальянец посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Миша, подай сигнал, — кивнул он своему шоферу.

Через пару минут после гудка из подъезда вышел китаец. Он был, по китайским меркам, высокого роста и прилично одет.

— Садись в машину, — кивнул ему Итальянец.

Китаец молча повиновался.

— Мы ищем китайца, которого ты ему сосватал, — кивнул на Итальянца Сева.

Китаец молчал целую минуту. Все ждали. Первым не выдержал Итальянец:

— Послушай, Вэнь, из-за этого типа я крепко подставил одного человека. Конечно, я отбил те бабки, которые ты мне задолжал, но немножко вымазался в дерьме и хотел бы теперь отмыться. А ты не хочешь мне помочь.

— Где он, знаю только я. И он сразу поймет, кто его сдал, — сказал китаец.

— И что? — спросил Итальянец.

— Переломает мне кости.

— После того как мы его найдем, он уже не сможет тебе ничего сделать.

Китаец обвел взглядом всех присутствующих. В его взгляде было сомнение.

Итальянец досадливо вздохнул:

— Если не скажешь, то эти ребята, что со мной, кости тебе прямо сейчас ломать начнут.

Теперь вздохнул китаец, гораздо глубже, чем Итальянец, с оттенком обреченности.

— Ладно. Он живет на свалке, в вагончике.

— Покажешь! — сказал Итальянец.

Китаец кивнул.

— Давай на кольцевую, — сказал Итальянец водителю.

«Кадиллак» плавно набрал скорость и выехал на Комсомольский проспект. Итальянец открыл небольшой бар и, налив полный стакан виски, поднес его китайцу.

— Пей, Вэнь. А то скис совсем.

Потом он предложил выпить Вечеру и Севе. Вечер отказался.

Вэнь осторожно припал к стакану, стрельнул поверх него на присутствующих узкими глазами и стал пить. Итальянец и Сева, один с бутылкой в руке, другой со стаканом, замерли, глядя на него. Китаец не оторвался от посудины, пока не осушил ее всю. Итальянец одобрительно кивнул и сунул ему в рот сигарету, затем налил Севе. Китаец сделал две затяжки, а затем зрачки его глаз стали понемногу сходить к носу.

— Мать твою! — выругался Итальянец. — Он же готов.

Он опять полез в бар и достал оттуда жестянку с табаком, в которой оказалось второе дно с кокаином. Вытряхнув в узкую, как у аристократа, ладонь изрядную дозу порошка, Итальянец попросил:

— Захлопните ему поддувало.

Вечер, выбрав момент, зажал рот китайцу, а Итальянец с размаху запечатал его нос ладонью с кокаином.

Китаец судорожно вдохнул несколько раз.

— Не будет перебора? — спросил Вечер, продолжая зажимать рот китайцу.

Черные глаза Итальянца матово блеснули. Он отпустил китайца, небрежно стряхнул с ладони остатки кокаина и сказал:

— Не будет. Минус на минус дает плюс. Он же, гад, стакан виски вылакал. Где они только так пить научились? Кокс нейтрализует алкоголь, вот и все.

Действительно, через пару минут китаец пришел в себя.

Свалка была грандиозной. Целый город. «Кадиллак» припарковался у ее края. Они вышли. Итальянец окинул взглядом холмы и горы мусора и присвистнул. Потом, обводя пальцем окрестности, сверкнул перстнями и произнес:

— Это конечный результат всех наших усилий. Мы все превращаем в дерьмо.

— Ну и где здесь его искать? — спросил Сева.

Китаец жестом предложил следовать за ним. Идти пришлось долго, обходя горы мусора, которые высились, как терриконы. Временами они видели людей, которые рылись в мусоре. Наконец китаец остановился и указал на строительный вагончик, одиноко маячащий недалеко от откоса:

— Там.

Вечер шагнул вперед.

— Миша! — произнес Итальянец, и его шофер последовал за Вечером.

Тот обернулся.

— Я сам. Это только мое дело. — И двинулся по странной пружинящей поверхности свалки.


Подойдя к вагончику, Вечер встал. Он знал, что будет делать. Без лишних слов выхлестнет китайца на дальней дистанции и свяжет ему конечности скотчем. Второй раз этот номер — подобраться к нему вплотную — у косоглазого не пройдет. Вечер прислушался. Из вагончика не доносилось ни звука. «Спит или его просто здесь нет?» — подумал Вечер и, готовый к всяким сюрпризам, осторожно потянул дверь на себя. Она поддалась. Вечер открыл ее и снова прислушался. Было тихо.

«В конце концов, китаец не знает, с чем я пожаловал», — подумал Вечер и шагнул в вагончик. Оказавшись внутри, он тут же прижался спиной к стенке. В слабом свете, лившемся через немытое окно, он различил очертания железного шкафа, стола, а за ним какого-то лежака, на котором угадывались контуры тела человека. В вагончике стоял какой-то знакомый запах.

— Эй, хозяин! — позвал Вечер.

Человек не шевелился. Вечер окликнул его во второй раз. Реакция была та же. Тогда он шагнул к лежаку. В полумраке Вечер не сразу понял что к чему, но зато вдруг сообразил, чем пахнет. Пахло кровью. Он присмотрелся. Перед ним лежал китаец. Тот или не тот, разобрать пока было трудно. Его руки, раскинутые в сторону, были привязаны к краям лежака, ноги тоже. На груди и на бедрах лежало по мешку с цементом. Вечер скинул их на пол, и китаец неожиданно открыл глаза. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом китаец произнес:

— Чемпион? Зачем ты пришел сюда?

— Я… — Вечер замешкался. Не говорить же человеку, который находится в беспомощном состоянии, что он пришел его добить. — Я хотел понять, как тебе удалось меня победить.

— Тебя учили спорту, а меня боевому искусству, вот в чем различие. Тебе не стоило приходить сюда, — китаец говорил со страшным акцентом, но речь выстраивал правильно.

— Почему?

— Тебе придется принять эстафету. Помоги мне.

Вечер развязал китайцу руки и ноги, но тот не двигался.

— Я на гвоздях, — пояснил он. — Они уже вошли на треть. Самому мне не встать.

Вечер, присмотревшись внимательней, заметил, что тело китайца не касается лежака. «Вот откуда запах крови», — понял он.

Китайца следовало снимать целиком, в горизонтальном положении, иначе гвозди проникнут глубже. Вечер попытался просунуть руки под тело, его пальцы сразу же уперлись в гвозди и стали мокрыми и липкими. Китаец весь сочился кровью. Вечер метнулся по вагончику, нашел щетку на длинной палке и с ее помощью протолкнул между гвоздями веревки, которые снял с рук и ног китайца. Он пока не пытался что-либо понять, поскольку был сосредоточен на своих действиях. Протянув веревки в районе лопаток, пояса и бедер, он стал медленно поднимать тело. Оно почти ничего не весило.

— У меня недалеко машина, — сказал Вечер, опуская китайца на лавку.

— Поздно, — сказал тот. — Со мной работали мастера.

— Успеем, — возразил Вечер.

— Со мной все кончено, подумай о себе.

— Я в порядке.

Китаец слабо усмехнулся:

— Уже нет. Ты принял эстафету, хочешь ты этого или нет. Уже ничего нельзя сделать.

— О чем ты? — произнес Вечер.

«Похоже, у бедняги начался бред», — подумал он.

— Попытайся понять, что в этом мире, кроме людей, озабоченных собственным процветанием, престижем, славой и прочей мишурой, есть и другие люди, и иные формы сознания и бытия, — сказал китаец. — Но кто-то не хочет, чтобы в мире существовало сверхъестественное и происходили чудеса. — Китаец помолчал, делая передышку, а потом заговорил снова, но как-то невпопад: — Как боец, ты еще сырой, но у тебя невероятная скорость. Такая была только у Брюса. Но кончил он плохо, — китаец закрыл глаза, но продолжал говорить: — В мире немало людей со сверхъестественными способностями кончили плохо. Просто мир не осведомлен. Это тайная закономерность, которую от него тщательно скрывают. Я начал со смерти Брюса. Мне не удалось узнать, кто его убил, но я понял почему. Этого было достаточно, чтобы на меня открыли охоту. Я понял, что спасти меня могут только их антиподы, то есть люди с другой формой сознания. Я искал таких. Их не узнать в толпе, их могут выдать только глаза, но и то лишь когда пристально смотришь в них. К тому времени за мной шли по пятам. Я бежал в Россию, надеясь здесь затеряться и заодно найти Морозника. Этот русский из тех, имеющих другую форму сознания. Но выяснилось, что он уже в Нью-Йорке. Одно время я думал, что мне удалось замести следы, от меня отстали. Но они никогда не перестают искать. Они идут по запаху.

Вечер слушал, с некоторым сожалением глядя на китайца. «Пускай закончит», — решил он.

— Теперь они знают и тебя, — произнес китаец. — Здесь стоят камеры. Они хотели видеть мою агонию, убедиться в том, что я умер. Они никогда не поверят в то, что я перед смертью ничего тебе не сказал. Но я тебя предупредил. Значит, у тебя есть шанс. Найди Морозника. Он поможет, подскажет, — слова китайца стали едва слышны.

— Кто с тобой это сделал? — Вечер ближе наклонился к китайцу, но тот, похоже, уже его не слышал.

— Есть другая, более высокая реальность… не зависит, где ты находишься, — быстро шептал он.

— Кто с тобой это сделал? — опять спросил Вечер.

— Их отличает манера убивать…

Глаза китайца остекленели.

Вечер вышел из вагончика и окинул взглядом свалку.

— Бред, — произнес он и сплюнул. — Камеры. Откуда на этой помойке камеры?!

Но внутри остался какой-то осадок.

Его глаза наткнулись на четыре фигуры, стоящие вдалеке, — это были Сева, китаец и Итальянец со своим водителем. Вечер с облегчением вздохнул. «Вот она, единственная реальность, — подумал он. — В данный момент это свалка и люди на ее краю. Понятные, с понятными мотивами своих поступков, никакой тайны».

Вечер вытер ручку на двери вагончика и зашагал к ним.

Сева и Итальянец пили виски, по очереди прикладываясь к бутылке. Водитель стоял немного в сторонке и курил.

— Ну что? — спросил Итальянец.

— Опоздали. Нас кто-то опередил. Беднягу распяли на гвозди и придавили мешками с цементом. Он бредил. Так толком ничего и не сказал.

Итальянец покачал головой, глотнул из бутылки и скомандовал:

— Пошли отсюда.

Потом, когда его «кадиллак» притормозил возле метро «Братиславская», он сказал:

— Знаешь что, Вечер, я наблюдал за тобой. Мне казалось, что ты против всех и всего, включая трибуны. Но при этом, как ни странно, все были за тебя. А ты даже к рингу выходил не так, как другие. И мне это нравилось, потому что здесь мы с тобой схожи. Но тогда ты был непобедимым, а значит, непогрешимым, и толпа это хавала, как повидло, чмокая и облизывая пальцы. Но теперь, когда ты пал, они тебе этого не простят. Ты один против всех, и все против тебя. Толпа. Я тоже не люблю толпу, а если честно, то и людей, и потому торгую наркотой. Налево и направо. Подходите, ублюдки, получить забвение. Я смотрю на их рожи, когда они глотают или курят это дерьмо, блаженно закатывая при этом глазки, и меня тошнит, я мысленно желаю им побыстрей сдохнуть в канаве. Поскольку это естественный отбор, как болезнь или война, только в более гуманной форме. Сильные выбирают борьбу. Они идут к славе, деньгам или Богу, а слабые предпочитают смотреть на это и взбадривать себя инъекциями. Сильный на наркоту не подсядет. Если тебе совсем станет худо, приходи. Для тебя место всегда найдется. Потому что, когда я смотрю на таких, как ты, у меня появляется надежда.

— Спасибо! — сказал Вечер.


— Ну и что будем делать? — спросил Сева, садясь за руль «мерседеса».

Вечер посмотрел, как у входа в метро накапливается толпа, и сказал:

— Поедем к Лечо.

Сева молча завел «мерседес».

Улицы Москвы были забиты машинами. Они попали в пробку и простояли почти полчаса.

— Легко отделались, — сказал Сева, сворачивая с проспекта на боковую улочку. — Не пойму, что держит людей в Москве, что их сюда манит. Пробки, суета. Москва ведь даже не голова, а скорей желудок России.

Когда подъехали к офису Лечо, Сева сказал:

— Знаешь, Вечер, я не пойду с тобой. Не хочу на эту морду смотреть.

— Сиди, я сам, — сказал Вечер и вышел из машины.

У кабинета Лечо стоял охранник. Он окинул Вечера взглядом и посторонился.

Лечо сидел со скучающим видом, глядя в огромный экран телевизора. В одной руке у него была рюмка, в другой сигара.

«Чем живут такие люди? — вдруг подумал Вечер. — Желудком? Тщеславием? Чем еще?»

— Ну, что скажешь? — произнес Лечо, не отрывая глаз от экрана.

— Китайца больше нет, — произнес Вечер.

— Что, уехал?

— Нет. Пару часов назад отдал Богу душу.

Лечо удивленно повернулся к нему:

— Ты его, что ли, того?..

— Не я, меня опередили.

— Кто?

— Неизвестно. Он нес какую-то околесицу про тех, кто убил Брюса Ли, про высшую реальность. Думаю, бредил.

— Тогда я ничем не могу тебе помочь. Пока!

— Будь здоров! — произнес в ответ Вечер и вышел за дверь.


Через несколько дней неожиданно похолодало, снег, медленно кружа, покрывал оледенелые ветви деревьев.

Вечер выключил компьютер с программой, при помощи которой совершенствовал свой английский, и подумал, что теперь он ему может и не понадобиться. Сева уже два дня кряду обивал пороги разных деятелей от спорта, и все безрезультатно. Никто не хотел с ними связываться. А это значило, что выездов за границу больше не будет.

— Не думаю, что они тобой пренебрегают, — сказал он, заявившись вчера после очередной безрезультатной поездки. — Все-таки такого бойца, как ты, им по всей Москве с собаками не отыскать. Полагаю, это работа Лечо. И никто не хочет вставать ему поперек дороги. Кроме того, твоя изоляция выгодна другим менеджерам. У них есть свои бойцы, которые долгое время оставались на вторых ролях. При тебе у них не было шансов. Теперь каждый начнет разыгрывать свою карту. Тебя просто вывели из игры. Очевидно, надо переждать. Может, что-то разрешится само собой.

— И сколько ждать? — спросил Вечер.

Сева пожал плечами:

— Не знаю. Полгода, год, полтора. Может быть, Лечо застрелят или найдется кто-то новый, молодой и борзый, с более обширными связями, и заинтересуется тобой. А пока надо понемногу подыскивать другое занятие, в том числе и мне. Деньги имеют обыкновение кончаться.

— На крайний случай пойду к Итальянцу, — сказал Вечер.

— Можно и к нему. Этот тип хоть и с причудами, но гнилых поступков за ним не водится. Не боишься связываться с наркотой?

Вечер усмехнулся:

— Я, Сева, с этим делом с детства связан был.

Прошло еще несколько дней. В тренировках отпала нужда, и Вечер без дела слонялся по квартире. Время от времени он вспоминал китайца и его слова. Интересно, откуда взялся этот тип, и кому понадобилось его убивать, да еще таким изощренным способом? Думая об этом, Вечер испытывал что-то вроде бледной тени тревоги, но она быстро исчезала. Существовали проблемы более важные и более реальные. И вникать в то, что сказал китаец, было просто глупо.

Остаток марта постепенно сошел на нет, и пришла настоящая весна. По ночам под окнами орали коты, а уже с утра начинала звенеть капель. Это внушало оптимизм, впрочем беспочвенный.


Положение неожиданно спас Сэм Родос, вернее, его менеджер, вдруг позвонивший из Флориды раньше срока. Им срочно понадобилась победа над Вечером. У них там были свои игры.

Лечо вызвал Вечера в пятницу утром.

— Ладно, — сказал он, — ляжешь под Родоса в дополнительном раунде, получишь свои пятьдесят тысяч, а там посмотрим.

Тон у дельца был миролюбивый, ведь Вечер мог отказаться и тем самым красиво подставить Лечо, что нанесло бы сильный удар по его репутации в определенных кругах.

— Когда будет бой? — спросил Вечер.

— Примерно через неделю.

— Кто будет секундантом?

— Если хочешь, Сева, — пожал покатыми плечами Лечо. Он раскурил сигару, посмотрел, прищурившись сквозь дым, на Вечера и добавил: — Да, скажи ему, пусть не бегает по людям. Пристроить тебя он все равно не сможет, вес у него для этого ничтожен, а пристрелить, чего доброго, могут. И еще, за день до боя организуем коктейль. Ты должен быть.


На коктейле присутствовали в основном избранные, да еще пресса. Про поражение Вечера, казалось, все забыли. У него брали интервью, снимали его рядом с Родосом и отдельно. Когда пресса отошла в сторону, Родос спросил:

— Вечер, что это за история с китайцем?

«Действительно, история», — подумал Вечер и ответил:

— Я подпустил его слишком близко. Решил поиграть. И он сделал меня одним ударом. Боли не было. Я просто отключился, а когда пришел в себя, все уже было кончено. А потом китайца убили. Я нашел его на свалке в вагончике. Он уже отходил. Говорил про какую-то иную реальность, про тайну, из-за которой его убили. По-моему, бредил.

Родос внимательно слушал Вечера.

Когда прием близился к концу, он внезапно заговорил на русском с чудовищным акцентом:

— Вечер, проиграть не надо. Ты понимаешь? — Родос наморщил лоб, подыскивая нужные слова. — Биться честно, как мужчины. Понимаешь? Эти вонючки, — он кивнул на присутствующих, — останутся без конфетки. — Слово «вонючки» звучало в его устах как «войнючки», и Вечер невольно улыбнулся. — Они не участвуют, — продолжал Сэм Родос. — Это дело нас двоих. Ты и я.

Родос замолчал, выжидающе глядя на Вечера. Тот посмотрел ему в глаза.

Этот парень предлагал серьезную вещь. Вечер знал, что Родосу как воздух нужна победа. Что-то там у них пошло не так, и его поражение в прошлый приезд превратилось в огромную дыру в рейтинге бойца. И эту дыру нужно было срочно прикрыть. Ладно, если победит Родос, а если проиграет? Последствия будут очень серьезными для них обоих. Но то, что предлагал Сэм Родос, Вечеру было по душе. Они как бы становились независимыми от всех, вне толпы, вне менеджеров, и могли выяснить как мужчины, кто на самом деле сильней.

— Я согласен, — сказал Вечер.

Больше они не разговаривали, лишь изредка обменивались взглядами издалека, словно желая убедиться в том, что никто из них не передумал. Потом Сэмом заинтересовалась блондинка в зеленом облегающем платье, одна из тех дам, которых приглашают разбавить преобладание мужского пола на подобных сборищах и украсить их. Сэм против блондинки не возражал, и они присели вместе на диван.

Спустя полчаса Вечер незаметно покинул дом.

Севин «мерседес» уже ждал его на парковке. За стеклом вспыхивал огонек сигареты.

— Ну и как? — спросил Сева, когда Вечер сел в машину.

Вечер пожал плечами.

— Понятно. Значит, былого восторга уже нет, — прокомментировал Сева, имея в виду публику.

— Что-то вроде того.

— Рановато они тебя списывают.

— Мы с Сэмом решили драться без дураков. Победит тот, кто сильней, — сказал Вечер.

Сева некоторое время озадаченно молчал, а потом спросил:

— А как же Лечо и этот негритос, менеджер Сэма?

— Да плевать нам на этих обезьян, — произнес Вечер, вдруг почувствовав, что ему действительно плевать, и от этого ему стало легко и весело.

— Ну, вы… отчаянные ребята! — сказал Сева и тронул «мерседес» с места. — А знаешь, в этом что-то есть, — добавил он минуту спустя, когда они неслись по улице в потоке других машин.


Прошло два дня. Вечер понемногу изнывал от безделья. Книгу под названием «Кромешник», которую привез ему Сева, он проглотил в один присест, хоть она и была толстой, и теперь делать было совершенно нечего.

Бой должен был состояться завтра. Это еще почти целые сутки. Шляться одному по Москве не хотелось, а Сева был занят какими-то своими делами.

Когда первые сумерки тронули город, Вечер, стоя на кухне возле окна, вдруг вспомнил, что в этот день Чепер дал ему имя. Сколько же прошло времени? «Лет пятнадцать», — подумал он. И как будто не было этого всего, ни Чепера, ни югов, ни той жизни. Только имя — Вечер. Получается, что сегодня день его имени. Это надо было отметить и тем самым воздать почести прошлому. Взять бутылку хорошего вина…

Как бы вторя его мыслям, раздался телефонный звонок. Это была Марта.

— Чем занимаешься? — спросила она.

— Ничем. Скука, — ответил Вечер.

— У меня тоже, — произнесла Марта. — Может, придумаем что-нибудь? Приезжай ко мне.

Вечер вышел из дома спустя двадцать минут после звонка Марты. Синие весенние сумерки пахли свободой.

По дороге он купил в специализированном магазине бутылку «Ай-Сереза». «Хорошо, что хоть что-то осталось с тех времен», — подумал он, пряча бутылку в сумку. С того момента, как Парадокс первый раз выставил для него на стойку это вино, прошла вечность, и с тех пор Вечер перепробовал много других вин, испанских, французских, чилийских, но все они напоминали ему компот, в который повар пожалел положить достаточно сахара. Он вдруг вспомнил Виолет, и у него немного защемило внутри. Если верить теории Парадокса, то начал он с высокого уровня. Виолет и вино были равноценны по качеству. Он усмехнулся такому определению.

Когда таксист высадил его у дома Марты, сумерки стали заметно гуще.

— У тебя же завтра бой, — сказала она, когда Вечер поставил бутылку на стол.

— У меня сегодня день имени. А от стакана хорошего вина вреда не будет, скорей наоборот.

— Странно, я думала, что у твоего имени нет своего дня, — сказала Марта.

— Есть, — ответил Вечер, открывая бутылку. — Это день, когда мне его дали.

— Кто?

— Один человек. Он погиб.

— Печально, — заметила Марта.

— У меня все истории печальные.

Вечер открыл бутылку и налил вина.

— Ничего, когда-нибудь появятся и другие, — произнесла Марта, поднося к полным губам стакан.

«Да, — подумал Вечер, — вот, например, завтра может появиться такая веселая история, что кое-кто будет очень долго ее вспоминать».

— Ты чего усмехаешься? — спросила Марта.

— Да так.

Вечер остался у нее на ночь.

Они встали в двенадцать дня. Марта не спеша передвигалась по квартире, она готовила кофе и горячий шоколад — странное сочетание. На девчонке были лишь узкие белые трусики, и Вечер, наблюдая за ней, снова начал испытывать желание. Но заниматься такими вещами перед боем было нежелательно.

Марта все поняла.

— Я тебя утешу после боя, — сказала она.


Шел четвертый час дня, когда Вечер вышел на улицу. Было тепло. Он в расстегнутой куртке шагал по тротуару, покрытому лужами, в которых отражалось апрельское солнце, и на душе у него было безмятежно. До начала боя оставалось несколько часов. Он на ходу позвонил Севе, но тот не отозвался. Вечер, немного подумав, решил заехать к нему домой.

Такси довезло его за двадцать минут. Он поднялся на лифте и позвонил. Никто не открывал. Вечер снова достал мобильный телефон, и в это время его взгляд остановился на узком, едва заметном пространстве между косяком и дверями квартиры. «Не заперто, что ли?» — удивленно подумал Вечер и носком ботинка несильно толкнул дверь. Она неожиданно подалась вперед. «Что за черт, — подумал Вечер. — Неужели пьян?» — и шагнул в квартиру.

Модные Севины ботинки, которые ему привезли прямо из Португалии, стояли на полке для обуви. На вешалке висел его кожаный плащ.

Вечер прошел в гостиную. Первое, что бросилось ему в глаза, это мешки с цементом. Их было шесть штук, и все они были разложены на шкафу, который лежал посреди комнаты. У Вечера в голове мелькнула нехорошая догадка. Он обошел шкаф, чуть пригнувшись, заглянул под него с торца и вдруг увидел чью-то макушку. В том, что она принадлежала Севе, он даже не сомневался.

Вечер скинул мешки, рывком поднял шкаф и увидел Севу, вернее, то, что совсем недавно было им. Возможно, еще этим утром. Наверное, Сева умирал долго и тяжело. «За что? — подумал Вечер. — Разве нельзя было просто застрелить?»

И тут вдруг до него дошло — мешки с цементом! Ведь такими же мешками прихлопнули в вагончике китайца! И как он тогда сказал?.. «Их отличает манера убивать»? Точно. Манера была налицо. Характерная. О такой Вечер еще не слышал. «Нет, это чушь, — подумал он, — да и при чем здесь Сева?» И тут его словно прожгло: эти типы искали его. Скорей всего, они вчера пришли к нему домой и, не застав его там, отправились к Севе.

«Как они вычислили меня? По запаху, как сказал китаец? Допустим, там действительно были камеры, которые меня зафиксировали. Но чтобы найти человека в Москве, одной внешности мало. Это не деревня — взял карточку в руки и прошелся от дома к дому. А как они вышли на Севу?» От последнего вопроса становилось не по себе, потому что ответить на него можно было, лишь ссылаясь на неограниченные или даже сверхъестественные возможности этих людей.

Вечер вдруг понял, что домой он уже не пойдет и вообще уже никуда не пойдет. Надо уносить ноги, причем в срочном порядке. Спускаясь в лифте вниз, он пытался вспомнить все, что говорил ему китаец: «Кто-то не хочет, чтобы в мире происходили чудеса… Много людей со сверхъестественными способностями кончили плохо… Это тайна, закономерность, которую от нас тщательно скрывают». Это все не то. Что еще? Вечер напряг память. Да, он сказал что-то о Брюсе, надо полагать, о Брюсе Ли. Китаец начал с его смерти, по-видимому, он попытался установить, кто его убил. Но выяснил только причину гибели. И этого было достаточно, чтобы убили его самого. А он всего лишь на шаг приблизился к истине.

Вечеру опять на миг стало не по себе. Здесь действительно за версту воняло мистикой, опасной тайной и еще какой-то чертовщиной. В какое же дерьмо он ступил? В какое-то уж очень чужеродное, чужестранное. И гадать пока не время. Возможно, потом. А сейчас надо просто рвать когти.

Он вышел из подъезда, поглядывая по сторонам. Слева вплотную к тротуару стояла черная БМВ третьей модели. В ней сидели двое, и Вечер взял вправо. Дальше, у соседнего подъезда стояла «хонда»-пикап, и Вечер, не доходя до нее, свернул налево и пошел прямо по талому снегу к соседним домам. Достигнув их, он обернулся — вроде тихо — и зашагал к стоянке такси. Там было две машины — «жигули» девятой модели и «мерседес» с потрепанным сто тридцатым кузовом. В последний момент Вечер прошел мимо, решив, что лучше поймать случайно проезжающее такси где-нибудь подальше от Севиного дома.

«Сева, Сева, — думал Вечер, быстро шагая вдоль проспекта. — Черт тебя дернул надоумить меня искать этого китайца. Пропади оно пропадом, это мое благополучие, куда-нибудь устроился бы, не пропал. Зато ты был бы жив, да и я не бегал бы сейчас зайчиком по Москве». До Вечера вдруг дошло, что он только что потерял друга. Странно это, оказывается, друзьями могут быть не только такие сильные личности, как Чепер или Узбек, но и слабые, чуть смешные и одновременно мятежные люди, как Сева.

Вечер почувствовал, как внутри него черной воронкой заворачивается тоска. Он вдруг подумал, что Сева был неповторим, по-своему конечно. Не в смысле оригинальности, а в смысле, что Другого такого больше не будет.

Вечер сел в такси возле перекрестка, в квартале от Севиного дома. «Еду в банк, снимаю деньги, — у него был счет в одном из банков Москвы, куда он по совету Севы тихо откладывал на черный день, — и мотаю куда подальше, — решил он. — Незаметно, без шума и пыли. Просто исчезаю из этой жизни. Черт с ним, с этим боем, и пятьюдесятью тысячами зеленых».

— Черт! — выругался он вслух, и таксист бросил на него быстрый взгляд. А как же Сэм Родос? Они же договорились. Но про бой с ним даже нечего думать. Сева слабый человек, — да здесь раскололи бы любого — и из него наверняка выбили все, что он знал, включая предстоящий бой с Родосом.

Таксист включил радио. «Московское время шестнадцать часов», — донеслось из динамиков. До боя оставалось несколько часов. Такси продолжало нестись по улице в общем потоке.

«А Сэма я подставил по всем статьям, — подумал Вечер. — Ему нужен был этот бой позарез, и именно победа. Недаром он прилетел из Флориды, со своим черномазым менеджером, раньше оговоренного срока. Где-то там им припекло, да так, что срочно понадобилось достать из рукава козырь — победу над Вечером. Но Сэм тем не менее решил рискнуть. А я его подставил. Не видать ему теперь вообще ничего, ни победы, ни поражения. Мерзко получилось».

Поток машин понемногу становился плотней, и движение временами замирало.

— Еще пяти нет, а уже пробки, — проворчал таксист.

— Разворачивайся, — неожиданно сказал ему Вечер.

— Здесь нельзя, — произнес водитель. — Где-то через пару километров.

Вечер молча кивнул.


Он подошел к спорткомплексу в первых сумерках. Через центральный вход внутрь тек народ. Вечер обошел здание и позвонил в дверь служебного входа. Ему открыл охранник. Несколько секунд он рассматривал Вечера, а потом, узнав, произнес:

— Проходите.

— Можно я здесь переоденусь? — спросил Вечер, кивнув на его будку.

— Да ради бога! — развел руками охранник. — Потом расскажу, не поверят.

Когда до начала боя оставалось пять минут, Вечер вышел из будки в коридор. «Лечо, наверное, уже инфаркт получил», — подумал он и обратился к охраннику:

— Ты бы не мог сопроводить меня до ринга?

«Если они здесь, то на двоих нападать не станут, — решил он. — Выждут другого, более удобного случая. Главное — пройти пустой служебный коридор и выйти в холл, где есть народ».

Охранник, парень примерно одних с Вечером лет, оторопело взглянул на него:

— Я вас?.. К рингу?!

— Ну да.

— Конечно! — согласился охранник. — Тогда уже точно поверят!

— Только руку на стволе держи. Есть люди, которые не хотят, чтобы поединок состоялся.

— Понял. — Парень оказался не из робких. Он достал из кобуры ПМ и сунул его за пояс. — Не беспокойтесь, у меня разряд по стрельбе.

— И вот еще, — Вечер протянул охраннику свой мобильный телефон. — Сразу после боя отдай его мне. — Неважно, буду ли уходить своим ходом, или же меня понесут на носилках.

Они благополучно миновали коридор, пересекли холл и вошли в зал плечом к плечу.

Сэм Родос уже находился на ринге. На трибунах, увидев Вечера, зашумела заждавшаяся публика. «Здесь уже точно не посмеют,» — подумал Вечер, но тем не менее до самого ринга дошел вместе с охранником. Перед тем как подняться туда, он пожал ему руку и спросил:

— Как тебя зовут?

— Виктор, — сказал охранник. — Желаю победы!

Вечер кивнул и нырнул под канаты. Выпрямившись, он встретился глазами со спокойным взглядом Родоса. Они едва заметно кивнули друг другу. Родос как бы спрашивал: «Все остается в силе?», а Вечер отвечал: «Да, не беспокойся».

— Вечер! — окликнули его сзади.

Он оглянулся. В его углу стоял Лечо.

— Где, черт возьми, тебя носило? И где Сева?

— Сева убит, — сказал ему Вечер. — Теперь очередь за мной.

— Что?! Кто?.. — У Лечо слегка остекленели глаза, но он тут же взял себя в руки. — Черт! Нужен секундант, — он выхватил мобильник и кому-то позвонил, а через минуту рядом возник один из его телохранителей.

— Можешь объяснить в двух словах суть дела? — Голос Лечо звучал теперь более спокойно.

— Суть в том, что когда уберут меня, тогда, наверное, возьмутся и за вас, — произнес Вечер с тайным удовольствием.

— Да кто они такие?! — У Лечо вытянулось лицо.

— Знаю только одно — это те, кто убил китайца. И они ликвидируют всех, кто так или иначе был с ним связан.

Лечо хотел еще что-то спросить, но в это время прозвучал гонг.


Они сошлись. Родос давил массой, обстреливая Вечера длинными тяжелыми ударами рук. Вечер маневрировал, огрызаясь ударами на опережение или попадая кулаком в кулак Родоса и гася его удары еще в зародыше.

Когда прозвучал гонг, они разошлись по углам. Никто не заработал ни очка.

Вечер сел и обвел глазами трибуны. «Интересно, они здесь?» — подумал он. Но в полумраке различались только лица людей на ближних рядах, а дальше они сливались в светлые пятна.

Второй раунд Родос начал с прямых ударов ногами. Вечер с легкостью ушел, откатившись назад, и тут же ответил резким коротким «торнадо», которого Родос не ожидал. Он успел откинуть голову назад, но все-таки пятка Вечера зацепила край его подбородка. Нокаута не произошло, даже нокдауна, слишком ничтожно было касание, но Вечер заработал два очка, потому что голова его противника явно дернулась в сторону.

Родос тут же попытался взять реванш, но Вечер напомнил ему про свою коронку — уклоняясь назад от его кулака, он выкинул правую ногу и угодил пяткой точно под бьющую руку противника, по ребрам грудины. Притихший было зал взорвался аплодисментами. У Родоса забило дыхание. Он попытался это скрыть, но судья сразу понял что к чему и прекратил поединок.

Когда Родос восстановил дыхание, они продолжили схватку. Южноафиканец по-прежнему наступал, пытаясь сократить дистанцию, и Вечер не понимал, зачем ему это надо, ведь его руки длиннее. Когда Родос атаковал его в очередной раз, Вечер попытался произвести удар с разворота, но противник неожиданно сделал еще один рывок вперед и сбил Вечера корпусом еще до того, как его нога вышла на линию атаки. От падения Вечера спасли канаты, он прикрылся сгибом локтя, отводя колено Сэма, резко взлетевшее вверх, к его подбородку, но это оказался лишь обманный финт, а в следующий момент вторая нога Родоса взмыла кверху, уже по окружности, и угодила Вечеру голенью в челюсть. Удар был сильным. Вечер как подрубленный рухнул на ринг.

Он пришел в себя на счете «четыре» и увидел нависшее над ним лицо рефери. На счет «шесть» он поднялся. В голове стоял ровный непрекращающийся звон, который заглушал шум трибун. «Словно контузия», — подумал Вечер. На счет «восемь» рефери подал знак, что можно продолжать бой, и Родос опять надвинулся на него всей своей массой. Вечера спас гонг.

— Не сдавайся, Вечер, — говорил телохранитель Лечо, неумело обмахивая его полотенцем. — Ты сильнее. Это он случайно попал.

«Парень не в курсе, что я должен лечь под Родоса», — подумал Вечер. Звон в его голове понемногу утихал, когда прозвучал гонг, его не стало совсем. «Так вот что хотел Родос, — мелькнуло в голове Вечера за секунду перед тем, как они снова сошлись. — Одним ударом разрешить исход поединка. И это ему едва не удалось».

В следующем раунде Родос, получив от Вечера удар ногой в район солнечного сплетения, переломился пополам и упал на колени. Это произошло, когда они сошлись, обмениваясь ударами рук. Вечер опережал Родоса, буквально засыпая его ударами, и тот начал отступать, прикрыв голову руками, и на мгновение открыл живот. Вечер этим воспользовался.

Когда он после гонга отошел в свой угол, там появился Лечо.

— Уж не хочешь ли ты победить? — спросил он.

— Хочу, — ответил Вечер, прерывисто дыша. — Ведь это естественно.

— Не играйся со мной, мальчик.

Прозвучал гонг. Вечер встал и посмотрел на Лечо. У того был напряженный вид.

Весь следующий раунд Вечер отбивал атаки Родоса, но не выглядел при этом проигрывающей стороной. Когда до конца раунда оставалось секунд десять, он сам перешел в атаку и, очень рискованно открывшись, смог достать Родоса двумя ударами в челюсть. Голову Родоса откинуло назад, и он попятился. Вечер, развивая успех, бросился в атаку, на какой-то момент забыл о защите, и Родос тут же воспользовался этим. Он буквально подцепил Вечера за челюсть мощным крюком снизу, и тот рухнул на ринг.

Трибуны исходили криком и свистом.

Вечер продолжал лежать, пока ему под нос не сунули ватку с нашатырем. Он открыл глаза и сделал попытку встать, но ничего не получилось.

— Лежите, — сказал человек в белом халате.

Потом появились носилки, и Вечера погрузили на них. Он мельком заметил довольное лицо Лечо, а потом, когда его несли вдоль прохода, увидел, как рефери поднял руку Сэму Родосу.

«Извини, Сэм, я все-таки лег под тебя, — мысленно обратился к нему Вечер, — и не из-за того, что испугался своего менеджера. Мне просто надо было как-то унести отсюда ноги».

Вечер лежал, неплотно закрыв глаза, готовый в любой момент вскочить с носилок, но пока никакой опасности не наблюдалось. Потом слева мелькнула тень, и он открыл глаза. Это был охранник.

— Как просили, — сказал он и сунул мобильник под простыню.


Его пронесли через холл и погрузили в машину. Она тронулась, Вечер с облегчением вздохнул и, открыв глаза, увидел лицо молоденькой докторши и участие в ее взгляде.

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — ответил Вечер.

Родос приложился хорошо, но не настолько, чтобы выбить Вечеру мозги.

Докторша с сомнением покачала головой.

Палата, куда его поселили, была одноместной. Обследовав Вечера, дежурный врач сказал:

— Думал, будет хуже. Но все равно несколько дней вам придется у нас полежать.

Вечер покорно кивнул. Когда доктор ушел, он достал из плавок полиэтиленовый пакет, в котором лежали деньги, водительское удостоверение и паспорт. Теперь дело оставалось за одеждой.

Он надел больничную робу и набрал по мобильнику номер телефона, который стоял в будке охранника.

— Слушаю, охрана! — отозвались в трубке.

— Виктор, это Вечер.

Тот слегка замешкался, потом ответил:

— Да, я понял.

Вечер покосился на медсестру и, понизив голос, спросил:

— Мое имущество еще у тебя?

— Пока да. Собирался администрации сдать.

— Не надо сдавать. Можешь кого-нибудь попросить, чтобы привезли? Только быстрей. Такси я оплачу.

— Я могу и сам. У меня смена через десять минут кончается.

— Приедешь, встань на парковке перед больницей. У тебя телефон есть?.. Тогда запоминай мой номер, как приедешь, позвони, я выйду.

«Минут за сорок должен добраться», — прикинул Вечер, отключив телефон. На миг все происходящее показалось ему бредом. И если бы он не видел своими глазами труп Севы…

Вечер вернулся в палату и стал смотреть в окно. Оно выходило на центральный вход и парковку, на которой становилось все меньше машин. В голове теперь уже не хаотичными вспышками, а медленной строкой рекламного табло ползли мысли о том, что же все-таки это за типы, убившие китайца и Севу, и почему они охотятся за ним. Потом Вечер подумал о том, что сейчас он может проверить правильность своих выводов.

Больница — идеальное, по сравнению со спорткомплексом, место для убийства, и если убийцы не появятся, то, возможно, тревога была надуманной и смерть Севы просто случайно оказалась похожей на смерть китайца. И тогда он поспешил с выводами. А если так, то не стоит уносить ноги из Москвы. На всякий случай надо будет залечь на время в какой-то норе, про которую никто не знает, и подождать. Посмотреть, возьмут ли его преследователи, если они в самом деле есть, под жабры Лечо, чтобы узнать, где его боец, и посмотреть, что из этого выйдет, но ведь и Лечо тоже не лыком шит.

Но если они здесь появятся, то надо будет убираться из столицы без промедления и бежать куда подальше. Ведь сумели они отыскать китайца за много тысяч километров. Кто все-таки они, черт их побрал?! Китаец говорил про иные формы сознания и бытия — с одной стороны, модная чушь, которую можно услышать от оригинальничающей в компании дамочки, а с другой — китаец сказал это в последние минуты жизни, когда человек не склонен к пустой болтовне.

Если на минуту поверить словам китайца, то можно допустить, что его и Севу убили люди с другой формой сознания. Но это уже слишком. Полная чушь! Вечер еще раз перебрал в голове все, что услышал от китайца. Тот сказал, в общем-то, немало, но ко всему сказанному как бы не хватало ключа.

Вечер обратил на них внимание потому, что они не были похожи на обычных посетителей, к тому же время для посещения больных почти истекло. Их было четверо. Они вылезли из черного внедорожника и очень четко и слаженно, как-то слишком уж целеустремленно для простых посетителей, двинулись к больнице. Ничего сверхъестественного в их фигурах он не заметил. Люди как люди, если не брать во внимание, что они убийцы.

Вечер посмотрел на часы — было без десяти восемь — и вышел в коридор. Отсюда до стойки дежурной медсестры, за которой находились лестница и лифт, было метров двадцать. «Должна же быть еще какая-то лестница. Пожарная, служебная и так далее», — подумал Вечер и двинулся в противоположную сторону.

Коридор был длинным. Он миновал процедурную, туалеты и наконец за дверью с матовым стеклом обнаружил еще одну лестницу. Вечер вышел на нее, затем, высунув голову в коридор, стал наблюдать за основным входом и лифтом.

Они появились вдвоем из лифта и подошли к стойке. Лиц с такого расстояния было не разглядеть. «Только двое, — подумал Вечер. — Где остальные? Наверняка один остался дежурить в холле, а второй?»

Меж тем эти двое двинулись по коридору в сторону его палаты. Вечер уже не сомневался в том, что пришли за ним. Пора было исчезать. Тут же броситься вниз по лестнице не давало одно обстоятельство — он допускал, что четвертый может поджидать его внизу. Вечер тихо прикрыл дверь и прижался спиной к стене. Нужно было что-то предпринимать. Голыми кулаками тут не отобьешься, это было понятно. Если они уделали китайца, то уделают и его.

Вечер вдруг услышал неясный звук, донесшийся откуда-то снизу. В следующее мгновение он метнулся к лестнице, бросил взгляд вниз и на площадке, этажом ниже, увидел человека, который осторожно поднимался вверх. Вечер отпрянул назад, скинул шлепанцы и бесшумно взбежал на один пролет выше. Он спустился обратно, когда снизу раздался легкий скрип двери. Но едва Вечер оказался напротив нее, как с другой стороны, сквозь матовое стекло, замаячил силуэт человека.

Каждый среагировал моментально. Человек с той стороны тут же рванул дверь на себя, а Вечер, понимая, что бежать поздно, отпрянул к стенке.

Кто бы ни были его преследователи, но Вечер оказался быстрей. Он успел подставить ногу ворвавшемуся на площадку типу с восточной внешностью, одновременно с этим схватил его за пальто и мощным рывком помог взлететь над лестницей. Окно на промежуточной площадке доходило до самого пола, и человек, пролетев над ступенями, ушел в него безо всяких помех, а самое главное, без излишнего грохота, который обычно бывает, когда бьется стекло.

— Счастливого пути! — пожелал ему Вечер и, подняв тапочки, бросился вниз по ступеням.

Миновав пять этажей за рекордное время, он остановился перед выходом в холл, помня, что наверх поднялись только трое из четверых его преследователей. Вечер размышлял лишь мгновение, а потом метнулся дальше по лестнице, которая опускалась в полуподвал. Ничего другого не оставалось.

Здесь тоже был коридор. Он прошел по нему, обнаружил ступени, ведущие вверх, и поднялся к двери, обитой железом. Толкнув ее, Вечер оказался на заднем дворе. Здесь было темно и тихо. Свет из окон почти не разбавлял сумрака. Держась поближе к стенам, Вечер двинулся вдоль здания. Тапочки давили ледок в подмерзающих лужах.

Он дошел до торца больницы, выглянул из-за угла и, не обнаружив никакого движения, перелез через забор, отделяющий задний двор от остальной территории. Затем метнулся к скверику, слева от больницы, который оказался слабым укрытием, но другого не было, и Вечер продрался сквозь голые ветви в его глубину. Потом он упал в снег и пополз к противоположному краю сквера.

Вывалившись на тротуар, Вечер встал, и двое прохожих шарахнулись от него в сторону. Он перебежал через дорогу и слился с толпой, двигающейся в сторону метро. Окружающие смотрели на него во все глаза. В байковом больничном костюме на голое тело и тапочках на босу ногу, он невольно обращал на себя внимание.

Вечер уже прикинул, что обойдет метро слева и опять сольется с толпой, которая выходит из него, направляясь в сторону автобусной остановки. Холода он пока не чувствовал. Когда он миновал метро, из телефона раздалось «Прощание славянки».

— Да, — поднес он трубку к уху.

— Я подъехал, такси на парковке у больницы, — раздалось в ней.

— Витя, трогай к метро, по правой стороне. За ним будет автобусная остановка. Пусть шеф там притормозит.

Он стоял в самой глубине навеса, прячась за спинами людей. Холода Вечер по-прежнему не чувствовал, мерзли только ноги в промокших тапочках. Народ спешил после работы домой. Подошедшие автобусы, которые и без того были переполнены, брали штурмом. Когда возле остановки притормозило желтое в шашечках такси, Вечер боком протиснулся сквозь толпу и сел в него.

— Теперь куда? — спросил Виктор.

Он сидел впереди, рядом с водителем.

— Сначала отвезем тебя домой, — сказал Вечер, нащупывая рядом на сиденье свои вещи.

Он жил в Теплом стане.

— Не говорю — до встречи, — произнес Вечер, протягивая ему руку. — Потому что вряд ли увидимся. И лучше не рассказывай никому, что подвозил меня на такси. Для собственного благополучия. И спасибо тебе, ты меня здорово выручил.

Охранник кивнул:

— Удачи тебе, Вечер!

Такси сорвалось с места. Справа уютно мерцал огнями многоэтажек Теплый стан.

— Куда теперь? — спросил таксист.

— Остановись за кольцевой у первого же кафе, — ответил Вечер.

Теперь, когда уже не было никаких сомнений в том, что за ним идет охота и по следу идут люди, вполне способные его уничтожить, Вечер намеревался оказаться как можно дальше от Москвы и раствориться во времени, расстоянии и событиях так, чтобы его не нашли даже с помощью чудес.

Кафе они обнаружили только минут через сорок после того, как пересекли кольцевую. Рядом стояли две фуры и несколько легковых машин. Вечер рассчитался с таксистом, вошел в кафе и, вдохнув запах готовящейся пищи, почувствовал, что проголодался. Он сел за столик у стены и, дождавшись, когда подойдет официантка, заказал котлеты и борщ.

Кроме него в кафе находилось человек шесть. Вечер ел борщ и рассматривал присутствующих, прикидывая, к кому можно подойти, чтобы напроситься в попутчики. «Не каждый такого возьмет, — думал он. — У меня фигура далеко за девяносто кило, а на носу ночь». Наконец он выбрал двух мужчин плотного телосложения. Они не походили на дальнобойщиков, наверное, приехали сюда на легковой машине. «Их двое, они еще могут взять», — решил Вечер и подошел к их столику.

— До Тарусы не возьмете?

— Деньги есть? — спросил один из них, подняв на Вечера глаза.

— Сколько?

— Двести баксов, — заявил мужчина, окидывая Вечера уже более внимательным взглядом. — До Серпухова довезу, а до Тарусы там рукой подать, — добавил он.

Двести было много, даже слишком, но Вечер согласился, не пытаясь торговаться. Долго торчать в кафе не хотелось.

— Присаживайся, — произнес второй мужчина, в искусственной дубленке, с налетом черной щетины на щеках. — Сейчас кофе допьем и поедем.

Вечер присел.

— По каким делам в Тарусу? — спросил первый, щурясь сквозь табачный дым. Он был заметно младше своего приятеля — лет тридцать с небольшим.

— Да так, — неопределенно ответил Вечер. — Оставил там кое-что.

Через пять минут они выехали на синей «шкоде-фелиции». Вечер на заднем сиденье, оба мужчины впереди.

Примерно через час пересекли вскрывшуюся речку, и «шкода» внезапно прижалась к обочине.

— Приспичило, — обронил один из мужчин, и оба выбрались из машины.

Они отошли к кустам. Вечер ждал, глядя на их темные силуэты.

Возвратившись обратно, мужчины внезапно подошли к задним дверям машины. Один слева, другой справа. Тот, что был помоложе, опережая приятеля, резко рванул дверцу машины на себя. В руке у него блеснул нож. Другую дверцу Вечер успел заблокировать, и второй бандит оказался изолированным, но первый, с ножом в руке, уже лез в салон. Вечер, переместившись в угол, ударил его ногой в лицо. Бандит вылетел из машины, едва не сорвав с петель дверцу. Он упал в грязный снег обочины и затих. Вечер выскочил из салона, и теперь другой бандит надвигался на него, выставив вперед нож.

— Давай по-хорошему, фраер. Снимаешь дубленку, отдаешь бабки и остаешься жив. Если нет, то через сутки всплывешь где-нибудь ниже по течению. Сообразил?!

«Вот почему они здесь остановились, — понял Вечер. — Решили в реку меня сбросить».

— А если у меня бабок нет?

— Не похож ты на бедного, к тому же двести баксов не моргнув глазом выложить согласился. С последними деньгами так не расстаются, — мужик продолжал надвигаться на Вечера.

Тот, понемногу пятясь, сделал обманное движение рукой. Бандит тут же лезвием ножа рассек воздух по горизонтали, а в следующий момент Вечер в прыжке с разворота ударил его каблуком в грудь. Бандит, отлетев на пару метров, упал. Вечер подбежал к нему, пинком откинул валявшийся рядом нож, затем рывком поставил на ноги и добавил ему еще, крюком в челюсть. Бандит без чувств рухнул на снег. Вечер вернулся к первому. Тот лежал, не подавая признаков жизни. «Не убил ли?» — подумал он и нащупал пульс на его руке.

Через десять минут они поехали дальше. Один бандит, первым нарвавшийся на удар Вечера, кулем болтался на сиденье, не приходя в сознание, второй вел машину, время от времени заходясь в кашле. Удар каблуком в грудь был жестоким.

— У тебя один шанс остаться в живых — это везти меня, — сказал ему Вечер.

Мимо поплыли огни какого-то населенного пункта.

— Может, сдадим его в больницу? — спросил водитель, кивая на своего приятеля.

— Обойдется, — ответил Вечер.

— Загнется ведь.

— Туда ему и дорога.

Водитель больше не разговаривал, только периодически кашлял сухим надрывным кашлем.

Дело двигалось к утру, когда они въехали в Тарусу.

— Разворачивайся, — сказал Вечер, когда впереди замаячил мост.

Мужик послушно развернул машину.

— Теперь останови.

Машина встала. Прежде чем выйти, Вечер произнес:

— А теперь мотай отсюда. Даю пять минут, чтобы ты выехал из Тарусы. Если не уложишься, не только тебя с приятелем, даже машины вашей не найдут.

«На этих ублюдков следовало нагнать страха, чтобы чего доброго не остановились в Тарусе», — думал Вечер, глядя на «шкоду», на полной скорости несущуюся в обратном направлении.


Когда огни машины скрылись за поворотом, Вечер двинулся к мосту. Он перешел через него, потом миновал место, где когда-то нарвался на гаишников, и двинулся дальше. Пройдя около километра, Вечер свернул на грунтовую дорогу. «Кажется, здесь», — он окинул взглядом две одинаковые березы, стоящие по обеим ее сторонам, и зашагал уже уверенней.

К нужному месту он вышел, когда уже рассвело. Вечер остановился, обвел глазами покосившиеся дома, потом подошел к одному из них. Кажется, в этом доме они и обитали. Внутрь Вечер даже не стал заходить, и так было понятно, что здесь никто не живет. Отчего-то стало грустно. Он миновал дом и отыскал сарай, в подвал которого они когда-то скатили мотоцикл. Вечер не очень надеялся найти его там, но меч, который он прятал сам, мог быть еще на месте.

Он отставил в сторону приваленную к входу дверь и вошел. Потом достал спички и зажег одну. Вход в подвал был завален ржавыми кусками кровельного железа. Раскидав его, Вечер распахнул двери, спустился вниз и затем зажег еще одну спичку. Подвал тоже был завален разным хламом, он стал его разбирать и очень удивился, когда из-под груды полусгнивших ящиков, досок и кусков рубероида тускло блеснуло крыло мотоцикла.

Он разгреб остатки хлама и увидел «агусту». Мотоцикл лежал на боку, на двух старых покрышках. Вечер еще раз чиркнул спичкой и провел по запыленному бензобаку пальцем. Мотоцикл был в смазке. Вечер поднял его, подкатил ближе к лестнице и поставил на подножку, затем отодрал доску в том месте, где бетонные стены переходили в деревянный потолок, и сунул в щель руку. Меч был на месте. Вечер достал его, поднялся по лестнице и вышел из сарая.

Вытянутый из ножен клинок остро блеснул в заметно посветлевшем воздухе, и на Вечера вдруг нахлынули воспоминания. Он постоял несколько минут, глядя, как впереди, в полной тишине, разгорается над лесом узкая полоска зари, потом взмахнул мечом — клинок с шипением рассек воздух — и, убрав его в ножны, задумался. В голову лезли непривычные мысли.

Чепер когда-то сказал: «Какое имя, так и жить будешь». А как он жил? По-разному, но, кажется, правильно. По крайней мере, упрекнуть его не в чем. Он смог отомстить за друзей, никого не предал, ни перед кем не унижался и не нарушал своего слова. У него были красивые девушки, он стал чемпионом.

Когда взошло солнце, Вечер решил, что надо раздобыть бензина, и, спрятав меч, двинулся в сторону Тарусы. Он шагал по узкой, подмерзшей за ночь тропинке, чувствовал тепло взошедшего солнца и думал о людях, которые когда-то приютили его здесь. Они были лучшими из всех, кого он встретил после того, как отъехал на байке от дома Зарины. Где они, что с ними? Прошло уже больше десяти лет.

Он дошел до заправки, купил там еды, масло для мотоцикла, ветошь и канистру бензина. До грунтовки его довез инвалид на «запорожце».

«Заведется ли?» — думал он, спускаясь в подвал.

Сначала Вечер убрал смазку с мотоцикла, затем залил в бак бензин, проверил зажигание.

Двигатель «агусты», прочихавшись и задымив все вокруг, все-таки заработал. Вечер вылез из подвала, кашляя и отплевываясь, но с довольным лицом. Потом он затопил печь в одном из домов и, подыскав подходящие доски, устроил пологий подъем из подвала.

На самом малом газу выкатив из него мотоцикл и оставив его под окном, Вечер вошел в дом и, подбросив в печку дров, стал ждать, когда в комнате потеплеет. Глядя в окно, он думал, что теперь, когда ни одна живая душа в этом мире не знает, где его искать, он просто Вечер, человек без всяких приставок, ни с кем и ничем больше не связанный, вольный делать все, что только вздумается. И это ему нравилось. Потом он уснул на деревянном топчане.

На трассу за Тарусой Вечер выехал в час дня и сначала держал чуть больше ста километров в час, а потом, привыкнув к скорости, добавил газа.

Стрелка на спидометре показывала сто пятьдесят. Мимо мелькали деревья, ветер трепал его волосы. У Вечера было такое ощущение, словно он вернулся в свою юность.

К концу дня он проехал шестьсот километров, а когда стало смеркаться, завернул в придорожный кемпинг.

«Агуста» в этих местах по-прежнему казалась экзотикой, на мотоцикл обращали внимание, но на этот раз никто не сомневался в том, что он владеет им на законных основаниях.

Из кемпинга Вечер выехал рано утром. Ему оставалось покрыть еще семьсот километров.


Здесь стояла настоящая весна. Уже лопались почки на деревьях и подсыхала грязь. Вечер загнал мотоцикл на гостиничную стоянку, снял с себя куртку и остался в свитере. До города оставалось всего несколько километров. Он хотел заехать в него не как вернувшийся беглец, а как полноправный член общества.

Гостиница была частной. Он снял номер, принял душ и побрился, потом почистил одежду и некоторое время лежал на кровати в раздумье.

Через два часа Вечер вывел «агусту» со стоянки. Помытая сторожем, она сверкала, как новая. Впрочем, она и была такой, пробег составлял всего несколько тысяч километров.

А еще через пятнадцать минут он въехал в город с южной окраины. Она почти не изменилась. Все те же панельные дома-хрущовки и частный сектор, тоже не блещущий богатством хором.

Вечер проехал по знакомому району на небольшой скорости и направил мотоцикл на Народную улицу.

Он встал напротив ее дома и, сидя верхом на мотоцикле, стал ждать. И дождался. Из дома вышла Виолет! В первый момент у Вечера екнуло внутри. Она абсолютно не изменилась. Вечер ошарашенно смотрел в ее сторону, пока до него не стало доходить, что это вовсе не Виолет.

Девчонке было лет пятнадцать-шестнадцать. Копия Виолет, только глаза зеленые, с совсем другим выражением. То же сложение, но более резкие движения. Девчонка заметила его. Они встретились глазами. Две зеленые вспышки пристально разглядывали Вечера.

«Сестра», — понял он и усмехнулся — прошлого не вернешь, затем завел мотоцикл и тронулся с места. Немного отъехав, Вечер оглянулся. Девчонка продолжала смотреть ему вслед.

Он миновал Народную, свернул на Белинского и направился в район Паулы. В отличие от южной окраины, здесь всюду были заметны перемены, да и публика имела преуспевающий вид.

Вечер вел «агусту» на самой малой скорости мимо витрин магазинов, ресторанов и кафе. Из некоторых уже вынесли плетеные стулья и столики, и народ сидел прямо на улице. Он улавливал незнакомые и знакомые запахи, которые будили в нем давно забытые ощущения, те, что он испытывал, когда жил здесь. Вечер словно плыл среди них, удивляясь тому, что они вдруг воскресли и заполнили его. Все было почти так же, как и десять с лишним лет назад, но чего-то не хватало. «Чепера, — подумал Вечер. — Его присутствия в этом городе».

Он рассматривал женщин, дорогие машины, которых стало заметно больше, пижонов, сидящих в них, и не видел ни одного знакомого лица. Как бы то ни было, Вечер чувствовал, что ему приятно здесь находиться, дышать этим воздухом, не в пример Москве, прогретым солнцем, и смотреть на толпу. Потом он остановился возле открытой терраски кафе «Не горюй» — его привлекло название — и поднялся туда.

Вечер сел лицом к улице, заказал поесть и стал смотреть на двигающийся по тротуару народ. Была весна и суббота. Мимо него медленно текла жизнь, которая его совершенно не касалась. И это ему нравилось.

Потом он купил букет фиалок и отправился на кладбище. Могилу Чепера удалось отыскать не сразу. Было видно, что за ней когда-то ухаживали, но теперь ее засыпали прошлогодние листья. «Неужели не осталось никого, кто бы помнил о нем?» — подумал Вечер. Он смел листья с плиты и положил на нее фиалки.

— Привет, Чепер, я вернулся.

Он простоял возле могилы минут пятнадцать, потом зашел в кладбищенскую контору и положил на стол директора пятнадцать тысяч рублей.

— Могила в четвертом ряду, две березы рядом, похоронен Чепер. Кто-то может ухаживать за ней?

Директор, упитанный человек в смешных круглых очках с толстыми линзами, посмотрел на деньги и поднял на Вечера глаза.

— Я видел. Молодой совсем. А кто он?

— Легенда. Таких уже нет.

Директор вздохнул:

— Да. Каждая могила — история. А эта, наверное, особенная. К нему тут приходили иногда люди, одна молодая женщина долго навещала. Я помню. Красивая. Но уже года полтора никто не приходит.

Он взял деньги и сказал:

— Не беспокойтесь за могилу. Я распоряжусь.

Потом Вечер поехал на холм и оказался там как раз в тот момент, когда солнце нависло над горизонтом. Огромный красный шар в полной тишине медленно опускался за дальние синие холмы. Точно так, как в тот день, когда Чепер сказал: «А хочешь, я дам тебе имя?»

Он смотрел на солнце и думал о том, что Чепер был особенным. Когда оно зашло, Вечер завел мотоцикл и спустился вниз.

Город зажигал огни. Сумерки покрывали его легким флером свежести.


Проблему с жильем Вечер решил просто — снял номер в гостинице «Центральная». Послонявшись по нему, он вышел на улицу, взял со стоянки мотоцикл и, доехав до Паулы, не спеша покатил по ней. Народу на улицах добавилось. Вечер уже не пытался наткнуться взглядом на знакомое лицо. Столько лет прошло. Теперь и его вряд ли кто узнает. Он просто катил в неопределенном направлении. Постепенно Паула осталась далеко позади.

Он проехал так еще некоторое время, пока не увидел впереди нечто невероятное. Метрах в пятидесяти дальше по улице, рядом с пустырем, на котором стояло строящееся здание, мерцала красная неоновая надпись: «Чепер».

— Черт! — произнес Вечер, с трудом веря своим глазам, и машинально добавил газа.

Он не понимал, что это, как такое может быть?! Кто, черт возьми?! Потом вдруг вспомнил, что именно здесь когда-то располагался бар Парадокса, и теперь именно над этим местом сияла в ночи надпись «Чепер».

Судя по машинам, припаркованным на площадке, заведение процветало. Вечер поставил мотоцикл возле чьей-то скромной, видавшей виды «ямахи» и распахнул двери бара. «Может быть, это вовсе и не Парадокс додумался, — мелькнуло у него в голове. — Но кто еще в этом городе мог выкинуть подобное?»

Народа в баре было полно, но Парадокса он узнал сразу, даже со спины. Его фигуру трудно было спутать с чьей-то другой. Он что-то рассказывал, дополняя свои слова жестами. Восемь дев, ночных амазонок, за двумя сдвинутыми столиками сидели и слушали его, раскрыв рот. Похоже, интим-сервис решил сегодня взять выходной и немного развлечься. За соседними столиками тоже прислушивались к рассказу.

Внезапно Вечер совсем неподалеку заметил ту самую особу с зелеными глазами, которую сегодня видел у дома Виолет. Она была так юна и красива, что у Вечера заныло в груди. Подобное он испытал только раз в жизни, когда встретил Виолет. Перед девчонкой на столике стояла кофейная чашка и мороженица. Девушка тоже внимала Парадоксу.

Вечер отыскал свободное место за его спиной и присел, спросив разрешения у двух крепких парней. Те, окинув его взглядом, молча кивнули.

— …И вот тогда Чепер сказал: «Братва, надо умереть!» Их было намного меньше, чем той шпаны, речников, но они были лучшими бойцами города. И даже самый младший из них — Вечер не уступал любому двадцатилетнему. Да, Вечер, — Парадокс сделал паузу и обвел взглядом публику. — Это отдельная история. Когда этому парню исполнилось шестнадцать лет, юги подарили ему настоящий самурайский меч, которым он, мстя за Чепера и остальных, зарубил Сафу и его телохранителей. Представляете, что это был за парень! Он смог проникнуть в охраняемый особняк Сафы и зарубил там всех, хотя у каждого, включая Сафу, было под рукой оружие. А потом исчез из города, хотя его разыскивала милиция, да и бандиты.

— А откуда он появился? — вдруг спросила одна из амазонок, сентиментального вида особа с платиновым каре.

— Вечер когда-то был совсем не Вечер. Когда он случайно встретился с Чепером, ему было тринадцать лет и его звали Фашист, — ответил Парадокс. — Узнав об этом, Чепер сказал: «Разве это имя». Они стояли на горе, в сумерках. Был закат, и тишина ложилась на холмы, как женщина после дня любви, томно, устало и счастливо. И тогда Чепер сказал: «Я дам тебе другое имя, ты будешь Вечер». Фашист стал Вечером, и благодаря этому имени у него сразу поменялась жизнь. Конечно, с помощью Чепера. Когда Вечеру исполнилось шестнадцать, он стоял здесь, за этой стойкой, прямо на этом месте, — Парадокс указал на лысого типа криминального вида. — Я спросил у него: «Вечер, ты пил когда-нибудь вино?» Он ответил, что нет, и я ему сказал, что к любому делу в этой жизни надо приступать творчески. Вино должно быть благородным, а женщина красивой. И мы распили с ним бутылку пятилетнего «Ай-Сереза».

Дальше повествование Парадокса лишь на одну треть соответствовало действительности. Оно очень напоминало легенду о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Но Парадокс, к удивлению Вечера, оказался умелым рассказчиком. Он так ловко вставлял в вымысел факты, что его повествование вливалось в уши окружающих без сучка и задоринки. И даже сам Вечер, прямой участник событий, о которых шла речь, и тот заслушался.

Подошедшей официантке Вечер заказал бутылку «Ай-Сереза». «Плевать, — подумал он. — Сегодня такой вечер. До гостиницы недалеко. Как-нибудь доеду проулками».

По окончанию повествования Парадокс сел за стол к особе с зелеными глазами, и они стали о чем-то беседовать. Судя по всему, оба хорошо знали друг друга. Потом девушка поднялась и ушла. Вечер проводил ее взглядом.

Парадокс окинул глазами зал, заметил Вечера и бутылку на его столе и, едва заметно улыбнувшись, удалился.

Четыре бутылки «Ай-Сереза» заказали также и девицы, для которых главным образом и звучало сегодня повествование Парадокса.

Вечер тянул из бокала вино и рассматривал публику. Он досидел до самого закрытия, когда в баре остались лишь две подгулявшие компании. Официантка, с трудом убедив одну из них подняться, направилась к другой, но здесь на нее не обращали никакого внимания. Девушка в конце концов махнула рукой и устало присела на стул. Вечер задержался в дверях, наблюдая, чем все это закончится. Официантка, заметив его взгляд, коротко вздохнула и произнесла:

— И так через день.

— Наймите вышибалу, — посоветовал Вечер.

— Нанимали. Самого вышибли. Больше никто не пожелал, хотя хозяин и не прочь был хорошо платить.

В это время появился сам Парадокс, его заметно покачивало. В одной руке он держал початую бутылку вина, в другой — дробовик.

— Убирайтесь! — заявил он. — Даю десять секунд, потом стреляю.

Но выстрелил он, когда прошла от силы половина назначенного времени. Дробь впилась в стену над головами клиентов.

— Сейчас возьму пониже, — пообещал Парадокс.

Чтобы не покачиваться, он поставил бутылку на стойку, оперся о нее одной рукой, а второй резко дернул вверх-вниз, перезаряжая дробовик, и стал опускать его ствол. Но клиентов к этому времени как ветром сдуло. Ствол дробовика поплыл в сторону Вечера.

— И ты!

Вечер молча вышел.


Два дня он бродил по городу без всякой цели. Один раз даже подошел к дому Виолет и безрезультатно просидел на лавочке едва ли не час. А на другой день, выходя из кафе возле банка «Олимпия», чуть не столкнулся с ней. Она, судя по всему, шла из банка, под руку с каким-то типом, еще далеко не старым, но выглядевшим совсем неважно. Неестественная бледность, худоба и, в придачу к этому, жалкие остатки волос на голове говорили, что здоровье у него ни к черту.

Виолет не узнала Вечера, точнее, просто не заметила, хотя и прошла совсем рядом, буквально в метре от него.

Пару сопровождал охранник, который помог им сесть в машину.

— Кто это с Виолет? — спросил у него Вечер, когда черный лимузин отвалил от бордюра.

Охранник с удивлением взглянул на него:

— Парень, ты с луны свалился. Ты знаешь жену Максима Ольстена и не знаешь его самого?!

— Я знал ее, когда ей было шестнадцать. Тогда никаких Ольстенов рядом с ней не наблюдалось.

— Он управляющий банком.

— Что с ним?

Охранник скривил губы.

— Кокаин.

— Понятно, — Вечер сел на мотоцикл и, газанув, рванул с места.

Лимузин он нагнал на светофоре и проследовал за ним в район Зеленой окраины. Машина остановилась возле трехэтажного особняка, высадила Виолет и поехала дальше. Она кинула взгляд в сторону Вечера, встретилась с ним глазами и опять не узнала.

Он смотрел, как Виолет идет к калитке, и думал, что Макс все-таки утер ему нос. Впрочем, и он не остался в долгу. Ведь это он поднес к его породистому носу первую белую дорожку.


На следующий день он пришел в бар «Чепер».

Шел одиннадцатый час ночи. Вечер пил мелкими глотками шоколад с ромом и внимательно рассматривал бар, стены которого в сюрреалистической манере изображали то, о чем рассказывал в прошлый раз Парадокс. Его самого сегодня не было. За стойкой стоял молодой черноволосый парень.

Народа, несмотря на будний день, становилось все больше. Похоже, бар Парадокса был модным заведением.

Из динамиков негромко звучал саксофон, когда за стол Вечера без разрешения шумно подсели четверо в кожаных куртках. Они и вошли шумно, прихватили по пути свободный стул и небрежно волокли его за собой.

— Что?.. — уставился один из них на Вечера.

— Пока ничего, — ответил Вечер, бегло осматривая всех четверых.

На сливки общества эти типы не тянули, не те манеры, даже если учесть, что они изрядно выпили, но одеты были дорого и вели себя развязно. У одного в руках Вечер заметил брелок сигнализации с эмблемой «крайслера». «Скорей преуспевающие бандюги», — решил он, хотя, даже в Москве тех, кто косил под эту категорию, не являясь таковыми, хватало с избытком. Так что можно было легко ошибиться.

После появления соседей сразу стало шумно не только за столом, но и во всем баре, и это раздражало Вечера. Он допил шоколад и поднялся. «Проедусь по центру, потом в гостиницу», — решил он и, выйдя на улицу, увидел, что «агуста» валяется на боку рядом с новым трехсотым «крайслером».

Вечер, чувствуя, как его начинает бить мелкая дрожь, поднял мотоцикл. «В общем-то, ничего страшного, — отметил он. — Пара царапин на бензобаке, чуть содрана резина на ручке газа. Но это не тот мотоцикл, с которым можно так обращаться». Он поставил «агусту» на подножку и вошел в бар.

Компания за его столиком раскатывала по стаканам бутылку виски. Вечер остановился перед ними, глубоко вздохнул, чтобы унять нервы, и от всей души залепил ближайшему к нему типу в ухо. Тут же последовал второй удар. Он пришелся в челюсть ублюдку с лошадиным лицом. Оставшиеся двое попытались вскочить. Вечер нокаутировал одного из них, когда тот находился на полусогнутых ногах, а второго, успевшего встать в стойку, сбил прямым ударом ноги, и его унесло в проход между столиками.

Все произошло за несколько секунд. Вечер удовлетворенно перевел дух и уже направился к выходу, когда один из четверки подал признаки жизни. Вечер, чуть притормозив, схватил его за грудки, дернул на себя и ударом правой отправил в нокаут.

В дверях ему неожиданно преградил дорогу Парадокс. Нелепую фигуру с трудом скрашивал дорогой светлый костюм, на одной руке висел плащ, в другой дымилась сигара, белые волосы были сильно напомажены. В общем, Парадокс имел респектабельный вид.

— А ты не местный, — констатировал он. — Откуда, если не секрет?

— Да так, — ответил Вечер.

— Понятно, — сказал Парадокс. — Я видел, как ты уделал этих нахалов. Быстро и без шума. Не хочешь У меня поработать? Я очень хорошо плачу.

— Что-то незаметно, — произнес Вечер.

Парадокс вздохнул:

— Понимаешь, бар у меня модный, и ко мне ходят люди по большей части непростые. Порой, я бы сказал, сложные. Пока не выпьют, конечно. Алкоголь делает одинаковыми всех. Да! — Парадокс в задумчивости окинул взглядом бар. — Ты взгляни на некоторые рожи. Кто с такими станет связываться? Ведь здесь не только криминальные деятели, но и спортивные тоже попадаются. Но если что, разборок потом не будет. У меня сам Брага крыша. Тут главное, чтобы с копыт не сбили. Так как?

Парадокс затянулся сигарой и пустил колечко дыма. Вечер внимательно смотрел на него. Человек, стоявший перед ним, совершенно не был похож на того, который рассказывал проституткам историю Чепера и югов.

— Штука в месяц, — предложил Парадокс.

— Я подумаю, — сказал Вечер.

«Тысяча долларов — хорошие деньги, — размышлял он. — Хотя материально я пока не нуждаюсь, но, в конце концов, надо с чего-то начинать устраивать новую жизнь. А там видно будет».


На другой день в семь вечера он вошел в бар. Посетителей по причине раннего времени было немного. За стойкой стоял сам Парадокс. Увидев Вечера, он вышел ему навстречу.

— Я согласен, — сказал Вечер.

— Хорошо, — Парадокс кивнул. — Поработаешь месяц. Если останешься, оформим официально. Ну… аванс, судя по всему, тебе не нужен?

— Нет.

— Как тебя звать?

— Викентий, — чуть помедлив, ответил Вечер.

— Меня Петер, — Парадокс протянул ему руку. — Но все зовут Парадоксом. Кроме одного человека, — глаза Парадокса приняли странное выражение.

— Когда заступать? — спросил Вечер.

— Можно прямо сейчас. Я буду в зале. Если что, подскажу. Тут к каждому нужен индивидуальный подход.

До двенадцати ночи Вечеру пришлось успокоить не одного клиента. Руководил этим Парадокс. Он сидел за стойкой справа от бармена, дымил сигарой и листал журнал. Казалось, он чего-то ждет. Когда в половине девятого вечера в зале появилась сестра Виолет, он покинул свое место и перешел в зал. Девчонка просидела с ним за столиком около часа, а потом ушла, не удостоив Вечера даже взглядом, хотя он пару раз подходил к столику, посоветоваться с Парадоксом на предмет клиентов.

— Сортируй — вот главная заповедь вышибалы, — сказал Парадокс, когда Вечер подошел к нему в очередной раз. — Этого, — он кивнул в сторону сильно пьяного господина респектабельного вида, — выводи нежно. Он из постоянных. И кроме того, что очень пьян, ничего плохого не делает. Разве что раздает свои визитки молодым девчонкам.

И Вечер мягко вывел господина и посадил в такси.

— С этим можешь не церемониться. От него лишь шум, а прибыли никакой, — шепнул ему на ухо Парадокс, когда Вечер пытался словами урезонить очень шумного клиента. Тот был пьян, уронил на пол бокал с пивом и громко требовал второй. И Вечер вывел его, грубо заломив руку, и от боли тот буквально маршировал к выходу. Еще двое поддались на уговоры и ушли сами. Потом, уже к закрытию, в бар заявилась пара крепко выпивших типов. Бармен отказался отпустить им спиртное.

— Могу предложить только кофе, — вежливо произнес он.

Тогда один из них неожиданно попытался запустить в него стеклянной пепельницей, но Вечер успел перехватить его руку.

Парадокс сказал:

— Делай с ними, что хочешь. Это залетные.

Вечер выволок обоих на улицу и начистил им морды.


Так прошла неделя. Выходные были особо горячими днями. В субботу Вечер сцепился с тремя братками спортивного вида. Выяснять отношения вышли на улицу. Ему хватило несколько секунд, чтобы уложить всех троих, но через час в бар вломилась целая банда, человек семь, и Парадокс срочно вызвал Брагу. Когда казалось, что драку уже не предотвратить, подъехали несколько его парней, а минут через десять появился и он сам. Это был молодой мужик, совсем другой формации, нежели Сафа.

— Это мой бар. Нечего здесь устраивать бардак и трогать моего человека. Он выполняет свою работу. А если он один вам троим рожи начистил… — Брага тонко усмехнулся, — тренироваться лучше надо.

Когда братва убралась, он выпил рюмку водки, подмигнул Вечеру и спросил:

— А шестерых бы уделал?

— Таких вот? Уделал бы, — сказал Вечер.

— Так, может, ко мне пойдешь?

— Нет, — отказался Вечер. — Уже проходил это.

— А давай мы тебя на бои выставим, — вдруг предложил Брага.

— Здесь бить некого, — сказал Вечер.

— Вот как?! — Глаза Браги быстро окинули Вечера с головы до ног. — Ошибаешься. Соглашайся. Я на тебя поставлю. Половина выигрыша твоя. Позвони, если надумаешь.

— Под Чепера косит, — сказал Парадокс вслед уходящему Браге. — Но, впрочем, что-то есть в нем такое. Размах. Видишь, как он сразу в половину доли тебя взял, до торга не опускался. Кстати, у них в группировке заработок не в пример тому, что я плачу.

— Слушай, Петер, что это за девочка к тебе приходит? — спросил Вечер. — Родственница?

Парадокс на некоторое время задумался.

— Это было года полтора назад, осенью. Однажды вечером ко мне в бар зашло существо. Мокрое и неприкаянное. Оно село на краешек стула возле камина и застыло. Я посмотрел на него и сказал Люсе, официантке, чтобы принесла большую чашку горячего шоколада. Девчонка было отказалась, но Люся сказала, что это за счет заведения. Потом ей принесли чая с ромом. Я боялся, что она заболеет. Бар к двенадцати опустел, остались я, Люся и она. Я отпустил Люсю, налил себе вина и попытался сообразить, что делать. Потом эта особа подняла голову и наконец заметила, что бар пуст. Потом она посмотрела на меня. И у нее были такие глаза! Особенные. В таких хочется раствориться. Я понял, что не смогу выгнать ее. Тогда я взял стул, захватил бутылку и сел рядом с ней у камина.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Валерия, — ответила она и добавила: — Мне некуда идти.

— И не надо, — ответил я. — Ты только скажи, кто твои родители?

— Вы им позвоните? — спросила она.

Я пообещал, что нет, хотя позвонить, по нашим взрослым понятиям, было бы самым разумным, но, знаешь, у них свой мир, — глаза Парадокса смотрели куда-то сквозь Вечера, — и он правильней нашего. И я не стал звонить, хотя ее папа в городе был не последней величиной. Она поссорилась с ним. Я не знаю занятных историй и, чтобы как-то отвлечь ее, рассказал историю Чепера и югов, конечно, значительно ее приукрасив. Она, к моему удивлению, слушала, широко раскрыв глаза. Это был мой дебют, и он оказался удачным. Потом я уложил ее на диване в кабинете, а сам напился от нахлынувших чувств и воспоминаний и уснул прямо возле камина. Она разбудила меня утром. За окном по-прежнему стоял ноябрь и слякоть, а жизнь… сам понимаешь, какой она кажется с похмелья. И вот вижу, стоит передо мной это создание и протягивает чашку с кофе. Я с похмелья плохо что помню, думаю, может, отмучился свое, и уже в раю, и это ангел передо мной. Потом окинул взглядом стены — вроде у себя. А когда полчашки кофе выпил, вспомнил, что вчера было. Потом она попросила снова рассказать ей про Чепера. Так мы и подружились. Немножко дикая и сорвиголова. У нее «ямаха», прав нет, но гоняет, как пацан. Она, кажется, влюблена в Чепера.

— В легенду, что ты придумал?! — удивился Вечер.

— Да, — Парадокс пожал плечами. — Так бывает. А в кого по нынешним временам влюбляться приличной девушке?

У Вечера чуть подтаяло на душе. Он почувствовал, что уже не один.

— Позвони Браге, скажи, что я согласен участвовать в боях, — неожиданно сказал он Парадоксу.


В спортивной раздевалке местного ДК пахло так же, как и в столичных раздевалках, потом и волнением. Участники турнира не спеша разминали мышцы. Время от времени Вечер ловил на себе их взгляды. Они знали друг друга, но Вечер был для них новым лицом. Он сидел в углу, накинув халат, и ждал своего выхода.

Первого противника он положил одним ударом, просто снес его с ринга, вместе с блоком, который тот успел поставить. Второй продержался девять секунд. На десятой Вечер поддел его крюком правой, и у парня, который был килограммов на семь тяжелей его, ноги буквально оторвались от пола.

Последнего противника, вышедшего в полуфинал, бойца тайского стиля, который решил атаковать первым, опережая Вечера, он встретил ударом ноги. Пятка Вечера прошла снизу вверх между рук противника и угодила ему в челюсть. Сначала назад откинулась его голова, потом застыло на месте тело. По закатившимся глазам бойца было ясно, что произойдет дальше. Тело человека обмякнет и рухнет, как карточный домик, а вся эта красота — литые мышцы плеч, груди и хорошо проработанный пресс — вдруг превратится в бесполезный, бесформенный хлам на полу ринга. Так и произошло. Зал ревел. Здешней публике еще не приходилось видеть бойца, который практически одним ударом выносил с ринга всех своих противников.

Когда он шел в раздевалку, кто-то крикнул:

— Смотрите, кипарис!

Вечеру было плевать. Ну что же, пусть знают, как возвращаются кипарисы.


Спустя три недели, когда веселье в баре было в разгаре и шум стоял такой, что Вечеру пришлось добавить звук на усилителе, иначе звуки французского шансона просто вязли в этом гомоне, возвратился с Кипра Парадокс. Потный, со сгоревшим лицом и съехавшей на затылок белой шляпе, он прошел в кабинет и поманил Вечера за собой. В кабинете Парадокс достал из холодильника бутылку текилы, налил полстакана и выпил безо всякой канители — соли и лимона. Слегка поморщившись, он резко выдохнул и спросил, уставясь на Вечера:

— Ты кто?

— Ты уже перестаешь узнавать знакомые лица? — поинтересовался Вечер.

— Нет, пока узнаю. Говорят, у тебя на плече видели выколотый кипарис.

Вечер молча задрал рукав и показал наколку:

— Этот?

— Он самый, — произнес Парадокс. — Но кипарисов больше нет. Они все плохо кончили. Их вырезали постепенно, по одному. Кому-то надо было. К тому же ты не подходишь по возрасту.

— Что с твоими мозгами, Парадокс? — спросил Вечер. Он впервые назвал его так.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

— Ну конечно! — наконец произнес Парадокс. — Ты Вечер!

— А я уже думал, не узнаешь. Неужели я настолько изменился?

— Да. Тогда ведь был совсем пацан. Разве его можно разглядеть в таком верзиле? Ничего общего. Ты рискнул вернуться?

— Почему рискнул?

— Но ведь на тебе убийство Сафы и Майка.

— А что, собственно, может предъявить милиция? Видеозапись. Но ведь там совсем другой человек. Они не смогут доказать, что я и тот парень на пленке — одно и то же лицо. Отпечатков я не оставил.

— А имя?

— А имя — просто совпадение. Кроме того, истек срок давности.

Парадокс озадаченно потер ладонью подбородок.

— Ну что же, я рад, что есть хоть одно живое подтверждение моей легенды, — и протянул Вечеру руку. — С возвращением тебя, Вечер. Я действительно очень рад, что хоть кто-то остался.

— Как тебе в голову пришло такое?

— Что? Создать легенду?

— Да.

— Я же тебе говорил, экспромтом. Мне нечего было рассказать несчастному ребенку, и я придумал легенду на основе реальных событий.

— А потом?

— А потом… Когда я наутро рассказывал Валерии эту историю снова, я понял, что у меня неплохо получилось. А спустя пару дней мне в голову пришла дикая идея. Ведь бар прогорал. И тогда я решил: либо сожгут, либо поднимусь, и сделал все, чтобы эта легенда загуляла по городу. Пусть народ знает, что юги собирались именно в моем баре. Я заложил квартиру, переименовал бар, сделал ремонт, оформил его соответствующим образом. Потом пошел к бывшему своему однокласснику. Он журналист, тот еще волчара. Деньги с лихвой отработал. Сделал несколько статей о югах в разных газетах. Знаешь, с этаким ореолом таинственности. Причем так, чтобы все было привязано к моему бару. Меня даже пригласили на местное радио, было и журналистское расследование. Дескать, правда или вымысел? Потом я сидел и ждал. Либо придут какие-нибудь Сафины недобитки и спалят заведение, либо клиент повалит. Произошло последнее. Теперь так и говорят: «Пошли к Чеперу». К тому же у меня кухня что надо и прямые поставки вин из Крыма. Да! — с чувством произнес Парадокс и еще раз окинул Вечера взглядом. — Вернулся не просто юг, а кипарис! И как вернулся! Играючи повышибал с ринга всех противников. Теперь никто не скажет, что Парадокс болтун, и не усомнится в том, что юги были настоящими бойцами. Кстати, в городе знают, что ты у меня работаешь. Я едва прилетел, мне знакомые сразу звонить начали: а правда, мол, что он у тебя работает? Вот так.

Вечер пока не знал, как отнестись к тому, что он становится популярной личностью в городе.

Брага спросил Вечера о наколке еще дней десять тому назад, когда привез деньги за бои.

Он положил перед Вечером пять тысяч долларов и сказал:

— Выигрыш составил десять штук. Пять из них твои. Как договаривались.

Брага проследил, как Вечер спокойно, не пересчитывая, убрал деньги в карман и заметил:

— Похоже, тебе приходилось выигрывать и больше.

— Да, — ответил Вечер. — Раз в десять.

Брага присвистнул, потом спросил:

— А ты, парень, не прост. Тут поговаривают, у тебя наколку на плече видели — кипарис. Это та самая?

— Та.

— Значит, ты бывший юг?

— Почему бывший? Я в другую веру не перекрещивался.

— Ладно, — сказал Брага. — Это твое дело. Ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал. Но учти, кипарисов кто-то вырезал. За два года. Будь внимательным. Ты теперь засветился. — Брага немного помедлил и спросил: — Не хочешь узнать имя душегуба? Возможно, есть смысл нанести опережающий удар.

— Хочу, — ответил Вечер.

Брага внимательно окинул его янтарными, как у кота, глазами и кивнул:

— Понял. Попробую помочь. Сам ничего не предпринимай.

Он протянул на прощание Вечеру руку и уехал.

Парадокс кивнул на бутылку:

— Будешь?

Вечер отказался.

Парадокс налил себе еще.

— За твое возвращение! — Он опрокинул стопку и вдруг сказал: — А знаешь, ко мне иногда Зарина заходила.

— Зарина?!

— Да. Говорила, что раньше могилу Чепера кто-то навещал, а теперь только она одна.

— Не удивительно, — заметил Вечер. — Ведь кипарисов вырезали. Давно она была в последний раз?

Парадокс вздохнул:

— Давненько. Пожалуй, около двух лет прошло. И наверное, теперь никто могилу Чепера не навещает. А я даже и не знаю, где она. — Парадокс опять вздохнул, еще более тяжело. — Признаюсь честно, мне без югов невесело жить стало. Но это моя история, а когда я легенду про них и Чепера придумал, стал вникать и вдруг понял, что это не просто легенда о дерзких и благородных югах и их предводителе. Это история любви Чепера и Зарины. Красивой любви красивых людей. И с такой поганой развязкой. Ты не поверишь, Вечер, мне так тошно вдруг стало от этого, так вдруг придавило. Я Лерке эту историю рассказал, и даже ее проняло. Сидела с влажными глазами. Золотой человек. А самое страшное, что ничего не вернуть. И на что теперь смотреть?

— А что эта она к тебе больше не приходит? — спросил Вечер.

— К маме в Израиль уехала.

— Совсем, что ли? — Вечер вдруг почувствовал странное волнение.

— Да нет. Скоро должна вернуться. Что ей там делать? Да, — Парадокс побарабанил пальцами по стопке. — Когда мужчина умирает, кончается только его интимная история, но не история личности, пока могилу навещает женщина. А когда прекращается и это, то от мужчины в мире уже ничего не остается, кроме забытой могилы. — Парадокс опять плеснул себе текилы. — Зарина приходила попрощаться. Сказала, что уезжает. Я не спрашивал, куда и с кем. Наверняка кто-то появился. Такая женщина и одна?.. Хотя… она ведь очень гордая. В Лерке что-то подобное проглядывает. Жалею, что не спросил, где похоронен Чепер. Я ему теперь монумент поставить…

Парадокс не договорил. Дверь в кабинет неожиданно распахнулась, на пороге возникла Люся.

— Извините, там такое начинается!..

Вечер быстро вышел в зал.

Происходящее напоминало осаду крепости. Четверо пьяных парней пытались перелезть через стойку бара и добраться до бармена Славы, который отбивался от них каминной кочергой. Двое из них были уже на стойке. Вечер схватил ближайшего и резко дернул за куртку. Тот, взмахнув руками, упал спиной в зал. Второго Вечер схватил за лодыжки и дернул на себя, и он ушел вниз головой туда, куда стремился, — за стойку бара. Слава два раза взмахнул кочергой, и упавший сначала заорал, а потом затих. У крепыша в белом джемпере был окровавлен рот, видимо, уже успел получить от бармена кочергой. Он резко дернулся к Вечеру, пытаясь ударить в пах, но, нарвавшись на удар коленом, отлетел на пару метров. Следующего, длинного и худосочного, со стулом в руках, Вечер протащил до самого выхода и выкинул на улицу, открыв дверь его головой. Обернувшись, он увидел, как Парадокс и Слава вяжут руки типу в белом джемпере.

Потом Парадокс вызвал милицию. Когда хулигана увезли, все потекло прежним руслом: музыка, смех, звон стаканов, разговоры. Вечер сидел на своем кресле в углу бара и думал, что на должности вышибалы долго не задержится. Такая работа годится разве что на первое время. Отдышаться, осмотреться. Вместе с тем он понимал, что продолжать карьеру бойца высочайшего класса ему не светит. Стоит только высунуться, и те типы, которые убрали китайца, будут тут как тут. «Хотя бы знать, кто они! — уже в который раз подумал Вечер. — Триада? Но тот, кого я выкинул в больнице в окно, не походил на китайца».

Выступать на уровне области было бы более безопасно, но пять тысяч за турнир — это не деньги. Кроме того, и здесь есть вероятность засветиться. Его преследователи знают, что он профессиональный боец, и станут следить за турнирами. Сначала высочайшего уровня, потом пониже. Возможно, именно так они и отследили китайца. Так что на карьере бойца надо ставить точку и как-то смириться с этим. И это самое трудное.

От одной такой мысли в Вечере поднималось бешенство. Он был полон сил и мог еще успешно биться как минимум лет шесть. И опять же деньги, где теперь такие заработаешь? Деньги — это прежде всего независимость. Теперь эту независимость придется добывать каким-то другим путем. Через какое-то время надо будет съездить в Москву, забрать у Лечо свои пятьдесят тысяч за проигрыш Родосу, внести недостающие деньги за квартиру и тут же продать ее. Дом еще не достроен, а цены на жилье заметно взлетели, и продажа квартиры принесет дополнительную прибыль тысяч в двадцать. Всего у него будет сто сорок тысяч. По местным меркам немалые деньги.

Парадокс мечтает расширить заведение и помимо бара сделать престижный ночной клуб, но у него нет денег на реконструкцию. Если вложить в это дело тысяч сто двадцать, то можно стать равноправным компаньоном. Кроме того, Вечер надеялся, что к тому времени, как он появится в Москве, Лечо отмякнет и выставит его на бои. Можно выступить пару раз, сорвать приличный куш и уже навсегда исчезнуть из Москвы.


Брага появился в баре на другой день.

— Ты Ящика помнишь из команды Сафы? — спросил он, поздоровавшись с Вечером.

— Смутно. Помню, что очень здоровый. Говорили, что из окружения Сафы он самый тупой и самый преданный.

— Так вот, мне тут один человек шепнул, что Ящик как-то по пьянке проболтался, что знает, кто убрал кипарисов. Можешь на время отлучиться? У меня адресок есть.

Вечер кивнул.

— После того как Сафа отошел в лучший мир, его место занял Паша Таубе, — говорил Брага, ведя джип с ощутимым превышением скорости. — Ящик был ему не нужен и оказался не у дел. Когда убили Таубе и начался беспредел, во время которого каждый более менее авторитетный урка пытался резануть от наследства Сафы кусок побольше, Ящик опять ничего не смог урвать. В общем, окончательно вышел в тираж. Опустился, запил. Тогда, кстати, много народа полегло.

— А что было потом? — спросил Вечер.

— Потом появился я. Мы открутили несколько самых горячих голов, а с остальными договорились, в том числе и с кипарисами. И в городе стало тихо.

Минут через сорок они въехали в пригород.

Дом, возле которого они остановились, снаружи выглядел довольно прилично, но внутри оказался конура конурой. Почти без мебели и со стойким запахом помойки. Хозяин встретил их внутри, маяча посреди гостиной огромной темной тушей. Соло пошарил по стенке, щелкнул выключателем, и Вечер увидел огромного жирного мужика, судя по всему, сто лет не мытого.

— Привет, Ящик! — непринужденно сказал Брага.

— Я кому-то еще нужен? — удивился Ящик.

— Нужен, — ответил Брага. — Что ты знаешь про убийство кипарисов?

Ящик смотрел на них тяжелым взглядом и молчал. Так прошло секунд двадцать. Потом Брага обернулся и кивнул Соло. Тот вышел на улицу и вскоре вернулся с ящиком водки, который поставил посреди гостиной.

— Так что ты знаешь про убийство кипарисов? — повторил вопрос Брага.

Ящик посмотрел на водку, сглотнул и заговорил:

— Есть один тип, — он еще раз посмотрел на водку. — Не могу точно сказать, что это его рук дело, лично не видел, но все к тому сходится.

— Кто он? — спросил Брага.

— Человек, который стоял за Сафой. Я видел его несколько раз. Ездил с Сафой к нему на встречу. Кличка Гюйс. Я так понимаю, что Сафа, пользуясь его связями, набрался силенок и задвинул патрона на вторые роли. Но этот тип тоже не лыком шит оказался. Сафа с его благословения затарился коксом на весь имеющийся нал да еще перехватил изрядно на стороне. Ну и влип с этим, как муха в мед, — Гюйс обещал за разумные комиссионные выгодно сбыть кокс в течение недели, но вместо этого предложил такие условия, от которых Сафе стало худо. Но другого выхода не было. Деньги он на две недели взял, под смешной процент, но за день просрочки этот процент возрастал в десять раз. А взаймы ему дали ребята не простые. Сафа попытался реализовать кокс, но такое количество не то что за две недели, за месяц сбыть было невозможно. Сафа этим никогда не занимался. Ни связей, ни партнеров. И Гюйс спокойно ждал, понимая, что Сафа никуда от него не денется. Так бы и произошло, если бы не юги. Их словно бог Сафе послал. Они взяли сразу почти половину, и Сафа вернул долг вовремя. Потом через них он реализовал и вторую часть кокаина. Получил при этом большую выгоду, а самое главное, стал окончательно независим от своего патрона. — Бывший бандит замолчал, сделал два шага вперед и вытянул из ящика бутылку водки. Некоторое время он смотрел на нее, а потом быстро откупорил и влил в себя половину ее содержимого.

— Силен! — оценил Соло.

— Но это еще не все, — продолжал Ящик, вытирая губы. — Когда Пашу Таубе хлопнули, Гюйс попытался через своих ставленников захватить власть в городе, но кипарисы, ставшие к тому времени ядром Пашиной группировки, крепко дали ему по рукам. Вот с той поры на них мор и напал, — Ящик икнул и опять приложился к бутылке.

— Гюйс… Никогда не слышал такой клички, — сказал Брага и посмотрел на Соло.

Тот пожал плечами.

— Что-то еще знаешь? — обратился Брага к Ящику.

— Может, и знаю, — ответил тот. — Но тут дело стремное. Гюйс — душегуб. Ящика водки мало будет.

— Что ты хочешь? — спросил Брага.

— Три штуки зелени вот на этот ящик кладете, тогда, может быть, я вам дорожку к Гюйсу и укажу.

Вечер с Брагой переглянулись.

— Нам надо подумать, — произнес Брага, увлекая Вечера на улицу. — Не стоит швыряться деньгами, — сказал он во дворе. — Найдем. Кличку знаем. Глубины, на которых эта рыбина плавает, тоже. Только время нужно.


Июль был жарким. Даже когда солнце уходило за горизонт, в городе все равно было нечем дышать — раскаленный за день камень домов и улиц отдавал в воздух жар.

Вечер проснулся в час дня. Вчера после закрытия они надолго засели с Парадоксом в баре и распили две бутылки вина, потом отправились в ночной клуб. Парадокс не хотел идти домой.

— Пусто там, понимаешь. Не хочу туда, — сказал он и попросил составить ему компанию.

Сегодня Вечеру не нужно было идти ни на работу, ни на тренировку. Он лежал на кровати в квартире, про которую никто не знал. Он снял ее не так давно. Обзаводиться постоянным жильем Вечер не торопился, решив быть пока более мобильным. Конечно, вряд ли те, кому в Москве понадобилась его шкура, теперь смогут напасть на след, но все-таки стоило подождать. И была еще история с кипарисами. Брага пока не нашел человека по кличке Гюйс.

Вечер встал с кровати, принял душ, заварил чай и вдруг обнаружил, что ему совершенно нечего делать. Потом он стал рыться в старом шкафу, сверху донизу забитом книгами. А к вечеру на него навалились воспоминания. Когда солнце стало уходить за крыши домов, он сел на мотоцикл и поехал на холм.

Брага пришел в бар в четверг, под закрытие. Он поздоровался с Вечером, выпил водки, задумчиво повертел рюмку в руках и произнес:

— Про Гюйса никто ничего не знает. Вот мразь. Словно и не существовал вовсе. Если бы не убитые кипарисы, я бы подумал, что Ящик его выдумал.

— Надо ехать к Ящику, — сказал Вечер.

Брага бросил на него короткий взгляд и поставил рюмку на стойку:

— Поехали.

— Слава, закрывайтесь без меня, — сказал Вечер бармену и двинулся вслед за Брагой к выходу.

— Чего он вечно впотьмах сидит? — сказал Соло, когда машина остановилась возле дома Ящика. — Экономит, что ли?

— Наверное, набрался уже, а пьяному все равно. У него свой свет в голове, — предположил Брага, вглядываясь в темные окна дома.

Они вошли без стука. Дверь была открыта.

— Эй, хозяин! — позвал Соло.

Никто не отозвался. Они постояли некоторое время в полной тишине, потом Брага произнес:

— Запах какой-то. Чувствуете?

Вечер кивнул. К запаху помойки примешивался еще какой-то оттенок, и его трудно было назвать приятным. Когда прошли в гостиную, запах усилился. Соло включил свет, и они увидели Ящика, который, запрокинув голову, лежал на диване. На грязно-серой майке, в районе груди, были видны два бурых пятна. Соло окинул покойника внимательным взглядом и заметил:

— Похоже, он уже дней пять так сидит.

— Выходит, его почти сразу после нашего первого визита и грохнули, — сказал Брага.

— Выходит, что так, — Соло достал пистолет.

— Уходим, — произнес Брага. — Соло, пальчик с выключателя сотри.

Когда они находились на спуске, недалеко от реки, им в хвост пристроилась какая-то машина. Некоторое время она держалась позади, а когда слева и справа потянулись деревья лесопосадки, пошла на обгон. Вечер машинально повернул голову в ее сторону, увидел, как из окна серебристого двухдверного «мерседеса» высунулся ствол, и упал на пол за долю секунды до того, как стекло, у которого он сидел, пробили две пули.

Услышав выстрелы, Брага моментально сбросил газ, ударил по тормозам, и «мерседес» сразу оказался на два корпуса впереди них. В следующее мгновение у Соло в руках появилась граната. Он едва не по пояс высунулся в окно и метнул ее. Граната взорвалась под задним колесом «мерседеса». Машину закрутило на дороге, а потом швырнуло в кювет.

Когда они подбежали, «мерседес» лежал на крыше. В нем находились двое. Один не подавал признаков жизни, второй копошился на переднем сиденье, пытаясь выбраться. Когда ему это удалось, он встал и, ни на кого не глядя, пошел к дороге.

— В шоке, — сказал Брага и кивнул Соло.

Тот ударом в челюсть опрокинул человека на спину. Как ни странно, это подействовало в лучшую сторону. Человек неожиданно пришел в себя.

— Гюйс? — спросил у него Брага.

Человек утвердительно кивнул и произнес:

— К тебе я ничего не имею, — и указал на Вечера: — Мне нужен был он.

— Ну что ж, на ловца и зверь бежит, — Брага повернулся к Соло. — Похоже, это не наше дело.

Они двинулись к машине.

— Делай с ним что хочешь, Вечер, — уже на ходу обронил Брага. — Только побыстрей. И пусть это смахивает на несчастный случай.

Вечер кивнул и перевел взгляд на Гюйса. Тот стоял чуть покачиваясь. В его глазах отсутствовал страх. Вечер не ощущал острого желания убить этого человека, но это нужно было сделать. Если такую змею оставить в живых, то потом сам вряд ли протянешь больше недели. И кроме того, кто-то должен отомстить за кипарисов.

— Пятьдесят тысяч, — сказал Гюйс.

— При чем здесь деньги, — ответил Вечер и ударил его в висок.

Прежде чем засунуть тело Гюйса в машину, он содрал с него рубашку, соорудил из нее фитиль и пристроил его к бензобаку. Взрыв раздался, едва он выбрался на дорогу.

— Ну как? — спросил Брага, когда он сел в машину.

Вечер пожал плечами:

— Дело сделано.

Брага обернулся и внимательно посмотрел на него.

Вечер усмехнулся, думая о том, что Брага, наверное, забыл о Сафе и его телохранителе, которых он, Вечер, отправил на тот свет, когда ему было всего лишь шестнадцать.

— Я сделал то, что должен был сделать. Произвел расчет по отсроченным платежам.



На другой день он вышел из дома с ощущением, что город чист и врагов в нем больше нет. От этого дышалось легче, несмотря на жару — дело шло к обеду, и пекло уже изрядно. Он решил навестить Чепера и проверить, смотрят ли за могилой.

Выведя байк со стоянки, Вечер кивнул охраннику и покатил по улице Пономарева. Справа между домов мелькала искрящаяся под солнцем лента реки, слева тянулся частный сектор. «Вернусь, обязательно искупаюсь», — решил он.

«Что действительно никогда не меняется, так это кладбище, — подумал Вечер. — Оно такое же, каким было десять лет назад, и будет таким же еще через десять. Ремонты и перепланировки здесь не происходят». Он приткнул «агусту» справа от входа, вошел за ограду и теперь медленно двигался между могил, мельком бросая взгляды на кресты и надгробия. Женскую фигуру у могилы Чепера он заметил еще издалека.

«Кто это? — мелькнуло в голове. — Зарина?!» Вечер ускорил шаг. Подойдя ближе к оградке, он остановился. Это была не Зарина. Спиной к нему, в коротком сарафанчике, стояла стройная, дочерна загорелая фигурка. «Валерия!» — удивился Вечер и замер, не зная, что делать дальше. Потом, понимая, что застал девчонку на чем-то сугубо личном, почти интимном, решил незаметно отойти. И в это время она оглянулась. Зеленые глаза-вспышки остро полоснули Вечера по лицу.

— Это вы! Что вам здесь надо?

В голосе девчонки сквозило плохо скрытое раздражение.

— Я уйду, если помешал. Извините, — сказал Вечер, решив подождать где-нибудь в сторонке. У могил надолго не задерживаются.

Уже поворачиваясь, он добавил:

— Просто я его знал. Пришел навестить.

— Вы его знали? Откуда? — теперь в голосе девчонки слышалась насмешка. — Петер сказал, что в городе не осталось никого, кто бы мог навещать эту могилу. Мне стоило трудов выяснить, где она… — Валерия вдруг осеклась. — А вообще-то, за ней ухаживают…

— Я за это заплатил, — сказал Вечер.

Девчонка долго смотрела на него, потом спросила:

— Кто вы?

Он немного помедлил.

— Я Фашист.

— Вы хотите сказать, что вы Вечер?

— Да.

Девчонка неотрывно разглядывала его изумленным взглядом, потом сказала:

— Я сразу почувствовала, что с вами что-то не так. Еще когда вы остановились у нашего дома. — Она сделала шаг вперед. — Можно я вас потрогаю? — она осторожно взяла его за кончик рукава. — Если хотите, я уйду. У вас больше прав здесь стоять. Вернее, все права.

— Не надо, — придержал ее Вечер. — Это очень важно, что есть кто-то еще, кто помнит о Чепере и навещает его.

— Честно говоря, я очень рад, что вы пришли, — сказал Вечер, когда они направлялись к выходу с кладбища. — Он заслуживает того, чтобы его навещали такие красивые девушки. Раньше это делала Зарина.

— Вы знали ее?

— Конечно.

— Она была красивой?

— Очень. И отчаянной. Мотоцикл, на котором я езжу, — ее подарок.

Валерия бросила на Вечера удивленный взгляд:

— Вы были близки с ней?!

— Да, — немного помедлив, ответил Вечер. Врать в таком деле ему не хотелось. — Уже когда Чепера не было. И только раз. Нам всем тогда было тошно. Я… — Вечер окинул взглядом верхушки деревьев. — Если ты не раз слышала легенду, то знаешь, что было после того, как убили Чепера.

— Да. Вечер самурайским мечом убил Сафу и его телохранителей.

— Вот после этого я и пришел к Зарине. Мне негде было спрятаться. Тогда все и случилось. Она хотела отблагодарить меня. И еще она сказала, что часть Чепера осталась во мне. «Агуста», на которой я езжу, это байк Чепера. Он только-только купил его тогда.

Валерия смотрела на Вечера во все глаза.

— Как жалко, что вы не приехали немного раньше. Вы бы могли встретиться с Зариной, — произнесла она.

И Вечер вдруг понял, что она, как выражался Сева, в теме, что она чувствует ее как он и видит ее как он. И он понял, что сегодня любыми способами не отпустит девчонку от себя. Но, кажется, ухищрений и не требовалось.

— Я собираюсь искупаться, — сказала девчонка, подходя к своей «ямахе». — Поедете?

— Я тоже собирался. Только не был на реке уже сто лет.

— Я знаю хорошее место, езжайте за мной.

Они провели вместе весь день. Вечер узнал, что мать девушки после развода с отцом уже четыре года живет в Израиле. Что они с сестрой наполовину русские, на четверть еврейки и еще на четверть тувинки, и что Виолет вышла замуж пять лет назад.

— Макс мне совсем не нравится, — сказала Валерия. — Но он так ухаживал, такие подарки дарил! Я не осуждаю Виолет, но сама бы за него не пошла.

— Виолет поставила на лошадку, которая вряд ли добежит до финиша, — задумчиво сказал Вечер.

— Ты его знаешь? — спросила Валерия.

— Еще бы.

— Ты знаешь и Виолет?

— Знаю.

— Так вот почему ты стоял возле нашего дома? — Девчонка оказалась очень догадливой.

— Да. Я хотел ее увидеть. Я еще не знал, что она замужем. А потом она прошла в метре от меня, под руку с Максом, и не узнала.

— Но ты так изменился.

— Я бы за сто метров в толпе разглядел, почувствовал бы. Тут не нужны глаза.

— Тебе было обидно?

Вечер пожал плечами:

— Мне было обидно, что она вышла замуж за моего врага.

— Врага? — Валерия удивленно посмотрела на Вечера.

— Да. У нас с Максом было соперничество, кто круче. Он, увидев, что проигрывает, нанял людей, чтобы они забили меня до смерти. Я случайно спасся. Макс бы не остановился, но убить его, сына финансового короля области, было очень опасно. Но я все равно прикончил его.

— Как это?

— Ты видела его. Он безнадежный наркоман. Ему немного осталось. А знаешь, кто посадил его на кокаин?

— Ты!

Они находились в шести километрах от города, ниже по реке. Столики кафе стояли на деревянном помосте, нависшем над водой. Уже вечерело, и вода у помоста принимала сиреневый оттенок.

Валерия сидела, облокотившись о столик, и задумчиво смотрела на другой берег, начинающий терять в первых сумерках свои очертания.

Вечер чуть напряженно следил за ней. Он боялся, что перегрузил девчонку излишними подробностями, но врать было нельзя. Не имело смысла.

— Знаешь что, а я ведь еще не была на том холме, где Чепер дал тебе имя, — наконец сказала Валерия, и Вечер расслабился.

— Если ехать прямо сейчас, то можно как раз успеть под закат, — предложил он.


Они расстались, не договорившись о встрече, но на другой день Валерия появилась в баре. Она пришла в двадцать два тридцать. На ней было темно-зеленое, очень открытое платье, надеть которое еще надо было иметь смелость, туфли на высоком каблуке и золотой кулон с цепочкой.

В бар вошла Женщина, и все, словно почувствовав это, на миг повернули головы в ее сторону, даже сам Парадокс застыл у стойки с так и не зажженной сигаретой во рту. Потом он переглянулся с Вечером, выкинул сигарету и пошел навстречу Валерии, а бар снова наполнился шумом.

Парадокс усадил ее за стол и потащил из бара всё самое лучшее, что было припрятано для особых случаев. Вечер стоял в сторонке, чтобы не мешать ему упиваться моментом. Валерия, улыбаясь, о чем-то разговаривала с Парадоксом. Но Вечер все время чувствовал на себе ее взгляд, и потом, когда ему пришлось пройти в противоположный конец бара, он оборачивался в ее сторону и встречался с ней глазами. И если вчера ее внимание можно было объяснить его причастностью к легенде, к Чеперу, и не более, то теперь он был уверен, что этот наряд, прическа, легкий грим и прочее, все это сделано для него, для того Вечера, который сейчас во плоти и крови передвигается по залу, а не существует бесплотно в легенде. В этом не сомневался даже Парадокс, потому что он подошел и сказал:

— Слушай, ты сегодня хоть набьешь кому-нибудь морду, хотя бы для разнообразия? — И сам же ответил на свой вопрос: — Конечно, нет. Ты нынче добр. А знаешь почему? — Парадокс кивнул в сторону Валерии. Это твоя королева, она оделась так сегодня для тебя.

Но ты же сам когда-то меня учил, что вино и женщины должны быть лучшими, — напомнил ему Вечер. — Что это самое главное. Остальное — эрзац.

— Это так, — кисло согласился Парадокс. — Но ты уведешь ее из бара навсегда.

Вечер вздохнул и обнял Парадокса за плечи.

— Неужели ты до сих пор не понял, что ты, твой бар, Чепер, я и Валерия, все это единый осколок того, что было. Что теперь мы позарез нужны друг другу?

Парадокс вдруг смахнул слезу и произнес:

— Знаешь, Вечер, на приемного отца я, конечно, не тяну, но, может быть, сгожусь на роль приемного дедушки. Ведь у вас будут дети.

— Лучшей кандидатуры я не вижу, — ответил Вечер.

Парадокс вздохнул и сказал:

— Знаешь что, бросай ты всю эту канитель, девчонка заедалась. Я принесу еще вина, мы сядем…

Вечер покачал головой:

— Когда мне было шестнадцать и я был с Чепером, мне казалось, что я вбит в эту жизнь прочно, как свая. А теперь мне двадцать семь, и я думаю, что сравнивать человека со сваей глупо. Потому что все, что он ни делал бы, непрочно. Все может в один момент полететь к черту. Я не хочу афишировать наши с ней отношения.

Парадокс долго молчал, потом спросил:

— Ты получил плохие новости?

— Пока нет.

— Ты кого-то ждешь?

— Возможно, хотя и маловероятно.

Ближе к закрытию, когда в баре почти не осталось клиентов, Парадокс подошел к Вечеру и сказал:

— Послушай, у тебя сегодня момент, которые редко случаются в жизни или даже совсем никогда не случаются. У меня вот не было. Ты цени его, Вечер, упивайся им, потому что это лишь миг, который и есть жизнь, ради которого и живут. А если годы летят и ничего подобного не происходит, ты начинаешь чувствовать бессмысленность своего существования. — Темные глаза Парадокса, похожие на две перезрелые сливы, на мгновение наполнились тоской. Он повернулся и указал на трех последних клиентов: — Иди вышиби отсюда этих типов.

— Но до закрытия еще сорок минут, — сказал Вечер.

— Плевать. Счастье не может ждать, переминаясь с ноги на ногу возле дверей. Оно уже пришло, Вечер. Вот оно сидит. Иди и вышиби их к чертовой матери, скажи, что приказал хозяин. А я пока поставлю для вас Виадо Антоначчи. Музыка тоже должна быть лучшей.

Загрузка...