Глава 21

Обнаженный великан пробирался по рыхлому глубокому снегу, слыша за собой лай собак.

За ним в погоню пустили пятерых, каждая собака была ростом с жеребенка.

Погоня продолжалась уже целый час.

Этот час великан потратил не на то, чтобы уйти как можно дальше, ибо несколько лишних миль ничего не значат в таких делах, когда по пятам без устали следуют собаки, — скорее, он искал место, удобное для защиты: пещеру, поваленные деревья или крутой холм. Но равнина в этом месте, если не считать снежных заносов, казалась совершенно ровной и гладкой.

Но ведь где-то в этом снегу, замаскированными мягкими очертаниями сугробов, вероятно, даже под ближайшим из них, должны быть камни и низины, нагромождения валунов, или промоины с собравшейся в них водой. Летом здесь бывает множество зверей — значит, поблизости должна быть вода для них, пруды или ручьи, которые теперь застыли и затерялись под снегом.

Однако равнина, насколько хватало глаз, была пустынна.

Невозможно было не оставлять следов на рыхлом снегу; в чистом, холодном, почти безветренном воздухе запах человека должен был держаться долго, почти как тепловой след ракеты, отмечая вместе с истоптанным снегом его путь так же хорошо, как отмечали бы зарубки на деревьях и вешки.

Он тяжело дышал.

Его ноги постепенно замерзали.

Он не сомневался, что если остановится, то в неподвижности ноги застынут очень быстро. Он не мог вернуться в лагерь — всадники гнали его прочь с оружием в руках.

Недавно они повернули обратно.

И тогда по следу пустили псов.

Для пяти часов вечера было еще не так сумеречно, к тому же собаки отставали от него совсем не на много.

Он разрывал снег, ища крепкую палку, камень, — что-нибудь, что он мог бы использовать как оружие. Его ногти царапали промерзшую землю.

Вокруг лежали холодные сугробы.

Он двигался вперед, время от времени оглядываясь. На равнине, позади, виднелось пять черных точек, они быстро двигались в его направлении.

Он не был трусом — в этом Муджин, который взял его в плен, был уверен. Ему дали этот шанс выжить. Кроме того, псам были полезны пробежки. В повозках бились об заклад, какая из собак вернется первой, какая первой нападет на след и какая первой вцепится в добычу.

Над головой висело темное и унылое зимнее небо. Солнца было недостаточно, чтобы растопить снег, чтобы построить что-нибудь вроде укрытия — снежную стену, укрепление, через вход которого собаки могли бы проникнуть только поодиночке.

Но снег был бесполезным — рассыпчатым и сухим, будто порошок.

Он доходил до бедер великана, вынуждая его напрягать все силы, чтобы быстро продвигаться в снегу.

Оставляй он за собой нетронутый, гладкий снег, тот затруднил бы движение собак, точно так же, как затруднял теперь его движение, но беда в том, что за ним оставалась протоптанная тропа, по которой собаки могли бежать быстрее. В сущности, он пробивал дорогу собственной смерти.

Его ноги скользили по высокому сугробу. Вскарабкавшись на его макушку и чувствуя, что ноги начинают кровоточить, он оглянулся. Темные пятна теперь были ближе, они увеличились в размерах и неуклонно приближались по его следам. Он яростно крикнул, оступаясь и скатываясь с сугроба, барахтаясь в снегу. Здесь была низина. Он стоял прямо в ней. Торопливо и зло он вновь поднялся наверх — сугроб казался подходящим в качестве места для защиты. Именно здесь он должен был стоять. Позади мягкий снег был так глубок, что представлял собой ловушку, он постоянно соскальзывал в низину. Великан не думал, что у собак лапы устойчивее, чем его ноги. Летом в этой низине наверняка собиралась вода. Он посмотрел в сторону собак. Теперь они были гораздо ближе. Он набрал полный рот снега и растопил его. Выплюнув снеговую кашицу в руки, смешал ее с мягким снегом, как следует скатывая его, приминая комок так, чтобы образовалось длинное, остроконечное подобие палки восемнадцати дюймов длиной и четырех дюймов диаметром у толстого конца, суживающейся к другому концу, как игла.

Мягкосердечному читателю я рекомендую пропустить следующие страницы, поскольку он может счесть их отвратительными. Однако сам я не могу изъять их, так как рассказанные на них события в подробностях дошли до нас. Я не достиг бы своей задачи, которая вовсе не состоит в том, чтобы защитить тонкие чувства, пренебрегая достоверностью, тем более описывая далекое прошлое. Поэтому я прошу у читателя снисхождения, напоминая ему, что мы имеем дело с иными временами, нежели наши собственные — суровыми, мрачными, жестокими, дикими, временами великих перемен и тревог.

Слюна из его рта на поверхности ледяной палки замерзала почти сразу.

Ледяные кинжалы можно было сделать по-разному: к примеру, использовать для этой цели вырубленные куски льда и заострить их, потирая о шероховатую поверхность, отбивая или нагревая. Их можно было сделать даже из слюны, смешанной со снегом, выплевывая кашицу и придавая ей форму по мере того, как она замерзала.

Кроме того, для этих целей можно было использовать мочу.

Последний способ был распространен у герулов.

Великан потратил массу времени на поиски удобного места, поскольку даже кинжал был бы бесполезным против пятерых собак, если бы они набросились со всех сторон. И потом, надо было дать время воде замерзнуть.

Стоял жгучий мороз.

При некоторых температурах вода замерзает почти моментально, к примеру, в арктических областях моча не успевает долетать до земли, превращаясь в осколки. Но при таких температурах незащищенные, теплокровные животные обычно быстро ослабевают и погибают.

Моча на ледяном кинжале оставалась теплой не более секунды.

Он тут же добавил снегу, тот быстро растаял и моментально замерз, покрывая кинжал кристаллами. Он набрал снега в рот и покрыл полурастопленной снежной массой свое изделие.

Ему хватило времени.

Он отгреб снег с вершины сугроба, чтобы дать ногам опору лучшую, чем будет у карабкающихся по склонам собак.

Теперь он ясно различал бурые загривки псов. Лай их разносился далеко и звонко в морозном воздухе.

Он почувствовал, как возбуждены псы. До них оставалось уже не более пятидесяти ярдов. Человек смотрел, как приближаются звери — вожак первым, за ним остальные.

Он передернулся от холода и зарылся в снег, трогая лежащий перед ним предмет.

Пальцы скользили по его гладкой поверхности. Человек стал наращивать толстый конец кинжала, чтобы лед подольше не таял от тепла его пальцев, а захват был надежен и удары сильны. Затем он отдернул руки и согрел онемевшие, растопыренные пальцы. Сможет ли он удержать свое самодельное оружие? Сможет ли сжать его достаточно крепко, чтобы не испытывать боли и не дать кинжалу выскользнуть из полуобмороженных пальцев?

Собаки бежали вперед. Они были уже в десяти ярдах. Близость жертвы, ее зримое присутствие воодушевило их.

Человек встал на колени.

Это движение не было признаком отчаяния.

Просто, так он мог устойчивее держаться на вершине сугроба.

Вожак достиг подножия сугроба и начал торопливо взбирался по нему, разрывая снег, царапаясь когтистыми лапами, скользя и съезжая вниз, почти придавливая второго пса, следующего прямо за ним! Великан потянулся и вытащил тяжелое оружие из снега, занеся его над головой.

Он видел огромную голову пса-вожака, его глаза, широкий лоб, гривастую шею, длинный свесившийся язык — шершавый и влажный, белые, изогнутые, как сабли, клыки длиной около семи дюймов. Через секунду сбитый с ног пес скатился в рыхлый снег и заворочался там, пытаясь встать.

Мгновенно после первого удара великан бросился вперед, обрушивая заостренное, подобное и палке, и молоту оружие на череп зверя, и размозжил его; второй зверь, не удержавшись на ногах под тяжестью вожака, скользнул вниз, но великан рванулся за ним, почти съехав с сугроба, и нанес удар тупой стороной ледяного кинжала, рассекая зверю лоб. Пес покатился вниз, сбивая по пути третьего, который тоже забарахтался в снегу. С трудом, помогая себе ледяным конусом, великан достиг вершины сугроба. Третий зверь совершил бросок, но поскользнулся и пополз вниз на животе, однако задержался на половине склона и вновь упрямо начал пробиваться наверх. Четвертый и пятый псы с лаем метались у подножия холма. Вожак уже лежал перед ними в снегу. Великан ударил третьего пса, но ледяное оружие уже растопилось и начало таять от тепла его рук, поэтому просто скользнуло по черепу, задев кожу. При втором ударе кинжал вылетел из рук великана. Он упал в сугроб позади третьего пса, тот злобно схватил его и тут же, ворча от боли и изумления, разжал пасть. Великан схватил зверя за загривок, подтащил, несмотря на упорное сопротивление, поближе к себе и швырнул в мягкий снег низины позади сугроба. Пес кубарем прокатился по склону, попытался встать на ноги у подножия, а дотом долго отряхивал налипшие комья со шкуры. Спустившись на несколько футов вниз и схватив второго зверя, череп которого был пробит ударом ледяного кинжала, великан за правую лапу подтащил его к вершине сугроба. Дрожа, обхватив еще теплое тело, великан согревался. Затем он выломал правый изогнутый саблеобразный клык около семи дюймов длиной и вспорол зверю брюхо, орошая снег кровью. Показались внутренности, ребра, красные от свежей крови. Великан схватил труп пса за голову и бросил к подножию холма. Четвертый и пятый псы, не медля, начали рвать труп огромными клыками. Великан не сомневался, что такая же судьба ждет останки первого пса, как только псов одолеет голод. Эти звери немногим отличались от волков, которые всей стаей набрасываются на слабого или искалеченного сородича, даже своего вожака, и сжирают его.

Тяжело дыша, великан взял собачий клык, выломанный из челюсти зверя, и взглянул в сторону низины, где третий зверь еще пытался, цепляясь за склон огромными лапами, подняться наверх. Взглянув на великана, зверь угрожающе зарычал.

Пес собрался, присел на задние лапы, напружинился и попытался еще раз забраться наверх, из низины.

Он вновь сполз вниз.

Однако казалось, что вскоре он сумеет выбраться на твердый, более утоптанный снег и по нему обойдет сугроб.

Великан не сомневался, что ярость и неудачи зверя были временным явлением.

Несмотря на жгучий холод, кровь великана разогрелась и быстрее бежала по жилам. Он смерил взглядом расстояние от верхушки сугроба до низины под ним, до центра позвоночника беспокойного, мечущегося пса в пятнадцати футах внизу.

Он прыгнул, напружинив ноги, и влекомый притяжением свинцовой тяжестью опустился на позвоночник зверя, который издал внезапный, резкий вой, а затем визг боли.

С помощью клыка, великан моментально вспорол брюхо перепуганного зверя, а затем сунул руки и ноги в трепещущее, наполненное кровью горячее нутро. Он буквально купался в крови пса, прижимаясь к его трупу. Затем, склонившись, он напился крови, черпая ее ладонями, съел сердце и печень и начал свежевать труп.

Работая, он слышал, как на другой стороне холма из-за трупа вожака ссорятся четвертый и пятый псы.

Загрузка...