Король Цукер

Прибывший на место преступления комиссар полиции Крейбиг сразу понял, что дело здесь абсолютно безнадежное. Лежавший на полу с расплывшимся кровавым пятном от колотой раны в груди был никто иной, как Якоб Кусмауль, личность, надо сказать, довольно известная среди спекулянтов. По паспорту он был родом из Риги. Впрочем, у людей такого сорта нельзя быть уверенным ни в чем на все сто процентов, поэтому вполне вероятно, что его настоящее имя было совершенно иным, да и родился он, скорее всего, не в Риге, а в Бухаресте.

«Мне, как всегда, везет», — подумал комиссар Крейбиг и тяжело вздохнул. Вот уже четыре года, как закончилась война, а в Вене всё те же проблемы с продовольствием, что, конечно, на руку спекулянтам, буквально заполонившим город. А ведь если бы не война, может быть, и стал бы Крейбиг гофратом[2] в старой империи, но, как говорится, мечты, мечты… А тут еще этот Якоб Кусмауль или как его там?..

Труп лежал около стола. Розовая шелковая рубашка на нем была разорвана на левой стороне груди и перепачкана уже запекшейся кровью. На столе стояла шахматная доска с фигурами. По-видимому, только что начатая партия. Рядом с доской — две чашки с недопитым черным кофе и две серебряные крошечные сахарницы, в одной из которых пакетик с тремя кусочками пилёного сахара. В правой руке убитый сжимал шахматную фигуру черного короля, а в левой — пакетик с сахаром. Это как раз и был недостающий второй пакетик, очевидно, взятый из пустовавшей теперь сахарницы на столе.

— Как долго он еще оставался в живых после ранения? — спросил комиссар Крейбиг у судебного врача.

— Ну, где-то минуты две-три…

— Он был в сознании?

— Я думаю, что да. Такие люди цепляются за жизнь до последнего. Тут уж вы можете не сомневаться, господин гофрат.

— И вы полагаете, то, что он держит в руках, имеет какой-то смысл?

— Возможно… Но какой? Черный король и пакетик сахара? Что же это может означать? Как вы сами думаете, господин гофрат?

— Трудно сказать, — ответил комиссар, польщенный тем, что врач обращается к нему, величая гофратом. — Возможно, это ключ к разгадке. Но причем тут сахар…

— И шахматная фигура… — робко добавил приехавший вместе с Крейбигом агент тайной полиции Хохроцпонтнер, невзрачный с виду человек с жиденькими рыжими усами и морщинистым лбом.

— Да, — сказал комиссар, — черный король… Я читал о короле Хабере и короле Лире, знаю имена всех королей — героев произведений Шекспира: Генриха, Ричарда и даже короля Оттокара, но король Цукер? Король Цукер… — снова повторил он и покачал головой.

Комиссар окинул взглядом комнату. Ничего особенного. Обычный номер в отеле. Вытертый ковер на полу, выцветшие зеленоватые обои на стенах с четким пятном на том месте, где наверняка прежде висел портрет кайзера. Окно комнаты выходило в освещенный тусклым светом дворик. На улице шел дождь. Смеркалось.

Доктор попрощался и ушел, а комиссар Крейбиг долго изучал начатую партию, изредка покачивая головой. Молчавший все это время полицейский Хохроцпонтнер наконец не выдержал и шепотом спросил:

— Позвать мне кельнера?

Крейбиг кивнул. «Ну и отвратительный тип», — подумал он, пристально глядя на труп. Посиневшее лицо с тройным подбородком, низкий лоб и вздутые губы. Ни о каком так часто упоминаемом в подобных случаях «величии смерти» не было помина. Крейбиг отвернулся и подошел к стоявшему возле окна второму столу, заваленному всевозможными бумагами. Здесь были какие-то документы, счета, накладные и деловая переписка. Он пробежал глазами несколько строк: «Согласно Вашему заказу от 15.08… имеем честь сообщить Вам, что…» Здесь же лежал потрепанный, битком набитый бумажник. Крейбиг заглянул в него: турецкие и английские фунты, швейцарские франки, доллары, два чека. Он механически пересчитал деньги, вздохнул, вспомнив свое жалованье, выдаваемое ему отнюдь не в твердой валюте. Аккуратно укладывая банкноты назад в бумажник, комиссар вдруг наткнулся в одном из его отделений на смятый клочок бумаги. Крейбиг вынул его и стал рассматривать. За ним неотступно сновал Хохроцпонтнер.

Клочком бумаги оказалась вырезка из французской газеты. На одной ее стороне размещался астрологический прогноз, на другой — отмеченная красным карандашом статья: «Эффективный метод лечения диабета профессора Дуранда». Видимо, материал из книги о лечении сахарного диабета. Крейбиг невольно оторвался от газетной заметки и взглянул на стол. Сахарный диабет?.. Сахар? Два человека играли за столом в шахматы, попивая кофе, но оба не взяли сахар… Один из них, вероятнее всего, убийца, оставил пакетик в сахарнице, тогда как Кусмауль, падая со стула, успел схватить свой сахар левой рукой, а правой… Но это произошло потом. Итак, он схватил пакетик с сахаром левой рукой, убийца встал, спокойно вышел через дверь, потом Кусмауль свалился на пол и умер в престранной позе, вытянув вертикально вверх обе руки, причем — в левой руке пакетик с сахаром, а в правой — черный король…

Тем временем подошел похожий на заморыша кельнер Поспишил Оттокар, который, казалось, не испытывал особого сожаления по поводу смерти проживающего у него на этаже Якоба Кусмауля. Как выяснилось, причиной такого отношения было поведение самого постояльца, частенько пьянствовавшего ночи напролет с дружками, да и девицами тоже. Было видно, что Поспишил не испытывал ни малейшего желания распространяться на эту тему. А ведь Кусмауль был болен. Он страдал сахарным диабетом, ему было противопоказано сладкое, и он даже консультировался у специалистов. Один из них как-то приходил к нему. Такой благообразный господин в цилиндре и белых рейтузах, с холеной седой бородой. Жаль только вот, что ему не удалось запомнить фамилию этого господина.

— Да, господин гофрат, — вздохнул кельнер Поспишил. — Если уж вам интересно узнать мое мнение на сей счет, то мой вам совет: лучше не вмешивайтесь вы в это дело, потому что Кусмауль был человек со связями. Его даже навещал глава американской делегации, у него постоянно гостевали то турки, то русские, то аргентинцы, а также наведывались и бродяги. Короче говоря, темная личность…

— Спасибо за совет, мой дорогой Поспишил, но я уже размышлял на эту тему. Разве я сразу не сказал, что дело обстоит абсолютно безнадежно?

Хохроцпонтнер молча кивнул.

— Вы свободны, Поспишил… или нет, подождите пока. Вернемся опять к сахару. Итак, у нас есть вырезка из газеты со статьей французского профессора Дуранда о лечении сахарного диабета. Не так ли, Хохроцпонтнер? Кроме того, нам известно, что диабетикам сахар противопоказан, и именно по этой причине они испытывают в нем потребность. Из этого следует, что Кусмауль, умирая, быстро хватает рукой пакетик с сахаром — так сказать, чтобы исполнить свое последнее желание. Ну как? Хотелось бы услышать и ваше мнение, Хохроцпонтнер!

Полицейский ничего не ответил. Он стоял молча, держа кисти рук на уровне плеч, что придавало ему определенное сходство с просящей собакой, стоящей на задних лапах. Комиссар терпеть не мог подобные манеры.

— Отвечайте же, когда вас спрашивают, — грубо сказал он.

Вместо ответа Хохроцпонтнер неожиданно сам спросил у кельнера Поспишила:

— Ас кем ваш постоялец обычно играл в шахматы?

— Чаще всего со Свифтом, англичанином. Господин… то есть покойный, говорил, что Свифт самый лучший игрок. Остальные просто сопляки по сравнению с ним.

— Был ли господин Свифт здесь сегодня во второй половине дня?

— Да, он приходил примерно в половине четвертого. Затем Кусмауль… тьфу ты, покойный заказал две чашки кофе с молоком.

— С молоком? Но где же молоко?

— Оно убежало, и поэтому я принес две чашки черного кофе. Тут еще господин Кусмауль накричал на меня за то, что я принес ему и сахар, поскольку мне было известно, что сахар ему противопоказан. А господину Свифту тоже нельзя есть сахар, потому что и он диабетик.

— Так, так… — пробормотал Хохроцпонтнер и быстро вышел.

— Вы можете идти, Поспишил, — повторил комиссар. — Ну нет, подождите. Скажите еще, вы видели, что Свифт ушел?

— Да, господин гофрат. Не ручаюсь за точность, но приблизительно часа в четыре ему позвонили, и я позвал его к телефону.

— И Кусмауль был еще жив?

— Вот этого я вам точно сказать не могу. Простите меня, господин гофрат, но я и в самом деле ничего не знаю. Я только постучал в дверь и сказал: «Господин Свифт, вас к телефону». Он ответил мне: «Yes». Дверь распахнулась, и я отошел в сторону. А знаете почему, господин гофрат? Всё дело в том, что Кусмаулю не нравилось, если я заходил к нему в комнату. Один раз он даже…

— Это меня совершенно не интересует, Поспишил.

— Он бросил в меня пустой бутылкой… Так вот, господин Свифт пошел со мной к телефону и долго с кем-то говорил по-английски, так что я ничего не понял. Потом он сразу ушел, предварительно сказав мне, чтобы я передал господину Кусмаулю его извинения по поводу неоконченной партии… Но я задержался, было много дел. Заказы из других номеров. Ах ты, Господи! Вы просто не знаете, господин гофрат, как мне трудно, целый день на ногах! И все это за жалкие чаевые, так как все спекулянты такие скряги!..

— Ладно, ладно, Поспишил. Ну, и когда же вы вернулись в номер?

— Около половины пятого, господин гофрат, когда Кусмауль… то есть убитый… лежал на полу, я позвонил в полицию.

— Ваша фамилия действительно Оттокар, Поспишил?

— Так точно, господин гофрат, Оттокар, так же как у моего деда…

— «Жизнь и смерть короля Оттокара…», — пробормотал комиссар Крейбиг.

— Простите, что вы сказали, господин гофрат?

— Да так, ничего, Поспишил. Это название драмы Франца Грилпарцера. Навряд ли вы о ней что-нибудь слышали.

— Конечно, нет, господин гофрат. В нашем отеле никто никогда не останавливался с такой фамилией.

— У вас есть нож, Поспишил?

…Черный король… король Оттокар… Но опять, причем здесь сахар?! Правда, Свифт страдал диабетом, Хохроцпонтнер скорее всего прав, но Свифт, Свифт… Он же не писал драмы о королях, а только эти рассказы о путешествиях… Гулливер? Да, Гулливер… В голове Крейбига царила полная неразбериха.

— Так как насчет ножа, Поспишил? — переспросил комиссар, поскольку не получил ответа на заданный вопрос.

— Да у меня лишь перочинный нож, господин гофрат, — ответил, смущенно улыбаясь, Поспишил.

Он достал из кармана брюк короткий, как мизинец, нож. Крейбиг открыл его и внимательно осмотрел: нож как нож, зазубренный и заржавленный. Крейбиг поморщился.

— Вы свободны, Поспишил.

— Ваш покорный слуга, господин гофрат. — И Поспишил исчез так же бесшумно, как до него это проделал агент тайной полиции Хохроцпонтнер.

Крейбиг взял стул, поставил его рядом с круглым столиком, на котором стояли шахматы, и, упершись подбородком в ладони, начал изучать расположение фигур на доске. Итак, господин Свифт играл белыми. Похоже, что он был приверженцем старой испытанной манеры игры. Крейбиг неплохо разбирался в шахматах. Белые начали королевский гамбит, черные его приняли. Сколько же ходов сделали оба шахматиста? Ну, скажем, максимум десять. Белые пожертвовали коня, пробуя тем самым сыграть изрядно подзабытый гамбит Кизерицкого, но у черных, как видно, был готов ответный ход. Кто же, интересно, его придумал? Наверно, кто-то из известных шахматистов. Но кто же? Зюскинд? Нет. Шоколаденторт? Вздор! Известный гроссмейстер, чемпион по шахматам прошлого столетия. Кто же это? Андерсен? Нет. Морфи? Нет. Пильгер? Он был всего лишь теоретиком…

Крейбиг чувствовал, что силы его на исходе. Он снова уставился на убитого. В одной руке — черный король, в другой — пакетик с сахаром. Что же важнее: сахар или король? Неужели прав все-таки Хохроцпонтнер, отправившийся на поиски англичанина Свифта с тем, чтобы арестовать его? Свифта, который тоже был диабетиком?

«Эх, Кусмауль, Кусмауль, — мысленно обратился к покойнику комиссар Крейбиг, — хотя твоя смерть была совершенно никчемной, тем не менее ты, кажется, хотел задать нам небольшой ребус. И за это надо сказать тебе спасибо. Бог ты мой, ведь жизнь такая скучная штука! Но какой смысл искать твоего убийцу, Кусмауль? Ведь ты никому не нужен, даже твоим дружкам, как верно подметил Поспишил. Ты не сделал ничего хорошего в своей жизни. По тебе видно, что ты обманывал людей, соблазнял женщин. Я уверен в том, что ты не гнушался заниматься и вымогательством. Ты просто стервятник, Кусмауль! И все же я должен найти твоего убийцу. Тут уж ничего не поделаешь, как говорится, долг есть долг, и он нас обязывает. Если я не разгадаю твою загадку с „королем Цукером“, ты посмеешься надо мной даже на том свете, где сейчас блуждает твоя душа…»

В комнате стало совсем темно. Крейбиг включил свет. Кто же впервые применил защиту в ответ на гамбит Кизерицкого? Крейбиг снова склонился над трупом. Рана была небольшой, с аккуратными ровными краями. «Словно след от ланцета», — подумал Крейбиг и направился к двери. Выйдя из номера, он запер за собой дверь и спустился вниз по лестнице.

— А как, интересно, выглядит господин Свифт? — спросил комиссар у портье.

— Господин Свифт? Он небольшого роста и такой старый, что у него голова трясется.

— Так, так, — буркнул комиссар, натягивая свои изрядно поношенные лайковые перчатки.

Вернувшись к себе в кабинет, он потребовал принести ему список всех врачей-специалистов Вены. Получив список, Крейбиг стал его просматривать. Дойдя до последней фамилии, комиссар вскочил и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Конечно! — воскликнул он. — Это как раз то, что мне нужно! Королевская игра! Король игры! Гроссмейстер! Чемпион по шахматам! Мастер Цукер! — И он снова принялся хлопать себя по лбу. Наконец тихонько приоткрылась дверь и заглянувший в кабинет недоумевающий Хохроцпонтнер сказал ему укоризненно:

— А я-то уж думал, что у вас в кабинете ваш сын, и вы задаете ему хорошую трепку.

— Ну, как там со Свифтом, мой дорогой Хохроцпонтнер? — спросил Крейбиг.

— Неважно. Свифт служит кем-то вроде курьера в английской миссии. Он скрылся на машине. Я как раз хотел спросить у вас, стоит ли извещать об этом пограничные посты…

— Я думаю, что в этом нет необходимости. Присаживайтесь-ка, мой друг, и закуривайте.

Это был щедрый жест со стороны комиссара, потому что пачка сигарет стоила тогда весьма дорого.

— Можно мне поговорить с господином профессором? — спросил Крейбиг.

— Я думаю, что да, — ответил лакей.

— Доложите, что пришел комиссар Крейбиг по очень важному делу.

На профессоре был черный сюртук и белый жилет. Его длинная борода настолько поседела, что стала намного светлее, чем жилет. Профессор заметно нервничал. Он спросил то, что обычно следует спрашивать в подобных ситуациях:

— Чем обязан, господин комиссар?

— Господин профессор, — сказал комиссар, — почему вы убили этого негодяя?

— Негодяя? Убил?! — переспросил профессор.

— Не бойтесь, профессор, — доверительно сказал Крейбиг. — Вам это ничем не грозит. Немало людей обрадуются, узнав, что Кусмауля больше нет. Здесь всего лишь мое профессиональное любопытство. Покойный загадал мне загадку, и я ее разгадал. Точнее сказать, он совершенно точно указал имя своего убийцы.

— Вот как? Каким же, интересно, образом?

— Пакетик с сахаром в одной руке, шахматная фигура в другой.

— Ну и что из этого?

— А вот что. Черные ответили защитой на гамбит Кизерицкого…

— Извините, господин комиссар, но у меня действительно нет времени…

— В прошлом веке у вас был однофамилец, знаменитый шахматист, носивший, как и вы, фамилию Цукерторт. Я думаю, вы согласитесь, что покойный Кусмауль как нельзя лучше указал имя убийцы. Король, гроссмейстер, фамилия которого начинается с Цукер… А теперь скажите мне, почему вы его убили? У меня нет ордера на ваш арест, и я уверен, что вы не могли поступить иначе. Короче говоря, дело будет закрыто. Но всё же удовлетворите мое профессиональное любопытство!

— Почему я прикончил эту свинью? Почему?!

Лицо профессора побагровело от ярости, еще более оттеняя его седую бороду.

— Потому что этот мерзавец поставил мне вместо инсулина обычную воду, в результате чего два моих пациента чуть было не скончались от заражения крови.

— Ах, вот в чем дело, вода вместо инсулина, — сказал комиссар Крейбиг и откланялся.

Ему было известно, что инсулин — единственное сколько-нибудь эффективно действующее средство для лечения особо тяжелых случаев сахарного диабета. Перед дверной табличкой профессора он на секунду остановился и прочитал, бормоча себе под нос: «Профессор, доктор Регис Цукерторт».

— Ну да, «Regis», родительный падеж от «Rex», а еще в гимназии нас учили, что «Rex» означает «король». Но это уже чересчур…

Довольный собой, Крейбиг, натянув свои видавшие виды лайковые перчатки, вышел на улицу и открыл зонт. Он уже давно исчез в уличной сутолоке, а из окна все еще смотрел ему вслед седобородый доктор, который, наверное, впервые за всю свою медицинскую практику счел нужным поразмышлять о проблемах психологии.