Король решает не всё

Глава 4

Её разбудил шорох на кухне и тихие шаги. Вероника протерла глаза и потянулась, чувствуя как болит всё тело от непонятного напряжения, как будто она катастрофически неудобно спала, и не в постели, а на кривых камнях. С трудом стащив себя с кровати, она натянула рубашку и выглянула из комнаты, увидела стоящую в дверях кухни Эйнис и вяло помахала ей рукой:

— Привет.

Эйнис кивнула и смерила её взглядом с ног до головы, криво улыбнувшись:

— Ты что, пила вчера?

— Не, — мотнула головой Вера, — дай мне пять минут и я буду бодрой и свежей. — Эйнис фыркнула и отвернулась, Вера махнула на неё рукой и пошлёпала умываться, неся туфли в руках. На утренний туалет ей понадобилось гораздо больше пяти минут, минуты три она только стояла под душем, постепенно меняя воду с тёплой на ледяную, зато когда выбралась из ванны, сна уже не было ни в одном глазу. Пока чистила зубы, она задумалась, чего это вдруг понадобилось Эйнис, но решила, что она пришла по работе, и выбросила этот вопрос из головы. Расчесалась, обулась и вышла из ванной, увидев в коридоре господина министра, который кивнул ей и смерил ироничным взглядом её голые ноги. Вера натянула улыбку и пропела:

— Утречко!

Он прыснул и тихо сказал:

— Вечер уже.

— Кому как, — развела руками Вероника, заходя в спальню и нервно сбрасывая туфли.

«Эйнис, коза, могла бы и предупредить.»

Натянув штаны, Вера как ни в чём не бывало вышла из комнаты и широко улыбнулась им обоим:

— Чаёк будете?

— Мы уже поставили, пока ты полоскалась, — криво улыбнулась Эйнис, Вера зашла на кухню, увидела шипящий чайник и пошла к холодильнику. Министр сел на своё любимое место у стены, Эйнис подошла к плите и заглянула в чайник, с иронией вздохнула: — В холодильнике я тоже уже пыталась что-то найти, но там почему-то куча всего, а есть нечего. Странно, ты разлюбила еду?

— Мне было немного не до того, — натянуто улыбнулась Вера, доставая хлеб, сыр и всякую бутербродную мелочь. — Рассказывайте, как всё прошло вчера?

— Барт поимел на большие деньги весь лазарет и половину дежурных, — криво усмехнулась Эйнис, министр тихо добавил:

— Но они были не в обиде, потому что борща хватило всем, даже тем, кто не спорил.

Вера улыбнулась и промолчала, выключила закипевший чайник, достала большую тарелку и повернулась к Эйнис:

— Ты с чем бутерброды любишь?

— Я сама себе сделаю! — непонятно с чего окрысилась Эйнис, — не всех можно купить за еду.

Вера приподняла брови и обернулась к министру, но он сосредоточенно рассматривал ногти, делая вид, что ничего не слышал. Она пожала плечами и достала разделочную доску и нож, взяла хлеб, но только начала резать, как её схватила за запястье Эйнис, с шокированным выдохом притянула её руку ближе и повернула, вытаращившись на нож. Когда она подняла глаза к лицу Веры, ей показалось, что блондинка её сейчас укусит.

— Откуда он у тебя? — медленно прошипела Эйнис, Вера сделала непонимающие глазки и невинно улыбнулась:

— А что?

— Я спросила, откуда у тебя этот нож, — прорычала Эйнис, сильнее сжимая её руку, Вера резко перестала улыбаться и выдернула руку, нахально заявляя:

— Он был в этой квартире, когда меня сюда поселили. А что?

Эйнис выхватила у неё нож, порезалась, но не обратила внимания, стала жадно рассматривать, чуть ли не обнюхивая лезвие. Вера сложила руки на груди и с кривой улыбкой наблюдала эту картину, специально ни разу не глянув на министра Шена. Ей не нравилось, что он до сих пор молчит, но она не собиралась просить у него помощи.

«Это всего лишь Эйнис, обычная нахальная принцесска. Я справлюсь.»

— Кто его точил? — Эйнис прищурилась, подняла взгляд от лезвия и стала сверлить им Веру, — это очень редкий, древний стиль, сейчас так мало кто умеет.

Вероника загадочно улыбнулась и повела плечами, медленно мурлыкнув:

— Да, мне тоже нравится.

— Кто это делал? — злобно засопела Эйнис, Вера издевательски улыбнулась и опустила ресницы, медленно приподнимая плечи:

— Я не пойму, почему тебя это интересует. Хочешь себе такой же? Так мне говорили, ты не любишь готовить.

— Кто, — медленно зверея, прошипела блондинка, — его точил? Это стопудово кто-то из мастеров, я должна его знать.

— Эйнис, — издевательски мягко попросила Вероника, — уйми любопытство, это неприлично.

— Это Эрик? — рыкнула блондинка, нож в её руке мелко подрагивал, глаза горели нездоровым блеском, в голосе дрожал ядовитый сарказм, — ну ты даёшь! Меня всего неделю не было, а ты за это время успела подлизаться к половине отдела, это талант! И как, интересно мне знать?! Это какой-то дар? Появилась в темном коридоре в маске, полминуты потрясла сиськами и парень двинулся мозгами, как это объяснить?!

— Буйной фантазией, — ухмыльнулась Вера, — твоей.

— Это я тоже нафантазировала? — Эйнис бросила нож на стол и обличающе указала на него пальцем, — купить такой практически нереально, это мало того, что дорого, так ещё и очередь у мастеров такого уровня на месяцы растянута! Ты знаешь, сколько такой стоит?

— Не знаю, как у вас, — скромно опустила глазки Вера, — но в моём мире не принято сообщать даме цену подарка, это дурной тон.

Эйнис вспыхнула и задохнулась от возмущения, опять схватила нож и впилась в него взглядом, как будто ища подсказку. Ухмыльнулась, подняла глаза на Веронику:

— Готова спорить, его не купили. Его точил кто-то из наших, причём из богатеньких, из тех, кто никогда в жизни не был на кухне и не знает, что кухонные ножи так не точатся.

— Да? — с фальшивой заинтересованностью подняла брови Вера.

— Да, — перекривила её блондинка, — кухонные ножи не полируют до зеркала, потому что к ним тогда овощи прилипают, и до такой остроты их не точат, просто потому, что это не нужно и опасно. Твой богатенький хорь не в курсе, что подарил тебе игрушку, которой ты можешь пробить себе руку насквозь.

— Не знаю, не знаю, — иронично протянула Вера, — лично у меня к нему ничего не прилипает, и я ни разу им не резалась, в отличие от тебя. Аптечку дать?

— Нет, — скривилась Эйнис, высокомерно смерила взглядом кровящий порез на ладони и фыркнула, — это царапина, я не неженка, само заживёт.

— Твоё дело, — Вера подняла ладони с выражением лица «с больными не спорят», взяла свой нож, вымыла и стала резать хлеб.

— Так кто это? — не унималась Эйнис, — Эрик? Или Мартин? — Вера молча резала хлеб, напряженно улыбаясь и чувствуя, как терпение подходит к концу, блондинка продолжала допытываться: — Или Двейн? Кто?

— Эйнис, детка, — с лёгким раздражением вздохнула Вера, отрываясь от дела и глядя на блондинку, — не понимаешь намёков — я тебе прямо скажу, это глубоко не твоё дело, не суй туда нос, это неприлично.

— Значит, Эрик, — фыркнула девушка, закатила глаза и нервно прошипела: — Магия сисек, мать её! — Вытерла кровь с ладони полотенцем, комом бросила его на стол и резким шагом обошла Веронику, открыла холодильник и уткнулась в него, злобно сопя.

Вера молча дорезала хлеб, стала резать сыр, впервые обращая внимание, что к ножу действительно ничего не липнет. На её губах появилась мягкая улыбка, мысли нырнули в приятные воспоминания и купались там, смывая раздражение.

«Так значит, господин мой обожаемый министр у нас редкий мастер. Как интересно. И как приятно.»

Рядом злобно сопела Эйнис, доставая себе отдельную тарелку и делая отдельные бутерброды. Вероника забавлялась, видя кривоватые шедевры блондинки и специально делая свои бутерброды филигранно-идеальными, просто так, подразнить.

«Ты мне честно заплатишь за мои потрёпанные нервы своими, принцесска. Месть и справедливость.»

В гостиной раздались шаги, Вера обернулась и улыбнулась Двейну:

— Привет. Как дела?

— Госпожа, — он поклонился, официально, но с такой улыбкой, что она осталась довольна. — Борщ был отличный, Барт чуть не лопнул от счастья.

Вера улыбнулась шире и вернулась к бутербродам, услышала как за спиной Двейн подошёл к министру и сказал:

— Вот химанализ, вот магическая экспертиза. Жрецы пока не ответили, ждать или..?

— Ждём, — ответил министр, — свободен.

— Останешься на чай с бутербродами? — обернулась Вера, Двейн осторожно посмотрел на министра:

— Господин?

— Нет, он не останется, — ехидно вякнула Эйнис, — он на работе.

— Как хочешь, — тихо ответил министр Двейну, парень обернулся к Вере:

— Тогда останусь, у меня есть минут пятнадцать, всё равно ждать. Вам помочь?

— И ты туда же? — возмущенно выдохнула в потолок Эйнис, опять стала злобно кромсать ветчину тупым ножом, — не спецотдел, блин, а работный дом!

— Тебе что, борща не хватило? — без капли юмора смерил её взглядом Двейн, Эйнис задохнулась от возмущения и пару раз хватанув воздух ртом вхолостую, выдала:

— Да я его терпеть не могу!

— Зря, — невозмутимо пожал плечами Двейн, выключил чайник и стал доставать чашки, — какой заваривать?

— Маяльский, — ответила Вера, — в красной коробочке.

— Хорошо, — кивнул он.

— Плохо, — перекривила его Эйнис, — может, наша святая госпожа не будет решать за всех?

— Эйнис, — тихо, на грани шипения выдохнула Вера, переставая прикидываться расслабленной, — у тебя последний шанс заткнуться и спокойно выпить чай, и лучше бы тебе им воспользоваться.

— А то что? — издевательски сложила руки на груди блондинка, свысока смеривая Веру взглядом, — задушишь меня дойками?

— Что ты, это почётная смерть, ты её не заслужила, — с сарказмом протянула Вера. Положила нож, оперлась о тумбу и окончательно теряя добродушие, тихо рыкнула: — Деточка, слушай внимательно, потому что, как я вижу, кроме меня, тебе это рассказать некому. Во-первых, зависть ещё никого никогда не красила, и если ты не можешь с ней справиться, хотя бы скрывай, потому что это выглядит реально жалко. Во-вторых, — Эйнис вспыхнула и возмущенно открыла рот, но сказать ничего не успела, потому что Вера продолжила, — если ты вынуждена работать с человеком, который тебе не нравится, то для вас обоих будет лучше, если он никогда об этом не узнает, это называется воспитанность, такая специальная штука, которая помогает людям сотрудничать и не убивать друг друга. В-третьих, если ты кому-то хамишь, а тебе не отвечают, это не значит, что человек не может за себя постоять, это значит всего лишь, что он культурнее тебя, но если ты будешь долго и упорно пытаться, то можешь выхватить даже от культурного, так что не раскачивай лодку, целее будешь. В-четвёртых, не надо выяснять, кто кому что подарил и у кого с кем какие отношения, смирись, что у людей есть личная жизнь, которая тебя не касается. В-пятых, если люди хорошо друг к другу относятся и просто так делают друг для друга разные вещи, это ещё не значит, что они подлизываются или у них отношения, иногда бывает, что люди просто друг другу приятны и им несложно помочь. Возможно когда-нибудь, если сместятся звёзды и ты научишься не плеваться ядом во всё, до чего можешь доплюнуть, у тебя появятся друзья и ты попробуешь это на практике. И последнее, — Вера удовлетворённо посмотрела на чуть не лопающуюся от возмущения блондинку и максимально зубасто улыбнулась: — Если люди ведут себя приветливо, это нормально. А если взрослая кобылица ведёт себя как трёхлетняя принцесска, то это нихрена не нормально. Когда дети капризничают, это, может, и мило, может, кому-то нравится, я таких не знаю, но допускаю такую возможность. А твоё поведение — это ни с какого бока не мило, это похоже на симптомы умственной отсталости, в моём мире за это дают пособие по инвалидности.

Эйнис стояла красная, как рак, открывая рот и издавая какие-то слабые хрипящие звуки. Повернулась к министру Шену и посмотрела на него растерянным взглядом, чего-то безмолвно требуя, он тихо сказал:

— Жестко, конечно, но в целом… ты действительно ведёшь себя невоспитанно.

— И кто же это её такую воспитал? — с ядовитым сарказмом всплеснула руками Вероника, разворачиваясь к следующей жертве, — давайте подумаем вместе! — Она стала картинно загибать пальцы: — Патологическое любопытство, плюющее на личный комфорт окружающих; баранья упёртость и нежелание понимать намёки; абсолютное игнорирование правил приличия и потрясающее высокомерие! Никого не напоминает?

Министр застыл, чуть приоткрыв рот, как будто готовился возмущаться, но пока не придумал как. Вера развела руками с кривой ухмылкой:

— Что и требовалось доказать.

Рядом сдавленно икнул Двейн, Вера повернулась к нему и услышала ироничный шепот министра Шена:

— Молчи, Двейн, а то сейчас и тебе отсыпят.

Двейн резко сделал серьёзное лицо и уставился на Веру честными глазами, она молча поизучала его лицо, фыркнула и тихо сказала:

— Мандаринку будешь?

Двейн сдавленно прыснул и качнул головой:

— Спасибо, я лучше пойду, — поклонился Вере, взял застывшую Эйнис за плечо и потащил из комнаты в коридор. На пороге обернулся и поклонился министру:

— Господин. Я принесу заключение, как только получу.

— Хорошо, — кивнул министр и устало позвал: — Эйнис, — она обернулась, с ожиданием глядя на него, он вздохнул и сказал: — Это я точил.

Блондинка ахнула, распахивая глаза, у неё задрожал подбородок, как будто она не могла, но всё пыталась что-то сказать. Двейн поморщился, глядя на министра с неодобрением, как будто не мог понять, зачем он это сказал, ещё раз поклонился и пошёл к выходу, утягивая остолбеневшую Эйнис за собой. Министр пару секунд посмотрел им вслед, потом поднял взгляд на Веру, иронично улыбнулся:

— Ну спасибо хоть душить не стали и за ухо кусать.

— Здесь другой случай, — прохладно ответила Вера, с грохотом убирая лишние чашки обратно на полку. У неё дрожали руки от невыплеснутого адреналина, обычно она в таком состоянии дралась, а не принцесс воспитывала. Нервными, дергаными движениями насыпав чай в заварник, она сняла с плиты чайник и залила листья кипятком, поставила на место и оперлась о тумбу, раздраженно посмотрела на министра Шена: — Я не понимаю, зачем вы вообще её сюда притащили. Боитесь оставаться со мной наедине?

Он впечатлённо дёрнул бровями и резко отвёл взгляд, Вера беззвучно ахнула, понимая, что ткнула пальцем в небо и попала — он действительно не хотел оставаться с ней вдвоём. Хитро прищурилась, оценивая открывшиеся перспективы для подколов, улыбнулась, гибко меняя позу, и мурлыкнула с наигранным недоумением:

— Господин министр, что случилось?

Он бросил на неё раздражённый взгляд, заставивший её улыбнуться шире, нервно сжал губы и указал глазами на лежащие на столе листы:

— Вам прислали посылку, упакованную как подарок. Адрес отправителя — дворец императора-солнца, адрес получателя — королевский дворец в Оденсе, ваше имя написано карнскими буквами и ещё раз на вашем родном языке.

— Заинтриговали, — не меняя позы, хохотнула Вероника. — Вы её, естественно, открыли. И что внутри?

— Семена тропических растений, — иронично фыркнул министр. — Мы пытаемся выяснить, в чём подвох, пока экспертиза ничего не обнаружила. Но вам я их всё равно не принесу, это опасно.

— Хм, — Вера пожала плечами и взяла чашки, поставила на стол и села, задумчиво подперев подбородок ладонями, — а вы не думали, что там нет подвоха? Может, мой друг просто хотел подарить мне семена?

Министр рассмеялся так издевательски, что она скорчила рожицу и встала за чаем. Принесла заварник и бутерброды, налила две чашки, опять задумалась.

— А можно мне на них хоть посмотреть? Это всё-таки мой подарок, вдруг я пойму что-то?

— Нет, — качнул головой он, — в магической науке есть возможность настраивать ловушки на конкретного человека, если их ставил тот самый маг невероятной силы, то наши маги могут их не засечь. Это опасно.

— Ну тогда… не знаю, сфоткайте их на телефон и покажите мне фото. Так можно?

Министр уважительно приподнял брови:

— Думаю, да. Только покажите, как это делается.

— Сейчас. — Вера убежала за телефоном, принесла и стала объяснять, в который раз молча восхищаясь тем, как быстро он схватывает. Министр спрятал телефон в карман и взялся за полупустую чашку, Вероника почувствовала, как он опять напрягается, и ехидно улыбнулась, вспомнив вопрос, на который он не ответил.

«Господин министр притащил ко мне Эйнис, зная о наших с ней непростых отношениях. Зачем? Или вернее будет спросить — почему?»

Он смотрел в чашку так внимательно, как будто там на дне была важная шифровка, Вера улыбалась всё ехиднее.

«Уже жалеете, что запретили Барту здесь появляться, а, господин министр? С Бартом было бы куда проще, он тонко чувствует эмоциональную атмосферу и мастерски её разряжает, сглаживая углы. А душечка-Эйнис эти углы создаёт на пустом месте, и для вас это не секрет, но тем не менее, вы её взяли. Зачем?»

Министр осторожно поднял глаза, увидел вредную улыбочку Вероники и с досадой поджал губы, его взгляд стал максимально деловым и Вера отчётливо прочитала в нём: «не забивайте голову ерундой, это не важно».

«А мне так не кажется…»

Она улыбнулась шире, с шутливым вызовом приподнимая брови.

«Сейчас возьму и спрошу. И что вы будете делать?»

По его лицу пробежала череда эмоций от раздражения до обречённости загнанного в тупик, но не сдавшегося, он уперто прищурился: «выкручиваться».

«И вы выкрутитесь. Черт.»

​

Вероника перестала улыбаться и опустила взгляд, качнула в руках чашку. Она прекрасно понимала, что он выкрутится, соврёт что-нибудь на грани правды или использует какой-нибудь бронебойный аргумент, как в тот раз, когда пытался отговорить её от свидания с королём. И этот пикантный момент растеряет всю загадочность, выцветет и забудется.

«Нет, не хочу. Пусть этот вопрос останется без ответа и пусть всегда висит между нами полупрозрачной дымкой, как общий секрет.»

Она отпила чая, молча подняла глаза.

«Ладно, я не буду настаивать, забыли.»

Он криво улыбнулся с ироничной признательностью: «и на том спасибо».

Вера изобразила ехидный намёк на поклон:

— Обращайтесь.

Он резко опустил глаза и схватил чашку, как будто не зная, куда себя деть. Допил чай и встал, сухим деловым тоном бросая:

— Спасибо за чай, мне пора.

Вера сделала преувеличено-понимающее лицо и встала проводить. Он официально поклонился у портала и сбежал, она тихо рассмеялась и пошла убирать на кухне, взяла себе бутерброд, устроилась за столом, перебирая вчерашние чертежи и раздумывая над дальнейшими планами.

Иероглифы надоели, танк уже в печёнках сидел, к тому же, она начинала подходить к той грани, где её скудных знаний уже не хватало, а чертить наугад не хотелось. Наконец она наткнулась на чертежи швейной машины и азартно закатала рукава — здесь она помнила всё, до последнего винтика, так что чертить было одно удовольствие.

Время полетело, в какой-то момент она поняла, что проголодалась, и посмотрела на часы — поздно уже, а господин министр до сих пор не сфоткал несчастные семена.

«Или не нашёл себе компанию для визита, ха.»

Вероника выпрямилась, разминая спину и шею, посмотрела на свои чистые запястья и подумала, стоит ли писать на них или сначала пойти поесть, когда из портала вышел господин министр и официально поклонился:

— Госпожа Вероника.

Она улыбнулась, стараясь чтобы это выглядело вежливо, а не издевательски, он подошёл и сел напротив, протянул ей телефон:

— Смотрите.

Вера взяла телефон, отметив, что уровень зарядки ощутимо упал, как будто там штук сто фоток сделали, открыла галерею и клацнула по новым снимкам. И увидев первый же, пораженно приоткрыла рот, узнав «семена». Министр заинтересованно спросил:

— В чём дело?

Вероника улыбнулась абсолютно счастливой улыбкой и подняла глаза, тихо отвечая:

— Можете не париться с анализами, мне прислали не семена, а информацию.

— В смысле? — нахмурился министр.

— Человек, который это прислал, очень меня любит, — довольно усмехнулась Вера, откидываясь на спинку кресла, — но он умнее меня, потому что когда я спрашивала на рынке об этих растениях, то думала о продуктах, которые из них делают в моём мире, поэтому меня никто не понял. А этот человек догадался спрашивать о самих растениях, а потом предположил, что я не догадаюсь, и решил мне помочь. — Она с обожанием посмотрела на телефон в руках, потом на министра, — это отлично, это сокращает мой бесконечный список буквально до пяти человек, ну максимум, до восьми.

Министр выглядел таким недовольным, как будто это не было хорошей новостью.

— Это плоды какао и кофе. Чем они для вас так ценны?

Вера посмотрела на мыслеслов и с сарказмом прошептала:

— Ну ещё бы, теперь он перевёл как миленький! — Нервно улыбнулась фотографии и посмотрела на министра: — Из семян кофе готовят напиток, который я очень люблю, а из какао-бобов — шоколад. А его я люблю настолько, насколько вообще можно любить еду, но ем крайне редко, потому что он очень калорийный. Знает о моей дикой страсти всего несколько человек, которые мне достаточно близки, чтобы я им призналась, всем остальным я говорю, что вообще не ем сладкое, это проще, чем всем подряд объяснять, что я слежу за питанием и на этой неделе уже ела запретные продукты.

— Не понял, — ещё сильнее нахмурился министр, — в чем сложность объяснить?

— Ой… — она тяжко вздохнула, пытаясь подобрать слова помягче. — В моём мире, людей, которые следят за здоровьем и внешностью, довольно мало. Остальные тянут в рот всё подряд и не парятся о том, как это на них скажется. Они даже… как будто бы гордятся тем, что им на себя плевать. И когда появляется человек, который говорит «я не буду это есть, это вредно» или «я не буду с вами пить» или «я не курю», то все удивляются и первым делом спрашивают, почему. Им будет проще жить, если человек скажет, что ему здоровье не позволяет, но даже в этом случае ему будут пытаться предложить хотя бы чуть-чуть, а если он откажется, то будут жалеть и сочувствовать. Но если сказать, что не пить спиртное или не есть вредное и жирное — это просто твоё осознанное решение… — Вера медленно приподняла плечи, опять пытаясь подобрать слова, — люди не поймут. А потом начнут думать, что ты выделываешься, считая себя лучше их. А потом приложат все усилия, чтобы стянуть такого правильного сноба до своего уровня, а это такое социальное давление, просто жесть — там и попытки взять на слабо, и шантаж «ты нас не уважаешь», и косвенные унижения и обвинения в том, что ты слабак, который боится родителей, и уговоры, просьбы выпить совсем чуть-чуть за компанию, — она махнула рукой, — короче, это предел. Одно неосторожное слово — и к тебе приковано неприятное внимание всей компании, вся толпа пытается выяснить, почему ты себе так мало насыпаешь. — Она иронично закатила глаза и шёпотом фыркнула: — Особенно круто, когда разожравшаяся складчатая туша, которая в кресло не помещается, силой пихает тебе в тарелку торт и делает большие глаза: «Ну правда вкусно, почему ты не кушаешь?». И сказать ей: «В зеркало посмотри и узнаешь ответ» как-то неудобно. — Она развела руками и невесело усмехнулась: — Так что приходится врать. Все мои знакомые думают, что у меня какие-то проблемы со здоровьем и я из-за этого жутко комплексую и стесняюсь, поэтому лучше не выспрашивать подробности. И только самые доверенные знают, что я пью вино, но только мамино… — она секунду помялась и шепотом добавила: — И только с лучшими подружками, потому что остальным мне тупо жмотно его давать. — Министр наконец улыбнулся и Вера добавила, кивая на телефон, — ну и ем тоже всё, но только по праздникам или летом, когда тренируюсь, но всё равно втихаря, с исключительно доверенными людьми. А доверенных у меня… — она задумалась и стала загибать пальцы, министр скомандовал:

Он дернулся, чуть не уронив телефон, схватился за грудь и зло выдохнул:

— Никогда больше так не делайте. Я серьёзно, это опасно.

— Вы тянете время, чтобы придумать, что соврать? — сказала Вера, усмехнулась: — Ну-ну, мне даже интересно, как вы будете выкручиваться.

— Я не буду выкручиваться. — Он выровнялся и изобразил расслабленность, хотя она чувствовала, что он прикидывается. Его голос был сухим и высокомерным, как никогда: — Я уже говорил вам, совесть для меня — непозволительная роскошь.

— То есть, вы признаете, — тихо сказала она, — что зашли в мою спальню и взяли мой телефон, пока я спала?

— А это не очевидно? Я уже говорил вам, что сотрудники разведуправления имеют гораздо больше прав, чем обычные люди.

— Да, но вы забыли об одном маленьком условии, — зловеще шепнула Вера, — я — Призванная, моё имущество защищает закон.

— Подайте на меня в суд, — саркастично закатил глаза министр.

Вера не улыбнулась и не пошевелилась, его наглость вызывала в ней желание вцепиться ему в горло или как минимум заставить понервничать.

— И что тогда будет? — тихо спросила она.

— Разбирательство, — он насмешливо приподнял плечи, — короткое, потому что дело абсолютно ясное. Потом суд, который вынесет смертный приговор, — он фыркнул, насмешливо улыбаясь Веронике, — и казнь.

— А, — понимающе кивнула Вера, не меняя позы и выражения лица, — ясно. — И продолжила молча смотреть на господина министра, понемногу начинающего нервничать. Печальным шепотом поинтересовалась: — Как по вашим законам подают в суд?

В слабом свете луны, льющемся из окна, было плохо видно, но Вере показалось, что его лицо дрогнуло нервной волной. Он молчал, пристально глядя на неё, но Вера понимала, что ему видно ещё хуже, чем ей, потому что он сидит вполоборота к окну, а она стоит в густой тени. В повисшей тишине был отчетливо слышен каждый шорох, доносящийся с улицы шелест листьев под слабым ветерком… Она медленно глубоко вдохнула и чуть сменила позу, сонно склонив голову к косяку двери и плотнее заворачиваясь в рубашку, прошептала:

— Ну так как?

— Вы этого не сделаете, — хрипловато сказал он, она бесцветным тоном спросила:

— Правда? — повела плечами, устраиваясь поудобнее, чуть приподняла уголок губ в дьявольской ухмылке: — Почему вы в этом так уверены?

Он шумно сглотнул и отвернулся, медленно вдыхая и выдыхая, как будто пытался таким образом успокоиться. Яркие блики лунного света пробежали по его лицу, оставив глаза в тени, зато с гравюрной резкостью обрисовав шею и ключицу. Вера увидела, как часто бьётся его пульс и её ухмылка стала ещё кривее.

— Нравится? — горько усмехнулся он, она приподняла брови и он опять повернулся, прямо посмотрел на неё, в темных глазах было обвинение, — держать в руках мою жизнь. Нравится?

Вероника изобразила задумчивость, потом демонически улыбнулась и прищурилась, перебирая пальцами в воздухе, как будто пыталась поймать мысль, прошептала:

— Интересное ощущение, — изобразила ладонью, как будто взвешивает на ней что-то, посмотрела на неё, мечтательно вздохнула, — такое… могущество. Чувствую себя богом, который примеривается карандашиком к карте мира, раздумывая, где набросать горы и реки, а где — границы государств.

Министр насмешливо фыркнул и с ещё большей горечью прошептал:

— Вы переоцениваете влияние моей жалкой жизни на этот мир.

Вера пошевелила пальцами, с улыбкой рассматривая воображаемый объект на ладони, посмотрела в глаза министру и усмехнулась:

— А может, это вы недооцениваете?

— С чего бы? — фыркнул он. — Уж я знаю о своей жизни всё, в отличие от вас.

— А я бы не была так категорична, — загадочно прошептала Вероника, — кто знает, может, вы решаете судьбу своего мира прямо сейчас? Ведь Призванные меняют мир, а вы играете на нервах Призванной. Подумайте.

— Ну конечно, — издевательски хохотнул он, — прямо сижу и чувствую, как внутри растёт ощущение собственной значительности.

Вероника криво усмехнулась и промолчала, стала рассматривать его, только сейчас замечая, что его силуэт непривычно светлый. Вместо обычного темного костюма на министре было что-то вроде кимоно и наброшенный сверху темный халат с развязанным поясом. Он заметил её взгляд и вроде как смутился, но с места не сдвинулся, Вероника ехидно улыбнулась.

«А я всё равно заметила.»

Он неодобрительно глянул ей в глаза: «могли бы сделать вид, что не заметили», она улыбнулась шире.

«Не дождётесь.»

Министр прочистил горло и саркастичным тоном, подчёркнуто несерьёзно спросил, указав глазами на её ладонь:

— Так что же вы собираетесь делать с таким всемогуществом?

Вера глубоко вдохнула, поднимая плечи и обводя глазами стены и потолок с максимально глупым видом, округлила глаза и протянула:

— А кто меня знает? Я же женщина, — издевательски похлопала ресничками и закрыла глаза, запрокидывая голову, как будто к чему-то прислушивалась. Открыла один глаз и идиотски улыбнулась министру: — Как там у нас с фазой луны, не напомните?

Он сложил руки на груди, зло сжимая губы: «не смешно».

Вероника отлипла от косяка и стала перекидывать воображаемое всемогущество из ладони в ладонь, периодически глядя по сторонам, заглядывая в окно, изучая потолок…

— Чего вы ждёте? — наконец не выдержал министр.

Она понизила голос и добавила взгляду максимум безумия:

— Знака. Или сигнала с Марса… или не с Марса, — она быстро пожала плечами и прищурилась, шепотом пропев: — Жду, в какое полушарие бомбанёт эстроген на этот раз. Женщины коварные, им нельзя доверять, — она стала подбрасывать на ладони воображаемый шарик, следя за ним глазами, раз, второй, а на третий испугано вскрикнула и неуклюже наклонилась, «ловя» шарик у самого пола. Выпрямилась и издевательски глупо улыбнулась министру Шену: — Ой.

В его глазах было желание её ударить. Больно. Она сделала суровое лицо и криво улыбнулась:

— Шучу, не бойтесь. — Протёрла «шарик» низом рубашки и опять подбросила: — Не уроню, я знаю цену всемогуществу. Я буду носить его аккуратно, — она сделала вид, что засовывает шарик в рукав, поправила манжет и сложила руки на груди, ободряюще шепнула министру: — Там тёпленько и надёжно.

Он усмехнулся, но Вера заметила, как из его позы исчезает напряжение, он сел чуть по-другому и тихо буркнул:

— Я же сказал, вы этого не сделаете.

— А можно поинтересоваться, что такое интересное вы не успели досмотреть днём, что не давало спать ночью и вынудило прийти сюда? — Вера подошла и развернула себе кресло, садясь напротив, министр отвел взгляд, потом посмотрел на неё и криво улыбнулся, разблокировал телефон, повернул ей экран:

— Кто это?

Вероника посмотрела на фотографию симпатичного парня с двумя котами и издевательски улыбнулась:

— Почему он вас заинтересовал?

— У вас несколько десятков его фотографий, — он откинулся на спинку, утыкаясь в экран, как будто стремился спрятать взгляд, — и отдельная папка в галерее, только для него одного. Даже у вашей любимой Миланы нет собственной папки, её фото разбросаны везде понемногу, вперемежку с другими.

Вера ностальгически улыбнулась и сказала:

— Забудьте о нём, его нет в списке.

— Почему?

— Потому что мы не виделись и не разговаривали уже… — она стала загибать пальцы и грустно улыбнулась, — почти семь лет.

Министр полез под полу халата, потом с досадой дернул щекой, как будто вот только вспомнил, что забыл надеть пиджак. Потянулся к столу и взял себе листок и карандаш:

— Как его зовут?

— Тошка, — хихикнула Вера, министр подозрительно посмотрел на неё:

— Это тоже «ник в сети»?

— Нет, — ехидно шепнула Вера, — это такой очень нежный вариант имени Антон.

— Ясно, — министр хмуро заскрипел карандашом, — возраст, профессия, отношения?

— Я вам ничего не скажу, — тихо вздохнула Вера, — это личное и к делу не относится, я не добавила его в список потому, что он не должен там быть.

— Давайте я буду решать, кто должен и кто не должен быть в списке, — раздраженно прищурился министр, Вера издевательски широко улыбнулась:

— Нет, не давайте. Я сказала, это личное, и к тому же, он не интересуется танками и моего Т-34 у него нет, он ему не нужен.

Министр посмотрел на неё долгим недобрым взглядом, на секунду закрыл глаза, как будто пытаясь успокоиться, и спросил:

— Он знает о вашей любви к шоколаду?

— Да, — неохотно кивнула она. — Но он вообще не может быть вторым Призванным, он не мог думать обо мне в час ночи.

— Откуда вам знать, кто думает о вас ночами? — раздраженно рыкнул министр, Вера округлила глаза, замерев с открытым ртом, а министр хмуро уткнулся в лист и сделал вид, что пишет, хотя она готова была поспорить, что он рисует штрихи.

Медленно откинулась на спинку кресла, чувствуя как внутри разливается щекочущее тепло от того, как он это сказал. Она кожей чувствовала его напряжение, как он пытается скрыть смущение, как лихорадочно ищет слова, чтобы побыстрее замять тему.

«О мой бог… я сижу перед вами в одной рубашке, оторвитесь от работы хоть на минуту и поднимите глаза. Вам понравится.»

Господин министр наконец собрался с силами и поднял голову, глядя куда-то в стену за Вериной спиной:

— Мы будем прорабатывать его так же, как и всех остальных.

— Нет, не будем, — устало ответила Вера, — он ни за что не прислал бы мне кофе, ему не нравилось, что я его пью. И я повторяю, мы уже очень давно не виделись, он обо мне и думать забыл.

Министр нахмурился и опять уткнулся в лист:

— Возраст, образование, род занятий?

— Вы ведёте себя, как Эйнис, — раздраженно рыкнула Вера, — и как и Эйнис, я вам ничего не скажу. Спокойной ночи. — Она нервно вскочила, но он бросил:

— Сядьте.

— Щазже, — фыркнула Вера, складывая руки на груди и задирая подбородок, — вы приходите среди ночи, берёте мои вещи, копаетесь в моих личных файлах, а потом требуете откровенности — не слишком ли круто?

— Работа такая, — невозмутимо ответил он.

— Это уже не работа, это выходит за все рамки, — зло сказала она, — я вам сказала, это не может быть он, мне лучше знать.

— Госпожа Вероника, — раздраженно прорычал он, — уверяю вас, мне тоже не доставляет удовольствия копаться в вашей прошлой жизни, но это необходимо и я буду это делать, нравится вам это или нет. Так что сядьте и расскажите, это сэкономит время и нервы нам обоим.

— Ладно, — криво усмехнулась Вера, — тогда баш на баш. Я рассказываю вам про Тошу, вы мне объясняете, почему не хотите, чтобы я виделась с королём. Или устраиваете мне встречу с ним и я сама у него спрошу всё, что захочу, а он радостно расскажет. — Министр молча смотрел в лист, злобно сжимая челюсти, Вера понаблюдала эту картину и фыркнула: — Ясно, спокойной ночи, — и сделала шаг к выходу.

— Сядьте.

— Вы созрели? — ухмыльнулась Вера. Он раздраженно погипнотизировал её взглядом и процедил:

— Хорошо, я устрою вам встречу с королём. Ваша очередь.

Вера вернулась в своё кресло и закинула ногу на ногу, опёрлась о колени и наклонилась вперёд, хитро улыбаясь:

— Вы понимаете, что выменяли встречу с королём практически ни на что? Я расскажу вам, если вы так этого хотите, но вам эта информация ничего не даст. Не жалко?

— Это мне решать, — поморщился он, — рассказывайте.

— Ладно, — пожала плечами Вера, — возраст — двадцать пять, образование — как моё первое, род занятий — профессиональный спортсмен и тренер.

— В вашем мире боевые искусства считаются спортом? — на секунду оторвавшись от записей, спросил министр, Вера поджала губы.

«Значит, видео он тоже смотрел. А видео я не чистила. Черт.»

— Да, — она попыталась изобразить равнодушие, — таким же, как футбол или рэгби. Проводятся соревнования, вручаются награды, призы, всё такое.

— Оружие в этом спорте используется?

— Нет, только рукопашка.

— А просто так он оружием владеет?

— Понятия не имею, мы очень давно не виделись, — пожала плечами она. Министр внимательно на неё посмотрел, взял телефон и пролистал, показал Вере экран:

— Дата на этом видео указывает, что оно снято полгода назад.

— Это не я снимала, — улыбнулась Вера, — он известный человек, его фотографий и видео полно в интернете.

— Он известный? — поднял брови министр, Вероника изо всех сил попыталась удержать лицо равнодушным и глядя в глаза министру, сообщила:

— Он чемпион страны, чемпион континента и один из главных претендентов на первенство мира, — криво усмехнулась и вздохнула, — я поставила на него большие деньги, жаль, чемпионата уже не увижу.

— Не думал, что вы азартны, — приподнял бровь министр, Вера опустила глаза и пожала плечами:

— Я не азартна, я ставлю только на него. Это вроде как… такой способ сказать «я в тебя верю». — Она подняла голову и заметила в глазах министра странный темный огонёк, который ей здорово польстил, Вера улыбнулась и кокетливо взлохматила волосы, шепотом добавляя: — Но выигрывать деньги, конечно, тоже приятно. Я покупаю на них шоколад и праздную его победы.

— Какие у вас были отношения? — хмуро спросил министр, Вера резко перестала улыбаться:

— А вот это вас никаким боком не касается. По делу вы узнали всё, что хотели?

— Это тоже по делу, — пробурчал министр, опять утыкаясь в лист, Вера косо усмехнулась и качнула головой, складывая руки на груди:

— Нет, это уже праздное любопытство. Я не буду отвечать на этот вопрос.

— Не отвечайте, я уже и так понял, — саркастично скривился министр, резкими движениями черкая лист. — Дальше. Если второй Призванный всё-таки он, чем это нам грозит?

— Падением боевого духа, — с печальной иронией вздохнула Вера, министр поднял бровь, отрываясь от записей и вопросительно глянул на неё, Вероника приподняла плечи и тихо сказала: — Я не буду против него воевать. С другой стороны — он тоже, возможно, не захочет, но здесь есть вариант, что его не потрудятся поставить в известность, против кого он воюет.

Министр строчил на листе с таким злобным видом, как будто списки на расстрел врагов народа подписывает.

— Дальше. Что он будет делать, если попадёт сюда, что он умеет?

— Вопрос не в том, что он умеет… — Вероника задумалась, пытаясь сформулировать невнятное внутреннее ощущение, которое всегда испытывала рядом с этим парнем, надолго замолчала, через время почувствовала, что министр на неё смотрит очень недобрым взглядом и поняла, что улыбается своим мыслям настолько глупой улыбкой, что не надо быть психологом, чтобы понять, о чём эти мысли. Вера улыбнулась шире и опустила глаза, смущенно теребя рукава, — понимаете, он очень добрый человек. Он ни за что не станет строить оружие массового поражения или организовывать какие-то хитрые манёвры для войны. Если ему навешают лапши, типа «подлый враг пришёл завоевать наши земли и поработить наших детей, без тебя никак, спаси нас, несчастных», он от всей души возьмет меч и пойдет сражаться, но только в обороне.

— Вы говорили, он не владеет оружием, — хмуро сказал министр, Вера с улыбкой пожала плечами:

— Он быстро научится, он способный.

Министр медленно глубоко вдохнул, отложил лист с карандашом и взял телефон:

— Вот это что такое?

Он включил какое-то видео и постучал ногтем по экрану, Вера поднялась с кресла и стала рядом, чтобы не выворачивать шею, всмотрелась в экран, пытаясь понять, что он имел ввиду. На видео были какие-то соревнования, спортсмены готовились, тренера что-то обсуждали, Вероника непонимающе посмотрела на министра и он недовольно пробурчал:

— Там дальше будет, надо подождать.

— Видео можно перематывать, вот так, — она тронула экран, — где этот момент?

— Здесь, — он включил с середины, Вера увидела группу спортсменов, красиво размахивающих шестами в центре зала.

— Это показательные выступления, — улыбнулась она, — вроде рекламы, для привлечения новых учеников в школу.

— Выглядит как тренировка, — уперто буркнул министр.

— Ну конечно они тренируются это делать, — усмехнулась Вероника, — просто для красоты. — Она ещё немного посмотрела на выступление, потом на напряженного министра, улыбнулась: — Да какая разница, владеет он мечом или нет? Одним мечом много не навоюешь, а ничего больше они от него не получат, пока не предоставят ему железные доказательства того, что агрессор — враг, а они — жертвы. Тошка никогда первым никого не трогает, он самый милый, вежливый и сдержанный человек из всех, кого я знаю.

На экране милый и вежливый человек как раз влепил противнику ногой с разворота, с бедняги сорвало шлем, он улетел в судейский стол. Тоша в это время подошёл к противнику, сидящему на татами в глубоком техническом нокауте, и осторожно тронул за плечо, что-то спрашивая. Подбежал медик, пострадавшего унесли, судья поднял Тошину руку и принял поклон.

— Да, — иронично констатировал министр, — очень вежливый парень. Как вы познакомились?

— В спортзале, — ностальгически улыбнулась Вера, — пока его группа тренировалась, мы подглядывали и завидовали.

— Он вас тренировал? — поднял брови министр, она мотнула головой, тихо рассмеялась:

— Нет, мы были маленькие, он тогда не был тренером.

— Вы тренировались вместе с ним? — ещё больше удивился министр, Вера смущенно замялась и пожала плечами:

— Нет, его группа уходила, а наша занимала освободившийся зал, но мы приходили пораньше, чтобы поглазеть. — Она смутилась ещё сильнее, ловя себя на желании начать колупать пальчиком ладонь, — у нас были разные виды боевых искусств, у них можно было бить кулаками и ногами, а у нас была борьба, там только захваты, броски, подсечки… — она шутливо надула губы и вздохнула, — ужасно неэффективно в уличной драке. И соревнования у них гораздо круче, наши по сравнению с ними — детская возня на полу.

Министр недоверчиво смерил Веру взглядом и осторожно сказал:

— Никогда не сказал бы, что вы занимались борьбой.

— Ой, — она небрежно махнула рукой, — я была худшей в группе и улучшать результаты не стремилась. Мне там вообще не нравилось, я ходила из-за подружек и чтобы просто куда-то уходить периодически из дома. У нас маленький город и выбор небольшой — танцы, футбол или борьба. Я пыталась пойти на танцы, но в первый же день подралась со слишком наглой соседкой по станку и меня выгнали. — Министр тихо рассмеялся, Вера шутливо скривилась и пожала плечами: — Учительница сказала, что с такими манерами надо ходить на борьбу, а не на танцы, я подумала и послушалась совета. Но через время посмотрела на фигуры чемпионок и поняла, что я себе такое не хочу, поэтому тренировалась кое-как.

— Ну, — пытаясь сдержать смешок, кивнул министр, — зато Барта вы душили качественно, я заметил.

— Это единственный приём, который я умею делать, — рассмеялась Вера, — растрепать, дать упасть и придушить. Тренер дразнил меня карманным удавом, потому что это самая ленивая в мире змея, она просто лежит и ждёт, пока жертва сама придёт, а потом падает на неё и душит. — Министр уже перестал сдерживать смех, Вера развела руками: — Да, это я, такой вот бездарный борец. Зато я сильная.

Вера гордо напрягла бицепс, министр прыснул и расхохотался, запрокидывая голову и сползая по креслу, Вера шмыгнула носом:

— Я правда сильная…

Он уже закрывал лицо руками и всхлипывал, плечи тряслись от смеха, Вера окончательно смущенным голосом пробормотала:

— Ну честно… я яблоко пальцами разломить могу.

У министра начался новый приступ, Вера понаблюдала, как он ухохатывается и с печальным вздохом присела на подлокотник, надулась, сложила руки на груди и злобно прищурилась, глядя на министра Шена и бурча:

— Очень-очень смешно, да, давайте поржём над моими спортивными успехами, отлично.

Он глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки, сел ровно, поправил одежду и откинулся на спинку, запрокинул голову, окидывая Веру весёлым взглядом и все ещё борясь со смехом:

— У меня будет к вам большая личная просьба.

— Ну? — всё ещё надуто буркнула она.

— Если когда-нибудь у меня случится депрессия, покажите мне вот это вот… смелое заявление, — министр очертил вялым жестом её руки, — ещё раз. — Вера скорчила рожицу, он опять рассмеялся, указал на письменный стол и сквозь смех прошептал: — И самое главное — «часы истины» даже не пикнули! То есть, вы правда так думаете? — Вера надулась окончательно, министр закрыл лицо руками, тихо всхлипывая в ладони, потом выпрямился и пафосно заявил: — Нет, я не могу ждать депрессии, это выше моих сил! Я требую ещё, сейчас. — Вера с прищуром смерила его взглядом, министр сложил ладони перед грудью и страстно выдохнул: — Пожалуйста. Просите, что хотите.

Она не выдержала и перестала прикидываться надутой, улыбнулась и погрозила ему пальцем:

— Будете должны мне желание.

— Хорошо, — кивнул он, с жадным ожиданием глядя на её смущенное лицо и руки. Вера кусала губы, то отводя глаза, то глядя на светящегося господина министра, который сверкал шкодной улыбкой и выглядел пацан пацаном, особенно в полумраке, когда луна прятала мелкие морщинки.

— Вы готовы? — учительским тоном потребовала Вера, он кивнул, она медленно подняла руку и согнула в локте, второй рукой натягивая ткань рукава, пафосно понизила голос и провозгласила, напрягая бицепс, — Мощь!

Министр рассмеялся и опять съехал по креслу, Вера тихо смеялась, он отдышался и взялся за подлокотники, чтобы подняться, случайно мазнул рукой по её бедру и смутился, быстро убрал руку. Сел ровно и посмотрел на её ноги, как будто только что заметил, что она в одной рубашке. Шутливо нахмурился, всё ещё улыбаясь:

— Вам спать не в чем, что ли?

— А в чем? — развела руками Вера, — у меня не так много вещей, я выбрала самую мягкую.

— Купите в следующий раз нормальную ночную рубашку, — улыбнулся он, — длинную и женскую.

— Мне и так нравится, — отмахнулась Вера, он приподнял брови и пакостно ухмыльнулся:

— Мне тоже, но давайте не будем больше шокировать Эйнис.

Вера вспыхнула и опустила глаза, вдруг впервые чувствуя себя полуголой, подумала было встать с его подлокотника, но поняла, что в этом случае придется сесть напротив и обзор у него будет ещё лучше.

— И вообще, — продолжил министр, как будто не заметив её смущения, — в этом нельзя спать. — Он пощупал кончиками пальцев её манжет и с шелестом потер ткань, — разве это — мягкое?

— Мягкое, — кивнула Вера, тоже пощупала и опять кивнула, он фыркнул и снял с плеча халат, дернул воротник кимоно:

— Вот это — мягкое, сравните.

Вера пожала плечами и тронула пальцами его рукав. И чуть не отдернула руку от неожиданности — прикосновение обожгло теплом тела, ткань оказалась тоньше рисовой бумаги, она почувствовала, как напряглось его плечо от прикосновения и быстрее убрала руку, пряча глаза и кивая:

— Мягкое, да. — Нервно улыбнулась и попыталась изобразить невозмутимость: — Первый раз вижу вас в светлом.

— Это не одежда, — фыркнул министр, — это бельё, в нём спят.

«Не смотри на него, не смотри…»

Вероника медленно запрокинула голову к потолку и шутливо вздохнула, обмахиваясь ладонью:

— Всё, засмущали, я теперь буду краснеть и стесняться.

— Ой, посмотрите, у кого смущение проснулось! — с сарказмом прищурился министр, — ваш Тоша на фотографиях голый ходит, и ничего.

— С моим Тошей у меня были далеко не деловые отношения, — загадочно улыбнулась Вера.

«Но плечи у него были такие же твердые и горячие… Чёрт…»

— Да, — медленно протянул министр, обводя взглядом себя и Веру, покивал, — деловая атмосфера. — Добавил в голос ещё тонну сарказма и усмехнулся: — Хотя, в моём присутствии и спальня — кабинет.

— А в моём и кабинет — спальня, — хрипловато ответила Вера, — кто кого?

У неё быстро-быстро затрепыхалось сердце, охреневая от собственной смелости, все иллюзорные перегородки манерной лжи летели в бездну, она чувствовала, что стоит на краю чего-то грандиозного, министр улыбался как дьявол, заполучивший новую невинную душу.

— Хм, — он изобразил задумчивость, потёр подбородок, — для чистоты эксперимента, это надо решать на кухне.

— Мы и так постоянно это решаем на кухне, — с сарказмом развела руками Вероника, — и каждый раз получается кабинет.

— Значит, я победил, — как-то невесело сказал министр, помолчал, задумчиво провел взглядом по её ногам, по рубашке, дошёл до глаз и остановился. Она печально улыбнулась и прошептала:

— По-моему, эта победа вас не радует.

Его губы тронула усмешка, в глазах мелькнуло «не дразните меня, а то допроситесь», но он сразу же зажмурился и отвернулся, как будто одернул сам себя.

— Что? — невесело вздохнула Вера, он тихо ответил:

— Ничего.

«Дзынь.»

— Ну я же не слепая, — начиная раздражаться, сказала Вера.

— Простите, — он стал поправлять халат, старательно пряча глаза, — мне пора.

«Дзынь.»

— Куда пора, спать? — нервно фыркнула Вероника. Он нашарил пояс халата и стал его завязывать, Вера запрокинула голову, хватаясь за виски и рыча: — Хватит, а? Поставьте себя на моё место — я о вашем мире ничего не знаю, я вообще ничего не могу понять, это страшно бесит!

Он сел ровно и закрыл глаза, медленно глубоко дыша, как будто пытался успокоиться или собраться с силами, Вера смотрела на его напряженное лицо, дрожа как струна и не дыша, чувствуя, что ещё совсем чуть-чуть и она взорвётся. Он медленно поднял руку и провел согнутым пальцем по её бедру до колена, её осыпало болезненно-острыми мурашками от затылка до кончиков пальцев, от напряжения звенело в ушах. Он глубоко вдохнул и убрал руку, чуть слышно прошептал:

— Простите. — И замолчал.

У неё мелко дрожало где-то глубоко в груди, казалось, если он сейчас ничего не сделает — она просто рассыпется, распадется, как карточный домик. Он медленно глубоко вдохнул и поднял голову, заглядывая в её глаза, она смотрела в них как в темную пропасть, ничего не видя, но чувствуя головокружение от высоты.

— Что? — хрипло прошептала она, почти умоляюще, — вы можете мне объяснить, за что извиняетесь?

Он медленно закрыл глаза и качнул головой:

— Нет, — открыл и опять заглянул ей глаза, пропасть как будто слегка осветилась и Вера почувствовала озноб, внезапно поняв, что падать даже ещё дальше, чем казалось в темноте. — Простите. Я не хочу говорить правду, а соврать не могу, — он зажмурился и потёр лицо, дернул щекой: — То есть… наоборот. Я не хочу врать. И не могу сказать правду.

«Дзынь.»

— То есть, могу, — с болью поморщился он, обречённо заглянул ей в глаза, — но от этого никому не станет легче, только хуже. Зачем? Всё и так только хуже и хуже…

Она дернула уголками губ, обозначая слабую улыбку:

— Я всё ещё ничего не понимаю.

— И не надо. — Он отвел глаза, стал смотреть прямо перед собой, нервно теребя пояс, развязал его, вытащил и стал наматывать на руку. Вероника сидела рядом, чувствуя онемение во всем теле и тяжелые удары сердца, качающие, как волны, жадно смотрела на министра Шена и кожей чувствовала его напряжение, как будто ему зверски больно, но он ничего не может сделать и страдает ещё больше от собственного бессилия.

«Солнце моё, что с вами? Как вам помочь, что сделать?»

Нервное оцепенение сжало её всю, сдавило, ей было больно на него смотреть и ничего не делать.

Она медленно протянула руку и тронула кончиками пальцев его плечо, так же, как и в прошлый раз, ощутив жар тела гораздо ближе, чем ожидала. Он не пошевелился, но ей показалось, что ему стало ещё больнее.

— Что я могу для вас сделать? — чуть слышно спросила она, он молча качнул головой, она умоляюще прошептала: — Хоть что-нибудь? — сильнее сжала пальцы, погладила его плечо. Он шумно выдохнул, расслабляясь и стекая по креслу, наклонил голову и прижался щекой к её пальцам, шепча:

— Вера… прости. — Приподнял плечо, прижимаясь щекой плотнее, с силой потерся о её руку и она услышала, как короткая щетина скребет по её ногтям. Он тут же напрягся и отстранился, смущенно усмехнулся: — Колюсь?

— Чуть-чуть, — она улыбнулась и провела пальцами вверх по его шее, специально слегка цепляя ногтями щетину, ласково погладила по щеке, вдоль скулы, до виска и опять вниз.

— Вера, пожалуйста… — он отодвинулся, шепот был пронизан болью, она вздрогнула и убрала руку. Он смотрел в пространство перед собой, голос был безжизненный и тихий: — Сделай, как я скажу и ничего не спрашивай. Я сегодня сюда не приходил. У нас с тобой исключительно деловые отношения. И больше никогда так не делай. Пожалуйста.

— Почему? — почти плача, выдохнула она, он качнул головой:

— Мне очень нравится с тобой… работать. Но ничего больше не будет, это от нас не зависит. Поэтому… просто забудем и не будем к этому возвращаться. Хорошо?

— Ладно, — она нервно сцепила пальцы, сжала изо всех сил, ничего не чувствуя. — Хорошо.

— Вот и хорошо. — Он встал, чуть покачнувшись, как будто голова кружилась, взял свой исчерканный лист и молча ушел в портал. Вера увидела его пояс, забытый в кресле, намотала на руку и пошла в постель.

Она мечтала, чтобы ей ничего не приснилось.