Король рейтингов

Глава 2

На мотоцикл мы так и не сели и, гордо ревя мотором, по улице не пронеслись. Драндулет хоть и не сильно, но покорёжило, к тому же у него что-то там пробило. Причем так, что он не заводился. Брюнету пришлось припарковать его у обочины, сказав, что потом заберет.

– Почему ДПС не стал дожидаться? – все же не выдержала я, глядя на смятый металл и раскрошенный пластик. – Страховка…

– У меня ее нет, – перебил мотоциклист.

– Еще скажи, что и байк не твой, а угнанный… – ляпнула я, вертя в руках обод – все, что осталось от моих наушников.

Их было жалко. Никогда не любила «затычки» с кучей проводов. А на эти, обнимавшие уши полностью и отсекавшие от шума внешнего мира, я раскошелилась совсем недавно – с последней зарплаты.

– Не скажу.

– И то счастье, – проворчала я. – Пошли, что ли?

И мы пошли, грязные, но непобежденные. Я – величественно, байкер – волоча ногу.

– Как тебя хотя бы зовут, неразговорчивый? – Я покосилась на прихрамывающего мотоциклиста.

Думала, что не ответит. Потому как он сейчас больше всего напомнил слепо-глухо-немого. Его гордый невозмутимый лик отлично подошел бы для инсталляции «краснокожий в каменных джунглях презренных бледнолицых». В общем, если на такого нападешь с вопросом – может и укусить. Молча. Без промедления. Как волкодав.

– Денис, – бросил он коротко.

Повисла пауза. Моего имени он не спрашивал. А я не спешила его радостно сообщать. Шла, глядя вперед. Устала. Мой сегодняшний день был длинным, насыщенным и трудным, прямо как большая Советская Энциклопедия. Поэтому я готова была изображать из себя мисс дружелюбие только за отдельную плату.

А брюнет… Он явно выжидал. С прищуром посматривал на меня так, словно я его заставила заговорить под пытками паяльником и чтением последнего хита Тимати. Затем все же спросил:

– Ну а тебя как зовут?

– Дана.

– Какое говорящее имя… Прямо так и просится сказать: ты дана мне, чтобы я не сдох от счастья. Или, если короче, просто ты дана мне… – Он изогнул бровь. Дескать, я не спошлил, а лишь озвучил очевидные вещи.

– Ты всегда специально провоцируешь людей при знакомстве? Или бесить – это врожденный талант?

– Я всего лишь мизантроп.

«Говнюк и задница», – перевела я его слова на общечеловеческий. Уже десять раз пожалела о том, что захотела ему помочь. Но… Не успей он среагировать, не хромали бы мы сейчас к моему дому. Нет. Скорее всего, меня бы лихо и с ветерком мчали в скорой на встречу то ли с анестезиологом, то ли с патологоанатомом. Так что придется терпеть этого провокатора. Я вздохнула и вслух произнесла совсем другое:

– Мизантроп… Одна моя знакомая считает таких людей вместилищем пороков.

– Твоя знакомая права. И раздражать – лишь самый безобидный из моих.

Тут в нашу милую беседу вклинился скрипучий старушечий голос:

– Гляди-ка ты, на дворе ночь, а она к одному сожителю своему второго любовника тащит! Ни стыда у девки, ни совести!

Подъездный дозор бдел. Денис от такого заявления прибалдел. Правда, ненадолго. Хотя лучше бы словил вирус немоты хотя бы минут на десять. Я только открыла рот, чтобы сказать традиционное: «И вам здравствуйте, чтоб вы были здоровы!» – как брюнет меня опередил:

– А то! У нас тут оргия намечается. Не хотите присоединиться?

Бабка так сверкнула глазами, что я поняла: очень даже хочет. Если не поучаствовать, так запастись материалом для сплете… высоконаучных диспутов среди коллег по отделу нравственного контроля. Вот только пост свой дозорная, увы, оставить не могла. Караульная служба, она такая – опасная, трудная и ответственная. Вдруг кто из припозднившихся неохаянным останется? Непорядок.

– Ах ты… Еще и издевается! – вспылила бабка, замахиваясь клюкой. – …Любитесь себе, хоть втроем, хоть вчетвером. А меня, честную женщину, своим поганым языком полоскать не смей!

Денис на сие гневное заявление только хмыкнул. Видимо, тоже понял, что бабке не просто хотелось, а очень хотелось присоединиться к нам.

Я скосила глаза на «пациента». Широкие плечи, к тому же высокий, зараза, – я со своим ростом была ему по подбородок.

А еще байкер вел себя настолько самоуверенно, что возникало неконтролируемое желание поправить ему корону на голове. Лопатой. Сзади.

Хотя, если честно, природа не обделила брюнета. Нет, он не был смазлив. Он был реально красив строгой мужской красотой. И определённо притягателен: волевой подбородок, прямой нос, резкие скулы, суровая складка между бровями – эти нордические черты были скорее типичны для человека, сдержанного в суждениях. Вот только чувственные губы выдавали в нем натуру, порывистую в своих страстях.

«Огонь под ледяной броней», – пришло на ум поэтическое сравнение.

«Расчётливый бабник», – мгновением позже перевела я свое впечатление на язык бытовой прозы.

Между тем мы двинулись к подъезду. А дальше… Скрипучий на все лады лифт вознёс нас на двенадцатый этаж. Узкий длинный темный коридор вел к обшарпанной входной двери двухкомнатной брежневки. Скрежет отпираемого замка. Прихожая, в которой байкер выглядел как шкаф с антресолями, засунутый в багажник «Матиза»…

Я скинула кроссовки, сняла плащ и протопала в ванную мыть руки. Ну и заодно глянуть на свой локоть. Увы, гематома не радовала. Скорее она, как любительница поторговаться на «Привозе», требовала. Горячо и рьяно требовала. Только не сбросить цену, а подкинуть ей льда.

– Проходи на кухню, – кивнула я зависшему, как браузер с двумя открытыми таблицами эксель, Денису.

Он проследовал за мной. Мрачный и молчаливый.

Когда мы очутились в шикарных апартаментах три на два метра, где помимо плиты, холодильника и раковины надо было как-то уместить и «пациента», я призадумалась. Чтобы времени зря не терять, отчеканила:

– Снимай штаны.

А сама тем временем полезла на полку за медикаментами и инструментами.

Сзади послышался сдавленный смешок:

– Нет, у меня, конечно, случалось, что в порыве страсти даже до квартиры не успевали добраться… Но таким командным тоном мне девушки еще никогда не предлагали раздеться.

– Какой подробный анамнез… – протянула я, пытаясь дотянуться до хлоргексидина. – Ай, блин!

Я все же достала антисептик. Правда, с ним на голову упала еще и запечатанная упаковка ваты, тюкнув по темечку.

– Вот как назвать состояние, когда в жизни начинает твориться полная лажа? – задала я риторический вопрос, открыв бикс и еще раз тщательно вымыв руки и надев стерильные перчатки.

– Налаживается? – изогнув бровь, подсказал Денис.

– А ты оптимист, – хмыкнула я, вытаскивая пинцет, хирургическую иглу и кетгут, чтобы не нужно было снимать шов, а он сам рассосался.

При этих нехитрых манипуляциях оптимизм байкера начал иссякать. Стремительно.

Спустя десять минут на весьма интригующие звуки на кухню подтянулся Шмулик. Если по паспорту, то Шмуэль Абрамович Фельцман – мой сосед, с которым мы на пару уже несколько месяцев снимали сию квартиру, изображая из себя порядочную молодую семью.

Ну как изображали… Шмулик отвечал за то, чтобы наша фиктивная семья выглядела порядочной. Я – за то, чтобы молодой. А все потому, что двум одиноким людям до тридцати квартиры сдавались куда неохотнее и стоили при этом дороже при прочих равных коммунальных. Дескать, будут пьянки-гулянки. Вот мы со Шмуликом и скооперировались в приличную ячейку общества.

Сейчас же, зайдя на кухню, сосед увидел пикантную картину.

Откинув голову назад, симпатичный брюнет со спущенными штанами сквозь стиснутые зубы и гримасу то ли боли, то ли наслаждения шипел:

– Аккуратнее там. Что, понежнее нельзя?

Я же, спиной к входу присевшая на корточки перед его волосатой конечностью, послойно зашивала порез на бедре. На его заявление просто не смогла удержаться:

– Еще скажи, что это твой первый раз, потому ты и истеришь, как школьница с положительным тестом на беременность.

– Не скажу, но до сих пор было не так больно.

– Врешь, я тебе лидокаин вколола, не должно быть больно, потерпи.

И тут у меня за плечом раздалось покашливание:

– Дана, извини, что помешал, но можно я возьму котлетки из холодильника… Очень есть хочется. А вы продолжайте, продолжайте…

И Шмулик с грацией раскормленного до неприличия кота попытался протиснуться между моей спиной и холодильником, то бишь при его габаритах – совершить невозможное: просочиться в щель шириной двадцать сантиметров.

Не сказать, что это ему совсем уж не удалось: он таки стал счастливым обладателем котлет. А еще – моего гневного рыка: «Верни тарелку на Родину!» Поскольку жарила их я. Покупала фарш – я. И рассчитывала съесть, разумеется, тоже я…

– Ну Даночка, – тут же запричитал недоделанный похититель съестных и условно съестных припасов, – они же такие вкусные. Я не могу удержаться.

– Шмулик, ты что, Кощей? – вопросила я тоном «вот сейчас закончу и буду убивать».

Осталось мне и вправду совсем немного – два стежка послойного узлового шва.

К слову, сравнивая Шмулика и сказочного персонажа, я имела в виду продолжительность жизни, а совсем не габариты. Ибо сосед мой был невысок, кучеряв и обладал в понимании математиков идеальной фигурой – шаром.

Видимо, сын избранного народа почуял, что возражать злой голодной женщине со скальпелем в руках – дело опасное. Ведь я могу и не удержаться от соблазна тяжких телесных и моральных повреждений одному округлому гурману… А совершать заплыв брасом по реке Стикс котлетокраду явно не хотелось: он был молод, полон (в том числе и сил), умеренно красив…

К тому же и водичка в той вотчине Аида, поговаривают, не самая теплая. В общем, сосед принял единственно верное решение: за моей спиной раздался печальный вздох и стук тарелки о полку холодильника.

Вот в чем моему другу не откажешь, так это в мозгах. Пусть он по национальности и не совсем юрист, но ничто еврейское ему было не чуждо. В смысле: соображал он быстро, добротно, но, к прискорбию его матушки, Сары Моисеевны, применял свои мозги бездарно. Шмулик не пошел ни в мед, ни на юрфак, ни на эконом. Увы.

Мой сосед пожелал стать на горе матери историком. Да, он легко читал на мертвой латыни, знал язык сарматов и даже не обломал зубы об египетские иероглифы. Прошел тернистый путь от сперматозоида до кандидата исторических наук, но… Это было не то направление, которое, по мнению его родительницы, должен был избрать ее любимый и единственный сын. Подозреваю, получи Шмулик Нобелевскую премию, откопай мумию какого-нибудь Тутмоса Второго, она все равно считала бы, что ее отпрыск в этой жизни таки ничего и не добился. Потому как вектор-то не тот!

Да-да, именно геометрия, а точнее, тот самый вектор и стал камнем преткновения между Сарой Моисеевной и ее двадцатисемилетним чадом, которое в один прекрасный день собрало вещи и съехало от маменьки на вольные холостяцкие хлеба. И вот теперь мы со Шмуликом снимали шикарные двухкомнатные апартаменты площадью аж целых тридцать пять квадратов.

И нет чтобы тому сообразительному Шмулику, заслышав нашу возню на кухне, спокойно сидеть на своих законных квадратах! Увы, ему приспичило непременно притащиться на кухню. А теперь еще и вздыхать укоризненно за моей спиной.

Денис в этот момент то ли просто офигевал от ситуации, то ли, как воспитанный человек, матерился про себя от боли и не вмешивался в нашу уютную семейную беседу. Но, так или иначе, молчал.

– Стоять! Бояться! – бросила я, не оглядываясь, едва сосед завозился, чтобы начать протискиваться обратно.

Шмулик замер.

– Раз уж ты тут, то давай помоги.

– Я в оргиях не участвую, – гордо обронил кучерявый и педантично уточнил: – На этой неделе – так точно.

– А в операциях? – тут же нашлась я.

Хотя какая это, к стрептококку, операция. Так, мелкая манипуляция.

– Дана, вот так всегда! – раздалось патетичное из-за спины. – Любое эротическое приглашение в твоем исполнении обязательно заканчивается либо клинической гинекологией, либо хирургией.

– Парень, я вообще-то мужик, – Денис, видимо, не удержался от ехидного замечания, – если ты не заметил. Так что сегодня акушерством никак закончиться не может.

– Ты, похоже, еще Дану плохо знаешь, – тут же возразил Шмулик. – У нее родовспоможением может закончиться все что угодно. Даже банкет по поводу выхода на пенсию.

Я заскрипела зубами: вот ведь паразит! Припомнил сей факт моей биографии. И было-то всего один раз, когда в ординаторской отмечали уход на заслуженный отдых бывшего начмеда Светланы Игоревны Лобановой. К слову, она пробыла на пенсии всего полтора месяца и потом вернулась рядовым неонатологом. Но это уже, как говорится, совсем другой разрез.

– Не переживай! Денис прав, сейчас родами точно ничего закончиться не может. Так что помогай, а не отлынивай!

– Даже не проси, – обиженно засопел сосед. – Я твои крючки держать не умею, от вида крови меня мутит так, что и сознание могу потерять. А поработать фонариком – ты уже весь свет врубила.

– К пациентке… – Я тут же исправилась: – К Денису я тебя и сама не пущу. А вот сходить в магазин, арабики купить, прямо жизненно необходимо. Банка утром закончилась.

– Так бы сразу и сказала, – пробухтел Шмулик и покинул наконец теплое местечко между моей спиной и холодильником.

Когда в дверях заскрипел замок, я крикнула:

– Бабульке у подъезда не забудь сказать, что за коньяком пошел. Ибо оргия у нас в самом разгаре, а горючего мало.

– Обязательно, – раздалось из прихожей, и дверь захлопнулась.

Я заканчивала обрабатывать шов, и теперь наступившую тишину разбавляло лишь бряцанье пинцета о жестяное дно бикса.

– Любишь дразнить? – вкрадчиво поинтересовался брюнет.

– Скорее предпочитаю справедливость: раз мы бодрствуем, пусть и «ночной дозор» тоже не спит, снедаемый любопытством.

– Может, та бабулька назло тебе возьмет и ка-а-ак дреманет? – провокации в голосе байкера было столько, что она стала почти осязаемой.

– Нет. Она будет бдеть до полуночи и ждать того звездного часа, когда появится повод из-за шума вызвать полицию, – с этими словами я наложила повязку.

Брюнет даже не скривился. Хотя я точно знала: лидокаин уже начал отпускать. Некстати вспомнился травматолог Шурик. Ныне – счастливый отец близняшек. Два года назад к нему поступила после аварии красавица байкерша, переломанная донельзя. Шурик ей пообещал: если та не пикнет во время наложения шин, то он на ней женится. И она ведь не пикнула. А он сдержал слово. Шурик потом всем гордо хвастался, что свою жену сам собрал.

Я посмотрела снизу вверх на Дениса. Не… Если ему про свадьбу сказать, то он удерет от меня, забыв надеть штаны. Чем несказанно порадует «подъездную дозорную».

– Бдеть до полуночи, чтобы вызвать полицию… Какой, однако, у вас тут интересный дурдом… – задумчиво обронил заштопанный байкер.

– Как «какой»? – тоном несправедливо оскорбленной вопросила я и гордо добавила: – Элитный!

– Это многое объясняет. – Денис прищурился. – Например, то, что легко можно послать своего парня за кофе в то время, когда на его законной кухне в компании его девушки сидит полуголый левый мужик.

– У тебя на лице написано такое осуждение, что я даже растерялась бы… Случись подобное лет десять назад.

– Осуждение? – удивился он. – Скорее непонимание. Женщину, которая тебе дорога, не стоит упускать из виду, а уж отказывать в помощи или оставлять наедине…

– Ты мне намерен причинить вред? – перебила я, вставая с колен.

– А ты всегда так любишь провоцировать? – Денис внимательно посмотрел на меня. – Ведь я могу и поддаться. И, скажем, усадить тебя задницей на этот стол и…

– Если так, то тебе не стоит сейчас надевать штаны, – закончила я за него. – Впрочем, в ближайшие пару часов я тебе в любом случае не советовала бы этого делать.

– Предлагаешь мне идти по улице в трусах? – Денис выразительно покосился на свои черные боксеры.

На них по самому центру красовалась отважная птичка Энгри Бердс. Надписи «В атаку!» не было, но я все равно не удержалась от улыбки. Вот хорошо, что я не увидела этого раньше. Нет, рука бы от сдерживаемых смешков у меня не дрожала, но все же…

– Я бы на такое зрелище с удовольствием глянула… Но нет. Посиди еще немного. Просто хочу убедиться, что самое серьезное у тебя – это та рана, которую я зашила. И ты не потеряешь сознание через час-другой от внутреннего кровотечения. Кстати, ты как? Голова не кружится, не тошнит?

– Да вроде все в порядке.

Денис не иначе как из чистого упрямства потянулся за штанами. Видимо, все же собрался уходить.

– Ну, раз все в порядке, то ждем арабику. – Я сделала вид, что не заметила поползновений гостя, и неожиданно для себя призналась: – Хочется выпить пару кружек, чтобы по венам вместо крови бежал неразбавленный кофеин.

– Да я смотрю, доктор, вы кофебольной кофеманьяк, – сыронизировал Денис.

– Я просто задолбана. Но… – подняла указательный палец вверх – Но не сломлена.

Убрав свой «инвентарь» в бикс, сделала себе мысленную пометку отнести его в родблок на стерилизацию. А потом не забыть забрать домой. Мало ли… Вдруг еще какого байкера зашивать придется.

– В таком случае лучшее для тебя – это выспаться до неузнаваемости. Рекомендую.

– А сам-то пробовал свои рекомендации? – усмехнулась я.

– Пару раз. Впечатления лучше, чем после оргазма.

– Это ты еще синхронно высокие каблуки и лифчик с себя не снимал… – со знанием дела возразила я. – Вот где истинное наслаждение.

– Да… такого я еще не пробовал, – согласился брюнет и задумчиво глянул на кухонные часы: – Твой парень что-то долго…

Признаться, мне еще хотелось оставить байкера в блаженном неведении по поводу того, что месье Фельцман – не только не мой «бой», а даже не мой «френд», но я действительно устала. Очень. Посему пошла кратчайшим, естественным, как родовые пути, маршрутом: сказала правду.

– Шмулик мой сосед. И ничего более из того, что ты успел себе вообразить.

Пришлось посвятить брюнета в наши непростые «семейные» отношения.

– Выходит, что для всего дома, в особенности для его дамско-пенсионной части, с этой ночи я твой любовник? – уточнил Денис.

– Получается, что так. – Я шерстила полки навесного шкафчика в поисках жертвенной «крови» для полуночного кофейного ритуала – коньяка. – А посему, дорогой мой любовник, не раскроете ли вы великой тайны бытия: чем вы занимаетесь в свободное от падения с мотоциклов время? – И, отыскав в недрах початую бутыль, радостно воскликнула: – О, а вот и он!

Я потянулась за пятизвездочной жидкостью, чтобы приготовить свой любимый вид кофе «антидепрессо». И хотя в оном по рецептуре допускалось даже полное отсутствие кофеина, но эффект всегда был одинаковый, вне зависимости от технологии приготовления.

– И что же тебя в первую очередь интересует?

– Смотря какой ты любовник, – иронично ответила я, расставляя на столе три чашечки. Лицо Дениса озадачилось, и пришлось пояснить: – Ну ты у меня для тела, для дела, для души или так просто, мимо пробегавший и на меня упавший?

– Я даже растерялся. А что, в зависимости от функций и ответы у меня должны быть разные?

Наш разговор все больше напоминал бред. Но бред такой милый и уютный, успокаивающий…

– Конечно! – кивнула я. Коньяк весело забулькал по кружкам. – Вот если ты у меня для души, то, чтобы меня впечатлить, срочно придумывай, какую выставку Ван Гога ты недавно посетил, книгу Кафки прочитал, фильм Полански просмотрел… Если для тела, то… – Я выразительно глянула на широкие плечи гостя, торс, накачанные ноги. – То можешь ничего не говорить, и так вижу.

– А если для дела? – заинтересовался брюнет.

– Тогда поговорим о том, где работаешь и кем, и вообще, можешь ли себе позволить содержать любовницу, то бишь меня. – Я пододвинула гостю чашку, на дне который плескалось пятьдесят грамм благородного напитка, и удостоилась внимательного изучающего взгляда.

– Знаешь, боюсь, что в спонсоры я не гожусь, – его губы тронула усмешка. – Скорее, сам бы не отказался, если бы меня кто-то… профинансировал. – Он помолчал и, будто подбирая слова, добавил: – Мог бы гордо сказать, что со вчерашнего дня я фрилансер… Но честнее будет ответить, что я просто на мели. Без работы, без зарплаты, а теперь вот и с отказавшим байком.

– Переночевать-то тебе хотя бы есть где? – на всякий случай уточнила я.

– Есть. И где, и с кем. Но как-то не хоч…

Именно в этот момент я услышала рингтон.

Денис достал телефон, свайпнув по широкому экрану, на котором красовалось фото пышногрудой красотки с надписью «Крошка»

– Я выйду ответить, – начал было он.

– Сиди уж, тебе сейчас лучше поменьше двигаться, – махнула я рукой и пошла к себе в комнату, решив заодно и переодеться.

Хотелось бы облачиться в персиковый теплый пушистый халат до пола и тапочки с зайчиками…. Но, увы, то была моя мечта. А реальность – это длиннющая футболка и старые джинсовые шорты.

Пока я стягивала с себя грязные штаны и джемпер, успела подумать, что чем глубже декольте, тем мужчина охотнее ринется на подвиги. Вон, даже брюнет ради разговора со своей «крошкой» был готов сигануть с низкого старта в коридор. Несмотря на боль…

Я уже нырнула головой в вырез футболки, когда стала невольной слушательницей разговора: все же стены в квартире были тонкие. Порою мне даже казалось, что держатся они исключительно на обоях.

– …Лика, я сказал нет! Между нами все кончено.

Тишина, за которой еще один жесткий ответ:

– И ты еще спрашиваешь, куда тебе идти? Может, к тому, с кем ты так весело сегодня кувыркалась?

На сей раз тишины не было. Даже через стенку я услышала визгливый крик, в котором отчетливо звенела женская истерика. Уж я-то этот кошачий вой постоянно в предродовой слышу. Ни с чем не спутаю.

– Ты сделала свой выбор. Я тебя предупреждал, что могу простить многое, но не предательство, – слова, сказанные твердо и категорично, были едва различимы.

Не знаю, сколько бы продлился телефонный разговор, но тут вернулся Шмулик. Я вышла в прихожую, желая получить вожделенную арабику. Но вместо нее мне всучили пачку чая и пельмешки.

– Я задумался над переводом и как-то … – начал было оправдываться сосед, но я махнула рукой.

Не в первый раз и не в последний. Шмулик мог задуматься над вариантами своего перевода где угодно и забыть при этом про все на свете. Ладно, хоть чай и пельмени принес, а мог бы… хрен знает что. Кстати, хрен с горчицей и приносил чаще всего.

Зато поздний ужин (или ранний завтрак?) был сытным. Шмулик познакомился с Денисом уже официально. Разговор за столом шел о самом важном в жизни – о ерунде. Вспоминали мемы из сети, сосед дымил сигаретой и, воодушевлённо махая руками, вещал об особенностях построения предложений в эпоху золотой латыни. Потом с обыкновенной латыни разговор свернул на медицинскую, а затем и вовсе на то, как распознать бартолинит, а там оказалось недалеко и до особенностей операции Вертгейма. На последнем Шмулик не выдержал и взмолился:

– Денис, ну перебей ее! А то мне опять кошмары сниться будут. Умоляю! Сделай что-нибудь…

– Что-нибудь… хм. Могу блог написать, если уж речь зашла о профессиональных навыках, – предложил брюнет и на недоуменный взгляд Шмулика пояснил: – Это то, в чем я силен. Правда, копирайт – все же не мой конек.

– А каков же твой конек? Только не говори, что кровельный… – не выдержала я.

– Вообще-то я… – Его взгляд скользнул по стене, будто ища подсказку. Остановился на записке, прикрепленной к холодильнику. На ней моим уже не сильно разборчивым почерком на тетрадном листе было крупно выведено: «Котлеты не жрать!» Дэн увидел это, хмыкнул, а потом скромно произнес: – Я учитель информатики.

Мы со Шмуликом уставились на брюнета, как два пигмея на пингвина, держащего в ластах айпад. Причем не просто держащего, но и гуглящего на нем схему адронного коллайдера.

Меня так и подмывало спросить: «Денис, а скажи что-нибудь на учительском…» Но я удержалась. Целых десять секунд удерживалась, а потом сорвалось ироничное:

– М-да… Однако неожиданная профессия для мужчины, любящего езду на байке.

– Да я сам в шоке, – усмехнулся Денис и, будто о чем-то вспомнив, добавил: – Правда, уже бывший учитель. Недавно уволился и сейчас в свободном полете.

На его последних словах я сладко зевнула. Мне очень хотелось прилечь, ухватить паршивца-Морфея за его хламиду и не отпускать ее до утра из своих объятий. Даже если бог сновидений решит сопротивляться.

– Самое главное в полете – парить или взмывать, а не валиться камнем вниз, – изрекла я. – И если все же доведётся пикировать, то лучше на подушку.

– Намек понял, – тут же сориентировался брюнет, – ликвидируюсь.

– Оставайся ночевать, ликвидатор…

– Да-да, – неожиданно поддержал Шмулик. – Тем более до рассвета уже часа четыре осталось.

Я вспомнила, что где-то у меня под кроватью валялся надувной матрас. Эту мысль и озвучила. А гость… Взял и не стал отказываться.

Уже выдавая ему насос, собственно матрас, подушку и плед, я поймала себя на мысли, что могла ведь и не предлагать ночлег. Но почему-то предложила. Причем мое участие было не столько врачебное (проконтролировать пациента), сколько человеческое. Я сильно сомневалась, что «крошка», с которой говорил Денис, просто так соберет вещи и на ночь глядя куда-то поедет. Те, кто хотят уйти, уходят молча. А не устаивают показательные сцены шмыганья носом в телефон и отчаянного крика в него же.

Хотя мне ни до «крошки», ни до ее поведения, ни до самого Дениса не должно быть никакого дела. Ладно. Будем считать это благодарностью за то, что сумел увернуться и не намотать меня на колеса своего байка.

После того как отдала брюнету инвентарь для сна, я ушла в свою комнату. Шмулик же с Денисом не иначе как решили продолжить знакомство и остались на кухне. Уже практически проваливаясь в дрему, я услышала, как сосед жарко доказывает бывшему учителю, что ныне пиктографическая письменность переживает второе рождение, а тот ему даже поддакивает что-то в духе: «Да-да, можно общаться смайлами и стикерами…» Под этот бред я и уснула. И уже там, в мире грез, началось мое падение.

Я летела сквозь облака, туманные, плотные и холодные. Вокруг – тишина. Лишь бездонный небесный колодец, в глубине которого не видно земли. Подумалось: если это сон, то могу ли я в нем разбиться? А взмыть птицей к солнцу? Вот только ответа мне узнать так и не удалось. Будильник ворвался в сознание противной трелью. А ведь когда-то это была песня, которую я обожала. До тех пор, пока не поставила ее сигналом будильника. Воистину, от любви до ненависти – всего ничего. Один звонок. Причем даже не телефонный, а так… рингтон.

Я накрылась с головой одеялом, пытаясь спрятаться от реальности. На какое-то время даже удалось. Пока сигнал побудки не повторился.

Просыпаться не хотелось. Совсем. Напрочь. А вставать надо было. Вот только как это сделать без волшебного зелья дофаминового, эндорфиного, адреналинового, серотонинового, фенилэтиламинового… Да любого. Я бы даже от волшебного пенделя не отказалась. Ну, на худой конец, поцелуя принца. Почему «на худой»? Потому как там, где особа королевской крови, обязательно рядом ошиваются проблемы. Что бы ни воображали себе маленькие девочки, верящие в сказки о богатой и счастливой жизни, а я еще в детстве поняла: принцы, у которых все хорошо, по сомнительным лесам не шляются. И если они не извращенцы, то просто так коматозных пыльных девиц в гробах не целуют.

Вывод, который я сделала, когда мама читала мне эти сказки, был однозначен: если ты спишь и тебя ни с того ни с сего вдруг целует принц, то жди проблем.

Сейчас же я была согласна даже на лобызающегося королевича, лишь бы восстать. Но отпрыски благородных кровей в брежневках и хрущовках не водились. Не климат им здесь, что ли…

Пришлось все самой, все самой… И вставать, жутко зевая, и плестись на кухню за кофе, который помог бы мне открыть глаза.

Шаркая по полу тапочками, я зашла на кухню. Не стала включать верхний свет, который обязательно больно резанет по глазам, и поплелась к подсветке над раковиной. Тут я и споткнулась о какой-то мешок, развалившийся прямо посреди кухни.

– Твою ж!.. – именно так меня поприветствовало то, на что я упала. Вернее – на кого.

Я почувствовала под рукой обнаженный торс. Твердый. Мужской. Попыталась встать, упершись… куда пришлось. Судя по хриплому оху, я отдавила что-то весьма ценное. Тело подо мной дернулось, отчего я, начавшая уже было вставать, чуть не шмякнулась повторно. И тут нахальная мужская ладонь цапнула меня за грудь, чтобы отпихнуть, но то ли осязаемое наглой лапе понравилось, то ли она вообще хватала все, что в нее попадает…

– Кастрирую, – пропыхтела я.

– Всегда мечтал услышать подобное именно поутру, оказавшись с девушкой в одной постели, – полный сарказма тон напоминал концентрированную серную кислоту.

В голове выстроилась цепочка: гопники, авария, байкер, узловой шов, пельмени, надувной матрас. Но вроде бы в этой схеме звена «утреннее эротическое нападение» не значилось…

– Значит, считай меня крестной феей, исполнившей твою мечту, – фыркнула я, пытаясь встать.

Байкер недобитый (а споткнулась я об него), сам того не подозревая, взял на себя роль принца: окончательно таки разбудил меня.

– Ты по утрам предпочитаешь омлет? – убийственно-спокойно вопросил Денис и пояснил: – Если нет, то перестань ерзать и слезь!

Я шустро вскочила на ноги и щелкнула выключателем. По глазам резанул яркий свет, выбив слезы. Едва проморгалась.

Часы показывали шесть утра. Лицо брюнета – злость. Как оказалось, он лежал на надувном матрасе посреди кухни. Почему здесь, а не со Шмуликом? Причина был прозаической: у этих двоих случилась несовместимость характеров. У соседа был характерный храп, с присвистом. А у Дениса характерный чуткий слух, хоть и не музыкальный… В общем, не сошлись. Посему пришлось брюнету эмигрировать, как африканским беженцам. Правда, не в цивилизованную Европу, а на дикую российскую кухню.

А тут я, как бомбардировщик, спикировала на него. Судя по всему, телу байкера не очень понравилось падение сверх плана: оно и так вчера хорошо приложилось об асфальт.

– Симпатичная у тебя э-э-э-э… пижамка, – между тем сипло протянул Денис, пройдясь странным взглядом по тому безобразию, которое мне преподнесла подруга на день рождения.

Пижамка была удобной, легкой, тонкой и… вопиюще короткой. К тому же на бретельках. В ней я появлялась на кухне только утром, когда Шмулик, сова по натуре и велению души, крепко дрых. А вот сегодня… М-да, промашечка вышла.

– Нравится? Могу такую же подарить. Тебе пойдет, – ответила настолько приторным тоном, что у меня самой сахар в крови на несколько единиц подскочил.

Да-да… я порою мила до безобразия. После безобразия, впрочем, тоже мила.

Часы показывали, что еще немного – и надо будет идти на смену. Вернее, уже бежать. А если задержаться на пятнадцать минут – не только бежать, но и нестись, сбивая столбы и нерасторопных ранних прохожих.

Я специально сняла комнату недалеко от родной многопрофильной больницы, но… Когда-нибудь – честное слово! – я обязательно перестану опаздывать на работу. Точно. Зуб даю. Правда, не свой, а Шмулика. Но, похоже, это «когда-нибудь» случится не раньше, чем изобретут телепорт.

– Итак, на завтрак омлет, – ехидно прокомментировала я и, дождавшись возмущенного взгляда, уточнила: – Есть будешь?

Брюнет, не иначе как в отместку за то, что я его слегка попинала спросонья, заверил, что будет непременно.

– Значит, ты и жаришь, – удовлетворённо заключила я и потопала к себе в комнату за вещами.

Памятуя о том, что джинсы грязные, достала из шкафа поношенные карго. Их я любила за кучу карманов, в которые, по ощущениям, можно было запихнуть все. Даже слона, если того предварительно разделать.

Я взяла в охапку остальную одежду и отправилась в душ, сильно сомневаясь, что Денис приготовит завтрак. Как-то не сочетался он со сковородкой, на которой жарились яичница или оладьи. Такому скорее подошли бы блинчики из спортзала по десять и пятнадцать килограмм. Ничуть не сомневаясь, что кашеварить придется все-таки мне, я влетела на кухню за кофе и зависла, напоровшись на картину «брюнет у плиты». И было отчего.

Денис, не утруждая себя рубашкой, стоял в одних штанах и колдовал над сковородой, откуда потрясающе пахло. Широкая загорелая или просто от природы чуть смуглая спина впечатляла. По такому рельефу можно было положение мышц изучать. Мой взгляд задумчиво скользнул по шее, машинально отметив напряженную ременную, ниже – отлично развитые дельтовидные, трехглавую и большую ромбовидную, а еще – широчайшие мышцы спины. Тело сильное, поджарое, без единой капли лишнего жира.

– Нравлюсь? – не оборачиваясь, спросил Денис, заставив меня вздрогнуть.

– Кхм… – кашлянула я и, не скрывая очевидного, добавила: – Отчасти. Но, вообще-то, я уже в том возрасте, когда у девушки на уме только одно… – Я дождалась, когда брюнет заинтересованно на меня покосится, и добила: – Как бы заработать пару тысяч зеленых в месяц. Поэтому я сейчас быстро завтракаю и несусь на промысел.

– Промысел?

– Промысел Божий и врачебный, а не то, что ты подумал.

– Да я вообще с утра ничего не думаю, – усмехнулся он.

«И другим своим обнажённым торсом думать мешаешь», – я не сказала, но очень выразительно подумала.

После завтрака я полетела по квартире, на ходу собираясь. Загостившийся брюнет мгновенно очутился в коридоре. Вышли из дома мы вместе. Даже на пенсионный патруль не наткнулись, что удивительно. Хотя их лавочку Денис оценил. И было за что: все дело в том, что из сиденья торчали гвозди. Причем острием вверх.

Приглядевшись, можно было увидеть, что на самом деле деревяшка состоит из двух частей, которые сейчас были сложены одна на другую. С одной стороны их соединяли дверные петли, с другой – замок. Когда «полиция нравов» выходила на заставу, то замок отпирался, утыканная гвоздями доска откидывалась назад, свешиваясь почти до земли, и на абсолютно гладкую вторую доску, отполированную старушечьими задницами, спокойно приземлялся десант. Конечно, и ночью на лавочку можно было присесть. Попытаться – так точно. Если не жалко штаны и филей.

– Сурово, – присвистнул Денис.

– Профилактика геморроя, – уточнила я. – Сия неприятная болезнь возникает как раз из-за застоя крови при долгом сидении.

Так что бабульки того… Заботились о молодежи, которая иногда любила похрустеть чипсами с пив… с чаем у подъезда. Чтоб, значит, у них кровь не застаивалась…

Но брюнет мой специфический врачебный юмор не понял.

– Спасибо, что оставила переночевать, – на прощание поблагодарил он.

– Тебе спасибо, что не врезался. А повязку сегодня смени. И да, там дренаж стоит, так что, если увидишь, что он отпал, не пытайся запихнуть резинку обратно в шов.

– Ну, я же не совсем идиот, – пренебрежительно фыркнул Денис.

– Знаю, но поверь мне, случаи были. И вообще. Лучше, чтобы первую перевязку тебе сделала медсестра, заодно обработав шов.

Договорив, я глянула на время и… припустила во все лопатки. До смены оставалось совсем ничего.