Склеп польских королей в подземелье варшавского собора.
Мамаша Убю: Где же сокровище? Стучу-стучу, а пустоты нигде не слышно. Сосчитала все правильно: тринадцать плит вдоль стены от могилы Владислава Великого, но здесь ничего нет. Неужто обман?.. Ага, под этим камнем гулко. За дело, маменька Убю! Ну-ка, приподнимем эту плиту. Крепко держится! Попробуем подцепить вот этим деньгохватом, пусть послужит по прямому назначению. Ура! Вот оно, золото, среди королевских останков. Сгребем все в мешок! Чу! Что за шум? Откуда в этом подземелье взяться живому человеку? Мне, видно, померещилось. Скорее все собрать. Кругом гробы да кости, деньжаткам тут не место, пусть поглядят на белый свет. Плиту обратно... так. Опять этот звук. Жуть берет, не могу.... Заберу остальное в другой раз, вернусь сюда завтра.
Голос (исходящий из могилы Яна-Сигизмунда): Никогда, о Мамаша Убю, никогда!
Мамаша Убю в ужасе убегает через подземный ход, унося с собой мешок с золотом.
Площадь в Варшаве. Балдислав и его сторонники, народ и воины.
Балдислав: Вперед, друзья мои! За Польшу и Венцеслава! Старый хрыч Убю ушел на войну, осталась только его ведьма-супруга со своим молотилой. Я поведу вас за собой, и мы восстановим на троне нашу старинную династию.
Все: Ура! Да здравствует Балдислав!
Балдислав: Долой кровопийцу Убю и все его налоги!
Все: Ура! Вперед! Все во дворец —смерть выродкам!
Балдислав: А вот сама Мамаша выходит на крыльцо со стражей!
Мамаша Убю: Что вам угодно, господа? Ах! Балдислав!
Из толпы летят камни.
Первый стражник: Все стекла перебиты.
Второй стражник: О святой Георгий, мне конец.
Третий стражник: Черт побери, я умираю.
Балдислав: Бей, бей их камнями!
Батон: Ах, так! Охой!
Обнажает меч, бросается в толпу и рубит направо и налево.
Балдислав: Сразимся один на один! Защищайся, подлая фитюлька!
Они сражаются.
Батон: Я убит!
Балдислав: Победа! Бей Убюху!
Слышны звуки труб.
Балдислав: Это войска Вельмож, они уже близко. Вперед, хватайте старую каргу!
Все: Начнем с нее, а там и главного вора придушим!
Мамаша Убю убегает, поляки за ней.
Выстрелы, град камней.
Польское войско на марше через Украину.
Папаша Убю: К черту, к дьяволу, в хвост и в гриву! Мы погибаем, мы изнемогаем от жажды и усталости. Сир Солдатик, сделайте милость, наденьте на себя наш доходный шлем, а вы, сир Уланчик, соблаговолите облегчить тяжесть нашей особы и понести срынощуп и физикол, ибо мы, говорю вам, смертельно устали.
Солдаты повинуются.
Кол: Охой! Сусударь! Как странно, что рурусских все нет и нет.
Папаша Убю: Весьма прискорбно, что финансы не позволяют нам обзавестись соответствующим нашей комплекции средством передвижения, вот и пришлось нам всю дорогу брести пешком, а лошадь, чтоб не раздавить, вести в поводу. Как вернемся в Польшу — пустим в ход наши физические познания и наших просвещенных советников и изобретем ветряную повозку на целую армию.
Брусок: Сюда спешит Николай Ренский.
Папаша Убю: Что за известия у этого юнца?
Ренский: Государь, все погибло. Поляки восстали. Батон убит. Мамаша Убю скрывается в горах.
Папаша Убю: О вестник горя, черная ночная птица, сыч в сапогах! Где ты набрался этих гадких новостей? Хорошенькое дело! И кто все это сотворил? Уж верно, Балдислав. Откуда ты примчался?
Ренский: Из Варшавы, ваше благоутробие.
Папаша Убю: Поверь я тебе, зеленому срынцу, я повернул бы вспять всю армию. Но у тебя, дон пустозвон, больше перьев на шляпе, чем мозгов в голове, и все это тебе приснилось. Сходи-ка, милый мой, на передовые позиции и увидишь, что русские близко и нам скоро предстоит сеча с применением всех видов оружия: срынического, финансического и махинансического.
Генерал Ласси: Смотрите, пан Убю, там, на равнине, русские!
Папаша Убю: И правда, русские, будь я неладен! Мне крышка! И ног не унесешь — мы здесь, на высоте, как на ладони.
Войско: Русские! Вражья рать!
Папаша Убю: Всем занять боевые позиции! Мы останемся здесь, на холме, и вниз ни за какие пироги не спустимся. Я встану посередине, как живая крепость, а вы меня обороняйте. Пусть каждый зарядит ружье до отказа, ибо восемь пуль - это восемь убитых русских, которые меня уже не тронут. Первым эшелоном вниз, к подножию холма, выставим пехотинцев — пусть встретят русских и чуточку их поубивают, за пехотой пошлем конницу — пусть вступит в ближний бой, а вокруг мельницы расположим артиллерию — пусть стреляет в самую гущу. Мы же укроемся в самой мельнице и будем стрелять из срыномета, дверь запрем на крепкий махинанс, а кто сунется — секир ему финанс!
Офицеры: Будет исполнено, государь.
Папаша Убю: Отлично, победа будет за нами. Который час?
Генерал Ласси: Одиннадцать часов утра.
Папаша Убю: Еще успеем пообедать — до полудня русские атаковать не станут. Монсеньор Ласси, пусть солдаты справят все свои нужды и запевают Марш Финансов.
Ласси yxoдит.
Солдаты и Молотилы: Славься, сир Убю Папан, славься,наш Деньжатный пан! Траля-ля — бам-бам-бам! Бам-бам-бам-бам-бам-бамбам!
Папаша Убю: Орлы! Храбрецы! Молодцы! (Русское ядро сносит мельничное крыло.) О Царь Небесный, я убит! Или нет, кажется, пока цел.
Те же, польский Капитан, затем Русское войско.
Капитан (входя): Государь, русские пошли в атаку.
Папаша Убю: А я-то что могу поделать? Я им не командир. Однако, господа набеймошенники, приготовимся к бою.
Генерал Ласси: Еще одно ядро!
Папаша Убю: Нет, больше мне невмоготу! Пули, ядра так и свищут, наша драгоценная персона того гляди понесет урон. Скорее вниз!
Все бегут вниз с холма, где кипит бой, и скрываются в пушечном дыму.
Русский солдат (нанося удар): За Бога и царя!
Ренский: Умираю!
Папаша Убю: Вперед! А ты, сударик, поди-ка сюда, я тебя сцапаю. Ты, невежа, больно задел меня этой твоей пушкой, которая не пуляет!
Русский: А это ты видал?
Стреляет в него из пистолета.
Папаша Убю: Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! Меня проткнули, ранили, пронзили, причастили и похоронили! И все же... Хоп! Попался! (Раздирает русского.) Теперь попробуй тронь!
Генерал Ласси: Вперед, а ну! Поднажали, через ров перебежали! Победа за нами!
Папаша Убю: Ты думаешь? А у меня покуда на челе не столько лавры, сколько шишки.
Русские конники: Ура! Дорогу царю!
Появляется Царь, с ним переодетый Бордюр.
Первый поляк: Спасайся, кто может! Царь!
Второй поляк: О Боже, он штурмует ров!
Третий: Пиф-паф! Вон тот детина уложил четверых одним ударом!
Бордюр: А вам, выходит, еще мало? Так получите по заслугам! Ты, Ян Собеский! (Убивает его.) И иже с ним!
Крушит поляков.
Папаша Убю: Вперед, друзья мои! Хватайте этого мерзавца! Руби московских псов! Мы победим! Да здравствует Алый Орел!
Все: Вперед! Ура! Бей чертово отродье! Держи мерзавца!
Бордюр: Я падаю, спаси, святой Георгий!
Папаша Убю (узнает его): Да это ты, Бордюр, дружище! Какая встреча! Как мы рады! Велю сварить тебя на медленном огне. Эй, набеймошенники, разложите костер. Ах! Ох! Умираю. В меня, верно, выпалили из пушки. Прости мне, Боже, все грехи! Ей-же-ей, из пушки!
Бордюр: Всего лишь холостым из пистолета.
Папаша Убю: Смеяться надо мной? Опять? Так угодишь в карман!
Бросается на него и раздирает.
Генерал Ласси: Мы наступаем на всех позициях.
Папаша Убю: Сам вижу. Невмоготу мне — запинали, живого места нет. Присесть бы на минутку. И бутыль моя пропала!
Ласси: Возьмите у царя!
Папаша Убю: И возьму! А ну, мой добрый меч-посрынец, делай свое дело, и ты, деньгохват, не отставай! А махинанс пусть разделяет с палочкой-загонялочкой честь бить, крошить и потрошить московского монарха. Вперед, сеньор срысак!
Устремляется на царя.
Русский офицер: Берегитесь, Ваше Величество!
Папаша Убю: Вот тебе! Ой! Аи! Однако! Прошу прощенья, сударь, не трогайте меня! Я не нарочно! Ой!
Убегает. Царь преследует его.
Папаша Убю: Святая Дева, этот бешеный гонится за мной! О небо, чем я провинился? О Господи, лезут еще! Ров впереди, а враг наступает на пятки! Закрыть глаза и — была не была!
Перепрыгивает через ров. Царь падает в ров.
Царь: Я сорвался!
Поляк: Ура! Царь повержен!
Папаша Убю: Боюсь взглянуть назад. Свалился в ров? Отлично. Там его и пришибем. А ну, поляки, лупи по очереди, он живучий! А сам я поостерегусь. Однако наше пророчество сбылось: мой физикол творил чудеса, и я бы непременно убил супостата, когда бы нечаянный фактор не смел всю нашу доблесть. Мы были вынуждены драпануть и спаслись благодаря своей сноровке в верховой езде да силе нашего славного срысака, чья быстроногость не имеет равных, а легконогость беспримерна, а также благодаря глубине рва, что так кстати разверзся под стопами того, кто выступил против нашей присутствующей ныне здесь особы Главного Казначальника. Все это превеликолепно, но меня никто не слушает. О! Опять все сначала!
Русские драгуны атакуют и освобождают царя.
Генерал Ласси: На этот раз дело дрянь!
Папаша Убю: Самое время уносить ноги. Любезные подданные, вперед! Вернее, назад!
Поляк: Спасайся, кто может!
Папаша Убю: Да-да, пора! Но что за давка, что за кутерьма! Как выбраться из этой мясорубки? (Его толкают.) Эй ты, полегче, не то узнаешь на своей шкуре, каков во гневе Главный Казначальник. Ага, путь свободен, смоемся же поскорее, пока не видит Ласси.
Уходит. По сцене npoxoдят Царь и русское войско, преследующее поляков.
Пещера в Литве. Идет снег. Папаша Убю, Кол, Брусок.
Папаша Убю: Ну и погодка, холод собачий, состояние особы Главного Казначальника преплачевно.
Кол: Охой! Сусударь Убюбю, оправились ли вы от испуга и бебега?
Папаша Убю: Да, страх прошел, а бег еще нет.
Брусок (в сторону): Вот трус!
Папаша Убю: А как ваш ух, досточтимый Брусок?
Брусок: Блаблагодарствую, сусударь. При том, что дело плохо, лучше не бывает. Свинсвинец оттягивает ухо, а вынуть пупулю я не смог.
Папаша Убю: Вот так штука! Ну, да ты и сам всегда был не прочь кого-нибудь укокошить. Что до меня, я проявил львиную доблесть, своей рукой без риска для себя убил четверых. Не считая покойников, которых мы прикончили.
Брусок: Не знаете ли, Кол, что сталось с юным Ренским?
Кол: Он получил пупулю в лоб.
Папаша Убю: Подобно васильку иль маку полевому, подкошенным в расцвете сил безжалостной косой косца, скосившего их нежный цвет, погиб наш юный Ренский. Он преотменно дрался, но уж больно много было русских.
Кол и Брусок: Охой! Сусударь!
Эхо: Хрр-оой!
Кол: Что это? Кинькинь-киньжалья наголо!
Папаша Убю: Держу пари, снова русские! Ну нет, я сыт по горло! Да что там, пусть только тронут — всех сгною в кармане!
Те же, Появляется Медведь.
Брусок: Охой! Сусударь Казначальник!
Папаша Убю: Какая прелесть! Вы только гляньте, что за песик!
Кол: Беберегитесь! Это же медведь! Страшенный, огроменный, о, у меня подкорки затряслись!
Папаша Убю: Медведь?! Страшенный зверь! Меня, несчастного, сожрут! Господи, спаси! Прет прямо на меня! Нет, нацелился на Бруска. Уф, отлегло.
Медведь бросается на Бруска. Кол бьет медведя ножом. Убю влезает на скалу.
Брусок: Ко мне, Кокол, ко мне! На помощь, сударь Убюбю!
Папаша Убю: Делать нечего, приятель, выпутывайся сам, нам недосуг, мы заняты — читаем Отче наш. А загрызут, что ж, значит, нынче твой черед.
Кол: Есть, я его держу!
Брусок: Держи крепче, друг, он понемногу ослабляет хватку.
Папаша Убю: Да святится имя Твое.
Брусок: Гнусный трус!
Кол: А-а! Он меня грызет! Господи, спаси и помилуй! Умираю!
Папаша Убю: Да будет воля Твоя.
Брусок: Я его ранил!
Кол: Ура! Он истекает кровью.
Молотилы причитают, медведь ревет, Убю бормочет молитву.
Брусок: Подержи его еще чуть-чуть. Я выпростаю руку и выдам свой коронный взрывной поддых.
Папаша Убю: Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
Кол: Ну, все? Я больше не могу.
Папаша Убю: Яко и мы оставляем должником нашим.
Брусок: Все!
Взрыв, медведь валится мертвый.
Кол и Брусок: Победа!
Папаша Убю: Иизбави нас от лукавого. Аминь. Ну что, он точно сдох? Можно слезть со скалы?
Кол (презрительно): Как пожелаете.
Папаша Убю (слезая): Можете гордиться: если вы еще живы и попираете ногами снега Литвы, то обязаны этим могуществу Главного Казначальника. Это он старался, изощрялся, надрывался, читая Отче наш ради вашего спасения и действовал оружием духовным с не меньшей доблестью, чем вы — материальным в виде коронного поддыха Бруска. Мы распростерли радение о вас еще дальше, ибо не преминули забраться на высокую скалу, дабы сократить нашей молитве путь к небесам.
Кол: Бесстыжая скотина!
Папаша Убю: Ну и здоровенная зверюга! Благодаря мне вы получили знатный ужин. А утроба-то, утробища какая, господа! Грекам было бы в ней вольготней, чем в деревянном коне, а мы с вами чуть было не убедились на собственном опыте в ее вместительности.
Кол: Я умираю от голода. Чем бы заморить червячка?
Брусок: Медведем.
Папаша Убю: Не станете же вы есть его сырым. А огонь развести нечем.
Кол: Разве у нас нет ружейных кремней?
Папаша Убю : И правда. К тому же, вон, по-моему, невдалеке лесок, там можно набрать хвороста. Сходи-ка принеси, любезнейший Брусок.
Брусок идет через снежную поляну.
Кол: А вы, госусударь, пока начните свежевать медведя.
Папаша Убю : Нет-нет! Вдруг он еще живой. Лучше ты—тебе не привыкать, ты все равно уже со всех сторон покусан и погрызен. А я пока что разведу огонь и подожду, пока Брусок принесет хворосту.
Кол принимается свежевать медвежью тушу.
Кол: Да он уже остыл!
Папаша Убю: Жаль. Куда приятнее съесть его тепленьким. А так у нашего деньжатства может приключиться несварение желудка.
Кол (в сторону): Нет, каково?! (Громко.) Помогите хоть немного, сеньор Убю, мне одному не справиться.
Папаша Убю: Не желаем ничего делать! Мы утомились!
Брусок (возвращается): Какой снег! Как в Кастилии или на Северном полюсе. Уже смеркается и через час совсем стемнеет. Надо поторопиться, пока еще хоть что-то видно.
Папаша Убю: Вот, слышишь, Кол? Поторопись. Поторопитесь оба! Разделывайте мясо, готовьте вертела и жарьте, мы проголодались!
Кол: Ну, это уж слишком! Работай или ничего не получишь, ты, прорва!
Папаша Убю: Да мне-то что, и сырое съем, это вам будет хуже. И вообще, я хочу спать.
Брусок: Не горячитесь, Кол. Поужинаем вдвоем. А ему не дадим ни кусочка. Или дадим одни кости.
Кол: Так и поступим. Вот костер разгорелся.
Папаша Убю: Как хорошо! Тепло! Но что я вижу — русские идут! Мы отступаем, Боже... Ах...
Засыпает и падает.
Брусок: Хотел бы я знать, на самом ли деле, как говорил Ренский, Убюху спихнули с престола. Это вполне правдоподобно.
Кол: Давай сперва поужинаем.
Брусок: Есть вещи поважнее. Неплохо бы проведать, насколько верны эти известия.
Кол: Ну да. Чтоб знать, бросать Папашу или оставаться с ним.
Брусок: Ладно, утро вечера мудренее. Давай спать, а завтра решим, что делать.
Кол: Нет, лучше убежим, пока темно.
Брусок: Ну что ж, бежим.
Уходят.
Убю (разговаривает во сне): Эй-эй, поосторожней, ваша русская драгунская милость, не стреляйте, кругом люди! А вот Бордюр, страшный, прямо медведь! И Балдислав прет на меня! Медведь, медведь! Упал! Какая тяжесть! Я ничего не делаю! Ты слышишь, Балдислав? Уйди! Я вижу Ренского, и с ним сам царь! Они побьют меня, ой-ой! А это кто? Убюха! Откуда у тебя это золото? Украла у меня, злодейка, обобрала мою могилу в варшавском соборе, близ Луны. Я давно уже мертвый, убит Балдиславом, я мертв и похоронен в Варшаве, рядом с Владиславом Великим, а также в Кракове, рядом с Яном-Сигизмундом, и в торнском каземате, вместе с Бордюром! Вот снова он! Пошел прочь, проклятый медведь! Ты похож на Бордюра. Слышишь, дьявольское отродье? Нет, он не слышит, молотилы обкарнали ему ухи. Пзловорежь, убювай, финанс вышибай да напивайся до смерти — чем не жизнь для удалого фискальника, чем не потеха для Главного Казначальника!
Замолкает и засыпает.
КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО АКТА