Глава 1

Жаркое солнце середины июня спряталось за высоткой главного корпуса университета, накрывшего широкой тенью площадь перед ним. Под глубоким темно-синим небом звенел смех, царила радость и волнительное предвкушение счастливого будущего, полного новых знакомств и сбывшихся надежд. Период вступительных экзаменов начнется всего через неделю, но к тому времени надо собрать списки желающих, подтвердить способности оригиналами аттестатов, а намерения – солидной суммой залогового взноса или же подписью в гербовом контракте с княжеством, готовым платить за самых перспективных в обмен на службу.

Разумеется, документы можно подать в любой день только-только начавшейся недели, но в таком серьезном деле, как собственное будущее, большинство предпочло прийти сразу, разумно страхуясь от возможных накладок.

Оттого народу на университетской площади, обрамленной пешеходными улицами и трехэтажными зданиями университетских корпусов, было особенно много. Молодежь занимала самый ее центр, оставив край площади степенно прохаживающимся родителям, зорко поглядывающим за поведением и первыми знакомствами своих чад. Когда-то нынешние отцы и матери тоже стояли в центре, полагая себя по-настоящему взрослыми, а родителей – слишком старыми, чтобы прислушиваться к их увещеваниям и строгим наставлениям. Вскоре и эти вырастут и станут отговаривать уже своих детей от собственных ошибок и промахов.

«Но те им тоже не поверят» – хмыкнул своим мыслям Александр Ефремович Ферзен, ректор имперского университета княжеского города Шуйск, отдавая должное крохотной чашке с ароматным кофе.

Зеркальные окна от пола до потолка огораживали высокий подиум кафетерия от оживленной летней улицы. Взгляд сверху вниз и непрозрачность стекол со стороны тротуара где-то даже оживляли аппетит, добавляя вдумчивому потреблению пищи сочную картину жизни, не замечающей пристального внимания.

Заведение находилось на первом этаже дома для преподавателей, примостившегося у левого края площади, сразу за небольшой парковкой для персонала. И хоть оно и было открыто для всеобщего посещения, но высокие цены и тяжелый взгляд профессуры, видящей все долги студентов насквозь, давно уже сделали его заведением «для своих». Хозяев кафе, впрочем, это не вводило в убыток, судя по тому, что работало оно уже пятый год и не собиралось закрываться.

А конкретно это место – на подиуме, отделенном от общего зала отдельным проходом, за годы стало его, ректора, личным. Всякий раз за столиком его дожидалась табличка «Заказано», а персонал будто предугадывал его визиты – иначе и не сказать, если от времени заказа до расставления на столе пышущих ароматом и жаром блюд проходила от силы пара минут. Затем наступало время крохотной чашки кофе, запиваемой стаканом воды, и вдумчивого наблюдения за жизнью подопечных. Той, что наверняка не увидеть из окна его кабинета.

Складывались пары, обозначали общие интересы группы студентов. Порою доносились отрывки фраз и сплетен. Нет, человеку его статуса подслушивать даже в мыслях не было, но не уши же закрывать за обеденным столом? Все в рамках приличий и без урона дворянской чести. В конце концов, милостью государя, именно он, Александр Ефремович, поставлен хозяином университетских корпусов и начальником преподавателей, ему полезно знать, что на самом деле волнует студентов и подчиненных. Ведь на кону вполне может оказаться преуспевание университета и лично его должность.

Пересекли площадь преподаватели, степенно вышагивая к парковке через пугливо раздавшуюся толпу. Новички пока не знают своих наставников в лицо, но достаточно вида парадного мундира гражданской службы, чтобы ощутить должную степень робости и уважения. В чем-то форма преподавателей схожа с военной: хоть и лишена знаков различия, но наградные медали и планки, пусть те и выданы исключительно по мирным поводам, придают вид внушительный и грозный. Пусть сразу видят, что тут тоже идет война – за светлые умы, против тьмы невежества!

Ректор разглядел лица коллег и погасил порыв попросить у обслуги добавить кресел к столу и принести дополнительные меню. Вряд ли кто из них присоединится к нему за обеденным столом – то люди семейные, предпочитают обедать дома. Это он, ректор, один. От позднего брака осталась только дочь. Сердце потеплело от законной гордости – с отличием закончив консерваторию, родная кровинка сейчас покоряла своим талантом столицу и даже пару раз показалась на центральном телевидении, пока, правда, мельком, на втором плане. Но даже эти короткие записи он трепетно хранил. Жаль только – поделиться ими не с кем. Супруга отошла в другой мир десять лет назад, а новые отношения даже сейчас ощущались изменой той самой истинной любови, что бывает раз в жизни.

Тем временем профессура раскланялась меж собой и предсказуемо разошлась по машинам. Дорогим, к слову, автомобилям, не старше года каждый.

Учитель физики Аристарх Игнатьевич, любитель дорогих костюмов и модных галстуков, прикрыл дверцу своего «Шевроле Импала», пронесся под басовитый рев двигателя по улочке, распугивая зазевавшихся гостей, и лихо вырулил за знаки «Стоп», «Только для персонала». Следом куда спокойнее вырулили «порше» и «сеат» профессоров кафедры высшей математики, а завершил процессию совсем нескромный «Балто-Русс» проректора Овсянова, стоивший как бы не дороже первых трех автомашин вместе взятых.

Не бедствовали преподаватели имперского университета, что скрывать. Сам ректор, правда, всегда находил куда потратить деньги – в основном на подарки дочери. Но разве ему много нужно было? Квартиру ему предоставил университетский фонд пять лет назад, тогда же предложил выделить машину на выбор, но тут он постеснялся и остался при своей «Волге», которой тогда шел всего второй год. Да и зачем менять? Скорость Ферзен не сильно любил, а добираться до дома всего с десяток минут пешком. На машине – так и вовсе смех.

В общем, грех жаловаться, право слово. Что вне работы, что в стенах университета, блиставшего свежим ремонтом, пятым за пять лет, все у ректора ладилось.

А тут еще, незаметно подкравшись, комплимент от повара подали, добавив: «За счет заведения», – и мысли вовсе обрели радужный тон.

«В столицу махнуть на выходные, что ли? За свои деньги, разумеется».

Хотя у университета был собственный самолет. Небольшой, на пятьдесят пассажиров, но, поговаривают, даже у многих столичных такого не было. Ведь небо – только для аристократов, а как бы ни любило государство высшие учебные заведения, но такая роскошь, как бесконечный лимит на топливо, любые маршруты над страной и двое дежурных пилотов, выходила за всякие рамки. Самолет – князя Шуйского, предоставленный в аренду за одну копейку в год.

Редко кому так везет с сиятельными владетелями земель. Обычно они те еще скряги, дико ворчливые от необходимости каждый год платить за имперский университет на своих землях. Дорого им, видите ли. А специалистов им выдай наилучших! При этом те же ворчливые князья в то же самое время хороводы вокруг Москвы водят с просьбами открыть еще один храм науки и выделить преподавателей. Однако стоит добиться успеха и перерезать красную ленточку – тут же начинается вечное недовольство тратами. Но это они, наверное, от прошений и университетских просьб страхуются. К таким скрягам идти на поклон – никакого желания, проще в столицу написать.

Не всем достается такое счастье, как Александру Ефремовичу, ой не всем.

«А может, на университетском самолете и махнуть? Вон как раз экскурсия по Кремлю намечается у стипендиатов, можно всего на один день сместить график вылета и… Хотя нет, нагловато», – все же решил ректор добираться на имперских авиалиниях.

К доброму отношению следует относиться бережно. Будто в пику его мыслям, величаво вырулил с парковки покрытый золотом «Кадиллак Эскалейд» преподавателя по русскому языку.

Не у всех, правда, это понимание есть… Ну да их дело.

– Александр Ефремович?

– Да-да? – повернулся он, встрепенувшись от знакомого голоса.

Рядом с его столиком замер в почтительном поклоне хозяин заведения самолично, отчего-то накинув белоснежное полотенце на сгиб локтя, будто обычный официант. Впрочем, остальная его одежда – жилетка в крупную клетку поверх белой рубашки, ничем не отличалась от формы остального персонала. Облик смотрелся целостно, выдавая немалый стаж руководителя на низовой должности.

«Но с чего бы такой вид? – ворохнулось любопытство. – Решились обслужить самолично? Приятно, безусловно, но нет времени на новую перемену блюд».

– Александр Ефремович, с вами желают переговорить. Окажите милость, всего пять минут вашего внимания… – обозначил самую радушную улыбку ресторатор, добавив толику вины во взгляд.

Ферзен поджал губы и укоризненно посмотрел на мужчину.

Никто не любит нежданных визитеров, особенно разрушающих таинство послеобеденного отдыха. А тут еще назревает явный проситель – наверняка с весьма предсказуемой просьбой пристроить нерадивое чадо на первый курс. Столь же предсказуемый (для тех, кто ректора знает) отказ наверняка попортит им обоим настроение. Словом, дело неприятное, но, видно, неизбежное.

– Прошу вас, Александр Ефремович, – молитвенно сложил хозяин заведения руки и искренне добавил еле слышным шепотом то, что тут же, с великим изумлением, заставило сомневаться в его истинном статусе: – Иначе меня уволят…

– Приглашайте, голубчик, – скорбно выдохнул Ферзен, складывая руки на груди и демонстративно отворачиваясь к окну.

В конце концов, ему тут еще завтракать, обедать и ужинать, а возможная смена администратора может принести отрицательные изменения в привычный распорядок дня. Пусть холуй выслуживается, от Александра Ефремовича не убудет сказать «нет» еще раз. В его университете не будет кумовства!

Стол тут же очистили от посуды, вернув через полминуты графин с водой и два пустых стакана. За этим делом все хлопоты в общем-то завершились, а вот обещанного просителя не наблюдалось. Но раз у него одолжили ровным счетом пять минут – ректор демонстративно приподнял рукав пиджака, чтобы посмотреть на циферблат часов, – еще три минуты, и он отсюда уходит.

Чтобы озвучить данную мысль, Александр Ефремович грозно оглядел зал в поисках администратора, но с удивлением обнаружил отсутствие как обслуги, так и иных посетителей. В кафе, кроме него, – никого.

Солидный звук автомобильных моторов дернул нервную струну, заставив резко повернуться к окну.

«Коллеги вернулись?» – немного нелепо пришлась мысль при виде кавалькады из трех незнакомых автомашин, втекшая на университетскую парковку, игнорируя знаки и ограничения. Впрочем, если обратить внимание на имперский герб на двух авто в арьергарде – они имели на то право. Вот только первый автомобиль, слегка потрепанный временем темно-синий «опель» с обычным гражданским номером, совсем не гармонировал с черными квадратами внедорожников сопровождения. Но именно к невзрачному автомобилю бросился ресторанный служка от входа в заведение, торопясь открыть дверь. Не успел – из задней двери уже вышагнул молодой парень лет семнадцати в бежевых брюках и белой безрукавке. Мельком огляделся, игнорируя суету вокруг него, и шагнул к двери кафетерия.

«Две минуты», – нервно дернулся взгляд Ферзена к циферблату часов.

Мелодично тренькнул входной колокольчик, возвещая о прибытии нового гостя. Крайне необычного, по всей видимости.

«Да что с того? – раздраженно дернул плечами Александр Ефремович, подняв взгляд к горделивому полотну с двуглавым орлом на шпиле университетского здания за окном, дарующему абсолютную защиту от сильных мира сего. – Да хоть князь!»

Краем глаза ректор отметил силуэт в белой рубашке подле стола и еле слышный звук от положенной на скатерть папки с бумагами.

– Добрый день, Александр Ефремович, – вежливо поздоровался с ним молодой голос, уже приобретший некую толику бархатистости и глубины, свойственную старшему поколению.

Ферзен вновь сложил руки на груди и недовольно покосился на говорившего.

– И вам доброго дня, юноша.

Совсем молодой, как те, что занимали сегодня университетскую площадь, ожидая своего времени для подачи документов. Между прочим, честно ожидали и не пытались через знакомства пробиться к ректору лично!

Парень напротив внимательно посмотрел на него, умудрившись-таки зацепить взглядом серо-синих, словно штормовое небо, глаз. Глубоких, завораживающих кажущейся подвижностью радужки, будто медленно вращающейся… и тускло мерцающей сотнями еле заметных огоньков в самой ее глубине, если приглядеться. Но ведь так быть не может…

– Александр Ефремович?

– А? – спохватился ректор, осознав, что пропустил обращенные к нему слова.

– Мне нужно закончить ваш университет, – терпеливо повторил юноша, стукнув пальцем по укладке документов в раскрытой папке перед собой.

– Не смею препятствовать. Поступайте обычным порядком, отучитесь положенные пять лет, и я лично вручу вам диплом, – расправил плечи Ферзен, возвращая привычную уверенность.

Все же самый обычный проситель, а он-то уже надумал себе…

– Я уже поступил, – парень взял первый лист сверху и переложил на половину стола ректора, – отучился и получил все положенные отметки, – следом за первыми, легли новые бумаги с выкопировками из приказов и зачетных книжек, ведомостей и прочей канцелярщины, сопровождающей студентов на всем пятилетнем пути.

– Разрешите поинтересоваться, – хмуро глянул на юношу Александр Ефремович, придвигая к себе листы. – Самойлов Максим, из свободных граждан.

Он не помнил такого имени. Безусловно, ректору огромного учреждения и не положено знать всех учеников поименно, но за пять лет он обязан был зацепить взглядом, оставив в памяти хотя бы легкое чувство узнавания. Пусть даже не самого ученика, но такую свиту из машин он наверняка не упустил бы из виду. Вернее, знал бы точно, кого в стенах его заведения так опекают.

– Год рождения… Принят в имперский университет города Шуйск в две тысячи… Хм… В тринадцать лет?! – Невольно в огромном изумлении распахнулись глаза. – И вы пришли ко мне с этой подделкой?! Молодой человек, я немедленно вызываю полицию!

– Они подлинные, – абсолютно спокойно отнесся к угрозам Самойлов. – Оригиналы документов в двух экземплярах, первая часть в вашем архиве, вторая – у меня здесь, – вновь щелкнул он по оставшимся бумагам в папке. – Будет много ненужных вам вопросов, не считаете?

– Не считаю! – взвился с места Ферзен, опершись руками о край стола и нависая над самозванцем. – Я вас в университет не принимал!

– Такое право есть у проректора в ваше отсутствие, – столь же меланхолично отреагировал собеседник и положил еще один лист из бумажной укладки поверх остальных.

Очередная подделка!

Обличительная фраза, уже готовая сорваться с уст, разбилась сорванным на выдохе словом и надсадным кашлем, стоило вновь наткнуться на взгляд гостя. Завораживающий и холодный, словно поверх оружейного прицела. Но не того, что ведет дичь, а что заставляет смотреть на охотника, не позволяя шевельнуться, от которого желание кинуть бумаги в лицо наглецу обернулось непонятной робостью, а правильный и очевидный поступок с вызовом представителя службы безопасности университета подменился порывом разобраться во всем самостоятельно. Даже сама поза ректора показалась настолько неуютной, что Ферзен предпочел медленно вернуться в кресло и присмотреться к подделке внимательнее.

Стоило отметить, что бумага выполнена безупречно и украшена положенным количеством печатей.

«Подпись зама, росчерк пера, все сходится, – с досадой кусал он губы – Номер приказа!»

Набрать на сотовом номер телефона приемной – секундное дело, даже с неприятным подрагиванием кончиков пальцев. Зачитать заветный номер, услышать ответ от секретаря…

– И он посмел пойти на подлог?!

– Александр Ефремович, в моей зачетной книжке более тридцати подписей и печатей, проставленных не одномоментно, а с полным соблюдением всех сроков и регламентов. Ни одна проверка не выявит нарушений.

– То есть все они?.. Все мои коллеги?.. – с некой растерянностью вымолвил Ферзен, переводя взгляд со странного гостя на документы и обратно.

Растерянность, впрочем, тут же сменилась законной яростью.

– Все они продались за моей спиной?! – вцепился ректор в копии бумаг и грозно потряс ими над столом.

– Все, – отчего-то с некоторым сочувствием кивнул парень. – И даже вы.

– Я-а?! – прогремело в здании кафе.

– Квартира, ежемесячные поступления, оплата счетов. Все они проистекают из того же источника, что у остальных.

– Я! Никаких! Денег! Не! Брал! Убирайтесь из моего университета и ждите повестки в суд, молодой человек! – грозно указал ректор перстом на дверь, вновь взвившись с места.

– Университетский фонд, – даже не дрогнуло лицо юноши, а вся гневная речь будто относилась не к нему, а к той же двери, на которую все еще указывал Александр Ефремович. – Вам знакомо это наименование? И сядьте, будьте так любезны.

В последней фразе было достаточно воли и жесткости, чтобы Ферзен предпочел выслушать продолжение этого нелепого разговора сидя. Он все равно немедля отправится к главе особого отдела, а тот пока все равно на обеде, так что можно потешить себя выслушиванием всяческих нелепостей.

Но ком недобрых предчувствий, заворочавшийся под солнечным сплетением, настаивал совсем на иных мыслях, которые даже про себя произносить было боязно.

– Какое отношение имперский университетский фонд имеет к вам, молодой человек? – едко поинтересовался ректор.

– А вы знаете, что за употребление слова «имперский» в именовании полагается годовой сбор в два миллиона рублей? – неожиданно поинтересовался Самойлов. – За пять лет сумма вышла довольно значительной. Я бы, к слову, с куда большим энтузиазмом потратил бы их на вас, но вы бы не стали брать деньги и ценности от фонда с другим наименованием, верно?

Александр Ефремович побуравил взглядом собеседника и категорично мотнул головой.

– Вздор.

– Неужели ни разу не интересовались у коллег из иных городов уровнем зарплат и привилегий? – приподнял бровь юноша. – Не заметили несоответствий?

Замечали, но предпочитали не озвучивать и не вызывать зависть. Казалось вполне разумным, что фонды от княжества к княжеству разные, а поддержка профессуры может значительно отличаться от результата работ. Свою же работу высший руководящий и преподавательский состав университета считал безупречной, оттого не удивлялся ни секунды щедрым поощрениям.

– У вас есть иные доказательства, кроме этой вашей наглости и слов? – попытался надавить ректор едким тоном, с коим обычно распекал подчиненных.

Получалось плохо – гость даже к спинке стула не отодвинулся, продолжая сидеть ровно и прямо. Тут уже неудобство почувствовал сам Ферзен и предпочел позу скептика, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.

– Документы, – невозмутимо качнул плечами Самойлов. – Но моим вы ведь не поверите, так? Посоветую вам поинтересоваться учредителями фонда в иных источниках.

– Там я увижу вашу фамилию, смею думать?

– Владельцем будет фонд «Наука – развитие», – отрицательно качнул тот головой, – а уже его владельцем – офшор на Кипре. Так что даже обратись вы в полицию, мало чего добьетесь. А вот к вам уже будут вполне определенные вопросы, ведь принимать деньги от заграничного предприятия, пусть даже опосредованно…

– Вы смеете мне угрожать?.. – прошипел ректор.

– Ни в коей мере, – поднял руки юноша, отмахиваясь от обвинения. – Я уже говорил: все, что я хочу, – завершить обучение.

– Так шли бы к этому вашему Овсянову, век бы его не видеть! – хлопнул Ферзен рукой по скатерти.

– Как оказалось, документы о защите диплома могут быть только с вашей подписью.

– И что будет, если я не подпишу? Вы станете шантажировать меня своим фондом?

– Александр Ефремович, слово даю – никакого шантажа, – приложил Самойлов руку к груди. – Ни шантажа, ни денег, ни квартир, ни машин, каждая из которых в найме у фонда. Ведь это было так удобно – переложить налоги и ежемесячные платы на фонд.

– И вы, говорите, не шантажист? – иронично хмыкнул Ферзен, которого новость о лишении привычного жилья кольнула тоской даже через ярость и гнев на молодого наглеца.

– Всего лишь мне больше незачем будет вас добровольно поддерживать. Все эти расходы, ремонт университетских корпусов, оплата самолета…

– Самолет – княжеский! – ухватился ректор.

– Александр Ефремович, – укоризненно глянул на него взгляд необычных темно-синих глаз, – к чему слова? Самолет уже сегодня перестанет вас принимать. И не следует на меня смотреть столь гневно. Да, парад роскоши последних пяти лет завершится, но я же не забираю у вас ничего лично вашего, верно?

– Я ничего не подпишу, слышите?! – Заставив себя не думать о том, что станет с единовременно выкинутыми из домов преподавательскими семьями и какой разразится скандал, произнес ректор. – Катитесь к черту со своим фондом!

– То есть «спасибо» за эти пять лет мне тоже не услышать, – вздохнул Максим Самойлов. – Не мое это – хорошие дела.

– Вы нас обманывали все эти годы!

– Меня бы кто так обманывал… Александр Ефремович, приношу извинения. Жаль, что разговор не задался. Признаюсь, совсем не хотел вас волновать и уж тем более заставлять испытывать столь сильные эмоции. Вашей дочери вовсе не понравилось бы, случись что с вами. – Сложив бумаги обратно в папку, приподнялся парень из-за стола.

– Стоять! – рявкнул Ферзен, стукнув кулаком по столу. – Что ты там сказал про мою дочь, щенок?!

Сейчас он был даже не главой вуза, а зверем куда страшнее – любящим родителем.

– Говорю, что Александра Ферзен – моя знакомая, – поднялся на него хмурый взгляд, – не более того.

– Если с ней хоть что-то… – пророкотал ректор, комкая скатерть в кулаке.

– Все у нее будет хорошо, – вновь прижал к полу его эмоции холодный тон. – Никто не тронет.

– Откуда ты ее знаешь? – Сглотнув комок из ярости и злости, ректор предпочел прислушаться к чутью и поумерить тон.

– Саша работает на моем канале. – Видимо убедившись, что старик не сорвется на него с кулаками, Самойлов стукнул пару раз ребром папки о стол, выравнивая бумаги.

– Лжешь! Это канал князей Долгоруких!

– Долгорукого Игоря, угу, – вздохнул парень, с грустью взглянув на циферблат своих часов.

Ректор невольно повторил его движение – уже на три минуты больше, чем планировалось. А нервов выжгло – на целые месяцы.

– Только я не вру, но вам это будет проверить еще сложнее, – потер Самойлов задумчиво переносицу и повернулся к двери. – Спросите у дочери, ей вы наверняка поверите.

– Постойте, – не удержался Ферзен от оклика, стоило парню уверенно двинуться на выход. – А… карьера Александры?

Он просто хотел услышать ответ, не важно какой. Пусть будет плохим, это уже не испортит день, но даст железное обоснование вернуть дочь обратно прямо сейчас. Предварив звонком и обязательно – личным визитом. Отчего-то про владельца канала верилось. Хоть и быть такого не могло, что представитель славного рода Долгоруких на кого-то мог работать!… Вернее, Александр Ефремович раньше не встречал никого, кто соответствовал бы такой невообразимой начальственной должности.

– Пять лет счастья завершены, – задержался юноша, с полной серьезностью посмотрев на него. – Я не собирался и не собираюсь забирать у вас ничего. Не стану возвращать обратно, как великую милость, и требовать за это платы. Всем вам придется жить дальше с тем, что имеете, и с теми силами, что при вас.

– То есть… – заволновался ректор за дочь.

– Роли перестанут падать с неба, если говорить условно, – пожал юноша плечами. – Но все, что она заработает сама, своим талантом и трудом, никто не отнимет. Даю слово. Она способная, я вас уверяю. Лет через десять, вот увидите…

– Мы не могли бы вернуться к столу?.. – дала трещину воля пожилого человека.

Десять лет – это много. Для юной звезды потом будет уже старость и четвертый десяток лет…

Поэтому сейчас, вернув Самойлова и вновь сев с ним за стол, Ферзен был готов подписать любую бумагу.

Но медлил, с тоской ощущая собственное бессилие перед событиями, желая их хотя бы немного отдалить. Например, хотя бы соблюсти церемониал от начала до самого конца – принять его в вуз… Изобразить в своем воображении экзаменационные вопросы и ответы на них… Словом, совершить весь этот фарс для себя лично, чтобы утихомирить разболевшуюся совесть. Ведь есть же экстерн, верно? Для гениев… Этот был определенно гений, пусть талант его был предгрозовой тьмой, от которой хотелось сбежать или отвести от себя и близких в сторону.

– Итак, Самойлов Максим… – скрывая волнение, начал Александр Ефремович, перебрав папку с бумагами юноши и положив перед собой школьные аттестаты, характеристику и заявление на поступление. – Завершил обучение в школе номер сто пять. Оценки превосходные, – распахнул он красную книжку аттестата за одиннадцатый класс.

Уже неплохо. Уже не придется мучить себя тем, что подписал диплом бездарности.

– Аттестат за девятый, для сравнения. Хм. «Восемь» по русскому языку? – невольно поднял ректор брови и посмотрел на Максима.

А тот – о удивление! – изволил проявить смущение.

– Это досадная техническая ошибка, – отвел юноша взгляд в сторону. – Вы понимаете, базы данных, электроника… Там должно было быть пять с плюсом.

– Плюс в аттестат не проставляется, – с некой веселостью отреагировал ректор на эмоции Самойлова.

Вернее – с облегчением от соответствия поведения гостя возрасту! Мальчишка, странный, опасный – но мальчишка! Человек!!!

– Кто ж знал? – пробурчал тот и поднял ладони вверх: – Уверяю вас, просто недоразумение.

– Допустим, – хмыкнул Александр Ефремович и переложил документ с характеристикой наверх. – Так… «Теперь это ваша проблема». – Вновь взмыли брови вверх от удивления.

– Разрешите посмотреть? – возмутился юноша и приподнялся на месте, довольно споро, судя по движению зрачков, читая текст вверх ногами. – Нет такого!

– Так вот же, если позволите, – начал чтение ректор, указывая кончиком ручки на заглавные буквы предложений. – «Терпелив и внимателен к учебе. Если требуется помощь другу – непременно окажет. Положительно показал себя в видах спорта… Ежегодно…»

– Достаточно, – нахмурился Самойлов и откинулся на спинку стула. – А ведь я им теплоход подарил…

– Не стал забирать? – едко уточнил ректор.

– И это тоже… – вздохнул юноша и махнул рукой на документы. – Ладно. Давайте сделаем так, чтобы эта проблема перестала быть вашей, – чуть грустно произнес он.

Александр Ефремович внимательно посмотрел на молодого человека по ту сторону стола. Пожалуй, у него были причины ненавидеть Самойлова. Определенно находились поводы опасаться и избегать. Да и в целом вся эта беседа от ее начала до сей минуты – не имела в себе ни малейшего повода испытывать к парню хоть мизерные положительные эмоции. Но было что-то в последней фразе, отчего Ферзен неожиданно для себя обнаружил сочувствие.

А еще – желание разобраться в некоторой нестыковке, в несоответствии размаха замысла, возраста гостя, ожидаемых дивидендов…

– Скажите, – замерев с ручкой над приказом о выдаче диплома, решился поинтересоваться Александр Ефремович, – зачем вам это все? Все эти траты, манипуляции… – внимательно смотрел он на собеседника. – Неужели не проще было завершить заочно?

– Видите ли… – после некоторой задумчивой паузы вздохнули с того края стола. – Есть у меня одна книжка… – Из укладки папки, с самого ее низа, показался добротно прошитый кожаный переплет размером в тетрадь.

Судя по характерным полоскам, внутри и была обычная тетрадь в клетку, отчего-то украшенная и защищенная столь дорого и надежно.

– Вернее, свод правил… – еще раз вздохнул юноша. – Свод, которого я обязан придерживаться, пока не завершу очное отделение имперского университета.

– Позвольте поинтересоваться, а кто составитель этого документа? – осторожно задал вопрос Ферзен.

– Один человек, – сухо отозвался Самойлов.

Не отец, не дед… Ведь просто «человеком» не назовешь родного… Странно, и довольно сильно будоражит любопытство.

– Еще раз прошу прощения за назойливость… этот человек был вам важен?

– Он за меня как-то умер. Чудом остался жив. Вернее… она.

К его удивлению, гость пошел на откровенность. А значит, он может задать еще один вопрос?..

– Смею полагать, она желала вам самого лучшего, вручая этот свод правил?

– Именно так.

– Как считаете, вот это условие – по завершении очного отделения университета… Оно содержало в себе доброе пожелание?

– Безусловно, – автоматически вымолвил юноша.

– Можем ли мы сойтись на мысли, что в очном обучении, год за годом, от экзамена к экзамену, она видела для вас пользу?

– Допустим… – уже настороженно вымолвил Самойлов.

– Не ради «корочки», а для самих знаний и процесса их получения, поставлено это условие… – подводил его Ферзен к мысли.

К правильной, единственно верной мысли, принятие истинности которой поможет и юноше, и, если повезет, ему тоже…

– Вы не понимаете – я не успеваю!.. – взорвался раздраженной эмоцией Самойлов. – У меня два контейнеровоза застряли на границе, фуры стоят под Орлом, а мороженое тает!

– Тогда вам точно следует получить нормальное высшее образование, – решительно постановил Ферзен.

– Но где я найду столько времени!

– Неужели у вас нет подчиненных? – удивился ректор.

– Есть, как и проблемы от ведения ими дел. – Парень выложил на стол три простеньких кнопочных сотовых телефона, один из которых мерцал вызовом в беззвучном режиме. – Первый – это проблемы, которые требуют незамедлительного решения. Как вы видите, – демонстративно указал он на иллюминацию звонка, – проблемы есть всегда.

– А второй телефон, простите за назойливость?

– Катастрофа.

Словно уловив внимание к себе, телефон вжикнул вибровызовом.

Впрочем, сам Самойлов позволил себе только досадливо поморщиться, но не стал бестактно прерывать беседу на вызов.

– Не будете отвечать? – с опаской посмотрел на аппарат ректор.

– Сегодня это не моя катастрофа, – равнодушно отмахнулся юноша.

Любопытство подсказывало уточнить характер катастрофы и кого она постигла, но Ферзен удержался.

– А третий телефон? – поднял он взгляд на гостя.

– Семья. Редко тревожат, только когда действительно важно.

– Семья – это всегда важно, – веско отметил Александр Ефремович. – Что будет, если вы не снимете трубку?

– Убытки.

– Давно вы работаете на первые два телефона? – с сочувствием уточнил ректор.

– Я работаю на себя, – отреагировали непониманием с того края стола.

– Тогда почему они не дают вам получить нормальное образование? Они перестанут платить вам деньги и вы умрете от голода?

Юноша, к удивлению ректора, не стал спорить, а просто задумчиво посмотрел на одинаковый пластик сотовых.

– Ваш фонд, все эти квартиры, машины и гонорары – вы настолько дорого оценили пять лет свободы от университета… Я удивлен, что у вас не хватает средств заплатить за свою свободу от чужих ошибок.

– Это довольно дорогие ошибки, – поднял Самойлов взгляд.

– Но не смертельные, верно? Купите себе молодость и образование, юноша. Пусть финансовые потери будут тому платой, но взамен вы наверняка обретете знания, как их избежать в будущем и уберечь подчиненных.

– Наверное, вы правы… – Подумав, гость взял в руки первый телефон и отключил его. – Если долго не отвечать, эти проблемы решаются сами собой. Не так хорошо, но решаются, – будто уговаривал он себя.

– Вот видите! – даже обрадованно всплеснул руками ректор.

– Образование нужно получить, – теперь Самойлов смотрел на свой «свод правил». – Если она этого хотела, то так будет правильно.

– Я рад, что мы вместе пришли к этому решению, – довольно улыбнулся Александр Ефремович. – Только у меня к вам будет одна просьба… – продолжил он, стараясь не выдать дрожь в голосе.

– Если в моих силах, – кивнул парень.

– Поступайте куда угодно, но не в мой университет, – убрав улыбку, смотрел на него ректор. – Езжайте в Москву, мой вам совет. Там таких, как вы, много.

– Таких, как я? – нейтрально уточнил юноша, вновь глядя равнодушным взглядом надвигающейся грозы.

Но ректора уже было не остановить.

– Вы чудовище, – сбился он на гневную дрожь. – И я не хочу, чтобы такое чудовище училось в моих стенах, среди моих чистых и наивных учеников! Езжайте к таким же монстрам, как вы сам!!!

Напряжение в установившейся тишине ощущалось туго натянутым тросом, готовым лопнуть. И горе тому, кто окажется рядом.

– Не был бы я, как вы говорите, чудовищем, стал бы кто со мной разговаривать? – устало провел Самойлов ладонями по лицу.

А Александр Ефремович ощутил, что может осторожно и тихонечко выдохнуть.

Вскоре дверь за гостем закрылась, оставив ректора с мыслями о том, что неплохо бы завершить рабочий день прямо сейчас. Накатить для успокоения нервов и прогуляться пешком до дома. Заслужил: хотя бы тем, что не дал совершиться тому, за что долгие годы грызла бы совесть… А дочка – получит блестящую карьеру, сама и честно. Ферзен так решил, а Самойлов напоследок пообещал сломать ноги любому, кто захочет поставить ей подножку. Ну, тоже приятный компромисс между собственной честью и осознанием прагматичной реальности…

За окном немелодично зашумел двигатель «опеля», ушедшего на разворот. Следом за ним отъехала одна машина сопровождения. Вторая отчего-то не торопилась продолжать путь – более того, из-за задней дверцы показался кряжистый человек в строгом пиджаке и белой рубашке без галстука. Он мельком оглянулся в сторону отбывших машин и тут же направился к двери кафетерия.

– Забыл что-то?.. – вслух подумал ректор.

Огляделся – и действительно, один из телефонов Максима остался на столе. Но при этом Ферзен отчетливо помнил, как все три телефона, фигурировавших в беседе, отправились обратно Самойлову в карман…

– Александр Ефремович? – уточнил вошедший мужчина, подойдя к столику.

Был он основателен, собран и уверен в себе. Возрастом за пятый десяток лет, но, судя по бицепсам, проступающим под складками рукавов, явно задержится в этом облике до семидесяти – восьмидесяти лет. Слегка полноватая фигура, правда, выдавала сидячую работу, явно составляющую большую часть рабочего дня в последние годы. Дополняли образ след перелома на носу, грубая кожа лица и слегка поломанные уши. Внешность борца, а если добавить осанку – то человека, имеющего определенное отношение к службе. Только взгляд какой-то странный: блеклый, будто гуляющий – никак не удавалось его поймать. Будто смотрит через человека, чуть выше переносицы.

– Да, вот… – указал ректор подбородком на телефон у края стола и принялся выглядывать администратора. Все же мысль о коньячке и завершении рабочего дня оформилась.

– Разрешите представиться: Борис Игнатьевич. Полковник Имперской службы безопасности. – Достав из внутреннего кармана и махнув на мгновение раскрытым удостоверением, в котором почудилось слово «генерал», мужчина с шумом отодвинул стул и сел напротив, сцепив руки в замок и положив их на столешницу. По телефону он лишь скользнул взглядом, проигнорировав. – Как полагаю, вы уже познакомились с нашим… опекаемым?

– Простите, что?.. – не расслышал Ферзен, с удивлением вглядываясь в собеседника.

– Беспокоиться не о чем. Вы не первый, кого этот молодой человек запугивает и шантажирует, вынуждая нарушать закон. Нам приходится сопровождать этого негодяя, оберегая спокойствие честных граждан. Сейчас мы зафиксируем ваши показания, и он, безусловно, направится за решетку. – Вернув удостоверение обратно в пиджак, полковник демонстративно достал оттуда же крохотный диктофон и положил на стол.

– Да о чем вы вообще?!

– Вам совершенно незачем беспокоиться, – успокаивающе поднял ладони Борис Игнатьевич, – вы находились под давлением и являетесь свидетелем, а не соучастником. Особенно пока сотрудничаете со следствием. – Он включил прибор и чуть переместил его поближе к центру стола. – О чем вы с ним говорили?

– Я категорически не понимаю…

Громко прозвенела мелодия «забытого» телефона, прерывая нервную беседу. Полковник выжидательно посмотрел на ректора, ректор – на него, а затем растерянно на окно, будто Самойлов должен там обнаружиться. И только посмотрев на аппарат и заметив имя абонента, ректор взял его в руки. Звонил некий «Ответьте, будьте так любезны».

Подняв трубку и выслушав пару фраз, Ферзен протянул аппарат через стол:

– Тут вам хотят напомнить о том, что у вас осталось четыре дня.

Полковник заторможенно принял трубку, приложил ее к уху. А затем смял хрупкий пластик могучей ладонью. Громко вздохнул и медленно выдохнул, откладывая обломки аппарата в сторону.

– Итак, Александр Ефремович, что этот человек от вас требовал?

– Ничего, – сложил руки на груди ректор.

– Молчите… Все молчат. Вы понимаете, что этот… останется на свободе из-за вас? Мы бессильны без вашей помощи!

– Вся государственная машина, институт расследования и дознания? – скептически приподнял бровь Ферзен.

– Вы и представить не можете, какие у него покровители! – повысил голос Борис Игнатьевич, но тут же перешел на куда более мягкий тон: – Но вы под защитой государя, вам незачем бояться, – вкрадчиво увещевал полковник и продолжил после многозначительной паузы, демонстративно выключив диктофон: – Просто скажите: что он замыслил на этот раз?

– Я скажу, что Максим будет делать, – ответил Александр Ефремович, глядя в вспыхнувшие злорадством глаза.

Может быть, Самойлов и был чудовищем…

– Он будет учиться, – с железной уверенностью продолжил ректор.

…но, пожалуй, это было самое правильное чудовище в мире.

Загрузка...