Утром я уже завтракала в столовой, когда Питер спустился по лестнице и подошел к стойке. Глаз не отвести! Он тоже вымылся, побрился и надел чистую белую рубашку. Верхние пуговицы расстегнуты, и на шее Питера я замечаю кожаный шнурок с ракушечной подвеской. Выглядит Питер до возмутительного прекрасно. Впрочем, как всегда. Но исчезла смущавшая меня чужеземность. На миг я даже пожалела, что познакомилась с ним не в Ирландии. Может, там мы не трепали бы друг другу нервы, а просто проводили бы время вместе. Ходили бы с друзьями в паб – поиграть в боулинг или потанцевать, может, поехали бы на побережье потусить на пляже. Только мы вдвоем. Так и хочется замурлыкать.
Питер звонит в колокольчик, и хозяин торопливо выбегает из кухни, чтобы не разозлить его. Моя надуманная картинка разбивается на тысячи осколков. Мои сверстники не проявляют такой властности, не улыбаются так угрожающе. Ни один из них не меняет маски, желая пофлиртовать с опасностью. И ни за одним из них, словно тень, не следует по пятам тьма.
Питер толкует с хозяином – слышу не все, но вроде он хочет оплатить счет. И снова муки совести. Как мне вернуть ему деньги? Но вчера он и слышать об этом не хотел. Хозяин называет цену, но, к моему изумлению, Питер не лезет в котомку. Склонившись над стойкой, он что-то шепчет хозяину. Тот, выпучив глаза, таращится на меня, потом снова на Питера – и отвешивает бесчисленные поклоны.
– Что же вы сразу не сказали! – вопит он. – Спасибо Матери и раннему Утру! Такая честь! Спасибо королеве!
Позже, когда мы едем между полей по узкой грунтовой тропинке, которую едва ли можно назвать дорогой, я заговариваю об этом с Питером:
– Сколько ты дал хозяину, что он так обрадовался?
– Нисколько, – отзывается Питер. – Наш ночлег оплатит королева.
– Королева? – Пытаюсь пустить лошадь рысью, но пока общение с Нурией дается мне тяжело. – Зачем королеве за нас платить? Скажи еще, что ты с ней знаком!
Догадываюсь, что он смеется, но со спины непонятно, смех благосклонный или уничижительный.
– Все придворные королевы путешествует без гроша в кармане. Поэтому они совершенно не интересны разбойникам на большой дороге. Получив пищу и кров, придворный называет пароль, и хозяева выставляют счет для оплаты королевскому казначею.
Ага, что-то вроде кредита.
– Умно! И ты служишь при дворе? Королевским пастухом саблерогов?
– Не совсем.
– Тогда откуда у тебя пароль?
Поворачивается ко мне в седле, без предупреждения одаривая такой лучезарной улыбкой, что мурашки по коже.
– Допустим, я его украл. И что ты сделаешь?
Не вижу в этом ничего смешного, однако ловлю себя на том, что улыбаюсь ему в ответ. Рассерженно тряхнула головой: наверное, вышла не улыбка, а глупый оскал! Все царство за бойкий ответ! Ломаю голову несколько минут – и все равно на ум ничего не приходит. И только потом осознаю. Питер показал мне то самое, что видели воры на границе с Отрелией.
Он показывает себя не таким, какой есть на самом деле. И я на это попалась.
За следующие несколько дней мы проехали около двух десятков деревень. Обычно это маленькие поселения с деревянными домишками, но после леса здесь я чувствую почти гнет цивилизации.
– Деревни на те, что в Великобритании, – поделилась я после долгого молчания. – Великобритании эпохи позднего Средневековья, разумеется.
– Как скажешь. – Питер снова не идет на контакт.
– Это было несколько веков назад. Ну, я их именно так представляю. Теперь все выглядит иначе.
Мои надежды, что он начнет меня расспрашивать или хотя бы поддержит разговор, терпят крах. Питер ушел глубоко в себя, и стены отчужденности с каждым днем все больше меня расстраивают. А все духосветы виноваты! И столкнулся он с ними, защищая меня.
В этом крае люди живут просто, почти бедно – это крестьяне, скотоводы или рабочие с лесопилки. По дороге мимо нас то и дело проезжают запряженные лошадьми огромные повозки, на них перевозят бревна и пиломатериалы. Часто встречаются кузницы, каждую ночь мы останавливаемся на каком-нибудь мало-мальски уютном постоялом дворе. Питьевая вода – в колодцах, которые находятся рядом с храмами, их здесь много: даже в совсем маленьких деревушках есть хотя бы один. Храм сложен из бутовых камней – самое приметное здание в округе. Его стены часто украшены скульптурами и громадными пейзажами. И у любого храма справа от главных врат есть дверца, откуда несколько ступенек ведут в темную прохладную кладовую.
– Лиаскай заботится о путешествующих и нуждающихся, – пояснил Питер, когда мы запаслись в одной такой кладовке, как в магазине. Только кассы я не увидела. – Можешь брать все, что тебе нужно. Для этого и существуют такие провианты.
– И никто не злоупотребляет? – недоверчиво интересуюсь я.
– А кто посмеет обмануть Лиаскай? – насмешливо возражает Питер.
Покинув кладовую с буханкой хлеба, двумя яблоками и сыром, я поймала несколько очень недовольных взглядов.
– Не обращай внимания. – Питер тоже заметил, как на нас смотрят. – Они считают, все, кто взял еду из кладовой, обязаны помолиться в храме.
– А ты не молишься?
– Нет.
– Может, зайдем ненадолго помолиться, чтобы не злить окружающих? – предлагаю я.
Очень скептически отношусь к этой странной религии, но раз, по громкому заявлению Питера, я нахожусь в постоянной опасности, то должна разыгрывать из себя местную жительницу. Но люди здесь усердно трудятся – наверное, именно они пополняют кладовую. Однако Питер остается при своем кратком «нет».
Все думаю: «Ну что такого я натворила, почему он только перемолвится со мной словечком-другим, почему больше не разговаривает?» Я спросила его прямо, но его ответ больно ранил.
– Чего тебе нужно? Я веду тебя в твою дурацкую Рубию! – процедил Питер.
Отчего меня так задевает его холодность? Я его совсем не знаю! Да, порой мне кажется, что я узнаю его из тысячи других… Хотя бы по тому, что он постоянно ищет опасность. Но я ничего не знаю о Питере. Только то, что он пасет саблерогов, но не думаю, что это правда. Что ему по душе? Кто ему дорог? Есть ли у него семья, друзья? Любит ли он кого-нибудь?
Чувство, что я его знаю, иррационально, оно возникло из-за нашего совместного путешествия, пройденных приключений, к тому же мы долго находились рядом, спали под одной крышей. Как бы странно это ни звучало, но человеку сложно заснуть в присутствии незнакомца: он должен ему доверять. Даже в самом начале, когда умом я боялась Питера, сердцем уже доверяла ему.
И даже забыла, что «Питер» не его настоящее имя.
Наверное, от него не укрылось, что теперь я гляжу на него иначе. Что даже в темноте замечаю в его зеленых глазах золотые искорки, что отслеживаю жилы на его руках, словно линии на карте, смотрю на его задумчивую улыбку. Мог заметить, что я пытаюсь прорваться сквозь тьму, которая окутывает его с тех пор, как мы вышли из леса.
Может, я ему неинтересна и мое любопытство его бесит. Я подобралась к нему слишком близко, а он не хочет этой близости.
С этим легко примириться, ведь наше путешествие почти окончено. Но бывают мгновения, когда я чувствую: все не так просто. То Питер силится мне улыбнуться, хотя видно, что ему не до улыбок, то я ощущаю, что он скользит взглядом по моим губам, ключицам, рукам. По ночам мы оба притворяемся спящими, и я осязаю, как он лежит без сна, слушая мое дыхание, словно хочет сказать мне что-то, когда я засну. Никогда не выясню, правдивы ли мои догадки… Наутро ощущение исчезает, будто растворившись в свете дня.
Через десять дней пути мы оказываемся на вершине холма. Перед нами раскинулась долина, за ней на многие километры простираются холмы, поросшие синим и лиловым вереском, и серебристые песчаники. Справа, на западе, холмы переходят в горы, на востоке спускаются в равнины, где я вижу черные точки – пасущихся животных.
– Посмотри на юг, – произносит Питер, и я прикрываюсь рукой от солнца, которое заходит за горами.
– Там что-то горит? – спрашиваю я, сразу смекнув, что огонь очень чудной: багряное пламя и никакого дыма.
– Там Рубия. Ты разглядываешь Рубиновый дворец.
Мы еще довольно далеко, а у меня уже дыхание перехватило: зрелище на горизонте впечатляет! Этот дворец даже дворцом не назовешь! Видно только сверкающие и искрящиеся рубиново-алые переливы на фоне темного неба.
– Мы добрались быстрее, чем я полагала. – Благодарно улыбаюсь Питеру. – Мы почти на месте.
Он мотает головой:
– Напрямую проехать не выйдет. Холмы горят.
– Холмы горят? – недоверчиво проговариваю я.
А на вид – ничего страшного. И путешествовать по холмам приятнее, если сравнивать с дремучими лесами или каменистыми пустошами, мимо которых мы проезжали ранее.
– Расскажи про них! – прошу я.
Поговори же со мной, пожалуйста! Хотя бы в последний день нашей поездки! Содрогаюсь, стоит мне подумать, что в Рубии буду совсем одна.
Спешившись, завязываем поводья в гривах лошадей, чтобы не мешали, и отпускаем пастись. Сидим на полянке, разложив скудный провиант. И тут Питер заговорил:
– Еще столетие назад соседняя страна Кеппох владела горами на западе, там добывали руду и камень. Граница проходила по холмам, однако кеппоханцы открыли здесь богатейшие залежи угля. Запомни, они благоговеют перед огнем и почитают его.
– И из-за территории начались распри? – догадываюсь я.
Питер кивает.
– Кеппох не устоял перед углем. Тайно собрали войско, послали его по узким потайным тропкам через горы в Лиаскай, и там генерал армии Кеппоха, обратившись к нашей стране, поклялся предать все огню и утопить в крови, если Лиаскай не уступит территории добровольно. – Лицо Питера потемнело. – И речь не о пейзаже, который ты видишь сейчас. Раньше здесь были деревни. Здесь проживали сотни людей.
Я сглатываю ком в горле. Такие истории ничем хорошим не заканчиваются. Но мне гораздо легче, чем в предыдущие дни, ведь наконец-то, наконец-то я узнаю того самого прежнего Питера! Он говорит со мной, что-то рассказывает.
– Королева Лиаскай разозлилась и послала на защиту земель воинов. Армии не пришлось далеко идти: кеппоханцы заметили ее приближение. И генерал Кеппоха приказал своим солдатам убить сотни невинных жителей, дабы продемонстрировать свою решимость.
Обвожу взглядом холмы. Как страшно – место, где произошли такие ужасающие события, выглядит мирным…
– Ну, ты представляешь, в какую ярость пришла королева, – повествует Питер. – Но ее гнев – ничто по сравнению с гневом Лиаскай. И Лиаскай отправила воинов на защиту. Кеппох наблюдал за собирающейся бурей. Небеса затянуло черными тучами, но из них не пролилось ни капли дождя. Нет, из них били молнии, поражавшие солдат Кеппоха – одного за другим! Все окрестности запылали в пожаре, а те, кого не испепелили молнии, погибли в огненной стене, воздвигнутой бурей до самых гор. Уничтожив всех – всю армию Кеппоха, – Лиаскай вонзила последнюю яростную молнию в землю, словно меч в тело вражеского генерала. Молния запалила подземный уголь, и он вспыхнул. Он до сих пор горит под землей. Над некоторыми местами, если подойти ближе, можно заметить клубящийся дым. А где-то земля разверзается, и ты проваливаешься в преисподнюю.
По коже бегут мурашки.
– Ты веришь, что это правда?
Питер ложится на спину, кладет руки за голову.
– Я встречал одного старика, который видел огненную бурю собственными глазами.
– Думаешь, это правда сотворила Лиаскай? – выспрашиваю я.
Он вздыхает.
– Вера – дело особое, Майлин. А я скептик.
Это бросается в глаза. И разделяющих его позицию здесь мало, как атеистов в католической Ирландии.
– Легко верить в то, что приносит пользу. Люди верят, потому что это вселяет в них надежду. Они наделяют Лиаскай силой и мощью, ожидая, что, когда они будут нуждаться, она вернет им немного.
– Как еда в храме? Что насчет этого?
А этот способ солидарности и впрямь работает!
С минуту Питер размышляет, затем ерошит свои волосы.
– Ничего, конечно, ничего. Никто больше не верит в себя, за маленьким исключением. – Он улыбается, но как-то отрешенно, глубоко уйдя в свои мысли. – Но что с того?
Вечером мы вместе сидим у огня, быть может, в последний раз. Не знаю, это страх неизвестности или иное чувство, но в груди тесно.
Снова и снова прокручиваю в голове наш разговор. Мне грустно, но, оборачиваясь назад, я понимаю, что впервые заглянула за темноту, которая скрывает Питера. Тьма будто вплавлена в его кожу, но не охватила его всего. И только сейчас до меня дошло, что сегодня Питер впервые назвал меня по имени. Не думала, что он его помнит…
– Завтра ты будешь в Рубии, – негромко говорит Питер. Подбрасывает в костер ветки, и огонь трещит. – У тебя есть план? Что делать дальше?
– Ты сказал, там я буду сама по себе, – откликнулась я. Голос, как назло, сипит.
– Я не могу тебе помочь, – отвечает он, стараясь не смотреть на меня. У него голос подавленный.
Взгляни же на меня своими зелеными глазами! Такое ощущение, что вот-вот потеряю друга. Незнакомого друга.
– Говоря честно, – признается он, – я не особо верю, что ты найдешь междумирца. Тем более такого, который согласится помочь.
– Ну и? И какая тебе польза от этих мыслей?
Усмехается, потому что я говорю его словами.
– Тогда от тебя отделаюсь.
Он что, подтрунивает надо мной?
– Ну вот завтра отделаешься.
– Точно. Почему ты так уверена, что у тебя получится?
Вот оно! Наконец-то он снова взглянул на меня! Мимолетно, застенчиво и так напряженно, что у меня сбилось дыхание. Я чувствую, он страшится моего ответа! И мне становится ясно: да, я его не знаю, но и он меня тоже!
– Я не могу бросить сестру, – объясняю я, думая, что могу довериться ему чуть больше. – Мир, откуда я пришла, жесток, а Вики слишком кроткая.
Медленно кивает.
– Расскажи о ней еще. Пожалуйста.
В сомнениях я смотрю в огонь, как и Питер.
– У меня есть братья, – тихо произносит он. – Три младших брата. Я за них в ответе, но у меня плохо выходит. Тут нужна решимость, а она от меня… ускользает. Расскажи, откуда у тебя такая решимость. Если можешь.
От его слов сердце сжалось. Если можешь. Что он творит? Загнал меня в угол, а теперь показывает путь, предлагая пройти мимо него. Только я не хочу отступать.
– Вики в бодрствующей коме. – Бросаю на Питера короткий взгляд. Он сидит с непроницаемым лицом. – Знаешь, что это такое?
– Нет.
– Вики постоянно спит, но с открытыми глазами. Она здесь, но в то же время далеко отсюда. Наша мама упахивается на работе, чтобы сводить концы с концами. Поэтому я им нужна, понимаешь? Особенно Вики.
– Как это случилось? – интересуется Питер. В лесу у него за спиной ухает сыч.
Когда я в последний раз делилась этим с кем-нибудь? И делилась ли вообще?
– В конюшне. Мы в стойлах чистили своих пони перед тренировкой. И внезапно – удар. Совсем тихий, стойла устилала солома. Но я отчетливо его слышала. По конюшне проскакал ее пони. Я жутко перепугалась. Начала звать Вики. Но она не откликнулась.
– И не откликалась больше никогда… – шепчу я, сдерживая подступающие слезы. Хотя зачем? Завтра мы с Питером разойдемся и никогда не встретимся вновь. Ну, заметит он, как я реву, захлебываясь в соплях и слюнях, – что с того?
– Тогда я бросилась в стойло к Вики. Плохо уже помню. Но она лежала там. С распахнутыми глазами. На соломе.
– Это был несчастный случай? – предполагает Питер. – С лошадью?
Мотаю головой, слезы текут по носу, по подбородку.
– Сначала мы тоже так думали. Но Вики обследовали, и врачи не выявили ничего. Никаких следов от удара копытом. Ни малейшей царапины! Ничего, объясняющего ее состояние. Она просто заснула.
– Когда это произошло?
– Через месяц, нет, через три недели будет семь лет. Вики было двенадцать. Мне десять.
Поднимаю глаза на Питера – взгляд у него пустой.
– Тебе, наверное, было очень страшно. Когда мой… – Он умолкает на середине фразы. Поднявшись, берет хворост, который мы собрали, и подкладывает в огонь.
– Ты хотел что-то сказать? – любопытствую я.
– Нет, ничего.
Он садится, скрестив ноги, у огня, совсем рядом со мной.
Разочарованно вздохнув, утираю слезы рукавом. Много же я выболтала. Но видимо, честного обмена между нами быть не может. Он, и так убил на меня кучу времени. Однако меня обуревает странное чувство: абсурд какой-то – подарить ему что-то важное, когда наши пути разойдутся. Идея меня пугает. Разглядываю Питера, думаю, для чего вспыхнуло во мне это чувство. И для кого? У Питера симпатичное лицо и хорошая фигура. Но что скрывается за этим – не ведаю. Может, дело в стрессе, и я цепляюсь за Питера, потому что долгое время, кроме него, людей рядом не было.
– Возможно, – заговаривает Питер, взяв ветку и бросив ее в огонь, – тебе следует еще раз как следует обдумать план. – Хочу перебить его, но он пристально на меня смотрит. – Майлин, ты подвергаешь себя опасности. Если люди узнают, откуда ты пришла, если узнают, что ты собираешься обмануть Лиаскай, – пощады не жди. Закончишь в Бездонном Ущелье или станешь трофеем в сверкающем дворце. Они покорны сумасшедшей, которую зовут своей королевой, и молятся тому, чего не существует.
– Религию всегда сложно понять, и я никому не скажу, откуда пришла. – Отмахиваюсь от его слов. Но я под впечатлением. – И с чего ты заботишься обо мне? – Пытаюсь усмехнуться. – Я не очень плохая попутчица?
– Бывают и хуже. – Он криво улыбается.
Сердце у меня сжалось.
– Но мне нужно в Рубию.
Однако Питер не сдается.
– Я бы поклялся найти тебе междумирца. Но это будет неправда. Могу пообещать другое: если в Лиаскай есть междумирец, который не предан всей душой королеве, я его разыщу.
Чувствую, что он это серьезно, такое обещание. Значит, не хочет, чтобы завтра наши пути разошлись, а значит… Тут я совсем запуталась. Слишком много радикальных заявлений!
– Спасибо, но я сама справлюсь, – отказываюсь я как можно тактичнее.
Не может, не может он так со мной поступить! Он долго молчал, зачем же теперь встревает?
– Возможно, это хорошо, что завтра наши пути разойдутся.
Он разочарованно кивает.
– Без сомнений. Но…
– Но почему? Да потому что ты психопат! Забыл, как меня чуть не слопала могильная линнея?
Несколько дней назад почти не думала об этом, но теперь меня прорвало – словно рана, затянувшаяся снаружи, загноилась внутри и воспалилась.
– А вот я помню! Ты просто смотрел, хотел выяснить, получится у меня или нет! Это нездоровый интерес! А теперь ты говоришь мне такое и еще удивляешься…
– Я боялся, – перебивает он меня так тихо, что можно сказать: мне почудилось. По крайней мере ему хватает такта отвести взгляд, а не зыркать прямо на меня. В отсветах огня его волосы кажутся не каштановыми, а цвета осенней листвы.
– Кого, меня? Ну да, прекрасно понимаю! Обычно я выгляжу весьма устрашающе, когда борюсь за свою жизнь с ветвями плотоядного дерева!
– Ты не знаешь Лиаскай, Майлин. Замечательнейшие существа здесь частенько вынашивают коварные планы. Они показывают тебе то, что ты отчаянно желаешь, прикидываются, что исполняют твою мечту, – и заманивают в капкан.
Поддаюсь вперед, чтобы опереться на руки, и тут мое лицо оказывается совсем рядом с его лицом. Так близко. Могу сосчитать его ресницы или золотые искры в глазах.
– Раз так, я признательна тебе, что ты – герой и мне помог.
Питер очень медленно поворачивает голову в мою сторону, давая мне время отстраниться. Время, которым я не воспользовалась. Уголки его губ ползут вверх, но улыбка вышла безрадостной.
– Я не герой, – тихо отрицает он. – В какой-то момент капкан захлопывается. И ты попадаешься.
Сердце стучит. Не сильно, но быстрее обычного.
– Почему?
– Потому что веришь, – читаю слова по губам – так тихо он шепчет, – оно того стоит.
Он говорит не обо мне. Конечно, нет! Он говорит о себе. Он то самое существо, которое попало в капкан. А я собираюсь сбежать, упустив единственный шанс обрести нормальную жизнь, мою семью, Вики! И все из-за лжеца с золотыми искорками в глазах.
Поднимаюсь, чтобы уйти.
– Спасибо, что предупредил, Питер.
Я говорю искренне.