Кто сказал, что впадать в забытье – запредельно страшно? Нет. Это даже здорово. Когда несколько часов тебя ломает и ты ерзаешь по простыне в непреодолимом желании уснуть; когда температура ощущается не в измученном теле, а в специфическом привкусе во рту; когда голова болит просто оттого, что перевел взгляд с предмета на предмет, – какая же это бесценная награда: забытье!
Открываю глаза в чистой, унылой комнате. Совершенно один. Где я? В больнице? Странная она какая-то. А где люди? Что-то здесь не так. Сознание, словно барон Мюнхгаузен, вытаскивает себя за волосы из болота забвения, возвращаясь к реальности.
Когда ты в сознании, легко руководствоваться здравым смыслом.
– Все это хрень собачья. Ну, умерло несколько пенсионеров. Я же молодой, без сопутствующих… К тому же – посмотри на статистику. Господи, да тут ничтожный процент это самой…
Тут я спотыкаюсь. Очень не хочется произносить это слово. Оно пугает. Как будто чувствую магическую связь с ним. Заражаюсь тревогой. Теперь невозможно о нем не думать. Словно на американских горках мчусь вниз по трубе панической атаки, физически чувствуя падение. Невозможно противостоять природному страху. Неужели все это происходит со мной? Господи. Почему я? Я же еще ничего не успел.
Нет. Забытье – это спасение.
Остатки мыслей блуждают в лабиринте воспоминаний. Отчего-то натыкаюсь на свою «мыльную оперу». Я только потом узнал, что самим этим выражением мы обязаны The Procter & Gamble: компания активно спонсировала зарождающиеся телевизионные сериалы в начале прошлого столетия, размещая в них рекламу своего мыла. Но моя опера, мой роман с порошком был недолог.
Я получал прибыль с продаж из пяти магазинов ровно до тех пор, пока у нас в городе не появилось официальное представительство компании. Они минимизировали наценку, выдавив тем самым таких посредников, как я. Еще какое-то время я продолжал предпринимательскую деятельность, но время больших прибылей с перепродаж сходило на нет. Через три года мне стало трудно отчитываться в налоговой, и я закрыл свое ИП.