Короткие истории об интересных случаях из жизни Андрея Тропилло рассказанные им самим

НА ЛОДКАХ С МИШЕЙ БОЯРСКИМ

Летом 1967 года, когда я переходил из 8-го в 9-й класс, маме от управления культуры дали для меня путёвку в поход. Мы переходили на лодках от озера Нахимовское до Приозерска. Около 10 лодок, на каждой 4 человека гребли попарно. Там я познакомился с Мишей Боярским, сыном известного актёра Сергея Боярского — он грёб со своим другом Жорой Широковым, сыном дирижёра Мариинского театра. Жили мы под Зеленогорском, а оттуда по рекам 220 км вверх по течению, довольно тяжело. Пять дней перехода. Пока сидели в Зеленогорске, мне приглянулся паренёк на год меня старше. На танцах он взял гитару, обычную, за 9 рублей, и, абсолютно мерзким, скрипучим голосом гнусаво запел “Сan’t buy me love”. Я был в полном восторге от исполнения! В то время гитару я брал в руки всего пару раз у знакомого, и даже не знал, как брать аккорды. Подошел к Мише, познакомились, попросил его показать мне аккорды, научить играть эту песню. Он любезно согласился. Интересы у нас, по музыкальной части, оказались довольно схожими, поэтому мы подружились, пока вместе плыли этот переход. На перевалах у костра он продолжал лихо играть и петь известные песни на английском языке. Ничего из своего будущего репертуара он нам, слава Богу, не пел, иначе бы мы с ним никогда не подружились. В одну из ночёвок вот так сидели, жарили картошку в костре, потом пошли провожать Мишу с Жорой до их палатки и я спросил Мишу, кем он хочет стать.

Михаил Боярский

— Я сейчас тебе покажу, кем я буду, — ответил Михаил и пригласил нас в палатку. Внутри мы закрылись от света, так как белые ночи, июнь. И тут Михаил исполнил песню из «Бременских музыкантов» «Говорят мы бяки-буки«, прыгая в луче фонаря и стуча алюминиевыми ложками по пустым жестяным банкам из-под тушёнки. Разумеется, это было очень здорово, нам понравилось.

— Знаешь, Миша, сказал ему я, — похоже, ты пианистом не станешь, ты будешь актёром, как твой папа.

Папу, Сергея Александровича, я тоже знал, так как они дружили с Филипповым, мужем моей бабушки. Закончив спортивный переход, мы оказались на спортивной базе в Приозерске. Романтика, ночь, Михаил познакомился с красивой девушкой, дочерью какого-то известного кинорежиссёра, под луной делился со мной:

— Ты знаешь, что это за человек? Ты даже не представляешь, что это за человек!

У меня была цветная плёнка и фотоаппарат, я увлекался сложным процессом цветной печати и сделал несколько фотографий Миши, потом подарил ему — они где-то есть. Когда приехали в город, мы сохранили связь. Я бывал у него дома на Мойке. У его папы была хорошая квартира, где у Миши была своя комната с аппаратурой и ковром над кроватью. Миша показывал свои первые песни типа Зеленоглазого такси, говорил, что собирает группу. Показывал какие-то тексты, если их так можно назвать. Это всегда был абсолютный мусор — что он из себя извлекал в пении — просто мусор. Ни разу ни одного нормального текста не спел за всю свою жизнь. Муж моей сестры был иностранец, сестра часто ездила к нему и привозила пластинки, поэтому модных артефактов в семье было много. Миша заходил к нам, мы говорили о музыке и он брал у нас пластинки переписать. Однажды мы дали ему целую пачку: Procol Harum — Shine On Brightly, II и III Led Zeppelin, сорокопятку The Animals — Don’t Let Me Be Misunderstood и ещё несколько. Попросил послушать и так и исчез с концами.

Боярский встретился с Полом Маккартни когда тот приезжал сюда на открытие Меньшиковского фонда, который организовала Антея Ино, жена Брайна. У меня была музыкальная школа «Канторум» в Петергофе для особо одарённых детей, на которой висела памятная доска о том, что школу основал меценат Андрей Тропилло. Потом школа стала муниципальной, доску сняли и поставили где-то под лестницей. Но я при жизни успел застать её, висящей прямо на фасаде.

Туда должен был приехать Пол Маккартни на встречу с одарёнными детьми, но в итоге всё произошло в Консерватории. Валентина Матвиенко и Ролдугин вручили ему почётный диплом профессора Санкт-Петербургской Консерватории. Мероприятие также посетили артисты ленинградской эстрады Марина Капуро и Миша Боярский в своей неизменной широкополой шляпе чёрного цвета. Их никто туда не звал, охрана не пускала. Он, расталкивая охранников кричал:

— Я Боярский, пустите меня, пустите, я должен там быть!

Марина Капуро решала вопрос чисто по-женски. Она заплакала, тушь текла по лицу, и охранники их пропустили, решив не связываться на всякий случай. С сэром Маккартни Боярский заговорил, не снимая головного убора. И они даже о чём-то с ним договорились.

На самом деле Миша приятный человек, конечно, достаточно ушлый, хитрован, но вполне безобидный. Не больно драматический актёр, но ещё хуже, как певец. «Голос каждого эстрадного певца мерзок по своему, но нет ничего мерзее голоса Михаила Боярского», так бы я перефразировал известный посыл Вениамина Ерофеева из «Москва-Петушки» про Ивана Козловского. Увлечение Битлами не оказало на музыкальный вкус Миши ни малейшего влияния. Он учился в школе при Консерватории и закончил её. Экзаменов он не сдавал и ему в аттестате вывели оценки по среднему. Но при поступлении в театральный институт он заиграл на рояле Баха так, что учителя обрадовались:

— Немедленно берём!

Михаил Боярский

Всё же был парень вполне себе одарённый.

Недавно стою в очереди заплатить за МТС, смотрю, впереди меня знакомый силуэт маленького роста, весь в чёрном как всегда.

Оборачивается:

— Ба, Андрюшка, привет!

Пополнил счёт и пулей вылетел из салона. Я разговаривал в этот момент по телефону и не успел напомнить ему про пластинки. Сорок лет прошло, он мог же и забыть! Поэтому, пользуясь случаем массовой информации, я обращаюсь к нему:

— Миша, приходи на наш концерт ZOOпарка! И пластинки с собой захвати, если они ещё живы. А если нет, приходи так! Мы тебе будем очень рады!

ФЛЕЙТА ДЛЯ СЭРА ПОЛА

В 2003 году Сева Гаккель и Антея Ино (жена Байана Ино) решили привезти сюда Пола Маккартни с его молодой одноногой женой Хизер. Одноногой, потому что у неё пятки не было, но это было не заметно — Хизер нужно раздеть, чтобы увидеть, что у неё нет пятки.

Антея Ино и Пол поднимаются по советской лестнице на встречу с русскими детьми

Антея Ино занималась благотворительным фондом «The Menshikov Foundation», они с Севой пошли к тогдашнему ректору Петербургской Консерватории Сергею Ролдугину просить принять соучредителя их фонда Пола Маккартни, а также разрешить фонду строительство новой студии в Кадетском корпусе для записи особо одарённых детей. Ролдугин звонит Валентине Матвиенко (тогда еще мэру) с вопросом, типа: «Ко мне пришли тут какие-то дети лейтенанта Шмидта, говорят, могут Маккартни нам привезти, что будем делать?». Валентина Ивановна подумала и сказала: «Пробей их, мало ли что, вдруг действительно, а там решим». Пробили, и стали готовить приём.

Мы решили подарить сэру Полу блок-флейту от школы «Канторум», сделанную заботливыми детскими руками. Формально, помимо обучения игре на инструментах, дети учились делать блок-флейты. На самом деле, конечно, флейту изготовили не дети, а большой мастер, узбек, который покрыл флейту изумительным резным узором. Вот эту чудо-флейту мы и вручили Полу нашему Маккартни.

— Вери гуд флэйта…

Он взял её в руки, повертел, по-окейкал, что-то попытался сыграть, после чего положил рядом с со своим креслом, и, оставив ценный инструмент лежать без присмотра, окейкнув, куда то пошел. Украл флейту фрик из одного питерского театра, назовем сего фрика условно Митя Сидоров. Митя тот — клептоман, «собирает» всё, чего касались руки великих — с детства этим недугом страдает. Как потом выяснилось, его даже в Эрмитаж давно перестали пускать, потому что устали ловить каждый раз с карманами полными царской утвари. Он всегда оправдывался, говорил, что у него «синдром Зимнего». Зимний в данном случае это не еврейская фамилия, а название дворца — его прадедушка брал Зимний и тоже вытащил оттуда всяких царских канделябров, и это заболевание передалось нашему Сидорову как раз от прадеда.

«…Drink together! Right now! Over me…» На балконе Мешиковского дворца

Тем временем сэр Пол возвратился к креслу, заглянул под него, посмотрел там-сям, в общем, «кемска волост», флейта тю-тю. Я попросил Маккартни не волноваться, что наверное флейта куда-то закатилась, и мы её обязательно сыщем. Пол очередной раз окейкнул, но флейту тогда так и не нашли. Умчался наш подданный Её Величества в окружении дружной русско-британской охраны на лимузине без флейты.

Потом мы выяснили, кто украл: момент этот случайно был запечатлён на репортажную камеру! Вечером того же дня мы с грустным видом смотрели по ящику новости про то как золотые ножки легендарного ливерпульца топчут невскую землю, и тут наш грустный вид сменился на изумленный, когда мы узрели на голубом экране Сидорова с флейтой, трущегося позади Маккартни.

Пол играет на дуде

Пошли к Сидорову домой, он давай причитать, что мол «да вот, дескать, взял инструмент, потому как побоялся, что ценная вещь пропадёт, для сохранности принёс её к себе домой, положил на полочку аккуратно, и тут ту флейту у него неожиданно украли, и он до сих пор не знает кто». В общем, мне пришлось заказать вторую точно такую же флейту, только на сей раз я попросил сделать её для левши. Флейту изготовили, Антея Ино улетела с ней в город Лондон и вручила сэру Полу. Потом у него вышла пластинка, на которой он написал, что в записи использована флейта, подаренная ему детьми из Санкт-Петербурга.

— Френдз, кто флэйта спьёр? — Мы не бгали!

Когда Валентина Матвиенко открывала встречу с великим куплетистом, она торжественно произнесла:

— Сегодня, дорогие наши петербуржцы, мы, муниципалитет Петербурга, решили сделать вам большой и интересный подарок: привезли живого сэра Пола Маккартни!

И все радостно зааплодировали.

БЕЛАЯ КОЛДУНЬЯ ЛЕНИНГРАДСКОГО РОКА

Но северный ветер — мой друг, Он хранит все, что скрыто. Он сделает так, Что небо станет свободным от туч, Там, где взойдет звезда Аделаида. Фото Ирины Кузнецовой (Линник), 1980-е

Она считала, что я Святой Пётр и у меня имеются ключи от рая. Всем говорила, что я являюсь мужчиной её мечты. Но Линник много с кем амуры водила, в молодости была писаная красавица, а за два дня до смерти её побил молодой любовник, двадцатишестилетний. Ира была 59 года рождения.

Дед её был академиком, физик-оптик, перед войной разрабатывал оптические прицелы для винтовок, почти сто лет прожил. Дядька её был великий математик, тоже академик. До сих пор проводятся конференции его имени, приезжают математики из Америки и Европы. Оба деда похоронены на мемориальном кладбище в Комарово, там же лежит её бабушка Линник. Её мама была профессором искусствоведения, работала в Эрмитаже. Отличилась она тем, что в различных музеях страны сумела отыскать подлинники Рембрандта, Босха и др. Маму похоронили на Северном кладбище, туда же был подхоронен и Иркин прах. Не дали мне родственники распылить её прах из ружья над Щучьим озером, как мы с ней однажды договорились, рассуждая о том, как каждый из нас хотел бы быть похоронен.

В квартире Ирины Линник на Васильевском острове. Слева направо Иван Воропаев, Ирина Линник, Александр Стальнов, Всеволод Гаккель, Александр Башлачёв. Фото Алексей Ливерпулец Родимцев, 1987

В начале 80х, когда все ещё были шибко бедные, у неё дома стоял рояль, и каждое лето там постоянно проживала бОльшая половина всей питерской рок-тусовки. Правильнее было бы сказать, что всё время там тусовались все. Кроме того, у нее была дача от деда-академика. Раньше академикам давали дачи по пол-гектара, такие нормы были. На участке пятьдесят соток кроме дома стоял гараж, в котором можно было жить, баня и домик для гостей, в котором постоянно варили винт и прочие наркотики. Затем одна из девушек, которая варила, сгорела вместе с этим домиком.

За то время, пока Ирка там жила, на этой даче погибли пять человек, в том числе её сын. Был ещё молодой человек, который объелся псилоцибиновых галлюциногенных грибов и бросился под поезд. Грибы такая штука, они открывают твоё истинное «я«. Кому-то их принимать в принципе можно в терапевтических целях, а у кого-то башня привязана не крепко, может и срубить. Ирке было всё можно. У неё на участке росла сортовая конопля выше двух метров, за которой она заботливо ухаживала: пропалывала и поливала. Потом её курили все целый год. Сколько она бы не выпила, сколько бы травы ни скурила и чем бы она ни укололась, сознание работало всегда. Её никогда никуда не заносило, психика у неё была гранитная. Я считал её белой колдуньей, потому что когда она начинала танцевать, вызывала собой ветер. И «Северный ветер мой друг» Борька написал именно про неё.

Дача Линник в Комарово, Курортная, 25. Вид с калитки. Фото с Гуглкарт, 2013

Она любила сильно выпить, её любовником был и Александр Башлачёв — он прожил погода у неё на даче. Федя Чистяков тоже был в рядах её любовников, но под конец увидел в ней основное исчадие ада. Федя жил неподалёку, в Зеленогорске на улице Ленина. Пел: «Я живу на улице Ленина, меня зарубает время от времени». И вот однажды Ирка перестала ему давать, когда он к ней домогался, и в итоге, его «зарубило», и от чистой ревности он схватил нож и попытался её зарезать. Она защищалась рукой, но он успел перерезать ей два сухожилия на правой руке и полоснул ножом по груди, сделав кровавый надрез. Соседи вызвали ментов, а Федю, услышав мотив его покушения про исчадие, посадили в дурдом СИЗО «Кресты«. Там, на плотной психотропной терапии Фёдор познакомился с Иеговой и стал его свидетелем. Сойти с ума на Иркином зелье было не трудно.

Обложка альбома «Небо и Земля» оформления Ирины Кузнецовой. На картинке — избушка Бабки-Ёжки, шесть черепов по забору развешано, вокруг соответствующая растительность

Много кто там проживал наездами несколько лет, да и кто только там не жил! Это был клуб, в котором каждому предоставлялась возможность спать, есть, пить алкоголь или принимать столько наркотиков, сколько надо, без ограничений. Её дом был прибежищем различных музыкантов, поэтов, художников, она очень хорошо разбиралась во всех видах искусства, великолепно знала английский язык и несколько лет проработала в Лондоне референтом Севы Новгородцева. Писала ему материалы, которые он зачитывал по радио, отлично разбиралась в музыке, но Битлз не любила. Любимой группой у неё была The Meteors.

Дача Линник в Комарово, Курортная, 25. Вид сбоку. Виден гараж. Фото с Гуглкарт, 2013

На своём хозяйстве Ирка Линник разводила коз. Они паслись на соседских участках, и соседи этих коз травили. В отдельном домике у неё была обсерватория, которую построил её дед оптик, со сдвигающейся на роликах крышей. Там стоял полуметровый в диаметре телескоп-рефрактор, который потом украли, и в этом то домике Ирка и держала своих коз.

Ирина Кузнецова. Фото из «Дайте дозреть конопле!», 2010

Ирка развела много кошек и собак; последнее время я ездил к ней раз в неделю и мы вдвоем мотались в Зеленогорск за кормом для этих животных. Покупали крупы, рыбные консервы, в общем, я был вынужден это делать регулярно. В ответ Ирка заставляла стол ворованной водкой, которую ей постоянно приносили по дешёвке, очень хорошей. Ирка отлично рисовала и за мою жизнь оформила мне несколько пластинок, включая двойной альбом «Небо и Земля» БГ и последнюю пластинку ZOOпарка с моим участием. Вообще, если бы Ирки не было, вся ленинградская рок-музыка выглядела бы по другому, и, скорее всего, была бы немного о другом. Мне её будет очень сильно не хватать.

Если ехать на электричке из Питера в Зеленогорск, сразу после Комарово слева видна большая песчаная осыпь, а на ней стоят три дерева. На высоте метров десяти остатки снайперского помоста после финской войны. Там на высоте лежали финские снайперы, и эти помосты были врыты так хорошо, что до сих пор стоят. Над этим помостом висит огромный портрет Ирки. Её взгляд направлен прямо на дорогу и дом, в котором она жила.