Короткое падение

Глава 1

Гибсон Вон сидел возле шумной стойки придорожного ресторана «Полуночник». Ввиду большого наплыва желающих позавтракать многие клиенты нетерпеливо прохаживались по залу, ожидая, когда освободится лишнее местечко. Гибсон не слышал энергичного бряцанья ножей и вилок о тарелки. Он даже не заметил, как официантка с пышным бюстом принесла на подносе его заказ. Все внимание его было приковано к телевизору, закрепленному на стене за стойкой. В новостях только что, уже в который раз, прокрутили знакомый видеоролик. Вообще все было выдержано в истинно американском стиле и в духе нынешнего времени – разобрано по полочкам и проанализировано в течение лет. Это показывали в кинофильмах, обсуждали в телешоу, об этом даже пели в песнях. Как и большинство американцев, Гибсон смотрел это видео бесчисленное число раз и – опять же как большинство американцев – все равно не мог от него оторваться, как бы часто оно ни транслировалось. Да и как он мог? Ведь, по сути, это все, что осталось у него от Сюзанны…

Первые кадры ролика выглядели размытыми. Картинка была искажена, очертания неясны. Искривленные линии на экране походили на волны, бьющиеся о пустынный берег. Все это стало побочным результатом многократной перезаписи…

Съемка была произведена с камеры, установленной под углом позади кассового аппарата. На записи показано внутреннее помещение заштатного кафе на заправке в Бризвуде, штат Пенсильвания. В принципе, такой ролик мог быть снят где угодно. В любом городе. И на нем могла оказаться другая девушка – например, чья-нибудь дочь-подросток. Но на данном беззвучном видео даже неискушенный наблюдатель мог быстро сообразить, что перед ним не кто-нибудь, а одна из самых известных пропавших девушек в Америке – Сюзанна Ломбард. В углу значилось время записи – 22.47.

Последним из тех, кто успел поговорить с пропавшей без вести, была Беатрис Арнольд, студентка колледжа, работавшая в ночную смену. В 22.47 Беатрис сидела на табурете за стойкой, читая потрепанный экземпляр «Второго пола» Симоны де Бовуар. Она первая вспомнила, что видела Сюзанну Ломбард, и первая связалась с ФБР, как только в новостях сообщили об исчезновении девушки.

В 22.48 в магазинчик зашел лысеющий человек с длинными прямыми светлыми волосами. В Интернете он был известен под ником Подонок, но ФБР выяснило, что зовут его Дэйви Оксенберг. Он был родом из Джексонвилла, работал водителем-дальнобойщиком и не раз привлекался к ответственности за бытовое насилие. Оксенберг купил себе порцию вяленого мяса и бутылку «Гаторейда», оплатил наличными и попросил себе чек. Потом слонялся у стойки, пытаясь флиртовать с Беатрис Арнольд. По всему было видно, что он никуда не спешит…

Как первый и главный подозреваемый в этом деле, Оксенберг неоднократно – через недели и даже месяцы после исчезновения Сюзанны – вызывался ФБР на допрос. Его трейлер обыскивали несколько раз, но никаких следов пропавшей девушки обнаружено не было. ФБР, хотя и с видимой неохотой, пришлось снять с него подозрения. Однако за это время Оксенберг успел потерять работу и получил множество писем и сообщений с угрозами…

После его ухода в помещении воцарились тишина и покой. Потекли бесконечные минуты… а потом она впервые появилась в кадре – четырнадцатилетняя девочка в толстовке с капюшоном и в бейсболке «Филлис»[1] и с рюкзаком «Хеллоу Китти» на плече. Она находилась в кафе все это время, просто стояла в точке, расположенной за пределами радиуса действия камеры. Ситуация усугублялась еще и тем, что никто из посетителей не смог сказать наверняка, как Сюзанна вообще здесь оказалась. Беатрис Арнольд не видела, как она вошла, и запись с камеры – видеонаблюдения тоже не дала следователям никаких зацепок.

Толстовка была явно большего размера и сидела на ней мешковато. Девочка выглядела худенькой, хрупкой и бледной. Журналисты позже сравнивали этот черно-белый кадр с красочными семейными фотографиями. На них была улыбающаяся светловолосая девочка в голубом платье подружки невесты, улыбающаяся девочка с матерью на пляже и – опять же! – улыбающаяся девочка с книгой в руках и пристально выглядывающая из окна. То есть полная противоположность худощавой девочке-подростку с мрачным лицом, в бейсболке, с руками, засунутыми глубоко в карманы толстовки, сгорбившейся, словно зверь, осторожно выглядывающий из норы…

Сюзанна бродила по проходам вдоль стеллажей с товарами, все время вздергивая голову и поглядывая в сторону окна. Прошло сто семьдесят девять секунд записи. Вдруг что-то за окном привлекло ее внимание. Возможно, проезжающая машина. Сюзанна взяла с полок три предмета: упаковку пирожных «Ринг-Дингс», банку «Доктор Пеппер» и коробку лакричных конфет «Ред Вайнс». Комбинация, ныне известная под устрашающим названием «Пикник пропавшей девочки». Кроме того, Сюзанна заплатила наличными, положив на стойку измятые долларовые банкноты, монеты в двадцать пять центов и мелочь. А потом запихнула покупки в свой рюкзак.

Ей попалась на глаза видеокамера, и несколько долгих мгновений Сюзанна пристально разглядывала ее. Выражение ее лица как бы застыло во времени, и, как и улыбку Моны Лизы, его можно было истолковать по-разному.

Гибсон посмотрел так, как он всегда делал, встречаясь взглядом с Сюзанной и ожидая, когда девочка застенчиво улыбнется в ответ. Она делала так всегда, когда хотела поделиться с ним какой-нибудь тайной. А он ждал, чтобы она рассказала ему, что же случилось. Почему она сбежала. За все прошедшие годы он не терял надежды получить этот ответ. Рано или поздно. Но девочка-подросток в видеоролике, снятом камерой службы безопасности, ничего ему не говорила…

Ни ему, ни кому бы то ни было еще…

Наконец Сюзанна натянула бейсболку на глаза и отвернулась. Навсегда. В 22.56 она вышла из магазина и скрылась в ночи. Беатрис Арнольд рассказала сотрудникам ФБР, что девочка показалась ей взволнованной и что ее глаза были красными, как будто она плакала. Ни Беатрис, ни молодая пара, заправлявшая свой автомобиль, не заметили, села ли девочка в какую-нибудь машину. Еще один безрадостный тупик в деле, и без того полном тупиков…

ФБР оказалось не в состоянии ухватиться хотя бы за одну существенную зацепку. Ни разу не объявился свидетель, который ухватился бы за возможность получить награду в десять миллионов долларов – именно столько предложила семья пропавшей девочки за любую информацию, которая помогла бы в ее розыске. Несмотря на неистовое освещение в печати, несмотря на личность ее известного отца, Сюзанна Ломбард просто покинула автозаправку и исчезла. Это происшествие встало в один ряд с такими громкими американскими тайнами, как исчезновение Джимми Хоффы, Д. Б. Купера или даже легендарной Вирджинии Дейр.

После новостей пустили рекламу, и Гибсон тяжело выдохнул, не осознавая, что надолго затаил дыхание. Этот ролик высасывал из него все силы. Сколько раз его еще покажут? В деле Сюзанны уже много лет не было ничего нового. Сегодняшняя главная новость заключалась в том, что Подонок коротко подстригся и получил степень бакалавра, пока сидел в тюрьме за сбыт наркотиков. А Интернет повторно окрестил его Профессором Подонком, или Raff 2.0. Хотя была всего лишь сентиментальная перефразировка того, о чем все и без того уже знали…

Но на носу уже десятая годовщина исчезновения Сюзанны. Это означает, что социальные сети и пресса продолжат бесконечную долбежку воспоминаниями. Они снова будут эксплуатировать память Сюзанны. Будут показывать и рассказывать про любого человека, который имеет малейшее, пусть даже отдаленное отношение к семье Сюзанны или ее исчезновению. Они будут по-прежнему ставить свои безвкусные инсценировки на ставшей уже легендарной автозаправке в Бризвуде, брать интервью у сомнительных свидетелей и высказывать надуманные предположения о том, как Сюзанна могла бы выглядеть сегодня…

Гибсон уже давно понял, что любые мысли о том, какой могла бы стать Сюзанна теперь, быстро выбивают его из колеи. Сейчас ей должно было исполниться двадцать четыре года. В таком возрасте уже оканчивают колледж. В голове закружились разные образы; он стал представлять, какой могла быть теперь ее жизнь. И где она могла бы сейчас жить. Какой была бы ее карьера? Наверное, ее работа могла быть как-то связана с книгами… Гибсон улыбнулся, но потом быстро взял себя в руки. Нет, так не пойдет. Разве не пора дать ей немного покоя? И вообще всем дать немного покоя?..

– Чертовщина какая-то, – сказал сидящий рядом мужчина, который тоже смотрел телевизор.

– Точно, – кивнул Гибсон.

– Я даже помню, где был в тот момент, когда только услышал о ее исчезновении. Это произошло в номере отеля в Индианаполисе. Я поехал туда в командировку. Как будто это было вчера… У меня трое дочерей. – Мужчина постучал костяшками пальцев по деревянной стойке. – Пару часов я сидел на краю кровати и не мог сдвинуться с места. Какой ужас! Разве можно себе представить, что долгих десять лет ты даже не знаешь, жива твоя маленькая девочка или нет? Родным такого не вынести. А Ломбард, я слышал, хороший человек…

Последнее, чего сейчас хотел Гибсон, так это быть втянутым в беседу о Бенджамине Ломбарде. Он кивнул, как бы соглашаясь, но в то же время надеясь поскорее закончить разговор. Однако его собеседник, похоже, был явно настроен его продолжить.

– То есть, если какой-нибудь больной ублюдок, уж извините за мой французский, может безнаказанно схватить дочь вице-президента – и потом выйти сухим из воды, – на что же надеяться остальным?

– Да, но тогда он еще не был вице-президентом…

– Конечно, но ведь все-таки он уже был сенатором. А это не шутка. Думаете, у него не было связей с федералами?

Гибсон не понаслышке знал о влиянии Ломбарда и о том, как этот человек всегда любил власть. Вице-президент Бенджамин Ломбард… Это была тема, о которой он тоже стремился не думать.

– Думаю, из него получится хороший президент, – продолжал собеседник Гибсона. – Оправиться от такого потрясения. Заполучить пост вице-президента, когда у большинства людей просто опустились бы руки. И теперь замахнуться на кресло президента… Это требует неимоверных душевных и физических сил.

Ожидалось, что, как человек, который два срока подряд занимает должность вице-президента, Ломбард быстро добьется выдвижения на высший пост. Партийный съезд в августе – простая формальность, не более чем церемония. Но здесь неожиданно на высшую политическую сцену вышла Энн Флеминг, губернатор Калифорнии, и, казалось, эта женщина полна решимости помешать запланированному триумфу Ломбарда. Теперь эта парочка шла фактически ноздря в ноздрю. По голосам делегатов Ломбард пока сохранял лидерство и все еще был фаворитом, но Флеминг не давала ему покоя.

То, что десятая годовщина исчезновения Сюзанны выпадает как раз на год президентских выборов, странным образом способствовало кампании Бенджамина Ломбарда. Хотя в этом не было ничего нового: проведение «Закона Сюзанны» через Сенат сразу выдвинуло его в эпицентр общенациональной дискуссии. Конечно, сам Ломбард всячески избегал любых разговоров, связанных с его дочерью. Циники заявили бы, что в данном случае в этом нет никакой потребности, поскольку СМИ и так все за него делают. И конечно, большую роль играла его супруга. О неустанных усилиях Грейс Ломбард от имени Центра пропавших и пострадавших детей репортеры не переставали трубить во время предварительных выборов. Временами она становилась даже более популярной, чем ее могущественный супруг.

– Если он будет выдвинут кандидатом, то может рассчитывать на мой голос в ноябре, – сказал мужчина. – И мне все равно, кто его соперник. Я проголосую за него.

– Уверен, что он оценит это, – сказал Гибсон и протянул руку за кетчупом. Он вылил щедрую порцию на край тарелки, смешал с майонезом и намазал на картофельные оладьи так, как его в детстве учил отец. Дюк Вон однажды произнес бессмертные слова: «Если тебе нечего сказать, откуси побольше и медленно-медленно жуй».

Отец знал, что говорит…

Глава 2

Дженн Чарльз расположилась на заднем сиденье белого минивэна без номеров. Машина была припаркована напротив «Полуночника», на противоположной стороне улицы. Она чувствовала себя здесь слишком уязвимой и заметной. Вот послали бы ее на передовую оперативную базу куда-нибудь поближе к пакистанской границе, и она была бы там как у себя дома. Но торчать в белом фургоне где-то в Северной Вирджинии – нет, это малость не в ее стиле…

Она посмотрела на часы и отметила время в регистрационном журнале. Что бы там ни говорили о Гибсоне Воне, за этим человеком ходила предсказуемо дурная слава. На первый взгляд это упрощало наблюдение за ним. Но, с другой стороны, быстро утомляло. Ежедневные записи, по сути, ничем не отличались друг от друга. Утро Гибсона Вона начиналось в пять тридцать с пятимильной пробежки. Двести отжиманий в упоре лежа, двести приседаний, далее душ. А потом один и тот же завтрак в одной и той же закусочной и, как правило, на одном и том же табурете. И так происходило каждое чертово утро, будто это был какой-то обряд!

Дженн поправила прядь черных как смоль волос. Ей очень хотелось в душ и как следует выспаться – причем в ее собственной постели. Не помешало бы и немного солнца. После десяти дней, проведенных в машине, ее охватили вялость и апатия. В общем, чувствовала она себя просто отвратительно. Минивэн был напичкан различным оборудованием для слежки, и даже одному человеку здесь было довольно тесно. Небольшая раскладушка давала возможность двум сотрудникам работать посменно, но, помимо этого, фургон мог предложить лишь минимум комфорта…

Живи мечтой, Чарльз. Живи мечтой.

Если Вон собирался следовать своему привычному распорядку дня, то через двадцать минут, когда наплыв посетителей схлынет, он должен переместиться в глубь закусочной, чтобы поработать. Он был на дружеской ноге с владельцами заведения, которые разрешали ему использовать одну из задних кабинок в качестве импровизированного офиса во время бесконечных поисков работы. Уже три недели прошло с тех пор, как Гибсон Вон потерял место в небольшой биотехнологической фирме, где занимал пост директора по информационным технологиям. В поисках новой работы ему не слишком везло, и, учитывая его послужной список, Дженн не ожидала здесь быстрых перемен…

Дэн Хендрикс, ее напарник, был первоклассным специалистом по наружному наблюдению. Неделю назад он проник в квартиру Гибсона и за полтора часа буквально напичкал ее аппаратурой для слежки. Инфракрасные видеокамеры с датчиками движения, разные «жучки» и прочее. Это дало возможность осуществить непрерывный видеоохват всей площади жилища и заодно понять, что ее хозяин довольствуется вполне скромной обстановкой и особыми излишествами себя не балует.

После развода он переехал в многоэтажный дом, где снял себе квартиру подешевле. В его гостиной стояли только подержанный стол из ИКЕА и деревянный стул. Никакого телевизора, никакой мягкой мебели, ничего. Спальня тоже выглядела вполне по-спартански. По-спартански, но безупречно: восемь лет в морской пехоте не прошли даром. Матрасная пружина и матрас лежали на полу, возле приземистого стола с лампой. Нелакированный комод со сломанной ножкой, которую он аккуратно починил. Никакой другой мебели не было. Внутренняя обстановка в стиле Франца Кафки.

Было трудно поверить, что в шестнадцать лет этот парень стал едва ли не самым востребованным хакером в Америке. Печально знаменитый BrnChr0m – предшественник современного, политически мотивированного движения хактивистов[2]. Подросток, из-за которого карьера тогдашнего сенатора Бенджамина Ломбарда едва не пошла под откос. Это он похитил электронные письма и финансовые отчеты сенатора за десять лет и передал все это в распоряжение репортеров «Вашингтон пост». Агенты ФБР арестовали Гибсона Вона прямо в школе и вывели в наручниках с урока химии. Дженн отыскала фотографию Гибсона. Снимок был сделан во время ареста. Несколько секунд она внимательно изучала его напуганное, но все же непокорное лицо.

Сейчас Вону всего двадцать восемь, но за плечами у него уже богатая событиями жизнь…

Опасения ФБР в отношении шестнадцатилетнего хакера вполне оправдались. Документы, которые «слил» Вон, лишь подтвердили это. Из них складывалась в деталях циничная и преступная картина расхищения фондов выборной кампании и тайного перечисления средств на счета банков на Каймановых островах. К хищению, как следовало из документов, был явно причастен лично Бенджамин Ломбард. Какое-то время казалось, что эти разоблачения возвестят близкий конец политической карьеры сенатора. Репортеры просто сходили с ума от мысли о том, что какой-то подросток, по сути, сверг могущественного американского сенатора. Всем нравилась история противостояния хорошего «Давида» и злого «Голиафа», даже если этот «Давид» по ходу дела нарушил ряд федеральных и государственных законов.

Во время его ареста Дженн еще училась в колледже. Она помнила, какие тогда разгорелись споры на тему о том, оправдывают ли поставленные цели такие средства. Абстрактное, благородное дерьмо, которое уязвляло ее практичную природу. Раздраженная тем, как много ее одноклассников видело в Гибсоне Воне цифрового Робина Гуда, она почувствовала некоторое облегчение, когда выяснилось что у BrnChr0m ничего не вышло…

В конце концов многие из наиболее заслуживающих осуждения документов оказались либо сфабрикованными, либо прямыми подделками. Преступление, безусловно, было совершено, но ФБР пришло к выводу, что преступником является не Бенджамин Ломбард, а его бывший руководитель аппарата, Дюк Вон, который недавно покончил с собой. Таким образом, Вон не только присвоил себе миллионы долларов, но и замел следы, переведя стрелки на Бенджамина Ломбарда. Это было предательство в духе шекспировских пьес, а когда оказалось, что анонимный хакер – некто иной, как сын Дюка Вона… что же, история стала сенсацией, а BrnChr0m – легендой.

Но Гибсон Вон уже давно не выступал под этим псевдонимом и перестал быть легендой…

Поскольку он проводил время в придорожной закусочной, Хендрикс предложил и ее обложить своими «жучками». Дженн наложила вето на эту идею, хотя понимала, что, возможно, ее напарник был прав. В шесть вечера Вон должен был на полтора часа отправиться в спортивный зал. В восемь он будет дома, потом надолго зависнет за компьютером, а в одиннадцать ляжет спать. И так снова и снова. День за днем. О боже… Она, конечно, ценила важность самодисциплины и системы, но лучше застрелиться, чем позволить себе такую жизнь. Застрелиться было бы намного милосерднее…

В ее отчете уже отмечалось, что вся текущая жизнь Гибсона Вона зациклена на обеспечении бывшей жены и ребенка. Для Дженн было абсолютно ясно, что этот человек сам назначил себе наказание. Но пытался ли он вернуть себе женщину или просто искупал вину перед ней, сам, по сути, живя никчемной жизнью? Сначала он обманывал и изменял ей, затем превратился в эдакого святого Франциска из Спрингфилда, штат Вирджиния. Дженн не понимала мужчин вообще, а Гибсона Вона – в частности. На себя он не тратил ни цента, и единственной роскошью, которую он себе позволил, был абонемент в спортивный зал. Хотя, судя по всему, эти деньги тратились не зря…

Не то чтобы Вон относился к мужчинам ее типа. Отнюдь. Несомненно, он обладал неким «грубоватым» очарованием, и прежде всего ее восхищал пронизывающий взгляд его бледно-зеленых глаз. Но перед глазами Дженн все еще вертелся тот самый чип, который сначала привел его в зал суда, а потом – в морскую пехоту. Однако через какие бы испытания ему ни довелось пройти, не было никакого оправдания тому, как все это продолжало мучить и преследовать его. Нельзя допустить, чтобы прошлое определяло твою дальнейшую жизнь…

Дженн облизала передние зубы. Она привыкла так делать, когда нервничала. Всякий раз она раздражалась, когда ловила себя на этом, но не могла остановиться. И раздражалась еще сильнее. Куда же запропастился Хендрикс с ее кофе?!

В этот момент дверца открылась, и она увидела Хендрикса с двумя порциями кофе и витым печеньем. Наверное, он старше ее лет на двадцать, не меньше; Дженн предполагала, что ему уже за пятьдесят, но это были одни лишь догадки. Проработав с Хендриксом бок о бок два года, она до сих пор не знала, когда у него день рождения. Волосы у него росли только на макушке, а от витилиго в углах рта и вокруг глаз образовались белые пятнышки, которые резко выделялись на фоне его черной кожи.

– Он все еще там?

Дженн кивнула.

– Наш приятель точен, как часы, – заметил Хендрикс. – Все делает по расписанию. Это как сходить на горшок.

Он вручил Дженн кофе и откусил кусок от своего печенья.

– Глазированные пончики у них кончились. Представляешь? В какой пекарне пончики заканчиваются раньше девяти утра? Весь этот штат нуждается в хиропрактике.

Дженн мысленно посетовала на то, что Вирджиния – это даже не просто штат, а содружество и что раньше она думала о нем лучше. Но она знала, что любая попытка досадить Хендриксу только спровоцирует его.

– Сегодня тот самый день, – сказала Дженн вместо этого.

– Тот самый.

– Есть какие-нибудь мысли, когда мы начнем действовать?

– Скоро, когда получим известия от Джорджа.

Слежка отняла у них немало времени, и теперь они наконец собирались войти в контакт с Воном. Их босс Джордж Абэ собирался лично заняться этим. Все это она, конечно, знала, но сменить тему разговора и заговорить о деле обычно удерживало Хендрикса от напыщенных – тирад.

Обычно.

Восемь лет в ЦРУ научили Дженн искусству общения с мужчинами. Первый урок заключался в том, что мужчины никогда не адаптируются к женщинам. Это был мальчишеский клуб, и вы становились либо одним из «мальчиков», либо изгоем. Любое проявление женственности расценивалось как слабость. Женщины, которые приживались в такой среде, ругались громче, несли всякий вздор и не проявляли признаков слабости. В конечном счете таких называли «упрямыми сучками» и проявляли к ним сдержанную терпимость.

Ярлык «упрямой сучки» достался ей нелегко. На одной из передовых баз в Афганистане Дженн провела долгие недели, не видя вокруг ни одной женщины. Вообще там нельзя было стать достаточно жесткой и упрямой. Вы оказывались единственной женщиной в радиусе ста миль. Она видела, как выражение мужских глаз меняется с голодного на враждебное и хищное, и научилась спать очень чутко. Это было совсем как в тюрьме, где все тебя постоянно оценивают и ищут уязвимые места. На одной из баз было так плохо, что она даже подумывала, не переспать ли с одним из офицеров, в надежде, что это поможет в дальнейшем оградить ее от неприятностей. Но идея стать чьей-то тюремной сукой все-таки у нее не прижилась…

Дженн снова провела языком по передним зубам. Они ощущались вполне настоящими. Хирург-стоматолог хорошо сделал свою работу, когда после одной заварушки ее эвакуировали на базу Рамштейн. Впечатления оказались бы еще более болезненными, если б она знала, что это, по сути, ее последний день в ЦРУ. Однако осознала она это лишь через несколько месяцев. По агентству Дженн скучала больше, чем по потерянным зубам.

Человек, который выгнал их, не нуждался в дантисте. Ему не нужен был никто, кроме разве что священника. Хотя ее напарник вернулся домой. Он все еще числился в ее списке наряду с парочкой других «шишек», которые набросились на нее, когда она отказала им. Дженн хотела подать в суд на нападавших, но это означало бы предать огласке секретную операцию агентства. Лежа на больничной койке в Германии с зашитой челюстью, она слушала, как один из ее начальников объясняет «реалии» сложившейся ситуации.

– К сожалению, такова порой цена, которую приходится платить в этой части света, – объяснял он ей, как будто она подверглась нападению дюжины боевиков «Талибана», а не пары сержантов Армии Соединенных Штатов…

Но когда он погладил ее руку так, словно делал ей одолжение, она мысленно включила и его в свой список…

Язык снова наткнулся на передние зубы. Никогда не оставляй неоплаченных счетов. Этому ее всегда учила бабушка.

В сравнении с другими Дэн Хендрикс был превосходным партнером. Двадцать два года в отделе полиции Лос-Анджелеса не прошли даром, и свое дело он выполнял уверенно, стараясь никогда ничего не усложнять. Это было особенно заметно при ближайшем рассмотрении, поскольку ростом он был всего пять футов и семь дюймов, а весил едва полторы сотни фунтов, и то если к нему привязать пухлую индейку в День благодарения. Кроме того, Дэн был всегда опрятным и не бранился без надобности. И, главное, ему не нужно было, чтобы она вела себя как «упрямая сука». Нужно было лишь исправно выполнять свою работу, и всё. Но, как Дженн вынесла из собственного опыта, проблема заключалась в том, что, как только ты научишься быть «упрямой сукой», от этого потом очень трудно отделаться…

Не то чтобы Хендрикс не смог бы это принять. Отнюдь – что касается грубого отношения и откровенного хамства, этот человек мог преподать мастер-класс и дать фору любому. Он был, несомненно, самым негативным и мрачным типом, которого она когда-либо встречала в жизни. Если Дэн и знал, что такое улыбка, то она не могла припомнить, чтобы он когда-нибудь улыбался. Дженн не сомневалась, что быть чернокожим сотрудником в Департаменте полиции Лос-Анджелеса – в ведомстве, где межрасовые отношения сотрудников исторически складывались просто ужасно, – весьма непросто, и это может волей-неволей озлобить даже самого эластичного и невозмутимого человека. Но Джордж Абэ работал с Хендриксом очень давно, и он заверил ее, что негативность ее напарника не имеет никакого отношения к его прошлой службе в полиции. Дело было лишь в самом Хендриксе.

Зазвонил телефон, и они оба достали свои мобильники. Ответил Хендрикс. Разговор был очень короткий.

– Похоже, пора, – сказал он, отключив вызов.

– Он здесь?

– Едет сюда. Хочет, чтобы ты вошла внутрь. Правда, никто не знает, как на это прореагирует Вон.

Это было правдой. Пути ее босса и Гибсона пересекались не раз.

И в этой истории отношений не было ничего хорошего…

Глава 3

Наплыв посетителей прекратился, шум стих, и Гибсон наконец-то мог сосредоточиться. Оглянувшись, он увидел, что вот-вот освободится последний столик. Когда все уйдут, он устроится в кабинке и проведет еще один день в тщетных поисках работы. Сегодня было воскресенье, но выходных Гибсон не брал. Срок ипотечного платежа за дом, в котором проживала его бывшая супруга с дочерью, наступал через пятнадцать дней. У него было всего пятнадцать дней, чтобы найти себе работу…

Он, возможно, и не нашел бы себе лучшего места. Придорожная закусочная «Полуночник» очень напоминала о доме. Его отец считал себя знатоком закусочных и передал это увлечение своему сыну. Для Дюка Вона именно такие заведения, а не какие-нибудь франшизы и крупные корпорации олицетворяли собой независимость и малый бизнес. Американские простолюдины – так он это называл. Земля принадлежит кому-то одному, но на нее имеет бесспорное право и вся община. Не романтичный популистский идеал, а место, где мифология Америки встретила свою асфальтобетонную реальность – на счастье и на несчастье.

Его отец мог подробно рассказать о крупнейших придорожных ресторанах страны, но исходной точкой неизменно являлась «Голубая луна» на Вест-мейн в Шарлоттсвилле, штат Вирджиния. Если б Дюк Вон был профессором, то свою аудиторию он точно превратил бы в пеструю барную стойку. Беседы отца и сына за воскресным завтраком представляли собой ритуал, который повторялся с того момента, когда Гибсону исполнилось шесть лет. Сколько всего интересного довелось узнать за куском вишневого пирога… При этом Гибсон всегда удивлялся, сколько же лет прошло, прежде чем он наконец научился понимать своего отца.

В «Голубой луне» Дюк Вон был завсегдатаем. Гибсон ни разу не видел, чтобы отец делал заказ, но всякий раз ему приносили одно и то же: яичницу-глазунью из двух яиц, картофельные оладьи, гритс, бекон, колбасу и белый тост. Кофе. Апельсиновый сок. Завтрак мужчины, как называл его отец, и не было метафоры, которую Дюк не мог бы «наколдовать» из еды.

Гибсон не появлялся в «Голубой луне» с тех пор, как умер его отец. Точнее, с того момента, как он покончил с собой. Ну, как бы то ни было…

Но по истечении некоторого времени Гибсон понял, что никогда не чувствовал себя как дома на новом месте, пока не нашел себе закусочную, которая подходила ему больше всего. «Дом на дороге», как называл ее отец. Гибсон подумал, что Дюк одобрил бы выбор «Полуночника» и владельца заведения Тоби Калпара…

Взгляд Гибсона переместился на женщину на дальнем конце стойки. Не потому, что она была красива или что на ней был сшитый на заказ деловой костюм. В придорожной закусочной в воскресенье утром. И даже не потому, что под ее левой подмышкой явно проступала плечевая кобура: в конце концов, это же Вирджиния! Такие штуки встречались не реже, чем ошейник на собаке. И хотя она ни разу не посмотрела в его сторону, Гибсон чувствовал, что ее внимание приковано именно к нему. Причем явно не с целью флирта. Он вынудил себя отвести взгляд. Два человека могут сыграть в такую игру. Просто два незнакомых человека… которые не смотрят друг на друга…

– Ты пьешь больше кофе, чем дюжина скверных графоманов, – сказал Тоби, снова наполняя себе чашку.

– Видел бы ты меня в Корпусе морской пехоты. Я жил на одном только кофе и «Рваном топливе». К восемнадцати ноль-ноль у меня на лбу можно было поджарить яйцо.

– Что это, черт побери, за «Рваное топливо»?

– Так, одна хорошая добавка. Для более эффективных тренировок. Сейчас это вроде допинга, не совсем легальная штука.

Тоби философски кивнул. Вместе с женой Саной они эмигрировали из Пакистана двадцать шесть лет назад и успели купить эту закусочную во время экономического спада. Их дочь окончила Колледж искусства и дизайна в округе Колумбия, и от нее Тоби приобщился к современному искусству, позаимствовав название своего ресторанчика у одноименной картины Эдварда Хоппера. Стены ресторана были увешаны копиями картин художников-экспрессионистов: Джексона Поллока, Виллема де Кунинга и Марка Ротко. Да и сам Тоби, худощавый, с аккуратно подстриженной серой бородкой и очках в металлической оправе, был скорее похож на держателя коллекции редких книг, а не на хозяина закусочной, который, экономя на официантах, сам принимает заказы на завтрак или обед. Но, если не судить чисто по внешности, Тоби Калпар был просто прирожденным ресторатором.

Он задержался у стойки, и на его лице возникло выражение умеренной неловкости.

– Извини, что снова прошу об этом, но не мог бы ты помочь мне с компьютерами? Я две ночи пытался разобраться, да все без толку.

Шестью месяцами ранее Гибсон предложил свою помощь, узнав о жалобах Тоби на работу компьютеров «Полуночника». Лишенные нормальной защиты, они изнывали от вредоносных и шпионских программ и всяких вирусов. Доведенного до отчаяния Тоби нужно было срочно спасать, ведь бедняга готов был щелкнуть «ОК» на любой запрос, выскакивающий на мониторе.

Гибсону понадобилось несколько часов, чтобы исправить ошибки системы, заново установить сеть, инсталлировать антивирусное программное обеспечение и комплекс программ для работы ресторана. После этого они с Тоби сразу подружились.

– Нет проблем. Хочешь, сейчас посмотрю?

– Не сейчас. Не хочу отвлекать тебя от поиска работы. Это ведь сейчас важнее.

Гибсон пожал плечами.

– Через пару часов мне все равно понадобится перерыв. До обеда продержишься?

– Конечно! Был бы очень тебе благодарен. – Тоби перегнулся через прилавок, и мужчины пожали друг другу руки. – Как там Николь? Элли? У них все хорошо?

Бывшая жена и шестилетняя дочь. Эдакий вечный двигатель чистой любви, воплей и дружеских пакостей. Гибсон почувствовал, как лицо его сразу посветлело, как только он услышал имя дочери. Элли, пожалуй, была единственной, кто оказывал на него хоть какое-то влияние в эти дни.

– С ними всё в порядке. На самом деле.

– Скоро повидаешься с дочкой?

– Надеюсь, что так. В следующие выходные, наверное. Если Николь сможет остаться у сестры, я поеду и заночую у них дома.

После развода квартира, которую снимал Гибсон, не слишком располагала к тому, чтобы там находился ребенок. И идея о том, чтобы Элли проводила время там, Николь была не по душе. Ему тоже. Поэтому бывшая супруга периодически навещала своих родных, а он проводил время с Элли у нее дома. Это было одно из немногих маленьких одолжений, которые его бывшая жена позволяла ему после расторжения их брака.

– Не забывай о ней. Помни: маленькие девочки нуждаются в отцах. Иначе они попадают на реалити-шоу.

– Реалити-ТВ к ней не готово. Можешь мне поверить.

– Им понадобится очень ловкий оператор.

– Вот именно.

Гибсон встал и забросил сумку на плечо. Женщина на дальнем конце стойки еще не ушла. Когда он прошел мимо, то заметил, как она впилась взглядом в зеркало позади стойки и следила за ним. Наверняка поняла, что он заметил слежку. Эта мысль встревожила его.

Дальняя часть ресторана была пуста, за исключением одного мужчины, который сидел за столиком неподалеку от кабинки Гибсона. Он сидел к нему спиной и что-то записывал в блокнот. Было что-то знакомое в облике этого человека, даже несмотря на то, что Гибсон не видел его лицо…

Человек почувствовал движение сзади и встал. Он не был большим, но в каждом его движении ощущалась сила, эдакий мускульный атлетизм. На вид ему можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти лет. На висках – легкая седина, взгляд уверенный, немигающий. Так или иначе, но точно указать его возраст было трудно. Кроме того, мужчина выглядел резким и энергичным. Синие джинсы и безупречная рубашка с воротничком на кнопке, такая белоснежная, что, казалось, взята из ролика, рекламирующего превосходный отбеливатель. Даже джинсы выглядели аккуратно выглаженными, а черные ковбойские сапоги – начищенными до блеска.

Гибсон почувствовал, как горькая рука скребанула ногтями по его сердцу. Он знал этого сукина сына. Знал хорошо. Перед ним стоял Джордж Абэ собственной персоной. Еще эта улыбка!.. Гибсон вздрогнул, как будто кто-то сильно толкнул его. Почему Абэ улыбался? Он должен прекратить улыбаться! Его улыбка выглядела вполне искренней, но ощущалась как насмешка. Гибсон сделал шаг вперед, не уверенный, что собирается сделать, но ему непременно хотелось быть к этому готовым, как только в голове у него созреет хоть какое-нибудь решение. На все это у него были секунды…

Он быстро подавил в себе порыв, когда в поле его зрения вновь оказалась женщина у стойки. Она развернулась очень быстро и изящно, держа дистанцию, но не давая ему ни малейшего повода усомниться в ее присутствии. Стоп! Что там говорили про Джинджер Роджерс?.. Что она могла повторить все, что делал Фред Астер[3], только задом наперед и на высоких каблуках? Ее пиджак был расстегнут, и она повернулась, чтобы он получше рассмотрел ее и особенно то, что у нее под мышкой, на случай если он предпримет какие-нибудь действия. Ее лицо оставалось смягченным и невыразительным, но Гибсон не сомневался, что все изменится, сделай он еще один шаг…

Джордж Абэ не пошевелил ни единым мускулом.

– Я рассчитывал на дружескую беседу, Гибсон.

– А она что же, приходит на все такие дружеские беседы?

– Рассчитывал, хотя и не ждал. Стоит ли винить меня за это?

– А меня?

– Нет, – ответил Абэ. – Я не могу.

Двое мужчин пристально разглядывали друг друга, пока Гибсон размышлял над ответом Абэ. Вскоре его первоначальная враждебность уступила место любопытству.

– Так что же привело тебя сюда этим утром? У меня даже не было времени толком собраться с мыслями, с тех пор как твой босс выпихнул меня с работы.

– Знаю. Но я уже и сам некоторое время не работаю на Бенджамина Ломбарда. Меня… уволили. Через неделю после того, как ты начал осваивать базовый курс у морпехов.

– Неужели? – удивился Гибсон. – Ты сделал для него эту грязную работу, а он показал тебе на дверь?.. Хорошо, если ты здесь не от него, тогда что тебе нужно?

– Я же сказал, мне нужна дружеская беседа.

Джордж Абэ вручил ему визитную карточку. На ней были указаны адрес и телефон. А ниже – его имя, должность и название фирмы: «Абэ консалтинг груп».

Гибсон помнил, что когда был еще ребенком, то постоянно неправильно произносил имя Джорджа, пока отец не поправил его:

– А-бэ. Не Абе. Больше японского, мой мальчик.

Как начальник службы безопасности Бенджамина Ломбарда, Джордж неизменно присутствовал в детстве Гибсона. Он постоянно маячил где-то на заднем плане. Вежливый, учтивый, но профессионально невидимый. Пристальное внимание к Гибсону он проявил только во время судебных разбирательств, но к тому времени Джордж Абэ уже не был ни вежливым, ни учтивым…

– Занятно, – хмыкнул Гибсон.

– Хочу предложить тебе работу.

Он хотел было ответить, но любопытство все же уступило место недоверию.

– Забери обратно свою карточку, Джордж. У тебя за спиной, видимо, могучая поддержка… Но постарайся все же обойтись без меня.

– Выслушай меня!

– Мне неинтересно. – Гибсон вернул визитную карточку.

– Как вообще твои успехи в поиске работы?

Вон замер и смерил Абэ холодным взглядом.

– Послушай, Гибсон, я ничего такого не имел в виду, кроме того, чтобы в общих чертах понять ситуацию, – сказал Джордж. – То, что ты сейчас без работы, это факт, а твой послужной список едва ли позволит тебе отыскать место, соответствующее твоим запросам и квалификации. Но ты должен работать. А у меня есть работа. Работа, которая оплачивается лучше, чем любая другая, которую ты себе найдешь. Если ты вообще сможешь что-то найти.

– Все равно неинтересно.

Гибсон повернулся и сделал несколько шагов к выходу, прежде чем Абэ преградил ему дорогу.

– Он никогда не допустит этого. Ты ведь и сам знаешь, не так ли?

Откровенность этих слов потрясла Гибсона. Сказанное как бы подвело итог тем опасениям, которые давно зародились и прокладывали борозды в закоулках его разума.

– Почему? – не выдержал он.

Абэ жалостно посмотрел на него.

– Потому что ты – Гибсон Вон. Потому что он относился к тебе как к сыну.

– Но ведь это он уволил меня?

– Не знаю. Может быть. Наверное. Это не имеет значения. На твоем месте я бы не оставался равнодушным к тому, что он сделает, когда станет президентом. Ведь тогда ты сможешь найти себе работу разве что в Сибири, и то не факт.

– Разве я недостаточно заплатил за все?

– Этого никогда не будет достаточно. Здесь нет срока давности. Его враги – это враги на всю жизнь. Они всю жизнь будут расплачиваться. Уж таков Бенджамин Ломбард.

– Значит, я в полном дерьме.

– До тех пор, пока ты не убедишь его отстать от тебя.

– В чем еще я должен убедить его?

Абэ уселся на диванчик в кабинке и жестом пригласил Гибсона присоединиться.

– Это что же – одна из составляющих дружеской беседы?

– Думаю, в твоих интересах все-таки выслушать меня.

Гибсон взвесил варианты: либо послать Джорджа Абэ ко всем чертям, что было бы и в самом деле неплохо, – либо сначала выслушать его, а уж потом послать к черту.

– Если рассчитываешь на дружескую беседу, скажи своей подружке убраться подальше.

Абэ сделал знак женщине, которая застегнула жакет и уселась на дальнем конце барной стойки.

– Ну что? – спросил он, снова повернувшись к Гибсону.

Глава 4

Гибсон переместился в кабинку и уселся напротив Абэ. Джорджа Абэ. Черт бы побрал этого типа. Он даже сам удивился. Сидеть рядом с ним, лицом к лицу… После всего того, что произошло? Абэ был ниточкой, которая связывала его, Гибсона, с прошлым. С отцом. Каково это было? Десять… нет, одиннадцать лет назад? Когда во время заседания судья огорошил его сногсшибательной новостью…

Абэ не сидел за столом обвинителя, хотя вполне мог бы. Во время заседания он со своим неразлучным блокнотом находился в проходе, сразу позади окружного прокурора. В ключевые моменты заседания подавал документы по обвинению, собранные для частных конференций, а также замечания. Если у кого-то сложилось впечатление, что окружной прокурор действует по указке Джорджа Абэ, то это вполне простительно. У Гибсона такое впечатление сложилось…

Через считаные месяцы после ареста Вон-младший понял, что Бенджамин Ломбард не собирается дать этому суду ни единого шанса. При взламывании компьютеров сенатора Гибсон нарушил и федеральные законы, и законы штата, но предполагалось, что федеральные обвинения заменят собой местные. По крайней мере до тех пор, пока дело не было неожиданно передано в ведение судов штата Вирджиния. Причина, которую, правда, так и не озвучили, была проста: федеральные судьи назначались пожизненно, в то время как окружные судьи Вирджинии служили восемь лет и избирались Законодательным собранием штата. Ломбард специально позвонил и позаботился о том, чтобы судебное заседание состоялось в том месте, где он мог пустить в ход свое влияние. И решение окружного прокурора судить Гибсона как взрослого за совершение первого преступления ненасильственного характера лишь подтвердило это подозрение. Поэтому, когда начался суд, Гибсон предположил, что судья тоже наверняка окажется из «команды Ломбарда».

Суд длился девять дней, и вердикт был известен заранее. Главной уликой, на которой строилось обвинение, стали изъятые у Гибсона жесткие диски. Объявленный виновным, он был водворен обратно в камеру – ожидать приговора. Но несколько дней спустя адвокат забрал его из тюрьмы и привез в суд. И не в зал судебных заседаний, а прямо в кабинет судьи. У двери судья и адвокат Гибсона едва заметно переглянулись.

– Я заберу его отсюда, мистер Дженнингс, – сказал судья.

Его адвокат кивнул, покосился на своего недоумевающего молодого клиента и молча удалился, оставил их вдвоем в дверном проеме. Гибсон слабо разбирался в действующем законодательстве, но даже он понял: то, что происходит с ним, попросту незаконно. Когда они остались одни, судья жестом пригласил Гибсона к себе в кабинет.

– Думаю, нам нужно побеседовать наедине.

Судья вынул из небольшого холодильника две стеклянные бутылки «Ар-Си Колы» и откупорил их открывашкой, вмонтированной в стену. Затем протянул Гибсону бутылку, а сам уселся в кресло за широким столом из красного дерева.

Достопочтенный Хэммонд Д. Берк представлял собой смесь сварливого южного джентльмена и упрямого работяги из Вирджинии. Он действовал упрямо и непримиримо, если обстановка в зале суда не соответствовала его ожиданиям, но был очарователен и вежлив, хотя тем самым тоже демонстрировал свое крайнее неудовольствие. Адвокаты с обеих сторон пыжились изо всех сил, чтобы, не дай бог, чем-нибудь его не рассердить. Разместившись в кожаном кресле судьи, Гибсон боялся даже сделать глоток содовой.

– Сынок, – начал судья, – хочу сделать тебе едино-временное предложение. Не будет никаких вопросов, никакого обсуждения и никаких переговоров. Когда я перестану говорить, я лишь хочу услышать от тебя одно из двух слов. Да или нет. Только одно из этих слов, после чего мы прекратим этот чертов цирк, который даже мне порядком надоел. Ты понимаешь меня?

Гибсон молча кивнул, посчитав, что ответ вслух может оказаться своего рода ловушкой.

– Вот и хорошо, – сказал судья. – Мое предложение прямое и откровенное. Десять лет тюремного заключения либо вербовка в Корпус морской пехоты Соединенных Штатов. Служить придется пять лет. Это всего лишь половина альтернативного тюремного срока. Но все-таки не тюрьма. Кроме того, на службе – с твоими мозгами – ты мог бы заняться чем-нибудь полезным, а не только считать недели, месяцы и годы до того, как откинешься. Итак… десять лет или вербовка. По окончании вербовки я лично вычеркну запись в судебном протоколе, и ты сможешь спокойно устроить свою жизнь в этом прекрасном мире.

Судья допил свою бутылку и искоса через стол посмотрел на Гибсона.

– Я закончил, сынок. Теперь твоя очередь. Не торопись и хорошенько все обдумай. Да – означает, что ты станешь морским пехотинцем, нет – отправляешься в тюрьму. Только сообщи мне свой ответ, и всё. И не дай нагреться своей коле. Это был любимый напиток твоего отца в колледже.

Гибсон взглянул на судью, который улыбнулся в ответ.

Некоторое время они сидели в тишине, хотя решение вообще не отняло никакого времени и было принято сразу же. Даже двадцать лет на военной службе были бы совсем небольшой ценой, которую надо заплатить, чтобы избежать еще одной ночи в тюремной камере. А ведь это была всего лишь камера временного содержания. Настоящая тюрьма – совсем другое дело, она намного серьезнее и страшнее, и мысль о ней приводила Гибсона в ужас. Он не озвучил свой ответ сразу. Ему понравилось сидеть вместе с судьей, потягивая колу и надеясь, что Берк расскажет что-нибудь о его отце.

Но судья так ничего и не рассказал – ни сейчас, ни позже – в многочисленных письмах, которые они написали друг другу, пока Гибсон находился на службе. Первое пришло совершенно неожиданно – за день до выпуска из Центра приема новобранцев морской пехоты Пэррис-Айленд. Это было всего лишь третье письмо с момента вступления в корпус и представляло собой вдумчивое размышление о взрослой жизни. Оно насчитывало двадцать рукописных страниц. Гибсон сидел на краю койки, перечитывая его снова и снова. Это был как раз семейный день, когда к большинству его товарищей-сослуживцев приехали родственники, и они вместе совершали экскурсию по базе. Письмо заставило его почувствовать себя менее одиноким. В ответном письме он выразил сердечную благодарность. После этого они обменивались письмами каждые несколько месяцев. Письма Гибсона были краткими, но содержали много новостей, а письма судьи – экспансивными и философскими. Вон-младший спрашивал себя, что посоветовал бы ему судья в данной ситуации.

– Я помню, когда видел тебя в последний раз, – сказал Гибсон. – Сразу после того, как судья заявил, что я отправляюсь в Корпус морской пехоты. Все сошли с ума, но только не ты. Я хотел видеть твою реакцию, но ты просто встал и ушел. Причем не сразу, а сначала застегнул пиджак. А потом вышел, как будто ничего такого не произошло. Очень спокойно. Ты, наверное, подготовился к тому, чтобы доставить дурные вести Ломбарду?

– Вот именно.

– Мне всегда было интересно, как все воспринял Ломбард. И это после стольких попыток отправить меня в каталажку… Предположу, что все прошло не слишком гладко.

– Нет, конечно. С точностью до наоборот. Но я рад, что все произошло именно так. Я лишь позже сообразил, что была допущена серьезная ошибка. И сожалею о той роли, которую сыграл в твоей истории.

Это извинение застигло Гибсона врасплох. Он вдруг ощутил странное чувство благодарности просто за то, что услышал наконец чьи-то извинения. И потом почти сразу возненавидел себя за это. Да, это было неожиданно и даже приятно, но какое значение имели эти извинения сейчас, десять лет спустя?!

– То есть ты оказался просто невинной пешкой в чужих руках? Ты мне это хочешь сейчас сказать?

– Нет. – Абэ покачал головой. – Не думаю, что стоит все списывать на одно лишь мое невежество. Да, я не знал правду, но лишь потому, что сам позволил себе такую роскошь. Потому что сам не задавал вопросы, которые должен был задать. Меня ввела в заблуждение собственная лояльность. Я знал, что это неправильно, но проигнорировал собственную интуицию. Однако я далеко не простак.

– И что же потом? – спросил Гибсон. – Ты и твоя безотказная помощница разыскиваете меня для того, чтобы снять с себя это тяжкое бремя? Небольшая исповедь в воскресное утро? Ну и что, тебе лучше?

– Ощущения действительно приятные. Я даже удивлен. Но я здесь не за этим.

Появился Тоби с меню и термосом с кофе. Он наполнил чашку и поставил ее перед Гибсоном. Почувствовав неловкость, вопросительно посмотрел на него – как бы спрашивал, нужно ли от него еще что-нибудь. Гибсон едва заметно покачал головой. Что бы ни происходило сейчас в этом заведении, он не хотел вовлекать в это своего друга Тоби.

– Я вернусь через несколько минут, джентльмены, – сказал хозяин заведения.

Когда он ушел, Гибсон поскреб подбородок ногтем большого пальца и посмотрел на Абэ.

– Итак, почему же вы здесь?

– Я здесь ради Сюзанны.

Гибсон почувствовал, что резко замер, и даже ощутил, как зашевелились волоски на руках. Впервые за многие годы другой человек произнес в его присутствии это имя. Даже его бывшая жена благоразумно обходила эту тему.

– Сюзанны Ломбард?!

Абэ кивнул.

– Я хочу, чтобы ты помог мне узнать, что с ней произошло.

– Сюзанна мертва, Джордж. Разве нет?

– Вероятно. Вероятно, так оно и есть.

– Прошло ведь десять лет!

Гибсон почувствовал, что неожиданно повысил голос. Вероятно? Это слово скальпелем врезалось в его мозг, и гнев уступил место невероятному отчаянию. Сюзанна была мертва. Скорее всего. Она должна быть мертва. Прошло десять лет. Если нет, то все может оказаться намного хуже; остаться живой при таких обстоятельствах было бы немилосердно. Нет… если она жива, это значит, что ее скрывают. И если она не обнаружена по истечении такого срока, тогда кто-то предпринимает отчаянные усилия, чтобы этого добиться. На вопрос о том, почему, благоприятных ответов не было; в голове у него вертелись одни только кошмары.

– Почему? Чего ты добиваешься? Надеешься возвратить себе благосклонность Ломбарда?

– Нет. Между нами все кончено.

– Тогда что? Ради прошлого?

– У меня на то свои причины. Тебя они не касаются.

– Тебе придется сильно постараться, чтобы добиться успеха. Если тебе ничего не нужно от Ломбарда, то к чему все эти неистовые попытки отыскать его дочь? Если ты что-нибудь нарыл, почему бы не передать информацию агентам ФБР и поставить точку?

Теперь настала очередь Джорджа уставиться на него. Гибсон не верил ему, но взгляд Абэ его поразил: он был очень пристальным и твердым.

– Я здесь ради Сюзанны. Удивляюсь я тебе, Гибсон.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Разве Сюзанна не любила тебя больше всех на свете?

Гибсон почувствовал, как к горлу подкатил комок. Абэ заметил это и приветливо улыбнулся.

– Девочка просто обожала тебя. Ходила за тобой повсюду как тень. И я видел, как ты заботился о ней. Как о собственной сестре. Все это видели. – Он покачал головой и потер глаза. – Вражда между тобой и Ломбардом… она простирается и на Сюзанну?

Гибсон покачал своей головой и прикрыл рот рукой, чтобы не сказать лишнего. Он понимал, что проигрывает спор, но хотел во что бы то ни стало сохранить самообладание.

– Тогда помоги мне. Я совсем не знаю тебя, но хотел бы знать. Я наблюдал, как росла та девочка. И должен узнать, что с ней произошло. Я хочу найти того, кто, возможно, соблазнил эту милашку или так или иначе выманил ее из дома. Хочу серьезно побеседовать с тем человеком. А уж потом пусть этим делом занимается ФБР. – Абэ замолчал ненадолго, словно пробуя на вкус скрытую угрозу в своих словах. – А уж если заодно мне удастся поладить и с тобой, тем лучше.

– Ты сам виноват.

– Не спорю.

– Поэтому Ломбард и уволил тебя? Из-за Сюзанны?

– Да.

– Но почему?

Джордж вздохнул и выглянул из окна. Гибсону даже показалось, что он немного съежился. Когда Абэ вновь заговорил, голос его был спокоен, но печален.

– Очень хороший вопрос. На который мне так и не удалось дать удовлетворительного ответа. Безопасность – это профессия, ориентированная на результаты. Моя работа заключалась в том, чтобы защитить Бенджамина Ломбарда, но его семья тоже была составной частью этой ответственности. К тому же из первичного расследования сразу стало ясно, что Сюзанна исчезла во время моего дежурства.

Будь Вон посторонним наблюдателем, он наверняка проникся бы симпатией к Абэ. Гибсон вздохнул.

– Хорошо, но почему именно сейчас? Откуда вдруг это внезапное желание докопаться до истины? Из-за того, что уже десятая годовщина?

– Слушай, поехали со мной в офис. Там все сам и узнаешь.

– Узнаю что? Что у тебя есть?

Гибсон пытался прочитать его взгляд, но единственной ниточкой была непонятная уверенность Джорджа Абэ. Действительно ли это было возможно? Мог ли Абэ нарыть что-нибудь новое в деле, которое в течение десяти лет ставило в тупик лучших следователей и агентов ФБР? Что за отчаянную игру он затеял? Но разве это имело значение? Если был хотя бы ничтожный шанс обнаружить Сюзанну, Гибсон был готов принять участие в поисках. Здесь у него никаких сомнений не было.

Абэ передал через стол пухлый конверт. Гибсон открыл его и большим пальцем провел по толстой пачке денег. Он не считал, сколько их там, но все банкноты были стодолларовыми.

– Что это?

– Либо извинение за прерванный завтрак, либо бонус за участие. Выбор за тобой.

– Бонус за участие?..

– Если ты остаешься и помогаешь нам, я предлагаю тебе удвоенную прежнюю зарплату плюс еще один бонус в размере десяти тысяч долларов, если твоя работа позволит существенно продвинуться в поисках. Звучит справедливо?

– Более чем.

– Хорошо. – Абэ вышел из кабинки, молча кивнул женщине и покинул ресторан «Полуночник».

Гибсон понял, что выбора у него больше нет…

Глава 5

Автокортеж, не снижая скорости, продвигался через центр Финикса, словно боевой крейсер, уверенно пересекающий океан из бетона и металла. Длиной более чем в полквартала, его передняя часть была образована «клином» из полицейских мотоциклов, которые, включив сирены, пробивали путь через забитое машинами шоссе. Водители, взбудораженные грозным мотоциклетным эскортом, поспешно прижимались к обочинам, а пешеходы останавливались, чтобы поглазеть на необычное зрелище.

Бенджамин Ломбард ничего этого не видел и не слышал. Он сидел на заднем сиденье одного из лимузинов – причем каждый раз он садился в разные лимузины – и просматривал список дел на ближайшую неделю. Он знал, что его помощники с нетерпением ждут распоряжений, но не торопился. Ломбард давно привык к тому, что люди ждут его решений. Их время было, по сути, его временем. Наконец он внес несколько поправок и передал список одному из помощников.

Бенджамин устал и был немного расстроен. За прошедшие двадцать пять дней он наблюдал, как губернатор Энн Флеминг все сильнее и активнее теснит его на предвыборных опросах. То, что поначалу предвещало забавную интермедию, превращалось в реальную угрозу. В недавнем политическом мультфильме его изобразили зайцем, который мирно спит под деревом, в то время как Флеминг в образе черепахи обгоняет его. В одной из ночных передач его просто высмеяли. А ведь всего год назад имя губернатора Калифорнии даже не упоминалось в беседе с президентом. Ломбард всегда считался настолько грозным фаворитом предстоящей гонки, что даже самые влиятельные партийные фигуры предпочли в этот раз отсидеться и не выдвигать свои кандидатуры. А теперь получалось, что он идет вровень с новичком. Его советники, правда, всячески подбадривали его, утверждая, что Флеминг – пустышка и что она сойдет с дистанции, но он не был настолько уверен в этом. До сих пор ей удавалось ловко отбиваться от всего того, что он, как опытный профессионал, швырял в нее: от компромата, от едких усмешек, от назойливых заказных статей и репортажей. И при этом она еще умудрялась заработать себе очки и выставить его, Ломбарда, в неприглядном виде. Крупные «денежные мешки», которые финансировали предвыборную кампанию, начинали потихоньку осознавать это. Если не нейтрализовать Энн Флеминг сейчас, то съезд в Атланте может превратиться в настоящую битву. И он не уверен, что выйдет из нее победителем…

– Скажите Дугласу, чтобы удалил из маршрута поездку в Санта-Фе, – сказал Ломбард. – Вечером, после фандрейзера[4], хочу отправиться прямиком в аэропорт.

Сидящий на переднем сиденье Лиланд Рид заерзал.

– Сэр, но Дуглас считает, что было бы крайне важно завтра выступить, если вы хотите заручиться поддержкой губернатора Маклина. Мы ведь уже не сможем появиться здесь до съезда.

Лиланд Рид был руководителем аппарата вице-президента. В свои пятьдесят с хвостиком он имел репутацию невозмутимого работяги – человека, который решает проблемы. За многолетнюю карьеру на Капитолийском холме Рид не раз подтверждал свой профессионализм, участвуя во многих президентских гонках.

Ломбард высоко ценил руководителя своего аппарата. После того как Дюк Вон покончил с собой, Ломбард сменил на этом посту двух человек, прежде чем наконец остановился на кандидатуре Рида. Лиланд хорошо понимал его, был предан и обладал такой же решимостью. Но ему, конечно, было далеко до Дюка Вона. Не то чтобы это стоило поставить ему в упрек. Дюк Вон был человеком, который инстинктивно понял бы, почему поездка в Санта-Фе – неважная идея. Лиланд этого не понимал. Выражаясь шахматным языком, Дюк видел те же фигуры на доске, что и все остальные, но умел видеть на несколько ходов вперед. Хорошо разбираться в политике Ломбарда научил именно он.

Лиланд Рид был, конечно, трудягой, мог работать день и ночь, но при этом постоянно нуждался в правильном руководстве. До некоторой степени так было даже предпочтительнее. Ломбард привык считать себя самым умным и находчивым человеком в любой обстановке. Но случались времена, когда приходилось забыть об этом, потому что проблему успевал решить Дюк Вон.

Он ледяным взглядом посмотрел на Рида.

– Мы не получим поддержку от Маклина. Он ведь спутался с Флеминг.

– Но, сэр, Дуглас все-таки считает, что Маклин пока нащупывает почву. Он просто еще не определился.

– Он нащупывал почву даже тогда, когда я был впереди на десять пунктов. Но теперь я впереди лишь на полшага, и он уже готов переметнуться к Флеминг. А она знает его уже двадцать лет и обещает ему то, что я обещать не могу. Конечно, он попробует сделать так, чтобы я плясал под его дудку, но в итоге оставит меня ни с чем.

– Но разве не стоит попробовать, раз мы уже здесь?

– Меган, где губернатор Флеминг будет в следующую пятницу? – спросил Ломбард.

Его помощница тут же отыскала список в своем ноутбуке.

– Штат Аризона, сэр.

– Ясно! В общем, это пустая трата времени, Лиланд. Нас просто водят за нос, поэтому к черту губернатора Маклина! И передайте Дугласу, чтобы отбросил эту идею.

– Сэр? – Голос Рида оставался ровным, несмотря на внезапную раздраженность вице-президента.

– Я озабочен тем, что Дуглас плохо разбирается в стратегии, – терпеливо объяснил Ломбард. – Сейчас он принимает решения, основанные на опросах прошлой недели. Мне же нужно, чтобы он опережал Флеминг или хотя бы шел с ней нога в ногу. Я по-прежнему уверен, что у нее не хватит сил тягаться со мной, и устал от его возражений.

– Да, сэр, – кивнул Рид. – Что мне указать в качестве причины для отмены визита к Маклину?

– Придумайте что-нибудь неопределенное. Типа «необходимо быть в Вашингтоне». Это всегда сработает. Я ведь все еще вице-президент. Он не дурак, поймет.

– Хорошо, сэр, – ответил Рид.

– Утром нужно посовещаться с Дугласом, Беннеттом и Гузманом. Некоторые вещи не терпят отлагательства. Они не единственные стратеги в Вашингтоне.

Ломбард посмотрел в затонированное стекло лимузина. Размытые очертания Финикса остались позади. Вообще жизнь в таком мыльном пузыре, в ситуации, готовой взорваться каждую секунду, являлась одним из сюрреалистических аспектов его работы. За последние восемь лет ни разу не случалось так, чтобы он оставался в одиночестве, когда о его точном местонахождении не знали бы по меньшей мере тридцать человек. Чтобы делать эту работу, и делать хорошо, нужно было находиться в постоянном движении, в окружении людей, идей, в центре событий. И, видит бог, ему этого всегда хотелось. А еще больше ему хотелось стать президентом.

Когда репортеры спросили его, почему он хочет занять этот пост, Ломбард изрек те же самые изящные клише, что и все его предшественники: разного рода банальности о служении стране и наличии у себя особого ви́дения будущего нации. Чушь, конечно, и он сомневался, что они думают об этом иначе. А на самом деле? Когда еще в истории кто-нибудь мог, никого не обидев, никого не подставив, никого не погубив, подняться на такую высоту и стать самым могущественным человеком в мире? Ему выпал шанс быть цивилизованным богом, и он не доверял никому, кто хотел бы меньшего. Но разница между ним и большинством людей заключалась в том, что он был рожден для того, чтобы этого добиться. Именно этого.

Автокортеж с ревом остановился у гостиницы, и Ломбард наблюдал за отлаженными действиями агентов секретной службы. Два десятка автомобильных дверей открылись одновременно, как по команде. Из машин выскочили агенты и рассредоточились, как морские пехотинцы, захватившие береговой плацдарм. Когда они были готовы, открылась дверца его лимузина, и он вышел из машины, широко улыбаясь на ярком солнце. Будучи ростом выше почти всех своих агентов, Ломбард сделал паузу, окинул взглядом гостиницу, застегнул пиджак и помахал рукой толпе сторонников, собравшейся у бордюра на противоположной стороне дороги. Те дружно приветствовали его взрывом аплодисментов. После этого Бенджамин не спеша, под прикрытием нескольких агентов, проследовал в гостиницу.

Мысленно он сделал в голове пометку: убрать более высокого агента из числа сопровождающих в его кортеже…

В холле гостиницы его окружила целая свита помощников, которая сопровождала его на пути в заранее забронированные апартаменты. Во время брифинга Ломбард просмотрел две записки и исчеркал их вопросами. Вообще, у него был опыт по части ведения нескольких бесед одновременно.

– Во сколько назначено мероприятие по сбору средств? – спросил он.

– В восемь, сэр.

– Где моя речь?

Кто-то вручил ему свежий экземпляр. Он также взял два отчета, которые включали, помимо прочего, сведения о развитии ситуации в Египте и новости о склоках в Сенате по законопроекту об иммиграции.

– Лиланд, через два часа вы мне понадобитесь. Поговорим за обедом. До тех пор прошу меня не беспокоить, если только не разразится конституционный кризис и я не стану президентом.

Из толпы раздалось вежливое хихиканье. Один из агентов секретной службы закрыл за ним дверь в номер…

Оставшись один, Бенджамин Ломбард снял костюм и аккуратно разложил на кровати, чтобы не измять. После испепеляющей аризонской жары он с наслаждением подставил тело под кондиционер. Бенджамин не знал почему, но был уверен, что в этой пятизвездочной гостинице лучшие в мире кондиционеры. В отелях других штатов и стран кондиционеры не доставляли ему такого удовольствия, как здесь. Вообще кондиционирование он считал одним из главных достижений цивилизации, которое дает человеку возможность выжить в таких забытых богом местах, как Финикс, штат Аризона.

Стоя посреди огромной комнаты в рубашке, трусах и черных носках, Ломбард наслаждался прохладным воздухом. Через несколько приятных минут он включил телевизор. В блоке новостей рассказывалось о кампании Энн Флеминг в Калифорнии. Теперь Бенджамин мог и сам убедиться: явно недостаточное количество слушателей во время его утренней агитационной речи позволило увидеть куда более очевидное. Чем больше он думал об этом, тем сильнее чувствовал, что на завтрашней встрече с Дугласом должен вести себя решительно и жестко. Пусть каждый вновь ощутит его твердую руку. Это должно стать своего рода посылом, сигналом к наступлению и позволит снова зарядиться энергией и сосредоточить силы. Ломбард спрашивал себя, что нужно для того, чтобы перетянуть на свою сторону Эбигейл Салдану; как опытному политологу ей наверняка не по душе тот бред, который несет эта выскочка Энн Флеминг.

Настойчивый стук в двери прервал ход его мыслей, и от хорошего настроения не осталось и следа. Какой бы сотрудник сейчас ни стоял там, за дверью, и какие бы причины он ни выдумал в оправдание своего незапланированного вторжения, ему сейчас точно не поздоровится. И придется искать себе новую работу. Причем не здесь, а где-нибудь в Турции.

– Что? – проревел Ломбард, с силой распахнув дверь и едва не сорвав ее с петель.

Это был Лиланд Рид, и вид у руководителя аппарата был обеспокоенный.

– Что там? – снова спросил Бенджамин, но уже без прежней угрозы в голосе.

– Можно войти, сэр?

Ломбард отошел в сторону, пропуская Рида к себе в номер. Тот вошел, но не стал садиться, а совершил непонятный круг по комнате. В этот момент он походил на автоматический пылесос в поисках грязи и пыли. Наконец остановился у окна.

– Ну, и что же случилось? Не заставляйте же меня нервничать, Лиланд!

– Сэр, вы ведь помните список лиц, за которыми попросили меня следить?

Этот список Ломбард всегда мысленно держал перед глазами. Нельзя продвинуться так далеко в политике, не нажив себе хоть нескольких врагов. И даже не нескольких, а многих. Список включал людей, которые так или иначе могли навредить его кампании. В него входили все – от политических противников до бывших сослуживцев, включая даже одну подружку из средней школы, которой не понравилось, как они расстались. Не то чтобы Бенджамин ожидал неприятностей, но во время каждой президентской кампании из прошлого какого-нибудь кандидата нет-нет да и «выплывало» что-нибудь пикантное. Не было ни малейшей причины ожидать, что и нынешняя кампания пройдет без сучка и задоринки.

– Кто? – спросил Ломбард.

– Джордж Абэ.

– Джордж? В самом деле? – переспросил Бенджамин. Новость удивила его. Он всегда считал, что их отношения сохраняют здравый смысл, несмотря на то что пути их разошлись. – Что натворил Джордж?

– В одном из придорожных ресторанов Вирджинии он встретился с сыном Дюка Вона. Сейчас, когда мы с вами беседуем, оба направляются в Вашингтон…

Шея Ломбарда покрылась капельками пота. Гибсон Вон и Джордж Абэ. Эти два имени он никак не ожидал услышать в одном предложении, и единственное, что их связывало, был наверняка он, Бенджамин Ломбард. То, что они теперь вместе, не могло быть совпадением.

– О чем они разговаривали?

– Этого я не знаю, сэр.

– Ну, так узнайте! У нас есть какие-нибудь связи с людьми Джорджа?

– Нет, сэр, – покачал головой Рид.

– Найдите кого-нибудь. И соедините меня с Эскриджем. Похоже, пора ему вмешаться в это дело…

Глава 6

Они молча ехали в Вашингтон. Гибсон сидел сзади, рядом с Джорджем Абэ, который сразу уткнулся в смартфон, отвечая на электронные письма. Когда Абэ вводил пароль, Гибсон краем глаза успел перехватить его и запомнить. Эту привычку он выработал в себе давно. Для совершенствования навыка потребовались месяцы, но теперь Вон мог запросто узнать пароль телефона, находясь поблизости от его владельца. Нужно было лишь наблюдать за движением большого пальца. Этот пароль Гибсон тоже запомнил. На всякий случай…

Ему всегда были по душе числа и расчеты. Точные науки, особенно математика, а также компьютеры – все эти вещи давались ему легко. Все это пригодилось в последующей жизни, когда Гибсон был не в ладах с законом. Он научился запоминать цифровые последовательности. Мог за один раз запомнить до шестнадцати цифр: телефонные номера, номера кредитных карт и полисов социального обеспечения. Его всегда удивляло, как беспечно относятся люди к такой важной информации. В общем, это умение занимало видное место среди остальных его талантов.

Впереди на пассажирском сиденье разместилась помощница Абэ, которая придирчиво вглядывалась вперед, как будто они направлялись в Эль-Фаллуджу[5]. Такой взгляд был ему хорошо знаком – он был характерен для ветеранов, воевавших в горячих точках. Воспоминания, которые никогда не сотрутся в памяти… Образы и звуки, которые навсегда врезались в память в виде неблагозвучной симфонии. И она вела себя соответственно – крайне внимательно и осторожно, как будто здесь, в Северной Вирджинии, их могла поджидать внезапная засада на дороге…

В «Полуночнике» Абэ представил ее Гибсону как Дженн Чарльз. Они протянули друг другу руки. Гибсон почувствовал профессиональное рукопожатие, но ее поддельная улыбка была ловушкой, как бы предупреждая о том, чтобы он не пытался переходить ей дорогу. И все-таки Дженн была просто милашкой по сравнению со строгим маленьким человеком, который сидел за рулем. Хендрикс. Имени его никто так и не сообщил. По-видимому, Гибсон ему тоже не пришелся по душе, но, в отличие от Дженн Чарльз, это не так задевало. Похоже, Хендриксу вообще мало что нравилось в этой жизни…

Несмотря на воскресенье, движение в сторону столицы было таким же плотным, как и в часы пик. Сейчас, в начале апреля, зацвели вишни, и дороги в Джорджтаун были битком забиты туристами. Но Хендрикс ловко маневрировал, обходя скопления автомобилей, сворачивая в переулки и то притормаживая, то резко набирая скорость. «Опыта ему не занимать», – подумал Гибсон. На Ки-Бридж Хендрикс выехал на эстакаду Уайтхерст-фриуэй, рядом с Потомаком, и выскочил на Кей-стрит. На всем пути до Центра Джона Кеннеди внизу под ними искрилась река.

Гибсон покосился на Абэ. Его слова, произнесенные в закусочной, все еще крутились у него в голове. Сюзанна любила тебя больше всех на свете. Он выглянул из окна на реку.

Больше всех на свете…

Гибсон знал Сюзанну с детства; их жизни были тесно переплетены благодаря отношениям отцов, которые были намного глубже, чем просто отношения сенатора и руководителя его аппарата. Ломбард был шафером на свадьбе Дюка, а после смерти матери, когда ему было всего три года, Гибсон почти все каникулы проводил с Ломбардами, а не с собственной семьей. Сенатор Ломбард и Дюк Вон часто работали до поздней ночи, иногда даже в выходные. У Гибсона была даже своя собственная спальня – напротив спальни Сюзанны. Когда ему исполнилось семь лет, Дюк вынужден был усадить сына рядом и объяснить, что трехлетняя Сюзанна – вовсе не сестра ему. Эту новость Гибсон воспринял довольно болезненно.

Некоторые из самых любимых воспоминаний детства были связаны с загородным домом Ломбардов в Памсресте на берегу озера. Каждое лето начиналось с ежегодной вечеринки в День поминовения, которую устраивали для десятков самых близких друзей Ломбардов, политических союзников и их семей. На празднике всегда было множество детей, и они весело играли и носились повсюду, в то время как взрослые общались и отдыхали на лужайке и огромном, в полдома, широком крыльце. Гибсон с другими мальчиками весь день устраивал традиционные игры по захвату флага. Неожиданное появление на лужайке тележки с мороженым вызывало неописуемый восторг у детей, которые уже к тому времени наелись гамбургеров, хот-догов и салатов. Для детей здесь был просто рай, и он всегда с нетерпением ждал таких событий.

Во время вечеринок Сюзанна обычно сидела в доме, устроившись с книжкой в одном из просторных эркеров в задней стороне дома. Ей нравилось, подложив под себя несколько пухлых подушек, осматривать окрестности с высоты и мечтать. Гибсон же искренне считал, что в такой прекрасный день девочка просто теряет время. В ее возрасте он предпочел бы забираться на деревья, а не рассматривать их. Но это было любимое место Сюзанны в доме, и именно здесь каждый мог найти ее в случае чего. Оттуда она могла наблюдать за ходом вечеринки и заодно читать книги, которых здесь всегда было в избытке. Если ей удавалось уговорить свою мать принести ей обед, то она могла счастливо провести так весь день, читая и подремывая на солнышке.

Считая ее своей сестрой, Гибсон все-таки долгое время относился к Сюзанне так, как старшие братья зачастую относятся к своим младшим сестрам: как к чужому существу. Она не играла ни в футбол, ни в бейсбол; не хотела носиться по лесу и играть в войну; ей не нравилась ни одна из игр, которые любил он. Таким образом, в сложившихся обстоятельствах Гибсон поступал так, как поступил бы на его месте практически любой мальчик: игнорировал ее. Не из злости, а из простой целесообразности. Им попросту не о чем было говорить.

А вот Сюзанна относилась к нему так, как младшие сестры обычно относятся к своим старшим братьям, – с терпеливой любовью и неизменным изумлением. Его пренебрежение она встречала с обожанием, а его отсутствие интереса к ней – сияющей улыбкой. Она никогда не обижалась, и ее никогда не отталкивало от него то, что Гибсон не отвечал на ее привязанность. Она всегда готова была дать ему еще один шанс. В конце концов, она просто полюбила его с великодушием ребенка – такого, которое потом постепенно исчезает, когда человек вступает во взрослую жизнь, но которого у Сюзанны имелось в избытке. В конечном счете она все-таки добилась своего, и Гибсон тоже научился любить ее. Вскоре она перестала быть для него просто Сюзанной и стала его сестрой.

Его Медвежонком…

Не удовольствовавшись тем, что он ее просто любит, Медвежонок постоянно – и это превратилось в месяцы, даже годы – приставала к нему с просьбой почитать ей вслух. Однажды, когда она была маленькой, он читал ей что-то. Гибсон не помнил, что это была за книга, только сам он довольно быстро потерял к ней интерес. С тех пор Сюзанна постоянно звала его снова почитать – обычно из своего укромного уголка, – когда он выбегал через черный ход, чтобы поиграть в лесу. В те дни Вон мало интересовался книгами, поэтому всегда откладывал чтение на потом.

– Гиб-Сон. Гиб-Сон! – звала она его. – Иди мне почитай!

– Позже, Медвежонок. Хорошо? – таков всегда был его ответ.

– Хорошо, Сынок. Пока! – отвечала она ему. – Позже так позже!

Как будто «позже» означало точный день и час.

Медвежонок всегда произносила его имя так, как будто оно состояло из двух слов, либо иногда, под настроение, сокращала его до просто «Сынок»[6].

Дюк Вон, его отец, решил, что этим она походит на пожилого южанина: «Как дела, сынок?» У взрослых это вызывало смех, который лишь подзадоривал девочку. Она не понимала, почему это так смешно. Ей было важнее, что все обращают на нее внимание.

Как-то на Рождество Медвежонок наконец добилась своего. Сенатор и Дюк Вон пропадали на работе, и Гибсон бо́льшую часть праздника провел в доме Ломбардов в Грейт-Фолс. Сюзанне тогда было семь лет, ему – одиннадцать. На секунду расслабившись, он в ответ на ее обычную просьбу почитать ответил «да», и она сорвалась со своего места и убежала в соседнюю комнату. Не успел Гибсон и глазом моргнуть, как она вернулась с книжкой под названием «Братство кольца», которую написал некто Дж. Р. Р. Толкиен. Соответствующий кинофильм тогда еще не сняли, а значит, он ровным счетом ничего не знал об этой книге, за исключением того, что она очень толстая и издана в твердом переплете.

– Медвежонок… Нет, не могу, – пробормотал он, взвесив книгу в руках. – Уж слишком она толстая…

– Это только первая из трех! – Сюзанна даже подпрыгнула от возбуждения.

– Да ладно…

– Она интересная. Обещаю тебе. Там такие приключения! – не унималась девочка. – Специально берегла ее для тебя.

Грейс Ломбард наблюдала за ними с удивленной, жалостливой улыбкой, которая явственно говорила ему то, что он уже подозревал: «Теперь ты никуда не денешься, милый юноша». Гибсон тяжело вздохнул. Вот уж не повезло! Он открыл первую главу. А кто такой хоббит, черт возьми?.. Ладно, не важно. Он почитает минут двадцать, Медвежонку надоест, или она заснет. И на этом все кончится.

– Хорошо. Где будем читать?

– Ура! – воскликнула Сюзанна, а потом ненадолго задумалась – видимо, не рассчитывала на такую легкую победу. – Может, у камина?

Она подвела его к креслу в гостиной. Угли едва тлели, и Медвежонок подбросила пару поленьев, чтобы разжечь получше. Хотела бросить еще, но мать остановила ее, добродушно посетовав, что ее дочь решила спалить дом. Потом Гибсон подождал еще десять минут, в то время как Медвежонок обустроила себе место. Это означало груды подушек и покрывало, чашку горячего шоколада для нее и большой стакан яблочного сока для него. Она забегала по комнате, отрегулировав освещение, чтобы лампы не светили слишком ярко, но в то же время не было темно. Гибсон стоял посреди комнаты, в который раз задаваясь вопросом, во что он дал себя втянуть…

– Садись, садись, садись же, – упрашивала Медвежонок.

Он сел.

– Теперь хорошо?

– Прекрасно! – Довольная, девочка уселась к нему на колени и положила голову ему на плечо.

Гибсон подождал еще десять минут, рассчитывая, что она заснет.

– Готова? – спросил он, пытаясь казаться сварливым, но у него не получилось.

– Готова. Ой, погоди, – сказала Сюзанна, но потом, видно, передумала. – Нет, ничего. Не важно.

– Что такое?

– Не важно, – сказала она, качая головой. – В следующий раз.

Никакого следующего раза не будет, решил про себя Гибсон. Он открыл книгу и устроился поудобнее. Едва прочитал первое предложение, как Медвежонок остановила его:

– Сынок?

Он поднял голову.

– Что?

– Спасибо тебе…

– Но ты же понимаешь, что все мне никак не осилить.

– Ничего страшного. Прочитай сколько сможешь…

Первые тридцать страниц он прочитал без остановки. Медвежонок не заснула, да и книга оказалась довольно интересная. Здесь были и волшебник, и магия, и борьба добра со злом, и написано довольно круто.

Они все еще читали, когда приехали сенатор и Дюк Вон, решив отдохнуть от своих политических стратегий. Миссис Ломбард подвела мужчин к двери гостиной. Украдкой, как будто на сафари, когда путешественники могут с восхищением наблюдать дикую природу. Гибсон не замечал их до тех пор, пока не сработала вспышка фотокамеры.

Распечатанную цветную фотографию повесили в коридоре между их спальнями, а еще один экземпляр Дюк забрал к себе в домашний кабинет.

Гибсон хотел было отложить книгу, но Медвежонок, предчувствуя беду, крепко схватила его за руку.

– А что же произошло потом? – не унималась она.

Гибсону и самому хотелось узнать, что будет дальше.

Через два года они закончили «Возвращение короля», и Гибсон понял, что полюбил читать. И этим он был обязан Сюзанне, его Медвежонку. Книги помогли ему не свихнуться в тюрьме, а потом и во время службы в Корпусе морской пехоты. Он прочитал все, что только смог достать: рассказы Филипа K. Дика, детективы Джима Томпсона, «Незнакомца» Альбера Камю – книгу, которую в свои девятнадцать лет посчитал разоблачительной. Потрепанный экземпляр «Грейт-Джонс-стрит» великого Дона Делилло был его постоянным спутником, начиная с тренировочного лагеря, а вводный монолог он мог рассказать наизусть.

Если быть честным, то Гибсон никогда не позволял себе ассоциировать Сюзанну Ломбард, отснятую камерами наблюдения, с его Медвежонком. По его разумению, Медвежонок окончила колледж и жила в Лондоне или Вене – так, как она всегда мечтала. Медвежонок ходила на свидания с каким-то умным и застенчивым юношей, который просто обожал ее и читал ей вслух по воскресеньям. Медвежонка ничего, ровным счетом ничего не связывало с без вести пропавшей Сюзанной Ломбард.

Ему было гораздо легче верить именно в такую версию…

Смогла бы она полюбить его дочь? Иногда Гибсон ловил себя на мысли, что то и дело сравнивает их между собой – двух маленьких девочек, которые занимали так много места в его жизни. И таких непохожих. Элли отнюдь не относилась к спокойному, самосозерцательному типу. Она походила на своего отца в том смысле, что предпочла бы забираться на деревья, а не читать книги, устроившись в тени их ветвей. Но если речь шла о любви, о человеческой любви, то для него между Элли и Медвежонком не было разницы. Да, Медвежонок полюбила бы Элли, а та наверняка ответила бы ей тем же.

Куда же ты исчезла, Медвежонок?

Гибсон посмотрел на Джорджа Абэ и на собранную им команду.

Отзовется ли она наконец?

Глава 7

Когда они проехали Макферсон-сквер, Дженн слегка дернулась и, повернувшись к Джорджу, сообщила, что они на месте. Оторвавшись от смартфона, тот коротко кивнул. «Ренджровер» заехал в подземный гараж.

Когда машина остановилась и все вышли, Дженн пропустила всех вперед, чтобы присмотреть за Воном. Он оглянулся, сразу все понял, но промолчал. Ростом Гибсон оказался выше, чем она думала. Взгляд был проницательным – именно таким, как она и ожидала. Да, в придорожном ресторане он, что называется, раскусил ее. Она оказалась в довольно неловком положении, хотя это было не так страшно. Рано или поздно любой догадался бы. Но его взгляд, пронзивший ее насквозь во время их рукопожатия на улице, заставил ее почувствовать себя словно еда в микроволновке. Ей было очень досадно.

Наверху, в помещениях «Абэ консалтинг груп», было темно и тихо. Свет зажигался автоматически. Вообще площадь офиса была не так уж велика, но атриум был безупречен: с высокими потолками и элегантной черной кожаной мебелью. На Гибсона это, видимо, произвело впечатление.

Хендрикс повел их по коридору – туда, откуда доносилась музыка. Он распахнул стеклянные двери в конференц-зал, и в ушах болезненным эхом отозвался резкий шум. Это было все равно что стоять у кромки взлетно-посадочной полосы, когда над головой проносится «Боинг-747», идущий на посадку. Дженн узнала мелодию, но название группы никак не могла вспомнить. Не такая уж она была меломанка, чтобы тратить понапрасну время, забивая себе голову такой информацией.

Из-за ноутбука вдруг вынырнула чья-то лысая голова.

– Музыка, Майк! О боже! – завопил Хендрикс.

В конференц-зале наступила тишина, и человек с лысой головой встал. Им оказался Майк Риллинг, директор «Абэ консалтинг груп». В свои тридцать с небольшим у него были нервные, налитые кровью глаза и болезненная кожа человека, живущего на смеси кофеина и фастфуда. В воздухе повисло ощущение несвежести и вечного стресса.

– Простите, мистер Абэ. Я не думал, что вы приедете так рано. Еще до полудня.

– Уже полдень, – поправила его Дженн.

– О, – протянул Майк. – Сожалею, мистер Абэ.

– Ничего, не переживай, все отлично. Как дела? – спросил Джордж.

Рот Майка открылся, но потом сразу закрылся. Он так и не ответил на вопрос. Однако Дженн усмотрела в этом общеизвестный сигнал, означавший: «Никак, и я бы очень хотел, чтобы меня прекратили об этом спрашивать». К Майку она испытывала некоторое сочувствие. Он трудился так же усердно, как и любой другой член команды, но то, что случилось, произошло не по его вине. Хотя он порой и преувеличивал свои способности. Именно поэтому здесь сейчас был Гибсон Вон. Если, конечно, уже не поздно…

Обычно это был их главный конференц-зал, но теперь он был преобразован в своего рода военный штаб. Фотографии, схемы, карты и заметки были аккуратно прикреплены к нескольким информационным табло на колесах. Эти табло стояли вдоль одной из стен. В верхней части центрального информационного табло красовалось фото Сюзанны Ломбард, а ее родные были собраны ниже, образуя как бы перевернутое генеалогическое древо. Глаза Вона сразу отыскали его, и на лице у него промелькнуло выражение, которое Дженн никак не могла себе объяснить.

Под фотографиями родственников отдельный ряд образовали фото сотрудников аппарата Ломбарда в его бытность сенатором. Среди них фигурировал и Дюк Вон. Фотография Джорджа там тоже была. Завершением этой галереи служили две метки, размещенные рядом. На одной стояла надпись «WR8TH» – псевдоним человека или людей, с которыми Сюзанна общалась онлайн до своего странного исчезновения. На второй было написано: «Том Б.». Эта пара соединялась линией, между метками стоял вопросительный знак.

Джордж Абэ уселся во главе стола. Хендрикс и Гибсон последовали его примеру, выбрав себе места сбоку, в то время как Риллинг начал суетиться вокруг, пытаясь сложить и расставить все поаккуратнее.

– Майк. Пожалуйста. Домашнее хозяйство может подождать, – успокоил его Джордж.

– Да, мистер Абэ. Простите.

Тот захихикал.

– И прекрати, наконец, все время извиняться. Ты пашешь как лошадь, и упрекнуть мне тебя не в чем.

Дженн оценила усилия своего босса, но хвалить Майка Риллинга не собиралась. Она не была убеждена, что ее собьют с толку пузырек ксанакса и смирительная рубашка. Риллинг был переутомлен и абсолютно убежден в том, что его глубоко и трагически недооценивают.

– Майк, вот познакомься. Это Гибсон Вон, – сказал Джордж. – Он проконсультирует нас по делу Ломбарда. Гибсон, это Майк Риллинг, наш директор по информационным технологиям. Короче, главный айтишник.

Риллинг мягко пожал руку Вона и бросил на него хищный завистливый взгляд. Но Гибсон, похоже, не обратил на него внимания.

– Я хочу, чтобы Дженн ввела тебя в курс дела, – сказал Абэ. – Восполнила кое-какие пробелы. Иногда бывает полезно восстановить знакомый ландшафт. Всю необходимую информацию ты найдешь в папке.

Дженн протянула Гибсону через стол пухлую папку. На корешке и на обложке было аккуратно выведено «Сюзанна Ломбард»; внутри содержался краткий обзор об исчезновении Сюзанны и ходе последующего расследования. Значительная часть его состояла из внутренних документов ФБР, различных фотографий и записок. Возможно, Абэ и не поладил с Бенджамином Ломбардом, но тоже обладал нешуточным влиянием и к своей работе относился профессионально.

Вон внимательно осмотрел папку и почесал за ухом. Всякое упоминание о Сюзанне Ломбард, казалось, заставляло его отступить и еще сильнее уйти в себя. Почему, в чем причина? Вина? Раскаяние?

Страх? Был ли это страх? Гибсон перехватил ее пытливый взгляд и улыбнулся, как пациент, который пытается пошутить с угрюмым дантистом, пока тот готовит его к обработке корневого канала.

Зажегся диапроектор, и из чехла, закрепленного на стене, выполз экран. Все его поле заполнила фотография Сюзанны. Вообще недостатка в фотографиях не было. Ломбарды были симпатичной семьей, и на каждом мероприятии, празднике или вечеринке всегда велась интенсивная съемка. Снимок, выведенный на экран, был сделан на одном из ежегодных рождественских праздников: довольная Сюзанна сидела на полу в ногах у взрослых и улыбалась в камеру. Рядом с девочкой на снимок попала чья-то рука. Гибсон понял, что это… его рука.

Дженн отыскала несколько фотографий без Вона. Их оказалось не так много, и она выбрала эту, чтобы оценить его реакцию.

Теперь она об этом пожалела. Мужчина изменился в лице, явно испытывая боль.

– Дженн, тебе слово, – сказал Абэ.

Она хотела было встать, потом передумала и облизала языком зубы.

– Что вам известно об исчезновении Сюзанны Ломбард?

– Кроме того, что показывали в новостях в течение десяти лет? – пожал плечами Вон. – Немного.

– А вас когда-нибудь допрашивали? – перебил Хендрикс. – После похищения. Мы не нашли никакой информации на эту тему.

– Нет, – ответил Вон. – В то время я был в тюрьме.

– Дэн прав, – сказала Дженн. – Если то, что известно о Сюзанне, кажется вам неправильным, неточным, то так и скажите. У вас ведь с ней были особые отношения.

Гибсон нахмурился.

– Конечно, но поймите, я ведь не видел ее с тех пор, как умер мой отец.

– Понятно, – кивнул Абэ. – Но кто знает…

Дженн откашлялась.

– Если никто не возражает, то мне кажется, нам лучше начать с самого начала. – Она сделала паузу. – Итак, вам известно, что в июле исполняется десять лет с момента исчезновения девушки. Именно утром во вторник, двадцать второго июля, Сюзанна Ломбард, дочь Бенджамина Ломбарда, сенатора от штата Вирджиния, сбежала из дома. Сбежала, по мнению всех наблюдателей, из прекрасной и счастливой семьи. Это совпадает с вашими воспоминаниями?

– С некоторыми – да.

– На ранних этапах расследования полиция и ФБР исходили из того, что Сюзанна была схвачена на дороге у семейного коттеджа в окрестностях Памсреста, штат Вирджиния. Грейс Ломбард и ее дочь часто оставались там на все лето. Сенатор Ломбард тоже находился с ними, но в целом он проводил с семьей мало времени, поскольку ему приходилось то и дело уезжать по делам в Вашингтон.

Памсрест, по сути, была деревушкой, небольшой коммуной, где «все знают всех». Небольшие семейные магазинчики, два киоска с мороженым, дощатая прибрежная эстакада и площадка для барбекю. Все очень скромно, без излишеств. Напоминание о более простой эпохе, о которой люди знали, но никогда не могли точно определить ее по времени, – такое место, где семьи чувствовали себя достаточно безопасно и уютно и могли на время расслабиться.

– Вот именно, – кивнул Вон. – В то последнее лето, которое я там провел, Медвежонку было, наверное, двенадцать? И ей уже была предоставлена определенная свобода действий. Она могла перемещаться вокруг как ей вздумается.

– Медвежонку? – переспросил Хендрикс.

– Простите. Я имею в виду Сюзанну. Это я назвал ее Медвежонком.

Хендрикс сделал пометку в своем блокноте.

– Сюзанна повсюду ездила на велосипеде, – продолжала Дженн. – Тем летом она устроилась на подработку в местном бассейне. Обычно уезжала утром – и на целый день. В то время далеко не у каждого ребенка был сотовый телефон, и Грейс Ломбард давно привыкла к тому, что днем она не разговаривает с дочерью. Ну то есть не звонит ей, не спрашивает, как дела и так далее. Поэтому беспокоиться она начала лишь в шесть утра на следующий день. Потребовалось два звонка, чтобы установить, что Сюзанна так и не появилась на своей работе. Третий звонок был адресован ее мужу в Вашингтон; сенатор Ломбард тут же позвонил в ФБР. Вот тогда-то все и закрутилось. К утру городишко был наводнен служителями закона из местной полиции и федералов. К полудню история обрела общенациональный масштаб, и имя Сюзанны Ломбард вошло в новостные ролики ведущих кабельных каналов.

– Белой быть выгодно, – заметил Хендрикс.

Дженн кивнула. Бесспорно. Социологи называли это синдромом пропавшей белой женщины. Сюзанна, по сути, пошла по стопам Элизабет Смарт и Натали Холлоуэй: если вы собирались пропасть без вести в Америке, то, конечно, выгоднее относиться к белой расе и быть женщиной, притом красивой. Добавьте сюда, что это дочь американского сенатора, и у вас на руках готовый рецепт для следующей навязчивой идеи Америки. Пресса спустилась на Памсрест, словно чума – на Египет. На окраине городка телевизионные фургоны образовали мерцающее огнями поселение. Любой житель, который пожелал бы остановиться рядом с репортером хотя бы на несколько секунд, со стопроцентной гарантией попадал на телеэкраны. В течение нескольких месяцев историю с похищением Сюзанны Ломбард освещали почти все средства массовой информации в стране.

– На второй день в одном из соседних городков, в зарослях высокой травы позади универсального магазина, был обнаружен велосипед девушки. Все окрестности прочесали и опросили всех, кто жил или находился поблизости, но никто так и не вспомнил, чтобы видел в тот день Сюзанну Ломбард. Сотрудники местных правоохранительных органов тщательно проверили всех лиц, замешанных в сексуальных преступлениях, в то время как ФБР прорабатывало версию похищения по политическим мотивам. Естественно, требований выкупа ниоткуда не поступило…

Абэ и Хендрикс переглянулись. Не дав себя перебить, Дженн продолжала. Она хотела сначала перечислить все то, что уже было известно на данный момент.

– Первый прорыв в этом деле случился на шестой день. На телефон экстренной связи ФБР позвонила студентка колледжа по имени Беатрис Арнольд и сообщила, что в магазинчике при заправке в Бризвуде, штат Пенсильвания, где она работала, Сюзанна Ломбард купила какие-то снеки. Запись из Бризвуда вызвала настоящий сейсмический сдвиг в расследовании и совершенно запутала полицейских и следователей. Выходит, Сюзанна Ломбард не была похищена; она попросту сбежала. Каким-то образом ей удалось преодолеть триста пятьдесят миль от Вирджинии до Пенсильвании, не привлекая к себе внимания. После изучения записи с камеры наблюдения, установленной в магазине, стало очевидно: во-первых, Сюзанна пыталась активно скрыть свою личность. Во-вторых, она явно кого-то ждала. И, в-третьих, судя по всему, этот кто-то был ее другом… Когда предположили, что это похищение, никто не обращал слишком много внимания на саму Сюзанну Ломбард. В глазах многих она была просто невинной девочкой, которая оказалась не в то время и не в том месте. Но когда всплыла эта запись из Бризвуда, ФБР тут же заинтересовалось частной жизнью Сюзанны. Ее окружение, ее вещи – все учитывалось и анализировалось. – Дженн сделала паузу. – Вы ведь еще слушаете меня, не так ли?

Вон кивнул.

– Хорошо. Так вот, сейчас мы переходим к той части истории, которой не поделились с репортерами. Остановите меня, если возникнут вопросы.

Гибсон снова кивнул.

– Кто же был тем самым «другом», которого девушка встретила в Бризвуде, и откуда она знала этого человека? Первые интервью с подругами Сюзанны указывали на бойфренда – некоего «Тома Б.». – Дженн указала на размытое фото.

– У нее был бойфренд?

– Вас это удивляет?

– Да, немного. А что о нем известно?

– Крайне мало. Подруги признались, что покрывали Сюзанну, дабы она могла уходить с работы пораньше и встречаться с ним. Родители Сюзанны были уверены, что никакого бойфренда не существует, однако обыск в комнате девушки выявил целую кучу любовных писем от него. Они были спрятаны в книжном шкафу.

– И?..

– И ничего. Полиция, конечно, встрепенулась, но не смогла отыскать в радиусе пятидесяти миль ни одного «Тома Б.». Они расширили поиски: теперь искали всех по имени «Том A.», «Том К.», «Том Д.» и так далее, но их все равно ждал тупик.

– А парень так ни разу нигде не засветился?

Дженн покачала головой.

– Но появилась новая зацепка, когда исследовали ноутбук Сюзанны. Накопитель на жестких дисках был вычищен с помощью программы «Хэви скраб», специально разработанной для того, чтобы навсегда удалить информацию с носителя.

– Гибсон, ты можешь объяснить, как это работает? – спросил Джордж.

Дженн вопросительно посмотрел на босса. Джордж точно знал, как работает «Хэви скраб»; ведь именно он ей это и объяснял. Без сомнения, у него была причина для такого вопроса. Общение с Джорджем походило на игру в шахматы с гроссмейстером.

– Да, конечно, – ответил Вон. – Так вот, вопреки популярным неправильным представлениям, очистка «корзины» компьютера лишь перемещает данные в другое место. «Стертая» информация все еще существует на жестком диске, но у компьютера теперь имеется разрешение переписать файл, если вдруг понадобится пространство. Однако «стертый» файл может существовать на компьютере годами в зависимости от предпочтений пользователя. Восстановить так называемые «стертые данные» на винчестере довольно просто. На этом прокалывались многие потенциальные преступники. Отсюда и возникла потребность в таких программах, как «Хэви скраб», которые систематически переписывает накопитель на жестких дисках, и делает это многократно до тех пор, пока любые данные становятся невосстанавливаемыми. Вряд ли в такие дебри могла углубляться девочка-подросток.

– И, уж конечно, не подросток, которую собственные родители описывали как человека, находящегося не в ладах с техникой, – добавила Дженн.

– Да она, собственно, такой и была, – вмешался Хендрикс. – Поскольку, пока Сюзанна устанавливала и запускала программу, чтобы замести следы, она закрыла крышку ноутбука, не дождавшись, пока все закончится…

Голова Вона резко повернулась к Хендриксу.

– Что заставило компьютер перейти в режим спячки и остановило работу «Хэви скраб» на полпути, – закончил он мысль, которую, видно, хотел озвучить Хендрикс. – То есть Медвежонок сама все испортила?

– Вот именно, – подтвердила Дженн. – Ноутбук забрали к специалистам в Форт-Мид, и они восстановили все, что можно было восстановить. В целом получилось не так уж много. Обычные файлы заурядного подростка: фрагменты домашних работ, ответы на тесты, электронные письма и прочее. Но на ее компьютере был обнаружен чат-клиент, о котором родители ничего не знали. И которым не пользовался ни один из ее друзей…

– Помню, что ФБР повсюду охотилось на какого-то WR8TH. Это они отсюда о нем узнали? – спросил Вон, заметно оживившись и подавшись вперед.

– Да. Кто-то под именем WR8TH подружился с Сюзанной в одном из дискуссионных чатов. Представился ей шестнадцатилетним юношей. Выяснилось, что он подстрекал ее к побегу и помог замести следы.

– Ну, и добились они чего-нибудь? Я имею в виду агентов ФБР.

– Нет, WR8TH стал для них, по сути, тупиком. Как известно, ФБР сделало это достоянием общественности, но ничего толкового из этого не вышло.

– Меня это не удивляет, – сказал Гибсон. – Интернет-чат является анонимным. Никаких журналов регистрации. При каждом входе человек может выбрать новое имя пользователя. Когда я стал серьезно увлекаться компьютерами, то часто использовал IRC-протокол. Все были озабочены тем, что в чатах участвуют тайные осведомители ФБР.

– Так и есть, – кивнул Абэ.

– У меня было порядка двух десятков различных имен, которые я постоянно менял. Если WR8TH вел себя осмотрительно, то было бы почти невозможно отследить его.

– Именно так и произошло. Несмотря на тысячи подсказок, – сказала Дженн. – Ни одна из них не привела к человеку или людям, которые стоят за именем WR8TH. Как ни странно, не то чтобы ФБР не смогло отыскать упоминаний о WR8TH в Интернете; как раз наоборот. Оказывалось, что это невероятно распространенное имя онлайн-пользователей. В одних только онлайн-играх есть тысячи его вариантов.

Затем Дженн перешла к гипотезам ФБР относительно личности похитителя Сюзанны. Гипотезам, потому что, кроме фрагментов чата, которые удалось восстановить на компьютере Сюзанны, у них не было за что зацепиться…

– Одна из версий заключается в том, что преступник весьма осторожен и организован, возраст – между тридцатью и пятьюдесятью. Для новичка он слишком ловок, уверен и осмотрителен. Молодые преступники обычно импульсивны и глупы. Этот был терпелив и хитер. Скорее всего, опытный хищник с длинным послужным списком. И Сюзанна у него не первая.

– Как они пришли к такому выводу?

– Преступник сумел весьма убедительно выдать себя за подростка. Это предполагало, что он чрезвычайно чуток и опытен в социальных ситуациях. Одурачить подростка непросто. В ФБР сомневались, что он когда-либо подвергался задержанию и тем более аресту, потому что педофилы редко меняют свои методы, как только находят надежный. Они проверили десятки нераскрытых дел – и ничего. Пусто. WR8TH также владел компьютером и научился не оставлять следы для сотрудников правоохранительных органов. Его дом, вероятно, отдельно стоящий, давал возможность уединиться. Что само по себе также предполагало, что у него была работа и он мог действовать открыто, не привлекая к себе подозрений. Когда два года спустя расследование зашло в тупик, была выдвинута версия о том, что преступник не знал, кто такая на самом деле Сюзанна Ломбард. Ничто не указывало на то, что она назвала ему в чате свое настоящее имя. И в ФБР уверены, что преступник запаниковал, когда все-таки понял, кого похитил. Велика вероятность, что потом он убил ее, скрыл тело и ушел на дно.

Гибсон уставился на нее немигающим взглядом. Его зеленые глаза едва не прожгли ее насквозь.

– Где ванная? – спросил он, потом, ни слова не говоря, встал и вышел, прежде чем кто-то мог ответить. Дверь конференц-зала с шумом закрылась за ним.

– Спокойно, Чарльз, – сказал Хендрикс, покосившись на напарницу, и швырнул ручку на стол перед собой.

– Да пошел ты, Дэн. Не думала я, что он поведет себя как девчонка…

Риллинг что-то увлеченно печатал на своем компьютере. Джордж откашлялся, и потом оба затихли. Хендрикс рассмеялся. Дженн посмотрела на Джорджа, ожидая выговора. Но вместо этого ее босс улыбнулся.

– Он беспокоится о Сюзанне. Даже больше, чем я думал. Это хорошо.

– Да, сэр. Но чувствую, легкой жизни нам с ним не будет…

Гибсон Вон скоро вернулся – и остановился в дверном проеме. Видно было, что он умыл лицо. Передняя часть его рубашки была забрызгана водой.

– Послушай, Джордж, – сказал он. – Я, конечно, польщен тем, что ты предложил мне работу. Но если ты ожидал, что я сразу во всем разберусь и тут же выдам, кто такой WR8TH, вынужден тебя огорчить. Я ведь долгое время не видел Сюзанну. Мне очень хотелось бы помочь, поверь. Но я знаю не больше, чем ФБР. Прости, – сказал он снова. – Можешь забрать обратно свои деньги. Очень сожалею, что впустую потратил твое время.

Абэ улыбнулся.

– Нет, Гибсон. Ты меня неправильно понял. Мне нужно от тебя совсем другое.

– А что тогда?

– Дженн? – позвал Абэ.

Взгляд Гибсона тут же переместился на нее.

– WR8TH вышел на связь, – сказала она.

Глава 8

Фред Тинсли медленно покручивал бокал с виски на стойке бара и злорадно поглядывал на сотовый телефон. Он ждал звонка. Он не знал, когда и кто позвонит, но это как раз его мало заботило. Позвонят ли ему сию секунду или через четыре часа, не имело ровным счетом никакого значения.

Взглянув на часы, он понял, что сидит в баре уже три часа двадцать семь минут. Это были очень дорогие часы, купленные как раз благодаря их всемирно известной точности. И Фред полагался на них, потому что давно потерял способность ощущать ход времени. Минута, час, год – все это он чувствовал порой одинаково. Время, как сказал один великий человек, понятие относительное. И Тинсли был с этим искренне согласен. Измерять жизнь днями – занятие бесцельное. Он все еще чувствовал биение сердца в груди, все еще ощущал дыхание. Он все еще жил, и это было единственной мерой времени, которая действительно имела значение.

Бар, в котором сидел Фред, представлял собой одно из тех высококлассных заведений, в которых предлагалось куда больше виски, чем пива. Сиденья не шатались. Просто замечательно. Тинсли было все равно, какая здесь собирается публика – чем-то озабоченные, болтающие без умолку люди, которые слетались в этот бар, словно мухи на труп, чтобы проводить очередной ушедший в прошлое день. Ему прежде всего нравился здесь отличный выбор виски.

В последнее время он пристрастился к сорту «Обан 14» – с гладким и немного вязким вкусом. Хотя раньше Тинсли никогда его не пробовал, ему понравилось, как дымный аромат цеплялся за его ноздри. Виски пах землей. Он пока не выпил ни глотка, но если уж был вынужден торчать в баре, то сразу предпочел заказать то, что достойно уважения. Первый завод был построен в 1794 году, и для Тинсли это был показатель. Вообще, чтобы довести рецепт до совершенства, требовались огромное терпение и кропотливое внимание к деталям и оттенкам. Но самое главное, это требовало времени.

Тинсли восхищался такой преданностью ремеслу. Его собственное ремесло требовало овладения многими навыками, но превыше всего остального оно требовало умения ценить и понимать время. Тинсли всю жизнь изучал то, какое влияние время оказывает на людей. То, как оно играет с их суждениями и перспективами. Как делает их нетерпеливыми или опрометчивыми. Заставляет брать на себя иррациональные риски. Время являлось могучим регулятором, и ни деньги, ни власть не могли поколебать его неустанный марш. Именно это и позволило Тинсли добиться такого совершенства в своей работе. Большинство людей не понимали, что же на самом деле делает человека отменным снайпером. Сам выстрел не играет здесь ведущую роль. Выстрел – это результат десяти тысяч часов практики, десятков тысяч пуль и энциклопедических знаний о воздействии окружающей среды на баллистику. Нет, выстрел – это не самое трудное. Он просто требует времени и способностей – и желания это время потратить. Главное – это все-таки ожидание.

Время не оказывало на Фреда Тинсли такого воздействия, как на большинство людей. Большинство людей повиновались времени. Они позволяли ему запугивать их, боясь, что оно идет то слишком быстро, то слишком медленно. С Тинсли – совсем другое дело. Он был безразличен к времени, и оно спокойно текло мимо него…

В своем иссушенном, первобытном мозге – а Тинсли на самом деле считал себя почти доисторическим существом, почти не испорченным смягчающим влиянием прогресса, – он мог смотреть на мир, потом моргнуть, и за это ничтожное время, которое требовалось, чтобы глаз закрылся и открылся, для него могли пройти целые недели. Это делало его абсолютно не подверженным скуке, сомнениям или нужде; лишения, которые сводили с ума обычных мужчин, его вообще не касались. Но больше всего эти качества делали его терпеливым, хитрым хищником…

Когда Тинсли был молод и все еще совершенствовал свои навыки владения винтовкой, то однажды провел двадцать шесть дней в одном из канализационных коллекторов в Сараево. Это случилось как раз в разгар осады. Город и вся страна погрязли в хаосе, несмотря на усилия ООН. Его цель, крайне реакционный сторонник Слободана Милошевича, имел гнусную репутацию, явно выделяясь даже среди самых мерзких представителей той позорной войны. Цепочки совершенных им злодеяний хватило бы с лихвой, чтобы получить заказ на его безусловную ликвидацию, причем столь щедрый гонорар привлек бы профессионалов этого дела по всей Европе…

К сожалению для них, цель оказалась весьма непростой. Многочисленные покушения лишь придавали ему еще большую осторожность, и он с параноидальной поспешностью курсировал между конспиративными квартирами и постоянно пересматривал свои планы. Это лишало возможности предугадать его дальнейшие шаги, за что-нибудь зацепиться, и никто так и не смог подобраться к нему достаточно близко, чтобы всерьез претендовать на награду.

С точки зрения Тинсли, его конкуренты во время охоты на этого человека избрали неправильный путь. Зачем пытаться предсказать действия человека, который намеренно стремился быть непредсказуемым? Глупо. Вместо этого Тинсли прополз через систему канализационных труб и занял позицию у ливнестока, откуда открывался отличный вид на один из конспиративных домов, который пустовал уже восемнадцать месяцев. К тому времени у мерзавца уже горела земля под ногами, и он вынужден был навсегда покинуть многие из прежних убежищ. Свою позицию Тинсли выбрал отнюдь не на основе каких-то разведданных, а попросту предположив, что рано или поздно его подопечный вспомнит об этом забытом всеми доме и рискнет вновь им воспользоваться. В конечном счете, когда тучи над ним сгустятся еще сильнее, он явится сюда, ошибочно посчитав, что сможет отсидеться здесь до лучших времен…

Так Тинсли и лежал в грязи, вдыхая вонь окружавших его нечистот и ожидая выстрела – того самого, который он мог бы и не произвести. Его окружали запахи смерти и разрушенного войной города. С собой Фред захватил провизии на два месяца, но его постоянно рвало, и за время нестерпимого ожидания он потерял в итоге больше двадцати пяти фунтов – веса. Не желая менять позицию, Тинсли сидел на месте и спал тут же, оперев подбородок на кулаки, чтобы не захлебнуться в грязи…

Условия в коллекторе были нечеловеческие – или, возможно, так посчитала охрана мерзавца, которая обычно прочесывала местность перед его прибытием. Они так и не заглянули туда, где, как они были уверены, не может находиться живое существо. Но Тинсли там находился. И все вытерпел в этом подземном аду, совершенно отключаясь и входя в состояние, сходное с амнезией. Зная лишь о том, что в ста метрах от него находится интересующий его дом, он не замечал времени, и для него оно протекало очень быстро. А он терпеливо дожидался, пока добыча пройдет перед его гнездом…

Сам выстрел стал обычной рутиной. Ясная безоблачная ночь, небольшой юго-западный ветерок… С такой задачей справился бы любой охотник-любитель.

Тинсли уже скрылся в темноте, когда осколки черепа и куски окровавленного мозга фатальным дождем брызнули на лицо ошеломленного телохранителя…

С тех пор Фред давно не связывался с винтовкой. Не то чтобы он стал таким неблагодарным. Ведь это оружие многому его научило. С винтовкой в руках он ощущал себя воином, вершителем судеб. Но это был такой инструмент, который привлекал к себе слишком много внимания. Внимания, являющегося истинной целью винтовки. Она была предназначена для того, чтобы доставить сообщение, предупреждение, а ее целью был просто конверт, который будет открыт. В наши дни уже не требовалось простреливать кому-то башку с расстояния в тысячу ярдов. Подобные убийства вышли из моды, да и в любом случае стрельба из укрытия – это больше забава для тех, кто помоложе. Вместо этого Тинсли переквалифицировался в узкоспециализированного киллера. Такого, который редко оставлял даже намек на то, что здесь произошло преступление. Такая работа требовала большой ловкости, настоящего искусства. Большинство совершенных им убийств правоохранительные службы квалифицировали как несчастные случаи со смертельным исходом или самоубийства. Остальные переходили в категорию нераскрытых тяжких преступлений, таких как грабежи. У него, наверное, набралось два десятка таких эпизодов. И всегда подворачивалась работа в столице…

Его телефон завибрировал, и на экране появилась комбинация из шести букв и цифр. Тинсли заплатил по счету и вышел на улицу, прищурившись от яркого света. Затем надел пару латексных перчаток, высматривая номер автомобиля, который соответствовал указанному в эсэмэске. На парковку заехал черный седан, и Фред сел на заднее сиденье. Перегородка между водителем и задним сиденьем была поднята. Автомобиль тронулся с места.

Возле Тинсли лежала толстая папка, а рядом с ней – папка потоньше. Фред взял более толстую и раскрыл ее. Он читал медленно и тщательно, занося каждую деталь в свой мысленный каталог. Это заняло несколько часов, и все это время водитель терпеливо колесил по городу. Закончив, Тинсли представил себе пять просмотренных фотографий. На четырех из них были мужчины, на одной – женщина. Дженнифер Оден Чарльз. Гибсон Пейтон Вон. Майк Риллинг. Дэниел Патрик Хендрикс. Джордж Леазу Абэ. Лишь Абэ и Чарльз могли представлять для него трудности, и то если б подозревали, что он где-то близко. Но они ничего не знали…

Его заказ не требовал немедленных действий. Команда Абэ на кого-то охотилась, и Тинсли нужно было действовать только в том случае, если они нападут на след своей цели. А до того, согласно инструкциям, он должен просто наблюдать и ждать. Наблюдать и ждать…

Отложив, Фред открыл вторую папку. И сразу увидел знакомое лицо. То, которое он не видел много лет. Или, может быть, всего час? Хорошо было бы вновь с ней увидеться.

Ну что ж… Он не ожидал.

Тинсли внимательно просмотрел вторую папку. Это не отняло много времени. Женщина шестидесяти с небольшим лет не должна представлять для него трудностей, и в инструкциях не было сказано ничего по поводу того, что нужно чего-то ждать. Он взял конверт с монограммой, но, несмотря на то что конверт был оставлен незапечатанным, Фред даже не подумал заглянуть в него. Не то чтобы ему было неинтересно, просто он давно привык не засорять мозг ненужной информацией…

Тинсли постучал о перегородку, сигнализируя, что он закончил, и положил папку на место. Автомобиль остановился у бордюра, и Фред вышел. Он выбросил перчатки в соседнюю урну и смешался с толпой гуляк…

Глава 9

– Вышел на связь? – задумчиво повторил Гибсон. – Что вы хотите этим сказать?

– Мы считаем, что на нас вышел некий человек или группа лиц. Под условным именем WR8TH, – объяснила Дженн.

– Но как? – спросил он, снова подсаживаясь к столу. – Когда?

– Сэр? – Дженн повернулась к боссу.

– Хорошо, с этого места продолжу я. Спасибо, – сказал Абэ. – Несколько месяцев назад одна моя приятельница, продюсер в Си-эн-эн, попросила меня дать интервью. Она как раз собирала материалы по исчезновению Сюзанны. Так сказать, десятилетняя ретроспектива. Вообще, такого интервью со мной добивались годами.

– Выходит, ты никогда не общался с прессой? Даже после того, как был уволен?

– Нет. И, по правде говоря, у меня и сейчас не было ни малейшего намерения нарушать молчание. Я и так уже отклонил пять или шесть запросов от других программ. Просто не видел смысла бередить старые раны. Хотя бы из уважения к семье.

– А я-то думал, что между тобой и Ломбардом все кончено…

– Так и есть. Однако, несмотря на всю показуху и высокий пост, Бенджамин ведь не единственный родитель Сюзанны.

Гибсон не мог не согласиться с таким утверждением. В течение всех десяти лет после исчезновения дочери Грейс Ломбард неизменно выступала в поддержку семей, которых постигло такое же несчастье. Но при этом она предпочитала действовать негласно, чтобы центр внимания был сосредоточен на ее муже. Такая договоренность супругов как нельзя больше подходила Бенджамину Ломбарду. И в итоге все внимание прессы – и публики – доставалось именно ему.

– Но потом было отмечено заметное оживление нашей горячей линии.

– У вас что же, до сих пор есть горячая линия? После стольких лет?

– Калиста настаивала на этом, – объяснил Абэ. – И никакие возражения не принимались.

– Калиста?

– Ах да, прошу прощения. Калиста Доплэз.

Гибсон вспомнил это имя. Она была постоянным участником политического театра Ломбарда, но в детстве он воспринимал ее лишь как одну из многих взрослых, которых время от времени упоминал в разговорах его отец. Он не мог припомнить, чтобы говорил с ней о чем-нибудь, кроме того, что здоровался и прощался.

– Калиста была… – Абэ замялся, а потом поправил себя. – В общем, она крестная мать Сюзанны. Старый друг семьи Ломбардов. И, кроме того, инвестор – в моей компании. Между прочим, «Абэ консалтинг груп» управляет и поддерживает горячую линию от ее имени. Она хорошо знала твоего отца.

– И какое она ко всему этому имеет отношение?

– Помнишь о награде, объявленной тому, кто сам найдет Сюзанну или сообщит сведения, которые помогут в ее розыске? Это как раз ее инициатива. Когда Сюзанна исчезла, Калиста просто обезумела. Она места себе не находила. Собрала десять миллионов – надеялась, что это создаст достаточный общественный резонанс, чтобы кто-нибудь откликнулся и предложил свою помощь.

– Но, насколько понимаю, никто этого так и не сделал.

– Да не смеши меня! Откликнулись очень многие. Горячая линия надрывалась от звонков. Разные люди звонили, давали советы, высказывали предположения, делились своими наблюдениями. Было собрано огромное количество информации, которая потребовала от нас невероятных усилий и времени.

– Очевидно, на данном этапе вероятность успеха невелика, – сказала Дженн. – На четвертый год веб-сайт перестал демонстрировать столь высокий трафик, но это еще ни о чем не говорит. Например, у преступника могла проснуться совесть, и он не мог больше жить с бременем вины. Или, например, угодил в тюрьму за какое-нибудь другое преступление и потом проговорился одному из сокамерников. Вероятность, конечно, невелика, но и такое бывает.

– А о каком трафике мы сейчас говорим? – спросил Гибсон.

Майк Риллинг подался вперед, явно желая вмешаться в разговор.

– Восемьсот запросов за предыдущие пять лет – это в среднем один и восемь десятых запроса в месяц. Отбрасывая спам, получаем четыре и шесть десятых электронного письма в месяц. А на веб-сайте ежемесячно отмечалось в среднем четыреста шестьдесят семь посещений. Мы контролируем трафик веб-сайта и проверяем все IP-адреса. На тот случай, если преступник проявит любопытство или на чем-то облажается.

– Что же, неплохо… Ну а за последнее время сколько набралось?

– Тридцать восемь запросов в месяц. И двести сорок восемь электронных писем. Больше тридцати тысяч посещений веб-сайта.

– И нигде никаких зацепок, – проворчал Хендрикс.

– Ну, это только на первый взгляд, – напомнил ему Абэ.

– А ты не задумывался о модернизации сайта? – спросил Гибсон.

Майк покачал головой.

– Ну, будь это в моих руках, я мог бы подкинуть пару идей. Старые сайты выглядят… в общем, старыми. Какими-то забытыми. Если вы надеетесь как-то заманить преступника, то нужно сделать так, чтобы это выглядело как постоянное расследование.

– Хорошая мысль, – сказал Абэ. – Майк, давай-ка в понедельник начнем эту работу.

– А документы ФБР в этой папке? Их тоже не мешало бы туда подкинуть.

– Постойте! Но зачем нам выдавать свои намерения? – нахмурилась Дженн.

– Расставим сети. Вызовите у парня желание посетить ваш сайт. Пусть заглотит наживку. Разве такие, как он, не любят порой читать о себе? Разве это их не заводит? Или так теперь бывает только в кино?

Дженн глубокомысленно кивнула.

– Нет, не только. – Она повернулась к Абэ. – Придется обмозговать с федералами. Но это – шанс.

– Согласен. – Джордж сделал пометку ручкой в своем блокноте. – Утром я позвоню Филипу.

– Я бы рад, конечно, хоть целый день обсуждать дизайн сайта, но давайте все же перейдем к той части, где WR8TH вышел на связь.

– Перейдем, конечно, – кивнул Абэ. – Увеличенный трафик и заставил меня решиться на интервью Си-эн-эн. Мое согласие было основано на том, что в интервью будут упомянуты и сам сайт, и горячая линия. И наша информация оказалась бы в бегущей строке и на сайте Си-эн-эн. В итоге получилась довольно поверхностная информация. Я надеялся, конечно, немного углубиться в детали, но нам выделили всего три минуты. Однако в эфире я смог подтвердить, что за вероятную наводку по поводу местонахождения Сюзанны мы по-прежнему предлагаем награду. На том дело и кончилось. Обменявшись парой шуток, мы расстались, и я возвратился в офис. И даже не потрудился посмотреть потом передачу. Но всего через день мы получили электронное сообщение. Майк?

На экране появилась новая фотография. На деревянном столике лежал розовый рюкзак «Хеллоу Китти». Рядом со столиком виднелся грязный линолеум и часть кухонного шкафа. Рюкзак выглядел изношенным – видимо, его обладательница с ним не расставалась, любила его таскать повсюду. Сам снимок выглядел старым или был искусственно состарен. Разрешение было не таким, какое обычно дают современные цифровые камеры. Однако это довольно просто подделать. Ясно, что рюкзак тот самый, со снимка из Бризвуда. Если снимок подлинный, то здесь есть за что зацепиться…

– Было сообщение, говоришь? – спросил Гибсон.

Абэ кивнул. На экране появился увеличенный снимок электронного сообщения.

Хорошее интервью, Джордж. Очень трогательное. Надо было оберегать ее. Сколько выложил за рюкзак?..

Гибсон вздрогнул и бросил быстрый взгляд на Абэ, который сидел неподвижно. Его больно укололи, но Джордж выдержал и даже скрыл это.

– А как насчет электронного адреса? – спросил Вон.

– Адрес такой: S.lombard@WR8TH.com. Мы отследили – это частный сервер на Украине, – ответил Майк. – Домен зарегистрирован на V. Airy Nycetri. Это чтобы еще больше все запутать.

Гибсон закатил глаза. Впрочем, стоило ли удивляться? Интернет-мошенники часто выбирают для хостинга различные места в Восточной Европе, где у правительств есть куда более неотложные проблемы, чем теневые веб-хостинги. Спамеры, незаконные игорные сайты, торговцы детской порнографией и хакеры – все они используют отдаленные серверы, чтобы добавить себе анонимности. Велики шансы на то, что, кто бы ни отправил такие электронные сообщения, находился в тысячах миль от соответствующего сервера.

– Что думаешь? – спросил Абэ.

– О рюкзаке? Не так много. Я еще до обеда мог бы, наверное, отыскать три десятка таких на «И-бэй». Вероятно, кто-то разводит тебя, потому что тебя показали по ящику.

Джордж кивнул.

– Мы тоже так подумали.

– Насколько понимаю, ты ведь ответил?

Абэ махнул рукой Риллингу. На экране появилось новое сообщение.

За фотку рюкзака? Ничего. Однако люди, которые занимаются расследованием, очень заинтересованы побеседовать с любым, кто хоть что-нибудь знает об этом.

– И?..

– День спустя мы получили вот это.

На экране появилась другая фотография. На сей раз Гибсон поднялся со своего места, с трудом признавая, что видит перед собой. Это была та же самая фотография, только больше. Первый снимок был, по сути, вырезан отсюда, и эта фотография вполне могла потянуть на обещанные десять миллионов долларов…

Сюзанна Ломбард.

Все еще ребенок, которым она была, когда сбежала. Она сидела за старым кухонным столом. Рюкзак лежал у ее левого локтя. Она держала стакан – судя по всему, с молоком, – и камера запечатлела ее усталую улыбку. Бейсболка «Филлис» была сдвинута на затылок.

Гибсон молча смотрел на Медвежонка.

– У всех нас была такая же реакция, – покосившись на него, заметил Абэ.

– И ты думаешь… – Вон затих, не зная, как лучше закончить его мысль.

– Вот именно.

Гибсон переглянулся с Джорджем. Потом снова впился в экран. Это было невероятно.

– Мы считаем, что фотография подлинная, – сказал Абэ. – И, вероятнее всего, сделана в ночь ее исчезновения. Уже в Бризвуде. И мне очень хотелось бы побеседовать с тем, кто сделал этот снимок.

Вон кивнул, чувствуя, что закипает. В такой беседе он тоже был бы не прочь поучаствовать. Кто бы ни был тот парень, он играл с огнем. И использовал Медвежонка в качестве орудия своей игры.

Теперь Гибсон понял, почему он здесь…

– Но ты же не сможешь. Разве не так?

Абэ глубокомысленно кивнул.

– Сейчас догадаюсь. Вы наверняка попробовали взломать сервер.

– Да, – кивнул Джордж.

– Но тем самым вы спугнули его. И он затаился.

Майк начал было протестовать, но Абэ перебил его:

– Да, так и было.

– И теперь ты думаешь, что его вам найду я.

– А сможешь?

– Нет. Не смогу. Так не получится, Джордж. В этом фокусе с электронной почтой ты, по сути, уничтожил единственную наводку. Если он оказался достаточно умен, чтобы все это время заметать следы, то как мы собираемся?.. – Вон замолчал, погрузившись в свои мысли. Что-то здесь было не так.

– Что такое, Гибсон?

Тот поднял руку, призывая к тишине. Что же он упустил? Вон закрыл глаза, чтобы отключиться. И некоторое время стоял и думал. А затем в голове у него родился ответ. Он понял, что сделает. Именно то, что сам посоветовал Джорджу Абэ.

Надо расставить сети.

– А ты когда-нибудь задавался вопросом, почему он отправил тебе ту, первую картинку? – спросил он.

– Что вы хотите этим сказать? – прищурилась Дженн.

Гибсон повернулся к каждому по очереди, усмехаясь тому, что только что до него дошло.

– Он ведь смышленый парень, не так ли? Ребята, я уверен, что вас обвели вокруг пальца.

Глава 10

Гибсон протер глаза, вытащил из ушей наушники и вытянулся в кресле, почувствовав приятный хруст в затекших суставах.

Ему лучше.

Телефон показывал время: два тридцать утра.

Пятница.

И по ощущениям тоже была пятница. В этот день как-то сразу ощущаешь усталость, и всегда хочется в душ, поскорее смыть всю грязь, накопившуюся за неделю. Правда, можно не доводить себя до такого состояния и принимать душ хоть каждый день. Но ощущение пятницы все равно было каким-то особенным, ни с чем не сравнимым. А может быть, это все потому, что он не был дома с тех пор, как в воскресенье оказался в конторе Джорджа Абэ…

Гибсон трудился пять дней подряд. Почти непрерывно. Разве такое возможно? Занявшись делом, он часто забывал о времени. С тех пор как Вон оставил Корпус морской пехоты, у него не было загадки более интересной, чем эта. Он пребывал в приподнятом настроении, ведь интересовавшие его ответы было не так легко получить. Пока они были вне пределов досягаемости, но манили к себе, и он подступал к ним все ближе и ближе. Еще несколько часов, и он будет знать, справедливы ли его подозрения.

Где же ты, WR8TH? Что ты знаешь такого, о чем не должен знать я?

На ночь он мог бы уезжать домой, но такая мысль ни разу не пришла ему в голову. Нет, раз уж его посетило вдохновение, нужно было сидеть здесь и искать, искать. Кроме того, что ожидало его дома? Разве что неубранная постель…

О нормальном сне не могло быть и речи. Как только Гибсон опускал веки, перед глазами тут же появлялась Медвежонок. Она надеялась и ждала. Ее улыбка вновь и вновь встряхивала его и торопила снова сесть за компьютер.

Единственными существенными перерывами для него были ночные видеозвонки Элли. Когда дочь включала «Скайп», они некоторое время болтали о чем-нибудь, а потом Гибсон начинал ей читать какую-нибудь книгу, и так продолжалось до тех пор, пока Элли не засыпала. Вместе они уже одолели половину «Паутины Шарлотты»[7], и Элли очень волновала судьба поросенка Уилбера. Вообще, она любила разные истории. Почти так же, как Сюзанна. Это их, безусловно, роднило, но осознал Гибсон эту связь только сейчас. Ведь он читал вслух им обеим. Правда, в разное время. Что ж, ему, наверное, простительно, что раньше он такой связи не видел. Видимо, так было проще. Но теперь Вон не мог не разглядеть ее, как бы ни старался мысленно разделить этих двух девочек.

В то первое воскресенье он работал очень долго. Майк Риллинг предложил свою помощь в настройке необходимого программного обеспечения, но Гибсон вежливо выпроводил его из конференц-зала. Ему нужно было остаться одному – так легче думать. Дженн Чарльз и Хендрикс тоже возмутились, что их присутствие, по словам Гибсона, нежелательно. Однако Абэ быстро все уладил.

Приблизительно в три утра – в тот же первый день – он нашел одну зацепку и сделал передышку, совершив несколько кругов по пустым коридорам конторы. Во время ходьбы лучше думалось, и вскоре у него в голове уже начал вырисовываться ответ. На обратном пути к конференц-залу Вон заметил полосу света под одной из дверей. Раньше никакого света он там не видел. Гибсон остановился рядом и прислушался. И вдруг она резко распахнулась. Он оказался лицом к лицу с Дженн Чарльз. Будь она на каблуках, то оказалась бы на дюйм выше его. Дженн сняла жакет, но оставила оружие. Видимо, это был ее обычный офисный «прикид».

Гибсон усмехнулся.

– Что вы здесь делаете?

– Простите, – сказал он, отступая на шаг. – Не предполагал, что здесь еще кто-то есть. Подумал, что пробрался грабитель.

– Вам что-нибудь нужно?

– Да нет. Просто хожу. – Он покрутил пальцем. – Помогает думать.

Хмыкнув, Дженн кивнула. Помявшись, Гибсон спросил:

– А можно мне задать вопрос? Там, на экране… Почему между WR8TH и Томом Б. стоял вопросительный знак?

– Предполагалось, что Том Б. и WR8TH – одно и то же лицо.

– Если он местный, то зачем она поехала встречаться с ним в Пенсильванию?

– Мы точно не знаем, что она встретила его именно в Пенсильвании. Это просто еще одно предположение. Возможно, он забрал ее в Памсресте, а Пенсильвания оказалась лишь на его пути домой.

– А сами-то вы что думаете?

– Что такое вполне вероятно. Возможно, у меня будет шанс спросить его об этом лично.

– Ну а здесь вы что делаете? Ведь уже поздно.

– Работаю.

– В три утра? Мне не нужна сиделка.

– У меня полно бумажной работы.

– Ладно, – сказал Гибсон, решив не упорствовать. – Если что, вы знаете, где меня найти.

– Да. Я знаю.

Она отошла к своей двери.

– А где вы служили? – вдруг спросил Вон.

Дженн остановилась, и ее глаза сузились.

– Не надо.

– Что не надо?

Она захлопнула дверь. Некоторое время Гибсон не двигался с места. А потом, хмыкнув, удалился к себе. Что же это было? Он даже не знал, как это назвать. В характере Дженн Чарльз ощущалась какая-то твердая грань, которой он пока не понимал.

Вероятно, так даже лучше, решил Вон. Тем более если эта работа отнимет всего несколько дней. И его пальцы снова застучали по клавиатуре.

В понедельник утром Гибсон стоял в конференц-зале, разглядывая фотографию Сюзанны, прикрепленную к экрану. Абэ приказал занести в зал раскладушку. На ней Гибсон раскладывал распечатки. Кого-то из сотрудников послали купить ему одежду на смену, но пакеты так и стояли нераспакованными рядом с раскладушкой. То и дело приносили еду, и Гибсон проглатывал ее, не отрываясь от монитора. Он снова был на охоте, и каждый новый день приближал его к цели…

Вначале Вон стал объектом перешептываний среди сотрудников. Очевидно, никто за пределами наиболее близких к Джорджу Абэ лиц не знал, почему он здесь, и это волей-неволей вызывало вопросы. Но к полудню во вторник это любопытство значительно поубавилось. Не зря ведь наблюдение за человеком, работающим за компьютером, входит в пятерку самых скучных занятий в мире. Периодически к нему заглядывал Майк Риллинг и спрашивал, не нужна ли какая-нибудь помощь. А Хендрикс всякий раз, когда заходил за каким-нибудь файлом, бросал на Гибсона негодующий взгляд. Наиболее частым гостем Вона стала Дженн Чарльз. Она заходила чуть ли не каждый час и вела себя как бдительный охранник на посту.

В четверг, когда открылся офис, Гибсон запросил распечатку истории браузера фирмы за предыдущий месяц. Она составила в объеме почти тысячу страниц. Он разбил ее на четыре пачки и начал просматривать, вооружившись маркером. Работа была утомительная, но еще через сутки он значительно сузил круг своих поисков.

Теперь Вон был почти уверен.

Он посмотрел на часы. Шесть утра, в пятницу утром. Джордж приезжал около семи, и Гибсон закрыл глаза, зная, что у него еще целый час в запасе. На этот раз Медвежонок не преследовала его, и весь этот час он проспал. А когда проснулся, Джордж уже был в своем кабинете и, видимо, ждал его. Гибсон рассказал ему, что удалось найти. Абэ воспринял все спокойно и спросил о том, какие есть варианты.

Гибсон дал ему три варианта.

– Какой из них ты мог бы порекомендовать?

– Вариант номер один. Если хотите поймать WR8TH.

– Почему?

Гибсон объяснил.

Абэ несколько раз прерывал его и задавал уточняющие вопросы, а когда Вон закончил, несколько минут сидел молча.

– Хорошо, теперь я хочу, чтобы ты изложил это моей команде. Сделай вид, что я ничего не слышал. Мне нужно знать мнение каждого.

– Ладно, но сначала я все-таки съездил бы домой. Мне нужно принять душ. И побриться, наконец. В общем, привести себя в порядок.

– Согласен. Машина будет ждать тебя внизу. – Абэ посмотрел на часы. – Возвращайся к четырем.

Дома, под теплым душем, Гибсон вновь почувствовал себя человеком. Ему стало хорошо. По-настоящему хорошо. Он понял, что соскучился по стоящей работе, но не знал насколько. То, что его навыки могут помочь отыскать Сюзанну… «Не торопись», – предостерегал он себя. Лучше не давать такой надежде укорениться в голове…

Ну а что, если все-таки…

Собраться в конференц-зале удалось лишь к пяти часам. Хендрикс и Дженн с нетерпением ожидали от него новостей, но Гибсон не торопился. Некоторое время он возился с компьютером. Или делал вид, что возится. Наконец Абэ тоже не выдержал.

– Итак, Гибсон, просвети-ка нас. Что тебе удалось нарыть?

– О’кей. Так вот, изначально меня насторожило то, что WR8TH отправил две фотографии.

– Об этом вы сказали нам в воскресенье, – хмыкнул Хендрикс.

– Верно, но я подумал, зачем? Зачем вообще посылать снимок рюкзака, если у вас есть целая фотография? Вроде бы пустая трата времени.

– Может быть, ему просто нравится поиграть? Ну, чтобы подразнить нас? – предположила Дженн.

– Возможно. Но что это за игра? Человек, который отправил эту фотографию, и тот, кто снимал, – вероятно, одно и то же лицо. Согласны?

Все кивнули.

– Тогда каковы шансы, что WR8TH – если это тот самый WR8TH – заберет награду в десять миллионов долларов? У меня, к примеру, куда больше шансов быть приглашенным на вечеринку по случаю дня рождения Бенджамина Ломбарда.

– И что же получается? – спросила Дженн.

– Так вот, если дело не в награде, что заставило этого парня выйти из тени? Ведь пока что ему все сходит с рук. Сотрудники правоохранительных органов отнюдь не приблизились к его поимке, как и десять лет назад. А он все равно выдает себя, идет на огромный риск и отправляет вам весьма инкриминирующее фото. Что за этим стоит?

– Просто самовлюбленный придурок, – предположил Хендрикс. – Все эти репортажи на десятилетнюю годовщину исчезновения девчонки взбудоражили его как следует, и теперь ему не нравится, что он отошел на задний план, находится в тени и никто не обращает на него внимания. Этот снимок – насмешка. Типа обратите снова все свои взоры на меня…

– Что ж, может быть. Но тем не менее это не привлекло так уж много внимания, не так ли? Парочка электронных писем – и он вынужден был заткнуться. Если б он хотел привлечь, то выложил бы фотку в Сеть, запостил бы ее где-нибудь… Или, может быть, передал бы репортерам. Кстати, как звали того серийного убийцу в Сан-Франциско, который все письма писал в ведущие газеты?

– Зодиак, – ответил Хендрикс.

– Точно. Пусть он ведет себя как Зодиак. Представьте только, какое внимание он мог бы привлечь, если б сопроводил эту фотографию пассажами из Библии и какими-нибудь туманными угрозами…

– Интернет сошел бы с ума, – предположил Хендрикс.

– Правильно. Поэтому что касается внимания, то есть куда лучшие способы его заполучить. Согласны?

– Согласен. Но давайте не будем забывать, что парень явно сумасшедший.

– Тоже справедливо. Но, по-моему, о том, чтобы привлечь к себе внимание, речи вообще не было. Он не ставил перед собой такую цель. Таким образом, я возвращаюсь к тому, зачем он все-таки отправил два электронных письма, две фотографии. Если, конечно, первая фотография не была своего рода пробой.

– Пробой чего? – недоуменно переспросил Риллинг.

– Ну, он мог, например, проверить, открыли вы вложение или нет. И когда вы это сделали, да еще и ответили, он понял, что может благополучно отправить и второй снимок. Он сделал только то, о чем я говорил.

– А именно?

– Расставил сети и заставил вас заглотить наживку.

– Может быть, там был вирус? – насторожился Риллинг.

– Вполне. Он мог встроить его во второй снимок.

– Нет. Невозможно, – сказал Майк. – Не может быть. У нас отличный антивирусник, и мы просканировали оба вложения, прежде чем открыли их.

Риллинг осмотрел комнату, будто желая получить подтверждение того, что все сказанное им не подлежит никакому сомнению. Однако желаемого все-таки не получил. Джордж Абэ сидел, откинувшись и переводя взгляд с одного сотрудника на другого. Дженн уставилась в потолок. Вид у женщины был такой, будто ее предупредили, что ей осталось жить всего полгода, не больше. Хендрикс сверлил Риллинга взглядом гиены, которая отыскала в стаде антилоп самую слабую особь.

– Но мы же все просканировали! – запротестовал Риллинг, не услышав ни от кого ни единого слова.

– Пусть лучше он сам все объяснит, – сказал Абэ. – Гибсон, давай, не тяни. Поведай нам сейчас, что тебе удалось найти.

– Слушайте. Все антивирусные службы лишь проверяют входящие файлы, сравнивая их со своими базами данных известных на тот момент вирусов и вредоносного программного обеспечения. И ты прав, Майк, в 99 999 процентах случаев для 99 999 процентов людей этого вполне достаточно. Но если вирус абсолютно новый, если он был написан с определенной целью, то антивирусные сканировщики так же бесполезны, как самый высокий забор против орла.

– Так что же он сделал? – спросил Абэ. – Создал новый вирус?

– Очевидно, да. И он не в одном из файлов любой из групп, которые отслеживают вредоносные программы. Мне понадобилась пара дней, чтобы проанализировать его, но с виду он похож на вариант из Sasser. В нем, конечно, есть еще и подобие ДНК от Nimda. Вот такая картина.

– А теперь объясни на человеческом языке, Вон, – проворчал Хендрикс.

– Это очень качественный вирус. Причем его создатель явно знает толк в этом деле. Он очень способный. Кто бы это ни был, но он хорошо изучил работу наиболее опасных вирусов прошлого десятилетия и взял от них самое лучшее. Насколько я могу судить, вирус не является разрушительным. Это своего рода хорошие новости.

– А плохие? – спросила Дженн.

– Он занимается выгрузкой файлов с ваших серверов.

– Что?! – воскликнула она. – Каких файлов?

– Каких угодно. Предполагаю, что вирус предназначен для файлов, имеющих отношение к Сюзанне Ломбард, но чтобы выяснить это наверняка, нужна целая команда системных экспертов. И это вне моей компетенции.

– Господи Иисусе! – Хендрикс с силой швырнул свою ручку о стену.

– Но нет же! – сказал Риллинг. – Мы ведь мониторим весь исходящий трафик. До сих пор все было нормально. Мы не заметили роста в объеме трафика, никаких сомнительных IP-адресов…

– Хорошо, но, к сожалению, к этому он также был подготовлен. Он загружает – со скоростью двенадцать килобайт в секунду. Как говорится, медленно, но верно. Он не спешит. Подобный объем попросту растворился бы в общем трафике такой компании, как эта. Разве не так, Майк?

Риллинг мрачно кивнул.

– Если он работал круглосуточно с тех пор, как мы открыли злополучное сообщение, – сказал Абэ, – то сколько он мог в итоге накачать?

Риллинг нацарапал число в блокноте и передал через стол Джорджу Абэ. Тот хмуро кивнул.

– Вообще, крутая штука. Но он не работает круглосуточно, – сказал Гибсон. – Он останавливается каждый день ровно в пять.

– О, так выходные тоже исключаются? – спросил Хендрикс.

– По сути, да, – кивнул Гибсон. – Этот вирус работает строго с девяти до пяти. Послушайте, а ведь странная получалась бы картина, если б кто-то рыскал на сайте «Вашингтон пост» в два часа ночи.

– «Вашингтон пост»? – переспросил Риллинг.

– Да, WR8TH использует рекламу на домашней странице этой газеты как своего рода ретранслятор.

– Такое возможно? – нахмурилась Дженн.

– Естественно, и таким приемом все чаще пользуются хакеры. Внедриться в рекламку на ведущем сайте, которая не будет ничем выделяться в истории браузера компании, и использовать это как перевалочный пункт для отправки незаконно полученных данных заранее намеченному получателю.

– Хорошо, тогда нужно немедленно перекрыть этот канал, – засуетился Хендрикс. – Закрыть до тех пор, пока не вычистим эту дрянь из нашей системы.

– Согласна, – сказала Дженн. – Это катастрофа.

– Вы, конечно, можете так и сделать, но я бы не советовал. Особенно если вы все-таки хотите поймать этого парня.

Абэ поднял руку, чтобы всех успокоить.

– Но почему нет?

– Потому что я не могу отследить ничего дальше перевалочного пункта. Как только информация проходит через рекламное объявление на сайте «Пост», я больше не знаю, куда вирус WR8TH направляет ваши данные. Если вы сейчас закроетесь, он будет знать, что его отследили. Тогда мы точно его потеряем.

– Так что же ты предлагаешь?

– Заняться делом. Как обычно.

– То есть позволить ему продолжать красть данные наших клиентов? – нахмурилась Дженн. – Ты хоть понимаешь, какой разрушительный эффект это вызовет?

– Идея не самая лучшая, я понимаю. Но ведь все сводится к тому, как сильно вы хотите поймать этого парня. Таким образом, все зависит только от вас.

Разгорелись жаркие споры. Джордж Абэ подождал несколько минут, после чего снова поднял руку. Наступило неловкое молчание; взоры всех присутствующих были прикованы к шефу.

– Как ты думаешь, что все-таки хочет этот WR8TH? – спросил он наконец. – Что в итоге, какова его цель?

Гибсон пожал плечами.

– Хороший вопрос.

– Итак, если я оставлю все как есть, понимая, к каким пагубным последствиям это приведет, то каковы будут наши следующие шаги?

– WR8TH охотится. Я бы порекомендовал соблазнить его чем-нибудь. Тем, что ему нужно. Что-нибудь новое о Сюзанне.

– И написать наш собственный вирус, – оживился Абэ.

– Точно! Он думает, что пока все идет гладко и ему все сходит с рук. Он ведь не думает, что вы задумали с ним такую игру. Но если мы хотим, чтобы он клюнул, нужно встроить наш вирус во что-нибудь привлекательное.

– А как насчет внутренних документов ФБР, которые мы собирались отправить на обновляемый сайт? – спросила Дженн. – То, что не было опубликовано?

– Возможно, это то, что нужно, – кивнул Гибсон.

– Мне нужно будет сделать запрос, – сказал Абэ. – А сколько понадобится времени, чтобы написать такой вирус?

– Уже написал, – прищурился Вон.

Головы всех присутствующих разом повернулись в его сторону.

Джордж улыбнулся.

– Хорошо. И что же он будет делать?

– Так вот, если наш подопечный все-таки клюнет, то наш вирус тоже проникнет через вскрытую рекламу. А когда он откроет файлы у себя на компьютере, мой вирус совершит так называемый «звонок домой». То есть сообщит координаты GPS и IP-адрес его компьютера.

– Это если он откроет файлы, – буркнул Хендрикс.

– Конечно, – покосившись на него, согласился Гибсон.

Джордж посмотрел на Дженн, и в их взглядах промелькнуло нечто, что Вон не смог расшифровать.

– Что ж, решено, – сказал Абэ.

Глава 11

В течение последующих двух недель вирус WR8TH выполнял свою обычную рутину: «просыпался» в девять утра и систематически вгрызался в базу данных «Абэ консалтинг груп». В общем, вел себя как образцовый служащий. Не устраивал обеденных перерывов и никогда не брал больничных.

После анализа кода Гибсон знал, что вирус мог управляться дистанционно и получать новые инструкции от WR8TH. Иначе он навечно зациклился бы на текущей задаче. Но пока ничего выявить не удалось. Либо WR8TH недостаточно следил за изменениями в регистре АКГ, чтобы выявить поступившие туда новые документы ФБР, либо был слишком умен, чтобы поддаться на приманку.

Это была хорошо настроенная ловушка, уверял себя Гибсон. За истекшие две недели он каждое утро подгружал по несколько файлов ФБР. Идея заключалась в том, чтобы представить это как продолжающийся проект АКГ, когда сотрудники занимались оцифровкой бумажных документов.

– Ну же, давай, – бормотал Гибсон, впившись глазами в монитор. – Тебе же все сходило с рук. И ты умнее нас. Мы – просто кучка недоумков. Не церемонься. Мы ведь никогда не узнаем…

Когда сидеть, уставившись в монитор и отчаянно просить, чтобы хоть что-нибудь произошло, ему попросту надоело, Гибсон начал рыться в коробках с документами.

Любопытство привело его к толстой папке, на которой было написано «Том Б.». Таинственный друг, который ни разу нигде не всплыл. В папке содержалось умопомрачительное количество документов, за которые, впрочем, нельзя было зацепиться и построить толковую гипотезу. Неудивительно, как мало на самом деле продвинулось ФБР. Помимо самого имени, все, что у них было в распоряжении, представляло собой неопределенное физическое описание, составленное по показаниям сотрудников-подростков, работающих в бассейне: темный цвет лица, коренастое телосложение, густые каштановые волосы, ярко-голубые глаза. Даже возраст не был известен; считалось лишь, что Том постарше Сюзанны. Но сам по себе этот факт предполагал довольно большое количество вариантов. Что не могло не вызывать беспокойства…

Были ли WR8TH и Том одним и тем же лицом? Если нет, то почему Том Б. так ни разу и не объявился? Если это один и тот же человек, то можно ли поверить, чтобы Медвежонок назвала интернет-педофила своим другом? И хранила бы его любовные письма? Сбежала бы с ним из дома? Ни в одном из предположений не было особого смысла.

Гибсон просмотрел остальную часть папки и отложил ее в сторону. Нельзя по-настоящему оценить утомительный характер уголовных расследований, пока не увидишь ту огромную гору документов, которые во время этих расследований накапливаются. Просмотр таких документов еще более отупляет, чем наблюдение одной и той же картинки на экране компьютера.

Он уже собирался бросить это занятие, когда вдруг наткнулся на коробку с надписью: «Семейный архив». Внутри были компакт-диски с записанными на них фотографиями со школьных мероприятий и семейных торжеств, аккуратно разложенные по времени и местам. Гибсон потратил несколько часов в тщетных поисках снимка, на котором он, сидя в кресле, читал Сюзанне книгу, но такого снимка нигде не было. Потом ему попался на глаза компакт-диск с надписью: «День поминовения, 1998 год». Тот год он не помнил, но из любопытства вставил компакт-диск в свой ноутбук. У него совсем не было фотографий Дюка, и он надеялся отыскать кое-какие, чтобы показать Элли. Ведь рано или поздно наступит день, когда он должен будет рассказать дочери о ее дедушке.

Этот диск оказался настоящим сокровищем. Дюк, казалось, присутствовал на каждом третьем снимке. К сожалению, на большинстве из них был и Ломбард. Он почти всегда стоял рядом с его отцом, демонстрируя всем свою вкрадчивую улыбку «лисы в курятнике». Гибсон нашел еще пару снимков, которые можно было подрезать, и перекинул к себе на жесткий диск. На всякий случай он еще раз проверил все компакт-диски. Его настойчивость окупилась с лихвой: Вон наткнулся на фотографию, на которой Дюк был снят так, как Гибсону всегда нравилось вспоминать о нем – на заднем крыльце в Памсресте, с пивом в руке и с усмешкой на лице, уверенно держась и раскручивая очередную политическую историю. Было видно, что слушатели ловят каждое его слово.

Гибсон долго вглядывался в эту фотографию. Ему не хватало именно такого снимка. Он не мог вспоминать об отце без горечи в душе, и в голове все время мелькал тот подвал, тот ужасный подвал, где Дюк Вон свел счеты с жизнью и где, по сути, бросил своего сына. Обвинить во всем Ломбарда было намного проще. Когда-то Гибсон думал, что именно Ломбард предал Дюка, а не наоборот. Это называлось принять желаемое за действительное. Дюк Вон был всего лишь преступником, и чтобы избежать последствий, он и спустился в тот проклятый подвал. Это были его жизнь и его решение, и отец принял его, думая только о себе. Такова была правда, и больше сказать было нечего. Даже если б и оставалось что-то недосказанное, рядом не было человека, с которым Гибсон захотел бы поделиться…

Грустная истина заключалась в том, что он слепо верил в Дюка Вона, и его жизнь с тех пор представляла собой свободное падение. Это было ужасное ощущение, и Гибсон хотел, чтобы оно прекратилось. В ходу была такая старая шутка – тебя убивает не само падение, а резкая остановка. Что ж, кое-кому посчастливилось все-таки выжить в такой ситуации, не так ли? И Гибсон согласен был рискнуть. Что угодно, только бы выйти из этого пике. Поддавшись власти стремительного погружения в бездну, он принял ряд опрометчивых, необдуманных решений. После развода бывали дни, когда Гибсону казалось, что он понял, почему отец принял такой выбор. Понял, но не простил. Он бы ни за что не поступил так по отношению к своей дочери. И вообще к любому ребенку…

Усилием воли Вон-младший заставил себя закрыть папку с фотографиями. Но перед этим все-таки сделал себе копию. На всякий случай… если таковой наступит. Он уже собирался извлечь диск, когда вдруг заметил маленькую пиктограмму, которая сразу привлекла его внимание. Кликнув на ней, Гибсон увидел собственную фотографию. На снимке ему, наверное, было не больше десяти лет, он стоял перед маленьким фонтаном, держа на вытянутой руке огромную лягушку – и позируя перед камерой. Держал так, будто лягушка была радиоактивной. Лягушка трясла ногами, словно какая-нибудь избалованная знаменитость, которую заставляли позировать перед назойливыми поклонниками.

Возле Гибсона, по сути, прижимаясь к его бедру, стояла Медвежонок. В измятом купальнике, который к тому же сидел на ней как-то нескладно, распустив волосы, она смотрела на лягушку восторженным взглядом, будто это был лев, которого Гибсон только что поборол в схватке. Да, он ведь совсем забыл, как ловил ту проклятую лягушку. И потратил на это уйму времени после полудня. Наконец они вместе загнали ее куда-то в щель у старого колодца. И там он еще некоторое время гонялся за ней взад-вперед, а Медвежонок тщетно пыталась направлять его издали.

Как только лягушка была поймана, оба тут же поняли, что сам процесс охоты куда забавнее, чем ее результат. Лягушка, наверное, тоже была с этим согласна и в подтверждение опорожнилась ему на руку. Гибсон хотел тут же выбросить тварь подальше, но фотограф Ломбардов опередил его и настоял, чтобы они снялись вместе с трофеем. После того как их сфотографировали у фонтана, Гибсон отнес ее подальше от колодца и положил на траву. Медвежонок долго стояла у края колодца, провожая лягушку взглядом.

Воспоминания вызвали у Вона улыбку. Это был один из немногих случаев, когда Медвежонок вышла из своего убежища и решилась на небольшое приключение. Какая же пропасть разделяет тот снимок и фотографию с тайным сообщником несколько лет спустя! С которой глядит усталая девочка в бейсболке, вдали от дома. Черт побери, но ведь она никогда не любила бейсбол…

Гибсон застыл на месте. Та бейсболка… Что-то в ней вызвало у него беспокойство – причем именно сейчас, когда он думал о ней. Но он никак не мог понять, в чем же причина…

Вон сделал копию фотографии с лягушкой, прежде чем извлек диск. Господи, как же он скучал по той маленькой девочке! Его свирепому Медвежонку… Она была для него всем, что осталось от его детства. Детства, которое он любил всей душой. А все остальное в его памяти было испорчено. А потом кто-то украл и ее…

Гибсон обнаружил Джорджа в его кабинете. Дверь оказалась открыта, но он все-таки постучал. Абэ поднял голову и жестом пригласил войти.

– Гибсон, ну что? Как дела?

– Вы поймаете его?

– Кого?

– Ну, этого WR8TH. Если он загрузит мой вирус. Вы ведь не станете обращаться прямиком в ФБР. Вы хотите сами с ним разобраться.

Взгляд Абэ переместился на все еще открытую дверь. Гибсон воспринял этот взгляд как согласие.

– Я тоже хочу участвовать.

– Гибсон…

– Я должен.

– Пожалуйста, закрой дверь, – сказал Джордж и убедился, что теперь их никто не слышит. – Пожалуйста, доверься мне: я очень ценю и уважаю то, что ты для нас сделал, и не подвергаю ни малейшему сомнению твое искреннее отношение к Сюзанне. Но я нанял тебя, чтобы помочь нам определить местонахождение WR8TH. Вот и всё. А в полевых условиях ты будешь нам мешать. Станешь своего рода обузой, если хочешь…

– Обузой?

– Дженн и Дэн работают вместе больше тридцати лет.

– Но я служил в морской пехоте. Нельзя меня считать обузой.

– Я знаком с твоим послужным списком. Но мы и так уже зашли слишком далеко, и теперь этим займутся Дженн и Дэн.

– Нет.

– Нет? – переспросил Джордж. Он выглядел искренне озадаченным.

– Тебе нужен я.

– Мне?

– Да, именно.

Абэ окинул его долгим взглядом и положил ручку на стол.

– Ладно. Убеди меня в этом.

– Ты серьезно?

Гибсон явно не ожидал. Джордж усмехнулся.

– Конечно, серьезно. Предположим, нам повезет и WR8TH клюнет на твой вирус. Убеди меня, почему я должен послать на задание человека, не имеющего необходимого опыта в таком деле. Ведь ты понимаешь, что тебе предстоит? Слежка, погони, стрельба, кто знает, что еще…

– Все просто. Вам нужен специалист, хорошо разбирающийся в компьютерах. Кого ты пошлешь? Майка Риллинга? У меня, возможно, нет полевого опыта, но по сравнению с ним я просто Джейсон Борн[8].

– А разве твой вирус не укажет нам точное местоположение?

– Он даст нам некое местоположение. И да, конечно, этот парень может набраться наглости, чтобы рискнуть домашним IP-адресом, но на этот счет у меня большие сомнения. С учетом того, что мы видели, ставлю все свои деньги на то, что он осторожен, как дьявол. Есть вероятность, что он использует чей-нибудь вай-фай. Что, если это приведет Дженн и Хендрикса в какое-нибудь кафе? Они будут знать, как действовать в таком случае? Послушай, WR8TH – не человек; это фикция, интернетный вымысел. Теперь, если вы хотите отыскать человека, который стоит за этим WR8TH, вам тоже понадобится аналогичный вымысел. Который к тому же думает, как он. Это мой мир, Джордж. Позволь мне отправиться на поиски вместе с ними.

Абэ откинулся в кресле. Он сидел так несколько минут, обдумывая свой окончательный ответ.

– Мне нужно пожить с этой мыслью несколько дней и заодно обсудить все со своими людьми. Устраивает?

– Вполне.

– И если мой ответ все равно будет отрицательный, будешь ли ты уважать мое решение?

– Попробую…

Глава 12

– Мы прибываем в Сан-Франциско через сорок пять минут, господин вице-президент.

– Спасибо, Меган, – сказал Ломбард и снова повернулся к Эбигейл Салдане, которая изучала последние данные по предварительному голосованию.

Решительная и умная, Салдана смогла стабилизировать пошатнувшиеся показатели его предвыборной кампании и заново вселить во всех уверенность. И этого ей удалось добиться всего за месяц, когда она стала полноправным членом его команды. Они, конечно, еще не полностью оправились, но зато уже не истекали кровью и не молили о помощи, как было всего месяц назад.

Калифорнийские праймериз состоялись всего четыре дня назад и так или иначе могли существенно раскачать общественное мнение. Это была сфера влияния Флеминг, поэтому никто из них и не ждал здесь победы. Но если б Бенджамин мог забрать себе хотя бы тридцать процентов в ее родном штате, то это уже было бы кое-что, способное дать им толчок на заключительном этапе предварительных выборов. Это была агрессивная стратегия, не лишенная риска. Но Салдана чувствовала, что Флеминг все-таки уязвима у себя дома, в родном штате, поэтому в прошлом месяце они потратили на Калифорнию уйму времени и денег. Все зависело от того, какой результат будет достигнут во вторник.

Вице-президент не летал на специально выделенном самолете. «Бортом № 2» назывался любой самолет, в котором летел вице-президент. Таковым мог оказаться любой из многих самолетов, которые время от времени делили между собой члены правящего кабинета. Эти самолеты были, конечно, менее роскошными, чем «Борт № 1», о котором так мечтал Ломбард. В передней части фюзеляжа был устроен небольшой кабинет, но в нем могли нормально разместиться лишь три-четыре человека. Ломбард предпочитал, чтобы все нужные ему люди собирались вместе, поэтому во время полетов сидел в середине салона, где в относительном комфорте за парой столов могли расположиться восемь-десять человек.

За столиком по ту сторону прохода отвечала на вопросы его жена. Ее расспрашивали о разных биографических подробностях ключевых лиц, принимавших участие на данном этапе предвыборной кампании. У нее спрашивали – и потом никогда не забывали – даже имена детей. Это был старый политический трюк, но он требовал определенной практики. Грейс Ломбард подняла голову и устало улыбнулась ему. Хотя она никогда не была поклонницей предвыборных гонок, за двадцать пять лет Бенджамин не услышал от нее ни единой жалобы. По его мнению, именно ее незаинтересованность в атрибутах власти и сделала ее настолько привлекательной для избирателей. На публике очень многие пытались культивировать образ нормального и практичного человека, однако его жена никогда не занималась показухой. И Ломбард знал, что она помогает ему обрести здоровый баланс в политике и в жизни. Так им вместе удалось сколотить идеальную команду.

– Лиланд, – позвал он начальника своего аппарата. – Какие у нас планы на обед?

– Сенатор Рассел. Сразу после вашей речи, – ответил Рид, отвлекаясь от ноутбука.

– Перенесите встречу. Давайте лучше я угощу его виски в отеле. Где-нибудь около одиннадцати.

Рид взял телефон и отошел, чтобы сделать звонок. Ломбард выглянул в проход и позвал помощницу своей жены, Денизу Гринспен.

– А как называется ресторан, который так нравится моей жене? Ну, тот, с видом на мост Бэй-бридж?

– «Бульвар», сэр. Это на Эмбаркадеро.

– Вот именно. Пусть нас отвезут туда. В семь тридцать.

– На сколько персон сделать заказ, сэр?

– На две.

Он улыбнулся супруге, которая ответила ему воздушным поцелуем через проход между рядами.

Эбигейл Салдана одобрительно кивнула. Готовность к личным жертвам и вынужденная близость, как того требовали любые политические кампании, производили обескураживающий эффект. Этому Ломбарда научил Дюк Вон. На людей трудно было воздействовать, не вкладывая основной капитал в центральную пару. Труднее всего приходилось молодежи, идеалистически настроенным сотрудникам, на которых взваливалась самая неблагодарная работа. Это не просто работа. Это их семья, и все они должны верить в своего кандидата. Тихий обед вместе с супругой – хорошее средство для поддержания морального духа команды. Точно так же детей умиляют незатейливые сцены привязанности между их родителями.

– Бен, – наклонившись ближе к проходу, прошептала Грейс, – все просто выбились из сил. Может быть, ты дашь им передышку, пока мы будем с тобой обедать?

Ломбарду идея не очень понравилась, но в этом была вся Грейс. Слишком мягкая и добрая – для ее же собственной пользы. Или для его. Однако он рассмеялся и кивнул, как будто это была лучшая идея, которую он услышал за последние годы. На самом же деле, когда Бенджамин размышлял об этом, то уже знал, как все разрешится в итоге. Рид и Салдана откажутся, сославшись на дела. И тогда другие вынуждены будут последовать их примеру. Ну, может, кто-то и отлучится ненадолго. Но в целом все получится именно так, как хочет он. А значит, одержит очередную маленькую победу.

– Слышали? Именно поэтому я и женился на этой женщине, – сказал он, когда объявил о небольшой передышке. – Но после обеда все снова ко мне, в рабские цепи!

Это вызвало всеобщий смех, но посыл босса был ясен: есть работа, и ее нужно делать. Кругом все вертелось, как в карусели, и людям нравилось работать на победителя. Он наверняка позаботится о каждом из них, когда станет полноправным хозяином Белого дома, но пока достаточно и такой небольшой щедрости с его стороны.

Зазвонил один из телефонов Рида, но тот пока еще не закончил разговор с секретарем сенатора Рассела. Помощник Рида посмотрел на номер, но не нажал на кнопку приема вызова.

– Ладно, ответьте, – попросил Ломбард.

Помощник взял трубку, задал несколько вопросов, потом прикрыл микрофон рукой. Бенджамин сразу же понял, что совершил ошибку.

– Сэр, говорит Тит Эскридж. У него для вас новая информация по ситуации с АКГ.

Ломбард сохранил невозмутимый вид, но при этом чувствовал, что жена за ним наблюдает. Полковник Тит Стоунволл Эскридж-младший был основателем и президентом компании «Колд-Харбор инкорпорейтед», частного военного подрядчика. Компания была зарегистрирована в Вирджинии. «Колд-Харбор» была главным спонсором его сенатских кампаний, и Ломбард знал Эскриджа очень давно. Грейс всегда находила в людях что-то подкупающее, но она не могла притворяться, если кто-то был ей неприятен. Несколько лет назад Ломбард по ее наущению разорвал политические связи с «Колд-Харбор». Поэтому для такого звонка с их стороны требовались очень веские основания. Таких оснований он пока для себя не видел…

Карьера в политике, возможно, научила его искусству блефа: тому, что даже с ножом в спине можно насвистывать веселую песенку. Но, как бы то ни было, Грейс всегда была неуязвима к подобным обманам.

– Тит Эскридж? Ну надо же было ему выплыть в такой момент! – Он раздраженно махнул рукой. – Передайте Лиланду или спросите, что передать.

– Хорошо, сэр, – ответил помощник.

Бенджамин взглянул на жену, но та уже отвернулась. Он подождет, а потом все ей расскажет. Одно сейчас ясно наверняка – тихий романтичный обед только что отменился…

Глава 13

Дженн Чарльз сидела за столом и пересматривала свой отчет по Вону. Одно дело – временно привлечь его в качестве консультанта, но теперь Джордж собирался использовать его на втором этапе операции! Ошибка… Она подспудно чувствовала это, но не могла точно объяснить себе почему. Чтобы подтвердить сомнения, ей нужна была дополнительная информация.

Итак, Гибсон Вон, сын Салли и Дюка Вон. Родился и вырос в Шарлоттсвилле, штат Вирджиния. Мать умерла, когда ему было три года. От рака яичника. Непросто ему пришлось, мелькнуло у нее в голове. Таким образом, Гибсона Вона растил и воспитывал его отец-трудоголик.

Вообще, Дюк Вон был легендой политического мира Вирджинии. Окончил университет Вирджинии и там же получил степень магистра политических наук. Будучи весьма неординарной личностью, Дюк умел и располагать к себе людей, и отталкивать их от себя, поэтому с легкостью заводил себе друзей и наживал немало врагов. Он жил ради политической драки и нашел свое настоящее призвание на посту главы аппарата у Бенджамина Ломбарда. Это была выдающаяся пара – Ломбард, упрямый, принципиальный скандалист, и Дюк Вон, мастер закулисных дел. Поговаривали, что именно Вон привел еще неопытного и малоизвестного Бенджамина Ломбарда в американский Сенат и затем помог ему с легкостью заполучить себе и второй срок.

Из того, что узнала Дженн, можно было заключить, что своей преданностью Ломбарду Дюк во многом обязан своему сыну. Специфика работы требовала, чтобы Вон проводил массу времени в Вашингтоне либо по дороге туда или обратно. Это была работа по принципу «семь дней в неделю». А значит, большинство своих выходных Дюк проводил именно с Ломбардами.

По общему мнению, Ломбарды относились к Гибсону как к члену собственной семьи; у Дюка и Гибсона были собственные спальни – как в доме сенатора в Грейт-Фолс, так и в его коттедже в Памсресте, неподалеку от границы с Северной Каролиной. Однако Вон-старший не был настроен на то, чтобы сын бросал школу, поэтому в течение недели Гибсона часто оставляли дома в Шарлоттсвилле. Сестра Дюка, Миранда Дэвис, жила поблизости и присматривала за мальчиком. Но у нее была собственная семья, и по мере того как Гибсон становился старше, ей все реже удавалось его проведать. Поэтому к тому времени, когда ему было двенадцать, Гибсон Вон с понедельника по пятницу жил вполне самостоятельной жизнью.

Многие дети не захотели бы оставаться дома одни, да еще так надолго, но Гибсон ни разу не возмутился и ни о чем не просил. Напротив, юный Вон просто боготворил отца и был настроен разделить с ним часть обязанностей. Он вел домашнее хозяйство, пока отец находился в отъезде: оплачивал счета, занимался уборкой, работал в саду и по возможности производил мелкий ремонт. Во многих отношениях Гибсон сам себя воспитывал.

И, если судить чисто внешне, он проделал неплохую работу. Хорошие отметки в школе. Никаких дисциплинарных взысканий – ну, за исключением разве что штрафа за превышение скорости. Впрочем, понятно, что тринадцатилетний парень не мог быть кристально чист, тем более когда сел за руль. Согласно неофициальным отчетам – поскольку официальных просто не было, – однажды Дюк и сенатор находились в поездке по Ближнему Востоку. А у Гибсона дома кончилось молоко. И еще какие-то продукты. Не решившись поздно вечером звонить тете, мальчик сел в машину и поехал в супермаркет.

В полицейском отчете значилось, что, когда машину остановили, мальчик вежливо спросил: «Какие-то проблемы, офицер?» Чтобы лучше видеть дорогу, Гибсон подложил на водительское сиденье том собрания сочинений Томаса Джефферсона. Когда у него спросили, где его родители, парень сослался на 5-ю поправку к Конституции. Боясь поставить отца в неловкое положение, он отказывался говорить, пока полицейские не разыскали его тетю…

В итоге никаких обвинений предъявлено не было, и инцидент не вышел за пределы Вирджинии. Отчасти так произошло потому, что полиция решила не преследовать тринадцатилетнего подростка, но, естественно, сказалось и то, что Дюк Вон был близким другом начальника полиции Шарлоттсвилля. Вообще, в великом «содружестве наций» штата Вирджиния не было почти никого, с кем Дюк Вон не был близко знаком…

Эта история вызвала у Дженн улыбку. Сама она воспитывалась бабушкой и знала не понаслышке, что такое стать самостоятельным в юном возрасте. Это могло сделать человека и более замкнутым, и вместе с тем закалить его. Ей понравился бы такой юноша – находчивый, гордый и немного безрассудный. Когда-то они были с ним похожи, и следы того мальчика Дженн все еще видела в Гибсоне. Проблема заключалась в том, что этих следов было пока недостаточно, чтобы полностью ее убедить. И еще ей очень мешало самоубийство Дюка Вона…

Как-то в среду Дюк уехал из Вашингтона домой и повесился в подвале. Дженн просмотрела фотографии, сделанные при вскрытии. Она забрала их к себе из конференц-зала, прежде чем там «поселился» Гибсон. Какие же надо было иметь нервы, чтобы свести счеты с жизнью там, где тебя потом обнаружит не кто-нибудь, а твой пятнадцатилетний сын… И никаких записок, вообще ничего. Это просто непростительно.

После смерти отца Гибсон Вон стал совершенно другим человеком – вел себя недружелюбно, даже вызывающе. Почему так произошло, всем было ясно. Он бросил занятия по информатике в университете Вирджинии. Его отметки резко ухудшились. Три драки за два месяца. Отстранен от занятий за оскорбление преподавателя. Все это время он жил с тетей, и та писала все более грустные, даже отчаянные письма своей невестке, отмечая, что племянник с каждым днем ведет себя все хуже и хуже. Она сообщала о том, что он все реже разговаривает с ней. Что почти ничего не ест. Что почти не выходит из дома. Гибсон покидал дом только ради школы, а в остальном все дни и ночи проводил в своей комнате за компьютером.

Она негромко постучала в дверь босса. Джордж всегда призывал ее доверять своим инстинктам и говорить то, что она думает. Эта черта, правда, не пригодилась ей в Агентстве, и понадобилось немало времени, чтобы поймать его на слове. Дженн не так часто проникалась доверием к людям, но к Джорджу Абэ такое доверие было безграничным. Ради него она готова была бросаться и в огонь, и в воду.

Когда ее карьера в Агентстве полетела ко всем чертям, именно он бросил ей, по сути, спасательный круг – и принял к себе на работу, когда Дженн думала, что уже не хочет работать. Джордж разыскал ее дома – в это время она не отвечала на многочисленные телефонные звонки – и убедил работать на него. И по сей день Дженн понятия не имела, как Абэ вообще узнал, кто она такая. Но он нянчился с ней, словно заботливая сиделка, настроил на рабочий ритм и вселил в нее былую уверенность. Вообще, он подоспел вовремя, потому что иначе она могла просто загнуться. И, оглядываясь назад, Дженн понимала, что никогда не сможет ему вернуть этот долг.

– Заходи.

Она открыла дверь. Джордж сидел за столом, просматривая финансовую отчетность за первый квартал. Из проигрывателя доносилась знакомая песня «Роллинг стоунз». Это была концертная запись трека «Мертвые цветы». Дженн не уделяла большого внимания музыке и почти никогда не могла с уверенностью определить ни мелодию, ни исполнителя. Но эту песню она знала, потому что однажды Джордж во время поездки в Нью-Йорк целый час расхваливал ее достоинства в акустическом исполнении Таунса Ван Зандта. Вообще, «Стоунз» были любимой группой Джорджа, и она привыкла к развратному пронзительному крику Джаггера. На одной из стен висел постер с изображением огромной пары губ и высунутым языком – и с автографом лидера группы. Его Джорджу удалось подписать во время одного из американских туров «роллингов», и этот плакат был для него настоящим сокровищем. Рядом висела фотография Джорджа, на которой он позировал вместе с Китом Ричардсом.