Коррумпированный Петербург

ГЛАВА 2. Азартные игры чиновников

Всем был хорош г-н Андрей Крапивко – бравый отставной военный, обладатель медалей «За безупречную службу» третьей степени и «70 лет Вооруженным силам», примерный муж и отец. Но так уж угодно стало судьбе, что сделался Андрей Георгиевич исполняющим обязанности председателя Фонда имуществ Пушкинского района. Случилось сие знаменательное событие в самый разгар приватизации государственной собственности и оформлено было решением Малого совета Пушкинского райсовета от 7 апреля 1992 года. К обязанностям своим новоиспеченный чиновник приступил 6 мая. В его непосредственном ведении оказалось оформление перехода в частные руки магазинов и прочих, некогда государственных объектов Пушкина, Павловска и их ближайших окрестностей. Бывшая всенародная собственность выставлялась на конкурсы и аукционы, на которых любой желающий (обладавший достаточными средствами) мог сделаться в случае победы на торгах ее частным владельцем.

А что же делать, если приобрести собственность очень хочется, а финансовые возможности не позволяют рассчитывать на честную победу? В этом случае г-н Крапивко был готов прийти на помощь. Разумеется, не безвозмездно – время бессребренников миновало безвозвратно, – но по вполне умеренным расценкам.

Образовалось, например, на базе одного из продуктовых магазинов Пушкинского райпищеторга ТОО «Бахус». И захотелось генеральному директору г-ну Смирнову оставить за своим коллективом полюбившееся за долгие годы помещение. Выход один – участвовать в аукционе. А денег – явно не хватает. Так и уплыл бы из рук заветный магазин, или влетел бы новорожденному ТОО в копеечку (продаваться помещение должно было миллионов за 15-25), если бы не доброта чиновника. Крапивко заверил Смирнова, что выкуп может обойтись и гораздо дешевле, если он сможет отвести конкурентов от участия в торгах. За содействие и.о. председателя Фонда имуществ попросил не много – каких-то двести тысяч рублей (напомним – год на дворе стоял 1992).

В октябре 1992 года к зданию районной администрации подкатил автомобиль со Смирновым. На заднем сиденье лежал пакет с задатком – 60 тысячами. Из подъезда вышел Крапивко и сел в салон. Смирнов вышел подышать воздухом. Когда вернулся за руль, пакета уже не было.

6 ноября состоялись торги. Сумма, предложенная за вожделенный работниками «Бахуса» магазин, росла постепенно. Сами они предложили полтора миллиона. Обещание свое Крапивко сдержал – эту цену конкуренты не перебили. За создание «режима наибольшего благоприятствования» Смирнов вскоре заплатил чиновнику оставшиеся 320 тысяч, получив в обмен вполне законные документы на владение магазином.

В то же время Крапивко со своими знакомыми Серебряковым и Громовым разработали простой до гениальности ход для своих дальнейших махинаций с объектами недвижимости. Серебряков представлял на очередных торгах ИЧП «Савва», а Громов – коммерческий центр «Рата». Все на тех же торгах 6 ноября за вожделенный объект Серебряков предложил 6 миллионов 700 тысяч, а Громов перебил этот лот 30 миллионами. С такими ставками спорить никто не стал, и «Рата» признали победителем аукциона. Естественно, Громов и не собирался ничего платить. По окончании торга он отказался от покупки, и право на приобретение получил «второй покупатель» – Серебряков. (Мало того, что подобное проведение торгов – банальное мошенничество, само понятие «второй покупатель» в корне противоречило «Временному положению о приватизации государственных и муниципальных предприятий», и, оформляя таким образом права владения магазином «Савве», вороватый чиновник нарушал закон, злоупотребляя своим служебным положением.) Оформив хитроумную махинацию, Крапивко получил свои полмиллиона рублей.

Такая же история повторялась на торгах 17 декабря 1992 года с очередным магазином Пушкинского райпищеторга. Его хотело приобрести ТОО «Густгрин», а особую заинтересованность в таком исходе событий проявлял г-н Харабидзе, арендовавший половину помещения под ресторан и опасавшийся, что право собственности уплывет к комуто другому. Некий Иваньков предложил за магазин на аукционе 40 миллионов рублей и выиграл торги. «Вторым покупателем» оказалось (как и следовало ожидать) ТОО «Густерин», предложившее 7 миллионов. Крапивко не стал даже дожидаться месяца, имевшегося в распоряжении победителя аукциона Иванькова для подписания договора купли-продажи объекта, и сразу оформил его отказ от покупки и передачу права на приобретение ТОО «Густерин». За услуги получил по той же таксе – полмиллиона рублей.

Оба магазина проданы были по заведомо заниженной цене. Никто иной, кроме государства, от этой операции-махинации ущерба не понес.

Еще 250 тысяч предприимчивый и.о. председателя получил с г-жи Константиновой – представительницы ИЧП «Константинов и К». В сентябре 1992 года это ИЧП выиграло торги на право приобретения магазинчика в поселке Гуммолосары. Победительница всерьез опасалась, что прежняя заведующая разворует имевшиеся в магазине ценности. Прося помочь сохранить имущество, она обратилась к Крапивко. Тот потребовал за услугу четверть от стоимости объекта и получил требуемое. С помощью юрисконсульта Фонда имуществ Евгения Филиппова Крапивко дважды опечатывал магазин для проведения инвентаризации.

Общая сумма полученных Крапивко взяток составила 1 миллион 630 тысяч рублей.

Старался не отставать в махинациях от шефа и юрисконсульт Фонда г-н Филиппов. Поскольку сам он должностным лицом не являлся, то деяния его суд квалифицировал как мошенничество.

Осенью все того же рокового 1992 года г-жа Лещинская – глава ТОО «Галина» – вознамерилась приобрести на торгах один из магазинов Пушкина. Филиппов пообещал отечественной «бизнес-вумен» свое содействие в обмен на миллион рублей. (Никакой реальной помощи в действительности он оказать не мог, поскольку, как напомним, должностным лицом не являлся.)

Победа Лещинской на торгах была абсолютно законной, и Филиппов к этому никакого отношения не имел. Деньги он, однако, взять не постеснялся.

В другом случае 150 тысяч рублей юрисконсульт взял с директора ТОО «Малыш» Рыжова за помощь в приобретении вожделенного магазина. Неважно, что торги выиграли совсем другие люди – Филиппов знал, что победители не сумели в месячный срок оформить договор купли-продажи. Юрист подстроил так, что у Рыжова сложилось впечатление, что это исключительно его заслуга. В обмен на договор с «Малышом» Филиппов получил требуемую сумму.

«Пошалил» Филиппов и на прежнем своем месте работы – в Инспекции исправительных работ Пушкинского РУВД, где он являлся старшим инспектором. В его обязанности входило исполнение приговоров в отношении лиц, осужденных к исправительным работам, ведение их персонального учета, контроль за правильностью отбытия ими наказания и все, связанное именно с этим видом наказания. Относился, однако, Филиппов к своей работе крайне легкомысленно. За четыре года он умудрился нарушить кучу инструкций и процессуальных норм, следствии чего приговоры в отношении десяти человек остались не исполненными до самого увольнения Филиппова из органов МВД. Кроме того, чтобы скрыть допущенную халатность, он снял с учета Инспекции семь человек, не отбывших наказания, для чего внес в журнал учета ложные записи об освобождении этих лиц по окончании срока. Учетные же карточки, личные дела и ряд других служебных документов на этих осужденных, чтобы отвести от себя подозрения, Филиппов попросту похитил и спрятал у себя на квартире. Вряд ли делал он это совершенно бескорыстно или из любви к «шалостям»…

Оба махинатора были арестованы органами правопорядка весной 1993 года. Спустя три года дело дошло до суда. Тянувшиеся полгода слушания оказались непростыми. Оба подсудимых различными проволочками всячески затягивали процесс. Подлинная сенсация произошла во время произнесения последнего слова Филипповым. Подсудимый, до этого упорно отрицавший свою вину, признал целый ряд предъявленных обвинений. В результате судьям пришлось возвращаться к этапу судебного следствия.

Объясняя причину своих махинаций с недвижимостью, бывший и.о. председателя Крапивко сослался на плохое материальное положение семьи. Его сосед по скамье подсудимых остался тверд до конца и вину свою упорно отрицал.

Несмотря на это суд счел вину обоих обвиняемых вполне доказанной. В декабре 1996 года г-н Крапивко получил 6 лет, а г-н Филиппов – 4 года лишения свободы. Если учесть, что три с лишним года они уже отсидели за то время, пока шло следствие, то осталось им не так уж и много.

Прежняя советская действительность славилась своими долгостроями. До сей поры стоят по необъятным полям, городам и весям российским самые разные объекты незавершенного строительства: заводы, фермы, магазины, школы, больницы, телефонные станции… Мокнут под дождем и снегом кирпичи, ржавеют металлические конструкции, и разворовывается все, что только можно разворовать. А ведь вложены были в эти сооружения немалые средства в еще полновесных тогда советских дензнаках.

У новой России потихоньку доходят руки и до этого долгостроя. По крайней мере, именно такой подход предусматривает государственная программа приватизации. Естественно, что у бизнесменов многие из подобных объектов вызывают вполне закономерный интерес. Достроив и переоборудовав, их вполне можно превратить, если и не в гиганты капиталистической индустрии, то хотя бы – в более или менее приносящие прибыль предприятия.

История одного из таких долгостроев – весьма примечательна. Еще лет двадцать тому назад, в конце 1970-х, в Подпорожье научно-производственным объединением «Севзапмебель» был заложен фундамент завода по изготовлению древесно-волокнистых плит. Ни шатко, ни валко строительство объекта продолжалось до 1991 года, пока не прекратилось финансирование этого проекта (как, впрочем, и многих других) из центрального бюджета. Недостроенный завод перевели в собственность Ленинградской области, а все, что уже было построено и завезено, – на баланс строительного управления «Севзанмебелк».

О государственном финансировании дальнейшего строительства теперь следовало забыть. Для того, чтобы отыскать частных инвесторов, администрация Подпорожского района и руководство «Севзапмебели» создали акционерное общество «Плитекс», которому и передали дальнейшую судьбу многострадального объекта. Однако желающих приобрести объект в собственность и вложить средства в его достройку не находилось аж до 1994 года.

В конце концов охотники до недостроенного завода все же отыскались – в мае 1994 года к главе Подпорожской районной администрации г-ну Скоробогатову обратился директор совместного предприятия «Барес ЛДТ» Сергей Слаутин. Бизнесмен предлагал выгодный проект: его фирма приобретает недостроенный завод, доводит его до кондиции, перепрофилирует на производство кирпича и переработку лесоматериалов. Кроме того котельная завода должна была бы обеспечивать горячей водой все Подпорожье. (Надо сказать, что этот райцентр Ленинградской области и поныне большей частью обходится без централизованного горячего водоснабжения. Во многих домах до сих пор стоят примитивные дровяные водогреи. Так что нужда в котельной для Подпорожья была достаточно острой.)

Глава районной администрации идею бизнесмена одобрил и даже заручился поддержкой в правительстве Ленинградской области – лично у губернатора и министра строительства и экономики. С их одобрения они обратились для окончательного разрешения вопроса о заводе в Леноблкомимущество.

Все рабочие вопросы сделки обсуждались на совещании в кабинете у заместителя областного комитета имуществ Юрия Соловьева. (Юрий Георгиевич одновременно возглавлял тендерный комитет, в обязанности которого входила организация продаж объектов незавершенного строительства.) Кроме самого хозяина в беседе принимали участие заинтересованные стороны: Слаутин, Скоробогатов и заместитель директора петербургского филиала Московской товарной биржи Александр Ермаков. Филиал биржи как раз и проводил непосредственные торги по продаже приватизируемых предприятий и различных недостроенных сооружений на территории области. Вожделенный недовозведенный завод представителю «Бареса ЛТД» пообещали продать за скромную сумму в 24 миллиона рублей – по ценам далекого 1984 года.

Когда все разошлись после совещания, Соловьев, оставшись с Ермаковым наедине, посетовал, что слишком уж задешево достается недостроенная недвижимость «новым русским» бизнесменам. Вот и пришла «новому русскому» чиновнику мысль запросить со Слаутина 7 тысяч долларов «за услугу». Ермакову эта идея пришлась по душе. Тут же распределили роли: Соловьев взял на себя подготовку всех необходимых документов, а Ермаков – дальнейшие переговоры с директором «Барес ЛТД» (на Леноблкомимущество тень бросать не хотелось). Полученную сумму порешили поделить пополам.

10 августа 1994 года, после очередного совещания в кабинете Соловьева, напарники предложили Слаутину заплатить им «за хлопоты».

Денег директору «Барес ЛТД» было жалко, но и от заводика по дешевке отказываться не хотелось. Для вида он согласился заплатить доллары, но втайне задумал свою хитрую комбинацию.

По договоренности, деньги Слаутин должен был передать Ермакову в день тендерных торгов за четверть часа до их начала – в противном случае Ермаков пригрозил отдать предпочтение конкурентам. (На деле никаких конкурентов не существовало – кроме «Барес ЛТД» на завод никто не позарился.) Вымогатели взятки торопили «клиента» – на следующий день Соловьев собирался уходить в отпуск.

За пятнадцать минут до начала торгов Слаутин вошел в кабинет Ермакова.

– Ну, что, вопрос решен? – с намеком спросил хозяин кабинета.

– Решен, решен, – не моргнув глазом, солгал посетитель.

Перезванивать Соловьеву времени уже не оставалось. А в кабинете заместителя начальника Леноблкомимущества тоже было не до пикантных разговоров – слишком много посторонних ушей. Как бы то ни было, а договор купли-продажи недостроенного завода Слаутин получил.

Ситуация разъяснилась лишь с его уходом. Ермаков с Соловьевым сообразили, что их элементарно надули. Отказываться от соблазнительно крупной суммы в иностранной валюте не хотелось ни тому, ни другому. Ермаков позвонил обманщику и пригрозил, что, не заплатив денег, тому не видать свидетельства о собственности на завод, как своих ушей. Мало того, он пообещал еще и добиться признания недействительными результата торгов.

Несмотря на то, что Соловьев благополучно убыл в отпуск, он продолжал встречаться с Ермаковым, продолжая осуществлять их общий план по пополнению собственного бюджета. Он даже пожаловался на строптивого покупателя главе Подпорожской администрации. Мол, «Барес ЛТД» слишком некорректно себя ведет, не выполняет взятых на себя обязательств. Естественно, Соловьев умолчал, что нарушение обязательств имело место лишь в отношении его самого и Ермакова.

К началу сентября у «Барес ЛТД» начались неприятности с приобретенным заводом. Бывшие владельцы из «Плитекса» высказывали свое недовольство продажей завода и грозили принять самые решительные меры.

Слаутин понял, что ему вновь придется идти на поклон к Ермакову с Соловьевым. Однако перед своим визитом в Леноблкомимущество он направил свои стопы в Региональное управление по борьбе с организованной преступностью, где и рассказал о чиновнике-мздоимце и его помощнике. Обиженному директору пообещали помощь и выдали спецтехнику для записи бесед.

С диктофоном под полой директор «Барес ЛТД» отправился на встречу с Соловьевым, которому рассказал о возникших проблемах. Чиновник пообещал их разрешить, однако напомнят о необходимости отблагодарить его за хлопоты.

– Вы думаете семь тысяч – это много? Я из них получу лишь малость – знаете сколько вокруг прихлебателей? – утешал Соловьев бизнесмена

Слаутин пообещал заплатить.

Развязка наступила 7 октября 1994 года. В тот день Слаутин наконец-то получил долгожданные документы о праве собственности на завод и пришел к Соловьеву, прося оформить перевод объекта с баланса «Плитекса» на баланс его фирмы.

– Сперва туда, потом ко мне, – чиновник махнул рукой в сторону кабинета Ермакова,

Директор «Барес ЛТД» отправился туда, куда указывала чиновная длань. Там он и выложил на стол оговоренную сумму (все купюры были получены им в РУОПе и обработаны спецсоставом). Ермаков тщательно пересчитал деньги и убрал пачку в ящик стола. В тот же момент в кабинет ворвались сотрудники РУОП.

Соловьев тем временем отмечал успешное окончание комбинации и успел довольно хорошо «принять на грудь». Он долго ждал звонка Ермакова с победной реляцией и так его и не дождался. Пришлось просить секретаршу связаться с Ермаковым по телефону. Тот подтвердил, что деньги им получены (а что оставалось делать, раз уж взяли с поличным). Потирая руки в предвкушении, Соловьев отправился за своей долей. Каково же было его разочарованно, когда он увидел в кабинете Ермакова посетителей и узнал, кто они такие.

Эта история закончилась осенью 1996 года в Петербургском городском суде. Оба взяточника оказались на скамье подсудимых. Соловьев получил девять лет, Ермаков – тоже девять лет лишения свободы, но с конфискацией имущества. Кроме того Соловьеву строго-настрого запретили в течение пяти лет после освобождения занимать какие-либо должности на государственной службе.

Результаты торгов, на которых «Барес ЛТД» по дешевке достался завод, признали недействительными. Торги, вопреки правилам, прошли по истечении положенного срока со дня оповещения о них. Да и продажа объекта по явно заниженной цене вызывала недовольство. К тому же выяснилось, что заседания тендерного комитета по этому объекту фактически не проводилось – все единолично решают Соловьев, а остальные члены комитета уже позже подписывали то, что он им подсовывал.

26 декабря 1995 года в кабинет заместителя начальника Адмиралтейского агентства Комитета управления городских имуществ мэрии Петербурга без стука вошли несколько человек. Предъявив удостоверения сотрудников Федеральной службы безопасности, они попросили хозяина кабинета Евгения Павловича Смирнова отпереть сейф. Тот покорно зазвенел ключами. Из бронированных недр извлекли пакет с пачками стодолларовых купюр (в общей сложности на сумму в шесть тысяч),

Чиновника вежливо попросили объяснить происхождение валюты в его служебном сейфе – фаэсбэшники полагали, что это не что иное, как взятка. Однако Смирнов горячо принялся убеждать гостей, что деньги эти вручил ему директор фирмы «Неко» Евгений Ермаков… собираясь купить у Смирнова белоснежный ВАЗ-2107 в экспортном исполнении. По словам Евгения Павловича, расстаться с личным автомобилем его побудила нужда – сын мечтал приобрести БМВ-730, и эти шесть тысяч должны были стать первым взносом за иномарку.

Вот только сотрудники ФСБ не торопились верить чиновнику. Дело в том, что еще в октябре 1995 года Ермаков одновременно обратился в Управление экономической безопасности КУГИ и в ФСБ, заявив, что Смирнов самым бессовестным образом вымогает у него взятку. В его устах история выглядела следующим образом.

Примерно за год до своего прихода в органы Ермаков обратился в Адмиралтейское агентство КУГИ с просьбой об аренде нежилого помещения на 7-й Красноармейской улице. Заключением подобных договоров как раз и ведал заместитель начальника агентства. Смирнов, в принципе, не возражал против выделения «Неко» этого помещения. Вот только намекал, что неплохо было бы сперва оплатить предыдущим арендаторам приведение офиса в человеческий вид. Первые арендаторы подвала – малое государственное предприятие «Унион Резон» – худобедно реконструировали помещение под офис. Смирнов оценил их вклад в ремонт в восемь тысяч долларов и предложил Ермакову выплатить эту сумму некоему г-ну Ветлугину, якобы директору этого предприятия,

Нет, Ветлугин действительно когда-то в нем работал, но лишь до 1991 года. А уйдя на работу в мэрию, уж никак не мог сам быть арендатором. Да и «Унион Резон» переехал с 7-й Красноармейской еще за два года до описываемых событий. Об этом Смирнов в разговоре с Ермаковым упомянуть забыл, но намекнул, что, без расчета с прежними арендаторами, «Неко» этого помещения не видать. Сам Ветлугин на встрече в феврале 1995 года подтвердил Ермакову слова Смирнова. Правда, он несколько сбавил цену за «ремонт офиса» – до шести тысяч долларов.

Ермаков не спешил расставаться с деньгами – сумма запрашивалась немалая. Не торопился оформлять ему аренду помещения и Смирнов, то и дело интересуясь, когда же «Неко» рассчитается за ремонт. По словам сотрудников Адмиралтейского агентства КУГИ, Смирнов держал арендное дело под своим неусыпным контролем и мог затягивать подписание договора. Обычно на подписание и оформление подобных договоров уходили месяцы, но не более полугода. В случае же с Ермаковым дело тянулось уже почти год (лишь в сентябре 1995 руководство «Неко» получило ксерокопию договора об аренде). Передавая бумаги, Смирнов велел передать деньги Ветлугину через него.

Ермаков, как мы помним, обратился в органы. Его визит стал сигналом к активной «разработке» Смирнова. Ермакова снабдили спецаппаратурой для записи своих разговоров со Смирновым…

На этом, возможно, и была бы поставлена точка в неплохо складывающейся карьере городского чиновника. Евгений Павлович был человеком стандартной доя чиновного люда биографии. В 1980 году его, молодого слесаря-электромонтажника Невского завода им. Ленина, направили на учебу в Ленинградскую высшую партшколу. Пятью годами позже в Невском райкоме партии появился новый инструктор организационного отдела, руководивший деятельностью первичных организаций предприятий и организаций сферы услуг, а также административных органов. Евгений Павлович быстро рос – осенью следующего года он был взят инструктором в отдел торговли и бытового обслуживания Ленинградского горкома КПСС. В 1989 году стал заведующим социально-экономическим сектором обкома партии.

В 1990 году, еще до краха КПСС, Смирнов вовремя и успешно перешел на хозяйственную работу – в исполком Ленинского района начальником отдела имуществ, а затем и в Комитет управления городских имуществ мэрии – сперва начальником Ленинского агентства, а потом заместителем начальника Адмиралтейского районного агентства.

И вот – визит сотрудников ФСБ, шесть тысяч долларов в сейфе, обвинения в вымогательстве взятки, следствие и суд. Смирнов от своих первоначальных показаний не отступался: утверждал, что деньги ему заплатят Ермаков за «Жигули». Они оба, дескать, как раз собирались ехать к нотариусу оформлять сделку, но тут нагрянули с обыском люди в штатском.

Правда, нотариус, с которой, по словам Евгения Павловича, у них на тот день назначена была встреча, никак не могла вспомнить такого обстоятельства, как ни старалась. Да, Смирнов действительно собирался к ней заехать… но в начале января 1996-го, а не 26 декабря 1995-го. К тому же, вот досадная случайность: все документы, которые были бы необходимы для оформления купли-продажи, лежали у Евгения Павловича дома.

Да и Ермаков уверял следователя, что вовсе не собирался покупать машину у Смирнова и даже не знал о ее существовании.

На процессе по этому делу, проходившем в начале 1997 года в Федеральном суде Санкт-Петербурга, Смирнов заявил, что стал жертвой оговора со стороны своих противников, желавших отрешить его от должности. Ермаков в своих показаниях был несколько не тверд. К тому же, как оказалось, 26 декабря – не первый день, когда он приносил деньги Смирнову. Впервые он сделал это еще 13 декабря, но тогда Евгений Павлович денег не принял. В ФСБ Ермакову посоветовали повторить попытку.

В начале февраля 1997 года судья отправил дело Смирнова на доследование, сочтя, что следствие сильно недоработало в сборе доказательств.

Однако, как оказалось, Ермаков был не единственным арендатором, у кого Смирнов запросил денег за ремонт помещения прежними съемщиками помещения.

В начале 1990-х одно из многочисленных пошивочных ателье, на волне приватизации, решило выделиться из состава объединения (вся единая сеть ателье Ленинского района тогда же преобразовывалась в ТОО «Минимакс», а этим вот захотелось независимости) в самостоятельную фирму «Диана 5». Помещение у них было на бойком месте – на Загородном проспекте, неподалеку от Витебского вокзала, да и мастера имели, что называется, золотые руки.

Отделившись, «Диана 5» зарегистрировалась и исполкоме. Бывшую директрису объединения ателье Ленинского района Любовь Николаевну Смирнову (однофамилицу нашего героя) уход ателье изпод ее начала обрадовал мало. Она заявила, что разделительный баланс «Диана 5» получит только через ее труп – помещение на Загородном считалось самым лучшим из всех ателье, естественно, что Смирнова не спешила с ним расставаться. (Именно с ее подачи там ныне обосновался магазин стройматериалов «Элис», выжив прежних обитателей. Еще в самом начале работ рабочие, как утверждает бывший директор «Дианы 5» Никул Нина Викторовна, заявили, что «неофициально ателье уже куплено, и никакая борьба ни к чему не приведет».)

Руководство «Дианы 5» обратилось и в гражданский суд, и в арбитраж. Так что Смирнов должен был заключить с ними договор аренды на пятнадцать лет. И Евгений Павлович это сделал 17 мая 1993 года, правда, при оформлении он допустил маленькую ошибочку – не предупредил Любовь Николаевну Смирнову о том, что срок ее аренды истекает. А та, не получив такого извещения, посчитала, что договор с ней продлен автоматически. (Выдали это ошибка чиновника? Возможно, однако, однофамилица зампреда Адмиралтейского агентства КУГИ ходила к нему чуть ли не ежедневно до того, как ошибка была совершена, чтобы договор с «Дианой 5» не подписывался.)

В то же время городской КУГИ не возражал, чтобы «Диана 5» стала арендатором помещения на Загородном на пятнадцать лет. Договор был заключен с 1 июля 1993 года (к этому моменту как раз заканчивался срок договора с районным объединением ателье).

Однако из-за ошибок с датами оформления договоров арбитражный суд 25 октября 1994 года решил выселить «Диану 5» с Загородного проспекта, Пришли судебные исполнители с представителями «Элис» и заставили освободить помещение. (Примечательно, что договор аренды с «Элисом» подписывают тот же Евгений Павлович Смирнов – его однофамилица оформила отказное письмо на это помещение от «Минимакса», хотя ему оно, по словам Никул, и не принадлежало – правопреемником ателье N15 являлась «Диана 5».)

Как бы то ни было, 16 человек швейного коллектива «Дианы 5» оказались на улице. Нина Викторовна, как руководитель фирмы, отправилась к Смирнову, надеясь выпросить хоть какое-то помещение под аренду.

Ничего лучше подвала, залитого водой, чиновник им подыскать не смог. Единственный вариант – бывшее помещение одного из ателье на Подольской, последним владельцем которого являлся Корсунов (все та же Смирнова Любовь Николаевна в свое время написала отказное письмо на это ателье в его пользу). Некогда Корсунов был в объединении Ленинского района одним из первых кооператоров, а ныне стал владельцем целой сети фирм и магазинов. По словам Никул, помещение на Подольской ему сейчас – без особой надобности.

Однако за это бывшее ателье Смирнов запросил с Никул 25 тысяч долларов. Нет, не себе лично, а за ремонт, проведенный там Корсуновым. Нина Викторовна решила лично взглянуть на столь дорогостоящий ремонт – на Подольской ее глазам открылась неприглядная картина: заплесневевшие и покрытые грибком стены, проваливающийся, в дырах пол, все помещение завалено пустой тарой и бутылками, а по углам жмутся бомжеватые постояльцы.

С вопросом, за какой же, собственно, «ремонт» ей предстоит платить 25 тысяч долларов, Никул пришла к Смирнову. Тот связался по телефону с Филиппычем (так он звал обычно Корсунова), и последний, скрепя сердце, согласился скинуть пяток тысяч, но потребовал залог. На все аргументы Корсунов отвечал, что он должен делиться слишком со многими ртами.

– Смирнову дай, санэпидемстанции дай, пожарникам дай, этим дай, а что мне останется? – так заявил Филиппыч Нине Викторовне, объясняя происхождение столь крупной суммы.

Корсунов потребовал с Никул расписку – ему требовались гарантии, что деньги он все-таки получит. Нина Викторовна такую расписку дала. Правда, потом она свой экземпляр все же порвала, опасаясь, что эти бумажки могут стоить ей жизни – времена ныне жестокие.

Войдет ли этот эпизод в дело Смирнова, появятся ли там еще какие-нибудь детали – в марте 1997 года этот вопрос оставался открытым.

Водитель «Жигулей» покорно свернул к тротуару на повелительный взмах полосатого гаишного жезла. Каменноостровский проспект, как известно, излюбленное место сотрудников питерского ГАИ, так что ничего удивительного в самом этом факте не наблюдалось.

Однако стоило водителю покинуть салон, как несколько человек в штатском, до тех пор спокойно стоявшие поблизости, ринулись к автомобилю. Водитель вскрикнул от неожиданности – из машины выволакивали пассажиров – случайных попутчиков, попросивших его подвезти их до станции метро «Выборгская».

Одного из них, заломив руки за спину, довольно бесцеремонно припечатали физиономией к багажнику. Из-за пояса у него выпал и стукнулся об асфальт ТТ. Водитель только ахнул.

Так прервалась (по крайней мере на некоторое время) блистательная карьера мошенника Виктора Станиславовича Назарова. Водитель долго стоял, разинув рот, и глядел вслед удаляющемуся автомобилю оперативников, увозящему его пассажиров, которым так и не суждено было расплатиться за эту поездку. Затем мужчина сел за руль и неторопливо покатил прочь от угла Каменноостровского и улицы Куйбышева, где разворачивались события. Это было 16 мая 1995 года.

А причем же здесь коррупция, спросит читатель, если г-н Назаров оказался мошенником и никогда не был государственным служащим? В том-то и фокус, что Виктор Станиславович в течение полутора лет успешно выдавал себя именно за государственного служащего и умудрился «настричь» за счет легковерных бизнесменов не один десяток миллионов рублей. Однако обо всем – по порядку.

Еще в декабре 1993 года Виктор Станиславович предложил своему приятелю, некоему г-ну Савкову, провернуть одно крайне прибыльное дельце. Некогда Савков недолгое время числился директором общественной организации под названием-аббревиатурой ВССЦ (Всесоюзный спасательный центр). Центр этот был учрежден Российским обществом Красного Креста и зарегистрирован в Ломоносовском исполкоме, но уже в июле 1990 года. Общество отказалось от своих прав учредителя – слишком много у ВССЦ оказалось грубейших нарушений хозяйственной и финансовой деятельности, да и свои прямые уставные обязательства спасатели выполняли не слишком рьяно. Тогда же Ломоносовский исполком принял решение о прекращении деятельности и ликвидации ВССЦ. После 12 июля 1990 года ни Управление юстиции, ни налоговая инспекция не регистрировали ни одной организации под названием Всесоюзного спасательного центра (а стало быть, ее просто не существовало).

С тех давних пор у Савкова сохранились печать Центра, чистые бланки этой организации, а главное – удостоверение президента. Оба приятеля – и Савков, и Назаров, – судя по всему, имели некоторые представления о налоговом законодательстве и неплохие актерские данные, иначе вряд ли им удалось бы столь долго и успешно дурачить полтора десятка бизнесменов…

В ветреный и сырой декабрьский день 1993 года порог офиса страховой компании «Алиса» на Заневском проспекте перешагнул представительный мужчина, отрекомендовавшийся представителем Всесоюзного спасательного центра. Посетитель долго витийствовал перед руководством фирмы о благой цели их общественной организации – разрешении конфликтов между налоговыми органами и молодым петербургским предпринимательством. Затем гость «Алисы» жестом иллюзиониста развернул под самым носом у хозяев офиса краснокожую книжечку – удостоверение сотрудника Департамента налоговой полиции в чине майора.

– Меня направили к вам специально, чтобы выявлять в вашей страховой компании тех клиентов, которые умышленно надувают банки с возвратом кредитов, – Назаров расположился в директорском кабинете как в своем собственном.

Страховой компании, в числе прочего страховавшей и банковские кредиты на случай невозврата, тоже приходится платить налоги, посему с майором не только поделились информацией о возможных «невозвращенцах», но и уступили кабинет. Вскоре в его стенах появился и сам президент ВССЦ – г-н Савков.

Буквально на второй день пребывания в «Алисе» Назарову указали на директора АОЗТ «Макдол» Михайлова. Сей господин имел удовольствие взять кредит в 15 миллионов рублей в Колпинском отделении Сбербанка. Вскоре ему предстояло деньги возвращать, а возможности такой у него не было – все средства оказались вложены в дело.

Назаров отловил Михайлова в коридоре. Бизнесмен уже был наслышан о появлении в «Алисе» странной фигуры майора из налоговой полиции и одновременно «всесоюзного спасателя». Собеседник долго и активно убеждал директора «Макдола» в своих поистине безграничных возможностях и связях, а затем предложил разрешить возникающие проблемы со Сбербанком и даже помочь побыстрее реализовать часть товара (аналогичные обещания избавиться от страховых выплат в случае невозврата Назаров расточал и руководству «Алисы»).

Михайлов, словно утопающий за соломинку, схватился за такую возможность. В начале января 1994 года он принес Назарову 3,6 миллиона рублей. Наивный бизнесмен полагал, что эта сумма (немалая по тем временам) зачтется ему банком при окончательном расчете как возврат части кредита. Долго смеялся ловкий мошенник над незадачливым предпринимателем, проматывая полученные миллионы в ресторанах, покупая себе дорогие вещи.

Лишь спустя четыре месяца, Михайлов понял, как лихо обвели его вокруг пальца. Момент истины наступил для него, когда пришлось-таки расплачиваться с банком за кредит. С Михайлова взыскали не только 15 миллионов самого кредита, но еще дополнительно более 9 миллионов набежавших процентов.

Аналогичную «фишку» провернул г-н Назаров (на этот раз уже вместе с Савковым) и с директором ТОО «МФА» Колосовым. И этот коммерсант, заняв в Калининском отделении Сбербанка 39 миллионов рублей и застраховав кредит в «Алисе» от невозврата, оказался не способен вернуть его в срок и полностью.

– Действуй по нашему плану, следуй нашим указаниям, – вдохновляли аферисты Колосова, – и ты избежишь выплат кредита.

Как же было бизнесмену отказаться от такого соблазнительного предложения? Не остановила его и довольно высокая цена в 5 миллионов рублей, названная Назаровым и Савковым за свои услуги. «Деньги того стоят», – подумал он и согласился.

11 марта 1994 года Колосов передал мошенникам первые три миллиона рублей, четыре дня спустя – остальные три. Затем он простодушно отдал в руки Назарова с Савковым всю бухгалтерскую документацию собственной фирмы, чтобы они привели ее как следует в порядок. Кроме того, зная, что фирма «СТБ» выручила на реализации товара Колосова, который тот приобрел на часть кредита, двадцать три с половиной миллиона рублей, решили прикарманить и эту сумму. Они предложили бизнесмену перевести деньги на счет АОЗТ «Клавис» (у них там были свои люди). Указали они Колосову и необходимую формулировку этого перечисления. Когда же лох послушно выполнят эти указания, комбинаторы закупили на всю сумму спиртное, которое и продали с выгодой для себя (а отнюдь не для Колосова).

Тот же март 1994 года стал роковым и еще для одного бизнесмена – директора АОЗТ «Ромекс и К» г-на Исаева. Ему Назаров представился майором Службы безопасности налоговой полиции (дело происходило все в том же офисе «Аписы» на Заневском). Окружающие (а ими были Савков и еще один их коллега-мошенник) охотно подтвердили высокие полномочия «майора».

Властно забрав у Исаева его бухгалтерскую документацию, Назаров бегло ее просмотрел и с видом знатока заявил, что готов провести «проверку с позиции налоговой полиции», но эта услуга обойдется коммерсанту в 20 процентов от суммы возможных штрафов.

– Однако без аванса в тысячу «зеленых» к работе я не приступлю, – строгим голосом предупредил «майор».

– Вы не бойтесь, – встрял в разговор Савков, – все на строго официальной основе – заключаете договор о совместной деятельности с нашим Всесоюзным спасательным центром, и все – в ажуре. Никакого обмана.

Бланки общественной организации и удостоверение президента ВССЦ окончательно растопили недоверие Исаева. В конце марта 1994 года он передал Савкову тысячу долларов, а затем в снятом аферистами офисе на улице Смолячкова подписал договор со «спасателями» и передал Савкову документы своего АОЗТ.

– Ваш экземпляр договора я передам позже, когда подготовлю, – с этими словами Савков выпроводят Исаева из офиса. Своего экземпляра коммерсант так и не увидел – лишние следы оставлять мошенники не собирались.

Честная компания прогуливала неправедно нажитые деньги и никаких документов проверять, естественно, не собиралась. Но чтобы успокоить Исаева, ему показали компьютерную распечатку с результатами якобы проведенной проверки.

Волосы на голове у бизнесмена встали дыбом – из распечатки выходило, что г-н Исаев пытался нагреть родное государство на налогах на полмиллиарда рублей! (С налогообложением у предпринимателя вполне могли быть какие-то недоразумения – отечественная налоговая система весьма запутана, но уж никак не на такую крупную сумму.)

«Спасатели» требовали от Исаева 260 миллионов, угрожая в противном случае возбудить уголовное дело и засадить бедолагу-коммерсанта в такие места, куда Макар телят не гонял, лет так на пятнадцать. Исаев всерьез считал Назарова сотрудником налоговой полиции и понимал, что при таком раскладе это вполне в его власти.

Денег таких у Исаева не водилось. После долгих уговоров аферисты-вымогатели согласились удовлетвориться векселем на эту сумму. К счастью для Исаева, вексель так и остался неоплаченным.

Следующей жертвой мошенников стал директор страховой фирмы «Петрополь» г-н Воронов. Его мошенники также соблазнили обещаниями успешно решить проблемы невозвратных кредитов, если он подпишет Договор Союза (так громко называлась их бумажка, не стоившая и выеденного яйца) и вступит в ВССЦ. В мае 1994 года Воронов написал заявление о приеме в «спасатели» и выдал Назарову с Савковым доверенность на право разрешения административно-правовых и финансовых вопросов. Кроме того он потеснился и пустил мошенников в свой офис на Моховой улице. Вступительными и членскими взносами Воронов оплатил для «спасателей» аренду их офиса на улице Смолячкова на третий квартал 1994 года.

Весна 1994-го плавно переходима в лето, город готовился к Играм Доброй воли, а очередные жертвы сами шли в руки мошенников.

Г– же Лопатиной (директрисе АОЗТ «Вельт») и ее компаньону г-ну Оськину (директору «Фирмы Аригмана» и малого предприятия «Шанс») наши герои, не мудрствуя лукаво, сразу представились сотрудниками налоговой полиции и намекнули о желательности их вступления во Всесоюзный спасательный центр.

Компаньоны на удочку клюнули и договоры с ВССЦ подписали, надеясь, что «спасатели» свои обязательства выполнят и приведут их бухгалтерию в божеский вид за умеренную плату. Девять раз в течение июня 1994-го Лопатина выплачивала внукам и продолжателям дела Великого комбинатора по триста тысяч, а затем еще четырежды в июле уже по шестьсот тысяч (инфляция – объяснили рост тарифов мошенники) за «работу». Да и Оськин заплатил ВССЦ 1,25 миллиона вступительных и членских взносов. (Третий компаньон мошенников тайно от своих напарников получил с бизнесменов еще и по тысяче долларов.)

К концу лета Назаров заявил Лопатиной с Оськиным, что проверка бухгалтерии трех фирм завершена и им следует уплатить 80 миллионов рублей (причем половину суммы – немедленно). Бизнесмены попробовали было взъерепениться: ни форма оплаты, ни качество работы не вызвали у них энтузиазма.

Не тут-то было.

– Теперь вы будете выкупать свою документацию по одной накладной, – заявил Савков и нехорошо ухмыльнулся.

Назаров пустил в дело свое «майорское» удостоверение.

– Не заплатите, я вас упеку далеко и надолго.

– А вы нам предоставьте доказательства, что мы доходы от налогообложения скрываем, – потребовала Лопатина.

Савков бросил на стол перед ней компьютерную распечатку со столбцами каких-то цифр. Из этой бумага выходило, что коммерсанты-компаньоны укрыли от государства около 900 миллионов рублей.

– Платите 90 тысяч баксов, иначе сядете. Даем два дня на размышление, – пригрозил Назаров.

На следующий день во время очередной встречи «высоких сторон» ситуация еще более обострилась. Назаров вывел Лопатину на лестницу и посоветовал заплатить.

– В противном случае это может стоить тебе жизни, я – боевой офицер, – в подтверждение своих слов жулик выхватил из кармана ТТ и гранату. – Да я тебя – в налоговую полицию, да я тебя – в Интерпол!

Женщина судорожно рыдала от такой напасти.

Мошенники-вымогатели несколько сбавили свои требования – до тридцати тысяч «зеленых». Перепуганные насмерть Лопатина и Оськин согласились заплатить и ушли. В следующий раз Назаров увидел их лишь на очной ставке спустя год.

Сентябрь друзья посвятили раскрутке очередной комбинации. Им удаетесь соблазнить вступлением в ВССЦ владелицу ИЧП «Самкор» г-жу Ткачеву. За обещания обеспечить «бухгалтерскую безопасность» фирме, Ткачева заплатила шестьсот тысяч рублей. Однако, когда «спасатели» заявили ей, что обнаруженные после их проверки нарушения тянут на 10 миллионов штрафных санкций, «бизнес-вумен» поняла, что ее дурачат и разорвала свои отношения с ВССЦ.

Параллельно жулики окручивали директрису фирмы «Забота» Тятину и ее дочь – владелицу ИЧП «Ленария». Мать и дочь хотели слить свои предприятия в одно. Мошенники посулили им подготовить документы для этого объединения, а вдобавок – добиться снижения штрафов, наложенных на «Ленарию» налоговой инспекцией Московского района. Доверчивых женщин Савков с Назаровым лишили не только 350 тысяч рублей, но и части документов обеих фирм, которые оказались безвозвратно утраченными.

С октября 1994 года «спасатели» стали обрабатывать г-на Жильникова – директора фирмы «Совби». И его они соблазнили обещаниями привести в порядок бухгалтерию, а заодно и договориться с налоговой инспекцией. Подписав договор с ВССЦ, Жильников расщедрился и отвалил Назарову с Савковым 10 миллионов рублей. Месяц спустя за «проделанную» работу он выплатил им еще 5 миллионов.

После получения денег «спасатели» неожиданно исчезли. Как ни разыскивал их Жильников, все его попытки оказывались безуспешными. Документов он так и не получил и в конце концов сообразил, что его обвели вокруг пальца.

В декабре мошенники «опустили» заместителя директора АОЗТ «Юнифарм» Орлова на два с лишним миллиона рублей. И вновь Назаров, надувая щеки, выставлял себя майором из налоговой полиции – знатоком налогового законодательства, обещая разрешить все проблемы «Юнифарма» с кредитом, полученным от Энергомашбанка, и с налоговой инспекцией Выборгского района.

Поскольку обещания жуликов так и остались обещаниями (а ничем иным они и не могли быть), настоящая налоговая инспекция насчитала Орлову штрафов на 780 миллионов.

Еще больше «опустился» в результате действий (точнее бездействий) ВССЦ владелец АОЗТ «Форт» и брокерской фирмы «Назаров» г-н Мартынов, У него настоящих штрафов набежало аж на миллиард. «Спасатели» долго его обхаживали, предлагая подписать с ними Договор Союза и обещая, что тогда придется платить лишь 200 миллионов.

Мартынов, однако, никаких договоров заключать не желал. Назаров с Савковым насели на него плотно, вновь угрожая отправить в лагеря, а пока суть да дело – сделать его спарринг-партнером Назарова по контактному бою. То, что бизнесмен ссылался на отсутствие денег, «спасателей» не остановило – они потребовали передачи им доли Мартынова в возглавляемых им фирмах…

По уголовному делу Назарова проходят четырнадцать потерпевших. Мошенники пощипали своих жертв изрядно и жили на широкую ногу. Это, впрочем, не помешало Назарову свыше полугода не платить алиментов на собственных сына и дочь.

В мае 1995 года задержание Назарова проводили самые что ни на есть настоящие сотрудники налоговой полиции. Надо ли говорить, насколько злы они были на самозванца-майора, так подставившего их Департамент?

В начале ноября 1996 года председатель Комитета финансов Петербургской администрации Игорь Артемьев с удивлением узнал, что его ведомство задолжало «Онэксимбанку» 67970202654 конкретных рубля и еще 33 абстрактных копейки. Нельзя сказать, что г-н Артемьев воспринял это известие, не моргнув глазом. К слабой радости чиновника, банкиры хотя бы не требовали денег, отдавая себе отчет в том, что их у города нет (труженики Смольного могли бы, разве что, скинувшись, пожертвовать из старых личных запасов на погашение долга 33 копейки).

Не требуя денег, банкиры хотели другого. В середине ноября 1996 года «Онэксимбанк» обратился в Комитет по управлению городским имуществом и предложил в счет погашения долговых обязательств Петербурга передать акционерному обществу закрытого типа «Международный центр делового сотрудничества» дом N6 по площади Пролетарской Диктатуры («Дом политпросвещения», расположенный напротив от Смольного). Выгода банкиров была проста: контрольный пакет акций АОЗТ как раз и принадлежал «Онэксимбанку», который в таком случае de facto стал бы владельцем великолепного делового центра прямо напротив вместилища петербургских властей (дополнительная прелесть здания, на которое позарились банкиры, заключается в том, что и администрация Ленинградской области тоже находится от него всего в нескольких шагах, – а хорошо известно, что ничто в России так не способствует процветанию бизнеса, как близость к власть имущим).

Об умопомрачительных обязательствах города перед «Онэксимбанком» в Комитете финансов узнали из письма заместителя председателя КУГИ Георгия Грефа. Г-н Греф спрашивал коллег из финансового комитета, стоит ли отчуждать «Дом политпросвещения» за долги города, и предлагал предоставить в КУГИ информацию о тех удивительных обстоятельствах, которые привели к возникновению такого неожиданного и неприятного долга.

Между тем именно этой информации, к удивлению г-на Артемьева, в финансовом комитете как раз и не оказалось. Да и предшественник г-на Артемьева на посту руководителя финансового комитета Алексей Кудрин, убывая на повышение в Москву (руководить Контрольным управлением в администрации Президента), ни о каких договорах с «Онэксимбанком» не вспоминал.

И тогда документы, неоспоримо доказывающие существование весьма солидного долга, любезно предоставили городской администрации сами банкиры. Беглое знакомство с бумагами, поступившими в финансовый комитет, позволило г-ну Артемьеву с достаточной степенью достоверности предположить, что прежнее руководство города с августа 1995 года с удивительной последовательностью делало все, чтобы Петербург оказался в должниках у банкиров – и, значит, потенциально еще тогда было готово отдать коммерческой структуре шикарное здание на площади Пролетарской Диктатуры.

История с возникновением долга началась в мае 1995 года, когда начальник Центральной медикосанитарной части N 122 Яков Накатис и директор НИИ электрофизической аппаратуры (на балансе которого находится комплекс зданий ЦМСЧ-122) академик Владимир Глухих обратились к мэру Петербурга Анатолию Собчаку с просьбой помочь получить в кредит 15 миллиардов рублей – для приобретения медицинского оборудования. Возврат кредита медики обещали осуществить за счет средств, полученных в процессе эксплуатации современной медицинской техники. Мэр думал два месяца, после чего начертал резолюцию: «Кудрину, Путину: прошу проработать вопрос о льготном коммерческом кредите под нашу гарантию, но денег из бюджета не давать».

После этого события стремительно понеслись к развязке. По личному совету г-на Собчака руководители ЦМСЧ-122 обратились к Виктору Халанскому, который возглавлял Главное управление Центрального банка России по Санкт-Петербургу, а уж г-н Халанский присоветовал медикам пойти за кредитом в «Онэксимбанк». И уже 8 августа 1995 года Комитет экономики и финансов заключил с «Онэксимбанком» договор поручительства PR/95/ 020, в соответствии с которым город принял на себя обязательства по погашению суммы кредита (искомые 15 миллиардов рублей) и процентов по нему в случае невыполнения ЦМСЧ-122 своих обязательств перед банком.

Уже в этом договоре поручительства таились некие странности, которые позднее сыграли достаточно существенную роль при определении суммы, которую город оказался должен банкирам. Первый заместитель председателя Комитета экономики и финансов мэрии Анатолий Зелинский, подписавший соглашение, почему-то не обратил внимания на некоторые разночтения между договором поручительства и кредитным договором, заключенным в тот же день непосредственно между «Онэксимбанком» и ЦМСЧ-122. Кредит был предоставлен из расчета 100 процентов годовых до 20 мая 1996 года, в договоре поручительства, однако, почему-то оговаривался годичный срок возврата кредита. Кроме того, в договоре поручительства оговаривался размер пени за несвоевременный возврат кредита – пятая часть процента от всей суммы долга за каждый день просрочки, а вот в самом кредитном договоре размер пени был существенно выше – половина процента за день.

А уж подписав документы с незамеченными изъянами, городская администрация и вовсе благополучно забыла о существовании как поручительства, так и самого кредитного договора, решив не интересоваться дальнейшей судьбой денег. А зря. Потому что ЦМСЧ-122, получив деньги, не стала заботиться об их своевременном возвращении (отдавать кредиты в России пока как-то не очень принято – позднее г-н Накатис открыто признают, что речи о возврате кредита из средств ЦМСЧ-122 не было с самого начала: «Подобные вложения не могут быть возвращены иным образом, кроме оказания медицинских услуг населению города»), а «Онэксимбанк», имея на руках гарантии петербургского бюджета, решил, видимо, до поры беспокойства о судьбе денег не проявлять. Проценты и пени на невозвращенные средства тем временем росли как на дрожжах, радуя отзывчивые на шелест купюр банкирские души.

Шло время, снижалась ставка рефинансирования Центрального банка России, но руководство ЦМСЧ-122 даже и не подумало о том, чтобы хотя бы перезаключить кредитный договор. Вообще-то обычно при снижении ставки рефинансирования кредитные договоры перезаключаются по взаимному согласию сторон (а если банк не идет на уступки, добросовестный должник принимает меры по немедленному возврату кредита и заключению нового кредитного договора на более выгодных для себя условиях). Ставка рефинансирования ЦБ за время действия договора упала с 80 до 60 процентов, а в зоне действия кредитного договора между «Онэксимбанком» и ЦМСЧ-122 время как бы остановилось: проценты так и рассчитывались, исходя из первоначальной ставки – 100 процентов годовых. Не думая возвращать долг, руководство ЦМСЧ-122 вполне логично не придавало значения такой мелочи, как снижение его суммы.

В довершение всего, до ноября 1996 года ни «Онэксимбанк», ни ЦМСЧ-122 не потрудились поставить Комитет финансов в известность о неисполнении медиками своих обязательств. В свою очередь и чиновники не проявляли ни малейшего любопытства о судьбе кредита (совершенно не исключено, что это объясняется банальным разгильдяйством, однако справедливости ради стоит обратить внимание на то, какие именно выгоды в результате принесло это «разгильдяйство» оборотистым банкирам).

К 1 ноября 1996 года сумма задолженности ЦМСЧ-122 перед «Онэксимбанком» с учетом штрафных санкций очень удачно для банкиров выросла как раз до 67970202654 рублей 33 копеек (деньги счет любят, а уж считать банкиры умеют). Только тогда «Онэксимбанк» сподобился уведомить поручителя о невозвращенном кредите. В финансовом комитете бросились искать злополучный договор, по которому город влез в столь изрядный долг, но ничего похожего не нашли. Зато в банке абсолютно все необходимые бумаги нашлись моментально.

Чиновники бросились сурово стыдить и укорять должников, призывая их срочно вернуть «Онэксимбанку» долги и не ставить город в неудобное (и крайне невыгодное в финансовом плане) положение. Однако вместо денег начальник медсанчасти г-н Накатис неожиданно передал в Комитет финансов письмо, в котором спокойно сообщил, что полученный кредит использован на закупку медицинской аппаратуры фирмы «Siemens». «Оборудование получено в полном объеме, зачислено на балансовый учет», – уверил г-на Артемьева начальник ЦМСЧ-122. Правда, о возврате денег в письме медицинского начальника речи почему-то не было – вместо этого письмо содержало туманные намеки на то, что при оформлении кредитного договора устно оговаривались «вопросы косвенного возврата кредита» в виде неких медицинских услуг.

Логично было бы предположить, что, получив дорогостоящее оборудование, медики сразу бросились пользовать страждущих. Однако к январю 1997 года об этом речи не было: г-н Накатис сообщил, что в ЦМСЧ-122 «ведется разработка, планируется внедрение программы медико-социальной помощи деятелям культуры, ветеранам спорта и спецподразделений оборонпрома». Между тем, пока программа не внедрилась, ЦМСЧ-122, активно используя новое оборудование, зарабатывает деньги на платных услугах, не испытывая ни малейшего желания делиться с городом.

Обширная переписка между руководством Комитета финансов и начальством ЦМСЧ-122 привела только к тому, что все осталось на своих местах. Аппаратура фирмы «Siemens» (интересы которой в Петербурге, кстати, частенько незаметно лоббировал сам г-н Собчак) осталась у медиков, которые с удовольствием извлекают из ее использования отнюдь не эфемерные материальные выгоды; город же остался с огромным долгом московскому коммерческому банку и без перспектив в обозримом будущем этот долг отдать. Добрые банкиры, правда, согласились приостановить начисление процентов на сумму кредита, «заморозив» размер задолженности по состоянию на 1 ноября 1996 года. Правда, рассчитываться по чужим долгам городу, видимо, все же придется: юристы городской администрации не видят оснований для того, чтобы признать невыгодный для Петербурга договор поручительства недействительным (можно, правда, в судебном порядке добиться некоторого – но очень несущественного – снижения суммы задолженности). Так что не исключено, что с «Домом политпросвещения» (или еще с каким-нибудь зданием из числа приглянувшихся банкирам) городу все-таки придется расстаться.

Г– н Артемьев, правда, попытался уяснить для себя мотивы, двигавшие представителями прежней петербургской администрации, когда они поручились за контору, которая с самого начала даже не собиралась возвращать многомиллиардный кредит. Однако г-н Зелинский, чья подпись красуется под злополучным договором поручительства PR/95/020, по-прежнему работает заместителем г-на Куприна, но уже в Кремле -и поэтому теперь не считает нужным объяснять свои действия какому-то чиновнику какой-то Петербургской администрации. Поэтому вопрос о том, был ли в 1995 году г-н Зелинский столь наивен, что искренне рассчитывал на честность российских предпринимателей, или же им при подписании договора поручительства двигали какие-то иные мотивы, так и остался без ответа.

Между знаменитым на всю Россию Сергеем Мавроди и широко известным в Петербурге Сергеем Никешиным есть несколько существенных различий. Во-первых, г-н Никешин – в отличие от московского тезки – никогда не строил финансовых пирамид: он строил гигантскую башню «Петр Великий» из стекла и бетона (правда, монстроподобное сооружение оказалось на поверку в чем-то даже менее реальным, чем конструкции АО «МММ»). Вовторых, г-н Мавроди сильно обошел петербургского тезку в масштабах ущерба, нанесенного доверчивым партнерам: считается, что он облапошил своих вкладчиков примерно на 10 триллионов рублей, в то время как долги возглавляемой гном Никешиным строительной корпорации «XX трест» составляют всего около 13 миллиардов рублей. Но зато, в-третьих, – г-н Мавроди дурачил только добровольцев, а г-н Никешин со своей строительной конторой в принудительном порядке запустил руку в карман каждому петербуржцу: должен-то теперь его «XX трест» городскому бюджету,

Обилие принципиальных различий между двумя образцовыми российскими бизнесменами эпохи первоначального накопления капитала не затмевает одного существенного сходства между ними: оба строили свой бизнес на безудержности своих обещаний, нимало не заботясь о том, чтобы держать данные партнерам слова. Г-н Мавроди, правда, обещал широковещательно, с экранов всех телевизоров необъятной страны, в то время как г-н Никешин предпочитал сотрясать воздух высоких кабинетов (зато руководитель «МММ» прослыл жуликом на всю страну, а шеф строительной корпорации «XX трест» сохранил имидж респектабельного бизнесмена и мандат депутата Законодательного Собрания города).

Когда– нибудь, возможно, историки будут изучать виражи карьеры г-на Никешина в качестве образца тех испытаний, которые приходилось одолевать среднестатистическому российскому бизнесмену конца двадцатого века. Звезда успеха г-на Никешина ярко засияла в 1990 году -именно тогда руководитель рядовой государственной-строительной организации решил податься в политику. С первого захода выиграв выборы в своем округе, он стал депутатом «первого демократического Ленсовета». В отличие от своих коллег по депутатскому корпусу, появившихся в Мариинском дворце со смутными идеями сокрушения коммунистической власти и устройства общества справедливости и демократии, г-н Никешин твердо знал, что ему нужно.

Вскоре после того, как г-н Никешин сделался депутатом, руководимая им строительная организация преобразовалась в коммерческую структуру – одну из первых в строительном бизнесе города на Неве. И практически сразу стала получать от города выгодные заказы на строительные работы. Злые языки говорят, что благодаря стараниям г-на Никешина все подряды, полученные корпорацией «XX трест», финансировались по полной программе – деньги в тощем бюджете находились с удивительной быстротой.

Правда, если город исправно платил г-ну Никешину и его фирме, то сам г-н Никешин не спешил отвечать городу тем же. На строительных работах в среднем осваивались не более 20 процентов выделенных средств (так случилось с рядом домов в Ульянке, с фасадами домов на набережной Робеспьера, которые «XX трест» подрядился реконструировать). Остальные деньги тратились на какие-то иные цели.

Неутомимая политическая деятельность г-на Никешина приносила такой доход его фирме, что строительная корпорация стала стремительно расширяться. «XX трест» обзавелся собственным пивным заводиком и своим издательством, а потом на какое-то время скупил контрольный пакет акций петербургского футбольного клуба «Зенит» (со всеми тремя детищами корпорации позднее пришлось расстаться из-за того, что они требовали вложения немалых средств, но не давали при этом никакой отдачи). Что до близости к бюджету, то от нее г-н Никешин не отказывался никогда, ибо вложения средств она не требовала, зато деньги приносила исправно. Деньги же корпорации «XX трест» были нужны, ибо в голове г-на Никешина зрели планы один другого грандиознее.

Памятником российскому прожектерству, видимо, навсегда останется идея строительства башни «Петр Великой» в устье реки Смоленки на Васильевском острове. Вокруг проекта было сломано огромное количество копий: ревнители традиционной петербургской архитектуры утверждали, что башня непоправимо исковеркает традиционный облик города. В защиту исторически сложившегося облика Васильевского острова выступали авторитетнейшие петербургские архитекторы, ученые и писатели; академик Дмитрий Лихачев призывал действующую власть не оставлять о себе память в виде нелепой башни, видной из центральных районов города. Однако мэр города Анатолий Собчак, по ряду причин испытывавший теплые чувства к строительной конторе г-на Никешина, был непреклонен, не обращают внимания на протесты и утверждал, что сооружение из стекла и бетона Петербург только украсит.

Как выяснилось позднее, защитники городского облика волновались напрасно: судя по всему, г-н Никешин и не собираются строить башню. Его цель была куда более прозаической – кредит в размере 2,5 миллиарда рублей из средств городского бюджета. У идеи выделить деньги под строительство нелепого, но громадного делового центра было много противников в Малом совете, но г-н Никешин оказался прозорливее своих коллег по депутатскому корпусу: когда подоспели октябрьские события 1993 года, он в числе двух десятков депутатов подписал письмо в адрес российского президента с просьбой распустить городской Совет, мешающий проведению «поэтапной конституционной реформы». Президент пошел навстречу г-ну Никешину и его единомышленникам. Противники выделения денег «XX тресту» потеряли политическое влияние, и кредит сроком до 1 июля 1996 года был получен.

После получения кредита протесты противников строительства башни «Петр Великий» поутихли: сторонники петербургских традиций приуныли, полагая, что противопоставить уникальной напористости г-на Никешина и его покровителей из Смольного больше нечего. Однако вместе с протестами как-то сами собой утихли и прочие разговоры о башне; с течением времени выяснилось, что некая английская фирма, на финансовое участие которой в проекте ссылался г-н Никешин, мотивируя идею получения кредита, на самом деле не собирается давать деньги под сомнительные затеи. В итоге строительный цикл был ознаменован лишь приездом и отъездом строительной техники на будущую стройплощадку.

Без труда расставшись с идеей строительства «Петра Великого», г-н Никешин не унывал. Для начала он восстановил утраченный в результате роспуска городского Совета депутатский мандат, выиграв выборы в Законодательное собрание. Среди своих новых коллег по Мариинскому дворцу он прослыл влиятельным представителем «строительного лобби». Основная цель его депутатской деятельности осталась прежней – обеспечение процветания руководимой им организации. Видимо, используя свое влияние во властных структурах, г-н Никешин намеренно проиграл судебный процесс о признании недействительной одной давней сделки между «XX трестом» и городом. В результате «XX трест» должен был вернуть городу ряд зданий, в свое время полученных практически за бесценок, зато город должен был выплатить корпорации 110 миллиардов рублей. Если бы руководству КУГИ HS удалось опротестовать судебное решение, то с финансами у «XX треста», возможно, не было бы проблем до середины 1997 года.

Роковая ошибка г-на Никешина тоже была политической: в ходе губернаторских выборов в Петербурге он открыто поставил на кандидатуру г-на Собчака. Осведомленные люди говорят, что через счета «XX треста» проходили деньги, предназначенные для финансирования предвыборной кампании мэра. К разочарованию г-на Никешина, г-н Собчак выборы проиграл.

Когда новая городская администрация принялась ревизовать долги коммерческих структур городу, возникшие в прошлые годы, выяснилось, что около 18 процентов этих долгов – в сумме более чем на 13 миллиардов рублей – приходится на долю «XX треста». К г-ну Никешину обратились с предложением вернуть деньги или хотя бы представить на обозрение общественности башню «Петр Великий», для строительства которой и предназначались кредиты. Но г-н Никешин не смог сделать ни того, ни другого: корпорация, как выяснилось, сильно поиздержалась и находится на грани банкротства (в кулуарах Мариинского дворца ее стали называть «Трест Ха-ха»).

Впрочем, фактическое банкротство возглавляемой организации не стало причиной для уныния г-на Никешина: утратив опору во властных структурах Петербурга, он приобрел сторонников в Москве. Люди, подписывавшие бумаги о выделении кредитов «XX тресту», перебрались из петербургской мэрии в администрацию Президента. А поскольку г-н Никешин знает об их деятельности очень много, то он может не бояться утраты их поддержки. Среди покровителей руководителя «XX треста» в первую очередь называют Владимира Путина, бывшего вице-мэра, теперь занимающего солидную должность в администрации Президента России.

Свое политическое будущее г-н Никешин надеется связать с петербургским отделением движения «Наш дом – Россия», руководителем которого он очень надеется стать (правда, в этом деле у него есть влиятельные соперники). Впрочем, если политические неудачи окажутся для г-на Никешина и руководимой им корпорации роковыми, ему вряд ли что-то всерьез грозит. Денег у нищей теперь компании нет, и взыскать что-либо в бюджет власти вряд ли смогут. А что до недвижимости в Испании, купленной за счет «XX треста» и частично оформленной на имя самого г-на Никешина, так это очень далеко – дороже станет эту недвижимость у г-на Никешина отсуживать. Так что неутомимый строитель обеспечил себе если не политическое и предпринимательское будущее, то по крайней мере спокойную жизнь на много лет вперед.

Производственный роман Мары и Вячеслава Козырицких, начавшийся в те незапамятные времена, когда они оба трудились на скромных должностях в Тресте столовых Смольнинского района Ленинграда, прошел все необходимые испытания на прочность (и даже официальный развод 6 октября 1982 года). Развиваясь бурно и непредсказуемо, он к 1992 году превратился в образцовый роман российского бизнеса с властью. В этот год г-н Козырицкий возглавил администрации двух петербургских районов (Сестрорецкого и Зеленогорского); его супруга в то же время неустанно трудилась генеральным директором самой крупной в том же районе фирмы «Волна».

Говорят, что г-жа Козырицкая высоко оценивает собственные заслуги в стремительном карьерном взлете мужа: «Я люблю его, как родного сына, и без меня он никогда не стал бы тем, кем стал». Однако следует заметить – исключительно справедливости ради – что достижения руководительницы ИЧП «Волна» вряд ли могли бы быть столь выдающимися, когда бы не высокий пост ее супруга.

Фирма «Волна», принадлежащая г-же Козырицкой, появилась в Зеленогорске в виде кооператива на заре развития российского предпринимательства. Семейный бизнес кооператоров заключался в поставке продуктов питания торговым предприятиям и развитии сети «точек общепита». Поскольку генеральное направление деятельности для курортного местечка было выбрано как нельзя более удачно, «Волна» бурно развивалась, и новые предприниматели радовались росту своих доходов. Так продолжалось до 1992 года, пока бизнес в России не дошел до стадии возникновения конкуренции. Конкуренция в планы супругов, видимо, не входила. И г-н Козырицкий пошел во власть, сделавшись с подачи мэра Анатолия Собчака главой администрации Зеленогорского района.

С тех пор все государственные «точки общепита» в Зеленогорске стали ползать продукты только от «Волны». Деньги на финансирование закупок продовольствия в тощем районном бюджете находились с регулярностью, возможно, достойной лучшего применения. Впрочем, г-н Козырицкий сразу объявил себя «крепким хозяйственником», поэтому ему, вероятно, было виднее. Бизнес супругов снова расцвел, да так, что в одном отдельно взятом районе ему сделалось тесно. И г-н Козырицкий вновь обратился к петербургскому мэру,

Обстоятельства, при которых г-н Собчак страстно возлюбил одного из совладельцев крупного коммерческого предприятия, видимо, навсегда останутся тайной: о них скромно умалчивают как письменные источники, так и предания, тихо блуждающие по кулуарам петербургской власти. С первого взгляда любовь первого демократического мэра Петербурга к главе администрации Зеленогорского района кажется даже немного странной. Во-первых, с эстетической точки зрения: г-н Козырицкий, придя во власть, сохранил замашки работника торговли, не чураясь характерной для этой сферы тяги к роскоши, – а это должно было бы претить тонкой и интеллигентной натуре мэра. Во-вторых, с точки зрения политической: г-н Козырицкий отличился своеобразием позиции, поддерживая тесные отношения с ненавистным г-ну Собчаку Александром Невзоровым. В-третьих, с точки зрения официальной идеологии петербургского мэра: г-н Козырицкий доя охраны общественного порядка в Зеленогорске пытался пригласить в полном составе бойцов печально знаменитого вильнюсского ОМОНа, – а покровительство таким людям заметно портило репутацию г-на Собчака как «первого петербургского демократа»,

Впрочем, известно, что г-н Собчак редко ценил свою репутацию, когда речь заходила о деловых интересах. А интерес к сотрудничеству с гном Козырицким у профессора-мэра, видимо, был. Осведомленные источники в петербургских правоохранительных органах намекают на то скромное обстоятельство, что, когда г-н Козырицкий стал важнейшей из «шишек» района, все государственные учреждения и предприятия на «его» территории вынуждены были закупать топливо у любимой гном Собчаком (и скандально известной) фирмы «Невская Перспектива» по назначаемой поставщиком цене.

Возможно, интересы «Невской Перспективы» в Зеленогорске и Сестрорецке хотя бы отчасти объясняют неожиданную симпатию мэра Петербурга к главе администрации одного из городских районов. Во всяком случае, г-н Собчак полюбил г-на Козырицкого настолько, что летом 1992 года назначил его по совместительству главой администрации еще одного района – Сестрорецкого. Скандалы вокруг законности подобного совместительства не затихали долго, да ничем не закончились.

Чувствуя за своей спиной могущественную фигуру петербургского мэра, г-н Козырицкий понял, что ему позволено очень многое. Свою деятельность в качестве главы сразу двух районных администраций он начал с ремонта в кабинетах депутатов районного Совета Сестрорецка: под покровом позднего вечера из кабинетов утащили оборудование, мебель, документы и повыдирали из стен телефонные провода. Возник шумный скандал, г-на Собчака стали спрашивать, на каком основании его «назначенец» занимается подобными вещами – петербургский мэр обвинил всех депутатов в деструктивном подходе к сотрудничеству с исполнительной властью.

Возможно, депутатский подход действительно был несколько деструктивен, ибо в коридорах законодательной власти в 1992 году никак не могли понять идею проекта «Новый Петербург», который стал крупнейшей авантюрой г-на Козырицкого. Главная идея проекта сводилась к необходимости переноса делового центра Петербурга в Сестрорецк – для этого, по мнению главы районной администрации, следовало в короткий срок отстроить на берегу Финского залива чуть ли не новый город по крайней мере на семь сотен тысяч жителей. Перспективы проекта, которые рисовал предприимчивый глава администрации, заставляли любителей советской литературной классики говорить о «Нью-Васюках на Финском заливе». Г-н Козырицкий, однако, не замечал критических стрел в свой адрес, усердно проталкивая идею проекта «Новый Петербург» на всех возможных уровнях.

Именно для реализации проекта «Новый Петербург» и для «развития санаторно-курортной зоны в Зеленогорске и Сестрорецке» в апреле 1993 года пятеро физических лиц (г-н Козырицкий, г-жа Козырицкая, а также некие Владимир Жуйков, Виктор Баранов и Наталия Алферова) учредили «Региональный фонд развития Сестрорецко-Зеленогорской курортной зоны» («Рефорс-Фонд»). Президентом «Рефорс-Фонда» стал г-н Козырицкий (президентский указ «О борьбе с коррупцией в сфере государственной службы» вообще-то прямо запрещает чиновникам занимать должности в коммерческих структурах, да, видимо, для одного из любимцев г-на Собчака никакой указ был не указ). Задачи перед организацией, созданной группой граждан, ставились грандиозные: «содействие в разработке и реализации экономической и градостроительной политики, направленной на формирование единого социально-хозяйственного, экономически сбалансированного курортно-рекреационного комплекса», «организационная, психологическая, материальная поддержка населения региона, повышение уровня его социальной защищенности, обеспечение физического и духовного здоровья, создание условий для его полноценной жизни», а также «привлечение интеллектуальных, финансовых и технологических ресурсов для разработки и поддержки перспективных в социальном, экономическом и экологическом отношении региональных программ и проектов»; деньги при этом предполагалось получать исключительно за счет пожертвований граждан и юридических лиц.

С добровольностью пожертвований как-то сразу не заладилось: по словам многих сестрорецких предпринимателей, перспектива развития бизнеса в районе, контролируемом гном Козырицким, всегда была связана с готовностью бизнесмена к отчислению пожертвований в «Рефорс-Фонд». Своего рода государственный рэкет в пользу частной структуры оправдывался ссылками на благородные цели и важные задачи «Рефорс-Фонда».

Заодно не заладилось и с частным характером финансирования проектов новой организации: уже в начале 1994 года «Рефорс-Фонд» получил через бюджет Зеленогорска на год ссуду из бюджета Петербурга в размере 450 миллионов рублей «для ускорения реализации практических мероприятии» (за своевременный возврат ссуды своим имуществом поручалась фирма «Волна»). Деньги ни в один из бюджетов не вернулись ни через год, ни через два. Но имущество фирмы «Волна» так и осталось собственностью фирмы г-жи Козырицкой, ибо руководитель Комитета экономики и финансов петербургской мэрии Алексей Кудрин в конце 1995 года милостиво разрешит «зачесть в лимит района» все 450 миллионов рублей (то есть считать их истраченными по прямому назначению). А уж запустив однажды руку в городской бюджет, руководство «Рефорс-Фонда» (в лице самого г-на Козырицкого) остановиться не смогло. В октябре 1995 года «Рефорс-Фонд» получил – уже напрямую из фонда непредвиденных расходов петербургского бюджета – 350 миллионов рублей «на развитие курортной зоны» (г-н Козырицкий просил 355 миллионов, но г-н Собчак, подписавший распоряжение о выделении средств, почему-то чуть-чуть пожадничал). А в конце мая 1995 года «Рефорс-Фонд» по распоряжению петербургского мэра получил от города 50 миллионов рублей «для оказания лекарственной и гуманитарной помощи инвалидам и участникам Великой Отечественной войны».

Не вернув в петербургский бюджет ни копейки из выделенных средств, «Рефорс-Фонд» не смог похвастаться и выдающимися успехами в деле превращения в курортную зону федерального значения Курортного района (Зеленогорский и Сестрорецкий районы слились под началом г-на Козырицкого воедино в конце 1993 года – опять же по распоряжению г-на Собчака). Возможно, поэтому получилось так, что, когда оригинальной финансовой деятельностью «Рефорс-Фонда» все-таки заинтересовались специалисты разных контрольных ведомств, г-н Козырицкий «от контактов со специалистами Контрольно-счетной палаты уклонился».

Пока «Рефорс-Фонд» под руководством г-на Козырицкого небезуспешно шарил в петербургском бюджете, сам г-н Козырицкий – в качестве руководителя администрации Курортного района – не забывал и о своей многочисленной родне. В мае 1994 года ИЧП «Волна» получило право обслуживать все телевизионные антенны в Курортном районе – при этом никто даже не подумал озаботиться тем, чтобы «Волна» хотя бы получила лицензию на работы с телевизионным оборудованием зданий. Конечно, такое могло случиться только при отсутствии должного контроля за работой разных подразделений районной администрации. Эту проблему г-н Козырицкий тоже решил в присущей ему лихой манере.

Когда летом 1995 года остался без работы СаркизКайфаджан – родной брат г-жи Козырицкой – глава районной администрации решительно увеличил количество своих заместителей (с пяти до шести) и тут же трудоустроил свояка. Тот очень кстати обладал необходимой служебной квалификацией, полученной в годы работы в разных трестах столовых, а также воинским званием старшего лейтенанта запаса (по интендантской части). Резоны для оригинального кадрового решения у г-на Козырицкого наверняка были достаточно серьезные, ибо бизнес его супруги продолжал процветать. «Волна» постоянно получала новые участки для строительства предприятий общественного питания; исполнение распоряжений г-на Козырицкого о землеотводах кто-то должен был контролировать – вот мужественный г-н Кайфаджан и стал присматривать за тем, чтобы его сестра исправно получала все новые и новые земельные участки.

Может быть, г-н Собчак и заинтересовался бы художествами своего подчиненного, когда тот с наслаждением предался известному с незапамятных времен служебному пороку – кумовству. Однако г-н Козырицкий никогда не забывал про доброго петербургского мэра, который столь помог ему с решением многих семейных проблем. В декабре 1994 года г-н Козырицкий выделил земельные участки под индивидуальное жилищное строительство в одном из лучших мест поселка Репине – на Второй Новой улице, рядом с Домом творчества кинематографистов – группе очень уважаемых петербургских граждан. Среди облагодетельствованных нашлись супруга г-на Собчака Людмила Нарусова (ей – видимо, «по рангу» – достался самый большой участок площадью 2319 квадратных метров), а также близкий друг семейства мэра артист Олег Басилашвили (по соседству с г-жой Нарусовой ему достались 2144 квадратных метра элитной земли).

О дружбе с гном Собчаком и его друзьями предусмотрительный г-н Козырицкий не забывал практически никогда. Например, в трудные дни 1996 года, накануне губернаторских выборов, он предложил из средств «Рефорс-Фонда» профинансировать постановку фильма «Путешествие из Ленинграда в Петербург в общем вагоне» (о небывалом расцвете города в эпоху правления доброго демократического мэра). Увы, бездарный фильм г-ну Собчаку не помог – его политическая звезда померкла, губернаторские выборы он обидно проиграл.

После этого пошла к закату и звезда г-на Козырицкого. Новая городская администрация заинтересовалась бессмысленными тратами бюджетных денег и нереализованными проектами, за которые пришлось расплатиться безропотным налогоплательщикам. Деятельность г-на Козырицкого стали проверять, и тогда он – еще номинально оставаясь главой районной администрации – стал скрываться от контролирующих и правоохранительных органов. Правда, когда подоспело решение освободить его от бремени дальнейших государственных забот о процветании Курортного района, он вернулся к руководству работой «Рефорс-Фонда».

Видимо, г-на Козырицкого достаточно слабо волнует то обстоятельство, что он является фигурантом уголовного дела, возбужденного по ряду фактов мошенничества. В конце концов, люди, помогавшие ему запускать руку в бюджет, и сейчас имеют большую власть и влияние (как г-н Кудрин, возглавляющий Контрольное управление администрации Президента России). А те, кто закрывают глаза на выходки г-на Козырицкого, давно подозреваются в совершении куда более масштабных и неприятных поступков – и тем не менее счастливо избегают наказания.

В конце концов, у президента «Рефорс-Фонда» действительно немного поводов для беспокойства. Ведь утверждают же осведомленные источники в правоохранительных органах, что г-н Козырицкий, будучи главой районной администрации, отличался от большинства сходных по рангу чиновников разве что неумением скрывать следы своих достаточно безобидных – по сложившимся в новой России представлениям – проделок.