Корсар

11

Лихорадка и сны захватили Гарета почти одновременно.

Иногда сны были приятными. Он видел своих родителей живыми, входил в Тикао во главе конвоя груженных сокровищами кораблей, танцевал на костюмированном балу с Косирой.

Иногда его мучили кошмары. Он снова пережил день налета работорговцев на родной поселок, правда, на этот раз родителей увели живыми в цепях, а он валялся в грязи на побережье и не мог им помочь. Потом он подошел на “Стойком” к немыслимо огромному кораблю линиятов с восемью батарейными палубами. Однажды они снова шалили с Косирой, он не смог удержать ее, и она упала с крыши и разбилась насмерть.

Иногда он приходил в себя и понимал, что лежит на койке под грубым навесом на самом берегу моря, и пассат облегчает его страдания.

Рядом всегда кто-то находился — Лабала, Том Техиди, Кнол, Дафлемер. По ночам за ним ухаживали островитянки. Из них он узнал лишь Ирину, которая тихо плакала и постоянно твердила, что считала вызов на дуэль шуткой. Однажды он увидел рядом Косиру, потом понял, что это лишь бредовый сон, и горько заплакал.

Иногда им овладевала страшная боль, которая рвала его, как акула добычу, и влекла за собой в бездну. Гарет громко стонал, хотя изо всех сил старался терпеть.

Потом настал день, когда он проснулся в ясном сознании и не почувствовал боли.

“Утро”, — подумал он и увидел сидевшего рядом Лабалу. Великан не смотрел на него, а старательно выводил буквы на вощеной табличке, высунув язык от усердия.

— Плохая из тебя нянька, — сказал Гарет, и табличка вылетела из рук вздрогнувшего Лабалы.

— Ты жив!

— Кажется.

Гарет попытался сесть, почувствовал, как руки повисли плетьми, и понял, насколько ослаб.

— Сколько времени я находился в таком состоянии?

— Почти месяц, — ответил Лабала. — Выпей это.

“Это” оказалось охлажденным фруктовым напитком, в бутыли из тыквы.

— Спасибо, — Гарет бессильно опустил голову на подушку. — Что я пропустил?

Лабала хмыкнул.

— Я думал, что сразу сообщу все новости, когда ты придешь в себя. И вот это случилось, а все мысли куда-то разбежались. Но теперь я привел их в порядок.

Примерно через неделю после того, как мы с Дафлемером решили, что ты выживешь, Фролн и Н'б'ри отвезли рабов домой на “Свободе”. Н'б'ри решил, что лучше побыстрее избавиться от них, пока кому-нибудь в голову не пришла мысль устроить без тебя повторное голосование по поводу их судьбы. Их не было примерно недели полторы, и вернулись они слегка взмокшими.

— Почему?

— Похоже, моря вокруг Каши заполонили линияты, и улизнуть от них удалось с трудом. Кнол сообщил, что ему показалось, будто ищут именно их. — Лабала усмехнулся. — Фролн отругал меня, сказал, что я должен был отправиться с ними и попытаться заклинаниями вызвать неразбериху и смятение, а не ухаживать здесь за тобой. На что я ответил: зачем хныкать, если все вернулись целыми и невредимыми.

— Как линияты могли определить, где нас искать? Океан ведь большой.

— Кнол задал тот же вопрос. Я не знаю. Он утверждал, что высаженные на берег люди были довольны. Один из них сказал, что они знают, куда направиться, как подняться по реке и обойти город линиятов, что рано или поздно все доберутся домой с новыми рассказами и песнями. Особенно они были благодарны за сабли, которые ты отказался продать, и сказали, что знают, против кого их использовать. Еще они сказали, что будут молиться за нас до тех пор, пока дети детей их детей не станут седыми старцами. Думаю, до следующей недели, если учесть памятливость и склонность к благодарности у большинства людей.

Гарет сделал еще глоток сока.

— Что-нибудь еще?

— Лучшее, если можно его считать таким, я оставил напоследок. Понимаешь, Дафлемер видел сон. О золоте и кораблях. О флоте линиятов, который перевозит сокровища из Каши в Линияти, останавливаясь в каждом порту, чтобы забрать золото и серебро.

Гарет кивнул. Он вспомнил, как Номиос рассказывал о мечте Луинеса найти способ завладеть этими сокровищами.

— Неплохой сон, — сказал он, — если предположить, что такой флот действительно существует. Но сколько кораблей понадобится, чтобы атаковать его?

— Сюда за припасами заходили другие Собратья, и Дафлемер прожужжал им все уши об этом флоте. Участвовать в рейде согласились уже двадцать два корабля, будет двадцать шесть, если мы присоединимся.

— Ты имеешь в виду, компания ждала, пока я приду в себя, чтобы проголосовать?

Лабала отвернулся и посмотрел на воду.

— Мы сказали им, что нужно подождать, но…

— Но они не стали, — закончил за него Гарет. — Другого я и не ожидал. Как прошло голосование?

— Большинство высказалось за то, чтобы присоединиться к Дафлемеру. Некоторые, включая меня и других матросов, впервые вышедших в море на “Стойком”, сказали, что нужно подождать, когда тебе станет лучше. Другие засмеялись и сказали, что будут рады приветствовать тебя в качестве капитана, если ты решишь присоединиться. Если нет… они сказали, что ждать не намерены, слишком много золота, чтобы ждать, а из Фролна получится неплохой шкипер. Особенно учитывая то, что Дафлемер постоянно видит сны об этих кораблях. Лабала огляделся.

— По правде говоря, Гарет, я совсем не в восторге от этой сделки.

— Почему?

— Боги посылают такие сны, чтобы навлечь беду.

Гарет задумался о том, кто еще мог посылать такие соблазнительные сны, но ничего не сказал об этом.

— Так, — произнес он. — Думаю, у меня нет выбора, верно?

Лабала покачал головой:

— Извини, Гарет, думаю, тебя загнали в угол.

Гарет быстро восстановил силы. Его усиленно кормили свежайшей рыбой и курятиной, но говядины по-прежнему не было. Матросы постоянно навещали его, каждый приносил что-нибудь вкусное или амулет, который должен был помочь ему побыстрее восстановить силы.

Лабала и Дафлемер специализировались на отваре из целебных трав. Гарет подозревал, что оба придерживались мнения, будто чем отвратительнее на вкус лекарство, тем сильнее оно действует на человека.

Ирина и другие островитянки тоже приносили изысканные яства, причем Ирина каждый раз извинялась за то, что позволила себе попасть в ловушку Озерова. Гарет постоянно повторял, чтобы она перестала думать об этом, не могла ведь она знать его истинные намерения.

Она говорила, что готова на все, лишь бы он простил ее. Гарет сохранял благородство, несмотря на сильнейшее искушение. Потом ночью, глядя на огни рыночной площади и слыша веселый смех мужчин и женщин, он проклинал себя за глупость.

Три раза в день он заставлял себя подниматься с койки и отправляться на прогулку. Сначала он едва передвигал ноги, потом начал ходить увереннее, потом — быстрым шагом и наконец побежал. Он тренировался, оставляя оружие в подвешенных к поясу ножнах, чтобы добавить лишний вес.

Когда Гарет почувствовал себя лучше, он стал вызывать на бой на деревянных мечах любого желающего, обещая дать серебряную монету любому, кто одержит над ним верх. Среди пиратов были искусные фехтовальщики, и он потерял порядка двадцати монет, прежде чем убедился в том, что обрел прежнюю форму.

Он поднялся на борт “Стойкого” и объявил, что больше не числится в списке больных и приступает к своим обязанностям.

— Разрешите подняться на борт? — крикнул мужчина из шлюпки.

Гарет подошел к лееру, ему показалось, что он узнал мужчину. Впрочем, догадаться было достаточно легко, например по превосходному состоянию шлюпки и по одежде матросов — полосатым рубашкам без рукавов и синим брюкам.

— Поднимайтесь на борт, — крикнул он, и мужчина легко взлетел по трапу.

— Капитан Раднор, я — капитан Петрич,—представился он. — Я был…

— Секундантом покойного Озерова, — закончил за него Гарет.

— Так точно, сэр, — Петрич явно был смущен.

— Забудьте об этом, — сказал Гарет, — если, конечно, не хотите бросить мне еще один вызов. Не думаю, что Собратья посчитают месть оправданным поводом для дуэли, по крайней мере такую месть.

— Сэр, — произнес Петрич, — я не имею ни малейшего отношения к тому, что сделал Озеров.

— Тогда рад вас видеть на борту. Приглашаю вас в свою каюту выпить по бокалу.

— Я бы предпочел фруктовый сок или воду, —сказал Петрич. — Я плохо соображаю, если выпью, поэтому предпочитаю оставаться трезвым.

— Я тоже придерживаюсь этого правила, —с некоторым удивлением сказал Гарет. Вероятно, на острове не было ни одного корсара, кроме него и Петрича, который поступал бы так же.

В капитанской каюте “Стойкого” Петрич перешел к делу:

— Сэр, как вы знаете, наш корабль принадлежал лорду Квиндольфину из Сароса. Озеров бросил вам вызов потому, что хотел добиться расположения хозяина и, скорее всего, получить от него деньги.

— Я уже догадался об этом, — сказал Гарет, заметив, что Петрич говорит о владельце “Найджака” в прошедшем времени.

— Многим членам моей команды не нравится служить Квиндольфину. Они считают торговлю людьми грязным и недостойным делом, боятся, что их накажут за это в загробной жизни.

— Если таковая существует.

— Я верю в ее существование, — продолжил Петрич. — И считаю добрым предзнаменованием то, что вы убили такого грозного дуэлянта, как Озеров. После его смерти мы, то есть офицеры и матросы, решили стать настоящими пиратами и плавать под черным флагом, а не под флагом рода Квиндольфинов.

Гарет удивленно хмыкнул.

— Честно говоря, — продолжил Петрич, — решающими оказались не моральные, а чисто финансовые соображения. Доля Квиндольфина составляла половину прибыли. Согласитесь, нелепо отдавать львиную долю прибыли человеку, жизнь которого не подвергалась опасности.

— Интересно, — произнес Гарет. — Ваши слова особенно приятны мне потому, что Квиндольфин — мой заклятый враг. Но почему вы решили сказать их именно мне?

— Я верю в удачу не меньше, чем в богов, —сказал Петрич. — Вы доказали, что удача сопутствует вам, капитан Раднор. Команда “Найджака” хотела бы участвовать во всех ваших предприятиях и проголосовала за то, если, конечно, вы примете наше предложение, чтобы следовать за вами, пока результат голосования не станет иным, и принять условия платы вам, как командиру, если мы посчитаем их разумными.

Гарет улыбнулся, услышав последние слова.

— Не слишком обременительные обязательства.

Петрич вздохнул:

— Я знаю. Но трудно ожидать других в этих водах.

— Верно. — Гарет обдумал предложение Петрича. — Каким опытом вы обладаете, помимо перевозки человеческого груза?

— Мы захватили четыре или пять кораблей, —ответил Петрич. — Впрочем, уместно говорить только об одном из них, да и потери были несоизмеримы с захваченной добычей. Так что нам есть чему у вас поучиться.

“Так, — подумал Гарет. — Мне нет еще и двадцати, а меня уже считают достойным поклонения мудрецом”.

— Я думаю, — честно ответил он, не забывая, однако, о достаточно неубедительном проявлении верности командой “Найджака”, — мы сможем помочь друг другу, если мастерство и храбрость вашей команды соответствует внешнему виду корабля. Кстати, я полагаю, что две доли ваша команда посчитает разумным условием оплаты.

— Обещаю, что так и будет, — заверил его Петрич. — Что касается меня, я считаю такую оплату более чем скромной.

— Я должен был попросить больше, — сказал Гарет.

Петрич улыбнулся и поднял бокал.

— Напиток не совсем соответствует тосту за партнерство, — сказал он.

Гарет коснулся своим бокалом бокала Петрича.

— Вот еще что, — сказал Петрич. — Я… мы…перед голосованием позволили себе предположить, что ваши корабли примут участие в экспедиции Дафлемера.

— Такое решение было принято, — ответил Гарет.

— Готов повторить еще раз, молодой капитан, — сказал Дафлемер. — Такие ясные сны о кораблях с сокровищами являются очередным доказательством того, что боги благословляют нас.

— Именно это я и хотел бы обсудить с вами.

Гарет пришел в дом Дафлемера, одно из немногих каменных зданий на острове Флибустьеров. Дом был щедро украшен оружием, сувенирами с потопленных кораблей, картами и странными, возможно магическими, предметами.

Гарет пил воду, Дафлемер — жуткую смесь “Удара топором” и северного бренди, от которой, впрочем, у него только краснело лицо.

— У вас есть сомнения?

— Только два, — признался Гарет. — Первое — ваши сны. Могло так случиться, что они были насланы линиятами, чтобы заманить нас в ловушку.

Дафлемер презрительно хмыкнул:

— Возможно, если бы речь шла о менее могущественном, чем я, волшебнике. Тем не менее на это способен лишь очень сильный волшебник, так как работорговцы не подозревают о моем существовании. Впрочем, я могу дать вам более точный ответ, потому что произнес соответствующие заклинания и не обнаружил признаков постороннего чародейства. Кстати, я использовал принадлежавшие линиятам предметы, которые, несомненно, предупредили бы меня о готовящейся ловушке.

— Очень убедительно, — заметил Гарет.

— Не хочу вас обидеть, — продолжил Дафлемер, — но не является ли одной из причин вашей нерешительности зависть, вызванная тем, что идея принадлежит не вам? Я бы не посмел высказать подобное предположение, если бы не знал вас как человека, обладающего здравым смыслом и здоровым скептицизмом, способного сомневаться во всем, включая ваши собственные ощущения. Поверьте, я не разговаривал бы подобным образом с любым другим корсаром, уступающим вам в интеллекте.

Гарет ощутил легкий гнев, пересилил его и попытался здраво обдумать предложение Дафлемера.

— Нет, — произнес он наконец. — Причина моей осторожности не зависть, а, возможно, несколько непонятный для меня азарт. Если нам будет сопутствовать успех и мы захватим корабли с сокровищами, то сможем, если захотим, навсегда оставить пиратство, получить почести на родине, даже стать знатными людьми, учитывая размер добычи.

Гарет вдруг почувствовал тоску по такой жизни, которая, впрочем, мгновенно исчезла, когда он подумал о скучном существовании сельского сквайра или такого человека, как его дядя Пол.

— Но если мы потерпим неудачу, если линияты окажутся сильнее нас, тогда все это, — он указал на тихую лагуну, — будет разрушено.

— Ну и что, — сказал Дафлемер. — До нашего прихода здесь не было ничего. Мы создали этот остров только для себя, чтобы он существовал короткий промежуток времени, пока мы способны стоять у руля на юте, пока трусливые твари в страхе произносят наши имена шепотом. Стоит ли задумываться о том, что все это исчезнет так же быстро, как возникло? Возможно, я…мы ставим на карту все, что имеем, задумав это предприятие. Но именно в этом заключается вся прелесть. Что может быть хуже унылой жизни законопослушного гражданина? Разве не против такой судьбы мы все выступаем?

Гарет вспомнил слова, сказанные им Тому Техиди и Кнолу Н'б'ри в тот день, когда работорговцы разрушили их поселок. Воспоминания были связаны с пережитым ужасом, тем не менее он не мог не согласиться с Дафлемером.

— Вы правы, — заключил он. — По крайней мере, так подсказывает мое сердце.

— Разве не его велению должны мы следовать? — Дафлемер одним глотком опорожнил огромную кружку и расхохотался.

— Хорошо, — сказал Кнол Н'б'ри. — Почему я?

— Потому что ты самый рассудительный в компании, — ответил Гарет. — Потому что ты и Номиос способны довести три корабля до Ютербога и ждать нас там, не потеряв контроля над командой и не пропив груз.

Они стояли на палубе “Свободы”. Гарет наблюдал за установкой четырех пушек на главную палубу, что позволяло увеличить количество орудий до десяти по каждому борту. Корабль был тихоходным, но из-за такой огневой мощи его следовало оставить здесь, а не отсылать домой.

— Я знаю, что могу предотвратить последнее, — сказал Н'б'ри, — но не уверен, что справлюсь с командой. Гарет, ты же передал мне самых отъявленных бездельников и распутников.

— Потому что они не нужны мне на борту вовремя рейда, — объяснил Гарет. — Мне нужны люди, которым я смогу доверять.

Н'б'ри молча смотрел на него, но Гарет знал, что он с трудом сдерживает ярость.

— Значит ты будешь развлекаться, а я буду сидеть в безопасном месте со всей нашей добычей? Дьявол, лучше бы я не заслуживал такого доверия!

— Но ты заслуживаешь.

— А как насчет Тома? Он надежен как скала. А, понимаю. Боишься, что он бросит тебя за борт, если ты предложишь ему пропустить самое увлекательное сражение в жизни.

— В этом есть доля истины.

— Ты знаешь, что я могу выйти из компании.

— Но не выйдешь.

— Если будешь задаваться, брошу тебя за борт сам, — сказал Н'б'ри. — Но ты прав, как всегда прав, будь ты проклят.

Он еще раз взглянул на список и покачал головой:

— Какого дьявола это не может подождать, пока мы не вернемся из похода?

Гарет глубоко вздохнул:

— Потому что существует возможность того, что мы не вернемся. И мне совсем не хочется, чтобы в бою участвовали корабли, которые тебе предстоит отвести на север.

— Вот в чем дело.

— Не забывай, — продолжил Гарет, — тебе и другим матросам причитаются равные доли, участвовали вы в сражении или нет.

— Это успокаивает, — язвительно произнес Кнол. — Знаешь, я занялся с тобой пиратством не только для того, чтобы разбогатеть.

— Знаю, — ответил Гарет. Он хотел сказать, что сам не в восторге от своего выбора, но понимал, что это будет проявлением трусости. Он был избран капитаном и обязан сам принимать решения, пока его место не займет другой.

— Хорошо, — неохотно согласился Кнол.—Мне предстоит еще сообщить обо всем Номиосу. Надеюсь, он не бросит меня за борт и не зарубит саблей.

Гарет проводил взглядом выходившие из лагуны три корабля Н'б'ри, пожелал им счастливого плавания и постарался не думать о том, как ему пришлось поступить со своим другом. Он пытался мыслить рационально, убедить себя в том, что жалеть не о чем. По крайней мере, он спас Кнола от мучительной смерти в руках линиятов, если удача отвернется от них.

Впрочем, лучше он себя не почувствовал и поспешил на встречу с другими капитанами, чтобы обсудить, как они будут сражаться с линиятами, когда, вернее, если повстречаются с ними.

Когда к Гарету подошел Лабала, до отхода оставалось три дня.

— Мой отец говорил, что в наших краях сны об акулах предвещают несчастье.

— Тебе снились акулы? — спросил Гарет.

— Да.

— Думаешь, твой сон сможет остановить то, что было вызвано другим сном?

Лабала посмотрел на корабли, по которым сновали матросы, завершая последние приготовления к походу, на лодки, подвозившие с берега продукты и порох.

— Нет, — произнес он медленно, — на это я не рассчитываю.

Дафлемер, находившийся на борту флагманского корабля “Напористый”, вывел из лагуны пиратскую флотилию.

Ветер был попутным, и Галф приказал поднять на “Стойком” все паруса. Скоро по голубым, с белыми шапками пены, волнам заскользили под полными парусами все корабли.

Гарет оглянулся и посмотрел на острова, он увидел стоявших на берегу женщин и детей, которые махали им руками, желая счастливого плавания.

Он отвернулся, оставив позади тепло и безопасность земли.

Впереди было только открытое море и золото линиятов.