«Сны во сне не снятся», – приходит в голову первая мысль, после того как, проснувшись, понимаю, что все еще сплю.
Перед лицом проплывает антенна кошачьего хвоста и раздается хриплое требовательное мяуканье.
– Ме-э-э! – Звонкое блеяние из окна заставляет меня вскочить с топчана и наспех поправить сбитые шкуры.
Похоже, домой явился хозяин. Судя по блеянию, он целый день пас то ли овец, то ли коз. Интересно, где здесь можно пасти овец, оставаясь незамеченным? Вероятно, из долины есть еще какой-то выход, кроме того, по которому явился я.
– Ме-э-э. – Повторное одинокое блеяние прерывает сумбурный мысленный поток.
Плотнее запахнув плащ, ожидаю появления хозяина. Тот почему-то не спешит заходить в дом. Подождав немного, решаю выйти сам.
– Ме-э-э, – радостно приветствует меня белая козочка и подбегает к крыльцу, болтая полным выменем.
– Мя-ау, – трется о мои ноги кот.
– Ш-ш-ш, – вьется между кошачьих ног выползший из-под крыльца уж.
– Дурдом, – резюмирую происходящее, понимая, что, кроме чего-то требующего от меня зоопарка, больше никого нет. Но на всякий случай все же кричу: – Эй! Хозяева! Есть кто дома? Нет никого?
В ответ лишь собравшееся зверье удивленно смотрит на меня.
На крыльцо выбегает мышь и, деловито пискнув, снова убегает в дом.
– Дурдом, – повторяю я.
– Ш-ш-ш, – соглашается уж.
– Мя-ау, – трется о ноги кот.
– Ме-э-э, – трясет выменем коза.
Мимо, не обращая на нас внимания, куда-то скачет кролик.
В небе летит ступа с ведьмой…
Сажусь на ступеньку и машинально начинаю почесывать меж рогов ткнувшуюся мордой мне в ладони козу.
В какой-то затяжной сон я вляпался. Если честно, мысль о том, что это не сон, а пока не объяснимая реальность, уже несколько раз мелькала в голове. Но какой реальностью можно объяснить вот эту приземляющуюся Бабу-ягу?
Ступа при ближайшем рассмотрении оказывается плетеной глубокой корзиной, прицепленной тонкими стропами к полупрозрачному крылу-параплану. Удивительный аппарат приземляется в полусотне шагов от дома. Плетеная ступа вместе с находящейся в ней воздухоплавательницей опрокидывается.
Поднимаюсь, чтобы помочь, но никак не могу сообразить, как высвободить хотя бы одну руку из-под не имеющего прорезей для рук плаща, не демонстрируя свою наготу. В итоге гостья, немного просеменив на четвереньках, поднимается самостоятельно, а я ошарашенно застываю, открыв рот. Передо мной, радостно улыбаясь, стоит та самая рыжая милашка из недавнего видения. Теперь, при более близком рассмотрении, вижу, что она не так уж и юна, как показалось при мимолетном взгляде. Тетеньке явно не меньше тридцати. И она красива той зрелой красотой, которая способна покорить мужчин абсолютно всех возрастов. Во всяком случае, меня она покорила точно. Боюсь только, что она примет меня в таком виде за маньяка-насильника и, чего доброго, отдубасит шестом, который держит в руках.
Блея и мяукая, кот с козой бегут приветствовать красотку. Неужели она и есть хозяйка сего райского уголка? Да нет, не может быть. Обнаруженная мною обувь не менее сорок второго размера, а то и сорок третьего. У нее же вон какая миниатюрная ножка.
И чего это она на меня так радостно смотрит? Мне, конечно, приятно. Но неловко как-то.
– Здрасьте, – приветствую гостью легким поклоном.
– Кошенька, ты и правда живой? – прижав руки с зажатым в них шестом к груди и продолжая излучать радость, спрашивает женщина.
На всякий случай оглядываюсь, чтобы убедиться, что за моей спиной никого нет и женщина обращается именно ко мне.
– А мне как Карлуша сообщил, будто видел тебя живым и невредимым, – продолжает она, оглядывая меня с ног до головы, словно могла видеть сквозь плащ, – я и не поверила, но все же вызвала тебя. А ты сразу связь и оборвал почему-то. Я чуть погодя снова вызвала, и снова ты не захотел мне ответить. Потом и вовсе вызов перестал проходить. Вот я и решила сама наведаться. Ты уж, Кошенька, извини меня, старую. Я и сама уже как только себя не корила, что через мою глупость извел тебя Иван, трухлявый пень с муравьями ему в зад. Так значит, не извел он тебя, Кошенька? Радость-то какая! Ой, а бледненький ты какой! Досталось тебе все же, вижу. Да ты отдыхай, Кошенька, сил набирайся. А я пока поухаживаю за тобой. Сейчас вот Машку подою…
– Кхм, э-э-э… Извините, – прерываю словоохотливую женщину. – Я вообще-то сюда случайно зашел. Шел по лесу… и зашел. А тут, кроме этих зверюшек, никого нет. Ну, вот как бы и все. Меня, кстати, Георгием зовут.
– Куда? – вперивает в меня большие зеленые глаза гостья.
– Что – куда? – не понимаю я.
– Зовут тебя, Коша, куда?
– Э-э-э… Я – Георгий. Для вас просто Жора, – старательно изображаю должную казаться милой улыбку.
В широко открытых глазах красавицы появляется жалость. Выронив шест, она тянет ко мне руки. Шест падает, ударив по хвосту ужа, который, воспользовавшись моментом, обвил козью ногу, припал к соску и хлещет молоко большими глотками. А коза, зараза, не только не возмущается, а даже глаза прикрыла от удовольствия.
– Что же я, старая, наделала-то? – вдруг начинает заунывным голосом причитать совсем даже не старая женщина, продолжая тянуться ко мне руками, будто желая обнять, но не решаясь. – Нешто ты, родименький, умишком повредился?
Если это все же не сон, насчет умишка она может оказаться права. Однако я совсем не против ее объятий и даже делаю шажок навстречу.
Но понимаю, что не смогу ответить, не распахнув свой плащ, и останавливаюсь.
Женщина все же подходит вплотную, слегка коснувшись меня высокой грудью, берет мою голову маленькими теплыми ладонями и пристально смотрит в глаза. Я словно проваливаюсь в зеленый омут ее красивых глаз…
Дальнейшее помню как в тумане.
Я превращаюсь в безвольного болванчика и лишь краешком сознания отмечаю происходящее.
Взяв за руку и ничуть не стесняясь распахнувшегося плаща, зеленоглазая ведет меня к бане, где усаживает на расположенную в тени берез скамейку. Сама направляется к поленнице и, набрав охапку дров, скрывается за дверью. Вскоре из печной трубы начинает струиться дымок. Женщина что-то говорит мне и убегает к дому. Вновь появляется, заставляет меня выпить чашку теплого жирного молока и опять убегает. Некоторое время она периодически мелькает перед глазами, бегая от бани к дому и обратно.
И вот рыжая тащит меня в парилку, попутно не только содрав мой плащ, но и разоблачившись донага сама.
Позже я спишу происходящее на глубокое погружение в гипнотический транс, в который меня ввела зеленоглазая колдунья. А как иначе объяснить мое равнодушное отношение к стройному телу обнаженной красотки?
Но, что удивительно, никакой транс не лишает меня возможности испытывать блаженство от банных процедур. А рыжая толк в этих процедурах знает. Сперва мы, забравшись на полок, как следует прогреваемся. Потом она, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, довольно продолжительно обрабатывает меня сразу двумя вениками. Затем выталкивает из парилки к озерцу и обливает ледяной водой, черпая ее ведерком прямо из водоема. И снова парилка, ковш ароматного настоя на камни и веники.
С блаженством вдыхаю вечерний прохладный воздух, расположившись на лавочке под березками. Рыжая в это время снова протапливает баню. И все повторяется.
Вот я опять сижу на скамейке, теперь уже одетый в полотняные портки и длинную рубаху-косоворотку. В голове ни единой мысли. Просто сижу и наслаждаюсь созерцанием ярких звездных узоров на ночном небе.
Появляется рыжая и ведет меня за руку в дом. Там на столе в свете масляного светильника поблескивает медными боками самовар. Рядом большое блюдо с горой пышных пирогов. Проверяю на себе, что глубокий транс аппетиту не помеха.
Пока насыщаюсь, зеленоглазая подтверждает, что является не просто гипнотизершей, способной погружать в транс добропорядочных людей, а самой настоящей ведьмой. Она ставит на стол наполненную водой миску, что-то шепчет, водит над ней руками, затем дует. Вода в миске вдруг чернеет, и как только рябь успокаивается, появляется изображение лица голубоглазого блондина, занятого подравниванием небольшой аккуратной бородки с помощью огромных, внушающих уважение ножниц. Завидев нас, он недовольно хмурится и что-то бурчит, обращаясь к женщине. Однако, переведя взгляд на меня, застывает с открытым ртом на полуслове. Рыжая начинает ему что-то объяснять, но я не прислушиваюсь. Я наелся, и мне теперь хочется только спать. А разные переговоры по мисочным видеофонам ну совершенно не волнуют. С трудом выбравшись из-за стола, падаю на топчан, и мое сознание отступает под натиском сладкой дремы.