Кошка

Париж, авеню Великой Армии недалеко от Триумфальной арки. Прямо на тротуаре разбита брезентовая палатка с надписью «Строительное управление парижской телефонной станции». Внутри ее открыт люк, в котором копаются трое одетых в комбинезоны монтеров. Они устраняют повреждение телефонного кабеля.

Никто не обращает внимания на эту палатку в теплый, звездный вечер. Сегодня — 31 июля 1941 года, и в Париже царит прекрасное лето с его атмосферой, располагающей к нежности, с его изумительными женщинами в новых пестрых платьях, с его дурманящим ароматом цветущих лип, что доносится из Булонского леса...

В такой вечер никто не проявит интереса к какой-то там затрапезной палатке и ее обитателям, занимающимся нудным ремонтом. Именно на это рассчитывали люди, которые возвели здесь неказистое брезентовое сооружение. Именно это входило в их планы. Потому что палатка на авеню Великой Армии принадлежала вовсе не строительному управлению парижской телефонной станции, а небольшому подразделению германского абвера — ведомства военной разведки и контрразведки, которое возглавлял адмирал Кана рис. Три монтажника в палатке не были ни французами, ни монтажниками. И они вовсе не устраняли повреждение кабеля, а старались лихорадочно запеленговать тайный радиопередатчик, на котором работал опаснейший и предерзкий шпион второй мировой войны, ежедневно посылающий в лондонский Центр подробные сообщения, подписанные псевдонимом «Кошка».

Этим вечером в Париже были разбиты еще две палатки с такими же надписями. Но на самом деле и они не имели ничего общего со строительным управлением телефонной станции, а парни в спецовках французских монтажников тоже не были ни монтажниками, ни тем более французами.

Люди в этих трех палатках поддерживали между собой связь по радио. Было без десяти минут девять вечера. И ровно через десять минут начнет работать передатчик «Кошки». Обитатели палаток должны были попытаться точно засечь место, откуда ведется передача, и не только засечь, но и схватить таинственного незнакомца. Их судьба зависела от успеха операции. Если она провалится, всех участников немедленно отправят на Восточный фронт.

Да, этот ужасный Восточный фронт. Он открылся месяц и десять дней тому назад. С 22 июня 1941 года Германия находится в состоянии войны с Союзом Советских Социалистических республик. Но еще задолго до этой даты «Кошка», которую никто не знал и которую все боялись, «Кошка», за которой стали охотиться все подразделения гестапо, службы безопасности и тайной полевой полиции, эта дерзкая, неуловимая, призрачная «Кошка» гнала через пролив Ла-Манш радиограммы, которые с начала войны с Россией стали ужаснейшей головной болью для германского Верховного командования.

Радиограммы были довольно длинные и, как правило, зашифрованные. И начинались они каждый раз так: «Военному министерству в Лондоне комната 55-а точка Кошка сообщает...»

Что следовало за тем, заставляло стынуть кровь в жилах у высокопоставленных лиц, читавших те радиограммы, которые немецкие специалисты сумели расшифровать. Например: «...источники в штаб-квартире гестапо и СД на авеню Фош точка Подразделения войск СС отправлены сегодня утром из Парижа на восток точка Германская армия 22 июня нападет на Россию...»

Сенсационное сообщение!

Но это было не все. Далее следовали точные подробности, как будут развертываться германские силы на русской границе, назывались группы армий, направления главных ударов, номера дивизий, отдельных полков и так далее. Короче говоря, весь план немецкого вторжения в Россию был выдан Англии.

И сделала это «Кошка».

Нужно было, в конце концов, поймать эту «Кошку», этот призрак, который никто никогда не видел, обезвредить это таинственное существо, действующее в потемках. Вот для этой цели и притаились вечером 31 июля 1941 года, без десяти девять по среднеевропейскому летнему времени, три тройки мужчин под тремя палатками на улицах прекрасного Парижа, на красоты которого они в данный момент не обращали ни малейшего внимания...

Троих в палатке на авеню Великой Армии зовут Винклер, Штаден и Хальбе. Винклер — из Вены, Штаден — из Берлина, Хальбе — из Гамбурга. Они — специалисты по радиопеленгации, мастера своего дела. Винклер и Штаден — ефрейторы, Хальбе — лейтенант.

— Сделайте еще раз контрольный пеленг на радиостанцию Парижа! — скомандовал белобрысый лейтенант. Его лоб был густо усеян капельками пота.

Ефрейтор Винклер, сидевший на корточках, подставному распрямляет спину:

— Так точно, господин лейтенант! Взять контрольный пеленг на радиостанцию Парижа!

Он вращает качающуюся рамочную антенну пеленга-торного устройства и вслушивается в шумы, заполняющие его наушники.

— Радиостанцию Парижа принял, — докладывает через несколько секунд ефрейтор Винклер. — Сожалею, господин лейтенант, что не смог точно ее запеленговать!

— Устанавливаю связь с палаткой номер два, господин лейтенант, — докладывает ефрейтор Штаден.

Оба ефрейтора ухмыляются. Ухмылка их язвительная. Хотя лица нижних чинов заливает обильный пот, оба лжемонтера не могут отказать себе в удовольствии немного поиздеваться над непосредственным начальником. И это выражается в том, что они с военной сверхмолодцеватостью надо — не надо к каждой фразе прибавляют обращение «господин лейтенант».

— Прекратите болтовню, чтобы я этого больше не слышал, — ворчит офицер. — Если мы не поймаем «Кошку», вы у меня получите на орехи!

В палатке на авеню Великой Армии временно устанавливается тишина. Три лжемонтера задумываются над тем, что их ждет. Они думают об Альстере, Венском лесе и Ванзее[1]. Они думают один о невесте, другой — о матери и третий — о маленьком сыне. Они думают о том, что их ожидает в России, если им сегодня не повезет.

Юный и смазливый лейтенант Хальбе вот уже несколько дней полон безудержного гнева, который никак не может обрушить на кого-нибудь. Он — единственный из троицы, засевшей в палатке номер один, точно знает всю предысторию охоты за самым крупным и опасным шпионом второй мировой войны. Это его, лейтенанта Хальбе, откомандировали в Париж с особой миссией, где он был представлен будущим сотрудникам. Их набрали во всех концах Германии и на фронтах. Это были образованные люди — инженеры и высококвалифицированные техники, которые привыкли самостоятельно мыслить и прекрасно знали, какую важную задачу им предстояло выполнить.

План, который лейтенант Хальбе представил своим новым начальникам, был прост и гарантировал успех. Надо было установить в трех точках города пеленгаторы. Приблизительное местонахождение передатчика «Кошки» было уже определено: где-то в домах по улице полковника Молля.

— У наших пеленгаторов — подвижные рамочные антенны, — просвещал своих не очень смысливших в радиотехнике шефов. — Мы введем в действие три прибора, которые будут установлены в углах треугольника, построенного вокруг улицы полковника Молля. «Кошка» начнет передачу, мои люди настроятся на нее и будут вращать свои антенны до тех пор, пока слышимость во всех трех наушниках не станет максимально ясной. В этот момент надо провести прямую линию перпендикулярно к рамке антенны. Она, эта линия, точно пройдет через пункт, где находится рация. Три таких прямых пересекутся в одной точке. Точно там и будет находиться квартира «Кошки».

Начальство быстро утвердило план лейтенанта. Однако, когда дело дошло до практической реализации его замысла, взбунтовался прусский солдафонский дух шефов. Ведь юный реформатор осмелился одеть своих подчиненных, да и себя самого в синие спецовки французских монтеров. В отношении этой «военной хитрости» возникли большие сомнения. Майор Бонштег взволнованно потряс своей коротко остриженной седоватой головой.

— Я категорически возражаю против того, чтобы личный состав роты радиопеленгации был переодет в гражданскую одежду и замаскировался под французов. Солдат в гражданском — это издевательство над дисциплинарным уставом нашей армии!

Лейтенант Хальбе, получивший приказ изловить опаснейшего шпиона, попытался настоять на своем.

— Если мои люди в форме и с пеленгаторными приборами в руках, — спокойно пояснил он, — будут бегать по улицам города, то я имею основания опасаться, что прохожие сейчас же обратят на них внимание со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями.

— Тогда надо разработать другой план,—отрезал майор, — чтобы солдаты могли выполнить поставленную задачу в военной форме!

Выполнить такое задание лейтенант был не в состоянии. Возникли ожесточенные споры. В результате потеряли драгоценное время, в течение которого «Кошка» продолжала беспрепятственно передавать «Военному министерству в Лондоне комната 55-а» сверхсекретную информацию.

Это заставило шефов упрямого лейтенанта пойти на компромисс. Было принято следующее соломоново решение:

«Солдатам разрешается носить гражданскую одежду, но при этом должны строго выполняться два условия. Во-первых, они обязаны соблюдать уставные отношения со своими командирами, когда, в обозримом пространстве нет французов. И, во-вторых, им надлежит при обращении к своим начальникам называть их воинское звание, если опять же в зоне слышимости нет французских граждан».

При таких, мягко выражаясь, странных обстоятельствах началась операция. И этим объясняется, почему ефрейторы Винклер и Штаден тянулись в стойке «смирно», цепляясь головой за брезент тесной палатки, и присовокупляли к каждой своей фразе обращение «господин лейтенант». И Хальбе был не единственным офицером, который бесился от того, что его подчиненные издевательски точно выполняли приказ высшего начальства...

—Докладываю, господин лейтенант, осталась еще одна минута до девяти, — чеканил ефрейтор Штаден, отдавая честь и пытаясь щелкнуть каблуками.

— Если вы еще раз скажете «господин лейтенант», получите от меня пинок в зад, — рычит Хальбе.

Он уставился на циферблат своих наручных часов, по которому мучительно медленно, как ему кажется, ползет секундная стрелка.

15.. . 20... 25... 30...

Еще полминуты!

Лейтенант хватается за наушники. Точный план района города, где он ищет «Кошку», лежит у него на коленях. На плане красным карандашом отмечены места, где установлены пеленгаторы.

35.. . 40... 45...

Лейтенант Хальбе со своими людьми коротает уже седьмую ночь на улицах Парижа. Семь ночей и вечеров пытаются специалисты установить точное расположение радиопередатчика. Пока это им не удалось. Хотя все же за это время мучительно медленно — район за районом, улица за улицей — они вплотную приблизились к «Кошке».

50.. . 55... 60...

Секундная стрелка добирается до цифры «12»! И точно в этот момент в наушниках у Хальбе раздается первый писк. «Кошка» начала передачу с точностью до секунды, как и каждый вечер: «Военному министерству в Лондоне комната 55-а точка Кошка сообщает...»

В трех палатках закипела лихорадочная работа. Антенны едва заметно движутся налево, направо... Карандаши торопливо бегут по бумаге... Маленькими линейками и треугольниками измеряются расстояния... Затем прокладываются тонкие прямые...

А «Кошка» продолжает передачу.

На этот раз она использует так называемый «полу-код» — текст частично открытый, частично закодированный. Фамилии, названия населенных пунктов и некоторые сообщения скрыты за рядом цифр

— Чепуха какая-то, — бормочет Штаден, склонившийся над своим аппаратом. Ефрейтору жарко, струйки пота бегут за воротник его рубашки.

— Что случилось? — спрашивает лейтенант.

— Да все то же, что и всегда! — стонет Штаден, забывая на этот раз прибавить ироническое «честь имею доложить, господин лейтенант». — Мы не можем точно определить нужное место.

— Пеленг не дает результат, который нам нужен. — добавляет Винклер, который поддерживает связь с другими палатками. — Как всегда, прямые линии, пересекаясь, образуют маленький треугольник, а не точку.

— Где этот треугольник? — спрашивает лейтенант.

Винклер показывает пальцем на плане. В треугольник входят дома от номера 9 до номера 17 по улице полковника Молля.

— Проклятье! — рычит лейтенант в безудержном гневе.

Точка, точка, тире... Тире, точка, тире, точка... продолжает выстукивать дерзкий радист. Неужели его не удастся поймать?

Лейтенант Хальбе не мог этого понять. Что случилось? Может быть, у его людей мало опыта? В первые два военных года активность противника в эфире была небольшой, и она резко усилилась лишь после начала войны с Россией. Или же причина в неэффективности пеленгаторов?

Лейтенант чувствовал, что его нервы напряжены до предела и он вот-вот сорвется. Было бы, конечно, спокойнее, если бы он сейчас знал то, что выяснилось гораздо позже. А именно, что он и его люди не несли никакой вины за срыв операции.

Во время следствия по делу провалившейся советской шпионской организации «Красная капелла» — это было уже в 1942 году — выяснилось: агенты этой гигантской резидентуры, инженеры и техники, работавшие на радиозаводах, занимались вредительством, производя бракованные пеленгаторные установки. Вот почему немецким контрразведчикам часто не удавалось обезвредить вражеские передатчики.

Обо всем этом лейтенант Хальбе 31 июля 1941 года не знал. Единственно, что ему было тогда известно, так это то, что на следующий день, 1 августа, вся его команда будет отправлена в составе маршевой роты на Восточный фронт, если он не доложит об успешном выполнении поставленной задачи.

Точка, точка, тире... Тире, тире, точка, тире... Все еще передает «Кошка». Но Хальбе уже принял решение. Таким образом, как он действовал раньше, шансов обезвредить неуловимый передатчик нет.

— Все, — приказывает он. — Кончаем!

— Прекрасно, — откликается ефрейтор Штаден и снимает наушники. — А что будет дальше?

— С меня достаточно! — Лейтенант швыряет план Парижа. — Мы сейчас обыщем все эти девять домов по улице полковника Молля от подвала до чердака.

— Чудесная работка — и это все за одну ночь? — ворчит ефрейтор Винклер.

— Не мы одни, — обрывает его Хальбе. — В наше распоряжение поступят люди из ТПП[2]. Они сейчас сюда прибудут.

— Тогда другое дело, — меняет тон Винклер.

Штаден передает по рации указание в другие палатки:

— Операция окончена!

Время: 21 час 23 минуты...

Часы на колокольне ближайшей церкви пробили десять. В этот момент лейтенант Хальбе покидает дом номер 9 по улице полковника Молля. Первое строение в своем списке он тщательно обыскал от подвала до чердака. Но ничего не нашел. И быстро направляется в следующий дом.

Улица полковника Молля появилась еще во времена Наполеона. Дома с узкими окнами, доходившими почти до самого пола, напоминают о блеске и богатстве давно прошедших дней. Они являются подходящим фоном для возвышающейся неподалеку Триумфальной арки.

После того, как лейтенант Хальбе дал сигнал о начале облавы, перед входом в каждый дом появились по два с^жащих тайной полевой полиции. Респектабельный вид квартала был явно испорчен. Хотя они и явились в штатском, тем не менее даже ленивый распознает в них за сотню метров полицейских.

«Вот с такими ребятами, — с горечью думает лейтенант, — я должен поймать «Кошку»!» Усталый и полный ярости входит он в дом номер 10, подъезд которого ему открыла угрюмая консьержка. Дверь за ним закрывается.

Проходит минута-другая. Вдруг из дома номер 14 выходит какая-то женщина.

— Гляди-ка! — шепчет полицейский Вильгельм Байе своему напарнику Оскару Пранге.

Они, изображая из себя «случайных прохожих», лениво — руки в карманах брюк, во рту самые что ни на есть французские сигареты «Галуаз» — прогуливаются по улице.

Пранге окинул незнакомку взглядом знатока и даже присвистнул. Оба полицейских разглядывают миловидную, совсем еще молодую женщину, которая спокойно идет по улице. Ей самое большее лет двадцать пять. На ней красная шляпка с длинным пружинящим пером, и так же пружиниста и легка ее походка.

— Послушай-ка! — вдруг сказал Оскар Пранге благоговейным тоном, который появляется у мужчин, когда они заводят разговор о вещах, далеких от служебных, профессиональных и других серьезных дел. — А я бы с удовольствием поволочился за ней.

Между тем женщина уже удалилась на некоторое расстояние. Она шла как манекенщица. У нее было что показать: узкая темная юбка плотно облегала ее стройную фигуру.

— Что касается меня, — ответил Вильгельм Байе, — то я женат и верен супруге. А ты — холостяк, и на твоем месте я бы тоже приударил за ней. Поэтому догони красотку, проверь у нее удостоверение личности, вот и узнаешь, где она живет, а там уж дело техники. Не мне тебя учить...

Можно понять этих полицейских. Два здоровенных парня, скучавших здесь целый вечер, как говорится, застоялись. К тому же начальство плохо информировало их. Им было только сказано, что они должны оказать помощь в захвате подпольного радиопередатчика — и все. Чужой лейтенант должен выйти к ним и позвать. Вот уж-тогда они станут делать то, чему их учили: ворвутся в чужое жилище, скомандуют «Руки вверх!», арестуют парочку-другую преступников, оденут им наручники и доставят куда надо. На что-нибудь другое служебное рвение Пранге и Байса не распространялось. Позже они будут оправдывать свое упущение тем, что им никто не приказывал относиться с подозрением не только к мужчинам, но и к любой женщине, попавшей в их поле зрения...

Привлекательная молодая женщина в красной шляпке доходит до угла с улицей Акаций. Байе бросает:

— Давай, приятель, жми! Достанусь здесь. Когда придет лейтенант и спросит, где ты, я отвечу: тут прошла подозрительная женщина, и ты пустился ее догонять, чтобы проверить документы.

— Порядок! — ухмыльнулся Пранге и бросился за незнакомкой.

Когда толстоватый Пранге добежал до угла улицы, то увидел, что женщина в шляпке оглянулась и заметила его. Это придало ему бодрости.

«Значит, она тоже обратила внимание на меня», — подумал он и ускорил ход.

Однако вместо того, чтобы дать себя догнать, незнакомка вдруг бросилась бежать.

«Ну и ну! — подумал Пранге. — Наверное, у нее нечистая совесть».

Как известно, толстяки бегают неохотно. Но Оскар Пранге был всегда верен служебному долгу. Он знал, когда нужно бегать, а когда нет. Сейчас же он решил, что надо, и кинулся вперед со всех ног. Тихую и безлюдную улицу Акаций он пробежал, тяжело отдуваясь, преследуя женщину в красной шляпке, каблучки которой молоточками отстукивали бешеное стаккато по асфальту тротуара. Она просто летела в направлении Триумфальной арки и, достигнув входа в метро, поскакала по ступенькам вниз. Пранге последовал за ней.

Очутившись внизу, он поначалу не заметил незнакомку. Куда она исчезла? Но нет, его дама в красной шляпке здесь Вон она у прохода на перрон.

— Стой! — заорал по-немецки Оскар Пранге.

Несколько человек обернулись и осуждающе посмотрели на него. И это неудивительно. Как же прохожие-французы могли оставаться равнодушными при виде немца-оккупанта, преследующего их соотечественницу.

— Стой! — крикнул Пранге еще раз.

Расталкивая людей, он бросился к турникету и успел схватить незнакомку за руку. Ему было все равно, что подумают окружающие. Железной рукой он удерживал молодую женщину. Она защищается как дикая кошка, шипит, фыркает, широко раскрывает рот, показывая безупречно белые зубы.

-— Ну погоди! — грозит полицейский, пытаясь вытянуть ее из крестовины турникета.

И вдруг чувствует, как на его плечо опустилась чья-то тяжелая рука и потащила назад. Он быстро оборачивается и видит перед собой двух богатырского вида мужчин, которые угрожающе уставились на него.

— Что тут происходит? — грубым тоном спрашивает один из них по-немецки.

А незнакомка продолжает яростно колотить свободной рукой по лапище Пранге, сжимающей хрупкое предплечье женщины. Она бушует, что-то кричит по-французски. Кругом собираются любопытные, привлеченные этой сценой.

— Немедленно оставьте женщину! — угрожающе приказывает другой мужчина. Это он держит Пранге за плечо.

— Что вы хотите от нее?

Француженка опять начинает кричать. Пранге в бешенстве повышает голос на неизвестно откуда взявшегося защитника молодой женщины:

— Какое вам дело, что я хочу? Да кто вы, собственно, такой?!

— Служба безопасности. — отвечает первый богатырь. — А вы кто?

— Тайная полевая полиция, — орет Пранге, стремясь поставить на место этих двух идиотов.

И трое немцев вынимают свои служебные удостоверения. После этого ошарашенно оглядывают друг друга. Они еще не успели прийти в себя, как прекрасная незнакомка с огромными глазами и большим красным ртом вновь испускает дикий крик. Затем начинает возбужденно тарахтеть на французском, который Пранге ни в зуб ногой. Она обращается к собравшейся толпе, поскольку турникет на входе на перрон занят немецким полицейским, все еще не выпускающим изящную ручку прекрасной пленницы.

Это самое умное, что она могла сделать. Для французов обстановка представляется следующим образом. Мужчина, скорее всего немец, поскольку говорит только по-немецки, пристал к их соотечественнице. Более того, он силой удерживает ее. К тому же он не в военной форме. И, кажется, у него стычка с двумя другими немцами.

Французы вспоминают, что они патриоты и кавалеры. И начинают выражать свое недовольство.

— Оставьте в покое эту женщину! — кричит низенький мужчина, гневно сверкая очками в стальной оправе. — Она хочет сесть в поезд, чтобы успеть попасть домой до наступления комендантского часа.

Обстановка накаляется. Толпа угрожающе нависает над тремя растерявшимися немцами.

Другой мужчина, вберете, кричит по-французски прямо в физиономию Оскара Пранге что-то обидное. Хотя любитель амурных приключений ничего не понимает, перекошенное от ненависти лицо парижанина говорит само за себя.

— Но я... — начинает Пранге и тут же замолкает.

Один из сотрудников службы безопасности бьет его по руке и кричит:

— Отпустите, наконец, женщину, идиот!

Оскар Пранге сдается. Он разжимает пальцы, сцепившиеся в руку прекрасной незнакомки. Как раз в это время из тоннеля показывается поезд и с грохотом подкатывает к перрону. С торжествующей улыбкой дама в красной шляпке бросается к вагону и исчезает...

Тяжело дыша, Пранге вытирает со лба пот и отступает на два шага от прохода.

— Боюсь, вы допустили большую ошибку, — укоризненно обращается он к сотрудникам службы безопасности.

— Мы никогда не ошибаемся, — зло фыркает один из них.

Другой, который, кажется, настроен более мирно, объясняет:

— Что вам вообще нужно от этой молодой женщины? Мы ручаемся за нее. Она нам хорошо известна. Это — наш агент.

— Что? Кто она? — спрашивает Пранге. совершенно сбитый с толку.

— Она — один из агентов службы безопасности, — повторил тот.

На Пранге, можно сказать, обрушилась Вселенная. Сначала он изображал из себя неотразимого донжуана, стремившегося познакомиться с красной шляпкой. Затем, когда незнакомка побежала, у него возникло подозрение — тут, видимо, дело нечистое, и он превратился в проницательного шерлокхолмса. А вот теперь полное фиаско!

Как он, старый лис из ТПП, мог охотиться за агентессой службы безопасности, одной из своих?! Да ты, елки зеленые, самый настоящий тюфяк — раз такое случилось! Ему уже слышались обидные шуточки и громогласное ржанье сослуживцев. Он видел себя на ковре перед начальством, которое требует от него объяснений. И, наконец, головомойка, суровое наказание...

Словно поджавший хвост пудель, тащится несостоявшийся донжуан от метро на улицу полковника Молля. По дороге решает, что не произнесет ни звука о своем героическом поступке. Ни слова ни лейтенанту, ни своему сослуживцу Байсу. Авось и те ребята не станут болтать. Дай-то Бог!

Пранге не знает, что он был на волосок от величайшего успеха. Не знает, что он уже держал в своей руке край покрова, за которым скрывалась таинственная и неуловимая «Кошка». Не знает, что только что встретил женщину, которая сделала игру с опасностью главным содержанием своей жизни.

Позже, мною позже выяснится, с какой беспримерной дерзостью «Кошка» провела своих преследователей. С какой отвагой собирала она важнейшую секретную информацию и передавала ее военному министерству в Лондоне, каждый раз начиная со слов: «Кошка сообщает...»

«Кошка» знала, что пеленгаторы направлены на ее передатчик. Но ей также было известно, что эта техника изготовлена с большими дефектами. Вместе с тем она учитывала косность и медлительность немецких служб и оказалась права. Принимала она в расчет и свое женское обаяние, которое действовало безотказно на немецких военных, да, в общем, и на всех мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться. Она шла даже в пещеру льва — спальню одного из эсэсовских генералов в Париже. Но обо всем этом узнали значительно позже.

Молодая женщина в красной шляпке была не кем иным, как «Кошкой»... Поздним вечером 31 июля она выступала совсем в ином обличии — агентессы службы безопасности. У нее было много прикрытий. И, конечно, ей ничего не стоило обмануть нижних чинов тайной полевой полиции, не отличавшихся остротой ума.

И все же, несмотря на изощренный ум, дерзость и неописуемую отвагу, «Кошка» была женщиной, женщиной страстной, темпераментной, непредсказуемой. Если она полюбила — ей было наплевать на любую опасность. Казалось, опасность усиливала ее любовь. Опасность еще больше щекотала ее нервы.

Вот как обстояло дело, когда лейтенант Хальбе — он же сотрудник тайной полевой полиции — чуть было не достиг самого большого успеха в своей карьере. Но в последнюю минуту «Кошка» выскользнула из его сети. Друзья не раз предупреждали ее об опасностях, о том, чтобы она действовала более осторожно. Но она упрямо оставалась с передатчиком на улице полковника Молля. Ей не хотелось покидать квартиру, где она провела чудесные дни и ночи с мужчиной, которого горячо и каждый раз по-новому любила. Мужчина этот и вовлек ее в волнующий мир приключений. Вот она и оставалась там ради этого мужчины и из-за того, чтобы насладиться щекочущим нервы чувством опасности. Странная женщина, непонятная для тех, кто ее не знал. Насколько она по-су-масшедшему горячо любила, настолько хладнокровно действовала тем поздним вечером 31 июля 1941 года. План ее был прост, но он наверняка достигал цели. Он был рассчитан на то, чтобы привлечь к ней — и только к ней внимание сотрудников тайной полевой полиции. И он удался — «Кошка» исчезла. А тайный передатчик?

Второй этаж дома номер 14. Дверь открывает старая сутулая женщина.

— Что вам угодно, месье?

Старая женщина почти слепа, на ее носу пара очков.

— Вы владелица квартиры? — спрашивает лейтенант.

Он бегло говорит по-французски.

— Да.

— Немецкая полиция! — Хальбе показывает удостоверение. — Кто еще живет с вами в квартире? Есть ли у вас съемщики?

— Съемщики? Собственно, только один.

— А почему «собственно», мадам?

— Ну, как сказать... Еще одна дама живет у меня, но она не съемщица.

— Если эта дама живет у вас, но не является вашей съемщицей, — ведет дознание лейтенант, — так кто же она в таком случае?

— Она подруга моего съемщика, месье Валенти.

— А где, мадам, сейчас месье Валенти и его подруга?

Старая женщина сердито покачала головой.

— Ах, сегодня какой-то сумасшедший вечер! Мадам ушла полчаса тому назад, а месье Валенти оставил дом за несколько минут до вашего прихода. Да еще с двумя большими чемоданами. Не могу понять, почему он так заспешил. Ведь вот-вот наступит комендантский час!

— А где размещается месье Валенти со своей подругой?

Хозяйка машет рукой в глубину забитой старой мебелью и всяким хламом передней.

— Здесь, вот за этой дверью. Он снимает самую большую комнату, окнами на улицу. Боюсь, что вы туда не попадете, господа. Месье Валенти запер дверь и взял ключ с собой. Он... Постойте, господа, что вы делаете?! Так нельзя! — Голос старой женщины становится пронзительным: Нет, господа, нельзя же вести себя по-варварски!

Лейтенант Хальбе изо всех сил бьет ногой по двери. Раз - другой -третий.. Раздается треск дерева, и дверь слетает с петель. Хальбе и сопровождающие его люди врываются в комнату.

Первое, что отмечает лейтенант — это запах Терпкий и нежный аромат наполняет всю комнату. Это неизвестные Хальбе духи. Их а ромат опьяняет и притягивает, волнует и бодрит.

«Должно быть, это духи любовницы месье Валенти, — думает лейтенант. — Сбежавший Валенти, наверно, любит их. эти духи».

Хальбе осматривается. Кругом дикий беспорядок. Костюмы, платья, белье выброшены из шкафов и ящиков комода и валяются на широкой постели, на полу, на креслах.

— Господин лейтенант, взгляните! —Один из двух полицейских, которые сопровождают Хальбе, зовет его к окну и показывает на провод, который идет из комнаты к высокой антенне на крыше.

— Достаточно откровенно, — констатирует Хальбе. — Месье Валенти и его подруга совсем не безобидные радиослушатели. Это мне совершенно ясно. Как выглядит этот человек, мадам?

— Как сказать, — мямлит хозяйка квартиры. — Он высокий, такой примерно как вы, месье... стройный, элегантный. Тип офицера.

— Он француз?

— Думаю, нет. Наверное, поляк... Очень ухоженный господин, рубашки меняет каждый день.

— Сколько ему лет?

— Что-нибудь сорок пять.

— А как зовут его подругу?

— Месье называл ее Матильдой...

— Как еще он к ней обращался?

— К сожалению, не знаю.

— Не знаете?

— Сдающей в наем не принято спрашивать у постояльца фамилию дамы, которую тот оставляет у себя ночевать, — с достоинством отмечает старушка.

— Ну, конечно, — язвительно подтверждает Хальбе.

Он ожидал что-то вроде этого. Если бы хозяйка назвала фамилию, то она наверняка была бы ненастоящей.

— А как выглядела Матильда, мадам?

— Она небольшого роста, изящная, хорошо воспитана. У нее большой рот и черные глаза. Да вот, месье, ее фотография!

Хозяйка показывает на тумбочку. Лейтенант разглядывает молодую, очень привлекательную женщину в белом купальнике. Она улыбается, демонстрируя прекрасные зубы. У нее темные волосы, умное лицо. Так вот какая она, эта Матильда, ароматом духов которой пропитана вся комната. Дурманящий запах начинает волновать лейтенанта.

— Вы уверены, — спрашивает он старуху, чтобы стряхнуть с себя странное оцепенение, — что они не женаты?

— Совершенно уверена, месье. Я сплю там, в соседней комнате. А стены в моей квартире очень тонкие. Я старая женщина, дважды была замужем, так что прекрасно понимаю, что к чему, когда речь идет об амурных делах...

— У вас хороший слух, мадам?

— О да, месье, для моего возраста...

— Тогда вы должны были прекрасно слышать, как у этих двоих работал радиопередатчик!

— Передатчик?! — удивляется ничего не понявшая старая женщина.

— Да, — подтверждает Хальбе, хотя знает, что никакого толка не добьется. — Азбука Морзе, слышали о такой?

— Ничего не понимаю...

— Конечно, конечно, — говорит лейтенант, а сам думает: «Кто этот мужчина? И кто эта Матильда? Неужели она «Кошка»? И если так. то что заставило ее стать «Кошкой»?»

Жгучее желание увидеть эту женщину, разгадать ее тайну, познакомиться с ней охватывает лейтенанта Хальбе. Его все больше волнует запах ее духов.

— Господин лейтенант!

— Что у вас? — Хальбе очнулся от грез.

— Взгляните на это, — говорит полицейский и протягивает ему кусочек кварца. — Кажется, такие штуки используются в передатчике.

Лейтенант кивает.

— А вот что я нашел, — подключается второй полицейский, подавая лейтенанту листок бумаги. — Это расписка в получении арендной платы за комнату.

Хальбе поражается — уж очень большая сумма.

— Это ваша подпись? — спрашивает он старую женщину.

— Моя, месье.

Хальбе вздыхает.

— Тогда одевайте ваше пальто.

— Пальто?! А зачем?

— Я должен вас арестовать, — поясняет лейтенант.

— Арестовать?! Да что же такое я сделала?

— Мадам, вы получали за комнату вдвое больше обычного. Вы знали, чем занимается ваш съемщик, но закрывали на это глаза из-за денег. Вы — укрывательница, и вам платили за риск. У нас, немцев, утайщик — тот же вор.

— Платили за риск? — захныкала старуха. — Я не понимаю, месье, я ничего не понимаю, я не имела никакого понятия...

— Мы вам все точно объясним, мадам, — обещает ей Хальбе. А что ему еще остается?

Он встает. Его люди уводят жалобно причитающую старуху, а он смотрит на фотографию незнакомой женщины, о которой ему известно лишь то, что господин Валенти называл ее Матильдой.

Лейтенант засмотрелся на фото красавицы. Он замер и не шевелится... В его памяти долгое время сохранялась эта фотография молодой, прекрасно сложенной женщины с темными волосами, умным лицом и манящими глазами, пока в России его не сразила смертельная пуля. Ведь после провала операции радиопеленгаторное подразделение, которое он возглавлял вместе с ним, конечно, было отправлено на Восточный фронт.

Немногие посвященные в суть операции сотрудники отдела абвера в Париже решили молчать о неудаче с захватом тайного радиопередатчика в районе Триумфальной арки. Начальник абвера адмирал Канарис тоже пришел к такому же решению. Лишь некоторые сотрудники центрального аппарата ведомства закордонной разведки и контрразведки узнали об этом провале. Были предприняты все меры для того, чтобы сохранить в тайне самое главное. Что абвер создал специальное радиопеленгаторное подразделение и использовал его в Париже, чтобы доказать: утечка информации о нападении вермахта на Россию произошла из рядов СС. Ведь хитроумная и коварная шпионка «Кошка» располагала прямыми связями с эсэсовскими структурами и службой безопасности.

В Берлине и Париже отложили в сторону дела, заведенные на «Кошку». Отложили — одни с яростью и злобой, другие с огорчением, а третьи, просто пожав плечами — в зависимости от темперамента, чина или занимаемой должности. Ибо теперь не было ни малейшего шанса снова напасть на след «Кошки», а тем более поймать ее.

Севрский сервиз, сервиз из известной всему миру фарфоровой мануфактуры стал знаком злой судьбы для «Кошки».

Сервиз этот был далеко неполным, и предметы, входившие в него, выглядели сильно подержанными. И вот какая у него была история.

Незадолго до войны некто Эмиль ле Мёр, рабочий, живущий на случайные заработки, вступил в портовом городе Шербур в брак.

«Поглядите, что стало с Эмилем, этим бездельником. Как он изменился», — удивлялись все, кто знал ле Мёра прежде.

Теперь у него была порядочная жена, маленькая, но собственная квартира и упомянутый выше севрский сервиз, наследное имущество его супруги. Для Эмиля потрескавшиеся тарелки и надбитые блюдца и чашки из благородного фарфора были гласным вещественным доказательством того, что он, наконец, стал принадлежать к другому сословию — буржуазии, мелкой, но буржуазии. До сих пор он знал лишь толстый фаянс трактиров или жестяные миски исправительных заведений.

Квартира Эмиля — одна комната с кухней — расположена на одной из престижных улиц Шербура. Правда, во флигеле. В главном же строении, фасад которого выходил на улицу, жили благородные господа, такие как мадам Буффе с первого этажа, молодая, одевающаяся с утонченной роскошью писаная красавица.

Эмиль редко видел ее. Целый день он, рабочий на заправочной станции склада немецких военно-воздушных сил, торчал там. И даже если бы ему удалось ее лицезреть, вряд ли у него могли возникнуть какие-либо нескромные мысли. Слишком неравное положение было у них. Да и к тому же он ведь теперь женатый человек и не может вот так, с ходу, позволить себе вольности...

2 октября 1941 года в Шербуре завыли сирены противовоздушной обороны. Эмиль находился дома один: как заботливый муж он отправил свою супругу в деревню, где не слышно было этого отвратительного воя, и люди жили относительно спокойно, не ведая воздушных налетов.

Тревога загнала Эмиля, как и многих других, б бомбоубежище, оборудованное в подвале главного корпуса. Он забрался в угол подальше и решил прикорнуть. Приглядевшись, он обнаружил возле себя женщину и, к своему смущению и даже испугу, узнал в ней прекрасную мадам Буффе. Но самое удивительное, и она узнала его — бывшего бродягу. Более того, знатная соседка придвинулась к нему поближе, наклонилась и, бросив настороженный взгляд на окружавших, что-то прошептала. Эмиль от удивления поначалу ничего не разобрал, но потом, навострив уши, услышал:

— Вами интересовался один господин...

— Мной?

— Да, вами, месье ле Мёр. На вас поступило заявление в Комитет освобождения...

— Куда, куда? — спросил сбитый с толку Эмиль: он не мог понять, о чем идет речь.

— В Комитет освобождения.

Недовольная складка прорезала гладкий лоб мадам Буффе. И тут Эмиль уловил угрожающую нотку в ее голосе:

— Были бы вы патриотом, вы поняли бы сразу, о чем идет речь. У этого комитета много задач. Одна из них — выявлять коллаборационистов, другими словами, французов, которые работают на немецких оккупантов — бо-шей, водятся с ними, дружат...

Конечно, в оккупированной Франции в 1941 году было еще относительно спокойно. Но это только с виду. А в задних комнатах питейных заведений в тесном кругу добрых друзей уже шло брожение умов. И дело не ограничивалось только словами. То тут, то там тайно совершались диверсионные акты, возникали жестокие драки между пронемецки настроенными французами и теми черными детьми прекрасной Марианны, которые не могли вынести позора своей родины. Эмиль не мог прикинуться дурачком: ему, мол, неизвестно, кто такой коллаборационист. Это слово он слышал довольно часто. Но оно его не волновало. Главное, он неплохо зарабатывал у немцев. Боши платили щедро. Между тем мадам Буффе продолжала:

— С этими немецкими прихвостнями после войны не будут долго церемониться: всех их повесят...

— Повесят?! Но это же жестоко, мадам! Разве я вхожу в правительство Виши? За что вешать маленьких людей, как я? Ведь я только рабочий на заправочной колонке...

— Вы работаете на бошей, — перебила его мадам Буффе. — Следовательно, помогаете врагу. Этого достаточно...

Ле Мёр не знал, как убедительно возразить элегантно одетой и пахнувшей дорогими духами мадам Буффе. Как это она дошла до этого? А может быть, она и права? Ничего удивительного в этом нет: его соседка знает, что говорят там, наверху. Ведь она — дама из высшего общества.

Замешательство Эмиля все возрастало, и он, как бы желая получить совет, спросил:

— Что же мне делать? Оставить свое место у немцев и снова стать безработным?

— Напротив, вы можете спокойно оставаться у бошей. Только держите свои глаза широко открытыми. Фиксируйте все, что происходит на складе. Мы должны знать слабые места у своего врага.

— Ну ладно, установить, разузнать... А что я потом должен делать со всем этим?

— Обо всем, что увидите и услышите, вы должны сообщать Комитету освобождения. Тем самым докажете, что вы патриот, а не немецкий пособник...

— Ноя никого не знаю в Комитете освобождения...

— Нет, знаете, — и Эмиль от удивления широко раскрыл глаза, так как мадам Буффе, чуть помедлив, добавила: — Меня, например.

И, подвинувшись к Эмилю еще ближе, прекрасная соседка прошептала:

— Что я вам сейчас скажу, это строжайшая тайна. Никто не должен знать, что я состою в Комитете освобождения. Я считаю, что вы интеллигентный и надежный человек. И знаю, что вы не подведете меня.

Эмиля бросало то в жар, то в холод. Поначалу такой угрожающий тон, потом вдруг соблазнительные нотки в ее голосе. Дьявол разберет этих женщин! Но ему очень хотелось понравиться этой бабенке, черт бы ее побрал! И Эмиль все внимательнее вслушивался в то, что она говорила.

— Если вы будете хорошо для нас работать, то скоро сами станете больше знать. Вы ничего не слышали о «Кошке»? Нет? На всякий случай запомните это имя.

Мадам Буффе на мгновение замолчала, как бы давая собеседнику возможность осмыслить услышанную им информацию, а потом продолжила:

— Повсюду во Франции есть Комитеты освобождения и патриоты, которые каждодневно стараются приблизить час освобождения нашей родины. Для них «Кошка» — это пароль. В Париже у нее есть радиопередатчик. Ежедневно она связывается с союзниками. Вместе с англичанами и американцами мы изгоним из страны проклятых бошей. И вы можете в этом помочь. Слышите? Вы должны это сделать! Кстати, комитет хорошо оплачивает полученные сведения. И я об этом тоже побеспокоюсь, когда предложу коллегам вашу кандидатуру... Итак, месье Эмиль?!

Этой ночью Эмиль внезапно проснулся, облитый с головы до ног потом. Ему привиделся мучительно страстный кошмар. Будто мадам Буффе нежно ласкает его, как кошка, гладит мягкими руками, а он, Эмиль, чувствует, что вместо пальцев вдруг появляются острые когти, которые больно царапают его. И милая соседка превращается в безжалостную шпионку «Кошку».

«Нет, — лихорадочно думает Эмиль, — мадам Буффе не может быть «Кошкой». Но моя соседка, наверно, входит в ее организацию. А сеть «Кошки» разброшена по всей Франции. Она, эта сеть, хорошо замаскирована. И создают ее безобидные на вид лица, в основном женщины».

А «Кошка» и на самом деле охотно работает с представительницами слабого пола. Она прекрасно знает сильные и слабые стороны лучшей половины человечества. Ведь она сама женщина.

Однако дама в красной шляпке, «агентесса службы безопасности», наглая, умная, отчаянно храбрая, не считающаяся ни с чем. «Кошка» совершает одну-единственную ошибку: она недооценивает себя как страстную женщину, забывает о том. как может вскипеть ее пылкая кровь...

Через несколько дней Эмиль появился у мадам Буффе. Он пришел сюда без колебаний, решительными шагами. Но в гостиной с воздушными занавесями на окнах, тяжелыми парчовыми портьерами, мягкими коврами и элегантными креслами уверенность покинула его.

На мадам было платье с чересчур смелым декольте. Эмиль попробовал отвести глаза, но это оказалось свыше его сил: взгляд все время непроизвольно возвращался к аппетитной впадине между двумя безупречными полушариями роскошного бюста, и от страстного желания кровь бросилась ему в голову.

— Ну как, месье Эмиль, все взвесили? — насмешливо рассматривала красотка неуклюжего мужчину, а сама подумала: «Он даже вырядился в воскресный костюм!»

Действительно, вид у Эмиля стал получше. Но хорошая одежда не смогла придать ему большей уверенности. С раскрасневшимися щеками, явно смущенный, он шарил по карманам и никак не мог найти записку с собранными сведениями, которую хотел вручить обольстительной соседке.

— Да, э-э-э, тут у меня есть кое-что для коми... э-э... для вас... вот тут я написал...

— Очень хорошо! Дайте мне.

— Нет, только не в письменном виде, пожалуйста, мадам... Я лучше передам вам все на словах. Если немцы найдут записку, они могут найти меня по почерку, и мне несдобровать — расстреляют!

— Ладно, не бойтесь! За то, что вы рискуете, мы вам хорошо заплатим. Вы прямо сейчас получите деньги.

— Нет, мадам, от вас я не возьму ни сантима, — выдавил он.

Все развивалось как в том кошмарном сне. Она удивленно взглянула на него.

— Ни сантима? Почему?

Сейчас, именно сейчас ему нужно прижать ее к себе. Он знал, что если не воспользуется этим моментом, то его желание никогда не исполнится. Но ее отталкивающий взгляд, ее неприступность, вся окружающая обстановка сковали его волю.

Она прочитала вожделение в его глазах и ледяным тоном продолжила:

—О, я понимаю, месье Эмиль. Вы хотите показать себя с лучшей стороны. Вы хотите загладить свое прошлое. Браво!..

Эмиль почувствовал: она прекрасно поняла его. Ему показалось, что ее слова хлещут по его лицу, как пощечины. Он закрыл глаза и шагнул к ней.

Но она отпрыгнула к двери, ведущей в соседнюю комнату, открыла ее и крикнула:

— Поль, Поль, пожалуйста, можешь ли ты быстро прийти сюда? Пришел рабочий с бензоколонки. Принес сообщение. Можешь ли ты урегулировать с ним финансовые вопросы?

В дверях показался небрежно одетый коренастый мужчина в кожаной куртке. Смуглое его лицо выглядело грубым, но профиль очерчен смело. Черные глаза глядели холодно и так пристально, что становилось не по себе. Он подошел к Эмилю, улыбнулся — «немного зло», — подумал Эмиль, — и свысока процедил:

— A-а, рабочий с заправочной станции...

Затем прочитал через плечо хозяйки квартиры заметки Эмиля, которые она держала в руках, пробурчал что-то непонятное и повернулся к озадаченному Эмилю.

— Насколько надежно ваше сообщение? Ну ладно, посмотрим. Вот вам для начала тысяча франков... — И не давая опомниться ошеломленному Эмилю, продолжил: — Впрочем, не воображайте, что за каждое сообщение вы будете немедленно получать деньги. Мадам не имеет никакого отношения к финансовым делам, ими занимаюсь я и выдаю деньги первого числа каждого месяца. В эти дни я специально приезжаю в Шербур. Скажу честно, я рад, что вы решили сотрудничать с нами. Спасибо и до свидания!

Эмиль не помнил, как он выбрался из квартиры мадам Буффе. Спотыкаясь, он побрел в свой флигель. На лице его можно было прочесть пеструю гамму чувств — от смущения и недовольства до досады и злобы. Совсем не так представлял он свою встречу с прелестной мадам Буффе. Он ведь чувствовал было себя свежеиспеченным героем, отважным патриотом, хитроумным агентом, перед которым красавица соседка не сможет долго устоять. А тут появляется этот заносчивый, злобно улыбающийся субъект, этот говнюк Поль. Эмиль был сильно разочарован. Но впереди его ждало еще большее разочарование: он не предполагал, что ему придется расхлебывать еще более крутую кашу из чужой посудины, а не из треснутой, но милой сердцу тарелки, изготовленной из благородного севрского фарфора.

9 октября 1941 года в 20 часов пост радиоперехвата немецкой контрразведки зафиксировал частично зашифрованную радиограмму, в которой говорилось:

«...Военному министерству в Лондоне комната 55-а точка Кошка сообщает: большой эшелон с горючим ожидается на складе германских ВВС в Шербуре точка Прибудет в ночь на 13 октября на товарную станцию точка Тот же источник сообщает о росте недовольства новым немецким бомбардировщиком дальнего действия...»

В Париже опять пошла кутерьма. Стало быть, она появилась снова, эта проклятая «Кошка». Ее никто не знает и никто не видел, ее только слышат, когда она передает сведения, представляющие, как правило, большую стратегическую ценность. Эти сообщения информируют западных союзников о слабых сторонах германских вооруженных сил и военного производства.

После памятных событий 31 июля 1941 года, когда солдат из тайной полевой полиции умолчал, что столкнулся с подозрительной красоткой француженкой, а лейтенант Хальбе — о том, что в районе Триумфальной арки побывал в комнате, из которой только что исчезли мужчина и женщина, а вместе с ними и подпольный радиопередатчик, сообщения «Кошки» длительное время не появлялись в эфире. Но потом ее морзянку стали вновь ловить. И точки — тире с беспримерной наглостью опять зазвучали ежесуточно. В Лондон шли не только военные секреты. Туда направлялись и данные об интимной жизни некоторых немецких генералов и нацистских бонз.

После фиаско 31 июля немецкая контрразведка отказалась от дальнейших попыток засечь месторасположение тайного радиопередатчика. Трюк с палатками строительного управления парижской телефонной станции повторять было уже нельзя. «Кошка» раскусила его. Она и ее люди удвоили бдительность. Неуловимая шпионка продолжала радировать свои сообщения из захваченного немецкими оккупантами Парижа прямо в Военное министерство Англии.

«Кто же была эта проклятая «Кошка»?» — бушевали в Берлине. Имперское министерство военно-воздушных сил пронюхало о ее сообщении относительно негодности дальних бомбардировщиков, которое лило воду на мельницу критиков программы строительства этих новых машин.

Казалось, против «Кошки» ничего нельзя было сделать. В ответ на ее радиограммы в Англии стартовали бомбардировщики королевских военно-воздушных сил, которые летели через Ла-Манш.

Их бомбы рвались, в частности, на складах гитлеровских стервятников и на товарной станции Шербура.

Перед развалинами своего жилища после очередного авианалета стоит мужчина, копается в обломках и время от времени заливается странным смехом. Он похож на сумасшедшего.

«Ну вот, теперь ты можешь расхлебывать свою кашу, Эмиль. Ты ее заварил — тебе и расхлебывать! Идиот, болван ты этакий, безмозглая башка! — Так думает свежеиспеченный агент, попавший в сети прелестной мадам Буффе. — Неужели ты думаешь, что тебе удастся собрать осколки роскошного севрского сервиза и склеить чудесные тарелки и чашки с золотым ободком?»

Английская бомба разнесла в пух и прах жилище Эмиля ле Мёра. Адский подарок из Альбиона угодил как раз во флигель. Главный же корпус остался целехоньким, вылетели лишь окопные стекла.

«Проклятие!» — скрипел зубами Эмиль.

Сейчас он употреблял это слово гораздо чаще, чем когда-либо. А ругался-то агент-новобранец зря. Ведь это по его наводке сюда обрушились английские бомбы, доставленные без таможенной пошлины и в удивительно короткий срок...

Несколько вечеров кряду Эмиль напивался в своем излюбленном кабачке, расположенном в портовом квартале. Обычными его посетителями были немецкие солдаты и французские рабочие, занятые на различных германских предприятиях и в учреждениях. Там же толкались и французские девушки, искавшие знакомств среди победителей. В углу верещал граммофон. Помещение было наполнено табачным дымом и тяжелым запахом сивухи.

Эмиль даже не заметил, как к нему подошел немецкий ефрейтор, его непосредственный начальник на складе.

— Послушай-ка, что с тобой случилось? Ты выглядишь, словно болтался целую неделю под проливным дождем! — громко сказал бош и сильно хлопнул Эмиля по плечу. Тот согнулся от неожиданности чуть ли не пополам. Но это был знак участия, и пьяненькому Эмилю просто до невозможного захотелось поплакаться хоть кому-то в жилетку. И его прорвало. Он рассказал собеседнику, пуская слезу от жалости к самому себе, что потерял жилище и имущество, включая ценный сервиз из севрского фарфора... Он вытряс из себя все: как собирал сведения для Комитета освобождения, о месье Поле, зло улыбавшемся финансисте. Утаил лишь одно: то, что существует прелестная мадам Буффе, втянувшая его в эту заваруху В бывшем бродяге жил еще настоящий кавалер. Все остальное было ему, как говорится, до лампочки, но красавица соседка из-за него пострадать не должна.

Ефрейтор с жадностью впитывал все, что рассказывал Эмиль. Наконец, он не выдержал:

— Что же ты, братец, натворил! Теперь остается лишь одно: ты должен мне точно рассказать, как нам заполучить этого Поля. Пока я никому ничего докладывать не буду. Вот когда ты доставишь этого типа, тебе простят предательство... Что же касается меня, то если я вскрою шпионскую организацию, тоже наверняка получу три недели внеочередного отпуска и досрочное продвижение по службе...

На том и порешили. Но прошло несколько дней, и ефрейтор всполошился: Эмиль не появлялся на работе. Поиски его ни к чему не привели. Тогда незадачливый детектив решил немедленно доложить по команде о случившемся.

Вот как налет английских бомбардировщиков вызвал целую лавину событий, которая со страшной силой пронеслась над Эмилем, Полем, мадам Буффе и над многими другими, а в конце концов потащила за собой и «Кошку».

Рапорт ефрейтора поднял на ноги абвер: наконец-то конкретный след к одной из групп Сопротивления, которые сейчас возникают по всей стране.

Капитан Эрих Борхерс выехал из парижского предместья Сен-Жермен, где располагался отдел немецкой военной разведки и контрразведки — абвера, в Шербур. Он получил приказ разыскать исчезнувшего Эмиля ле Мера, ликвидировать шпионское гнездо в этом городе и детально разобраться во всех других наводках.

Капитан Борхерс слабо владел французским языком. Из-за этого он в Шербуре уже через несколько дней столкнулся с неразрешимыми загадками и непреодолимыми препятствиями.

Эмиля обнаружили в принадлежавшем ему крольчатнике, уцелевшем после английской бомбежки. Но допрос его шел тяжело и практически не дал никаких результатов. Он был физически и морально сломлен и продолжал повторять немцам все, что уже рассказывал ефрейтору. Но добавить что-либо не хотел. А возможно, и не знал.

Капитан Борхерс горько жаловался в шербурском отделении абвера, что уперся как в стену. Тогда там ему предложили: в тайной полевой полиции в Шербуре служит некий унтер-офицер Хуго Блайхер, прекрасно владеющий французским языком. И вообще он малый с головой. До войны был прокуристом, доверенным лицом импортно-экспортной фирмы, мотался по разным странам, изобретательный и находчивый, парень что надо.

Хуго Блайхер, вероятно, окажется единственным человеком, способным найти выход из создавшегося тупика. Он сможет к тому же вытрясти из этого французского работяги Эмиля ле Мера кое-что более полезное, чем дурацкий лепет, который слышали от него до сих пор.

Унтер-офицер Хуго Блайхер был откомандирован в распоряжение капитана Борхерса. Так началась удивительная карьера, которую вряд ли пережил еще кто-либо из унтер-офицеров германских вооруженных сил.

Скоро имя Хуго Блайхера, а еще чаще его оперативный псевдоним «Месье Жан», наводили страх и ужас среди участников движения Сопротивления во Франции. После войны это имя приобрело еще большую известность, и по сути не осталось ни одной французской газеты, которая не написала бы что-нибудь о нем и о «Кошке». О том. например, что на «Кошку»... «упала тень виселицы». Или о том. что часть ставших известными драматических событий, повлекших за собой гибель французских патриотов, тесно связана с Хуго Блайхером и «Кошкой». А еще о том, с какой энергией, хитростью и изворотливостью боролись друг с другом оба противника — немецкий унтер-офицер и франко-английская шпионка, какие далеко идущие последствия имела встреча этих людей, какая трагическая судьба выпала на долю Блайхера и «Кошки», судьба, которая вознесла их высоко над повседневной действительностью.

Этот Хуго Блайхер после войны обосновался в небольшом симпатичном городке Теттнанг недалеко от Боденского озера. У него там уютный табачный магазинчик. Человек, который в годы военного лихолетья был асом немецкой военной контрразведки, встречал теперь своих клиентов за прилавком. Он носил массивные роговые очки, и этому видному, широкоплечему мужчине никто не дал бы тех пятидесяти с небольшим хвостиком лет, которые были у него за плечами. Спокойными уверенными движениями выкладывает он на прилавок табачные изделия, принимает деньги, возвращает сдачу, как будто бы он в своей жизни ничего другого никогда и не делал.

Летом 1955 года Хуго Блайхер отважился съездить в Париж. Он хотел прямо на месте действия оживить свои воспоминания о той очаровательной женщине, которая была опасной шпионкой, гораздо более опасной, чем незабываемая Мата Хари, великая авантюристка и шпионка времен первой мировой войны.

Хуго Блайхер, человек, волею судьбы ставший противником «Кошки», хотел 14 лет спустя воссоздать те драматические события, которые привели его к триумфу, а «Кошку» — к провалу. Впрочем, скорее всего не к провалу, а к звездному часу ее жизни.

Признаюсь: в принятии Хуго Блайхером такого решения повинен автор. Ведь это я разыскал противника «Кошки» и собрал подлинные материалы об этой шпионке. Нашел много данных, похороненных в архивах и людской памяти. Данные, которые, в конце концов, раскрыли закулисные стороны и мотивы, которые помогли понять натуру этой импульсивной женщины, поступки наглой, хитроумной и в то же время отважной и решительной «Кошки».

Хуго Блайхеру было известно, что «Кошку» недавно выпустили из тюрьмы. Убежденный в том, что эта женщина заслуживает справедливого отношения к себе, он согласился совершить вместе со мной поездку по местам, которые имели, так сказать, величайшее значение для него, для «Кошки» и сотен других людей, втянутых в драматический водоворот тогдашних событий. Поездку, которая должна была пробудить воспоминания о том времени, когда он, Хуго Блайхер. встречался с «Кошкой», ее друзьями и врагами.

Блайхера я забрал в свой автомобиль в Теттнанге. На границе с Францией Хуго остался в машине, а я отправился к пограничникам, чтобы уладить паспортные дела.

Французский пограничник скользнул взглядом по моему документу и возвратил его мне. Раскрыв же паспорт Блайхера, он вдруг насторожился и спросил меня:

— Довольно интересная фамилия, не правда ли? Что-то такое я слышал...

— Что-нибудь не в порядке? — поинтересовался я. — У меня в машине господин Хуго Блайхер, владелец табачного магазина из Теттнанга, городка в районе Боденского озера...

— Торговец табачными изделиями, так-так... И зовут его Хуго Блайхер? — Пограничник подошел поближе к моему автомобилю и пристально взглянул на моего спутника. Затем вернулся назад и сказал: — Пардон, одну минутку... — повернулся и пошел с паспортом Хуго Блайхера в руке к караульной будке, но затем остановился у двери и снова направился ко мне.

— Разрешите еще раз ваш документ!

— Пожалуйста. — откликнулся я.

Он исчез в будке, а я вернулся к автомобилю и сказал тихо в открытую дверцу:

— Ну вот, господин Блайхер, похоже, вашу фамилию во Франции знает каждый...

— Не волнуйтесь, — невозмутимо ответствовал он. — У меня совесть чиста.

— Совсем недавно о вас писали все газеты. Это было, когда решился вопрос о помиловании «Кошки».

Мы оба замолчали и стали терпеливо ждать, хотя, признаюсь, испытывали некоторое волнение: черт знает чем все это кончится?!

Пограничник вышел, наконец, из служебного помещения, и вместе с ним — другой, судя по знакам отличия, его начальник. Старший чин подошел к машине, вежливо склонил голову и осведомился:

— Месье Блайхер?

Мой спутник утвердительно кивнул, и между ними завязался оживленный разговор по-французски. Они говорили так быстро, что я почти ничего не мог понять, хотя мне казалось, что я неплохо владел этим языком. А потом произошло то, что я смог понять значительно позже: пограничник крепко пожал руку Хуго Блайхера. С глубоким уважением страж границы попрощался с нами, протянул наши паспорта, еще раз согнулся в поклоне перед моим спутником, выпрямился, отдал честь и махнул часовому у шлагбаума:

— Пропустить!

Полосатый столб поднялся, и мы въехали во Францию.

В моей памяти всплывает другая сцена, когда я вспоминаю об этом загадочном человеке. Произошло это уже в Париже.

Идя по следам «Кошки», мы посещаем места, где она бывала, реконструируем эпизоды, в которых участвовала эта необыкновенная женщина.

Хотелось бы побеседовать со всеми, кто знает о ней больше, чем написано в газетах. И тут Хуго Блайхер говорит, что к таким немногим людям относится одна женщина. которую зовут Сюзанна Лоран.

— Кто она, эта Сюзанна? — спросил я.

— Самый порядочный человек, которого я встречал в жизни, кроме своей супруги, — ответил он. — Сюзанна — умная французская патриотка, но совсем другого типа, чем «Кошка». После войны французские власти приговорили Сюзанну к трем годам тюрьмы за то, что она подарила свою дружбу мне, немецкому унтер-офицеру, контрразведчику.

Мой спутник замолк, словно поглубже окунулся в прошлое, а потом вздохнув, продолжил:

— Но самое удивительное то, что Сюзанна эти три года содержалась в соседней с «Кошкой» камере в одной и той же тюрьме. Именно эти две женщины сыграли в моей жизни, в моей военной карьере такую выдающуюся роль, и именно они. такие разные и непохожие друг на друга, разделили одну и ту же судьбу. Я считаю, нет никого другого, кто знал бы «Кошку» так же хорошо, как Сюзанна.

— А как мы разыщем Сюзанну?

— Сам не знаю. У меня ведь не осталось никаких связей, которые вывели бы на нее. После всего того... — Тут он прикусил губу. — Видимо, она давно вычеркнула меня из своей жизни. Понятия не имею, что с ней стало. Я знаю лишь фамилию и адрес ее сестры, которая вышла замуж за фермера и жила недалеко от Гавра.

Не говоря ничего своему спутнику, я поспешил отправить сестре Сюзанны Лоран телеграмму с просьбой помочь нам, Хуго Блайхеру и мне, найти Сюзанну.

Ранним утром следующего дня меня разбудил телефонный звонок.

— Междугородний из Гавра, — сказала барышня с телефонной станции.

И тут же в трубке раздался голос:

— Алло, здесь Сюзанна, где Хуго?

— Он здесь, в отеле, но еще спит. Разбудить?

— Пусть поспит, но скажите ему, что я сейчас же сажусь в поезд и через три часа буду в Париже. Хуго должен встретить меня на вокзале Сен-Лазар. Поезд прибудет в 11-57.

В телефоне смолкло, и я в некотором замешательстве медленно положил трубку на рычаг.

«Что за странный человек этот Хуго Блайхер? — подумал я. —Из-за него молодая женщина просидела три года в тюрьме. Потом много лет он молчал и не подавал признаков жизни. Но стоило ему объявиться, как она стремглав бросается к нему, хотя он принес ей много горя и несчастья. Видимо, этот Хуго Блайхер на самом деле настоящий Дон Жуан, которого женщины не в силах забыть?! Был ли столь неотразим этот опасный контрразведчик? Встретила ли в нем «Кошка», женщина пылкой страсти, равного ей по своим сексуальным возможностям мужчину и достойного противника? Недооценила ли она его или же саму себя, да так, что ей пришлось ему уступить?

И что за штучка эта Сюзанна? Какую роль она сыграла в его жизни, что у нее общего с «Кошкой», кроме того, что ей пришлось сидеть в одной тюрьме вместе с знаменитой шпионкой?»

Позже защитник «Кошки» мэтр Альберт Нод вручил мне бумаги, среди которых я обнаружил протокол допроса Сюзанны Лоран, давней любовницы Хуго Блайхера. Привожу ниже выписки из него, чтобы читатель мог составить непредвзятое мнение об этой женщине и тогдашней обстановке.

Сюзанна Лоран на состоявшемся против нее после войны судебном процессе по обвинению в коллаборационизме показала следующее:

«Я, не состоящая в браке Сюзанна Лоран, проживающая сейчас в Париже, признаюсь, что в течение нескольких лет вела совместную жизнь с унтер-офицером германской военной разведки и контрразведки Хуго Блайхером. Он был моей большой любовью.

Познакомилась я с Хуго Блайхером вскоре после подписания перемирия между Францией и Германией. В то время я владела небольшим кафе в городе Кан, что в Нормандии. Однажды во время обеда он, одетый в штатский костюм, зашел в мое заведение. Любовь между нами возникла, как говорится, с первого взгляда. Скоро я стала его любовницей.

В свое оправдание могу сказать следующее. Мне тогда только что исполнилось 25 лет, и у меня было еще мало жизненного опыта. А он вызвал у меня такое сильное чувство. которого я никогда не знала ни до, ни после, избавиться от этого чувства не помогли ни разумные доводы, ни трезвые сомнения. В то время Хуго Блайхер был еще простым солдатом в тайной полевой полиции. Поначалу его служба состояла в том, чтобы расследовать всякие мелкие происшествия, например, кто из французов повредил телефонную линию, которой пользовались немецкое воинское подразделение или учреждение, и тому подобное.

Тогда я поселилась вместе с Хуго Блайхером и четырьмя его сослуживцами по ТПП на частной квартире. Я вела их хозяйство: готовила еду, стирала белье, штопала носки...

Я протестую, что меня обвиняют в сожительстве со всеми немецкими солдатами. Я любила одного только Блайхера и была ему верна.

Через некоторое время Хуго Блайхера и его сослуживцев перевели в Шербур. Он получил продвижение по службе и стал унтер-офицером. Я осталась в Кане одна. Ведь там был источник моего существования, мое кафе. Но оставшись одна, я поняла, что не могу жить без Хуго. Поэтому я продала кафе, как только нашелся подходящий покупатель, и, не говоря ни слова своему любимому, выехала к нему в Шербур. Там, как и в Кане, мы сняли частную квартиру и поселились вместе. Четверо его солдат тоже жили вместе с нами...

Это верно, что германское командование запрещало совместное проживание немецких солдат с француженками на частных квартирах. Начальство часто присылало контролеров и в нашу квартиру. Но немецкие патрули заранее предупреждали Хуго, что у нас будет проверка. Солдаты любили его и старались оградить от неприятностей. Тогда мне приходилось прятаться в шкаф или под кровать...

Сослуживцы Хуго Блайхера всегда относились ко мне порядочно и уважительно. Все они были отцами семейств, в гражданской жизни являлись уважаемыми людьми у себя на родине и как оккупанты вели себя во Франции безупречно. Меня они считали супругой своего товарища и ни разу не позволили себе обидеть меня жестом или словом. Могу сказать, в то время я чувствовала себя счастливой...

Однажды в Шербуре появился капитан Борхерс, сотрудник отдела военной разведки и контрразведки в Сен-Жермене. Унтер-офицер Хуго Блайхер был придан ему поначалу в качестве переводчика. Он должен был переводить на допросах арестованного тайной полевой полицией француза по имени Эмиль — его фамилию я не помню, — который был, если мне не изменяет память, рабочим на складе германских военно-воздушных сил в Шербуре...

Не могу вспомнить, когда я впервые услышала псевдоним «Кошка». Но случилось это определенно не сразу после моего приезда в Шербур. И узнала это я из разговоров немцев, которые называли «Кошку» опаснейшей шпионкой второй мировой войны и считали, что ее нужно обязательно найти. Хуго Блайхер не раз сравнивал ее с Матой Хари. Однако сначала речь шла об арестованном Эмиле. Тот признался, что выдавал англичанам немецкие военные секреты с помощью некоего «Поля», который передавал эти сведения в Лондон через подпольный радиопередатчик...

Тогда в Шербуре я не знала, что эти сообщения направляла в Лондон «Кошка». Разговоры шли лишь об Эмиле и о том, что его, по всем международным нормам, следует казнить как шпиона военного времени.

Но я уговорила Хуго Блайхера дать шанс моему соотечественнику Эмилю спастись. Не в последнюю очередь из-за любви ко мне, да и ради человечности Блайхер согласился на это и уговорил капитана Борхерса. Они долго думали, гадали и нашли путь, как это сделать...»

Итак, Блайхеру поручили допросить рабочего заправочной станции Эмиля. Он находился в тюремной камере и уже рассказал все, что знал, или то, что хотел, Но и Блайхер не особенно продвинулся в этом деле. То, что он узнал от этого неотесанного, теперь совершенно сломленного и апатичного Эмиля, ни в коей мере не могло помочь в раскрытии шпионской сети в Шербуре, а это было главной задачей, которую начальство поставило перед ним.

Арестованный не имел понятия, как найти «месье Поля», которому он выдал военные секреты. О прекрасной мадам Буффе Блайхер ничего не знал: до сих пор Эмиль не обмолвился о ней ни единым словом. В нем, бывшем бродяге, глубоко укоренился дух кавалера французской школы. Ему было все равно: пусть боши прикончат его, но он не выдаст мадам, хотя она и не особенно хорошо обошлась с ним...

Дела Эмиля были хуже некуда. По законам военного времени его должны были расстрелять как шпиона. Он знал об этом и тоскливо сидел в одиночной камере, покорно ожидая часа, когда за ним придут и поставят к стенке.

Однако мертвый Эмиль стоил еще меньше, чем живой. Это хорошо знали как контрразведчик капитан Борхерс, так и его переводчик Хуго Блайхер. Они были уверены, что Эмиль знал больше, чем рассказал на следствии. Но как заставить его говорить?

Тут у Хуго Блайхера возникла идея. Точнее, к такой идее его подвела Сюзанна. Как-то в ее присутствии унтер-офицер рассказывал сослуживцам о бестолковом Эмиле. Один из них заметил, что дело тут ясное, и преступник заслуживает пули. Тогда Сюзанна возмутилась:

— Нет, нет и еще раз нет!

И стала доказывать, что этот Эмиль, чернорабочий и недавний босяк, сделался шпионом вовсе не по своей охоте. Кто-то заставил его заниматься шпионажем. Сам он ни за что не рискнул бы поставить на кон свое только что приобретенное положение в обществе. В конце концов, судьба уже достаточно его наказала: английская бомба, сброшенная по его же наводке, вдребезги разнесла его жилище.

Доводы Сюзанны заставили задуматься Хуго Блайхера: его подруга права, наверняка кто-то совратил беднягу, и этот жалкий человек попал в шестеренки жестокой тайной войны.

«А не попробовать ли перевербовать этого Эмиля? — подумал Хуго. — Только вот что для этого использовать?»

Деньги сейчас для Эмиля значения не имели. Другое дело — положение в обществе. Скажем, если помочь ему стать мелким торговцем или предпринимателем. На это он, пожалуй, клюнет. Такое предложение встряхнет впавшего в апатию тугодума. Он придет в себя и решит: почему бы не помочь людям, которые позаботились о нем, поняли его и вытащили из болота, в которое он уже погрузился с головой...

Холодным, серым октябрьским утром дверь камеры, в которой Эмиль ле Мёр ждал свой последний час, открылась. Открылась необычно рано. Два солдата из тайной полевой полиции стали по бокам бедного грешника. На бешеной скорости автомобиль помчал его по улицам Шербура.

«Ну вот и все, пришел конец, — подумал Эмиль и в тяжком раздумье опустил голову. — Меня везут на расстрел».

Но все получилось по-другому.

Автомашина остановилась у солидного дома на ухоженной улице. Конвоиры повели Эмиля по широкой лестнице, застланной дорожкой из кокосового волокна, к сверкающей лаком входной двери в квартиру. Жилище оказалось обставленным новой мебелью и было комфортно оборудовано. Такое бедному работяге являлось разве лишь в самых его смелых снах. И в одной из горок под стеклом Эмиль увидел сервиз на шесть персон из настоящего севрского фарфора с золотым ободком, совсем новенький. У него выступили слезы на глазах, когда он узрел символ своего утраченного счастья.

Тут — Эмиль не поверил себе — открылась дверь и вошла его жена. А за ней Хуго Блайхер. Эмиль уставился на обоих в полном замешательстве.

— Что... Как... Я ничего не понимаю... Это что же, вроде моего последнего желания перед казнью? — еле слышно пролепетал он.

— Нет, Эмиль, ты свободен, а это твоя новая квартира. — поспешил пояснить унтер-офицер. — Твою жену мы доставили из деревни, так как давно знали, что ты, собственно, не имеешь прямого отношения ко всей этой афере. Итак...

— Да, но эта новая квартира... Как я за нее заплачу?

— Не бери ничего в голову, старина! — Хуго Блайхер хлопнул его по плечу. — За все уже заплачено. Даже арендная плата за год вперед. И ты можешь снова занять свое место на складе наших ВВС...

Эмиль был вынужден опуститься на стул. Его охватила слабость, неприятно засосало под ложечкой.

— Но что вы хотите от меня? Ведь за этим что-то кроется?

— Первое, что от тебя требуется, так это перестать заниматься шпионской деятельностью и изображать из себя героя подпольного движения! — Хуго Блайхер сразу посерьезнел. Он смотрел в глаза Эмиля, и бывший бродяга вдруг почувствовал буквально всей кожей, что от этого унтер-офицера исходит огромная сила. — Ты же ведь не считаешь, — продолжил Блайхер, — что главари подполья стоят того, чтобы ты пожертвовал ради них своей жизнью и благополучием собственной семьи?

Эмиль задумчиво покачал своей головой.

— Но ведь они добрые патриоты... — нерешительно произнес он.

— Патриоты?! — перебил его унтер-офицер. — Не смеши! Патриоты — это порядочные, честные солдаты, воюющие открыто. Они не маскируются под безобидных гражданских лиц, чтобы под покровом ночи коварно убивать ничего не подозревающих солдат или взрывать поезда с отпускниками, как это, например, случилось совсем недавно. В нем ехали сотни простых солдат, которые радовались предстоящей встрече с женами и детьми, отцами и матерями, невестами, сестрами и братьями, друзьями. А мина, заложенная трусливо и коварно между рельсами, разорвала их тела на куски.

Хуго Блайхер умолк и взглянул на Эмиля. И увидел, что у того на лбу выступили крупные капли пота.

«Кажется, я зацепил его за живое», — подумал он и продолжил неторопливо свои рассуждения:

— Там были люди как мы с тобой, Эмиль. Люди, которых война не сделала счастливыми, как и нас. Из-за взрыва мины их долгожданное свидание с родными и близкими не состоялось. И ты считаешь, что это справедливое ведение войны. Что это патриотизм?

Эмиль искал и не мог найти ответных слов. Доводы Хуго Блайхера лишили его убедительных аргументов.

И тут Эмиля вдруг охватил гнев против той женщины, которая вторглась в его далекую от политики тихую жизнь мелкого буржуа, которая скрыла от него те обстоятельства, что так убедительно изложил этот унтер-офицер, которая повлекла его в смертельно опасное предприятие и хладнокровно бросила, когда он по ее милости оказался перед лицом смерти. С гневом вспомнил Эмиль и о Поле, который появился тогда в комнате у мадам Буффе и с наглой улыбкой сунул ему в карман жалкие тысячу франков, словно он, Эмиль, был нищим. Наверное, этот тип и был тем извергом, который приказал взорвать поезд с отпускниками... Нет, немцы оказались более порядочными людьми, понявшими, что происходит в душе маленького человека...

И Эмиля прорвало. Он признался, что имел дело с мадам Буффе, которая завербовала его, и что она, видимо, должна знать настоящую фамилию и адрес «месье Поля» из Кана. А этот гнусный тип «Поль» определенно знает еще больше, например, где скрываются главари подполья, где находится тайный радиопередатчик в Париже и кто на нем работает.

Скромный сервиз из севрского фарфора и сочувственное понимание человеческих слабостей позволили Хуго Блайхеру быстро напасть на верный след. Но выведет ли он на «Кошку»? О ней капитан Борхерс и Хуго Блайхер в конце октября 1941 года еще не имели никакого понятия. Она же продолжала хладнокровно отправлять из оккупированного Парижа в Лондон свои радиодепеши. И отважно получала секретные данные от источников среди эсэсовских фюреров высшего ранга и генералов германских вооруженных сил.

Итак, капитан Борхерс и Хуго Блайхер ничего не знали о существовании «Кошки». Но и супершпионка, женщина в красной шляпке, «агентесса службы безопасности». использующая разнообразные прикрытия, женщина, горячо и страстно любящая месье Валенти, эта молодая и пылкая француженка тоже еще не знал а. что в данный момент в Шербуре у нее появились противники, которые сумеют противостоять ее отваге и бесстрашию.

Когда на следующий день два неприметно одетых господина появились в квартире на первом этаже дома номер 13 по улице Бальзака, горничная ответила, что мадам Буффе выехала из города. Куда — никто не знает.

Мадам выехала. Может быть, она что-нибудь заподозрила"’ И не предупредил ли ее «месье Поль»? Вопросы, сомнения...

Напротив дома номер 13 находилась больница, которую оккупационные власти реквизировали и превратили в госпиталь для немецких военных моряков. Блайхеру здесь выделили отдельную комнату, окно которой выходило на улицу. В нее поселили Эмиля, который вел неустанное наблюдение за домом напротив, чтобы сразу засечь появление мадам Буффе. Эмиль выполнял свое задание со страстью охотника, притаившегося в засаде за диким зверем. Он сидел у окна, скрытый занавеской, отрываясь лишь на несколько минут, чтобы перекусить или справить естественную надобность.

Эмиль был переполнен гневом на мадам, которая не оценила его мужских достоинств и видела в нем лишь слепой инструмент для достижения своих целей. В его ушах все еще звучали слова Хуго Блайхера о «честной и порядочной» или же «коварной и трусливой» войнах. Эмиль принял окончательное решение: он станет на сторону закона и порядка. Он хотел быть честным и порядочным гражданином. Порядочность не может быть характерной чертой только одной-единственной нации. Следовательно, порядочным человеком может быть и немец Хуго Блайхер. А раз так, то француз Эмиль ле Мёр, который хочет, чтобы его тоже считали порядочным, будет помогать ему.

«Но ведь ты нарушишь кодекс кавалера, если предашь свою прекрасную соседку». — возражал сам себе Эмиль.

«А она ничего другого и не заслуживает, — успокаивал его другой голос. — Зачем она вмешивается в чисто мужские дела?»

Кроме того, он, Эмиль, договорился с немецкими друзьями , что они по-доброму обойдутся с мадам Буффе. Безусловно, во всем виноват этот гнусный «Поль» или как там его... Этот тип с бесстыжими глазами, видимо, силой заставил ее...

Чего всем сердцем желал Эмиль, так это как можно быстрее схватить Поля, виновника всего ужасного, что с ним, Эмилем, случилось.

Во второй половине дня 31 октября Эмиль, как и полагалось, занимал свой наблюдательный пост. В это время в комнате как раз находился Хуго Блайхер.

— Взгляните туда! — вдруг взволнованно произнес Эмиль и показал на улицу. Там, внизу, к подъезду дома номер 13 подошла молодая элегантно одетая женщина. Подошла медленно, осторожными шагами. — Это мадам Буффе, — осевшим голосом тихо произнес Эмиль.

— Нам нельзя привлекать к себе ни малейшего внимания, — подчеркнул Блайхер. — Поэтому ее надо арестовать вне дома. Иначе горничная разболтает об этом, слухи дойдут до «Поля» и всех тех, кто находится за кулисами. И они скроются.

С учетом этого контрразведчики разработали следующий план. Эмиль посетит мадам и уговорит ее продолжить разговор в солидном кафе «Де ла пэ», что в двух кварталах от ее дома. Не доходя до заведения, на углу их будет поджидать автомобиль тайной полевой полиции. Там все и произойдет, быстро и незаметно.

Эмиль молча кивнул. Он не любил длинных разговоров. Особенно сейчас, когда ему было трудно вымолвить хотя бы словечко: спазма вдруг сжала ему горло. Ладони у него вспотели, а ноги сделались ватными. Но стоило ему лишь подумать о «Поле» с его злобной улыбкой, представить насмешливый взгляд мадам, когда она стояла перед ним, Эмилем, вспомнить о своем сервизе, подумать о проникновенных словах Хуго Блайхера... Решительным жестом он натянул на голову берет, лихо отдал честь двумя пальцами и отправился прямиком в дом номер 13...

Большой черный лимузин с сотрудниками ТПП прибыл в назначенное место минута в минуту. Время тянулось мучительно медленно. Наконец, дверь подъезда дома номер 13 распахнулась Мадам вышла на улицу, рядом с ней энергично жестикулирующий Эмиль. Быстрым шагом они пошли вперед, не обращая внимания на автомобиль, безобидно припарковавшийся к тротуару на углу улицы.

Все произошло в считанные секунды. Трое полицейских в штатском мгновенно выскочили из машины.

Прежде чем женщина успела испугаться, сильные мужские руки схватили ее, и она в одно мгновение очутилась на заднем сиденье автомобиля, который сразу же сорвался с места. Никто из редких прохожих ничего не заметил.

Эмиль остался на тротуаре, но к нему стремительно подъехала другая машина. Его втащили в нее и стали надевать наручники. Тут злополучный агент-двойник пришел в себя.

«Меня обманули! — мелькнуло у него в голове. — Это все видимость — прекрасная квартира, новый севрский сервиз... Только чтобы я выдал своих сообщников!»

Эмилем овладело бешенство. Он дико закричал, стал вырываться из рук полицейских, разбил одному очки, другого укусил за руку. Он бушевал как зверь, попавший в западню, пока на его запястьях не защелкнули наручники.

Схваченных доставили в шербурскую крепость, подвал которой занимала тюрьма. Мадам Буффе и Эмиля поместили в одиночные камеры. Когда их уводили, красавица успела бросить быстрый взгляд на своего попутчика. В нем, этом взгляде, смешались сострадание и легкое презрение к этому бушевавшему, проклинавшему свою судьбу мужчине.

«Бедняга», — прошептала она, не думая о своей собственной участи.

Она давно знала, что такое когда-нибудь с нею случится, и внутренне была готова к провалу. Иногда ей хотелось бросить эти опасные игры в патриотизм, нотогда она вспоминала о мужчине, который вовлек ее в эту историю и ради которого она была готова на все, потому что страстно любила его. Это был «Поль».

— Можешь идти, Эмиль, ты свободен!

Эмиль не поверил своим ушам. Эти слова дружелюбно произнес Хуго Блайхер, вошедший в камеру и хлопнувший растерявшегося агента-двойника по плечу.

Это переполнило чашу терпения Эмиля. Слишком много событий обрушилось на его тугодумную голову за последние дни.

— Оставьте меня в покое! — голос его сорвался в истерический крик. — Вы... вы... притворщик... Обманули меня!

— Что с вами? — ровным голосом, чтобы успокоить Эмиля, спросил унтер-офицер. — При чем здесь обман, притворство?! Ты в самом деле свободен!

Но Эмиль ничего не мог уразуметь.

— Зачем же вы тогда разыграли спектакль с моим арестом? — недоверчиво спросил он.

— Он был нужен для того, чтобы никто не мог подумать, что ты сотрудничаешь с нами — ни один из прохожих на улице, ни мадам Буффе. Слухи могли бы дойти до ее скрывающихся в подполье хозяев, а с ними шутки плохи. Ведь ты не хотел бы получить пулю в затылок? Или умереть от взрыва гранаты, брошенной в окно спальни? Или же проглотить несколько капель быстродействующего яда, который легко подмешать в стакан с вином, заказанным в бистро?

Эмилю стало душно. Капли пота усеяли его лоб. Он засунул два пальца за воротник рубашки, который стал ему вдруг тесен.

— Но почему вы не предупредили меня об этом заранее? — спросил он настороженно.

Голос его звучал значительно тише. Блайхер уже не казался ему лгуном.

— Да очень просто. Тогда бы ты плохо сыграл свою роль, и мадам Буффе могла бы что-то заподозрить.

Когда же Эмиля пригласили в квартиру его соседки, где производился обыск, чтобы он помог сотрудникам немецкой контрразведки, он вновь почувствовал себя нужной и значительной личностью. Агент-двойник опять безгранично поверил немцам, а Хуго Блайхер стал для него образцом порядочности и благородства.

Эмиль испытывал странное удовлетворение в том, что оказался в роли победителя, в роли хозяина в той самой гостиной, где мадам и этот «Поль» так недостойно обошлись с ним. Дикий гнев овладел им. Он вспорол шелковые диванные подушки, разворошил широкую кровать, разорвал простыни, тяжело вдыхая воздух, наполненный ароматом нежных духов. Он сбросил на пол матрасы, вытащил, обливаясь потом, ящики комода, вывалил оттуда тончайшие шелковые чулки-паутинки, прозрачные трусики и рубашки и с наслаждением стал топтать их ногами, обутыми в грубые башмаки. Но ничего не нашел...

— Брось этот Мартышкин труд! — зло бросил фельдфебель из тайной полевой полиции. — Эта девка не так уж глупа, чтобы прятать секретные документы в собственной квартире!

И приказал прекратить обыск.

Но гнев продолжал клокотать в Эмиле. Он не утихомирился и стал поднимать ковры, застилавшие пол. Сначала в спальне, потом в гостиной. Под коврами здесь оказался желтый велюр, прибитый к полу гвоздями. В одном месте гвоздей не было. Сердце Эмиля ёкнуло. Он приподнял край велюра, просунул руку между ним и полом и вдруг нащупал какие-то бумаги. Это были записки, рисунки, схемы, планы... Среди них оказались фотокопии документов и донесения агентов... И самое важное — пофамильный список с псевдонимами и адресами подпольщиков, замыкавшихся на мадам Буффе.

Находка оказалась бесценной и имела колоссальное значение.

Поздним вечером Хуго Блайхер появился в одиночной камере, где содержалась мадам Буффе. Деревянные нары и расшатанная табуретка — вот и вся обстановка. Сырые стены покрыты плесенью.

Крепость в Шербуре со старинной тюрьмой в подвале была сооружена отнюдь не для дам.

Когда немец вошел, мадам Буффе встала, отошла к стене и оперлась о нее спиной, придерживая одной рукой свой плащ у шеи, словно желая скрыть ее. Другой рукой она опиралась о край нар.

«Чертовски красивая женщина, — мелькнуло в голове у унтер-офицера. — Непохоже, чтобы она занималась шпионажем из фанатизма, честолюбия или же из-за денег. Мотив, которым руководствовалась мадам Буффе, должен быть чисто женским».

И Блайхер стал прокручивать в голове различные варианты. Может быть, любовь? Тогда наверняка развязать ей язык поможет разговор о «Поле».

— Мы арестовали Поля, — сразу взял быка за рога Блайхер.

От него не укрылось, что, услышав это, женщина побледнела.

«Значит, — подумал он, — я напал на верный путь».

Прежде чем мадам что-то сказала, унтер-офицер переменил тему разговора. Он вежливо попросил ее сесть, предложил сигарету, галантно поднес огонь. Она поблагодарила, жадно затянулась, длинной струей выпустила дым.

Обстановка в камере разрядилась, стала мягче.

Хуго Блайхер развел такую очаровательную и непосредственную болтовню, какую никак нельзя было ожидать от высоченного жилистого и широкоплечего немца с резкими чертами худого лица. Он перескакивал с одного на другое, валил все в одну кучу. Рассказывал о группах Сопротивления, которые скоро будут ликвидированы. Как бы между прочим назвал псевдонимы нескольких подпольщиков из найденного Эмилем списка. Он говорил без умолку, мороча ей голову.

— Как видите, мадам, мы знаем уже много, даже очень много. Не пожелаете ли вы ответить на парочку вопросов?

— Вы от меня ничего не узнаете, я не скажу ни слова, ни полслова, — твердо заявила женщина. — Вы что же, думаете, я предательница?

— Ни в коей мере, — заверил ее Блайхер.

«Значит, — подумал он, — так не получится. Нужно попробовать по-другому».

Контрразведчик решил сделать маленький перерыв. Немного помолчав, он, не сводя пристального взгляда с женщины, медленно и многозначительно произнес:

— Да, нужно отдать должное этому Полю: у него есть вкус, даже чертовски хороший вкус.

Блайхер улыбнулся. А затем вдруг со значением добавил:

— Жаль только, что месье Поль, кажется, довольно ветреный мужчина. Мы арестовали его. когда он пребывал в постели. Да, да, в постели с одной пикантной блондинкой. Конечно, неприятная история...

— Вы лжете! — перебила Блайхера мадам Буффе.

Она вскочила. Лицо ее сделалось белым как мел.

— К чему такое обвинение, мадам? С чего это мне обманывать вас? — ответил унтер-офицер вкрадчивым голосом. — Честно говоря, мне больно за вас. Как вошли вы, именно вы, в общество таких типов, которые стоят на многие ступени ниже вас как личности, которые не ценят ни вашу красоту, ни ваш глубокий ум, ни ваше тонкое воспитание? Они не понимают и никогда не поймут, сколько вы стоите на самом деле!

Женщина стала волноваться. Она задышала часто, в ее глазах мелькнул страх, страх перед тем, что же ей еще скажет этот внушающий уважение и доверие человек с интеллигентным лицом и проницательным взглядом.

Хуго Блайхер понял, что момент упускать нельзя. Снова раздался его мягкий, на этот раз подчеркнуто доверительный голос.

— Мадам, простите, но где же ваш женский инстинкт? Ваш милый друг Поль не только обманул вас. Ведь это у него я узнал ваш адрес. Он выдал вас, чтобы спасти собственную шкуру. Вы, наверное, не замечали, что ваш любовник одержим ярко выраженным эгоизмом?

Судорога пробежала по лицу бедной женщины. Рыдая, она опустилась на табуретку и спрятала лицо в ладонях.

Блайхер откинулся назад и закурил новую сигарету. Его блеф увенчался успехом. Теперь эта женщина заговорит, и клубок покатится. А он, маленький унтер-офицер, будет крепко держать нить в своих руках.

— Я готова, можете спрашивать, — сказала вдруг мадам Буффе каким-то бесцветным голосом. — Если Поль заговорил, вы и так все знаете, — добавила она, чтобы успокоить свою совесть.

Лицо ее оставалось бесстрастным, только глаза выдавали прекрасную подпольщицу: в них горело пламя ненависти и оскорбленного достоинства.

Блайхеру повезло. Он, сам того не зная, инстинктивно задел рану, давно уже открывшуюся в сердце этой женщины...

На все вопросы, которые он задал, она ответила как послушный благовоспитанный ребенок. Видимо, сказалось и то, что она была подавлена мерзостной обстановкой тюремной камеры. А также то, что она непроизвольно покорилась мужественности, которую излучал этот германский гунн. И то, что ее пленили живые умные глаза и душевная теплота этого мужчины, который сразу понял, что ее волнует, и сочувственно отнесся к ней.

Мадам Буффе заговорила. Все, что было ей известно, она рассказала Хуго Блайхеру. А она знала многое, очень многое. В первую очередь красавица сказала, как называется широко разветвленная подпольная организация — «Интераллье»[3]. Затем сообщила, что ее возглавляет некий Арман Валенти. Далее мадам Буффе рассказала, как в светлые ночи полнолуния через Ла-Манш на легких самолетах типа «Лайсендер» перебрасываются деньги и снаряжение. Эти самолеты, окрашенные в серебристо-светлый цвет, несутся на бреющем полете над французской территорией, так что немецкая противовоздушная оборона не в состоянии их обнаружить. Легкие машины приземляются на небольших полянах, на которые их наводят специальные радиопередатчики. В считанные минуты связки новеньких банкнот французских франков выгружаются на землю. Они используются для движения Сопротивления, для организации «Интераллье», для Армана Валенти...

Мадам Буффе умолчала лишь об одном — о том, что кодовое слово «Кошка» — это не пароль. За ним скрывается живое существо, человек из плоти и крови. Буффе, правда, упомянула о «Кошке», но как бы между прочим, неконкретно, и это ввело Хуго Блайхера в заблуждение Он решил, что «Кошка» — название группы, входящей в «Интераллье», или же тайного радиопередатчика. Лишь значительно позже унтер-офицеру стало ясно, что означает слово «Кошка» в действительности.

Итак, Блайхер заставил мадам Буффе рассказать все, что она знала. Точнее, почти все, так как она умолчала о другой женщине. Той, которая управляла всей подпольной организацией и скрывалась под многими прикрытиями. Буффе скрыла все, что ей было известно о даме в красной шляпке, об «агентессе немецкой службы безопасности».

Следующий удар был направлен против «Поля». Да, против любовника мадам Буффе, того типа, которого так ненавидел Эмиль. Против «Поля», который кичливо выдавал себя за крупного финансиста и уплатил Эмилю несколько тысяч франков за сведения об эшелонах с бензином и конструкционных недостатках немецких бомбардировщиков дальнего действия. Против «Поля», который был виновен в том, что английская бомба разрушила жилище Эмиля и разнесла вдребезги его сервиз — символ принадлежности хозяина к мелкобуржуазному сословию.

Поскольку Хуго Блайхер умел оригинально мыслить и импровизировать, он быстро стал больше чем просто переводчиком. Поэтому капитан Борхерс предоставил этому скромному унтер-офицеру полную свободу действий, и вот он стал принимать меры для поимки «Поля», через которого намеревался выйти на центральную организацию пресловутой «Интераллье»...

Эмиль вновь становится центральной фигурой в его действиях. Надвинув берет на одно ухо, с сигаретой во рту он слоняется перед входом на вокзал Шербура, ибо является единственным человеком, знающим в лицо «Поля». Увидев того, он должен подойти к нему и хлопнуть дружески по плечу, что будет условным сигналом для немцев: «Вот он!»

От вокзала в город ведут две улицы. На каждой из них на обочине дороги припаркована автомашина. В одной из них находятся Борхерс и Блайхер. в другой — один из местных абверовских чинов.

Со своего места Блайхер хорошо видит всю панораму привокзальной площади. Вдруг Эмиль, топтавшийся на одном месте, засуетился и подошел к кряжистому смугловатому человеку невысокого роста, одетому в кожаную куртку, только что вышедшему из вокзального помещения на площадь. Дружески хлопает Эмиль того по плечу.

«Вот еще одна разновидность поцелуя Иуды», — невольно подумал Блайхер.

Оживленно беседуя, оба мужчины направляются к той автомашине, в которой сидит. Блайхер. Со всех сторон туда подтягиваются сотрудники тайной полевой полиции.

Вдруг «Поль» останавливается. Видимо, что-то кажется ему подозрительным. А остановился он прямо около радиатора машины. Присмотревшись, видит сидящих в ней двух мужчин. Понял ли он, что это ловушка?

Недолго раздумывая, Блайхер вылезает из машины и, не глядя на «Поля», открывает капот и нагибается над двигателем. Нервы его напряжены до крайности, удары сердца отдаются в голове: ведь это первое задержание с его участием. Затем последуют десятки и даже сотни, но сегодня это для него в новинку.

Эмиль берет «Поля» за руку и тянет за собой. Оба проходят мимо Блайхера. Тот молниеносно оборачивается и хватает «Поля». В ту же секунду на помощь ему бросаются сотрудники ТПП, и на запястьях «Поля» защелкиваются наручники. Эмиля тоже арестовывают. На этот раз он знает, что это делается для видимости, и сопротивления не оказывает. На все ушли считанные секунды. «Поль» приходит в себя, когда лимузин с зашторенными окнами мчится по улицам города.

В тот же момент Блайхер вынимает из карманов его куртки довольно толстую пачку денег и пистолет. По законам военного времени ношение оружия карается смертной казнью, как и за шпионаж.

Поль Киффер (теперь кавычки не нужны, мы знаем: это его настоящее имя), тридцати пяти лет, уроженец Лотарингии, не относится к числу мужчин, которых легко заставить говорить. Кроме нескольких ничего не говорящих фактов он Блайхеру ничего не сообщает.

Поль служил в армии и был унтер-офицером военно-воздушных сил. Он гордился наградами, полученными им за участие в воздушных сражениях. Некоторое время находился в немецком плену, из которого ему удалось бежать. Добравшись до Парижа, становится участником движения Сопротивления, затем членом «Интераллье» и, наконец, руководителем этой организации в департаменте Кальвадос.

Где находится в Париже подпольный передатчик? — Поль уверяет, что не имеет об этом ни малейшего представления. Где можно найти Армана Валенти? — Да ведь руководитель «Интераллье» не столь глуп, чтобы об этом знали все, даже начальники ее отделов. Каким образом он осуществляет с ними связь? — Через определенные кафетерии и питейные заведения. Как они называются? — Все они закодированы, так что трудно даже представить, где они находятся.

Так, несмотря на первые крупные успехи, Блайхеру приходится продолжать борьбу с невидимым противни-, ком. «Кошка» все еще недосягаема.

В 20 часов 3 ноября 1941 года на территории северной Франции были одновременно арестованы двадцать один подпольщик, фамилии которых и адреса значились в списке, найденном в квартире мадам Буффе.

Прошло три дня. Над Шербуром стояла темная дождливая ночь. По перрону номер 3 Центрального вокзала торопливым шагом шли пассажиры скорого поезда, отправлявшегося в Париж. На вокзале, да и в городе строго соблюдалась светомаскировка, так как Шербур находится всего в нескольких минутах полета британской авиации, и удара с воздуха можно было ожидать в любое время.

Перед одним из вагонов поезда стоят трое мужчин: унтер-офицер Блайхер, арестованный Поль Киффер, рука которого тонкой цепочкой прикована к запястью Блайхера, и сотрудник ТПП.

Блайхер смотрит на светящийся циферблат своих часов.

— В нашем распоряжении всего четыре минуты. Пора садиться.

Он собрался уже открыть дверь вагона, когда к ним подбежала молодая женщина и бросилась на шею Хуго. Это была Сюзанна Лорен. Лишь после обеда ей стало известно, что ее Хуго переводится по службе из тайной полевой полиции Шербура в отдел абвера в Сен-Жермен. Значит, их пути вновь расходятся, и нет никакой надежды на скорую встречу.

— Мой дорогой, — произносит она дрожащим голосом сквозь слезы.

Блайхер чувствует себя не совсем удобно: ведь он на службе и к тому еще в форме. Да и ему это прощание дается нелегко, прощание с женщиной, придавшей определенный смысл его жизни в этом жестоком и грубом мужском мире.

— Успокойся, малышка, — говорит он дрожащим голосом и бросает взгляд на сослуживца.

Но тот старается ничего не видеть и не слышать.

А Поль Киффер, патриот и солдат, становится невольным свидетелем того, как молодая француженка бросается на шею немецкому унтер-офицеру, сопровождающему одного из французов на виселицу.

Эта сцена не оставляет его равнодушным. Резкий свисток дежурного по станции, возвещающий отправление поезда, кладет конец прощанию. Сюзанна достает из кармана небольшие пакетики с бутербродами и вручает их каждому, в том числе и Полю.

— Возьмите, не стесняйтесь! — произнесла она дружески, когда Поль заколебался было, и добавила: — А я ведь тоже из Кана. — Положив свою руку на его, она сказала тихо: — Все будет хорошо...

Через минуту поезд скрылся в темноте, постукивая колесами. Разместившись в зарезервированном купе, трое мужчин развернули пакетики и начали жевать бутерброды, в том числе и арестованный.

— Сумасшедшая война, — промолвил Блайхер, обращаясь к Полю Кифферу.

— Что есть, то есть, — ответил тот. не меняя выражения лица.

Он долгое время наблюдал за Блайхером. И тот понравился ему, хотя и был врагом.

— А у вас хорошенькая подружка, должен сказать. Я чуть было не взвыл, когда она сунула мне в руку эти бутерброды. Интересно, какое впечатление произвела бы подобная сцена у вас в Германии? — Немного помолчав, Поль продолжил: — А вы выглядите неплохо. Могу понять, что на женщин вы производите известное впечатление... И тем не менее...

В словах Поля звучит осуждение в адрес тех женщин и девушек, которые не смотрят на национальность и форму одежды мужчин, которым отдают свои сердца. Но Блайхеру сейчас говорить на эту тему не хочется. Расставание с Сюзанной было для него тяжелым.

— Поговорим лучше о вас, месье, — обратился он к Полю. — Можете не беспокоиться, пока вы в руках вермахта, обращаться с вами будут вполне прилично.

— А что будет, если меня передадут в гестапо?

Блайхер многозначительно пожал плечами. На эту тему ему тоже говорить не хотелось.

Сотрудник ТПП, сидевший у окна, задремал. Оба унтер-офицера, Хуго и Поль, продолжили свою беседу, понизив голоса. Оба они еще раз пришли к выводу, что эта война — просто безумие. Что касается простых солдат — всех пуалю[4] и томми[5], то она, эта война, должна стать последней.

Немного помолчав, Киффер произнес:

— А я вспоминаю вашу маленькую подружку из Кана. Ведь у нее там было свое кафе. Люди говорили, что она продала его, последовав за своим любимым из числа немецких солдат...

— Этот немецкий солдат — я, — признался Хуго. — Меня беспокоит ее судьба. Ведь из-за меня она пожертвовала всем, а я теперь вряд ли ее увижу.

— Она пользовалась хорошей репутацией и уважением в Кане, — продолжил Киффер. — Ведь городок-то небольшой, и все хорошо знают друг друга.

Они замолчали, прислушиваясь к стуку колес. Время казалось бесконечностью.

— Вы думаете о своей Сюзанне, а я — о Шарлотте, о Шарлотте Буффе, ну да вы знаете... Странно, ведь я во-обще-то не слишком впечатлительный. Дело, видимо, в том, что во всю эту историю она попала из-за меня. Что с ней будет?

— А как поступили бы вы, французы, с немецкой шпионкой? — ответил вопросом на вопрос Блайхер.

Несколько минут Поль помолчал. Когда же заговорил снова, голос его звучал хрипло:

— У Шарлотты было предчувствие, что это произойдет рано или поздно. Но она любила меня. Да и мне она нравилась и очень. Но между этими понятиями — большая разница. Она была совершенно другой, нежели многие женщины и девушки, которые у меня были ранее... — Погрузившись в воспоминания, он замолкает, но затем продолжает: — Все, что она делала, она делала из любви ко мне, но не из чувства патриотизма. И вот теперь я не могу ей даже помочь...

Поль рассмеялся, но смех его был полон отчаяния и са-моиронии.

— Что за бред! Ведь мне предстоят всего два варианта: либо вермахт поставит меня к стенке, либо гестапо отправит на виселицу. Мы, участники движения Сопротивления, знаем, на что идем...

Блайхер задумался, и вдруг у него появляется некая идея.

— А ведь есть и третий вариант, Поль. Во всяком случае, мне так представляется.

— И что это за вариант?

— Ни расстрел, ни виселица, а — плен. Долго эта война уже не продлится, и после ее окончания все смогут отправиться по домам — Шарлотта, вы, двадцать один подпольщик, которые были арестованы позавчера, и другие члены организации «Интераллье», которые будут арестованы на днях...

И Хуго Блайхер ставит свои условия: Поль должен помочь ему разыскать главу этой подпольной организации, который, конечно, будет обезврежен. Этот глава — Валенти или как там его еще зовут!

— Это — единственный путь спасти жизнь Шарлотты Буффе. Цена — Арман Валенти. Полагаю, что такой договор может иметь место, — произносит Блайхер. — Даю свое честное слово!

Поль молчит, лихорадочно размышляя. Ведь дело не окончится только этими двадцатью одним человеком. Некоторые из них заговорят, чтобы спасти собственную жизнь, или из страха перед пытками. За этим последуют новые аресты и новые допросы...

Будет ли он, Поль, предателем, если спасет от смерти многих своих соотечественников? Ведь их посчитают военнопленными. А из плена ему самому удалось бежать, хотя это и было нелегко... К тому же подобный побег члены организации «Интераллье» могут устроить, воспользовавшись первым удобным случаем.

А что Блайхер? Насколько он честен?

Поль еще и еще раз внимательно оглядывает немца, сидящего рядом с ним. Киффер хорошо разбирается в людях и приходит к выводу, что Блайхер прямолинеен и честен и что предложение его не обман.

Так в эту ночь между двумя мужчинами был заключен своеобразный договор, который неукоснительно выполнили обе стороны.

Ресторан «Монте-Карло» на авеню Ваграм ничем не отличается от сотни подобных в городе на Сене. Длинное помещение с рядами скамеек и цепочкой столов. Нечто среднее между вагоном-рестораном и залом ожидания. Без привычного для немцев «уюта».

За одним из столов сидит мужчина с резкими чертами лица, темными умными глазами, одетый в кожаную куртку, и пьет перно. Это Поль Киффер. За соседним столом углубился в чтение газеты Хуго Блайхер.

Хуго Блайхер теперь находится в Париже. Капитан Борхерс доложил вышестоящему начальству о своем «открытии» и не пожалел красок, описывая, сколь умело этот молодой унтер-офицер решал труднейшие проблемы.

Когда Блайхер изложил в отделе абвера в Сен-Жермене свой план выявления центральной организации «Интераллье», ему и капитану Борхерсу были предоставлены все необходимые полномочия.

Так Блайхер в хорошо сидевшем на нем штатском костюме оказался за столиком вышеупомянутого ресторана. Время от времени он отрывался от газеты и поглядывал на Поля, который во исполнение заключенного между ними в ночном поезде договора назвал этот ресторан, где они могли встретить связника организации по имени «Ор-сиваль». Только он знал адрес Валенти и местонахождение подпольного радиопередатчика.

Преодолев тяжелую внутреннюю борьбу и сомнения, Поль согласился выступить в роли подсадной утки — приманки для «Орсиваля».

В ресторан зашел сначала Блайхер, а минут через пять Поль. И вот теперь оба ждали появления связника, внешность которого была досконально описана Полем.

Вдруг этот мужчина оказался за столиком Поля. На нем был потрепанный дождевик, а шляпу он надвинул по самые глаза. Оба не видели, откуда тот вошел в ресторан — через вращающуюся входную дверь или черный ход. Во время разговора с Полем глаза его пытливо осматривали все помещение.

И в них сквозило беспокойство. То были глаза загнанного зверя.

Блайхер неторопливо поднимается из-за столика. Рука его крепко держит в кармане плаща взведенный пистолет. Подойдя к беседующим мужчинам, он выхватывает пистолет и направляет его на них.

— Немецкая полиция. Руки вверх! — решительно произносит Блайхер.

Продолжая сидеть, мужчины поднимают руки. И тут же сначала у одного, а затем и у второго на запястьях защелкиваются наручники.

Черный лимузин с обоими арестованными направляется к штаб-квартире ТПП в гостинице «Эдуард VII» на широком авеню Оперы. Оттуда оба доставляются в немецкую военную тюрьму «Шерше миди». Поль Киффер был для видимости арестован тоже, как в свое время и Эмиль.

Допрос «Орсиваля» идет трудно. Он поляк по национальности, как и большинство членов «Интераллье». Заявляет, что никогда не имел ничего общего с этой организацией. — Арман? «Интераллье»? Подпольный передатчик? Адреса? — Да он никогда о них и не слышал. С Полем в ресторане «Монте-Карло» они вели разговор исключительно о черном рынке...

Тогда в кабинет вводят Поля для очной ставки. «Орси-валь» требует, чтобы тот подтвердил: говорили они, мол, лишь о барахолке.

Но Поль молчит. Он выструган из другого дерева, нежели Эмиль. Поль — солдат, имеющий понятие о чести. И сейчас он готов провалиться сквозь землю, стыдясь своего предательства. Поль не произносит ни слова. Даже смуглая кожа его лица побледнела.

— Увести! — приказывает капитан Борхерс.

Он разочарован: человек, знающий адрес Валенти, у них в руках, но как заставить его говорить?

В эту ночь арестованный Поль Киффер не может найти себе покоя, ему не спится. Его камера находится рядом с камерой «Орсиваля». Камера узкая, пропитана запахом сырости и затхлости, слезами и потом многих людей, побывавших в ней до него — виновных и невиновных, покорившихся судьбе и не склонивших головы.

Бряцанье металла и скрип отпираемого замка прерывают ход его мыслей. Дверь открывается, и на пороге появляется Хуго Блайхер — человек, с которым он заключил договор. Человек, сумевший согнуть храброго, ничего не боящегося боевого летчика, фанатичного бойца движения Сопротивления.

— «Орсиваль» молчит, — говорит Блайхер и присаживается на нары рядом с Полем. — Знаете ли вы. что это значит?

Поль кивает головой. Еще бы ему не знать. Ведь «Орсиваль» единственный человек, кому известен адрес Валенти, руководителя «Интераллье». и то место, где находится подпольный радиопередатчик. Если «Орсиваль» молчит, немцам не удастся схватить Валенти...

— Если «Орсиваль» молчит, никто не сможет спасти вашу жизнь. Поль, а также жизни тех двадцати одного человека, арестованных совсем недавно. В этом случае наш договор расторгается, и я уже ничем не смогу помочь — это-то хоть вам понятно?

Поль беспомощно пожимает плечами.

— А что я могу поделать?

— Слушайте внимательно, Поль, — говорит Блайхер. — Адрес Валенти должен быть у нас не позже сегодняшней ночи. Если «Орсиваль» до завтрашнего утра не встретится с ним. то Валенти что-то заподозрит и сменит свою квартиру. Тогда пройдут недели, прежде чем мы снова нападем на его след. А столь долго прятать вас и ваших друзей от гестапо и службы безопасности я не смогу. Тогда вашим допросом займутся другие и будут проводить свои «собеседования» не так, как мы.

У Поля по спине пробегает мороз. С жадностью затягивается он дымом сигареты, которую ему предложил Хуго. Его охватывает страх, голый и примитивный. Ему вспоминаются рассказы, передающиеся из уст в уста среди подпольщиков о методах ведения допросов в гестапо — избиениях. пытках... Впервые нервы подводят его. и он вопросительно смотрит на Блайхера.

— Поговорите с «Орсивалем», Поль, и обрисуйте создавшееся положение. Расскажите ему, что нами недавно арестованы двадцать один подпольщик, и всех их ожидает смертный приговор. Многие из них, чтобы спасти собственную жизнь, расскажут все, что знают. Его молчание сейчас бессмысленно. И вот еще что: скажите «Ор-сивалю», что он может спасти не только свою и вашу жизнь, но и жизнь мадам Буффе и многих членов «Интераллье», в том числе и жизнь самого Валенти, если будет говорить сейчас.

Блайхер делает небольшую паузу, прежде чем выкладывает свой основной козырь:

— Вермахт обязуется всем вам, подлежащим расстрелу по закону военного времени, сохранить жизнь и обеспечить гуманное обращение как с обычными военнопленными. Это цена, которую мы платим за адрес Валенти, в соответствии с нашим договором...

После этой беседы оба арестованных, Поль Киффер и поляк «Орсиваль», были переведены в одну камеру, чтобы предоставить им возможность спокойно поговорить друг с другом и обсудить судьбу членов подпольной организации «Интераллье», находившихся уже в руках абвера.

Снаружи, в длинном-предлинном коридоре молча сидит человек, внимательно прислушивающийся к звукам, проникающим сквозь запертую дверь камеры. Это унтер-офицер Блайхер. Возбужденный шепот и иногда тяжелые шаги часового, совершающего свой обход территории двора, — вот и все, что слышит Хуго...

Снова и снова он посматривает на свои часы. Время торопит. Уже без пяти минут девять вечера. Остаются немногие часы для действий, в противном случае шанс выйти на след «Интераллье» будет потерян. Но ему не оставалось ничего другого, как сидеть бездеятельно и ждать, пока оба арестанта француза не придут к единому мнению — будут ли они говорить или молчать — и, следовательно, будут жить или умрут...

Примерно в это же время ефрейтор Пройс сидит с подслушивающим устройством в одной из богатых вилл в Сен-Жермене.

Она, эта вилла, потеряла былой блеск с тех пор, как стала штаб-квартирой командования радиотехнической разведки в оккупированной Франции.

Настроение у ефрейтора не из лучших: перед ним поставлена задача прослушивать эфир с целью перехвата возможных агентурных передач.

— А что толку, — ворчит ефрейтор, когда начальник смены растолковал ему задачу. — Все та же белиберда — просто салат из букв, в котором ни одна свинья не разберется, даже дешифровщики.

— Не болтай чепуху, — ответил унтер-офицер. — Держи ухо востро да следи за «Кошкой». Ее частоту ты знаешь...

«Кошка» — это совершенно другое дело. Лицо ефрейтора Пройса просвет'лело. «Кошка» представляла собой исключение. Она даже не старалась кодировать свои передачи. Ему импонировала наглость, с которой этот подпольный передатчик выходил каждый вечер в эфир точно в одно и то же время — в 21 час.

Ефрейтора охватывает охотничий азарт, когда он начинает прослушивать эфир. Кроме него в комнате на радиоперехвате сидят еще двенадцать радистов. Медленно крутит Пройс рукоятку настройки.