Кошка, которая умела плакать

4. ОБРЕЧЁННЫЙ НА ЖИЗНЬ

«…И его закалённый в крови огненной змеи меч рассёк плоть многоглавого монстра. Пасти его распахнулись, источая зловоние, смертоносные клыки, на которых бесславно завершили свои жизни ровно сто рыцарей, кровожадно блеснули, и тварь издала оглушительный крик. Но более походил он не на крик боли, а на злорадный смех, если только зло, пусть и облекшееся плотью, может смеяться. Сразу три головы метнулись к сто первому рыцарю, омерзительно изогнув змеиные шеи и исторгая струи едкого жидкого пламени, он стал поднимать щи…»

На этом неуместно-кулинарном моменте героическому роману и суждено было закончиться. Анар потёр ушибленное место. В последние дни лоб его страдал удручающе часто — даже природная ловкость и способность предчувствовать неприятности не спасала читающего на ходу алая от столкновений со стенами, с внезапно понижающимся сводом подземелья и со всем другим, обо что там можно было спотыкаться, ударяться или обдираться.

Тьму обширного подземелья, раскинувшегося под Руалом, рассеивали лишь дерзкие лучи магического огонька. В его зеленоватом сиянии алай увидел, как идущая впереди Аниаллу обернулась и досадливо покачала головой. Тьма, такая густая, что казалась вязкой осязаемой массой, заполняла коридор позади него, в то время как мрак впереди был вынужден отступать перед вторгшимся в его древние владения сгустком света. Стояла мёртвая тишина — те двое, что проникли в эти подземные тоннели, двигались по ним столь бесшумно, словно были не существами из плоти, а лишь тенями, призраками. Правда, время от времени тишину всё же нарушали звуки ударов, а после них — приглушённая ругань. Это случалось, когда наследный принц Руала Анар Сай в очередной раз настолько углублялся в чтение годами пылившихся на полках у Аниаллу потрёпанных книжек (которые он нёс бережно, словно величайшую драгоценность), что терял всякое представление о том, что делается вокруг, погружаясь в реальность, описанную на их страницах.

Но в первую очередь беглый узник престола перечитал приключения собственного детства, всматриваясь в каждую строчку, сравнивая себя прежнего с собой теперешним. Это было донельзя увлекательное исследование, но вскоре и оно наскучило Анару, и за дневником последовали заботливо заготовленные Аниаллу книжки «для котят», как она ехидно выражалась. Часть их была учебниками, часть живописала красоты наземного мира, рассказывала о приключениях героев настоящего и прошлого… Персонажи, а часто и главные герои повествования, не всегда отличались добротой и благородством характера, а некоторые — злобные, хитрые, безжалостные, — к изумлению Анара, преподносились авторами не-алаями как положительные; вообще, поступки существ неведомых ему рас иногда не поддавались объяснению с точки зрения алайской логики.

О, многообразие обитателей внешнего мира поразило его не меньше, чем удар ногой по носу! А то, насколько большой была разница между их обликом и нравом, просто шокировало. Анар благодарил Аласаис за то, что пошёл с Аниаллу в её экспедицию, а не отправился в манящий его Бриаэллар в одиночку. Ситуация с «гоблином» могла бы повториться неоднократно, и неизвестно, чем бы это всё кончилось…

Впрочем, это была не единственная причина, по которой он радовался тому, что принял приглашение тал сианай отправиться вместе с ней «проведать родственничков». Такого замечательного собеседника и друга, как Аниаллу, у Анара никогда не было. Это было первое существо его расы, рядом с которым он мог вести себя так, как ему хотелось: шутить, читать запрещённые книги, задавать любые вопросы, просто носиться по коридорам с «неподобающей» резвостью… в общем — наслаждаться жизнью.

А вот Аниаллу потихоньку начинала звереть, нет, вовсе не в том смысле, что она теперь больше времени проводила в своей четвероногой форме, просто в последнее время она стала тосковать по тому первому дню их знакомства. Куда девался воспитанный в почтении к богине и иже с ней благородный руалский алай? И где то счастливое время, когда он разговаривал с ней, как с важной госпожой, боясь лишний раз задать ей вопрос?

Хотя эта самая «госпожа» непременно присутствовала во фразах, после которых девушке нестерпимо хотелось ударить своего спутника чем-нибудь потяжелей. Впрочем, у неё была возможность тихо радоваться, когда за неё это делали камни, стены и потолок. Ну а если Аниаллу собиралась обидеться на него всерьез, Анар улыбался ей какой-то особенной улыбкой, и она готова была простить все его выходки.

Алаев ожидала огромная паутина коридоров и переходов, крошечные комнаты и колоссальные залы, хитросплетение узких тоннелей, бездонные колодцы, ловушки, которые срабатывали при применении магии левитации.

Создатели этого лабиринта постарались на славу: каких только западней тут не было! Но надо отдать должное их «гуманности» — большинство из ловушек было призвано не убить, а сбить с пути, запутать, заставить отчаяться и потерять разум. Вот уже двое суток алаи шагали и шагали вперёд. Сначала их поражало количество и длина туннелей, пронизывающих землю под Руалом, но потом они перестали удивляться и равнодушно скользили взглядами по все новым боковым ответвлениям, врезающимся в стены коридора. На серых стенах подземелья в свете магических огней им представали живые картины из рассказов друг друга. Дни грустные и радостные, часы сомнений, минуты счастья и мгновения открытий — обо всём говорили они, уходя всё дальше в глубь огромного лабиринта, раскинувшегося под Руалом. Частенько Аниаллу, увлекшаяся собственным повествованием, не замечала, что её слушатель куда-то пропадал. И ей, ощетинившись и царапая пол когтями от весёлой злости, приходилось отлавливать своего спутника по чем-то заинтересовавшим его темным углам…

Аниаллу поражало то, насколько Анар расслабился — он вёл себя не просто как котёнок, а как котёнок дурной, весенний, очумевший от первого солнышка. К примеру, желая немного снять напряжение, она рассказала ему, что долгое время училась искусству находить и обезвреживать ловушки, но Анар не стал расспрашивать ее обо всех ожидающих их на пути сюрпризах: он проникся к ней бесконечным доверием и полностью на нее положился. А это было, мягко говоря, удивительно для существа, привыкшего к полной опасности жизни в Руале, где нельзя никому доверять… Он не старался запомнить план подземелий, что был высечен на стене зала, оставшегося далеко позади — он свято верил, что даже если на пути им и попадётся не указанная в нем ловушка, то Аниаллу сумеет почувствовать опасность или, может быть, его собственное чутьё не подведет…

Однажды Алу не выдержала:

— А что это ты так расслабился? Мышей не ловишь, то бишь — по сторонам не смотришь, про ловушки не спрашиваешь? Вот заведу тебя подальше, а там в жертву принесу — чтобы дверь какую-нибудь особенную открыть! — пригрозила она, но Анар посмотрел на неё так, словно у неё выросло третье ухо, хмыкнул, пожал плечами и, помахивая хвостом, зашагал дальше. Так ничего и не сказав.

И это был единственный случай, когда он не счел нужным развить тему. Он все также тешил свое любопытство, топя Аниаллу в потоке вопросов. Он уже осторожно выспросил у Алу обо всех особенностях её жизни как тал сианай. Анар никогда не задумывался о подобных вещах и не переживал того, что выпало на долю Аниаллу, но он понимал её.

— Если кто-то обращается к тебе за помощью, — сказал он ей однажды после очередного такого разговора, — ты ведь находишь силы, чтобы помочь ему, хотя тебе кажется, что их уже нет? Так вот, — сказал он так значительно, словно нашел панацею от всех ее бед, — обратись за помощью к самой себе!

Аниаллу фыркнула от смеха, встопорщив усы, и игриво шлёпнула его лапой…

А самое чудесное было то, что и Аниаллу понимала его. И сочувствовала ему. И каждый раз, когда Алу совершала поступок, подтверждающий, что она отличается от руалских алаев, и суждения её схожи с мыслями самого Анара, его охватывала сумасшедшая радость, и какое-то новое теплое чувство наполняло его сердце…

Через некоторое время он поймал себя на том, что уже намеренно задаёт ей самые провокационные вопросы о религии. Она же только улыбалась. Тем шире, чем более дерзким казался вопрос самому Анару. Иногда она отвечала коротко, иногда пускалась в рассуждения. О великих священных тайнах она говорила такими простыми и понятными словами, что Анар не переставал поражаться. Но наравне с этим его удивляло и то, как часто Аниаллу произносила «возможно», «не знаю» или «забыла» — нет, это никак не роняло её в его глазах, — но для высшей руалской жрицы, и уж тем более тал сианай, это, если смотреть глазами его народа, было бы немыслимо — чтобы служительница богини чего-нибудь не знала или сомневалась в чём-то? Она бы растеряла всякое уважение других жрецов, и даже рабы не стали бы кланяться ей. Его просто распирало любопытство спросить её саму об этом. Ему сейчас вообще всё было любопытно и интересно.

В это время они медленно брели по квадратному коридору из желтоватого камня, похожего на прессованный песок. Аниаллу шла согнувшись и следила пальцем по цепочке сложных символов, тянущейся по стене на уровне её бедра.

— А у нас говорят, что истинное величие — это когда тебе стыдно делать только то, что запрещает собственный разум и сердце, — ответила Аниаллу, взглянув на Анара через плечо, и снова вернулась к изучению знаков. — Что же до чужого мнения (Анар мог поклясться, что увидел, как она насмешливо наморщила нос, хотя было темно и Аниаллу шла впереди), то только я сама могу решать, кто является для меня авторитетом, а кто нет. Если обо мне будет плохо отзываться мой друг или тот, кого я уважаю, то я прислушаюсь к его словам. Если враг или просто кто-то чужой — мне не будет никакого дела до его насмешек и оскорблений, — Аниаллу подумала, что совет того же Ирсона Тримма имел бы для неё больший вес, нежели слова всех мудрейших магов Линдорга вместе с их Ректором. Но тут ей пришел в голову более понятный для Анара пример: — И даже если все руалские жрецы будут в один голос кричать, что не достойно тал сианай вести себя подобным образом, что показывая свои сомнения и чувства, я позорю себя и оскорбляю богиню, то я пропущу это мимо ушей. Чего и тебе советую, — закончила алайка, довольно стукнув ногтем по какому-то завитку. Через мгновение раздался странный глухой звук, и пол в шаге от алаев внезапно прорезала сеть трещин.

— И вообще, кому я всё это говорю, а? — притворно гневно фыркнула Аниаллу, присев на корточки и с любопытством наблюдая за разрушающимся полом. — Ты, экспериментатор ушастый, что, дорвался до опытов на кошках и радуешься? Вот дождёшься — взмолюсь богине, она тебя покарает за неуважение ко мне, святейшей!

Тем временем, пока Анар и Аниаллу продолжали шутливо переругиваться, довольно большой квадрат пола рассыпался песком и провалился куда-то вниз.

Анар подошёл к образовавшемуся отверстию и заглянул в него: узкая шахта тянулась настолько, насколько хватало глаз. Оторвавшись от созерцания тёмного туннеля, алай обнаружил, что его спутница достала откуда-то длинную верёвку и, положив один её конец на пол коридора, прижала его к искрящимся в свете магических огней камням пола.

— Опять реагирует на левитацию?

— Как всегда… — разочаровано и как-то виновато вздохнула алайка, подёргала верёвку, проверяя, как прочно она держится, и стала спускаться вниз.

Спуск был долгим и монотонным. Вопросы Анара повернули мысли Аниаллу к дому, она с улыбкой вспомнила, что патриарх Селорн частенько оборачивается чёрным домашним котом и затевает драки с обитателями городских крыш и чердаков. Прибегает потом с ушами, похожими на бахрому, вырванными клоками шерсти и облезлым хвостом, полумёртвый, но счастливый. Аниаллу (из своих источников) также было известно, что Малаур, член Совета Бриаэллара, закатывает кошачьи концерты для той же аудитории, а Тейнлаан, один из старейших, если не сказать древнейших алаев, — большой охотник поймать мышку-другую…

В Бриаэлларе о существе судили не по искусственно созданной репутации, а по его реальной силе и достижениям. Она знала, что даже те, кто занимал высочайшие посты, кого боялись и почитали, — тоже любят пошалить.

— И вообще быть алаем — великое счастье именно потому, что мы можем не подчиняться никаким законам, кроме неписаных законов нашего сердца, нашей кошачьей сути, — продолжила свою лекцию алайка, когда спуск кончился и они с Анаром спрыгнули на пол, — и никто с нами ничего не сделает и не докажет, что мы не правы. Достаточно взять, к примеру, человеческое королевство Канирали и сравнить с Бриаэлларом. У людей с их кодексом чести и сводом законов — междоусобицы, суды, стычки и разбитые судьбы, тюрьмы, полные преступников, — перечисляла она, одновременно сматывая длинную верёвку. — Они постоянно обсуждают, как бы усовершенствовать эти свои законы, изначально не способные улучшить их жизнь, и с каждым разом делают их всё хуже и хуже. У нас — свобода. Да, соперничество и дуэли. Но мы предпочитаем превзойти своего оппонента-соплеменника в уровне знаний и умений, ловкости, красноречии и обаянии, а не банально прикончить его отравленным кинжалом, тем самым ослабив всё общество в целом, — её очень забавляла эта ситуация: рассказывать алаю о том, кто такие алаи, по каким законам они живут и что о своей жизни думают.

— Но у нас в Руале есть жёсткий Кодекс, по которому живёт всё общество, — возразил Анар.

— Есть. Но его статьи не противоречат вашей природе. Вы просто зафиксировали на бумаге, кому что делать в любой ситуации, которая может сложиться в Руале, тем самым упростив себе жизнь. Ведь вы, прости, они почти лишились нашего дара мэи — мгновенно чувствовать свое место. А может быть… — Аниаллу на минуту задумалась. — Может быть, они и не лишились его, просто обмануть закон легче, чем собственную природу. Всегда можно найти лазейку, другое истолкование — и вот ты уже выиграл дело, продвинулся на ступеньку вверх, задавил конкурента… Им там, в Канирали, нравится так жить, ну так и пусть живут, — пожала плечами Аниаллу и, убрав моток верёвки в рюкзак, отправилась вперёд по туннелю, — они плюют на интуицию, которая, пусть и не алайская, но всё же заметно облегчила бы им жизнь, и страдают от собственной глупости…

Песок, лежащий горкой на полу, вдруг зашевелился и начал взлетать вверх — видимо, рассыпавшийся кусок пола должен был восстановиться.

— Мне кажется, Аниаллу, ты ошибаешься. Чтобы жить без законов, нужно иметь общий дух. А у людей его нет. Их общество просто погибнет без правил — наступит хаос, — покачал головой алай. — Что бы там ни говорили, пока не будет совершенен народ, ему нельзя давать полную свободу.

— Ну, значит, не стоит забивать их проблемами себе голову, — беззаботно ответила Аниаллу. — И всё же я считаю, что законы, по крайней мере… ну не знаю, я, наверное, никогда не смогу этого понять, для меня это так же дико, как мышь, охотящаяся на кота! Законы! — фыркнула Алу и зашагала вперёд.

Непонимающе пожав плечами, Анар двинулся за ней. Он вдруг почувствовал себя странно взрослым рядом с этим котёнком, не желающим играть по общим правилам…

Анар шёл и думал о том, насколько разными были эти миры — мир людей и алаев. Он представил, каково это быть человеком, существом, не развивающим, а быть может, и вовсе не имеющим интуиции, по крайней мере в алайском понимании этого слова, — и ужаснулся. Это всё равно что быть слепым и жить среди леса, в котором стволы и ветви деревьев покрыты шипами. Их законы были лишь способом обрезать эти, подчас таящие смертельный яд, колючки, или огородить их, протянуть путеводную нить, указывающую безопасную тропу… и это по-своему мудро… Но деревья — живые, и их оружие отрастёт вновь, колючки пробьют заслоны, как хрупкие стрелки травы пронзают камень мостовой, и покажут свои смертоносные острия в том самом месте, где их уже отвыкли ждать, а… чьи-то злые руки могут сломать заграждения, могут сменить направление нити, привязав её конец к самому ядовитому растению для того, чтобы спровадить на тот свет своего соперника… Да, в мире слепцов, к которому, как ни прискорбно, приближался и родной город Анара, законы могли быть великолепным средством для преступника, желающего остаться безнаказанным… для того, кто хочет подставить своего врага — мечта любого алая Руала!

Анар с ужасом осознал, что его соплеменники-руалцы, по сравнению с Бриаэлларскими алаями, скатились почти до уровня людей, в худшем смысле этого слова.

Аниаллу тоже молчала. Не скоро вернётся к её спутнику лёгкость и свобода. Он, конечно, не испытывал таких душевных мук, как тал сианай, — его природа конфликтовала лишь с окружающим его миром, но к таким условиям алай смог приспособиться и чувствовать себя достаточно комфортно.

Она прекрасно понимала, что душа Анара, столько лет прожившего в строгих рамках светских и религиозных законов, еще долго не осмелится покинуть свою клетку, даже после того как дверца будет распахнута.

Если отправиться из Руала на юг, преодолеть горы Энайс-кие Наэйриана, а потом, изнывая под палящим солнцем, пересечь Приинскую пустыню, то можно оказаться на вымершей, черно-серой равнине. Редко расходятся над нею тяжёлые, чёрные тучи, а если это и случается, то на потрескавшуюся землю проливается мертвенный свет лун или багровые лучи солнца, что делает картину ещё более мрачной. В той местности, покрытой невысокими, острыми, как драконьи зубы, горами есть огромная, глубокая воронка. Поверхность её сплошь выложена колоссальными черепами — в глазнице каждого могут стоять на плечах друг у друга по двое, а то и по трое человек. Яркое пламя пылает в этих глазницах. Ибо лежит за ними город, вырубленный в скале. Имя ему Лэннэс — Бездна.

Окружённая скалами воронка походит на распахнутую пасть неведомого исполинского зверя, готовую заглотить, засосать в себя само хмурое небо, нависающее над его скрытой во чреве земли головой. Края её и утёсы на них кажутся живыми: тысячи существ покрывают их шевелящимся слоем своих тёмных тел. Голоса их наполняют воздух громким гулом. Они вечно ждут добычи и вечно сражаются за неё. Стоит им заприметить путника, дерзнувшего приблизиться к Воронке, как они срываются со скал и мчатся к нему…

Те из них, что покрупнее, доставляют пассажиров и грузы до ближайших поселений, другие помогают всем желающим спуститься в город.

Город… Он так огромен, что вряд ли найдется существо, которое могло бы с полной уверенностью заявить, что знает все его закоулки, и даже если такое найдётся, то вряд ли уверенность эта будет оправдана. Название его лучше всего говорит о его размерах и о том, насколько он загадочен и опасен. Лэннэс… бездонная, как карманы тех, кто считал себя её хозяевами. Бездонная, как пропасти, куда сбрасывали их останки, когда более расторопные существа занимали их места.

Для тех, кому надо затеряться, скрыться от преследования — это идеальное убежище. Увы, спрятавшись здесь однажды от врагов, они рискуют исчезнуть навсегда… из мира живых. Тысячи существ, вынужденных избегать городов на поверхности и миров, где их дурная репутация хорошо известна, обретали в Лэннэс новую жизнь; тысячи других находили смерть. Были и такие, кто прибывал в город в поисках наемного убийцы, и те, кто желал таковым стать. Да что там, целые армии для разного рода не самых благородных дел можно набрать из неотягощенных моральными принципами жителей этого города, таящего насилие или смерть за каждым поворотом своих туннелей… Никто не считает убитых и не ищет пропавших — уже через считанные дни про них говорят, что они канули в Бездну.

И сама Бездна столь же опасна, как и её обитатели. Есть здесь пещеры, соединённые друг с другом узкими извилистыми проходами, с затхлым воздухом, пропитанным тяжелыми испарениями, поднимающимися через трещины в скалах от подземных болот Бездны — не каждое существо способно выжить, подышав ими сколько-нибудь долго. Коридоры то и дело пересекают глубокие трещины, неразличимые в почти полном мраке и имеющие милое свойство время от времени менять свое местоположение. В редко посещаемых пещерах и переходах своды, не укрепленные магией, казалось, поджидают неудачливого путешественника, чтобы обрушить ему на голову камнепад. Пол под ногами так и норовит треснуть, словно тонкая корочка льда на весенней реке, грозит обрушиться вниз, в одно из лавовых озёр Лэннэс. Это благодаря им Бездна стала столь известна — упав в их огненные воды, существо может отправиться в мир иной, подвергнувшись, так сказать, естественной кремации, а может, и не подпалив шкурки, оказаться в ином мире, в другой точке Бесконечного, посчастливься ему упасть именно в то озеро, над которым завис один из легендарных порталов-медуз. Таких больше нигде не увидишь, благодаря им собственно и живёт Лэннэс, и за право владеть этими «воротами» сражались, сражаются и будут сражаться её обитатели.

Но есть в Бездне и относительно безопасные и даже уютные уголки, где искусственно расширенные коридоры превратились в улицы, освещенные фонарями. Там стоят дома, похожие на жилища обитателей поверхности, а некоторые из них даже построены из дерева — большой редкости в Лэннэс и прилегающих к ней землях — которое доставляют в Бездну только через порталы. В этих районах можно встретить и кое-какую живность, которую в других местах давно отловила и съела городская беднота.

Вот через дорогу скачет на двух лапах нервно озирающийся по сторонам кимм — обитатель городских подвалов и других сырых и тёмных мест. Болезненно-белая кожа, местами словно перечёркнутая оранжевыми полосами, висит складками под подбородком тонкой мордочки, усы постоянно подёргиваются в такт настороженно принюхивающемуся носу, взгляд узких глазок рыскает по сторонам. Кимму осталось сделать пару прыжков и, прошмыгнув мимо серого булыжника, заляпанного зеленоватыми пятнами плесени, юркнуть в подвал, как он внезапно почувствовал какой-то запах, говорящий ему об опасности… Опасность оказалась быстрее. Шероховатая поверхность камня зашевелилась, сморщилась и казавшийся вросшим в землю камнем зверь прыгнул на заверещавшего кимма. Короткие, пенькообразные зубы сомкнулись на его тельце, заглушая пронзительный вопль.

Шампп, жабообразная тварь с коротким хвостом, в считанные мгновения натянулся на свою ещё живую жертву. Его пятнистый живот раздулся почти вдвое, заставив лапки смешно торчать в стороны.

Послышался стук колёс по щербатому камню мостовой. Шампп с трудом поднял голову — к нему приближалась громоздкая телега, запряженная парой ящероподобных тварей. Звери недовольно взревели, когда возница натянул толстые поводья, останавливая их. Спрыгнув с телеги, он, закутанный с ног до головы в какие-то чёрно-коричневые лохмотья, прыгающим шагом направился к двери дома неподалёку. Шампп, медленно волоча шарообразное брюхо, пополз к телеге. Он протащил его мимо переминающихся с ноги на ногу «коней», держась подальше из опасения быть раздавленным их четырёхпалыми широкими лапами, мимо заляпанных чем-то чёрным колёс и наконец оказался под дощатым днищем телеги.

Шампп перевернулся на спину, оттолкнулся тыльными сторонами лап и прилип ко дну повозки. Так он будет висеть неподвижно несколько счастливых часов и переваривать… Если его не заметит кто-нибудь из городских обитателей. Любителей полакомиться свеженькой шамппятиной, да ещё и фаршированной киммятиной, найдётся великое множество.

Едва различимая глазу серая тень метнулась из-под тента, прикрывающего телегу. Она протанцевала по крыше, скрытая от глаз прохожих кованым парапетом, покрытым алыми шипами со шкуры стахха — страшноватым украшением какого-то богатого дома, а затем, перепрыгнув через конёк, устремилась прочь. Серый призрак мелькал то на одной, то на другой крыше, но вот, наконец, спрыгнул вниз на площадку перед дверью трёхэтажного дома и, шарахнувшись от света фонаря у входа в жилище, стёк вниз по лестнице. Перебежав к нагроможденью ящиков, бочек и ещё какого-то хлама, сваленного в углу двора, он затаился там, скрытый более густой тенью, чем та, что была его плотью.

Тянулись минуты, и вот наверху здания напротив стены, около которой располагалась засада, вырисовался округлый силуэт толстого кота. Коротковатый хвост задумчиво изогнулся — его хозяин озирал окрестности, ярко-зелёные глаза исследовали двор, лежащий внизу. Они скользнули по тому месту, где затаилась тень, но явно не заметили её. Серый призрак довольно усмехнулся в усы.

Между тем кот мягко спрыгнул с крыши и стал спускаться по лестнице. Тень пристально следила за тем, как пушистые лапы с неряшливого вида клочками шерсти между пальцами неспешно переступали со ступеньки на ступеньку.

Наконец кот закончил спуск и в нерешительности уселся на нижнюю ступеньку. Втянув носом воздух и, разумеется, не почуяв в нём ничего угрожающего, он начал умывать мордочку. Пару раз лениво мазнув лапой по полосатой физиономии, кот зевнул и направился прямиком к куче мусора. Когда он приблизился к ней на достаточное для прыжка расстояние, серый призрак, затаившийся за трухлявым ящиком, тихо заворчал и бросился на кота.

Опустившись на землю совсем рядом с остолбеневшим толстяком, серая тень обрела очертания стройной кошки, одетой в короткий гладкий мех ровного серого окраса. В прищуренных зелёных глазах читалось недовольство.

— И долго я должна тебя ждать? — прозвучале голове кота холодный голос кошки-тени.

— О, шаами Нела, — замурлыкал обладатель выступающих полосатых боков, пытаясь фамильярно обнюхать нос и шею отстранившейся кошки, — я совсем пор-растерял гор-родские ма-нер-ры, гоняясь здесь за кр-рысами… Моя хозяйка, знаешь ли, не кормит меня даром — вот положи ей каждый день на крыльцо по крысе из её складов, тогда и угощайся сколько влезет.

— Скоро перестанет влезать, Номарр, — грустно сказала кошка, проходя мимо своего собеседника и задевая его хвостом по усам. Кот недовольно фыркнул, напрягся было, готовясь отпрыгнуть в сторону, но потом решил, что ему лень это делать, и остался стоять, где стоял. — А знаешь, мне сказали, что ты должен был охотиться здесь вовсе не на крыс, а на… более крупную дичь.

— О да! — согласился кот и блаженно прикрыл глаза. — Я нашёл полуэльфа, — многозначительно заявил он, всем своим видом выражая удовольствие от реакции кошки на свои слова. А Нела не смогла сдержать радостного мяуканья, хвост её возбуждённо дёрнулся — кошка-тень предвкушала интересную охоту.

— Тогда ты должен проводить меня к его… логову, — не говоря вслух ни слова, сказала она, — и можешь отправляться с донесением о своей находке к Старшим.

— Так я свободен? — кот едва не подпрыгнул от радости. Пушистая кисточка его хвоста взметнулась вверх, он навострил уши, боясь упустить ключик к избавлению от ужасов Бездны, что крылся в её словах.

— Да-а-а, — протянула Нела, — но только если твой полуэльф — это наш полуэльф.

— Это он, — резко тряхнул головой Номарр, а длинная шерсть на его брюхе метлой прошлась по пыльной земле, — и подружка его с ним, как и говорили.

— Хорошо, тогда пошли, покажешь мне его дом и…

Нела не успела договорить. Сверху из неосвещённого окна третьего этажа на кучу мусора, где они с Номарром только что прятались, полетел очередной ящик. Упав на землю чуть в стороне от остального хлама, он разлетелся на куски. Кошки едва успели отпрыгнуть от потока мелких, острых щепок.

— Двуногие… — наморщил нос кот и засеменил прочь. Нела напоследок окинула двор быстрым взглядом и догнала его.

Свернув за угол, Номарр остановился около какой-то двери. Видимо, она вела в дом того, кто только что едва не пришиб кошек ящиком. Кот поднял хвост и от души поставил на двери обидчика свою пахучую метку. Покончив с этим жестом благородной мести, Номарр, полюбовавшись на дело хм… «рук» своих и довольно хмыкнув, вспрыгнул на подоконник, а оттуда перелетел на крышу, едва не поскользнувшись на куче каких-то тряпок, сваленных на нём. Нела взметнулась следом.

Они попали на оживлённую улочку. Внизу тянулась чисто выскобленная мостовая, освещенная неяркими огнями, рассеивающими вечный мрак подземного города. Этот район был не столь богат, чтобы позволить себе спрятать каменные потолки за иллюзией небес. Нелу поразил резкий контраст: на одних улицах так и кишел народ, другие же были пусты. «Как желудок Номарра, если он не принесёт крысу», — мысленно усмехнулась она. Глядя на суетящиеся под её лапами фигурки, кошка подумала, как трудно жителям города избегать особенно опасных мест, если таковыми является большая часть Лэннэс. Бездна вся была сплошным опасным местом — её необъятные недра могли вместить в себя в тысячи раз больше крови, что уже стекло в них через трещины пола её пещер… Но Нела не долго размышляла об этом, она умела отвлекаться от тяжких мыслей и не замечать неприятных вещей, если они напрямую её не касались.

Посему, поспешая за своим косматым проводником по городу, она не содрогалась от жути. Наоборот, она замечала где интересного покроя платье иноземца, где диковинное животное, где скользящую по огненному озеру чудесную лодку из безднианского стекла, её взгляд останавливался и на существах неведомых рас, и на необычном оружии. Она не желала думать ни о том, чей короткий крик боли раздался из вон той тёмной подворотни, ни о том, из чего сделаны дымящиеся пирожки на лотке улыбчивой девицы с зелёными волосами, на всю улицу расхваливающей достоинства своего печева.

Лишь один раз кошка испытала чувство отвращения: несколько девиц лёгкого поведения пёстрой стайкой окружили пышно разодетого человека. Все они принадлежали к разным народам: трое — к людям, одна была эльфкой, ещё одну — илтейку — выделяли на фоне подруг тёмно-коричневая кожа, жёлтые глаза, а главное, трепещущие за спиной перепончатые крылья. Омерзение вызывало у Нелы то, что они изображали из себя её соплеменниц, хотя она и не могла толком определить для себя, почему. Все, кроме илтейки, были одеты в платья, покроем похожие на одеяния Аэллы ан Камиан, а причёски их, с высоко поднятыми, разделёнными надвое волосами, напоминали алайские уши. «Жрицы любви» говорили измененными в подражание алайским голосами, но разве возможно было сымитировать чарующий говор кошек Аласаис?

Нела поморщилась и невольно потрясла лапами, словно стряхивая приставшую грязь. Она недовольно фыркнула и поспешила догнать Номарра. Некоторое время они бежали молча, иногда останавливаясь, чтобы принюхаться к подозрительным запахам, витающим в воздухе Бездны.

— Нела, а могу я узнать, с чего это Старшие послали нас с тобой выслеживать полуэльфа? — прозвучал в сознании Нелы низкий голос Номарра.

— Тебя — не знаю, а у меня приказ патриарха Селорна, а не только Старших, поэтому ты сможешь вернуться уже сейчас, а я останусь здесь, — на бегу ответила Нела.

— Селорна? — Номарр остановился и навострил уши. — Во имя лапок Аласаис! С чего бы это?

— Это не наше дело, с чего, — отрезала Нела, — он нанял меня — это всё, что положено мне знать, — она резко взмахнула хвостом, показывая, что разговор на эту тему закончен. Но Номарр и не думал отставать он неё, не удовлетворив своё кошачье любопытство:

— И позволил тебе распространяться об этом каждому встречному коту?

— Нет, — просто ответила кошка, рассеянно поточив коготки о крышу, — но он не настаивал на особой секретности. Да и Старшие, я думаю, уже в курсе, — добавила она, поднимая на Номарра хитрые зелёные глаза.

— Здесь, — сказал Номарр, когда они, перепрыгнув через улицу и миновав ещё несколько домов, оказались на крыше пристройки ничем не примечательного жилища. В подтверждение своих слов кот шлёпнул лапойпо кровле и уселся на хвост. Его пушистый живот покоился на крыше, белея между толстыми полосатыми лапами.

Нела расположилась рядом на поросшей мхом и фосфорицирующей плесенью кровле. Её морда приобрела хищное выражение — орган-анализатор в нёбе принялся за дело. Затем Нела плавно поднялась, прошлась по крыше и остановилась около маленького окошка.

— Заперто и зачаровано, — ощупав его усами, мысленно отметила кошка и, закрыв глаза, погрузилась в глубокую задумчивость. Ответом на её беззвучное заявление было недовольное ворчание Номарра. Он нехотя оторвал своё толстое тело от крыши и начал ходить по ней, словно ища что-то у себя под ногами. Потом остановился и стал царапать покрытую мхом поверхность. Зеленоватые ошмётки летели во все стороны вместе с кусочками отсыревшей древесины. Наконец кот остановился и, сунув морду в образовавшуюся ямку, извлёк оттуда склянку тёмно-зелёного стекла с большой выступающей пробкой. Взяв флакончик зубами, он положил его около лап Нелы.

Разглядев и как следует обнюхав склянку, кошка с уважением посмотрела на Номарра. Распушившийся от удовольствия кот стал казаться ещё больше. Не говоря ни слова, Нела, зажав флакончик между передними лапами, зубами вытащила из него пробку. Затычка выскочила с лёгким щелчком, и из горлышка склянки повалил зеленоватый дым.

Изогнувшись и помогая себе лапами, Нела поспешно вылакала её содержимое. Потом, широко распахнув рот, резко выдохнула.

Из её пасти вырвалась струя дыма. Он осел на стекле крупными каплями и стал расползаться по нему, пока не затянул его целиком прозрачной зеленоватой плёнкой. Нела не отрываясь наблюдала за этим зрелищем, в то время как Номарр с громким щёлканьем отдирал мох от когтей передних лап.

Наконец, решив, что время пришло, кошка вплотную приблизилась к окну и осторожно вытянула вперёд изящную лапку. Она исчезла за зелёной плёнкой, словно никакого стекла в раме и не было. Довольно хмыкнув, Нела высвободила лапку и повернулась к Номарру:

— Ну всё, старый хитрец, ты честно заработал свою крынку со сметаной! — промурлыкала она. — Дома будут рады услышать о твоей остроухой находке!

— Надеюсь, — кивнул кот. Он вернулся к ямке, из которой только что вытащил флакон, и извлёк оттуда тусклую золотую монетку. Зажав её в пасти, он приблизился к кошке, чтобы попрощаться с ней.

— Быстрых лап тебе, Номарр, — пожелала ему Нела.

— Густых теней тебе, Нела, — отозвался кот, и через несколько мгновений мрак, обитающий на соседней крыше, с явным трудом поглотил меховой шар его тела.

Кошка прошла сквозь стекло, миновав магическую защиту, на него наложенную, и не потревожив сигнализирующих заклятий. Все осталось целым: и зелёная плёнка, затягивающая окно за её спиной, и стекло.

Притаившись за толстой бархатной портьерой, так удачно скрывшей слабо светящийся в магическом спектре зачарованный ею участок окна, кошка вслушивалась в звуки дома. Разговаривали двое. Близко, возможно, в соседней комнате. Нела серой молнией метнулась с подоконника на шкаф и затаилась наверху.

Внезапно она почувствовала слабый запах, а свесив морду со шкафа, увидела и движение — какую-то тень у ближайшей к выходу из комнаты ножки. Кошка вернулась на подоконник, бесшумно спрыгнула на пол, пробралась под комод и стала приглядываться.

Мышь, нет, существо было крупнее — это была крыса, сытая, довольная, она не таилась, а восседала за ножкой комода. Рядом с ней на полу лежал кусочек чего-то съестного, запылённый до такого состояния, что Нела не смогла определить, чем же готовилась отобедать серая владычица тёмных углов. Кошка пребывала в задумчивости: пройти мимо крысы незамеченной у неё, может быть, и получится, но оставлять глазастую тварь у себя за спиной Неле не хотелось — если та увидит её, а потом умудрится шмыгнуть в свою нору, то Неле придётся тратить время на то, чтобы изловить её.

Одним из правил, которые дочь дома Теней знала с младых когтей, было то, что ни единого свидетеля твоих деяний быть не должно. «Умелый маг даже крысу сможет заставить говорить», — твердили во времена ученичества наставники. И вот она, крыса, как раз и сидит перед изготовившейся к прыжку Нелой, напрягшей мышцы и ставшей от этого как бы короче. Быстрой тенью кошка скользнула вперёд и закогтила свою добычу. Острые клыки сомкнулись на шее жертвы, и через мгновение крыса, не успевшая и пискнуть, испустила дух.

Нела отпустила её загривок. Она понимала, что нельзя оставлять добычу здесь — рано или поздно она начнёт испускать дух совсем иного рода, и у полуэльфа или кого-нибудь из его дружков может возникнуть вопрос: кто же это её так? Следов клыков не скроешь. А других кошек в этом доме, окружённом защитной магией, нет… Размышляя, Нела подняла расслабленную переднюю лапку. Есть крысу она не будет — она в конце концов не Номарр-обжора, да и костей всё равно не утаишь, хотя нет, их можно затолкать в нору. Так съесть? Нела брезгливо передернулась и отпихнула крысу поближе к стене — она вернётся сюда на обратном пути и захватит её с собой, чтобы выбросить где-нибудь по дороге. Конечно, если ей придётся задержаться в этом пыльном доме, то план с заталкиванием костей в норку придётся, хочешь не хочешь, осуществлять…

Кошка наморщила нос и постаралась отвлечься от этих неприятных мыслей, углубившись в анализ увиденного: шторы на окнах собрали пыль всех эпох Энхиарга, а в этом сером ковре под шкафом она утопает по самое брюхо! Значит, они здесь ненадолго, но как же это полуэльф, которого сейчас разыскивают по всему Энхиаргу, сумел добраться сюда? Да и зачем ему покидать так милосердно принявшие его под свою защиту стены храма Тиалианны? Или он и там уже успел нагадить, и танаи наконец потеряли терпение и выгнали его взашей? Кошка терялась в догадках и, чтобы не заблудиться в мыслях окончательно, решила, что проще будет подкрасться к Энбри — быть может, из его слов она узнает ответы на свои вопросы.

Нела проскользнула к дверному косяку и, вплотную прижавшись к нему, осторожно выглянула в коридор. Его слабо освещали свечи, горевшие около проёма, в котором она стояла. Быстро зыркнув по сторонам, Нела, держась стены, помчалась по коридору.

Добравшись до кухни, где расположились хозяева дома, кошка прошмыгнула под диван. Краешком глаза она успела ухватить очертания трёх фигур, тусклые отблески свечей на бокалах и боках тёмной бутылки с золотистым горлышком и захолодившие ее сердце блики света, мечущиеся кровожадными алыми язычками по лезвию длинного клинка, лежащего на одном из диванов. Энбри всегда любил хорошее вино и мог говорить на эту тему часами. Энбри любил так же красивые, редкие вещи, подобные тем подсвечникам, что стояли на столике перед ним, его братом и его очередной дамой… возлюбленной… жертвой — кто разберёт? Неле, во всяком случае, было до этого мало дела. Гораздо сильнее её волновало, как бы не чихнуть от пыли, что скопилась за диваном.

— Посиди, ты и так устала сегодня, — ласково сказал Энбри, видимо, забирая у девушки что-то. Нела с трудом поборола искушение сделать диван прозрачным для своих глаз и понаблюдать за этой трогательной картиной. Но — тайна слежки прежде всего. И кошка-шпионка вся обратилась в слух.

— Энбри, всё это, конечно, хорошо, — кошка узнала голос Орина, брата Энбри, — но ты хотя бы представляешь себе нашу судьбу… да и судьбы многих других, если они среагируют иначе… если что-то пойдёт не так, как мы думаем? — Нела уловила в его голосе нотки тщательно скрываемой подозрительности.

— Не сомневайся, брат, что здесь может пойти не так? Ты ведь не совершаешь ничего дурного! — говорил Энбри, а Нела по звукам пыталась определить, что он в этот момент делает. Через несколько секунд её чуткие ноздри уловили запах блюда, которое, видимо, готовил полуэльф. Это был знаменитый салат Энбри из помидоров и очень кислых плодов яру, щедро посыпанных жгучим перцем и другими пряностями, и заправленный маслом и уксусом. В общем — смерть желудку. Подавать гостям такое блюдо было как раз в духе Энбри: с одной стороны — весьма вкусно, с другой — дёшево, и много такого не съешь…

Орин молчал, и кошка знала — почему. Он сейчас, как зачарованный, наблюдал, как его брат танцует по кухне. Она и сама умела двигаться так же изящно, ловко и мягко. Она знала, какой гипнотической силой обладают эти простые, неторопливые жесты, которые делает сейчас Энбри, выполняя обыкновенную работу по дому, как завораживают они собеседника, внушают ему чувство уверенности и доверия к полу-эльфу — Разве может он лгать, оставаясь таким спокойным? Разве может подставить того, с кем разделил трапезу?

— Энбри, ты ведь сам знаешь, чем обычно заканчиваются твои затеи, — все-таки осторожно продолжил Орин, выходя из оцепенения.

— Это не только моя затея, — ничуть не обиделся Энбри, — её предложила леди Домера, репутация которой безупречна, — Нела услышала звук поцелуя. — Кстати, это от нее я узнало планах алаев, — полуэльф принёс и мягко поставил тарелку перед своей девушкой и братом. — И о вашей с Зиэлой роли в этих планах. Поистине сама Тиалианна послала эти документы вам в руки! Или, как знать, может быть… может быть, тот, кто дал вам их, ожидал, что вы сами догадаетесь, как правильно ими распорядиться — он же телепат как-никак. А самому ему это сделать несподручно. Да, вполне возможно, что именно так всё и было, ведь есть сотня более безопасных способов доставить эти бумаги, чем посылать их с вами да ещё без охраны. Теперь подумай сам, — своим вкрадчивым рассудительным тоном заговорил он, усевшись на диван, — разве не должны все мыслящие существа объединиться перед лицом такой страшной опасности? Разве может Бриаэллар, не обладая ни сильными магами, ни сильной армией, справиться с этим один? К тому же, алаев мало. Мало — понимаешь? Их просто шапками закидают.

— Я понимаю, — отозвался Орин, — Элаан сильное государство с огромной, хорошо организованной армией, а Лайнаэн — могущественная богиня… — он помолчал немного. — Но с тех пор как между Бриаэлларом и Элааном… хм… пробежала кошка… В общем, не хотел бы я попасть между молотом и наковальней. Если сведения о плане просочатся, не трудно будет вычислить виновника утечки. А гнев Селорна — это пострашней всякой войны, где бабушка еще надвое сказала.

— А мы и не будем ничего скрывать, — торжествующе сказал благородный Энбри, как бы ставя последнюю точку на его сомнениях. — Мы делаем благое дело, причем делаем его совершенно бескорыстно. Им нечем будет крыть, братишка, ведь мы спасаем мир, — просто заявил полуэльф, и его знаменитая обаятельнейшая улыбка, наверняка, стала ещё шире.

Орин молчал долго, даже через диван Нела чувствовала, что он всем телом излучает нерешительность, его терзали сомнения… но прошло время, идо этого еще слабо барахтавшийся в океане очарования своего братца, Орин пошел ко дну:

— Хорошо. Я сделаю это… Хотя я ни в чём не уверен, — сказал он, опуская на стол кружку. И вновь, по тому, как громко она стукнула о стол, Нела почувствовала: тяжело далось ему это решение.

Ехидно ухмыляясь в усы, Нела из дома Теней отправилась назад. Как благосклонна была к ней Аласаис, что позволила ей отослать толстого полосатого Номарра! Кошка просто мурлыкала от удовольствия. Не теряя бдительности при этом. Её хорошо учили, как и всех детей её дома, с самого котячества. По пути Нела заскочила под шкаф, чтобы забрать убитую крысу. Она была тяжёлой и такой большой, что Неле приходилось высоко задирать голову, чтобы хвост её жертвы и то место, где он начинался, не волочились по полу, оставляя следы в пыли. Кошке потребовались немалые силы, чтобы вспрыгнуть со своей ношей на подоконник. Пробравшись через стекло, зелёная плёнка на котором уже начала блекнуть, Нела поудобнее перехватила крысу и двинулась дальше. Через три крыши она выплюнула крысу. Серая тушка глухо шлёпнулась о камень двора далеко внизу. Последняя улика её пребывания в доме полуэльфа была уничтожена.

Лёгкой, почти летящей походкой, едва касаясь крыш своими аристократичными лапками, Нела мчалась по городу. За те сведения, которые она сейчас бережно несла домой в своей ушастой голове, её ещё долго будут гладить по шерсти…

Нела настолько погрузилась в созерцание своего блестящего будущего, сулящего сотни благ и новых возможностей, что не заметила двух существ, притаившихся во тьме подворотни, что чернела в стене дома на другой стороне улицы. Одно из них, едва заприметив Нелу, стало плести заклятье. Кошка не обращала на них внимания до тех пор, пока незримые пальцы не ухватили её за шкирку так пугающе плотно и одновременно осторожно, как это умеют только зубы матери-кошки, несущей своего котёнка.

Нела протестующе взвыла, издав противный, сдавленный звук, и попыталась вывернуться. Она что было сил мотнула головой и краем глаза успела проследить, откуда тянутся к ней незримые ниточки вражеской магии. Кошка извернулась всем гибким, сильным телом. Незримые пальцы выдрали клок шерсти с её загривка, но удержать вёрткую дочь Аласаис не смогли.

Кошка отпрыгнула от края крыши, выгнула спину и зашипела. Она была такой слабенькой, крошечной зверюшкой по сравнению с облачённым в доспехи воином и магом в богатой мантии, с посохом в руках, но сдаваться не собиралась.

Вот они перед ней её враги — двое. Выступили в пятно фонарного света, и кошка смогла их разглядеть, как следует. Один — огромный, в вычурных тяжёлых доспехах, в плаще с капюшоном. Лицо безо всякого выражения. Тупая гора мышц, телохранитель, живой щит от стрел для второго, невысокого, тщедушного существа с лицом, похожим на оплывшую свечу. Оно выглядело ещё более жалко на фоне своей роскошной чёрной мантии, так и переливающейся в скудном свете фонаря. Но… но несмотря на свой нелепый облик, существо внушало ужас.

Бока Нелы тяжело поднимались и опускались от сбивчивого дыхания, потерявшего свою бесшумность. Маг быстро взмахнул какой-то белёсой палочкой, похожей на уродливый корень, и кошка увидела, что оказалась в западне: через магическую сферу, заключившую в себя и Нелу, и её преследователей, и часть пустой улицы, ей было не прорваться.

От ужаса ситуации кошка впала в оцепенение, замерла, словно на неё наложили парализующее заклятье. Она не могла колдовать: тело кошки, отлично выполнившее свою миссию — спрятать сияние глаз и многое другое, способное выдать в ней алайку, — накладывало на неё сотни ограничений. И принять свой настоящий, двуногий или четвероногий, облик Нела была не в состоянии — на перевоплощение из такой формы ушло бы более получаса… Усилием воли Нела содрала с себя плащ отчаянья, чёрный капюшон которого закрывал ей глаза, а полы спелёнывали лапы, лишая возможности пошевелиться. Она уже почувствовала, что убивать её не собираются, и это давало кошке шанс. Она надеялась, что сможет ускользнуть от своих преследователей, бешено мечась по сфере, а потом, глядишь, кто-нибудь из городских наткнётся на неё и… да пошлёт Тиалианна ей горожанина, способного смекнуть выгоду от помощи дочери Аласаис! «Главное продержаться, — думала Нела, — совсем немножко. Во славу Аласаис».

Маг выставил перед собой руки, растопырил пальцы, а потом рванул их к груди, словно схватил, сгрёб, притянул к себе что-то невидимое. Нела увидела — сфера вокруг них стала медленно сжиматься. А волшебник начал творить новое заклятье… В мозгу кошки вспыхнула одна мысль — помешать. Нела подобралась и прыгнула…

— Гадина! — от боли голос волшебника стал похожим на визг. Задние ноги серой охотницы, метнувшейся ему в лицо, оставили на горле глубокие кровоточащие царапины. Плоть была странно мягкой, словно воск. Оттолкнувшись от его лица, удивлённая этим фактом кошка снова взлетела на крышу и зашипела, словно и была змеёй, которой её только что обозвали. Глаза её горели яростным безумием, а хвост серой плетью хлестал по напрягшимся бокам. Она порывисто оглянулась назад: сияющий в магическом спектре край сжимающейся сферы уже касался её хвоста, вот-вот он столкнет Нелу с крыши. Она увидела это, и тут внезапно волшебный шар сжался так резко, что кошка, словно получив хорошего пинка, слетела с кровли.

Испуганно заверещав, Нела попыталась уцепиться за край крыши, но трухлявые доски расщепились под её когтями, и она полетела вниз. Бессильные найти опору, когти мерзко проскребли по стёклам в запертых рамах… тускло блеснул зеленоватый мох, разросшийся под выступающим козырьком… Нела приземлилась на мостовую, как положено — на все четыре лапы, и тут её снова ухватила за шиворот уже живая рука — рука неизвестно как оказавшегося рядом воина, того, показавшегося ей таким неуклюжим!

Она продолжала выдираться, извиваться всем телом, рычать, размахивая в воздухе лапами и хвостом, пока чары волшебника не настигли её и Нела не погрузилась в Сон…

Бесконечным тусклым рядом тянулись коридоры, изредка выводя алаев в небольшие комнатки или, наоборот, просторные залы с множеством боковых проходов, за которыми вновь начинались коридоры, переходы… В них царили вечная темень и глухая, давящая тишина, от которой более слабый духом искатель приключений давно мог бы потерять рассудок и впасть в панику. Анар и Аниаллу сравнительно легко переносили путешествие по подземному лабиринту, но и им было неуютно здесь, вдали от солнца, мягких трав и свежего ветра, щекочущего распушившуюся от морозного утреннего воздуха шкуру…

Анару стало казаться, что Аласаис успела распахнуть свои сияющие Глаза над Руалом уже тысячу раз, когда череда коридоров внезапно сменилась белизной стен просторного покоя, расписанного золотыми изображениями каких-то диковинных трав. Невольно у обоих путников вырвался вздох облегчения при виде этого напоминания о прелестях наземного мира. Это был первый освещенный зал, который встретился им на протяжении всего пути, и они только сейчас почувствовали, как устали от серого однообразия последних дней.

— Ты понимаешь, где мы? — спросил Анар, оглядываясь по сторонам. Он перебирал в памяти все предания, которые слышал о подземелье, но этой комнаты припомнить не мог.

— Это вход в Залы Правоверных, где хранится Кодекс, — мысленно ответила Аниаллу, кивнув головой в сторону дверей в противоположной стене комнаты. — За ними будет мост, потом… — она сощурила глаза, словно вглядываясь во что-то невидимое Анару, — потом какие-то святилища, а за ними уже наша цель. Не сегодня-завтра мы будем там, — радостно заявила она, направляясь к белеющей впереди лестнице, ведущей к дверям.

На широкой площадке верхней ступени возвышалась огромная золотая чаша, опирающаяся на головы трёх сидящих кошек из темно-красного камня. Аниаллу подошла к ней и поманила Анара пальчиком. Глядя на неё, алай невольно нахмурился — что-то странное было в её лице.

— Я редко лгу, Анар Сай, — печально и серьезно сказала девушка, когда он всё же приблизился к лестнице, — помнишь, я говорила тебе про жертвоприношение перед некоей дверью? Твой час настал! — вдруг громогласно заявила она, резко повернувшись к Анару всем телом.

Анар обомлел — перед ним стояла грозная тал сианай… настоящая, руалская, с кинжалом в высоко поднятой руке, уже занесённым для удара…

…Две кошки — золотая и чёрная — лежали, свернувшись одним клубком.

— Ну прости, — говорила чёрная в затылок золотой, прилизывая её вздыбившуюся шерсть, — я глупо пошутила. Глупая шерстноухая вертихвостка. Мне и нужна-то была только капелька твоей царственной крови, ну не открывается эта лиарова дверь без неё!

Анар, вывернув голову и скосив глаза, посмотрел на неё долгим обиженным взглядом и, вздохнув, примирительно пробурчал:

— Ладно. Откуда брать будем?

Капли крови упали в жертвенную чашу, и через мгновение двери Залов Правоверных распахнулись. В открывшейся им череде покоев вспыхнул свет.

Они шли через анфиладу комнат, стены каждой из которых были выложены камнем своего цвета и покрыты рисунками, изображающими различные сцены из жизни руалского общества. Под каждым таким рисунком была выбита надпись — одно из положений Кодекса.

Чем дальше, тем богаче становилось убранство залов. Серый камень и черно-белые тона первой комнаты, стены которой были заполнены поучениями для рабов, сменились искусно вырезанными в белоснежном камне письменами в зале, устанавливающем каноны праведной жизни для высшей знати. Изображения на стенах становились всё более живыми и яркими, появились статуи, а в зале, посвященном приближённым царя и Верховным жрецам, обнаружились восемь боковых проёмов, ведущих в какие-то оставшиеся неосвещёнными помещения.

— Да, ваши жрецы постарались, — Аниаллу остановилась, заинтересовавшись тем, какой положено быть Высшей жрице, в сане которой она находилась бы, родись в Руале. — Я не удивлюсь, если в последнем зале подробно расписано, как надо себя вести и что делать Аласаис…

— Подлежу выбраковке, — притворно обречённо заключила Аниаллу, закончив сравнение.

Анар осторожно взял её за плечи, развернул лицом к себе и… прислонил спиной к стене.

— Да… и ростом не вышла… — ехидно протянул он, смерив недоумевающую девушку взглядом, который задержался где-то у неё над головой, — и по ушам тебе сейчас дадут лопатой, — сказал он, разворачивая её обратно лицом к стене.

Никакой лопаты, конечно, не было, зато было опахало, которым два нарисованных раба начали старательно обмахивать нарисованную же жрицу.

Можно было прикоснуться к любой из них, и картинки оживали: рабы тысячью разных способов кланялись своим господам, алаи совершали обряды перед алтарями и приветствовали друг друга, цари восседали на тронах, повелевая стоящими перед ними — каждая на своём месте и в особенной позе — кошками…

Анар и Алу ещё долго бродили из зала в зал, от одной стены к другой, забавляясь как дети в кукольном театре. Временами торжественную тишину нарушал громкий хохот — это смеялась Аниаллу, обнаружив особенно комичную церемонию или фигуру.

Но вскоре залы, а вместе с ними и веселье, закончились на руководстве: как быть «правильным» руалским царём, и алаи растворили створки дверей, ведущих прочь из Залов Правоверных.

Они стояли на вершине крутой лестницы, спускающейся на каменный карниз, за которым разверзлась пропасть. Над ней тянулся мост, кажущийся тоненькой ниточкой по сравнению с колоссальной расщелиной, отвесные стены которой он соединял. В воздухе по обе стороны от него парили, чуть покачиваясь сверху вниз, чёрные изваяния алаев с тускло-алыми глазами.

Вдалеке метались какие-то тени, ещё более густые, чем окружающая тьма. Далеко внизу угадывались почти неразличимые взгляду отблески чего-то красного.

— Что это там? — поинтересовалась Аниаллу, наклоняясь вперёд.

— Это эн'элмер — тени гнева. Того, кто ступит на мост без права сделать это, они выпьют до дна и, говорят, даже душу существа поглотят без остатка, — шёпотом пояснил Анар, которому казалось неуместным говорить громко в этом древнем и священном месте, внушающем его соплеменникам почтение и ужас.

— А на дне? — кощунственно-равнодушным тоном спросила Алу.

— Про дно мне ничего не известно. Видимо, тому, кто описывал в своей книге путь к гробницам, не посчастливилось упасть с этого моста, — от собственной шутки Анару стало как-то не по себе. Видно, слишком глубоко сидел в нём воспитанник руалских жрецов, и если на поверхности земли он легко выказывал пренебрежение к предметам веры, то здесь собственные непочтительные слова были неприятны ему и вызывали необъяснимое чувство стыда.

За их спинами постепенно угас свет. Только алые блики чуть заметно ложились на лица Анара и Аниаллу, опередившей своего спутника и уже ступившей на мост. Дожидаясь его, она постояла некоторое время, опасно нагнувшись и словно опираясь животом о незримые перила, — что-то разглядывала под мостом. Анару ничего не оставалось делать, как последовать за ней. Он был уже в паре шагов от девушки, как она вдруг прыгнула с моста вниз.

Алай бросился за ней. Воздух привычно подхватил его, и Анар стал плавно опускаться на дно пропасти. Если у неё вообще было дно…

Оказалось, что всё-таки было, утыканное множеством острых камней. Некоторые из них походили на крошечные сталагмиты. Закруглённые верхушки покрывало какое-то вещество, которое и испускало красное сияние. Анар, заинтересовавшийся специфической магической аурой, окружавшей эти камни, собрался было подлететь к ним поближе, чтобы получше рассмотреть…

— Не советую, — раздался у него за спиной спокойный, чуть насмешливый голос Аниаллу.

Анар оглянулся и увидел, что сумасшедшая алайка парит над каменными остриями совсем близко от него. Как он умудрился её не заметить? Все еще переживающий ее внезапную выходку Анар от удивления даже забыл заготовленную во время полета нотацию.

Под ногами девушки угадывались очертания какого-то прозрачного предмета, едва заметно преломляющего лучи алого света. Аниаллу топнула ногой по невидимой поверхности, и она обрела зримую форму. Оказалось, что алайка стоит на каком-то странном вытянутом и чуть изогнутом овале, сплетённом из золотистых ветвей или корней.

— Это глимлай, — объяснила она. — Обычное средство передвижения у жителей Линдорга, особенно у учеников Академии, и одно из их любимых развлечений.

В Руале некоторые алаи тоже передвигались на летающих дисках — это добавляло им величественности и позволяло глядеть на остальных кошек сверху вниз. Грузы перевозились также на парящих над землёй платформах. Но вот использовать это для развлечения Анару как-то не приходило в голову. Зато в ней вспыхнул давний вопрос: как он сам-то умудряется летать, не прибегая к волшебству?

— Аниаллу, ты не замечаешь ничего необычного в том, как я летаю? — вкрадчивым тоном спросил Анар, когда они благополучно миновали мост.

— Нет… — с деланным недоумением покосилась на него Алу. — Тебе так и положено. Я так, конечно, не умею, но я — это не ты, — она махнула хвостом и пошла дальше.

— Как я могу уметь что-то, чего не умеет тал сианай? — не отставал Анар.

— Обыкновенно, — с самым невозмутимым видом ответила кошка, — тал сианай Аниаллу — чистокровная алайка, истинная дочь Аласаис. А наследник руалского трона — полукровка, иноверцев сын, — она фыркнула вслух.

— Ты хочешь сказать, что эти странности — наследство моего отца? — голос Анара зазвенел. — Но неужели дар чужого бога может передаваться по наследству? Да и почему — полукровка? — он наморщил нос. — Или мой папаша был эльфом… или человеком? — он даже остановился, дожидаясь ответа.

— Нет. Всё ещё хуже, — состроив скорбную гримасу и опустив голову, проговорила Аниаллу. — Он драко-он… — страшным голосом протянула она и подняла глаза на алая как раз вовремя, чтобы понаблюдать за его реакцией.

— Ты хочешь сказать — моим отцом был один из этих… — Анар оторопело попятился назад и замер, подняв в изумлении переднюю лапу, — которые… в Канирали? — вид у него сейчас был как у котёнка, впервые увидевшего своё отражение в зеркале. В сочетании с грозным обликом, который имел алай, пребывая в своей звериной форме, это выглядело ещё забавнее.

— Нет! — расхохоталась Аниаллу, подпрыгнув от избытка веселья. — Слава богине, драконы Веиндора не размножаются! Я говорю о других драконах, — она уселась и лизнула лапку, — о драконах Воздуха, народе Изменчивого, Повелителя Ветров.

— Но дракон… он же большо-о-ой… — с видом встрёпанного, ошарашенного котёнка, почти робко спросил наследник Руалского трона.

— Да, драконы высокие, но… — конец ответа потонул в новом взрыве смеха, однако Аниаллу быстро взяла себя в лапы и, успокоившись, чинно обернула их хвостом. — У них, как и у нас, есть несколько форм. Мы ведь тоже бегаем на четырёх лапах, когда нам этого хочется. Так и они могут принимать двуногую форму.

— Но такого быть не может! — Анар даже стукнул лапой по полу. — У меня нет чешуи, и крыльев тоже нет… — он непроизвольно заглянул себе за плечо и тут же устыдился этого: нос его вспыхнул так же, как у ценителя женской красоты с живой изгороди, там, на Празднике Тысячи Свечей.

Аниаллу подавила смешок и опустила глаза, делая вид, что ничего не заметила.

— Мы же слишком… разные! Этого не может быть… не может быть… или, — блеснул подозрительно прищуренными глазами алай, — ты смеёшься надо мной? Да?

— Не-е-ет, — не оставила ему надежды Аниаллу. — Богиня милосердная, да неужели ты совсем ничего не знаешь о себе? — она подошла поближе к алаю, пристально вглядываясь в его глаза. — Твоя мать никогда ничего тебе не рассказывала ни о Криане, ни о Драконьих Клыках и Долине Снов?

— Два последних названия мне знакомы — это те места, куда однажды по воле богини отправилась моя мать, — четкими рублеными фразами заговорил Анар. — Там она встретила отца… алая, как я считал, — он снова, скрывая замешательство, опустил взгляд, — страдающего в изоляции от кошачества в гнилом, отвратительном болоте, где клубятся дурманящие туманы, усыпляющие, а затем вытягивающие из существа жизнь, — зловещей Долине Снов, пронзённой острыми горами под названием Драконьи Клыки, — немного сбивчиво и торопливо продолжал он. — Там, среди созданий, прячущихся от «прелестей» своей родины за сотворенными ими иллюзиями, и жил мой отец. Мать, как и повелела ей Аласаис, спасла его… и, к несчастью своему, ещё и полюбила… привезла в Руал… — Анар замолчал, вглядываясь в расширившиеся глаза Аниаллу.

— Ну, а дальше, дальше что было? — нетерпеливо спросила девушка. — Ты говори, говори, — она махнула лапой, — а потом я тебе тоже кое-что расскажу, — лапа легла на землю, за ней последовала другая, и Аниаллу растянулась во всю длину, положив на них голову и навострив уши.

— Но он, мой отец, — несколько раз нервно хлестнув хвостом, вновь заговорил алай, — как оказалось, принёс в наш благословенный город гнилостный дух иной веры, уже отравившей его изнутри, уже неискоренимой… — он помолчал, бессознательно то втягивая, то выпуская когти. — Совет жрецов постановил изгнать его из города, а мать… мать последовала за ним, желая исцелить его от этой чудовищной болезни и вернуть назад истинным служителем Аласаис. Но жрецы посчитали, что и она поддалась искушению чужого, злобного божка, и, когда мать не пожелала по их приказу убить своего мужа и вернуться, заставили её подписать отречение… Это всё… кажется… а первое название мне ничего не говорит, — покачал головой Анар и поднял вопрошающий взор на Аниаллу.

Наступила очередь алайки рассказывать, но вместо того чтобы сделать это, она переспросила:

— Так значит, ни о каком Криане ты не слышал?

— Нет, — уверенно ответил Анар, но… но слово отозвалось непонятной теплотой в его душе, точно так же, как когда он впервые услышал имя Аниаллу.

— А тогда скажи мне, как зовут твоего отца?

— Мать никогда не говорила. Ей были вообще неприятны все разговоры на эту тему.

— Твоего отца, Анар, зовут Криан Сай, — помолчав, медленно заговорила Аниаллу. — Он жил не в самой Долине Снов, а в Драконьих Клыках. Его дом — две высочайшие скалы на западе Наэйриана. Они пронзают острыми пиками туманы Долины Снов — изумительно прекрасного и волшебного места—и возносятся выше облаков, туда, где властвует Изменчивый, в океан воздуха. И никаких мерзостей, ужасов и гнили там не было и нет, — недовольно фыркнула Алу. — В Долине Снов, среди мерцающего и переливающегося дивными красками тумана, — её глаза мечтательно засияли, — он гостил у своей бабки, той самой женщины, от которой ты унаследовал свой дар видений. Там он встретил твою мать. Они полюбили друг друга, поженились, и она попыталась привести его в Руал и посадить на трон рядом с собой. Но это было не под силу даже твоей всесильной мамаше — жрецы ощетинились и заявили, что не потерпят… не-алая над собой. Амиалис вспылила и принародно отреклась от престола. Потом очень об этом жалела, но было поздно. Вот и вся басня — никого она не спасала, да и Аласаис ничего ей не приказывала. В молодости Амиалис была не та, что сейчас: она самовольно, нарушив запреты жрецов, отправилась посмотреть на внешний мир, а что было дальше, я тебе уже рассказала, — договорила Аниаллу, снова опуская голову на лапы. — И летаешь ты, не творя заклятий, — добавила она, — именно потому, что вы с воздухом и ветрами некоторым образом родственники, — пантера зевнула и прикрыла глаза, утомлённая длинным рассказом.

Анар молчал. Рассказанная Аниаллу таким будничным, ленивым тоном история просто потрясла его. Он нервно переминался с лапы на лапу, благо, задремавшая девушка не могла его видеть. Некоторое время он крутился на пятачке свободного пространства так же, как смятенные мысли в его голове, а затем, внезапно почувствовав себя очень усталым, потянулся, улёгся, свернувшись клубком, и уснул.

Первое, что увидела пробудившаяся Аниаллу, был вопросительный взгляд, который не сводил с неё сидящий неподалёку Анар. Девушка издала неслышный миру стон — поток вопросов у любопытного принца явно и не думал иссякать. «Лучше бы я сказала ему, что его отец был летающим эльфом…» — подумала Алу, поднимаясь на ноги и прилизывая взлохматившуюся шерсть на боку и правой лапе.

— Ну? — насмешливо тряхнула головой она, когда у алая уже кончалось терпение.

— Так значит мой отец был драконом, драконом, который служил богу по имени Повелитель Ветров, — заявил Анар, словно признавая правоту Аниаллу.

— Да, — односложно ответила девушка (если она будет давать пространный ответ на каждый Анаров вопрос, то они просидят тут до следующего года).

— Расскажи мне о нём, — попросил Анар.

— О ком, об отце или о боге? — кошка склонила голову набок. — С отцом ты и так скоро встретишься, и лучше будет, если ты сам составишь своё мнение о нём, давай я лучше расскажу тебе о Повелителе Ветров.

Мы зовём его Изменчивым, — продолжала Алу, снова опускаясь на пол и придирчиво оглядывая себя, — он дует то с севера, то с запада, то с юга, то с востока, он бывает жарким ветром пустыни и лёгким ветерком, сил которого хватает, чтобы лишь потревожить локон волос… — убаюкивающе-музыкально мурлыкала пантера. — Иногда он парит в облаках над Энхиаргом как невообразимо изящный лазурный дракон… иногда появляется и в других обличиях. Он изменяется — чуть заметно, но все время, и нигде не задерживается надолго.

И дети его точно такие же, разве что они более… постоянны. Больше походят на остальных… земных… приземлённых, — она насмешливо фыркнула, — существ. И всё равно они эдакие огромные бабочки в чешуе. Благородство, доброта у них в крови, но при этом они всё-таки довольно равнодушный народ — слишком… ветреные, чтобы вникать в чужие дела и беды.

— Но мы ведь очень разные — алаи и… драконы. Неужели… неужели полукровки бывают у любых рас?

— Нет, не у любых, — отозвалась Алу, вылизывая изящно вытянутую лапку, — но мы, алаи, единственные, кто способен иметь потомство практически от любого разумного существа, подходящего нам… хм… по размерам, что ли… есть алае-эльфы, алае-люди, алае-драконы и алае-адоры — и это только полукровки, рожденные существами из нашего мира.

— Значит, таких, как я, много? — удивился Анар.

— Прилично, — кошка пощёлкала зубами, приводя в порядок коготки и подушечки. — Правда, если ты про полудраконов, то ты пока единственный, а так… — она зевнула и встряхнулась всем телом, прогоняя остатки сна, — десятка два-три наберётся.

— Есть ещё такие существа, как си'алаи, Обращенные, — решила рассказать ещё кое-что Алу, — они не родились алаями, но Аласаис поделилась с ними тел алаит — духом кошки. После этого они либо становятся совсем алаями, либо выглядят полукровками, словно один из их родителей был алаем. То есть они сохраняют особенности и природные умения своей расы, а алайская кровь усиливает их во много раз.

— Как это «усиливает»? Почему? — допытывался Анар, непроизвольно переминаясь с лапы на лапу.

— А-а-а, — протянула Аниаллу, — это такая интересная особенность полукошек. Дети, рождённые от браков алаев с иными народами, необычны — кровь алайского родителя в несколько раз увеличивает природные способности, унаследованные их отпрыском от второго.

Допустим, — она шлёпнула лапой по полу, — отец такого ребёнка был эльфом света, а мать — алайкой. Так вот, у сына молния будет лететь намного дальше, наносить большее повреждение и легче преодолевать всевозможные защитные барьеры, чем у его отца! — радостно закончила кошка. Довольный прищур её глаз показывал, до какой степени ей нравится такая особенность алаев. Но Анар не до конца понимал, что тому причиной, и погрузился в раздумье.

Воспользовавшись моментом, Аниаллу заявила:

— Ну что ж, если вопросов больше нет, то давай отправляться! — и поднялась.

Анар недовольно заворчал и поплёлся следом… Шли молча.

— Интересно, можно ли вообще придумать что-то новое, чего ещё не было создано живущими во всех мирах существами? — пробормотала алайка через некоторое время. Они с Анаром как раз прошли под каменным нёбом огромной головы и оказались в освещенном алыми отблесками пламени коридоре, богато украшенном барельефами, росписями и статуями.

— Память себе что ли стереть? — лениво зевнула Аниаллу. — Сколько удивительного тогда вдруг обнаружится вокруг…

Анар кисло усмехнулся в ответ — уж он-то знал, каково это, когда тебе стирают память!

Величественной и грозной была красота руалских подземных храмов. Анар и Аниаллу миновали множество святилищ разных ипостасей богини Аласаис. Алайка всю дорогу возмущалась тем, как изображали её богиню руалские мастера, а уж какие деяния ей приписывали жрецы! Она постоянно презрительно фыркала, хмурила брови и как-то нехорошо улыбалась. Однажды она даже заявила, что де вот за эту статую и надпись Аласаис непременно должна была бы прибить автора. Тут Анар не вытерпел и решился задать давно крутящийся у него на языке вопрос:

— Аниаллу, если твоей богине так не нравятся руалские порядки, то почему же она просто не стёрла наш народ с лица земли?

— Именно потому, почему ты не убил Кора, — подняла брови Аниаллу, взглянув на Анара через плечо, — не занял его трон и не начал переделывать местные законы по собственному вкусу — сказала она, а потом, после краткой паузы, обернулась и, уперевшись в стену лопатками, пояснила: — Это не общество вокруг тебя было плохим, а ты сам не соответствовал своему окружению, был просто другим, иначе смотрел на вещи. Аласаис действительно не нравится руалское общество, но только потому, что оно живёт не по её законам, потому, что вы не такие, какими она вас задумывала. Но она не стала вмешиваться в вашу историю — все в Руале довольны установившимся за века порядком, и было бы жестоко и бессмысленно что-либо насильно менять. Разумеется, — кивнула девушка, словно соглашаясь с чем-то, — каждый может быть чем-то не доволен, но ваше недовольство вызвано не тем, что вы постоянно лезете вверх по карьерной лестнице, интригуя и обманывая друг друга. Вы расстраиваетесь только тогда, когда ваши собственные попытки возвыситься не увенчиваются успехом. Недовольные у вас, конечно, тоже есть, но они недовольны не самой системой, а своим местом в ней.

— Но как тогда быть со мной? — с внезапным жаром в голосе, подавшись вперёд, воскликнул Анар. — Я не был доволен именно системой, моё место в ней было более чем завидным!

— Ты не совсем руалский алай, — спокойно ответила Алу. — В тебе течёт часть другой крови, — напомнила она, — более того, твой собственный дух чужд духу этой земли и тех, кто её сделал такой.

— А что до того, почему Аласаис не вмешалась, — сианай потянулась, распластавшись по камню стены, — так мы, алаи, что, котята малые — всех нас за шкирку вытаскивать из неприятностей всякий раз, когда мы в них вляпываемся? — усмехнулась она. — Аласаис уважает наше право на выбор, иногда переступая через собственные чувства, она закрывает глаза на то, что мы делаем. До тех пор, пока это не становится откровенным злом — в её глазах, разумеется, — глаза Аниаллу недобро блеснули. — Не приведи богиня оказаться у неё в немилости…

— Интересно, а остальные боги придерживаются такой же позиции? — побыстрее сменил тему Анар.

— Увы, нет, — качнула головой девушка. — Особенно тут выделяется наэй Света, Лайнаэн. Она требует от своего народа беспрекословного повиновения и полного соответствия установленным ею нормам поведения и даже мышления. Те, кто выпадают из системы, долго не живут… — с отвращением и жалостью пробормотала она. — Пойдём, мы не так далеко от Гробниц, я хочу добраться до них сегодня.

Миновав кажущуюся бесконечной череду святилищ, перебравшись по воздуху через ещё одну пропасть и совершив сложный ритуал, чтобы открыть двери на другой её стороне, алаи, наконец, добрались до святая святых руалских подземелий — Усыпальниц. Здесь почти не было света — только алые языки магического пламени, горящего в золотых чашах на головах коленопреклонённых фигур, немного рассеивали тьму священных подземелий.

Аниаллу и Анар шли по широкому коридору. В свете красных огней из тьмы выступали гордые лики руалских царей и жрецов, обретших последний приют в этих подземельях. По обеим стенам тянулись ряды богато отделанных дверей.

Температура воздуха постоянно резко менялась. Горячие и холодные слои чередовались так, что можно было стоять в горячей полосе и, вытянув вперёд руку, отморозить пальцы. От этого захватывало дух, но смысл волшебства так и не открылся Анару и Аниаллу. Загадочны были тексты и рисунки на стенах. А уж лица, внезапно вырастающие из отполированного пола, словно они выныривали из зеркальной водяной глади, и вовсе приводили в замешательство. Впервые обнаружив, то есть попросту наступив на. одно из них, Аниаллу так и подпрыгнула от неожиданности. Мгновенно придя в себя, она сама не могла понять, почему так испугалась. Гневно взглянув в глаза исполненной каменного спокойствия физиономии, алайка быстро зашагала дальше, мысленно ругая себя за слабонервность и всё же опасливо поглядывая под ноги.

Аниаллу неоднократно приходилось бывать в подобной ситуации — её работа подчас требовала не только вторгаться в священные и запретные земли тех или иных народов, но и сражаться с разгневанными стражами гробниц и святилищ и даже богами, которым то или иное место было посвящено. Для алайки это путешествие в таинственный и опасный мир руалского подземелья было всего лишь одним из сотни таких же походов и не сулило новых впечатлений. По крайней мере, пока ей так казалось, и это донельзя разочаровывало любопытную девушку. Впрочем, чутьё подсказывало тал сианай, что нечто очень волнующее, если не сказать щекочущее нервы, всё же ожидает её впереди. Предвкушение встречи с этим наполняло девушку трепетом куда больше, чем страшноватые статуи, охраняющие покой Гробниц, и гнев богини, о котором, против собственной воли, не переставал думать Анар.

Алу внимательно читала надписи на дверях, ища ту, за которой спал вечным сном Агир Освободитель. Сначала ей приходилось исследовать обе стены, но вскоре девушка поняла, что по левую руку от неё расположены усыпальницы жрецов, магов и прочих великих личностей, вошедших в историю Руала, но не принадлежащих к царской семье. Теперь Аниаллу сосредоточила всё своё внимание на правой стене. Она и представить себе не могла, что на троне Руала успело смениться столько владык! Или, быть может, здесь похоронены и никогда не восседавшие на нём члены царской семьи? Девушка собралась было спросить об этом Анара, но тут взгляд её наткнулся на имя Агира Девятого, выгравированное на одной из дверей. Сразу же потеряв интерес к остальным руалским царям, Аниаллу стала изучать дверь гробницы Освободителя.

— Агир Девятый Освободитель. Творец Барьера, — громко прочла она.

Запечатанные магией створки поддались её волшебству всего через пару минут и послушно распахнулись, открывая сианай путь к одной из самых тщательно скрываемых тайн Руала.

Аниаллу отступила на несколько шагов от дверей, словно любуясь проделанной работой. Она была довольна, что так быстро и ловко справилась с магией, защищавшей вход в гробницу, и счастливо вздохнула, возбужденная предстоящей встречей с неведомым.

А вот Анар предпочёл бы, чтобы невидимая борьба алайки с дверями длилась как можно дольше. Он попал в затруднительное положение: с одной стороны, была Аниаллу, которая говорила о вторжении в гробницу Освободителя со странной небрежностью, словно собиралась зайти на кухню за куском пирога, с другой — запрет богини. Хотя Анар и был первейшим богохульником в Руале, многие вещи он привык считать священными, неоспоримыми и правильными, несмотря на личное к ним отношение. Он со свойственной ему серьёзностью полагал, что не может знать и понимать всего, что открыто высшим жрецам, которые учили руалскии народ правилам праведной жизни. Скорее всего, Аниаллу богиня действительно не тронула бы, но за себя он не был уверен.

Алай вспомнил, как однажды он хотел показать своему рабу рисунки на стене зала Возрождающихся. Сам Анар мог беспрепятственно входить туда, но провести с собой своего слугу он не сумел, несмотря на всё своё влияние. Раба немедленно бы предали смерти, ступи он в этот чертог, пусть и с позволения своего хозяина. И даже если бы его повелителем был не Анар, а сам владыка Кор, ситуация не изменилась бы — против священных законов в Руале не мог пойти никто.

Теперь на месте Анара оказалась Аниаллу, в роли раба выступал он сам, а зал Возрождающихся превратился в гробницу Агира Освободителя.

— Я не буду в этом участвовать, — твердо заявил Анар, остановившись в дверях.

Аниаллу оглянулась, посмотрела на него изумлённым взглядом, а затем, равнодушно пожав плечами, вошла в двери погребального зала.

Чуть взволнованная, она ступила на священные плиты гробницы великого Агира Девятого, защитника веры и освободителя Руала от власти чужеземцев. Признаться, алайка была несколько разочарована — она ожидала, что за дверями гробницы ей предстанет нечто невиданно роскошное и сверхъестественно величественное. Но она ошиблась. Первая комната с довольно низким потолком и восьмиугольными толстыми колоннами, занимавшими большую часть её пространства, была совершенно пустой. В стене напротив входа чернел высокий проём, за которым начинался неосвещённый проход.

Сколько лет ничья нога не ступала на этот мозаичный пол, что холодил ступни даже через зачарованные подошвы сапог? Аниаллу пробиралась вперёд, и с каждым шагом в её душе нарастала тревога…

Наконец давяще узкий коридор закончился. Он привёл смущённую охватившими её странными чувствами девушку в просторное помещение, но по сравнению с колоссальными залами, которые алаи встречали на протяжении всего своего пути, оно казалось небольшим. Потолок его, правда, был очень высок и так же чёрен и гладок, как пол и стены.

Посреди зала, на возвышении, окружённом пологой каменной лестницей, сиял тусклым золотом саркофаг Агира Освободителя. За ним на некотором расстоянии один от другого возвышались два треугольника из прозрачного зелёного камня, прямыми углами обращенные друг к другу. Они испускали мягкое сияние. Аниаллу знала, что это стилизованное изображение кошачьих глаз, символизирующее всезнание богини, её постоянное присутствие среди народа Руала и невозможность совершить что-то без её ведома. А проход между ними служил незримой дверью, через которую душа усопшего праведника возносится в Бриаэллар…

Свет излучали и широкие полоски зелёного зачарованного камня, тянущиеся на уровне двух алайских ростов от пола по всему периметру зала и огибающие двери, скрещиваясь над ними треугольниками, в центре которых сияло по алайскому глазу, уже куда более реалистичному, если не сказать живому. Их каменный взор очень напоминал взгляд бриаэлларских анеис, но причиной страшноватого его выражения вряд ли была неимоверным усилием обузданная звериная эмоциональность, скорее уж, мертвящая холодность равнодушного существа. По спине Алу, как и при встрече с Чувствующими, побежали мурашки, и она постаралась сосредоточить своё внимание на стенах, пустых, гладких, кажущихся мокрыми стенах, из чёрных зеркал которых на сианай смотрело только её собственное растерянное отражение — бледный овал с двумя синими пятнами вместо глаз. Ни рисунков, ни текстов, ни хотя бы потайных дверей, ведущих туда, где они есть, не обнаружилось. Аниаллу остановилась в нерешительности. Этого просто не могло быть! Руалские алаи свято чтут обряды, соблюдая их до последнего слова, и вот перед её глазами предстаёт вопиющее их нарушение! Ни одна из стен гробницы не была Стеной Жизни — высеченным в камне жизнеописанием покоящегося здесь владыки…

Алайка задумчиво постукивала ногтями по гладкому камню, лихорадочно соображая, что ей делать дальше. Если что и было начертано на этих стенах Освободителем, то оно было так умело стёрто с них чьим-то волшебством, что и следов не осталось. А если это не так, если предположить, что Агир не писал ничего на своей Стене Жизни, то чем же он занимался в своей Гробнице десяток дней? Непонятно…

Но не спросить ли ответа на этот вопрос у самого Агира? — Аниаллу подошла к покоящемуся на возвышении в центре зала саркофагу. Иногда мертвые бывают удивительно разговорчивы… хотя это вряд ли применимо к Освободителю, но попытаться всегда можно! Алайка поднялась по ступеням, окинула взором роскошный золотой гроб Агира…

— Прости, но я не могу позволить тебе сделать это, — внезапно прозвучал за её спиной решительный и вместе с тем мягкий голос Анара. Рука его накрыла её пальцы, осторожно, но так, что не вывернешься, прижав к саркофагу и не давая открыть крышку.

— Почему? — Аниаллу обернулась к алаю, не убирая руки. Он стоял позади неё и старательно прятал волнение. Только теперь Алу поняла, что значило для него войти в гробницу. Но ведь он сделал это, потому что волновался за неё. Алу вдруг захотелось бросить всё к демонам.

— Потому что это святотатство.

— Ой, посмотрите на этого праведника! — непонятно почему Аниаллу ужасно развеселили слова алая. — Там у вас, у жрецов, сейчас время вечерней молитвы, может быть, тоже помолишься?

— Можно подумать, что я его собираюсь на куски порезать и по полу разбросать! — совсем разбушевалась она. — И кто это мне говорит — первейший богохульник и нарушитель всех священных законов своего народа!

— Я боюсь не за кости Агира, а за тебя, за твою душу, — всё так же тихо и ласково сказал Анар.

— Я знаю, — уже стыдясь своей вспышки, растроганно сказала Алу. — Но поверь мне, что если бы за каждое богохульство вроде этого Аласаис отщипывала от моей души хотя бы вот та-кусенький кусочек, то от меня уже давно ничего бы не осталось. Я знаю волю и желания богини гораздо лучше руалских и каких бы то ни было её жрецов просто потому, что разговаривала с наэй так же, как сейчас говорю с тобой. Я вообще мастер в искусстве умиротворения разгневанных богов, так что могу сначала насвятотатствоваться вволю, а потом замолить грехи. И свои, и твои тоже, — она подмигнула Анару, все еще изумленному её неожиданным весельем, и направилась к саркофагу.

Хотя Аниаллу говорила чистую правду, и Аласаис никогда не покарала бы её за вторжение в гробницу, девушке тоже было как-то не по себе, она словно чувствовала, что вот-вот перед ней предстанет нечто ужасное. И смех, которым она попыталась заглушить это чувство, не принес облегчения. Но Алу отогнала от себя это леденящее предчувствие и, не позволив улыбке погаснуть на своём лице, решительно толкнула изрезанную ритуальными символами крышку.

Гром не грянул с небес и молнии не испепелили Аниаллу, когда золотистая плита отъехала в сторону, и девушка увидела неподвластное тлену лицо Агира Освободителя. Глаза древнего властителя были открыты. Этот застывший в вечности взор чем-то насторожил Аниаллу. Было в нём нечто странное, неуловимое, но без сомнения важное для алайки.

Тело Освободителя ярко сияло в магическом спектре — погребальные ритуалы руалцев подразумевали наложение на тело множества заклятий, имеющих смысл только для посвященных. Этим занимались жрецы одного из великих храмов — храма Возрождающихся.

Аниаллу положила руки на виски покойника и закрыла глаза. Она стояла неподвижно, яркое сияние просвечивало сквозь её сомкнутые веки. Анар стоял рядом с ней, внимательно вглядываясь в застывшее лицо девушки.

Внезапно Аниаллу распахнула глаза, резко выхватила кинжал и сделала надрез на лбу трупа. Движение её было настолько быстрым, что Анар не успел её остановить.

— Аридолен! — с изумлением и испугом вскричала Алу. Анар видел, что девушке стоило огромных усилий, чтобы не отпрыгнуть от саркофага и не броситься прочь из погребальной камеры Освободителя. Но, как бы сильно ей ни хотелось сделать это, алайка осталась стоять где стояла, и вскоре лицо её стало совершенно спокойным. Руки девушки вновь запорхали над лицом Агира Девятого, но на этот раз движения их были какими-то беспорядочными, ломаными и резкими.

— Посмотри, — шёпотом позвала Алу, подкрепив свои слова недвусмысленным жестом. Анар помедлил, и девушка повернула к нему лицо, чтобы спросить о причине его замешательства. Взглянув ей в глаза, алай поразился — они не светились. Совершенно, как у какой-нибудь эльфки!

Тал сианай Аниаллу видела много крови, убивала и сама была убита. За свою долгую жизнь она поняла, что есть в Бесконечном вещи и похуже смерти. Но всякий раз, когда она сталкивалась с чем-то подобным, пусть даже лично для неё никакой угрозы не представляющим, девушке казалось, что мир рушится, и вся вечность, лежащая перед ней, будет сплошным кошмаром. Она не раз ругала себя за слабонервность, но это было потом, когда ей с огромным трудом удавалось взять себя в лапы. Да, именно в лапы, потому что спасение от сводящего с ума страха она находила, лишь носясь по лесу за дичью в своем зверином обличий.

Но сейчас, к несчастью, рядом не оказалось никакой дичи, зато была так неудачно подвернувшаяся рука подошедшего к гробу Анара. Острые ногти впились в его запястье, и ему оставалось надеяться, что тал сианай умеет залечивать раны от алайских когтей не только на себе. Через мгновение Аниаллу взяла себя в руки и ужаснулась, увидев, что она наделала за время своего замешательства. Но прежде чем девушка успела что-то сказать или сделать, произошло событие, поразившее обоих: глубокие кровоточащие царапины уже начали заживать. Они не светились синим изнутри, как у Аниаллу, а просто затягивались и через минуту исчезли вовсе.

— Вот видишь, я тоже тал сианай, — заключил Анар, потирая исцелённое запястье, которое он осторожно высвободил из пальцев остолбеневшей девушки.

— Ты не тал сианай. Такое случается и с самыми обычными алаями, — с деланным равнодушием пожала плечами Алу, всем своим видом показывая нежелание далее обсуждать эту тему, раз уж досадный инцидент уладился сам собой. — Иногда. Но того, что стало с твоим дедом, с нашими соплеменниками ещё не происходило, — продолжила девушка, вновь нагибаясь к саркофагу, и в голос её вернулись нотки тревоги, — эн элео но Аласаис.

Следуя примеру Аниаллу, Анар склонился над Агиром. В ранке на лбу его деда поблёскивало что-то серебристое. Едва его взгляд наткнулся на это, алай невольно отпрянул и зашипел. Но не прошло и нескольких секунд, как странное чувство тревоги исчезло без следа.

— Что это? Какое-то оружие? — спросил он, ища объяснение произошедшему. — Меня словно кто-то рванул за усы, когда я увидел это.

— Оружие? Нет, скорее, казнь, — проговорила Аниаллу, уши которой так и льнули к голове, выражая сильный страх. — Это аридолен — «пленитель душ». Это металл, который есть только в Тир-Веинлон, во владениях Смерти, и только серебряные драконы, дети и слуги Веиндора, владеют им. Он обладает чудовищными свойствами, — некоторое время Алу молчала, словно собираясь с силами, а когда заговорила снова, голос её был странно холодным и неживым, и слова, казалось, доносились откуда-то издалека: — Душа твоего деда никогда не сможет покинуть этот мир и обрести новое воплощение. Она навеки заключена в костяную тюрьму его черепа. Кто-то сковал Агира магией, волшебством же нанёс тонкий слой аридолена на его череп, а затем заставил его сердце остановиться, — объяснила Алу.

— Душу можно держать в плену? — неожиданно громко для самого себя спросил Анар. О подобной магии в Руале слыхом не слыхивали. Да, насколько длиннее был бы коридор с дверями, ведущими в гробницы руалских владык, если бы его алчные до власти соплеменники прознали о подобном способе заставить души убитых ими царей и цариц молчать!

— Да. Многие маги это умеют, — ответила Алу, а потом, к немалому его удивлению, добавила: — Даже я. Но не так. Не навсегда, — она вздрогнула, — такое умеют только призрачные драконы… или… я даже не знаю… неужто и раньше Веиндор брался судить алаев… нет… Аласаис бы знала… да и я чувствую, что это не он тут командовал… Послушай, ведь ты же мне сам говорил, что сумел бы обойти «правосудие души», разве ты говорил не о подобном способе? — воспользовавшись возможностью ненадолго уйти от неприятной ей темы, спросила Алу.

— Нет, подобное мне и в голову не приходило. Я придумал, как можно скрыться от якобы «всепроникающего взора» души убитого царя… или царицы, чтобы она не смогла узнать своего истинного убийцу и указать на него… В Руале я никогда не слышал о таком волшебстве, да и мои соплеменники никогда не видели драконов, — покачал головой Анар, и на лицо его набежала тень, — но зато я знаю одну женщину, которая наверняка знает об их существовании и их волшебстве… женщину, в сердце которой достаточно злобы и для такого преступления, — заявил он, и от Алу не укрылось, как он резко выпустил и тут же втянул когти. Ещё до того как слова его отзвучали, она поняла, о ком говорил Анар.

— Моя мать больше всего подходит на роль убийцы Освободителя, — с напускным равнодушием озвучил ее мысли Анар, — её властолюбие тебе хорошо известна. Она — жрица Аласаис, но на самом дела она служит только самой себе, своей неуёмной жажде власти. И на алтарь этого идола она вполне могла принести жизнь своего отца, — закончил Анар, Голос его звучал устало, но боли в нём не было. Почти.

— Если убить царя таким способом, — продолжил он, — то можно не опасаться разоблачения — душа не сможет покинуть тело и указать на убийцу. А тело не найдут и не узнают его страшную тайну — ведь подземелья отныне под запретом.

— Если она не пожалела собственного сына, то и отца тоже могла принести в жертву своим амбициям, — кивнула Аниаллу, соглашаясь. Но тем не менее деяние, которое, возможно, совершила Амиалис, казалось ей немыслимым. Ни у одного алая не поднимется рука сделать такое со своим соплеменником.

— Я никогда не думала, — вновь заговорила девушка после недолгого молчания, — что в силах алайки совершить нечто подобное. Но как Амиалис посмела?! Как… как смогла? — хотя Алу стояла, склонив голову, Анар увидел, как расширились её глаза. — Вся мощь твоей матери, пусть и одной из величайших волшебниц нашего народа, ничто перед гневом Веиндора! — заявила девушка, резко вскинув голову. — А он… он был бы стра-а-ашно недоволен простым вторжением в свои земли, не то что кражей металла… или одной из душ, что тоже, кстати, часть его владений.

— Ради власти она способна на всё, Алу, — с мрачной уверенностью заявил Анар.

— Она не могла сделать это сама, — покачала головой девушка. — Кто-то должен был помочь ей сделать это. Кто-то очень сильный. Очень. Как бог. Думать, что она сделала это сама, льстит моему самолюбию, как алайки, но это не может быть правдой, — твёрдо закончила она, садясь на одну из ступенек лестницы, ведущей к саркофагу Освободителя.

Зелёные отблески мерцали на её гладко зачёсанных волосах. Анар стоял, скрестив руки на груди, и смотрел за спину девушки, на гроб Агира, в котором покоился вечно живой… или вечно мёртвый алай. От мысли о подобной судьбе волосы у принца вставали дыбом. Но всё же, даже в такой ситуации, Анар не утратил неуёмного, неприличного своего любопытства:

— Он видит нас сейчас? — шёпотом поинтересовался он.

— Да, — так же тихо ответила Аниаллу, продолжая разглядывать свои сапоги, — но он давно утратил рассудок и не способен понять, что это перед ним такое.

— Мы не настолько слабые существа… — неожиданно для самого себя возмутился Анар.

— Я и не хочу сказать это, — спокойно отозвалась алайка, — но одно уязвимое место у вас есть: когда что-то не укладывается в вашу схему жизни, вы теряетесь, вам становится не по себе, слишком трудно вам свыкнуться с новой реальностью. Подобная смерть не самое обычное дело. Я никогда бы не поверила, что с алаем можно сделать такое, — вновь повторила Алу, — но, — вернулась она к реальности после минуты напряжённого молчания, — я могу сказать тебе определённо — он безумен, я входила в его сознание, и оно было мутным, как воды Огненной реки летом. В его мыслях — один лишь страх. Разум Агира умер, но ужас живёт. И это вовсе не предсмертный страх.

— А что же тогда?

— Я не знаю. Он… он долго блуждал по подземельям — не тем, где были мы, а другим, которые лежат ниже… много ниже… — проговорила Аниаллу, расширив ставшие неподвижными глаза, словно вглядывалась в какие-то невидимые другим картины, — там лабиринт… огромный… царь не знал, что есть ещё туннели под землёй, но когда обнаружил их, решил разобраться, — взгляд девушки метался из стороны в сторону, — но я вижу только какие-то врата… он вошёл в них, а дальше ужас твоего деда был таким, что стёр воспоминания о том, что за ними крылось, — договорила тал сианай. Взор её постепенно обретал осмысленное выражение. Она возвращалась к реальности из неведомых подземных просторов, о существовании которых наследник руалского трона никогда не слышал.

Анар перелистывал в уме страницы всех прочитанных им книг. Ни разу ни в одной из них не упоминалось о каких-то нижних уровнях подземелий. Гробницы располагались наиболее глубоко. Под ними должна была быть только земля и камни. И уж точно, ни коридоров, за которые, кстати, можно принять и естественные трещины, ни уж тем более врат, там быть не могло ни в коем случае. Анар недовольно фыркнул. Бред… вечно живой покойник, да ещё теперь и это.

Но не успело пройти и минуты, как раздражение от собственной неосведомлённости сменилось очередным острым приступом любопытства: если это действительно новые ярусы подземелий, кто построил их, и что спрятал он за вратами, запечатлевшимися в памяти Агира? Первый страх от пугающей находки уступил место радостному, по-котячьи наивному предвкушению новых открытий.

Тем временем ничего не подозревающий о судьбе своей напарницы Номарр мчался с донесением прочь от дома полуэльфа Энбри. Кот пушистым полосатым шаром прокатился по Бездне, мячиком перелетая с крыши на крышу, и наконец выбрался на открытый воздух через глазницу одного из черепов, заменяющую городские ворота. Стоило его лапам ступить на кость расположенного ярусом ниже черепа, как услужливые лапки одного из крылатых созданий, сидящих неподалёку в ожидании заработка, подхватили кота, и они помчались к чёрным небесам. Достигнув верха воронки, Номарр выплюнул монетку на лапу своему носильщику и перебрался на более крупную летающую тварь, способную доставить его в Дирхдаар.

Мчась сначала над чёрными скалами, а затем над раскалёнными солнцем песками, кот ни разу не вспомнил о Неле, он думал сейчас лишь об одном: как придёт на доклад к своей предводительнице, о её невероятных оранжевых очах, стройных лапах и длинном, гибком хвосте, пепельно-сером, как и у всех Старших дома Теней. Как придет и расскажет ей то, что узнал…

Мучительно тянулись минуты. Амиалис страдала от тягостного ожидания, словно её тянули за усы, придерживая при этом за хвост. Потрескивал огонь в чёрной чаше жаровни, стоящей перед ней на возвышении, вокруг которого обвивался неведомый каменный зверь. Бывшая царица Руала была одна в просторных тёмных покоях. Она стояла неподвижно, замерев, словно впала в оцепенение, зачарованная игрой огненных язычков. Мысли её метались размытыми тенями, вспыхивая образами, от которых сердце алайки падало вниз, и снова теряли очертания, до того как она успевала на них сконцентрироваться…

Она получила, что хотела… и потеряла так же быстро, как и обрела… но это был её выбор, и от этого на душе скребли крысы… И вот теперь она здесь, здесь, чтобы расплатиться, вернуть долг, выполнить свою часть давнего договора…

Послышались голоса. Они доносились из прохода, чернеющего в дальнем конце стены слева от Амиалис. Она настороженно прислушивалась: от каждой, самой незначительной детали, от каждой мелочи могла зависеть её судьба в этом мрачном месте. Первый голос — звучный, сильный и мягкий одновременно, голос существа, привыкшего повелевать и умеющего это делать, — говорил на непонятном Амиалис языке.

Его собеседник… у него был мерзкий, гнилой голос. Так мог бы говорить могильный червь, которому бы вдруг вздумалось изменить любимому занятию — поеданию мертвецов — и поступить на службу. Обладатель голоса, как раз показавшийся из коридора, впрочем, и внешне походил на червя: его кожа была нездорового бледного цвета, казалось, что её слишком много, отчего она лежала складками, хотя мужчина был совсем не толст.

Несмотря на отменную выдержку, Амиалис не смогла сдержать отвращения к этому тошнотворному существу, а оно, заметив это, казалось, испытывало от этого только удовольствие. Чем раздражило бывшую царицу ещё сильнее.

— Твоя работа закончена. А для остального ещё не время, — отрезал его спутник на этот раз на знакомом алайке языке и жестом отослал чем-то недовольного «червя».

— Итак, царица Амиалис, владычица Руала собственной персоной, — заявил он, приблизившись к алайке, которую, внезапно, сковал ужас — странный, необъяснимый, ведь в подошедшем к ней человеке не было ничего страшного. — Ну что ж, надеюсь, ты тоже не забыла Хозяина Шилора.

Амиалис не забыла. Она кивнула в ответ, так и не найдя, что сказать.

— Тебя, царица, я думаю, интересует вопрос, почему ты здесь? Почему мы оторвали любящую мать от воспитания сына, пошедшего дурным путём? — покачал головой Хозяин, словно осуждая собственное деяние. — Поверь, мне тоже жаль, что пришлось так поступить, но нам не хотелось потерять тебя до того, как ты выполнишь свою часть нашей маленькой сделки. А ведь мы неминуемо лишились бы твоего общества, Амиалис, если бы ты сделала то, что собиралась — тут уж можешь мне поверить. Я понимаю — это слишком… решительный шаг, но иначе было просто нельзя.

— Так значит, чтобы выполнить свою часть нашей сделки? — с напускной холодностью повторила Амиалис его слова. Страх отступал, пусть и мелкими, детскими шагами, и к алайке возвращалась ее всегдашняя самоуверенность.

— Да, именно за этим. Мне нужна твоя тел алаит, — твёрдо заявил Шилор.

— Моя? — в замешательстве спросила бывшая царица. — Ты хочешь мою жизнь — так она и так в твоих руках.

— Нет, жизнь свою оставь себе. Дух кошки — только он мне нужен.

— Зачем?! — не выдержала Амиалис (сказанное Хозяином с таким серьёзным лицом казалось безумством).

— Вот это оставь на моё усмотрение. Мы же не спрашивали тебя, что ты собираешься делать с короной Руала! Но могу заверить тебя, Амиалис, что твоим духом мы распорядимся лучше, чем ты — троном своей страны!

— Что ждёт меня… после? — с трудом сохраняя самообладание, спросила Амиалис.

— Тебе известно о завоеваниях д'ал? — вдруг спросил Хозяин.

— Да, — кивнула недоумевающая алайка, — я читала летопись в их городе и видела портал.

— Верно, кошка, — похвалил Хозяин. Он произнёс последнее слово каким-то особым тоном, и Амиалис невольно вздрогнула. — Я хочу, чтобы ты отправилась к ним. Я не совсем доволен их нынешним наместником, тем более — он не алай, хотя и успешно играет его роль, — Шилор усмехнулся. — Мы подумали, что стоит перенять вашу традицию и поставить у власти в этом мире… двоих — мужчину и женщину.

— Впрочем, — вновь заговорил Хозяин, — впрочем, мы не будем жалеть, если у д'ал вновь будет лишь один властитель… или властительница. Если, конечно, у него достанет сил стать единственным наместником, — многозначительно добавил Шилор.

Амиалис, уловив смысл его слов, не смогла сдержаться и расплылась в острозубой улыбке. Раз Шилор говорил ей всё это, значит, убивать её на самом деле не собирались… и все же, когда Хозяин направился к выходу из зала, жестом пригласив её следовать за собой, Амиалис вздрогнула всем своим сильным телом. Она переступала черту. Последнюю черту, за которой лежали лишь тьма, неизвестность, страх… и власть.

Они вошли в полутёмный коридор, вырубленный в скальной породе — видимо, дворец Хозяев располагался где-то под землёй. Под высоким потолком, в алом свете факелов метались неясные тени. Они вызывали у Амиалис чувство необъяснимой тревоги, ей ужасно хотелось идти пригнувшись, закрыв голову руками, но бывшая царица не поддалась этому постыдному желанию и шеcтвовала вперёд, гордо выпрямив спину.

Из многочисленных ответвлений — не то боковых проходов, не то просто трещин, — тянуло холодом. Из одного из них появилось какое-то огромное человекоподобное существо и что-то сказало Шилору. Тот кивнул ему и ответил на всё том же непонятном наречии, видимо, соглашаясь. В итоге широкие лапы Шога, как называл эту тварь Хозяин, зашаркали вслед за ним и Амиалис, Алайке была неприятна эта свита, глухо сопящая ей в затылок, но она не осмелилась поинтересоваться ни тем, кто это, ни тем, зачем он идёт за ними. Коридор снова пошёл вниз. Стало значительно теплее, но воздух при этом почему-то стал более свежим, хотя и отдавал каким-то странным запахом.

Вскоре Амиалис увидела, что испускало этот аромат — это были белые свечи, стоящие в единственном высоком канделябре, освещающем покой, в который вывел их коридор. Хозяин подошёл к подсвечнику, вернее, к странной подставке с сосудом рядом с ним, и стал дожидаться озирающуюся по сторонам Амиалис.

— А я ведь хорошо помню нашу прошлую встречу, — задумчиво проговорил он, когда алайка наконец приблизилась, — помню, как блестели глаза у юной принцессы Руала… в предвкушении кончины её отца, вот только одно так и осталось для меня секретом — что именно подтолкнуло тебя к такому решению: любовь к своему мужу или желание заполучить власть над страной? — спросил Хозяин, не сводя с алайки взгляда своих странных глаз.

Амиалис с удовольствием вогнала бы в эти глаза свои алайские когти, превратив глазницы в незаживающие раны. Но она стерпела и серьёзно задумалась над ответом, который обязана была дать. Она пыталась вернуться в прошлое, вспомнить, отыскать в нём себя такую, какой она была в те дни.

Конечно, она любила Криана, и любовь эта не была мимолетной прихотью принцессы, сбежавшей из дома в поисках приключений. Она могла остаться с ним в его стране, но не сделала этого.

Любила ли она власть? Получалось, что любила, раз вернулась на царство в Руал. А потом так легко отказалась от нее, отказалась, уже зная, что обрекает себя на муки сожаления и годы новой борьбы. Может, это был юношеский порыв, бунт взбалмошной девчонки, не доросшей до королевского трона? Амиалис горько усмехнулась… Нет. Конечно же нет! Она любила власть, но не столько как возможность стоять во главе всей этой блестящей пирамиды из роскоши, интриг, амбиций, лжи, доносов… Она любила власть как единственное средство быть свободной, любила больше всего на свете, любила так, что жизнь отца не показалась большой ценой… да и собственная жизнь тоже.

И от престола она отказалась потому, что поняла: если сейчас оставит Криана, уступит решению жрецов, если они смогут навязать ей свою волю один раз, то будут навязывать всегда. Не будет никакой свободы, за которую она заплатила уже так много. Не будет и настоящей власти… да, Амиалис была необходима не просто власть, а всевластье, полный контроль… пусть и над замкнутым Руалом!

— Мне была нужна власть, — твёрдо ответила Амиалис, радуясь, что искренний ответ, по её мнению, совпадает с тем, какой хотел от неё услышать Шилор. Хозяин удовлетворённо кивнул.

— Ну что ж, моё любопытство удовлетворено. Теперь мы можем приступать… если ты, Амиалис, конечно, не предпочтёшь умереть и отдать себя на волю милостивой Аласаис… или Веиндора? — он в упор посмотрел на алайку, но та не колебалась и отрицательно покачала головой. И тут, без предупреждения, Хозяин вскинул руки, выставил их вперёд, словно хотел схватить Амиалис. Она с трудом сдержала себя, чтобы не отшатнуться. Шилор сжал пальцы и будто что-то пойманное ими медленно потянул к себе…

…Боли не было. Амиалис чувствовала себя странно, и именно в этой странности таился невероятный ужас, охвативший алайку. Стены комнаты словно раздвинулись, отдалились от неё. Голос Шилора — он говорил что-то, не то читал заклятие, не то обращался к Амиалис, бывшей уже не в состоянии понимать его слова, — доносился словно откуда-то издалека. В глазах у неё потемнело. Она почти не чувствовала своего тела, оно стало чужим… каким-то далёким… зато особенно остро ощущала, что происходит у неё внутри…

Амиалис стоило огромных трудов не дать онемевшим ногам подогнуться, но вскоре она окончательно утратила над ними контроль. Зрение, слух и обоняние тоже угасли… Казалось, что её затягивает в какой-то чёрный водоворот, что она густым синим туманом, дымящейся сапфирной водой утекает вглубь воронки, и лишь малая часть её, подобно ветке, вставшей поперёк стока, остаётся на месте… Амиалис пыталась сконцентрироваться на этом кусочке своего «я», ухватиться за него, как за спасительную соломинку… быть может, это было её тело, не желающее умирать… в то же время она старалась оторвать от себя всё остальное, что пожирал водоворот, то, что тянуло за собой… в его чёрную пасть… её тел алаит. И неимоверным усилием воли она почти сумела удержаться, найти устойчивое положение, но тут сознание покинуло Амиалис, и она почти беззвучно упала на пол, словно не весила совсем ничего…

Громкий лязг разорвал тишину подземелья, гулким эхом пронесся по сводчатому коридору и, разбившись в конце его о толстую каменную стену, затих. Двери усыпальницы Агира Освободителя, открывшиеся бесшумно несколько минут назад, захлопнулись с ужасающим грохотом, потрясшим стены и способным разбудить даже мертвеца. Но владыки Руала были праведниками, и посему вечный сон их был крепок.

Следуя указаниям Аниаллу, Анар запечатывал двери. Она не могла сделать это сама — тут требовалось волшебство, сотворенное аристократом Руала, иначе вторжение будет замечено теми, кто захочет повторить их путешествие. А никаких следов их пребывания тут не должно было остаться.

— Это всё, — сказала Аниаллу, когда алай закончил свою работу, — теперь мы можем идти.

— Можем, — кивнул Анар, — но мы ещё не решили — куда, — напомнил он, и Алу почувствовала, как он замер в ожидании её слов: любопытному алаю ужасно хотелось заглянуть туда, в неведомые недра земли, где скрывалась страшная тайна его деда.

— Вниз, — выдохнула Аниаллу. В ней любопытство боролось с предчувствием чего-то очень нехорошего, и всё же… всё же кошачья натура взяла своё. Решение было принято, и она, а вслед за ней и донельзя счастливый Анар, зашагали между гробниц прочь от дверей, ведущих к выходу на поверхность. Спустя несколько минут алаи покинули Усыпальницы через тщательно спрятанную за одной из статуй трещину, круто уходящую вниз…

В конце концов, у кошки всегда найдётся лишняя жизнь!

— Алаи считают, что существо состоит из трёх частей, — словно говоря сам с собой, тихо рассуждал Шилор, задумчиво вглядываясь в застывшие черты Амиалис. — Главной — души, того, что путешествует с ними через все жизни и воплощения; духа — духа кошки, тел алаит; и тела — самой несущественной части, которую всегда можно сменить. Наверное, они знают, что говорят. Про себя, по крайней мере. Первая может существовать без второго и третьего, но вот о том, что у тел алаит может быть своя судьба, что можно дать ему новое тело и новый разум против воли Аласаис — о таком они и не догадываются. Они даже не задумываются об этом: для них такие вопросы святы, они не исследуют их, не думают, как могли бы использовать полученные результаты. Смешно — раса, способная видеть дальше и глубже всех, добровольно завязывает себе глаза. А ещё говорят, что они презирают все условности! Танаи и то пошли дальше — посмотреть хотя бы, что их богиня проделала с нашей синеглазой плаксой… Так что, можно сказать, что оказываем котам услугу, помогаем стать собой. Хотя, кто знает, что есть истинная суть алаев…

Наверное, большинство из них затруднилось бы сказать, где сейчас Амиалис: в этом теле, вместе с её памятью, или, — он постучал ногтем по мерцающему сосуду, — здесь, с её духом кошки, — Хозяин усмехнулся каким-то своим мыслям. — Дух — это такая же субстанция, как и любая магическая энергия, он только подчиняется другим законам, и с ним надо работать иными методами. Всё тоньше, сложнее, ненадёжнее, но мы тем не менее смогли забрать дух у этой прекрасной отцеубийцы. И мы сможем слить, срастить его с частичкой духа нашего повелителя, а потом… — Шилор замолчал, видимо, мысленно проговаривая остаток до нетерпеливой дрожи восхищавшего его плана, и продолжил: — Что же до их будущего, то дух кошки, как и подобает зверю, отправится охотиться, а царица — царица будет править… нужен же мне кто-то, кто сможет держать за хвосты всю эту мяукающую толпу!

Хозяин кивнул слугам, и они втроём, осторожно подняв Амиалис, унесли бесчувственную женщину из лаборатории. Шилор покачал головой, глядя ей вслед. Он словно вспомнил что-то, что причинило ему боль в прошлом, а теперь вернулось, навеянное образом неподвижной алайки, повисшей на руках у слуг. На молодом лице Хозяина внезапно проступили морщины — не легкие следы эмоций, а те глубокие борозды, какие могут оставить только прожитые годы, годы страданий и сомнений. Шог в недоумении смотрел на Шилора. Такого с его волевым и сильным хозяином ещё не происходило.

Но замешательство Хозяина длилось недолго — он чуть заметно тряхнул темноволосой головой и зашагал к стене комнаты, на которой, почти сливаясь с ней, висел тёмный занавес. Сильная рука с тонкими белыми пальцами, такая странная, впрочем, как и сам Шилор, отдёрнула ткань, и Хозяин, а вслед за ним и верный Шог, прошли в смежную комнату. Он склонился над распростёртой на плите серой кошкой.

— Разве это то, что было вам нужно, хозяин? — спросил Шог, разглядывая неподвижного зверька. Бока кошки едва заметно вздымались, и это было единственным признаком того, что она жива. — Я думал, — проговорил он, потирая шершавые пальцы, — что вам нужна двуногая алайка, а не кошка-зверь.

— Видишь, — хозяин указал пальцем на мордочку кошки, — её глаза начинают светиться, она становится самой собой. После нехитрых манипуляций мне удалось заставить её тело начать преобразовываться в алайское. Нам надо лишь немного ей помочь, и будет у нас настоящая, двуногая, голокожая кошка.

Шог криво усмехнулся. Ему было интересно, зачем это Хозяева Шилор и Золин взялись возиться со всем этим зверинцем, но он не спрашивал — слишком уж напряжённой была ситуация вокруг этих кошек, слишком большое значение Хозяева им придавали.

— У нас есть две части ключа к вратам победы, — задумчиво, словно сам с собой, говорил тем временем Шилор, поглаживая короткий серый мех, — недостаёт третьей. Но она скоро будет в наших руках. И быть может, все пройдёт настолько гладко, что первые две нам и вовсе не понадобятся. Я предвижу, что она будет… есть с моих рук в самом недалёком будущем.