Полицейские оставили свою машину на расстоянии сотни метров от прекрасного дома на бульваре Сюше и постучали у входа. Горничная впустила Сатурнина Дакса и Феликса Нормана в большой зал, находящийся на нижнем этаже, и пока они ожидали мадам Видмер, бригадир высказывался относительно ковров, мебели, занавесей, находя их расцветку слишком яркой, а число превышающим разумные пределы. Он заметил также, что в зале очень жарко и не хватает воздуха.
— Стоило ли зарабатывать столько денег, чтобы покупать все это старье, черт возьми! Понимаю теперь, почему Видмер выкинул такую штуку!
Он пересек комнату, чтобы вблизи рассмотреть акварель, изображавшую довольно красивую блондинку с длинными волосами.
— Совсем недурно, — проговорил он, склоняя набок голову, как настоящий знаток. — Это модно, но почти приемлемо, хотя и не вяжется со всей этой стариной. То же можно сказать и о фотографиях. Они превосходны.
— Акварель подписана П. В., — заметил Сатурнин. — У хозяина есть пасынок четырнадцати лет. Это безусловно портрет его матери.
— В самом деле, мальчик не дурак.
— Судя по тому, что мне говорили, Поль Видмер отпетый негодяй, что совершенно не значит, что он дурак. Но нам нужно сесть, мой мальчик, хозяйка дома сейчас войдет.
В тот момент, когда Феликс садился на стул, дверь отворилась и вошла мадам Видмер. Она была одета в платье пастельных тонов, и было видно, что сшито оно в дорогом ателье. Ее светлые волосы (прическа отличалась от той, что на акварели ее сына) старательно уложены, и это было лучшее, чем она располагала. Выглядела она почти худой, слишком хрупкой, черты лица ничем не примечательны, но цвет лица нежный, а сочетание больших карих глаз с золотистыми волосами делало ее довольно красивой женщиной.
Судя по тому виду, с которым она встретила обоих мужчин и попросила их садиться, она чувствовала себя совершенно спокойно.
— Вы из полиции? — спросила она, глядя на Сатурнина, мощное сложение которого навело ее на эту мысль.
— Я комиссар Дакс, мадам, а это бригадир Норман. Я не хотел посылать вам свою карточку. Будьте уверены, что мы сделаем все, чтобы не возбуждать никаких слухов.
Она наклонилась с легкой улыбкой. Ее безразличие бросалось в глаза. Сатурнин дал ей лет тридцать семь-тридцать восемь. Ее уши, такие маленькие и такие белые, казались анемичными. На длинных пальцах сверкали два крупных бриллианта в несколько старомодной оправе. Грациозная и женственная она безусловно нравилась мужчинам. И вместе с тем комиссар знал, что ее первый муж инженер Томсон, так же как и Видмер, был пожилого возраста. Эта женщина два раза выходила замуж за мужчин на двадцать лет старше ее. Может быть, отсюда и ее апатия, если только она не была причиной слабого здоровья. Во всяком случае, Сатурнин придавал большое значение этим замужествам.
— Месье Форестье звонил мне сегодня утром, и я ждала вас. Я сообщила ему все, что знала.
— Очень хорошо, мадам. Значит, месье Видмер не вернулся в прошлую пятницу?
— Именно так, месье. Он сказал Колла, нашему шоферу, что ему необходимо сделать кое-какие покупки, вышел из машины на площади Трините в пятницу, около четырех часов, и после этого Эжен больше не дал о себе знать.
Очень спокойная, она разгладила на коленях юбку и продолжила:
— В пятницу вечером в девять часов я подумала, что Эжен отправился в свой клуб. Так как Поль — это мой сын — был очень голоден, мы сели за стол, но на полчаса позднее обычного.
— А позднее вы не звонили в клуб, мадам? — спросил Сатурнин.
Фелисити Видмер слегка покраснела.
— Нет, я не звонила. Я позвонила в Паддок-клуб лишь на следующий день.
— В самом деле?
— Эти клубы с их служащими всегда бывают неприятны для женщин. Вы, мужчины, по-своему солидарны. — Она слегка улыбнулась. — Во всех случаях я убедилась, что трудно узнать, находится ли член Паддок-клуба там или нет. В субботу я отправила Колла, шофера, в клуб, и ему сказали, что муж не приходил туда в пятницу и что безусловно он там не ночевал.
— А вы думали, что он может заночевать в клубе, мадам?
Она покраснела.
— Эжен нередко отсутствовал дома во время уик-энда, на английский манер. Вот я и подумала, что он мог остаться там ночевать, чтобы на следующий день пораньше уехать вместе с кем-нибудь из членов клуба, с которыми собирался встретиться в пятницу вечером, и который по каким-либо причинам задержался. Видите ли, месье, когда возникают непредвиденные случаи, начинаешь придумывать себе разные объяснения.
Теперь руки Фелисити Видмер, которыми она разглаживала юбку, заметно дрожали. Она опустила глаза, избегая встречаться со взглядом комиссара.
— Положительно не вижу причин для беспокойства. Я сказала об этом месье Форестье. Понимаю, что ему затруднительно одному вести дела, но вероятно Эжен не задумывался о том, что поставил его в затруднительное положение. Мой муж уже давно говорит, что хочет отойти от дел и понемногу осуществляет это. В конце концов, ему больше пятидесяти и он очень много поработал за свою жизнь… Я уверена, что мы вскоре узнаем, что Эжен просто решил устроить себе отпуск. Возможно, он решил это в последний момент. Уик-энд более продолжительный, чем предыдущий. Ведь сейчас стоит такая прекрасная погода и так необычайно тепло, не правда ли? Эжен мог сесть в поезд, идущий на Лазурный Берег, и мне кажется, что мы скоро получим от него весточку… И все очень просто объяснится. Я вспоминаю, как однажды, остановившись в отеле, я дала денег на телеграмму одному служащему, а он оказался жуликом. Он не послал телеграмму моему первому мужу, и тот не знал, где я остановилась. Такие вещи случаются. Вы тоже, вероятно, не раз оказывались в подобных ситуациях, месье комиссар?
— Мадам… — начал Сатурнин и остановился.
Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошел юноша. Несмотря на черные волосы и оливковый цвет кожи, он сильно походил на мать. Волнистые волосы были слишком длинными, а черные большие, немного выпуклые, наводящие на мысль о базедовой болезни глаза — подозрительными, неприятными, но умными. На нем были спортивная рубашка, галстук, светло-серые брюки и белые туфли на каучуковой подошве.
Не сказав ни слова, он подбежал к матери и сел возле нее словно ребенок, обхватив ее за талию. Утомленный вид мадам тотчас же исчез.
— Это — Поль, господа, — с гордостью проговорила она. — А ты завтракал, мой дорогой?
— Да, мама.
— Завтрак был хорош?
— Нет, плохой. Рыба. Я ненавижу рыбу.
Поль повернулся к офицерам полиции, не выпуская матери из своих объятий. Он не шевельнулся, когда его представляли, только мельком бросил взгляд на Феликса, но был поражен видом Сатурнина. Его взгляд скользил по фигуре комиссара от темной круглой головы до толстых башмаков. Рассматривая его, он машинально грыз ногти. Видно, что это старая его привычка. Время от времени он дергал себя за торчащие, как ручки у кастрюли, уши.
— У вашего мужа, мадам, есть личная секретарша, — сказал Сатурнин. — Мадемуазель Гонорин Лорд, не так ли? Она живет здесь?
— Нет, месье. Она не живет у нас. Мы отвели ей комнату, которая служит ей кабинетом. Она постоянно находится там, но предпочитает жить отдельно, что также вполне устраивает и нас. У нее квартира в отеле в нескольких минутах ходьбы от нас. Это отель «Бориваж» на авеню Виктора Гюго.
— Понятно, нам интересно бы знать также, много ли денег было у вашего мужа с собой в прошлую пятницу?
— Сожалею, но ничего не могу вам сказать по этому поводу.
— Мама, — приблизив губы к уху матери прошептал ей Поль, но так громко, что, если бы это происходило на сцене, его услышали бы в последнем ряду, — мама, что этот толстый детектив…
Его мать покраснела.
— Тише, мой дорогой! Не следует перебивать… у нас серьезный разговор.
— Значит, это серьезно, мама? Это очень серьезно? Этот толстый уведет мерзкую Гонорин в тюрьму?
Выпученными глазами он снова уставился на Сатурнина, который заворчал. Теперь ему стало понятно выражение шефа, когда тот, говоря о мальчике, назвал его негодяем и чумой. Это слово очень к нему подходило. Этот расхлябанный юноша изображал наивность, которая явно контрастировала с его хитрыми черными глазами.
Обычно на редкость терпеливый комиссар почувствовал сильную антипатию к мальчишке, испорченному матерью. Его хитрые глаза, обгрызенные ногти, бестактность и грубость заставили Сатурнина задать себе вопрос, не он ли является причиной исчезновения Видмера.
Теребя усы и сердито глядя на мальчика, что впрочем никак не действовало на последнего, он не знал, как продолжить разговор. Несколько минут назад смущенный вид Фелисити Видмер, ее манера смотреть в сторону, ее уклончивые ответы убеждали его, что она верила, что муж уехал с другой женщиной. Но как заговорить о таком деликатном предмете в присутствии этого «невинного» создания, фальшивый наивный вид которого только подтверждал характеристику, данную шефом.
— Кажется, месье Видмер жаловался на свое здоровье? — все же спросил он. — По вашему мнению, он в самом деле был болен или зря беспокоился?
Мадам Видмер с задумчивым видом нахмурила брови.
— Я много думала об этом. Эжен говорил, что он плохо спал, но это неправда. Я часто видела его крепко спящим.
Она улыбнулась.
— Сколько раз он говорил, что не спал всю ночь, а на самом деле все время храпел! Я слышала это даже из своей комнаты, а она находится по другую сторону площадки.
Поль вытянул губы к уху матери.
— Две кровати лучше, чем одна! — сказал он по-английски. Это можно было бы перефразировать так: «Две головы лучше одной». — Не так ли мама?
Потом он повернулся к комиссару.
— Вы говорите по-английски, месье? — вежливо спросил он. — Я считаю, что детектив должен понимать многое…
— Замолчи, Поль.
Его мать стала пунцовой и оторвала его руку от своей талии.
— Ты уйдешь отсюда, если не будешь себя вести подобающим образом и не перестанешь меня перебивать.
— Мама, я думал, что толстый…
— Замолчи!
Поль стал плакать и вытащил из кармана носовой платок под цвет галстука и носков. Он громко всхлипывал, как ребенок.
Сатурнин взял шляпу и перчатки.
— Я полагаю, мадам, — сказал он, — что мне следует повидать мадемуазель Лорд. Я также хочу задать несколько вопросов вашему шоферу. Его зовут Колла? Он свободен?
— Гидо Колла. Да, месье.
Мадам Видмер тоже встала.
— Он должен быть в гараже, в двух шагах отсюда. Хотите, чтобы я позвала его?
— Нет, спасибо, не стоит вас беспокоить, но я буду признателен, если вы позвоните мадемуазель Лорд в отель и предупредите, что мы вскоре навестим ее.
— Мама, а ты хочешь, чтобы толстый отыскал папу?
— Проклятие! — прошептал Феликс Норман. — Понятно, почему папа удрал. Дело идет о добровольном исчезновении, самом что ни на есть добровольном.
Феликс широко улыбнулся, но комиссар оставался серьезным.
— Этот мальчишка способен учинить любой скандал, — пробормотал он.