— Она может выглядеть сносно, если ее отмыть. И если бы она так не хмурилась.

Я сжала кулаки. Мне было плевать, считал ли он меня самой уродливой каргой из живших. Я бы даже предпочла такое. Его мнения не были для меня важны. Но сейчас не время говорить такое, Элли. Тебя могут запереть или перерезать горло.

Я прикусила язык, чтобы молчать.

— Думаете, найдется сквайр ей в мужья, сэр Экельмейер? — спросил Олэн. — Это решит одну из моих проблем тут. У нее слишком много энергии, чтобы жить спокойно, а мужчины ее возраста кажутся ей детьми. Не подходят ей в пару, но нам нужно куда-то направить эту энергию.

— Хм, — сказал Экельмейер. — У тебя есть навыки, девчонка?

— Я умею держать язык за зубами, — я будто напоминала себе, что умела такое.

— Это еще мы увидим, — парировал Экельмейер.

— Всех девушек нашей деревни учили готовить, прясть, ухаживать за садом, шить, вязать, собирать шерсть, пасти скот, чистить, делать сыр и прочим женским искусствам, — отметил Олэн.

Но я в этом не была даже сносной. Меня растили охотиться и делать ловушки для всего, что двигалось. Но я не была дурой. Я была зайцем в пасти пса. Если не двигаться, будет шанс убежать, когда пес отвлечется. Если я буду отбиваться, он прикусит и сломает мне спину.

Подлая улыбка Экельмейера вызывала пот под моей одеждой. Я сглотнула, и его улыбка стала чуть шире.

— Думаю, лучше держать такую близко. Так будет видно, была ли она связана с проблемами в лесу этой ночью, не в заговоре ли она с нашими врагами, как боится Корн. Это поможет с вашей проблемой, сэр Чантер, потому что я искал себе подходящую жену и, кто знает, может, ее слепота и простое лицо не отпугнут меня, и я благословлю ее своими детьми.

Я собиралась «благословить» его своей ногой в его животе, если он не прекратит этот бред.

Зеркало на стене замерцало.

— Что это, Кошмарик?

Теперь он нашелся! Я зажмурилась и просила его мысленно молчать. А если его услышат другие?

Олэн кашлянул.

— Ты против? — спросил Экельмейер, его удовольствие все мне объяснило. Он откуда-то знал, что мы с Олэном были друзьями. Он откуда-то знал, что Олэн все еще был мягок со мной. И он собирался использовать это против нас обоих.

— Что эти смертные мыши затевают, Кошмарик? Это твои враги? Я могу забрать их головы как трофеи и повесить над ванной. Это тебя порадует? Это покажет, какой я ценный муж?

Я не осмелилась ему отвечать.

— Конечно, нет, сэр Экельмейер, — Олэн запинался об слова, спеша ответить. — Любая женщина будет рада быть вашей женой, хотя я уверен, что вы хотите кого-то выше деревенских девчонок.

— Жена! Он соперничает со мной за твою симпатию? — завопил Скуврель. — Я запомню эту макушку и буду искать ее, когда попаду в мир смертных. Этот мужчина заплатит за такое. Я не люблю соперничество.

Будто я не знала этого. Я видела, как он убил двух других фейри в клетке.

— Унижение — черта, которую должен принимать каждый Рыцарь, — сказал Экельмейер, не слыша угрозы. Я не знала, говорил он это про себя или для Олэна. — Помойся, девчонка. Увидимся за ужином сегодня. И нарядись как женщина возраста брака, а не в эти лохмотья мальчишки-фермера.

Я услышала шипение Скувреля на фоне.

Я кивнула, не доверяя голосу или удаче. Если я буду быстрой, я смогу убраться в Фейвальд раньше, чем они поймают меня снова.

























Глава шестнадцатая


Все запуталось. Я не могла представить главу Двора Смертных в Скандтоне хуже, чем сэр Экельмейер. Хуже, Скуврель теперь знал о нем, что означало, что в Фейвальде знали о нем. Мне не нравилось показывать им наши слабости.

Сэр Экельмейер будет удивлен, узнав, за кого я вышла замуж — и как опасно это было для него. Мне казалось, что Валет Дворов мог устроить много хаоса для напыщенного Экельмейера. В этом было преимущество брака с Валетом.

Брак! Я все еще не смирилась с этим. Я не хотела выходить замуж. И не за фейри. Точно не за Скувреля, который выводил меня из себя, от этого кружилась голова. Он был опасным. Он не был прирученным. Я не знала, что теперь с ним делать.

Я дрожала так сильно, что зубы стучали, пошла шла по деревне по северной дороге. И не от холода, а от сил, забирающих жизнь из этого места.

С северной дороги до дома Чантеров было так же близко, как и с западной, но я не хотела снова идти через западные ворота и встречаться с тем рядом солдат.

Солдаты! В Скандтоне. И они не защищали народ, иначе собрались бы у каменного круга, а давили на нас. Если они думали, что это остановит Элли Хантер, то им стоило привести больше солдат. Если придется проникнуть под их носами, я сделаю это, может, даже в шкуре крысы.

Что думал Олэн Чантер, приведя их сюда? Он забыл, откуда он был?

Может, не все это было его виной. Может, все изменилось, когда десять лет назад избрали мэра, и он сказал мне, что я уже не была Охотницей.

Где был мэр Алебрен?

Хм.

Я так задумалась, что чуть не сбила матушку Тэтчер на улице. Я застыла вовремя, избежала столкновения. Она выглядела потрепанно. И старо.

— Куда ты так спешишь, Элли Хантер? — спросила она, но едкость пропала из ее тона.

— Вам нужно покинуть деревню, матушка Тэтчер, — ответила я, пытаясь выполнить долг, хоть и ощутила укол ненависти при виде нее. — Те солдаты опасны.

Ее лицо было нечитаемым.

— Война близко, и они ведут ее в деревню, — сказала я ей, стараясь подтолкнуть ее к действиям. — Все знают, что вы сплетничаете. Посплетничайте, скажите людям уходить отсюда. Уходите с горы к королевствам в долинах. Но нужно бежать, пока не поздно.

Она фыркнула.

— Скажи им сама.

Я сжала ее рукав.

— Когда они решат меня послушать, будет слишком поздно, но вас они послушают!

— Я не помогаю Охотникам, — сказала матушка Тэтчер, вскинув нос. — Ты принесла эту беду. Моей дочери и ее мужу приходится убирать за тобой.

— Но решения принимает не Олэн, — возразила я, и было все равно, слышали ли нас прохожие. — А новый сэр Экельмейер. И ему плевать на Скандтон. Он не будет больше слушать вас или Олэна!

Она покачала головой.

— Ты опоздала на десять лет, девочка. И я не буду помогать тебе. Так что иди в долину сама, если эта деревня портит тебе кровь.

Я недовольно зарычала, но она прошла мимо меня, сбив мою повязку. Она ковыляла сквозь бурю снега, не замечая, что он собирался на ее шали и седеющих волосах. Мои глаза выпучились от того, что и ее края распутывались и сплетались, словно она медленно становилась фейри.

Что происходило в Скандтоне?

Я выдохнула с тревогой, глядя на старую гостиницу в центре деревни. Напротив нового дома Олэна и бараков. Несмотря на трепет в животе от вида потока солдат, несущих припасы к баракам, я уперла руки в бока и прошла к гостинице. Раньше она была единственной в деревне. Теперь я видела, что старый дом Тэтчеров сделали другой гостиницей, как и магазин сапожников. Наверное, их переселили дальше по дороге. Почему я не заметила этого раньше? Почему не казалось важным, кто переехал, и кто теперь был в центре?

Старая гостиница была с новой табличкой, которая гласила «Двор Алебрена», которая не была нужна, пока гостиница была единственной. Я прошла по замерзшей земле к гостинице, нырнула под вывеску и миновала потрепанные от рук двери здания.

Общая комната была удивительно людной для раннего утра. Девушки спешили от стола к столу с чаем и горячей кашей, пар понимался в холодном утреннем воздухе, хоть огонь ревел в камине, и повар кричал девушкам поторопиться. Я не узнавала никого среди тех, кто завтракал, или среди работниц.

Одна из них остановилась передо мной с подносом грязных тарелок в руках.

— Чего ты хочешь, девчонка?

— Мэр Алебрен, — смело сказала я.

— Сзади, — она указала на дверь. — Но он не нанимает, если ты для этого.

Я благодарно кивнула и прошла мимо потеющего мужчины, от которого свежими бревнами и стола мужчин с соломой на их шерстяной одежде — наверное, извозчики — в конце комнаты.

Я открыла дверь. Я не собиралась слушать бред мэра. В этот раз он меня послушает.

Когда я закрыла за собой дверь, приглушив шум обшей комнаты, я потеряла уверенность.

Мэр Алебрен был там, да. Сидел в кресле с кружкой чего-то, пахнущего резко и обжигающе сразу.

— Мэр Алебрен? — спросила я.

Он посмотрел на меня слезящимися глазами.

— Никто давно не звал меня так, девочка. Все решают Рыцарь и королева.

Я фыркнула.

— И что будет, когда вы попросите о помощи, а не будете биться сами?

Он прищурился.

— Ты — та Охотница. Вернулась, да?

Я огляделась в тесном кабинете. Тут не было окна, единственная свеча трепетала и дымила. Одеяла были собраны на мягком кресле в углу, пергамент собрался горой на столе рядом с бутылкой, откуда пахло так же, как и от его кружки.

— Вы не выходите отсюда? — в ужасе спросила я.

— Мне не нужно уходить. Гостиницы хватает, — он сделал еще глоток.

— А деревня? Вы — мэр! Вы хоть знаете, что происходит? Будет война. Люди умрут. Вам нужно выйти и предупредить их. Сказать им бежать, забирать семьи с горы к долинам.

— Тебе-то что? — его слова были невнятными.

Я сжала губы, прошла вперед, схватила его кружку и вылила содержимое на пол.

— Эй! — он потянулся за кружкой, и я отдала ее.

— Хватит этого! — сказала я, но не была уверена, злилась или ощущала безнадежность, увидев его таким. Он уже не был во главе. Он даже не покидал комнату, не слышал, что я вернулась. И матушка Тэтчер уже не была королевой общества в Скандтоне.

Почему я не заметила этого раньше?

Я была ослеплена проблемами семьи, попытками вернуться в Фейвальд, новыми людьми и положением Олэна, потерей всего, что я знала, и не понимала, что перемены проникли глубже.

— Ты пролила мой напиток.

Я хватила его за толстый подбородок и задрала его голову.

— Вы — мэр Скандтона. Это ваш долг. Поднимите народ. Уведите в безопасность, пока есть возможность.

— Сама это делай, — он отбил мою ладонь, его голова опустилась, подбородок лег на грудь. — Если так переживаешь, спасай людей, которые того не хотят. Они не хотят тебя. Не хотят меня. Они хотят рыцарей и королев, и им плевать, что фейри придут грызть наши кости.

— Вы это знаете? — выдохнула я. — Вы знаете, что они придут всех убить. Мэр?

Фырканье, и его голова покачнулась. Он уснул.

Я ударила кулаком по столу. Даже это его не разбудило.

Небеса и звезды! Никто не поможет спасти эту деревню? Только я видела то, что они отказывались видеть?

Ругаясь, я оставила его в его бесполезности, прошла через общую комнату и попала на улицу. В деревне не осталось никого с властью, кроме рыцарей, а они ясно дали понять свое мнение. Я не могла спасти это место. Было слишком поздно.

Но я еще могла спасти людей.

Пора было сосредоточиться на том, что я могла, пока я еще была свободна сделать это.

Новая энергия наполнила меня, я пошла по дороге к дому Чантеров. Мне нужно было забрать вещи, которые я спрятала в кустах, и я смогу кого-нибудь спасти.


































Глава семнадцатая


— Кошмарик! Ты меня слышишь?

Я скользнула за ближайшее дерево, сердце колотилось в груди. Я вытащила зеркальце, появилось размытое лицо Скувреля.

— Шш! — сказала я, посмотрела в стороны, но он не слушал.

— Армия твоей сестры собирается в Степях Единорогов, — прошептал он, взглянул в сторону, словно тоже боялся, что его подслушают. — Пир Воронов уже близко. Если у тебя есть план, как с этим покончить, нужно действовать быстро.

— Я не знаю, что делать, кроме как поймать ее в клетку, но для этого нужно попасть в Фейвальд, — сказала я, выглянула из-за дерева. Я слышала шорох на тропе, но не знала, был это человек или мое воображение.

Когда я посмотрела на зеркальце, он пропал.

Я выругалась.

Мне не хватало информации.

И я все еще не открыла путь в Фейвальд.

Сердце колотилось в груди.

Народ двух миров мог надеяться только на то, что я предотвращу войну, а я ощущала себя не готовой к этому. Но нужно было попробовать. Это означало быть Охотницей. Это означало, что нужно было охотиться на угрозу деревне. И сейчас соя деревня была в опасности от армий внутри и снаружи.

Мне нужно было охотиться на них. Найти способ.































Глава восемнадцатая


Я вскоре забрала вещи из куста и клетку с мечом из дерева, где их спрятала.

— Тебя долго не было, — прорычала Валот, когда я подняла ее.

— Появились дела.

— Надеюсь, ты убила кого-нибудь за меня, — сказала она со смешком.

— Почти дошло до этого.

— Как жаль. В следующий раз заверши убийство.

Было еще раннее утро, когда я прошла в дом Чантеров и тихо постучала в дверь родителей.

— Да? — шепнула мама, приоткрыв дверь, чтобы я видела ее.

— Тебе нужно забирать папу и уходить из деревни. Забери и Чантеров и всех детей и невинных, кто пойдет с тобой.

Она открыла дверь до конца.

— Все не так просто, Элли.

— Война близко, — сказала я ей. — Ближе, чем ты думаешь. Я пыталась говорить с мэром Алебреном и матушкой Тэтчер. Пыталась говорить с Олэном. Я пробовала все, и никто меня не слушает. Может, они послушают тебя. Нам нужно забрать всех уязвимых — детей, чувствительных и стариков — из деревни, пока мы еще можем. Хочешь, чтобы я разобралась с сестрой? Я не могу это сделать и убрать людей в безопасность. Помоги мне. Помоги, забрав отсюда как можно больше людей.

Она посмотрела на меня с состраданием.

— Элли, ты была в Фейвальде десять лет. Ты подумала, что это была неделя. Если бы они хотят прийти в наш мир, они месяцами будут собирать силы, да? — я пожала плечами, и она продолжила. — Ты будешь бабушкой раньше, чем они придут. Я уже умру. Нет смысла убегать от вторжения, которого не будет.

— Оно будет, — сказала я, ощущая, как дрожат луки от подавленного раздражения. — И мне нужна твоя помощь. Я не могу сама, и мне не к кому обратиться. Прошу, мама. Прошу, помоги мне.

Она прикусила губу.

— Я попробую.

— Я знаю убежище, куда ты можешь увести их, но это должно оставаться тайной. Его нужно уберечь. Никому не говори, пока не приведешь их туда. Понимаешь? — я быстро объяснила, как попасть к крытой телеге, которая приведет их к Путникам. Она кивала, словно уже знала об этом. Может, знала. Старшие женщины деревни хранили тайны.

— Я попытаюсь, Элли, — уверила она меня. — Я горжусь твоей решимостью, дочь.

Я обняла ее, подавляя кипучую энергию, чтобы насладиться этим мигом.

— Я тоже тебя люблю.

Используй это как топливо, Элли. Все недовольство. Все отчаянное желание преуспеть. Пусть это питает тебя.

Я больше ничего не могла сделать для них. Мне пришлось доверить маме детей деревни. И выполнить свою роль.

Потому теперь я стояла на краю каменного круга, клетка и рукоять топора были привязаны к поясу, на мне была одежда из Фейвальда, моя сумка и лук висели на спине, и ржавый меч я сжала обеими руками.

Птица свистела в соснах на краю горной равнины, одинокая песнь разлеталась над заснеженной поляной. Фениксы вылетели из этого круга. Что с ними случилось?

— Что мы делаем, Смертная? — спросила Валот.

— Пытаюсь войти в твой мир, — мрачно сказала я. — Я предлагаю тебе последний шанс сделки за твою свободу.

— Не принимаю.

— Ладно.

Я закрыла глаза, сняла повязку, глубоко вдохнула, думая о Дворе Кубков, где были спрятаны смертные дети, и взмахнула мечом.

Я открыла глаза и увидела брешь в воздухе в центре круга — словно прореха в ткани с потрепанными краями. Я шагнула вперед, сжала край бреши и порвала сильнее, Фейвальд стал ярче, его краски были насыщеннее, чем все, что угодно, в мире смертных. Я чуть не вздохнула от облегчения, увидев его снова. Это было безумием. Это был не мой дом.

Высокие кедры Двора Кубков поднялись передо мной.

Я прыгнула в прореху, чтобы не упустить шанс, приземлилась в Фейвальде, сердце билось на скорости тысячи ударов в минуту, дыхание участилось от этого.

Успокойся, Элли. Думай!

Воспоминания о Скувреле мелькали в голове, и я на миг задержала дыхание и пришла в себя. Я была тут ради детей, а не для поисков мужа. Но в груди тянуло, словно веревка была привязана к нему, и мне хотелось пойти за ней туда, где он был.

Я покачала головой, сунула ржавый меч за пояс — хорошо, что он не был острым! — и вытащила рукоять топора, взмахнула ею, чтобы зажечь. Я наделась, что она сделает меня невидимой в Фейвальде, как обещали Путники, или у меня будут серьезные проблемы.

— Мы тут! — поразилась Валот. — На самом деле!

— Если не хочешь утонуть в вине, как делали со мной, молчи. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я тут.

Я сглотнула, посмотрела на Двор с кедрами передо мной. Я уже была тут раз, знала, что дети были тут, но одним делом было думать о спасении, другим — быть тут и гадать, с чего начать два разных задания. Какое окно надо мной приведет к спящим малышам? И если я проберусь туда, невидимая, смогу ли я уговорить их пойти за мной, вернуться в свой мир?

Холодный пот выступил на лбу, но я кашлянула, расправила плечи и подняла высоко голову. Я была Элли Хантер. То, что я не знала, где была, меня не остановит.

С решимостью, рожденной из недель раздражения и гнева, я пошла по лабиринту камней и мха ко Двору, полному кедров. Я гадала — спину покалывало от этого — была ли Хуланна тут, несмотря на предупреждение Скувреля.























Глава девятнадцатая


Путь к главным вратам занял больше времени, чем я думала, но, когда я пришла, я замерла, потрясенная тем, что видела. Когда я в прошлый раз была тут, у ворот были стражи, Двор кипел жизнью. В этот раз был пусто. Красный платок летал по улице, его подхватывал ветер. Окна были открыты, шторы развевались. Ничто не горело и не было сломано. Было просто пусто.

Я пошла по главной улице, глядя по сторонам. Это не было уловкой, они не могли меня видеть. Тут просто никого не было. Я двигалась медленно, поднималась к Главному залу, где была в плену до этого, в тронном зале. Там был тонкий слой пыли, словно тут никого не было больше недели. Тут даже не работали големы. В прошлый раз они были всюду, они трудились, терли, служили, похищали детей. Где они были теперь?

Я прошла к возвышению у трона и написала на пыли перед ним:

«Хуланна. Найди меня. Элли».

Если она сюда вернется, это должно ее удивить.

Я прошла к окну и посмотрела на город в кедрах. Все казалось пустым.

Вдали я услышала стук.

Еще стук.

Я подняла факел выше над головой, пошла по коридорам на звук. Я поспешила по длинному извивающемуся коридору к краю городской стены. Окна бросали яркий свет через яркие промежутки.

Бам.

Я осторожно открыла ближайшую дверь, медленно двигала ее, а потом скользнула внутрь, высоко держа факел. Лучше бы это сработало! Лучше бы я была невидимой!

Дверь вела на изогнутый балкон с видом на галерею внизу. Она была украшена каплями позолоты на краях колонн и балкона, на стене были нарисованы сцены со светлым народцем и смертными, бьющимися большими армиями. На мраморном полу спали, плакали, ели и даже играли смертные дети. Один из них бросал мяч в стену.

Бам. Это я слышала! Я нашла их!

На балконе стоял и смотрел на детей мой муж.

Я охнула.

О, нет.

Он повернул голову, и я закрыла ладонью рот.

Тихо, Элли! Тихо! Даже не дыши!

— Что-то тебя беспокоит, Валет? — голос Равновесия донесся из другого конца галереи. — Или тебе так не нравится следить за детьми так, что ты вообще не обращаешь на них внимания? Я предупреждаю, если не сохранишь их, пока меня нет, я заберу у тебя другое ухо.

— На помощь! — заорала Валот, и я дернулась, отпрянула за дверь и в коридор. — Помогите!

Я отчаянно побежала к окну, возясь с клеткой.

Я была с ней у подоконника, когда Скуврель выбежал за дверь, посмотрел по сторонам. Она не должна была так делать. Не должна была так меня выдавать!

— Валет! — закричала она.

Он сделал шаг ко мне. Ему оставалось пройти еще шаг.

Я открыла дверцу клетки и толкнула ее из окна, тряхнула, и Валот вылетела оттуда в кусты внизу с криком.

Скуврель сделал еще шаг к окну, и я бросилась в сторону, клетка звякнула об стену. Мое сердце билось в горле. Я сделала еще два тихих шага от него, закрыла дверцу клетки, пока он выглядывал из окна на то, что издавало звуки.

Он работал на Равновесие, сторожил детей. Предательство было кислым во рту. Я прошла к двери балкона, добралась до перил.

В галерее было не меньше двадцати детей. Так много.

На другой стороне галерее Равновесие склонялся со своего балкона, смотрел на этот, словно пытался понять, что случилось со Скуврелем.

— Валет? — позвал он.

Я прикусила губу. Я должна быть быстрой. Я осторожно добавила клетку в руку с факелом и вытащила меч.

Скуврель прошел на балкон с грацией уличного кота, его глаза блестели тайнами. Что он видел? Что он знал?

Он прошел рядом со мной. Я застыла. Боялась двигаться.

— Это не случайности, Равновесие, — крикнул он. — Просто кошмар преследует нас днем.

Он знал! Знал, что это была я!

Я не могла дышать.

Не время для паники, Элли. Действуй!

Я стиснула зубы, захотела, чтобы дети стали как можно меньше. Они пропали, наполнили мою клетку.

Скуврель тут же склонился туда, где я была, и подмигнул, но взгляд был рассеянным, он не видел меня, но его подмигивание указывало, что он знал, что происходило.

Он рассмеялся, Равновесие закричал в тревоге. Я отвернулась от него, игнорируя звуки испуганных детей в клетке, рассекла воздух мечом и прыгнула в прореху. Ладонь Скувреля не успела меня поймать.































Глава двадцатая


Я сделала это. Я забрала детей из Фейвальда.

И теперь все плакали.

Я стояла в каменном круге минуту, а потом успокоилась, подняла клетку и посмотрела на них.

— Я — Элли Хантер, — сказала я. — И я заберу вас в безопасное место. Понимаете?

Один из старших детей кивнул. Их одежда не подходила для зимы, воющего ветра и падающего снега — мокрого и холодного — и они дрожали. Я похлопала себя. Я оставила сумку в дереве с орлом. Осталось лишь то, что было на мне, а мой плащ не влезет в клетку.

Я воодушевилась, сняла сапоги и носки, просунула носки через прутья.

— Согрейтесь этим, — сказала я. — Как одеялами.

— Ты выглядишь жутко, — сказал один из маленьких. Ему было лет пять. — Как герой-призрак.

— Я вас не обижу, — прошептала я. — Я заберу вас в безопасность. Подальше от фейри. Хотите этого?

— Это возможно? — спросил он, его большие глаза наполнились надеждой так, что мое сердце чуть не разбилось.

— Да. И мы попытаемся найти ваших родителей.

Теперь не одна пара глаз наполнилась слезами.

— Как скажешь, герой-призрак.

— Я не призрак, — сказала я.

— Я знаю, что ты нас не обидишь. Потому ты — герой, — объяснил мальчик. — Но ты выглядишь жутко с повязкой на глазах. И потому ты призрак.

— Мне придется накрыть клетку, чтобы ветер не простудил вас, — объяснила я. — Не бойтесь. Я тут, и вы сможете выйти, когда будет безопасно. Хорошо?

Они просто смотрели на меня большими глазами, а я накрыла клетку своим плазом и начала долгий путь сквозь холодные ветра к телеге. Я могла только надеяться, что мама собирала детей Скандтона, чтобы довести их до того же места. Этих детей можно было хотя бы легко донести в волшебной клетке. Я не думала, что смогу сделать так с детьми в деревне. Может, стоило. Может, так было бы проще.

Похищение, Элли. Ты думаешь о похищении. Я покачала головой. Но это было для их блага.

Но разве не так звали свои действия Олэн и сэр Экельмейер? Разве не так говорила Хуланна? Кто говорил, что было для чьего-то «блага»? Может, стоило давать людям самим делать выбор. Даже если выбор был ужасным.

Я шла по холоду, думая о выборах и Скувреле. Он предал меня? Или спас мне жизнь?

А Валот? Она пережила падение? Я старалась не думать об этом. От этого меня мутило от вины.

Когда я добралась до телеги, я проверила на земли следы матери, но замерзшая земля была не потревоженной.

Я покачала головой, надеясь на лучшее, и поспешила внутрь и через портал.

Хранительница знаний была на другой стороне с открытым ртом, словно говорила. Путники за ней смотрели на меня большими глазами. Она произносила речь.

У меня на это не было времени. Я кашлянула.

— Ты сказала, что в долгу передо мной, — сказала я Хранительница, сорвала плащ с клетки и опустила ее на землю, открыла дверцу для детей. — Так ты его отплатишь. Я спасу всех детей из Фейвальда, приведу их сюда, а вы поможете им найти родителей. Ваши телеги катятся по всему миру. Если кто и может их найти, так это вы.

Дети вышли из клетки, глаза были огромными. Они стали своего настоящего размера, выходя, один за другим, словно вереница козлов, шагающих по холму.

Хранительница знаний уже кивала и пыталась говорить, но я продолжила:

— Не спрашивайте, сколько это займет, потому что я не знаю. И то, сколько их будет, я тоже не знаю. Или как вам это делать — это решать вам. Но я не оставлю ни одного невинного ребенка в том мире, понятно?

Я звучала недовольно. Я знала это. Но я не злилась. Я просто устала, страдала от угрызений совести и хотела постараться лучше в следующий раз. Я спасла детей, но недостаточно быстро. И не всех.

Одна из девочек подбежала ко мне и обвила руками мои ноги. Я уставилась на нее.

— Договорились, — сказала Хранительница знаний.

— Прошу, позаботьтесь о них, — сказала я тонким дрожащим голосом, глядя на детей, которыми уже занялись взрослые Путники, укутывая их в цветные одеяла, проверяя замерзшие пальцы, вытирая грязные лица и предлагая горячие пирожки с мясом. Почему-то мои глаза слезились. Наверное, я устала.

Я подняла девочку и передала ее Хранительнице знаний.

— Позаботимся, — сказала Хранительница знаний, ее взгляд был теплым и со слезами.

Глупости. Мы были дураками, если плакали от такого. И меня ждал ужин с сэром Экельмейером.

Я кивнула и повернулась, не дав покатиться слезам, потерла глаза ладонями, взяла клетку и плащ и прошла через дуб в хаос, который я устроила, с другой стороны.

Я смогла убрать следы в снегу, скрыть путь к телеге, а потом прошла в лес подальше и упала, уснула там.

Когда я проснулась, солнце было оранжевым и низко на небе.

О, нет.

Было темно, когда я дошла до дома Чантеров и попыталась убрать хвою и прутья из своих волос.

Дверь открылась раньше, чем я добралась до нее. Мама выбежала, быстро оглянулась, склонилась и пылко прошептала мне на ухо:

— Мне нужна еще одна ночь. Еще немного времени, чтобы устроить побег отсюда.

Матушка Чантер была за ней, звала с крыльца, где мой отец и Чантер напевали вместе.

— Элли! О, Элли, ты опоздаешь!

— Куда? — спросила я, устав настолько, что мир будто двигался слишком быстро, а страх и мозг были будто в грязи.

— Ужин с сэром Экельмейером! Ты должна быть там через час после наступления темноты, а время уже настало! Матушка Тэтчер пришла напомнить. Ее послала Хельдра! И она прислала платье для тебя. Нужно его надеть. Скорее!

— Что…

— Прошу, Элли, — сказала громче мама и добавила шепотом. — Нужно, чтобы ты потянула для нас время. Еще одну ночь.

Я утомленно кивнула, но она уже тянула меня в комнату, раздевая на огромной скорости.

— Это моя туника! — возмутилась я, когда она стянула ее через мою голову. Я едва успела убрать зеркальце и ключ из кармана в сапоги. Я думала, что увидела мерцание, когда вытащила его, надеялась, что мне показалось. Я смогла оставить сапоги. Мама бросила всю мою одежду, кроме нижнего белья, в груду у камина, матушка Чантер суетилась с длинным темно-зеленым платьем.

— Лук должен остаться. Ты не можешь его брать.

— Я оставлю его на месте, когда вы закончите, — твердо сказала я. Они не лишат меня лука.

— О, какое милое платье! — ворковала матушка Чантер, застыла на миг, увидев мои татуировки фейри. Она попыталась скрыть то, что вздрогнула, разгладив платье еще раз.

— Это слишком! — сказала я. Я видела такие платья только в Фейвальде. Оно почти сияло от света. — Ай!

Мама расчесывала волосы так, словно хотела вырвать их с корнями.

— Эти волосы присоединены к моей голове вообще-то!

— Мы знаем. Замри! — сказала мама, матушка Чантер подняла платье, сунула в него мои руки и стала зашнуровывать бока. Оно облепило талию, было с низким вырезом на груди, пышными рукавами у плеч. С бантиками! Словно я была подарком, который нужно открыть!

Я не была ничьим подарком!

Я была Кошмаром. От этой мысли я улыбнулась.

Им нужно было нарядить меня в серые лохмотья, которые трепал бы ветер, или длинный черный плащ с косой и маской с длинным носом. Это подошло бы мне больше сияющего платья.

— Ай! — возмутилась я снова, мама потянула за волосы, пока заплетала их.

— Повязку нужно убрать, — сказала матушка Чантер, и мы с мамой ответили:

— Нет!

— Она не в моде.

— Нет!

Она покачала головой.

— Сэр Экельмейер важный человек, Элли. Тебе нужно делать то, что можно, чтобы ублажить его, ради нашей деревни.

— Ублажить его? — взвыла я. Мой голос почти стал визгом в конце фразы.

— Теперь пояс. Зачем тут пустые ножны? У нас нет меча. Что делать, Генда? — матушка Чантер была на грани обморока.

— Спокойно, — раздраженно сказала я. — У меня есть меч. Он рядом с моей одеждой, и вы увидели бы это, если бы не пытались сделать меня призом.

— Это важно, Элли, — возмутилась матушка Чантер. — Наши жизни от этого зависят. Все жизни в Скандтоне. Понимаешь?

Она взяла мой ржавый меч и сунула его в ножны.

— Конечно, — буркнула я. — Но я думала, что вы не верили, что фейри — угроза.

Мама и матушка Чантер переглянулись.

— Не только фейри могут нам навредить. Рыцарь может… повлиять на многое.

Если бы у меня были силы, я бы уточнила, что за многое. Что было хуже армии фейри? Хуже брала с сэром Экельмейером? Хотя я не могла выйти за него, ведь уже была замужем.

— Ты пойдешь на ужин? — спросила мама.

— Да.

— И ты будешь вежливой с Рыцарем? — спросила матушка Чантер.

— Постараюсь, — я не смогла скрыть усталость в голосе.

— И ты не возьмешь с собой ужасную клетку и рукоять топора? — упрекнула матушка Чантер.

— Они остаются, или я не пойду, — я прищурилась.

Она фыркнула.

— Что ж, ты настолько мила, насколько возможно было сделать тебя за короткое время. Беги, Элли! Может, получится изобразить, что ты просто опоздала по моде!

Мама поцеловала меня в щеку и шепнула:

— Отвлеки его всего на одну ночь.

— Передай Олэну привет от меня! — крикнула его мама, и дверь закрылась за мной.

Я прошла к своему тайнику как злая кошка и убрала туда лук и стрелы, желая взять их с мечом и рукоятью топора. Они у меня все еще были. И с мечом было приятнее, чем в нарядном платье.

Я кивнула и повернулась к тропе, пошла к центру деревни. Сэр Экельмейер должен знать, что имел дело с охотницей. И если нужно охотиться на рыцарей и фейри, так тому и быть.















































Глава двадцать первая


Если бы Скуврель все еще был в плену в моей клетке, а не был моим мужем, я ощущала бы себя увереннее этим вечером. Общение, обман, сделки — он был в этом хорош. Я могла бы уговорить его на сделку, чтобы он помог мне с этим — чем бы это ни было. Спор? Переговоры? Дипломатия?

Если честно, я не знала, куда приведет этот вечер, но у меня не было выбора, нужно было увлечь сэра Экельмейер. Я была хороша только в бою и беге. Такими были мои навыки. Но даже если бы я была Скуврелем со всеми его умениями, даже если бы я была готова отрезать ухо, это не спасло бы меня из этой затруднительной ситуации.

Я ворвалась в деревню как зимняя буря, радуясь, что оставила сапоги под нарядным платьем. Было холодно в платье, хотя зима только начиналась, и мои пальцы уже немели, а щеки и уши покалывало, пока я направлялась к площади.

Пальцы ног болели в сапогах, но холод был ничем, по сравнению с огнем в моей груди. Я должна была спасти детей. Я должна была остановить сестру. У меня была цель в жизни.

Эти рыцари ничего у меня не заберут.

Как и солдаты, который собрались группой из шести у края деревни у северной дороги, костер согревал их, пока они следили за опасностью.

Как и жители в их домах со светящимися окнами. Улицы были пустыми, только солдаты носили припасы, менялись на постах, собирались у костра у бараков. Я надеялась, что мама выведет детей.

Как и стражи у входа в дом Олэна, которые окинули меня взглядом и открыли широкие двери.

Я вытерла сапоги об коврик — Хельдре потом убирать, а она не была виновата — и прошла в дом.

— Сюда, — сказала Хельдра, поспешила ко мне из боковой комнаты и сжала за руку у локтя слишком сильно. Она увела меня в освещенную комнату, где я еще не была. — Ты опоздала.

Ее тревожный взгляд скользнул по мне, другая ладонь сильно сжала свое красивое платье. Оно было розовым, с пышной юбкой и рукавами, как у меня. Странно, ей оно подходило, но на мне смотрелось глупо. Я выглядела так, словно кто-то нарядил оленя в платье для ужина.

— Я заберу клетку и эту… палку.

Я не хотела отдавать их.

— Я верну их, когда ты закончишь, — взмолилась она. — Если принесешь их туда, сэр Экельмейер заберет их.

Я отдала их ей, и она убрала их на полку с фонариками, сковородами и прочей утварью на кухне, провела меня к главной комнате как можно быстрее.

— Веди себя лучшим образом, — шепнула она. — Знаю, тебе сложно.

И, что меня тревожило, слова не были ехидными. Ее тон источал тревогу за меня. Хельдра? Переживала за меня? Я вдруг обеспокоилась.

— Твои дети в безопасности? — прошептала я.

Она поджала губы.

— Они с моей мамой. Они будут в безопасности. Я об этом позабочусь. Сыграй свою роль для Скандтона.

Все хотели этого от меня. Я из Охотницы стала Жертвенной козой в разумах жителей, и это произошло слишком быстро.

Она повернула меня к двери, открыла ее перед собой и изобразила радостную улыбку.

— Наша последняя гостья прибыла, — сообщила она, легко шагая мимо спинок стульев к краю стола, чтобы сесть рядом с Олэном. Между ним и сэром Экельмейером во главе стола сидели мужчины в накидках, их волосы были убраны назад, смазаны маслом. Я могла лишь подозревать, что это были офицеры, служащие рыцарям. Может, они были просто солдатами. Кто знал?

Я не думала, что буду скучать по Гадроту или Верексу. Я не думала, что буду тепло думать о странном Дворе Крыльев или Валот в моей клетке. Я лучше была бы с ними, чем в этом обществе.

Мужчины за столом были с мрачными лицами, их ладони грозно сжимали ножи и вилки. То, что они были одеты как слуги добра, ухудшало ситуацию, потому что мои ощущения кричали, что они были злом.

Фейри хотя бы не притворялись хорошими.

— Вижу, ты нашла меч для пояса, который я тебе прислал, — сказал сэр Экельмейер с блеском в глазах.

Ладно, Элли. Игра в слова началась. Что умного я могла сказать?

— Заключите со мной сделку, сэр Экельмейер, — сказала я, не придумав ничего другого. И, если я и привыкла к чему-то, так это к сделкам.

Жаль, в этой комнате не было зеркала. Мне пригодились бы подсказки со сделкой.

Я удерживала на лице фальшивую улыбку, прошла вдоль длинного ряда мужчин и села на единственное пустое место — у левой руки Рыцаря. Справа сидел такой же юный парень с жестокой усмешкой и рыжими волосами, и он ел так, словно никогда раньше не был за обеденным столом.

— Я поступаю так только с равными, — сказал сэр Экельмейер, осушив то, что было в кружке.

Мое сердце колотилось, щеки жгло от прилившей крови, но я управляла дыханием. Пора рисковать.

— Обычно и я так делаю, но сделаю исключение для вас, — с презрением парировала я.

За столом вокруг меня стало тихо, словно туча закрыла солнце. Вилка не задевала тарелку, кружка не стучала по столу.

Сэр Экельмейер медленно повернул ко мне.

— И где ты научилась сделкам, деревенщина? Ты не королева.

Я бросила ответ в него очень быстро.

— Откуда вы узнали о королевах? Вы не джентльмен.

Он застыл, и казалось, что все легкие в комнате ждали его ответа, чтобы вдохнуть.

Он фыркнул через миг.

— Полагаю, на твердой каменистой земле растут женщины под стать. Ладно, я повеселю тебя. Что за сделка?

Хороший вопрос. Так далеко я не продумала, но он мог дать мне лишь одно.

— Безопасность Скандтона.

Все шумно выдохнули, но не стали есть.

Он приподнял брови, задумчиво крутил кружку.

— Нет смысла. Наша цель тут — защищать эту деревню.

— Тогда уводите жителей. Пока фейри не вырвались из круга и не убили всех нас, — заявила я. Кто-то опустил тарелку передо мной, но я не смотрела туда, хотя жареная курица пахла вкусно. Я пришла не наслаждаться.

Если честно, я едва держалась в сознании. Мне нужен был сон, и скоро.

Он слабо улыбнулся.

— Я подумаю о сделке с тобой, но сначала прими мое гостеприимство. Ешь. Пей. Играй милую леди, за которой ухаживает величайший рыцарь королевств долин.

— Я не играю.

Он поднял палец в предупреждении.

Я взяла куриную ножку и оторвала большой кусок, прожевала и проглотила, не отводя от него взгляда.

— Доволен? — спросила я.

Он сморщил нос.

— Едва ли. Я не вижу твои глаза. Ты уберешь повязку?

Остальные в деревне уже привыкли. Никто даже не спрашивал, видела ли я через повязку. Я забыла, что буду выглядеть странно для него. Странно и волшебно.

Волоски на моей шее встали дыбом.

— Думаю, мне она нравится на этом месте.

Его ладони были такими быстрыми, что я не увидела их движения. Он забрал мою повязку, и комнату заполнила тьма. За столом я видела тусклые духовные силуэты и призраки людей. Их края расплетались и спутывались от духовного ветра, который видела только я. Они были такими до того, как прибыли сюда? Фейри влияли на людей в долинах и в моей деревне?

Олэн удивлял больше всего. В прошлом он был красивым и высоким в мире духов, но горбился в реальности, а теперь был высоким в реальности, а его дух сжимался. Первый потрепанный край у него стал расплетаться.

Хельдра, что удивительно, выглядела мило для духовного зрения. Это изменилось.

Я покачала головой, злясь из-за множества посланий, и повернулась к сэру Экельмейеру.

Я с трудом подавила вскрик. Передо мной уже не было юноши. Старый и кривой, запутанный почти так же сильно, как Скуврель, Рыцарь ужасал тем, что его душа была похожа на фейри. Его плоть свисала с костей, улыбка была жестокой и широкой, огонь мерцал во рту, когда он открывал его.

Он был фейри? Я видела морок магическим зрением?

— Отдай, — спокойно и тихо сказала я.

— Я так не думаю, — он крутил мою повязку на указательном пальце, как трофей. — Хочешь сделку со мной? Считай это разменной монетой. Выходи за меня, Элли Хантер, и я верну повязку и защищу твою деревню. Откажешься, я оставлю повязку себе, оставлю этих людей на месте, под военным положением, сколько пожелает ее величество, королева Анабета. Она слушает каждое мое слово, так что это может быть навсегда.

Военное положение? Многое произошло, пока я спасала тех детей.

— Не верю. Думаю, у вас мало власти, хоть вы заставили глупых жителей деревни верить в иное, — смело сказала я. Я не должна была сюда приходить. Я была в меньшинстве. Но я говорила правду. — Если бы у вас была власть, разве вам требовалась бы для этого деревенская девка, как я?

Он махнул пальцем, я не успела отреагировать, как рыцарь рядом со мной схватил меня за голову и толкнул мое лицо в еду. Я смогла повернуть голову в последний миг, и нос не попал туда, я могла дышать. Он прижимал меня к тарелке, горячая подлива попала в ухо, сэр Экельмейер склонился так, чтобы я видела его спутанный призрак.

— Ты была в Фейвальде. Ты знаешь врага. Ты будешь моей гончей, ищущей фейри. И вместе мы уничтожим их.

— Я больше всего хочу уничтожить весь Фейвальд, — процедила я, хотя это не было правдой, как несколько дней назад. — Но зачем мне выходить замуж для этого?

Он рассмеялся.

— Не знаешь? Королева Анабета издала строгий указ поведения рыцарей. Мы должны с достоинством обходиться с теми, кого защищаем. Должны заботиться о них, следить, чтобы они соблюдали законы. Нужно нанимать воинов и даже шпионов. Знаешь, кого это не включает?

Он сделал паузу, и я вставила едкое замечание, пока могла:

— Тех, кому хватает ума держаться от тебя подальше?

Солдат толкнул мою голову к курице. Я скривилась.

— Жены, — сказал он, склонившись так, что я ощущала запах вина в его дыхании. — Мужчина может наказать, как угодно, поступить, как он желает, со своей женой. Потому я хочу жениться на тебе. Ты будешь моей охотничьей собакой, слушаться только меня. Ты будешь делать все, что я прикажу, зная, что, если ты подведешь меня, тебя будут ждать немыслимые пытки.

— А если я уже замужем? — процедила я.

Вокруг меня робко засмеялись.

— Жаль, потому что тогда сделки не будет.

А я считала Скувреля жестоким. Я начинала верить, что он был добр со мной. И было сложно вести переговоры, когда пюре стало попадать в один из слепых глаз.

— Мы договорились? — прорычал сэр Экельмейер, и я старалась не кривиться от брызг его слюны, попавших мне на лицо.

— Боюсь, нет, — сказала я, не жалея, несмотря на его угрозы. — Видишь ли, я уже замужем, и мой муж мстительный. Он отрежет себе ухо, но не отдаст меня тебе.

И я ощущала себя почти фейри, ведь не сказала лживых слов.









































Глава двадцать вторая


Они заперли меня в погребе.

После самого сильного избиения в моей жизни.

Единственного избиения в моей жизни.

Второе зрение делало все происходящее или слишком быстрым, или слишком медленным, и я готовилась к удару и расслаблялась раньше, чем он попадет, или по мне били раньше, чем я успевала уклониться. От этого избиение было ужасной смесью тьмы, насмешливого смеха и агонии.

Я не знала, сколько солдат там было.

Я не знала, присоединился ли Олэн к моему избиению.

Я помнила, как Хельдра кричала, а потом ее увели. Я помнила, что переживала за нее.

Я не знала, как долго это длилось, как плохо все было.

Без повязки я не видела свое платье, ощущала только прорехи на нем. Я не видела, были ли мои костяшки в крови от ответных ударов, которые я пыталась раздавать. Я пыталась между вспышками боли вытащить ржавый меч и унестись оттуда, но кто-то наступил на мои пальцы так, что я была уверена, что они были сломаны, и я не могла вытащить меч.

Я переживала из-за горячей крови, текущей по моему лицу. И агонии в ребрах, когда я двигалась, из-за чего было невозможно дышать. И того, как челюсть свисала, и я не могла поднять ее.

Я больше переживала из-за паники во мне, лишившей меня логики и достоинства, оставив меня всхлипывающей, дрожащей и испуганной.

Я старалась не думать о боли. Я старалась не переживать о том, что некоторые раны останутся навсегда. От мыслей об этом паника и тошнота от паники приходили ко мне.

— Несколько дней в темноте напомнят тебе, что свет — это привилегия, — сказал сэр Экельмейер, когда они избили меня до подходящего состояния для его жены и бросили на землю погреба Хельдры. Я ощущала запах картофеля и лука. Хельдра была хорошей женой.

— Я слепа, если ты забыл, — парировала я, стараясь звучать упрямо, а не подавленно. Если честно, я не была слепой, пока он не украл повязку. Я забыла, какой беспомощной себя так ощущала. Я забыла, какой слабой и растерянной от этого была.

Странно, но они оставили меч в моих ножнах, словно были уверены, что он был мне бесполезен, потому и не забрали. Я не была уверена, смогу ли вытащить его, тем более, держать, чтобы сражаться. Может, они были правы.

Это было часы назад.

Я часть провела без сознания, пришла в себя от звука шагов. Что-то опустили на землю рядом со мной. Шаги ушли, и я осторожно протянула руку, пальцы обожгло болью, когда я пошевелила ими.

Чай на подносе и немного хлеба. Моя клетка. Рукоять топора.

Хельдра сжалилась надо мной.

Между половицами были большие прорехи. Я слышала, как другие все обсуждали в столовой сверху, пока я лежала на земле, откашливая кровь, пытаясь подняться и заставить голову перестать кружиться. Это означало, что теперь я знала, как сильно Олэн изменился. Предатель.

— Уверен, что сможешь усилить военное положение? — спросил Экельмейер. — Уверен, что сможешь держать их тихими и податливыми? Нам нужна свобода, чтобы действовать единым фронтом без вмешательства этой деревни.

— Конечно, — сказал Олэн. — Мэр Алебрен знает, что хорошо для деревни. Как и люди.

— Ладно. Пока что я доверюсь твоему мнению. Собери старейшин утром. Я женюсь на этой девке до рассвета, и мы используем ее как гончую для вторжения в Фейвальд.

Если я хотела сбежать, нужно было вставать с земли. У меня было только время до рассвета, и кто знал, сколько осталось?

Я постаралась сесть, но ладони только дрогнули, и боль вспыхнула в боку.

Ммгх. Плохо. Ничто не должно так болеть.

Стон сорвался с моих губ, я попыталась подавить его.

— Что это было? — испуганно спросил Олэн надо мной.

— Девка. Ночь в твоем погребе вытряхнет из нее любовь к фейри. Ты хорошо сделал, сказав о подозрениях о влиянии фейри на ее разум, Олэн Чантер. Без тебя мы не нашли бы такой ценный ресурс.

Олэн мог гореть в масле. Он заслужил все плохое, что его ждало.

— Я прошу только, когда мы вторгнемся в земли за кругом, поискать моего мальчика, — сказал Олэн, голос был тяжелым. — Моего Петира.

Я выдохнула. Было сложно ненавидеть мужчину за любовь к его сыну, из-за которого он готов был сделать все. Даже сейчас, когда «все» включало мое избиение и продажу как невесту рыцарю, который хотел использовать меня как собаку. Его слова, не мои.

Ну же, Элли. Встань!

Если бы меня спросили на прошлой неделе, помогла бы я вторгнуться в Фейвальд, я бы сделала все для этого. Я бы пошла к Экельмейеру и предложила свои услуги.

Но это было на прошлой неделе. До того, как я увидела, что некоторые люди тоже были запутанными. Пока я не поняла, что они хотели обрушить ненависть на других людей, как фейри. До того, как я поняла, что моя деревня и мой народ были не такими, как я думала. Может, они заслуживали фейри, а фейри заслуживали их. Кроме невинных детей. Моя мама уведет их вовремя? Она просила еще ночь. Я дала ей это.

Если я собиралась сделать тут что-нибудь ценное, нужно было остановить войну, потому что я не была уверена, что она увела их, и не хотела ошибиться.

Для этого мне нужен был союзник.

А союзник остался только один.

Я сунула ладони под себя, подавляя крик, пальцы, казалось, были направлены не в те стороны. Все силы ушли, чтобы оттолкнуться. Дыхание застряло в легких, агония в груди усилилась. Я встала на ноги, пошатнулась, подавляя тошноту и головокружение. Моя левая ладонь еще могла держать вещи, похоже, два пальца и большой еще работали.

Я нащупала рукоять меча той ладонью и неловко потащила его из ножен, по дюйму за раз. Он упал на пол с глухим стуком.

Проклятье.

Придется склониться, чтобы поднять его.

Ребра громко возмущались.

Слезы катились из моих глаз, я обмякла, почти упав на землю, ладонь проехала по грязи и ударилась обо что-то твердое. Я сжала топор, с трудом убрала рукоять за пояс. Потом клетка. Я не могла ее привязать. Пальцы не слушались. Я зацепила петлю за большой палец. Я нащупала рукоять меча, с трудом подняла левой ладонью и встала.

Один взмах, Элли. Один взмах и надежда, что это сработает.

Я рассекла мечом воздух с силой младенца.

Я думала, что видела брешь, но не была уверена. Я должна была поднять топор. Он защитит меня от фейри. Но от мысли, что его нужно вытаскивать из-за пояса, хотелось плакать от усталости. Я не могла. Не было сил.

Я шагнула вперед, протянула пострадавшую правую руку. Что-то задело ее. Я неловко сжала это сломанными пальцами, надавила на то, что считала брешью в воздухе.

Я шагнула в яркий мир.




КНИГА ВТОРАЯ

Спите, мышки, в своей норке,

Спите, помните о прошлом,

Пой, мышонок, проси ужин,

Пой, и тебя угостят вином.

Беги, мышонок, спасайся бегством,

Беги от боли и страданий.

Старайся, мышонок, изо всех сил,

Прячься от запретов и наказаний.

Но мы найдем тебя, мышонок, в любой норке,

Сорвем твою плоть, разобьем кости,

Мы найдем семью, найдем друзей,

Прольем их кровь, сердца порвем.

— Песни фейри


Глава двадцать третья


Я смогла замедлить падение и вернула равновесие. Комната передо мной опасно покачнулась. Узлы корней были на стенах, одинокое окно открывалось там, где корни встречались. Еще больше узлов окружали дверь. Я моргнула, подавляя тошноту. Все расплылось перед глазами, но мне нужно было понять, где я была. Мне нужно было найти безопасное место, пока я не рухнула.

Большой гобелен со сценой охоты был на одной стене — хотя было непонятно, кто на кого охотился. Дракон будто сжигал одного из фейри, тот выпускал стрелу в орка, который сжимал зубами хвост дракона. Вокруг них единорог и лиловый лис пригнулись, словно ждали своей роли в резне.

Темный шторы покачивались по сторонам от открытого окна, а бледная штора, белая и почти прозрачная, трепетала от ветра передо мной.

Свет проникал в открытое окно, был белым, но не ярким, как от желтого солнца, и даже не персиковым от воздуха с дымом.

Я видела такой свет только в Фейвальде. Значит, меч сработал.

Я была тут.

Разбитая.

Без полезных волшебных предметов.

Но тут.

Я резко вдохнула, и в тот миг белая штора поднялась от порыва ветра так высоко, что я заметила то, что было за ней.

Мои глаза, казалось, выпадут из головы.

На другой стороне был водопад, стекал из бреши в потолке по изогнутым корням в маленький каменный пруд. Пузырьки наполняли пруд, пар поднимался клубами.

В пруде по пояс сидел Скуврель, его глаза были огромными, как у совы. Он сжимал в руках бьющуюся рыбу, словно он только что поймал ее голыми руками.

— Кошмарик! — охнул он, бросил рыбу в воду, и штора опустилась, и я потеряла его из виду.

Все раны ударили по мне как молот.

Я рухнула на пол.

Вода плеснула вдали, и кто-то очень мокрый тянулся к чему-то, ноги шлепали по камню. Штора подвинулась, и Скуврель упал на колени рядом со мной, яркое знамя окутывало его пояс, напоминало флаг. Вряд ли в Фейвальде было что-то практичное, типа полотенца.

Или практичного, как урод. Потому что Скуврель не был уродом, и на его красоты было почти больно смотреть. Я забыла об этом.

— Что смертные с тобой сделали, Кошмарик? — я не понимала, была в его голосе тревога или гнев.

Я застонала, его ладони нежно скользили по моим ранам.

— Что за ужасы смертные мужчины сотворили с тобой, мой Кошмарик? Мы оторвем их пальцы и повесим на цепочку на нашей двери. Мы пришьем их уши на подошву и будем ходить по ним, пока от них не останется и шепота. Мы растолчем их кости в порошок и смешаем с нашим вином.

Он поднял меня и понес, шепча эти угрозы, прижимая меня к мокрой груди. Наверное, я ужасно испачкала его кровью, сажей и грязью. Он не возражал.

Звезды плясали перед глазами. Я не знала, куда он меня нес. Мне было все равно.

Впервые за недели я ощущала себя в безопасности.

Каким бы он ни был, Скуврель обещал быть мне другом, союзником, мужем. Я была почти уверена, что он не убьет меня.

— Заключи сделку, Кошмарик, — проворковал он. — И я исцелю твои раны.

Он уложил меня на кровать с подушками. Мои веки приподнялись, я увидела белизну вокруг себя, и они закрылись. Мне было жарко. Все болело.

Я охнула, дыхание застряло с болью в груди.

— Я не могу помочь без сделки, — прошептал он с мольбой.

Тьма мешала видеть. Я боролась с ней, хватала ртом воздух, боль вспыхивала в разбитой челюсти.

— Дай все, что можешь отдать, Кошмарик, и я исцелю твои раны.

— Ты, — выдавила я.

— Да? — он будто затаил дыхание, ждал мои слова. Но что мне дать?

— Можешь забрать мою косу, — прошептала я.

— Хорошо. Я исцелю тебя взамен на власть над твоей рыжей косой во всем ее спутанном великолепии.

Он склонился надо мной, мои веки приоткрылись, увидели, как его глаза закрылись, он благоговейно поцеловал мою косу. Что-то нежное коснулось моего лба, мои глаза закрылись, и боль в голове пропала.

Я так устала.

Что-то нежное задело мою челюсть, потом пальцы. Я пыталась открыть глаза. Он целовал мои пальцы? У меня не было сил думать об этом.

Вместо этого я потеряла сознание, боль стала слабее.

Было темно, тепло и безопасно.

Я проснулась ненадолго, ощутила тяжесть на животе. Я открыла глаза, увидела спутанные темные волосы и острое ухо на мне. Он, похоже, тоже уснул.

Я погрузилась в беспамятство.

Когда я проснулась, я была на кровати из белых перьев. Белые перья были длиной с меня, а то и длиннее. Они были розовыми в свете из окна.

— Явись ко мне, Кошмарик. Просыпайся и будь со мной вечно, — сказал Скуврель, сидя на стуле у окна. Он склонился, слабо улыбаясь, мой меч лежал на его коленях.

— Это мой меч, — сказала сдавленно я. — Я не помню, чтобы отдавала его.

— Ты многое не помнишь, — он хитро улыбнулся.

Я ощутила, как мое лицо вспыхнуло. Он убрал раны поцелуями, или мне показалось?

Я села, попыталась осмотреть себя незаметно. Раны пропали. Пальцы легко сгибались. Мои глаза расширились, несмотря на мой контроль. Было чудесно уметь исцелить кого-то поцелуем! Я не представляла, какую силу это требовало. И Скуврель сделал это.

Моя коса была на месте. Я подняла ее с вопросом в глазах.

— Это мое, — гордо сказал Скуврель. — И мне нравится она там, где она есть. Не обрезай ее коротко. Это не тебе решать.

Хорошо, что мне нравились длинные волосы.

— Я думала о тебе, — вдруг нервно сказала я.

— Я надеялся на это. Было бы больно, если бы меня забыла жена.

Я облизнула губы.

— Я о том, что я пыталась решить, что делать с тем, как ты женился на мне против моей воли. Я пыталась решить, что это означает для нас. И должна ли я наказывать тебя за то, что ты скрывал это от меня.

— Скрывал? — он был искренне удивлен, явно играл. — Я думал, это было очевидно. Как меня можно винить в том, что твой слабый смертный разум не заметил такого? И разве мы не обсудили это?

— Ты должен был спросить! — возмутилась я. — А если бы я убила тебя от того, как разозлилась из-за брака против моей воли? И мы не обсудили это лично.

— А тебя волнует ссора с мужем лично? Признаюсь, есть очарование в том, чтобы смотреть, как твои щеки пылают, как рассвет, — его глаза пылали от этих слов, я едва подавила дрожь.

— А если бы я так и не узнала, что я замужем? — продолжила я. — Я могла выйти за кого-то другого! Так тебе и надо было бы!

— Ты бы так не сделала, Кошмарик. Твоя величайшая радость — выводить меня из себя, преследовать меня во снах. Зачем же бросать идеальную жертву и искать другого?

Я пыталась поправить порванное платье, не зная, как ответить на такие заявления. Кто-то связал юбку так, что было сложно двигаться.

— Они порвали твое платье, — глаза Скувреля пылали, хотя лицо было спокойным. — Это не лучший наряд — довольно простой, не подчеркивает тебя, нет ни зверя, ни птицы на нем, но оскорбительно, что другой мужчина решил, что может порвать одежду моей жены, особенно так непристойно. Я старался сохранить твою честь, пока ты не проснешься и не справишься сама.

— Спасибо? — я не знала, как справиться. Он сохранял мою честь? Он поцелуями убрал мои раны? Что происходило? Куда делся опасный Скуврель?

— Ты смотришь с подозрением. Ты должна понимать, что такой долг будет отплачен. Я выкупил тебя до этого своим ухом. Я был бы рад предложить руку за твою месть.

— Вряд ли это будет необходимо, — напряженно сказала я. Лучше успокоить его, пока я не оказалась замужем за искалеченным фейри. — Ванны хватит.

Он махнул на открытую дверь, и я поспешила туда, борясь с узкой юбкой. Водопад все еще был полон пузырьков, пар поднимался от него.

— Почему он горячий? — спросила я.

— Две реки питают его. Одна горячая от природы. Другая — холодная. Температура зависит от течения, — его глаза хитро блестели. — Как мы с тобой, милая Кошмарик. Одна горячая, другой холодный, но что сильнее? Что победит? Каждый миг все меняется.

Я кашлянула.

— Я пришла сюда с вещами. Клетка. Рукоять топора.

Он рассмеялся.

— Боишься, что я запру тебя как птицу? Я уже в это играл.

Я кивнула.

— Правда или ложь? Тебе нравится со мной играть.

— Правда. Теперь купайся, сколько хочешь. Я составлю список твоих обидчиков, как только ты будешь готова к этому.

— Я знаю только два имени, — я сделала паузу. Вода выглядела хорошо. Раз Скуврель оставался в другой комнате, я сняла испорченную одежду и погрузилась в горячую воду с удовлетворенным вздохом. Сухая кровь и грязь поднимались облаками в воде вокруг меня.

Скуврель появился через миг, и я подняла руки, прикрываясь, несмотря на пузырьки.

— Если бы я хотел посмотреть, я бы выпросил это сделкой, — сказал Скуврель, хихикая.

Отлично. Это помогло моим пылающим щекам.

Он посмотрел мне в глаза, его глаза сияли т предвкушения.

— Я хочу имена.

— Заключай для этого сделку, — предложила я.

Он рассмеялся.

— Я скучал, Кошмарик. Я скучал по твоему упрямому взгляду и веселым играм. Хотя ты являлась мне во снах. Ты была со мной каждый миг последние месяцы. И мне нравилось видеть тебя через Жемчужину-зеркало, но я скучал по напряжению, ярости, радости от твоего отказа подчиняться мне.

— Сколько времени прошло? — спросила я, голова кружилась. Я теряла ощущение времени, перемещаясь между мирами. Все жили без меня.

— Полгода. Полгода службы и отчаянного одиночества спутанного сердца, — он сделал паузу, наклонил голову, чтобы было легко видно шрам на месте уха. Почему он не убирал это мороком? — Что ты возьмешь за эти имена?

Я усмехнулась. И я скучала по этому, хоть и не хотела признаваться. Скучала по тому, как сияли его глаза, и губы изгибались, как натянутый лук, когда он улыбался.

— Я возьму твое имя, — сказала я.

— Оно уже у тебя есть, — он склонился над краем пруда, словно он был магнитом, а я — железом.

— Твое настоящее имя.

Он отпрянул, потрясенный, но при этом улыбка играла на губах. Может, я была для него неприлично забавной.

— Невозможно.

— Ты на мне женился, — сказала я. — Странно было бы не хотеть знать имя своего мужа.

Он нахмурился.

— И ты не дашь мне средства для охоты на врагов, пока я не предложу тебя себе как козел на заклание? Это не верность жены.

— Если ты так хочешь выразиться… да.

— Ты опасна, Кошмарик, — сказал он, взгляд был гневным и радостным. — Ты ужасная зависимость. Если бы я мог избавиться от тебя, бросившись в темные глубины моря, я бы утонул в забвении, не мешкая.

Он драматично покинул комнату, и я использовала шанс, чтобы отмыть лицо и волосы, расплела косу, чтобы смыть кровь и грязь. Выжила бы я после тех ран, если бы Скуврель не исцелил меня? Если бы выжила, была бы навсегда калекой. Пальцы были ужасно сломаны. Как и челюсть. Я поежилась от мысли.

Я была в долгу перед ним. У меня будут очень длинные волосы.

Когда я выбралась из воды, Скуврель вернулся, протянул одежду, отвернув голову. Было смешно, что он так ценил мою честь, когда его натура была дикой.

Наряд состоял из тонкой белой рубашки со странными кружевами в виде корон и пауков на воротнике. В другой руке он держал темную куртку с вышитыми красными змеями. Темно-красные леггинсы и черные сапоги до колен с черным жемчугом, похожим на рыбьи глаза, на боках были следующими. И под конец был мой меч в ножнах, кожаный пояс был в сухой крови. Моей.

— Они портят тебя рваной одеждой, но я возвращаю твое великолепие, — гордо сказал Скуврель. — Они пытаются забрать твою гордость, но я поднимаю тебя до рангов сидхе.

— Постой, — моя голова вдруг закружилась. — Ты же не хочешь сделать меня фейри?

Я взяла одежду из его ладони, разглядывая его макушку.

— Я не буду портить тебя, обрекая на мой ад, Кошмарик. О, нет, лучше ты пытай меня своим светом. Я не буду тебя портить. Клянусь в этом своей душой.

— Я не уверена, что у тебя есть душа, — жестоко сказала я.

— Видишь? Мы друг друга полностью понимаем, Очаровательный Кошмарик.

— Я не убеждена в этом, — сухо сказала я. — Правда или ложь, твои милые прозвища — просто обман. Ты пытаешься направить мою голову в петлю, которую я не вижу.

Его ответ прозвучал шепотом:

— Правда.

Я поежилась.

Его голос стал сухим.

— Быстрее одевайся, Кошмарик. Мой господин приходит во тьме.

— Равновесие? — спросила я.

— Ты забыла, что продала меня на службу, дорогой Кошмарик? Я не забыл. Я помню это каждую ночь, когда приходится работать против моей воли на него. И мне больно служить противоположности, хаос служит порядку, и смотреть, как все становится аккуратным, самое ужасное.

— Я должна извиниться, — виновато сказала я.

— Я не принимаю, — сказал Скуврель, оглянувшись через плечо на меня, отчасти одетую, но прилично, его лицо было оскорбленным. — Я предпочитаю ум, а не сострадание. Я предпочитаю жену с ярким разумом, а не ту, что оплакивает меня своими слезами.

Он склонился ко мне, вдохнул, словно мой запах как-то придавал ему сил. О. Я забыла, как фейри питались моими эмоциями.

— Я хочу убрать человеческих детей из этого мира, — напомнила я с решительным видом.

— Хорошо, — сказал он с беспечной улыбкой, его глаза были в дюймах от моих. — Но не жди моей помощи. Моя воля связана с Равновесием еще на полгода, твоими стараниями, ужасная работорговка. Потому я не должен говорить тебе, что другие смертные дети скрыты на этом Дворе. Это будет ужасным предательством. И потому я не должен говорить тебе, что тайник твоей сестры на скалах Ястреба. Она хранит там тайные вещи. И тебе захочется знать ее тайну. Не мне тебе это говорить.

Он склонился и поцеловал меня так быстро, что я едва успела охнуть — поцелуй был голодным. Опасным. Моя кровь от него кипела. Он подмигнул, усилив потрясение.

— Я должен тебе плату за это позже, — выдохнул он.

И он пропал раньше, чем я ответила. Я закончила одеваться, пристегнула ножны поверх узких штанов, надела короткую куртку. Как он всегда добывал женскую одежду? И как она всегда мне подходила? Стоило задать больше вопросов. Но когда он был рядом, было сложно помнить о них.

Как только я закончила, он прошел в комнату, как тень, поднес палец к губам. Он склонился так близко, что его губы задели мое ухо, пока он шептал:

— Спрячься за гобеленом, пока я не уйду, Кошмарик. И не медли, чтобы явиться ко мне снова. Я буду ощущать твое дыхание шеей, твои ледяные ладони на моих в каждом кошмаре за много ночей впереди.

Я не успела ответить, он толкнул меня за большой гобелен, и я услышала, как его дверь открылась с грохотом. Я с трудом подавила желание бежать и бить Равновесие ржавым мечом на моем бедре.











Глава двадцать четвертая


Я ждала долгие мгновения, дверь захлопнулась, и я осторожно вдохнула, подняла клетку и рукоять топора. Я была в долгу перед Хельдрой за то, что она отдала их мне. Без них у меня не было бы шанса спасти остальных смертных детей.

Повезло, что они были тут. Но я начинала думать насчет меча. Он откуда-то четко знал, где нужно было быть, и относил туда.

Я уже жалела, что не надавила на Скувреля и не выяснила, где именно были дети. Он был как водопад, то горячий, то холодный. Что я могла понять по тому, как он исцелил меня, а потом признался, что хотел поймать меня? Или по его помощи с поиском детей и отказе исцелять без платы? От него моя голова кружилась.

Я замотала ею. У меня не было времени на размышления. У меня было ограниченное время на поиск детей и их спасение до того, как моя сестра вторгнется в мир смертных. Нужно было спешить. Лучше всего было проверить путь самой.

Я вышла из-за гобелена. В купальне никого не было. Это хорошо. Я добралась до яркого окна, выглянула и охнула.

Окон было вырезано в меловой сколе, нависающей над беспокойным. Морем. Последние лучи заката раскрасили залив розовым. Я была в центре бухты в форме подковы, так что видела стены из скал вокруг. Десятки, а то и сотни ярких тканевых мешков свисали со скал на веревках разной двери. Что это могло быть?

Один из ближайших брыкался, на миг стало видно силуэт человеческого тела.

Нет.

Я слышала об этом, когда я прошлый раз была в Фейвальде. Этих фейри наказали, повесив в шелковых мешках до их смерти.

Я поежилась.

Стоило подумать, что я знала, насколько ужасным был Фейвальд, как он снова меня удивлял.

Если я выберусь сейчас из комнаты, и меня поймают раньше, чем я использую меч, это может ждать меня. Я осторожно вытащила его из ножен, готовая убежать в любой миг.

Вот так. Я подняла факел, взмахнула им, чтобы зажечь. Пока все шло хорошо.

Я прошла по купальне в спальню, игнорируя кровать из белых перьев и воспоминания о темной голове на мне, пока я исцелялась. Я добралась до двери, приоткрыла ее и приготовилась к скрипу петель.

Скрипа не было. Хорошо.

Я прошла в комнату и охнула.

Комната была огромной. Больше Скандтона. У дерева или деревьев, под которым был построен дом, была огромнейшая корневая система. Корни свисали, как волосы, с земляного потолка так высоко, что мое второе зрение не видело вершину. Большие корни спутались, напоминая пещеру и спиральную лестницу, вырезанную в земле по бокам. Корни были осторожно связаны узлами, которые поддерживали лестницу, а не разрушали строение, вырезанное в белом меле.

Двери открывались вдоль изогнутой лестницы — двери, как у Скувреля — лампы висели под потолком. Потолок был неправильным словом, потому что, когда я посмотрела на простор на другом конце спирали, я увидела, что лестница вела все выше и выше, и каждый слой дверей стоял на следующем витке лестницы, и лампы выглядели как тысяча светлячков.

В каждой трепетало волшебное существо, как маленький дракон. Они так ярко сияли, что я не могла смотреть на них дольше секунды. Каждое было со странным оттенком — кто-то белый, кто-то синий или лиловый, бирюзовый или желтый, другие были черными, но как-то сделанными из света. Я покачала головой. Фейвальд был полон ужасов, но и полон чудес. Между каждой дверью вдоль лестницы были вырезаны полки, и они были полными книг, которые выглядели так, словно не просто наполняли полки, а были запиханы поверх других книг, чтобы для того, чтобы вытащить книгу с полки, нужно было бороться со всеми книгами.

Ножи свисали с потолка на цепочках, острием к моей голове, были вонзены в стены между книгами и вдоль рам дверей, украшали лампы с дракончиками, формировали выступы на перилах лестницы, торчали из спутанных корней.

Я осмотрела ближайшую полку, взгляд упал на большую книгу в черном переплете. Я вытащила ее, открыла, и ярко-синий свет затопил мой взгляд. Я испуганно закрыла ее.

— Изучаешь наши грехи? — спросил изумленный голос.

Я повернулась, охнув. Меня увидели.

Проходы были полны фейри, они бродили, болтали, сидели на скамьях у перил, читали книги или потягивали горячий чай из чашек. Големы зловеще двигались между ними, носили книги на полки или доставляли чай на серебряных подносах.

Они пропустили того, кто задал мне вопрос, но не смотрели на него. И не смотрели на меня.

— Как ты меня видишь? — поразилась я.

Он был первым фейри, которого я увидела, и было бы ложью сказать, что я не ненавидела его.

Кавариэль улыбался, и улыбка показалась мне чудесной в первый раз, когда я ее увидела. Теперь от нее тошнило. Он дрогнул, и крылья стрекозы раскрылись за его спиной, стали трепетать в свете ламп.

— У меня тоже есть хитрости, — он ухмыльнулся, приподнял рукав камзола и показал мне серебряный щиток с рубинами. — Это делает меня невидимым. И, похоже, раскрывает мне других невидимок. Как удобно. Ты ведь всегда была невидимой сестрой, да? По крайней мере, так всегда говорила Хуланна.

Кровь отлила от моего лица.

— Что ты собираешься делать? — спросила я.

— Двор Ножей — хорошее место для наказаний. Уверен, Лорд Шелка поможет тебе, если ты попросишь.

Это была угроза. И мне было все равно.

— Вот уж нет, — напряженно ответила я.

Он пожал плечами.

— Может, я хочу только поговорить.

— Сомневаюсь, — сказала я. — Ты обожаешь игры власти, так что хочешь большего.

Он осторожно огляделся, но никто не обращал внимания. Фейри всегда шептались и что-то затевали, как мы. Он склонился ближе.

— А мне говорили, что смертные переживают за детей, — прошептал он, и ощущение его дыхания на моем ухе вызывало тошноту.

И все же.

— Ты знаешь, где тут смертные дети? — прошептала я в ответ.

От его улыбки все во мне сжалось.

— Заключи сделку, и я покажу, где они. Один разговор для меня. Один шанс узнать друг друга. Мы же все-таки семья.

— Разве? — парировала я. — Моя сестра закрепила ваш брак?

— Годы назад, — сказал он нараспев. — И то было чудесное время для нас, но я устаю от ее беспощадных амбиций и сосредоточенности на одном.

— Приведи меня к детям немедленно, не раскрывая меня никому, не вредя и не убивая их, когда мы прибудем, не вредя и не убивая меня по пути, и я буду говорить с тобой по пути, — предложила я.

— Договорились, — прошептал он, в его улыбке была капля безумия, и от волнения я уже жалела, что предложила это. — За мной.


Глава двадцать пятая


Я спускалась за Кавариэлем по спирали все ниже мимо множества фейри. Рога и яркие глаза, мрачные оскалы и хитрые гримасы. Мы миновали белого тигра в клетке, который вытянул лапу между прутьев и попытался схватить меня. Я отбила его лапу ржавым мечом.

— Мышки, мышки, — сухо сказал Кавариэль. — Много мышек под холмом.

— Мышки? — мой тон тоже стал сухим.

— Кто, кроме мышек, прячется в холме? Прячется под Лордом Шелка, забирает крошки, когда остальной Фейвальд готовится к войне?

— Кто? — спросила я.

Это загадка, — насмешливо сказал он. Он был не таким, как я ожидала. Он украл кубок вина со стола рядом с чьим-то локтем, осушил его, вытащил из камзола маленькую серебряную пудреницу, взял оттуда шепотку синей пыли и понюхал ее.

Я старалась игнорировать его странное поведение. Как долго моя сестра привыкала к этим странностям? Может, они нравились ей с самого начала.

Я старалась игнорировать другие странности по пути ко дну пещеры — русалки плавали в соленой воде, оттуда големы на спинах вытаскивали огромных моллюсков. Птицы без крыльев ехали на крылатом фейри, который вопил, как олень. Единорог гарцевал, словно танцевал.

Я задрожала от вида единорогов. Я знала их тайну. Но старалась игнорировать их, чтобы понять загадку Кавариэля. Он хотел сказать, что тут собрались те, кто не хотел воевать с Двором смертных, и Лорд Шелка правил ими?

— Почему Лорд Шелка правит Двором Ножей? — шепнула я, когда рядом были только големы.

— Вжих-вжих, он перерезал глотки другим. Мешок из шелка, долгое падение, и они покидают жизнь навсегда!

Это было интересно.

— А те, кого тут нет, собираются воевать? — спросила я.

— Я тут, и я точно собираюсь воевать. Снаружи ревут львы, их время воевать настает. Мышки прячутся внутри. Они не любят веселье.

Я кивнула. Тут были все, кто не хотел биться с моим народом. Тут было много фейри, но Скуврель называл количество, и это была, наверное, одна десятая их народа. Холодный пот выступил на теле. Остальные собирались растоптать Скандтон.

И я не знала уже, было это плохо или хорошо.

Это точно плохо, Элли. Ты не хочешь, чтобы фейри и их жестокость пролились в мир смертных.

Но как это отличалось от Олэна и сэра Экельмейера? Никак.

И все же смертные должны были заниматься делами смертных. Вторжение фейри в качестве решения было как нанять льва сторожить овец от волков. Все было хорошо, пока он охотился на волков, но стоит им уйти, и он порвет овец на куски.

— Скажи, смертная сестра, — спросил Кавариэль, — твой муж уже признался тебе в своих преступлениях? Он сказал, что это он подал Лорду Шелка идею о свободе, а потом убил его предшественника и зарезал половину его двора, связал тех, кто был против, в мешки шелка и повесил их на скалах?

— Он этого не делал, — холодно сказала я. Скуврель стоял за этим?

— Он сказал тебе, что он первым пришел ко мне со словами Истины, и вместе за щепоткой Чернильной смерти мы придумали, как пройти в мир смертных и заманить смертного? Что твоя сестра не попала бы сюда, если бы не он? Что я остался бы при Дворе Кубков, наслаждаясь вином, пиром и искусством, а не женился бы на кровожадной смертной, в глазах которой горит вызов?

— Не обвиняй в войне только мою сестру, — сказала я. — Ты врал ей. Соблазнил ее. Украл ее у нас.

— И я чудесно постарался, да? — проворковал он. — Когда я дал ей Великолепие, я сделал ее вдвое страшнее для тех, кто ходит по нашим Дворам. Я обрел репутацию в тот день. И я собираюсь развивать репутацию.

Он повернул меня к стене так внезапно, что я забыла охнуть. Он прижался телом к моему, зашептал мне на ухо. Я дрожала, толкала его, но он был слишком сильным.

— Я могу предложить тебе больше власти, чем есть у нее, мышка. Порви связь брака с Валетом. Она еще не завершена. Брось его и примкни ко мне, и я женюсь на тебе и сделаю тебя сильнее твоей сестры.

— Я даже тебе не нравлюсь, — прорычала я. — Ты выбрал мою сестру из-за ее светлого лица и назвал мое простым.

Он рассмеялся.

— И я был дураком. Оказалось, мне нужны были вы обе. Идем, я предложу тебе сделку, от которой твоя душа будет плакать с благодарностью.

— Врешь, — сухо сказала я и выскользнула из-под его руки.

— Тебе выгодно меня выслушать, Эластра Хантер, — его голос был шелковым, глаза были как жидкий мед. — Твоя сестра хочет твоей смерти. Твой муж — жертвы твоей души. Только я все еще хочу тебя спасти.

— Глупо тебе доверять, — сказала я, держась от него на расстоянии, вернув свободу.

Он остановился перед резной дверью.

— Глупо доверять кому-то еще, — возразил он. — Подумай, мышка. Подумай, как я могу помочь тебе подняться.

Он подмигнул и открыл дверь.

И я забыла о сестре и муже, потому что на кроватях сели и сонно посмотрели на меня двадцать детей разных возрастов.

Я закрыла дверь за нами, сердце колотилось. Я нашла их. С моей сестрой были не все дети, и я могла их освободить.

— Ты выглядишь как матушка Хантер, — сказал голосок, и я охнула, увидев маленького Петира в гнезде из одеял. Я нашла его.

— Твоя мама послала меня за тобой, — сказала я и повернулась к Кавариэлю со стальным взглядом. — Еще сделка, Лорд Кубков.

— Нет, наша сделка завершена.

Он открыл быстро дверь и захлопнул ее за собой. Я сжала ручку, но он как-то ее запер или придавил. За мной заплакал один из детей.

Я развернулась.

— Шш, не плачьте, крохи. Не все потеряно.

Я подняла клетку, подумала о них, как о крохах, и, пока они кричали в тревоге, я вытащила меч и рассекла воздух.

— Все будет хорошо, малыши, — сказала я им, в воздухе появилась брешь. Я сжала ее край, открывая шире, чтобы пролезть.












Глава двадцать шестая


Меня наполнила нервная энергия, когда я вышла в мир смертных. Все расплывалось, я вернулась тут в духовный мир, только факел помогал видеть. Я подняла его выше.

Вокруг меня, раскрыв рты, стояли женщины и мужчины с ведрами горячей воды и бельем в руках. Так я думала. Было сложно видеть детали только духовным зрением. Все расплывалось, кроме того, что освещал факел. Мы смотрели друг на друга миг, а потом одна женщина вышла из-за телеги с навесом, держа на руке девочку.

— Элли, ты привела нам больше детей, — сказала Хранительница знаний.

— Да, — сказала я, не давая глазам стать слишком широкими. Она была красивой в моем втором зрении, так я представляла королеву. — Но что…?

— Мы вернули камни в старый круг, — сказала Хранительница знаний, указывая туда, где я стояла. — Мы решили, что тебе это пригодится, хотя это означает, что один из нас все время должен играть музыку.

Кто-то играл музыку. Одинокая скрипка мило звенела, и, когда я посмотрела, тот, кто играл на ней, подмигнул мне, будто это был наш маленький секрет. Скрипка была голубой, но парень двигался так быстро, что у меня заболела голова. Я постаралась не присматриваться. Без повязки я была слепой тут. Я забыла, как тяжело это было.

— О, — потрясенно сказала я, открыла клетку, опустив ее на землю.

— Не думай, что только ты знаешь работу Сияющих, — сказала Хранительница знаний. — У нас тоже были предки. И мы видели больше магии, чем ты.

Она могла удивляться, но я не видела.

Я выманила детей из клетки, помогла заплаканным крохам, испуганные старшие дети оказались в теплых руках Путников.

— Это все из Фейвальда, — сказала я, когда их накормили, одели и уложили спать.

Я подошла к Петиру. Отнести его к матери или оставить тут? Было неправильно возвращать его в ту жуткую деревню, но было неправильно и держать его вдали от Хельдры. Я вздохнула и подняла его на свою спину.

— Я знаю его мать, — сказала я Хранительнице. — Я отнесу его домой.

Она кивнула, морщинки у глаз собрались, она улыбалась.

— Те, которых ты привела до этого… беспокойные. Но я рада, что ты их привела. Дети стойкие. Они могут исцелиться. Они снова будут в порядке со временем.

— А дети Скандтона? Мама привела их к вам? — спросила я с тревогой.

— Еще нет, — сказала Хранительница с тревогой в глазах. — Но мы будем выглядывать еще беженцев.

Я кивнула, но могла думать лишь о том, как мама бредет в ночи с безумным отцом и толпой испуганных детей. А потом эта тревожная мысль стала Скуврелем, говорящим, что он был когда-то одним из детей, украденных из мира смертных. Я невольно задумалась, каким он был бы, если бы его украли и вернули в безопасность.

Когда мы попрощались и укутали Петира для пути домой, он задремал. Хранительница помогла привязать его к моей спине длинной полоской ткани, он был тяжелым, но я могла его нести.

Путь домой по холоду и снегу был долгим. Я много раз спотыкалась, почти падала, но оберегала мальчика на моей спине. Силы кончались. Мне нужно было поспать. Петир хотя бы защищал мою спину, его головка лежала на моем твердом плече, чуть смягченном тканью, в которую его укутала Хранительница знаний.

Я все больше была благодарна Скуврелю за высокие сапоги и куртку с меховым подбоем, вокруг нас бушевал снег. Почему он был так чудесен со мной? Он принимал наш брак серьезно? Хоть он признался, что все еще обманывал меня? Он путал меня, как и весь Фейвальд. И он был загадкой, которую я разгадаю позже. Мне нужно было отнести Петира к его матери и увести ее и детей города в безопасность. А потом поймать сестру. Я смогу. Мой план работал. Мне просто нужно было сосредоточиться и работать.

Все будет хорошо. Я просто не могла останавливаться.

Я позволила жару этой решимости согревать меня внутри в холоде ночи. Я так увлеклась мыслями, что не заметила запах дыма, пока не миновала холм и не увидела дом Чантеров вдали.

О, звезды! Нет!

Сердце билось в горле, я спешила между деревьев, легкие болели, когда я побежала, стараясь не ударить ногами Петира об деревья. Я остановилась под деревом, где был мой тайник волшебных вещей, схватила сумку, лук, ключ и зеркальце, убрав последние две вещи в сумку. Все хотя бы было на месте.

Дом горел — огонь был странным и зловещим для духовного зрения — он был там один миг, а потом пропал, ведь дом сгорел до пепла. Люди не могли выжить в том, что осталось. Вокруг дома стояли солдаты с палками в руках, смотрели на огонь. Они помогали огню оставаться на доме, не распространяться. Или они следили, чтобы работа была выполнена.

Ярость наполнила меня вместе со страхом. Где были мои родители? Они выбрались живыми?

Не паникуй, Элли. Не паникуй.

Я дышала так быстро, что голова кружилась. Я не хотела думать, почему не видела родителей за солдатами, дрожащих в снегу. Я не хотела думать, почему не видела Чантеров.

Их тут не было. Или они были мертвы. И они не добрались до Путников.

Не паникуй. Думай.

Я, онемев, отвернулась от огня. Будет тяжело идти в деревню с сумкой спереди и мальчиком на спине. Там мне нужно будет пробраться мимо стражей к сердцу силы сэра Экельмейера, но я ничего не могла поделать.

Я подавляла тревогу, от которой в горле пересохло, язык казался толстым.

Я осторожно скользнула в лес, держась узких заячьих троп между деревьями. Было сложно, я шла вслепую во тьме, раздражение наполнило меня так, что дорога в час растянулась в три, пока я пыталась двигаться тихо, несмотря на слепоту. Помогал только факел. Я выбрала место для входа в деревню, где не было стражи, скользнула между оградой и стеной сарая. Я помнила этот путь с детства, там было чудесно прятаться. Местные знали о нем, но новые люди не заметили бы.

А теперь сложная часть.

Я ждала на краю пространства между пекарней и домов Тэннеров. Улица была ярко освещена, я видела размытый патруль. Я затаила дыхание, выждала, пока пройдет следующий солдат, выглянула. Я знала, что видела не все. Но мне нужно было пройти к дому напротив.

Порой нужно было просто поступать храбро.

Я пробежала по улице и прижалась к стене дома, надеясь, что крика предупреждения не будет. Прошли долгие минуты, я выдохнула и прошла вдоль стены дома к задней двери. Я повернула ручку, дверь не была заперта.

Я быстро открыла ее и прошла внутрь, закрыла дверь за собой, пока никто не возразил.

Матушка Тэтчер смотрела на меня в шоке, замерев, начав снимать плащ.

— Матушка Тэтчер, — сказала я вместо приветствия.








Глава двадцать седьмая


Она была в ярости.

— Элли! Я…

Я чуть повернулась и показала ей спящего мальчика на своей спине.

— У меня ваш внук.

Из комнаты неподалеку раздался сдавленный звук, Хельдра выбежала и обвила руками сына — и меня при этом.

— Петир. О, мой Петир!

Он проснулся и заплакал, и мы долгие минуты распутывали его, а потом его мама унесла его в спальню. Прошли минуты, и матушка Тэтчер поставила чайник на огонь и раздражённо указала мне сесть. Через минуты села и она, заговорила своим обычным едким тоном.

— Твои родители ушли ночью с Чантерами, — мрачно сказала она. — И другие дети Хельдры. И мой Джел, — ее муж. Все всегда забывали о бедном Джеле Тэтчере. — Это было до того, как солдаты пошли их искать, до того, как я увидела дым в стороне дома. Они хотя бы сбежали от этого.

— Они пострадали? — спросила я.

— Нет. С ними были почти все дети деревни. Тяжело идти по снегу с рыдающими малышами и дрожащими детьми. Лучше бы тебе не посылать их в тупик. Девочка. Лучше бы знать, что ты делаешь. Из-за тебя Хельдру выбросили из дома ее семьи. Они винят ее в твоем побеге. И Олэн не остановил их. Сказал, что не знал, виновата ли Хельдра. Не знал! Ты устроила проблемы, Элли Хантер.

Она недовольно качала головой, но ее остановил голос Хельдры:

— Мама, — только это, и матушка Тэтчер растаяла, уткнулась лицом в ладони и стала всхлипывать.

Я была в порядке до этого. Но видеть, как разбивается женщина, которую я долго считала врагом, как она рыдает в поражении, как с ее губ срываются слова, что солдаты сожгли дом моей семьи и выгнали Хельдру из дома… от этого то, что привязывало меня к этому месту, разрывалось.

Хельдра села рядом со мной, налила чай. Я не видела толком ее лицо в духовном зрении, но она казалась… спокойной.

— Спасибо, Элли Хантер. За моего мальчика. За все.

— Конечно, — сказала я.

— Не «конечно», — сказала она со сталью в тоне. Я такого еще не слышала от Хельдры. — Это не сделал больше никто. Никто не мог. Но ты вернула моего мальчика из мертвых. Я этого не забуду.

Она взяла мою ладонь и вложила туда ткань.

— Я украла это. Для тебя.

Я охнула. Моя повязка!

Я с благодарностью повязала ее на глазах и выдохнула с облегчением, когда зрение вернулось. Глаза Хельдры были красными, словно она долго плакала, такими были и глаза матушки Тэтчер.

— Тебе тоже нужно идти, Хельдра, — сказала я.

Она кивнула, взглянула в сторону спальни.

— Ты и Петир, — настаивала я. — Вам нужно идти сейчас, пока еще можете догнать мою маму. Она уведет вас в убежище. Она знает путь.

Матушка Тэтчер цокнула языком.

— Твоя мама мало знает, Элли.

— Армия фейри будет больше, чем я думала.

Матушка Тэтчер выругалась.

— Я остаюсь тут. Это моя земля. Это моя деревня. Я стара, но я не сдаюсь.

— А Олэн? — спросила я. — Что он говорит?

Хельдра отвела взгляд, и ее мать снова выругалась.

— Будет резня, — заявила я. — Никто не должен оставаться.

— Ты уходишь? — спросила матушка Тэтчер.

— Я не успокоюсь, пока все дети не будут в безопасности, пока армию фейри не остановят, — мрачно сказала я. — Потому что они не остановятся на Скандтоне. Если они вырвутся и нападут, они хлынут на наши земли и в море, и все будут в опасности. Я не могу такое допустить. Нужно, чтобы для детей оставалось безопасное место.

Другие женщины кивали.

— Я сейчас же уйду, — тихо сказала Хельдра, пошла за плащом и сапогами.

— Я помогу подготовить мальчика, — сказала ее мать. — У тебя есть место для ночлега, Хантер?

Я покачала головой.

— Тогда пей чай, — сказала мягко матушка Тэтчер. — Ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь. В этом доме кровати заняты, но можешь поспать у огня, если хочешь. Ты и твои мне никогда не нравились, но враг моего врага может посидеть у моего очага.





































Глава двадцать восьмая


Мой сон был беспокойным, но не от того, что я лежала на полу кухни матушки Тэтчер. Хоть я отчаянно нуждалась во сне, сердце было неспокойным.

Я резко проснулась ночью, не зная, что меня разбудило, или каким был сон, но мысль была четкой.

Меч.

Каждый раз, когда я использовала его, он переносил меня, куда нужно — слишком просто. Это могло быть частью его магии? Если да, нужно было использовать его сейчас, пока я еще могла. Пока вторжение не началось. Скуврель сказал поискать тайник сестры на Ястребиных скалах. Меч мог перенести меня туда?

Я утомленно поднялась на ноги, чуть пошатнулась, забрала сумку, факел и другие вещи. Мне пригодились бы чашка крепко чая и еда. Но я вдохнула запах чеснока, висящего под потолком кухни, схватила одну из булочек матушки Тэтчер из корзинки на столе и вытащила меч как можно тише.

Но шуршал ржавым металлом по ржавому металлу. Я скривилась — я могла разбудить матушку Тэтчер в спальне — откусила часть украденной булочки и рассекла мечом воздух, надеясь, что была права, и он принесет меня в тайник Хуланны, пока я не упустила шанс.

Воздух замерцал передо мной, засиял, и я прошла в брешь, опустила повязку. Сердце колотилось в груди.

Комната, куда я попала, была такой, как и я ожидала от Хуланны. Я тут же застыла, слушая, чтобы не потревожить ничего, пока не поняла, что была одна. Я осторожно вытащила ногу из бреши и дала ей закрыться за мной.

Если бы вихрь пронесся по комнате, хаоса было бы меньше, что и ожидалось от Хуланны.

Широкая кровать была полна подушек и одеял так, что краски спутались. Стол рядом с ней был в использованных чашках и тарелках. Одежда — роскошные платья, ожерелья, тиары, плащи, накидки и перчатки — были разбросаны у шкафа и на краю кровати. Дверца шкафа была открыта, и вещи висели на ней. И шкаф был так переполнен, что она не смогла бы повесить одежду там, даже если бы хотела.

Длинный стол тянулся вдоль комнаты под парой широких окон. Над ним висела дюжина ламп с сияющими существами внутри. Стол был полон книг и бумаг, стопки были такими высокими, что одна гора будто рухнула на другую. Случайные предметы усеивали бардак — зеркальце, прибор, которым в книге отмеряли движение корабля, флакон чего-то красного, еще один с чем-то зеленым. Чучело ящерицы. Два чучела совы. Больше ярких перьев, чем я могла угадать, больше ракушек, чем на пляже, коллекция глаз, похожих на человеческие, которые плавали в сияющей банке.

Фу.

Была ночь.

Потому было опаснее, любой мог войти.

Я выждала еще миг, никто не пришел, и я откусила еще немного от булочки и прошла к столу. Игнорируй одежду, Элли. И странные вещи. Что ты видишь?

Что Скуврель надеялся, что я увижу?

Я убрала меч в ножны, бродила взглядом по бумагам на столе. Карта Скандтона со стрелочками, ведущими от круга камней к центру деревни и Северной дороге. Это было просто. Вторжение в Скандтон было простым для армии фейри.

Что еще?

Большая книга в кожаном переплете.

Я с интересом открыла ее, чуть не выронив булочку, когда она вспыхнула синим. Страницы сияли, слова плясали, картинки полились с ними.

Вечная жизнь или Бессмертие — не так просто, как мы надеялись. Мы можем обратить любого человека в фейри и добавить их в наши ряды жутким и магическим образом, но мы не бессмертные по-настоящему. С каждым днем мы ощущаем, как расплетаемся. Некоторые могут собрать свои нити и сплести обратно, а некоторые через месяцы или дни пропадают.

Даже те, кто может собрать душу обратно, понимают, что они спутаны, как обрывки, и в этом новом состоянии у них искажается воображение, они склонны к злу. Даже лучшие из нас становятся хуже с годами, или, может, лучше. Потому что те, которые запутаны, уже видят мир не так, как раньше. Они уже не занимаются мелкими проделками, хитростями и уловками, их радуют поступки, которые врут там, где не могут их слова, они наслаждаются местью и резней, словно банкетами и балами.

Полагаю, это было правдой.

Я хотела посмотреть на другие бумаги, но слова угасли, появились новые:

Есть теория, но шанс успеха низок. Только с правильным ингредиентом мы можем преуспеть — две половинки живого целого. Свет и тьма. Верная и предавшая. Земля и небо. Но близнецы встречаются редко, и таких противоположностей нет.

Я поежилась.

Они хотели нас не только из-за пророчества Истины. Они хотели нас из-за слов в этой книге. В книге, которую хранила сестра.

Рядом с книгой был список людей. Знакомых людей. Из Скандтона. Рядом с именами моих родителей, Олэна и Хельдры были звездочки.

Моя сестра составила список?

Это было не к добру.

Я посмотрела на книгу.

Улаг. Так люди звали две соединенные души — решение нашей проблемы. Но они бывают лишь раз в сто лет, если повезет.

Слова угасли.

Постойте. Должно быть больше.

Я безумно листала страницы, но на них ничего не было. Пустые страницы.

Я перестала листать, и появились слова:

Эта книга рассказывает то, что тебе нужно прочесть, а не то, что ты хочешь.

Какую историю она рассказала Хуланне?

На страницах рядом с книгой я заметила записку:

«Дражайшая из временных любовей,

Валет нейтрализован рабством у Равновесия, но мы потеряли твою сестру. Твою жертву придется отложить. Я не справился в нашей сделке и приму последствия.

Кавариэль, Лорд Кубков».

Это было жутко. Временные любови? Ее жертва?

Хуланна откусила от мира фейри больше, чем могла прожевать. Зачем? Для чего? Она так ненавидела Скандтон?

Было так ужасно быть человеком, что она была готова жертвовать всем, что любила, ради этой жизни?

Что-то пискнуло за дверью, и я застыла. Прошел миг. Другой. Ничего. Я выдохнула.

Думай, Элли. Думай.

Я раздраженно двигала бумаги, но между данными о големах и приглашениями на вечеринки, маленькими книгами с целующимися парами на обложках, было сложно найти что-то ценное. Письмо от Лорда Шелка с угрозами Хуланне, ее Двору и ее жизни, если она не уступит ему. Еще одно от Истины с напоминанием, что у пророчества было ограниченное время, его нужно было исполнить до «Кровавых лун», что бы это ни значило. Еще письмо от Кавариэля, от которого меня чуть не стошнило. Это было не любовное письмо.

Он был страшнее с каждым разом, когда я узнавала его лучше.

Меня мутило.

Под другой стопкой было письмо, которое она начинала и прерывала четыре раза.

Первая часть была зачеркнута:

«Эластра Ливото Хантер должна быть убить до…».

«Чтобы отплатить долг, иди в мир людей и верни мою сестру».

«Выбор прост. Казнь шелковым мешком или голова Элли Хантер».

А потом на бумаге было написано так твердо, что она местами порвалась:

«Если хочешь быть свободным, приведи мою сестру, Элли Хантер, в Фейвальд. Ничто иное тебя не освободит».

Я замерла.

Как мило. Сестра очень сильно хотела моей смерти.

Но кому она написала это письмо?









































Глава двадцать девятая


Булочка стала пеплом у меня во рту. Одно дело быть охотницей, другое — добычей. Я ощущала себя как существа на гобелене Скувреля, одно охотилось на другое, не видя, что было за спиной.

Я осторожно склонилась над столом, чтобы выглянуть в окно, и охнула.

Луна была яркой, висела над Фейвальдом. И нижний край был ярко-красным, словно ее потерли тканью, смоченной в крови.

Кровавые Луны.

У меня оставалось мало времени на то, что я собиралась сделать.

Я постучала пальцами по столу, пытаясь думать. Я нашла то, за чем меня послал сюда Скуврель? Загадочная книга и улики, что моя сестра затевала против меня, а ее брак с Кавариэлем не был счастливым? Я уже это знала.

Взгляд упал на книгу, появилось еще несколько слов.

Чтобы Земля избавилась от воздуха навеки, должна победить жестокая половина Улага.

Чтобы Небо захватило землю, должна победить красивая половина Улага.

Но если странные и смелые души решат объединить их, укрепить то, что спутано, сделать кривые пути прямыми — только кровь подойдет. Кровь обеих, данная по их воле, чтобы смыть всех нас.

Это объясняло часть. Я слышала пророчество:

Одно родилось в один день, но в двух половинах,

Половина — земле. Половина — для воздуха.

Одна разрушает. Другая собирает.

Пусть ветер примет произнесенные мною слова.

Но то пророчество было слабым намеком, в отличие от слов книги. Пророчество намекало, что мы с Хуланной могли быть использованы, чтобы разрушать и восстанавливать. Но отсюда вели три пути — путь, который избавит мир смертных от фейри, путь, который сделает мир смертных подчиненным, и путь, который как-то очистит Фейвальд.

Моя сестра явно выбрала путь, который уничтожит мир смертных, сделав его ее вещью.

И я думала, что было очевидно, какой выбрать мне — потому что я могла избавить мир смертных от фейри, если «одолею» сестру, что бы это ни значило.

Я посмотрела на клетку на своем поясе. Я могла поймать ее. Это будет считаться как победа над ней?

Был лишь один способ узнать.

Я повернулась, решив отыскать сестру. Ножны зацепились за платье, висящее на чем-то, и оно упало на землю, открывая зеркало во весь рост.

Я охнула от вида Скувреля, побитого и в крови, лежащего на каменном полу. Над ним стоял Кавариэль с хлыстом.

— Кошмарик, — сказал Скуврель, но ни звука не сорвалось с его губ.

Кавариэль опасно улыбнулся.

— Скажи, Валет, куда ушла твоя смертная жена со всеми нашими детьми. Говори, или я попрошу Равновесие, и он снова заставит тебя хлестать себя самого.

Я охнула, глаза расширились, когда я увидела в руках Скувреля кровавый хлыст. У него было семь хвостов, на конце каждого — шип. Его заставляли хлестать себя.

— Ты не можешь, — выдавила я. — Не должен.

Я упала на колени, пыталась дотянуться до Скувреля, но пальцы коснулись только гладкого стекла. Это была моя вина. Я продала его Равновесию.

— Пока ты не сказал, что он тебя не заставит, — проворковал Кавариэль, — помни, что твоя смертная жена забрала у нас нечто ценное. Роль Равновесия — восстановить порядок. Он должен забрать у тебя. Сколько боли ты должен вынести, пока не отплатишь за столько украденных детей?

За Скуврелем появился Равновесие, мне было его видно в зеркале. Он выглядел спокойно, перья его белого крыла лежали ровно.

— Он мог отдать нам смертную, — сказал Равновесие. — Это отплатило бы долг.

— Скуврель, прости! — сказала я. — Это все моя вина.

— Кошмарик, — прохрипел он, глаза были стеклянными, а дыхание шумным. Он пытался дотянуться до меня, пальцы сомкнулись на пустоте.

— Это кошмар, да? — ворковал Кавариэль, не видя и не слыша меня.

— Они утопят тебя в реке крови, — прошептал Скуврель, его стеклянные глаза посмотрели в мои. Он пытался предупредить меня?

— Вспоминаешь детство, Валет? — рассмеялся Кавариэль. — Они сделали это с нами когда-то давно.

Я поежилась.

Дверь их комнаты открылась, и голем прошел в комнату с маленькой запиской в ладони. Равновесие вздохнул, взял записку и быстро прочел.

— Придется продолжить веселье позже, Лорд Кубков. Это записка от твоей жены. Пир воронов начался.



































Глава тридцатая


Я подавила ругательство, когда они схватили Скувреля и потащили его по полу. Он потянулся ко мне, и мне показалось, что он надеялся на помощь, но видение в зеркале пропало.

Я охнула.

Он исчез.

И мир смертных был в опасности.

Я спасла отца от сестры… отчасти.

Я спасла смертных детей… как могла.

Но я отставала от Хуланны в этой главной игре, о которой ничего не знала. На кону в этой игре были наши с ней жизни.

Во рту пересохло.

Я не смогла устроить для нее ловушку, сострадание вело меня, а не хитрость. И я не смогла собрать союзников. Я отдала сделкой единственного.

Мои ладони вспотели.

Оставалось лишь одно.

Война.

Война между сестрами. Война между двумя половинками целого. Война, в которой я не была уверена в победе.

Я сжала кулаки, проверила вещи. У меня были повязка и рукоять топора — она не помогала вне Фейвальда, меч и ключ, зеркальце и клетка.

Я осторожно вытащила лук из колчана, поправила тетиву. Когда я попаду в мир людей, будет война. Мне нужно быть наготове.

Я проверила все, убедилась, что клетка была готова.

Я собиралась попытаться запереть Хуланну в клетке. Мне нужно было лишь увидеть ее. Это был мой последний шанс выполнить то, за чем я сюда пришла — остановить сестру. Я открыла сумку, вытащила шкуру крысы и накинула ее на плечи, завязала лапы на груди.

Она воняла.

Но напоминала мне, кем я была. Эллин Хантер. Сделайте меня маленькой, и я убью крыс. Сделайте меня снова большой, и я разнесу Фейвальд. Я не сдавалась. Я не отступала. Я не была готова оставить этот бой.

Я решила забрать сияющую книгу со стола, сунула ее в переполненную сумку. Мне нужно было разобраться в содержимом. Я стала напоминать черепаху с этим на спине.

Хватит медлить, Элли. От ожидания легче не станет.

Я вытащила меч, собиралась рассечь воздух, но дверь открылась, и вбежал Верекс с мрачным лицом.

— Леди Кубков, я…

Мы оба застыли в шоке. Я отреагировала первой, закрыла глаза и представила его маленьким.

Ты — ничто. Ты — ничто. Ты — ничто.

Ногу укололо, и я охнула, опустила взгляд и увидела меч размером с булавку, вонзенный в мое бедро по рукоять.

Я опустила лук на стол, сорвала клетку с пояса, вытащила маленький меч и бросила на пол. Я забыла, как могли вредить маленькие фейри.

— Верекс, — процедила я, подняв клетку, чтобы видеть его. — Если у тебя есть еще оружие, держи при себе, или я разозлюсь и обеспечу тебе плавание в вине.

Его зеленое лицо было бледным.

— Что это за безумие, смертная? И что ты сделала с Леди Кубков?

— Теперь ты у меня в плену, Лорд Сумерек, — меня злили изменения. Что мне делать с Верексом? Я не могла отпустить его, иначе он нападет и убьет меня. Я могла выбросить его в окно, как Валот, но он мог выдать меня сестре. Но нести его с собой будет больно.

Я быстро схватила один из шарфов Хуланны, привязала клетку к сумке. Так Верекс хотя бы не будет ничем тыкать в мою ногу. Я подняла повязку на глаза, стараясь не вздрагивать, когда Фейвальд стал жутким, а красивая комната Хуланны — лохмотьями и битыми чашками, грязной бумагой и пустотой за окнами. Даже Верекс в крохотном облике был запутанным и искаженным.

— Выпусти меня, смертная! — закричал он.

— Тихо, или я наполню клетку железом так, что ты сгоришь за миг.

Я схватил лук и меч, а потом быстрее, чтобы не отговорить себя, рассекла воздух и прошла в брешь, пока Верекс шипел на меня.

Я ожидала, что выйду в мир смертных, но чуть не подавилась, когда мир остался спутанным.

Я в ужасе опустила повязку одной рукой. Я не знала, что меч мог переносить меня в другое место в одном мире.

Где я была? Место было пустым, с толстым слоем пыли на всем.

Верекс засмеялся в клетке.

— У нас нет крыльев, смертная. Ужасно ты выбрала место.

Мы были на платформе над большим кратером. Туман поднимался снизу, и тучи окружили нас во тьме сверху, закрывая Кровавую Луну. Лестница не вела к платформе. Никакие строения не поддерживали ее. Была только платформа, где удобно уместились бы около четырех человек. На краях не было перил, можно было сорваться. В центре платформы были вещи. Потрепанное одеяло, слишком маленькое для взрослого. Я подняла его, из-под него выкатилась вырезанная лягушка размером с мой большой палец. Она была такой настоящей на вид, что я коснулась ее.

Я отдернула руку, когда резьба ожила, язык устремился к моему пальцу. Как только моя ладонь пропала, он упал на землю, снова застыл. Я склонилась и схватила его снова.

— Говорящая лягушка, — сказал Верекс. — Это ценное. Я заключу сделку за это.

— Что это? — спросила я, разглядывая странное существо. — И где мы?

— Это Двор Крыльев, — сказал Верекс скучающим тоном. — Как иначе добираются на эту платформу? Это Бесконечная брешь, судя по всему. И мы в ловушке. Если тот меч не откроет воздух снова. Неплохая побрякушка.

Я посмотрела на лягушку. Она не двигалась.

— Говори, Говорящая лягушка, — сказала я, ощущая себя глупо.

— Не забывай, — зашептал странно знакомый голос юноши. — Не забывай, кто ты, в этом ужасном месте. Ты — Финмарк Торн. Твой отец убирает пни с полей для фермеров. Твоя мать делает малиновое варенье. Они тебя любят. У тебя три старших брата, Маверен, Тристарх и Гриммен. И они тоже тебя любят. Не позволяй им забрать эту память. Не отдавай им это.

Лягушка замолчала и застыла.

Я поежилась.

— Она назвала имя? — спросил Верекс.

— Ты это слышал? — я сунула лягушку в карман.

— Она говорит одно имя. И только тот, кто ее держит, слышит имя. Я заключу сделку за это. Я хочу это имя. Может, оно есть у лягушки.

Рычание зазвучало в его голосе под конец фразы.

— Ты хочешь имя, которое она мне дала?

Он ухмыльнулся.

— Это было бы интересно, смертная. Я заключил бы сделку и за это. Но я просто заинтересован именем, которое она мне даст.

— И чье же имя? — я готовила меч. Лучше бы не уронить его, или я умру на этой платформе.

— Лягушка дает имя того, кто связан с твоими интересами. Удобно знать истинное имя своего союзника. Это сохраняет их честными. Даже удобнее знать, связаны ли они на самом деле с твоими интересами, да?

Кем был Финмарк Торн? Я еще не слышала это имя. Но дыхание дрогнуло, я старалась не думать об этом, но была уверена, что знала, чье оно.

Печальный одинокий мальчик мог быть Скуврелем?

— Попробуем еще раз? — я подняла повязку и рассекла мечом воздух.














































Глава тридцать первая


Я прошла в брешь в воздухе, едва смогла протащить сумку и остальное с собой.

Меня ударило стеной звука.

Крики, визг, боевые кличи смешались с топотом ног и копыт, звоном металла.

Все уже началось.

Сердце колотилось от шума.

Я убрала меч в ножны, склонилась в защитной позе, медленно повернулась, чтобы оценить опасность. Верекс что-то кричал, но я не могла разобрать из-за шума. Я игнорировала его. Я посадила его в клетку не для его мнений.

Я была в небольшой, но густой роще, сквозь ветки было сложно видеть. Они окружали меня полностью. Пока что это было хорошо. Я подвинулась, и деревья давили на тело, мешая даже выглянуть из-за веток.

Я сунула голову в сплетение веток и выглянула. Я ожидала увидеть сражение.

Я не понимала, что с таким шумом разъяренная армия просто двигалась.

Я была на краю горной долины, где начинался лес. Мне отчасти было видно круг камней. Из него фейри лились как вино из графина — фейри на рогатых сияющих оленях, на сияющих единорогах, в яркой броне или с темными татуировками, фейри с зеленой кожей орков и опасным острым оружием, фейри в нарядах для бала с крыльями за ними. Готовые к бою, жаждущие вызывать боль, они ехали — все виды, какие я могла представить, в различных нарядах. Они бежали из круга по долине. Они становились ручьями вооруженных фейри, двигались по пути, отмеченному Хуланной на карте в ее комнате.

Я пыталась разглядеть сестру.

Она была там.

Она стояла в седле единорога, не замечала опасность, хотя была на подвижном звере с острым рогом на голове.

Я пыталась думать о ней, как о маленькой, но могла видеть лишь то, какой сильной она выглядела.

На ней была позолоченная грудная пластина, золотой крылатый шлем, темно-рыжие волосы развевались за ней, черная юбка с разрезами трепетала, как флаги смерти, на ветру. Она была в сапогах и щитке с маленькой руной на руке вместе с крепкими перчатками — но только это было практичным в ее облике.

Она была красивой. Она была роскошной. Она была всем, чем я хотела быть.

Я пыталась думать о ее изъянах, ее ошибках. Я будто хваталась за воздух.

Рогатый фейри на олени перекрыл мне обзор, Сумеречный двор несся за ним.

Мое сердце колотилось.

Я не справилась!

Я планировала это. Пришла в нужный миг. Я увидела ее, как и надеялась, но этого не хватило. Я не смогла это сделать. Я не думала, что провалюсь в этом.

Я встала на носочки, пытаясь снова увидеть Хуланну, подавляя панику.

Не паникуй, Элли. Ты еще можешь сделать это. Тебе просто нужно снова ее увидеть.

Верекс рядом со мной ругался так долго, что у него кончились ругательства, которые я слышала, и его новые версии обжигали мне уши, мои щеки от них пылали.

Раздался рев, меня кто-то заметил неподалеку, и я выскочила из рощицы, поднимая облака мха, побежала по знакомой земле, поднимая повязку, чтобы видеть, и прыгая с камня на бревно к месту, где земля изгибалась слишком сильно, чтобы олень мог легко прыгнуть.

Я потеряла Хуланну из виду. Я потеряла из виду всех фейри. Ругаясь, я опустила повязку.

Я бежала не в ту сторону.

Но у меня не было выбора. Я вытащила рукоять топора из-за пояса, взмахнула им в воздухе и подняла высоко, чтобы видеть. Я потеряла при этом время.

Орки за мной радостно завопили, и я побежала быстрее, скользя на поворотах и спотыкаясь об кусты малины и поросшие мхом бревна, пытаясь оставаться в свете факела в духовном зрении.

Быстрее, Элли! Быстрее!

Я не могла оставаться впереди слишком долго. Мне нужно было укрытие. И быстро.

Рядом была небольшая берлога, где пару лет назад устроился на зиму медведь? Теперь это было лет десять назад.

Я поспешила туда зигзагом, пытаясь сбросить их со следа.

Прощу, только бы в берлоге не было медведя!

Я прошла через березовую рощу, перепрыгнула край берлоги, повернулась к входу в пещерку. Я подняла повязку, но обычное зрение ничего не показало. Берлога была холодной, пахла свежим горным воздухом. Я снова опустила ее.

Берлога была пустой.

Я пыталась совладать с дыханием. Они были за мной, и я едва влезла в пещерку из спутанных корней сверху и тяжелых камней по бокам и сзади.

Мох и земля посыпались у входа, попадали на меня. Я подняла факел выше, смотрела, как дюжина орков прыгали через холм, за ними следовал сияющий олень.

Один вдох.

Никто не повернулся.

Два вдоха.

Фух.

— Мы прячемся в пещере, — сказал Верекс.

Я сорвала шкуру крысы, накрыла ею клетку. Лучше пусть молчит!

Я смотрела на вход, страх охватил меня, но никто не повернулся. Когда мое сердце успокоилось, я сняла шкуру крысы с клетки.

— Тихо, или я тебя заставлю замолчать.

— Мы пропускаем веселье, — возразил он, но сделал это тихо.

— Полагаю, тебе не нравится такой поворот? — прошептала я Верексу сквозь зубы. — Я думала, что ты хотел на Пир воронов.

— Я хотел вести его, а не быть в клетке! Леди Кубков рано отдала приказ. Она обманула меня.

— Разве фейри не так делают?

— А еще мы топим людей, которые нам не нравятся, в вине, — напомнил он. — Мы делаем многое. Я покажу ей многое, если выйду из клетки.

Я фыркнула.

— Но ты не освободишься из клетки, пока не будешь меня слушаться.

— Ни за что, — сказал он.

Эта пещера была хороша, чтобы спрятать вещи. Я не могла носить все с собой в бою. Я сняла сумку со спины. Она была мне нужна?

Лук и стрелы. Меч.

Было холодно, шкура крысы поможет.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги