Космическая чума

6

Я вошел в приемную, напустив на себя самоуверенность, и предстал перед прекрасной крашеной блондиночкой привлекательной внешности и с хорошей фигурой. Она холодно взглянула на меня и спросила о деле.

– Я писатель и журналист. Собираю материал, – нагло соврал я.

– Вы по заданию? – спросила она без тени интереса в голосе.

– О, сейчас нет. Я свободный журналист. Мне это больше по душе, потому что могу писать о чем угодно.

Ее холодность растаяла. Это говорило о том, что мои старания не пропали даром.

– Где вы печатаетесь? – спросила она.

Я быстро ушел в тень, стараясь затаиться как можно надежнее.

– Последняя статья была о недавних археологических находках в Сирии. Прямо по первоисточникам Института Востока в Чикаго.

– Очень жалко, что я ее пропустила, – сказала она удрученно.

Я согласился, стараясь избежать упоминания названия и даты публикации.

– Разве вас не удовлетворяют обычные популярные издания? – продолжала она.

– В этих кондуитах, конечно, собрано много полезных сведений, но они слишком туманны, безличны. Люди предпочитают читать анекдоты, нежели копаться в цифрах и диаграммах.

Тут она кивнула:

– Минуточку, – и переговорила с кем-то, чей голос я не разобрал, по телефону. Окончив, она тепло улыбнулась, будто говоря, что сделала для меня все, что было в ее силах и что это следует оценить. Я откинулся назад и постарался изобразить точно такую же улыбку. Потом дверь отворилась, и в комнату влетел человек.

Он был рослым малым, прямым как шомпол, с крепкой челюстью и коротко стрижеными усами. Прямо капитан Блад. Когда он заговорил, его голос оказался таким же резким и четким, как его усы, настолько четким, что казался почти механическим.

– Дипломированный специалист Фелпс, – сказал он. – Чем могу служить?

– Мистер Фелпс, мне бы хотелось поговорить с вами и побольше узнать о Мекстромовой болезни. Может, мне не придется использовать эти материалы в статье, но для писателя-документалиста важны мельчайшие подробности.

– Нет проблем. Что вас интересует?

– Я часто слышал, будто бы о Мекстромовой болезни почти ничего не известно. Это невероятно, особенно если учесть, что ваши коллеги работают, не покладая рук, около двадцати лет.

– Конечно, мы кое-чего достигли, – кивнул он. – Но очень немногого…

– Мне кажется, исследуя ткани…

Он улыбнулся.

Мы так и сделали. Провели тщательные химические исследования. Могли бы взять пробы даже с чародейского котла Макбет и определить, правильно ли Шекспир указал формулу. И, молодой человек, если вы думаете, что что-то внедряется в человеческую плоть, то вы глубоко ошибаетесь. Анализы показали, что ткань состоит из тех же химических элементов, что и нормальная, да и в тех же пропорциях. Ничего лишнего, как, например, в случае окостенения.

– В чем различие?

– Возможно, в структуре. С помощью рентгеновского кристаллографического метода мы определили, что Мекстромовы ткани имеют тесно переплетенную микрокристаллическую структуру. – Фелпс задумчиво взглянул на меня. – Вы что-нибудь смыслите в кристаллографии?

Как инженер-механик, я, конечно, смыслил, но как автор журнальных статеек, вряд ли, поэтому осталось только признаться, что кое-что слышал.

– Отлично, мистер Корнелл. Вы, наверное, знаете, что в стереометрии существует только пять правильных многоугольников. Подобно закону топологии, утверждающему, что для раскраски карты плоской поверхности необходимо всего четыре цвета, а для раскраски границ на торе достаточно семи цветов, законы стереометрии гласят, что возможно существование не более пяти правильных многогранников. А в кристаллографии существует тридцать два возможных класса кристаллических решеток. Из них в природе найдено всего тридцать. Правда, мы знаем, как выявить остальные две, если они окажутся в естественных формациях.

Все это я прекрасно знал, и тем не менее усердно царапал в своей записной книжке, словно открыл что-то новое. Специалист Фелпс терпеливо выждал, пока я закончу свои заметки.

– А теперь, мистер Корнелл, вас ожидает маленький сюрприз. Мекстромова болезнь принадлежит к одному из этих двух оставшихся классов.

Вот так новость! Я оторопел.

Его лицо вспыхнуло торжеством.

– К несчастью, – сказал он тихим голосом, – знание формы кристалла не говорит нам, как она возникла. Мы не можем контролировать положение атомов в кристаллической решетке. Мы можем разрушить кристаллическую структуру, можем контролировать размер и форму кристалла, но не в силах перевести кристалл из одного вида в другой.

– По-моему, это все равно, что испечь кекс. Все составные части перемешиваются, он может получиться большим или маленьким, иметь форму сковороды или оказаться вконец испорченным. Но если вы смешали дерьмо, то и получите дерьмо.

– Удивительно точная аналогия. Но мне больше нравится другая, сказанная когда-то давным-давно доктором Билли Леем, который проводил довольно тонкие эксперименты. – «Вы не сможете узнать, как устроен паровоз, разрушив его и исследуя обломки».

Он продолжал:

– Давайте вернемся к Мекстромовой болезни, и что мы о ней узнали. Мы выяснили, что ее граница ползет со скоростью одной шестьдесят четвертой дюйма в час. Так, к примеру, если вы заметили на среднем пальце правой руки следы болезни, то приблизительно только через три дня первый сустав пальца станет полностью из Мекстромовой ткани. Через две недели средний палец полностью затвердеет. Можете взять пилу, отрезать его без всякой анестезии и принести нам для исследования.

– И ничего не почувствуешь?

– Вообще ничего. Суставы срослись, артерии стали твердыми, как стальные трубы, и сердце не может работать как следует. Не то чтобы оно попало в те же условия, что артерии, но когда Мекстромова болезнь поползет от руки к плечу, крупные сосуды затвердевают, и сердце не может прокачивать по ним кровь в прежнем режиме. Получается то же самое, что и при атеросклерозе. Далее инфекция достигает плеча и выводит его из строя. На это уходит девяносто дней. За это время заражаются остальные конечности, и болезнь охватывает руки и ноги.

Тут он торжественно взглянул на меня.

– Остальное выглядит весьма скверно, – вскоре наступает смерть. Собственно, я могу сказать, что счастлив тот, кто подцепит Мекстромову левым пальцем руки, потому что прежде всего она достигает сердца, а не других частей тела. Те, кому инфекция первоначально попала в пальцы ног, практически прокляты, ибо инфекция постепенно достигает нижней части тела. По-моему, вы можете представить результат – смерть из-за остановки перистальтики. Гибель наступает за счет интоксикации организма, и бывает медленной и болезненной.

Я содрогнулся. Мысль о смерти уже тревожила меня. Воспоминание о руке и сознание того, что я должен скоро умереть, буквально по календарю, приводило меня в дрожь.

Разжав зубы, я проговорил:

– Я вот только не возьму в толк, дипломированный специалист Фелпс, то ли вы и ваш центр боретесь с Мекстромовой болезнью, то ли потворствуете ей?

– Потворствуем?

– Конечно. Вы выяснили, что будет с человеком, если он пройдет через все стадии Мекстромовой болезни?

– Он станет практически суперменом, – кивнул Фелпс. – Стальные мускулы, движущие твердой, как сталь плотью, под непробиваемой кожей. Возможно, такой человек будет свободен от всех болезней и недугов. Вообразите себе бактерию, которая старается проникнуть в тело, твердое как бетон. Более того, Мекстромова плоть физически почти невосприимчива к кислотам. Нельзя не согласиться, что такой супермен трижды переживет наши, живые тела, а может, и в раз десять. Но…

Тут он остановился:

– Не хочу разрушать ваших иллюзий, но эта мысль не нова. Несколько лет назад мы пригласили сюда одного блистательного молодого доктора, чтобы тот пополнил свое образование. К несчастью, парень прибыл сюда со следами Мекстромовой на среднем пальце правой руки. Под его руководством мы провели около сотни великолепных опытов, и у него возник свой подход к этой проблеме. Но все было тщетно. Несмотря на все усилия, он не смог предотвратить смерть хотя бы на секунду. С тех пор над этой проблемой работает одна из наших групп.

Тут мне пришло в голову, что, окажись у меня признаки Мекстромовой, я бы скорее помчался в убежище на хайвэе, чем в Медицинский центр. Через секунду меня осенило: предположим, доктор Торндайк нашел у себя следы болезни, или, скорее, его навели на эту мысль люди с хайвэя. Что тогда лучше – присоединиться к штату Медицинского центра или оказаться перед лицом компромисса: «Вы поможете нам, работая с нами, а мы спасем вашу жизнь»?

Это, конечно, привело к следующей мысли:

«Если люди в убежище, руководствуются благими намерениями, они не стали бы скрываться и предоставили бы свой метод лечения Медицинскому центру. Ну хорошо, у меня накопилось к ним порядочно претензий, поэтому придется нанести бомбовый удар».

– Видите ли, Фелпс, – сказал я спокойно, – одна из причин, по которой я оказался здесь, является то, что у меня есть веские доказательства существования способа лечения Мекстромовой болезни. Его придумали люди со сверхплотными телами и сверхчеловеческой силой.

Он смотрел на меня с той терпеливой улыбкой, которая возникает у отца, когда ворвавшийся к нему отпрыск заявляет, что он изобрел вечный двигатель:

– У вас веские доказательства?

– Мне довелось увидеть их собственными глазами.

– Тогда я могу заверить, что вы неверно интерпретировали свои доказательства, – ответил он холодно. – Энтузиасты летающих тарелок до сих пор утверждают, что те штуки, которые они видели, пилотировались маленькими зелеными человечками с Венеры, хотя мы уже побывали там и обнаружили, что Венера необитаема, за исключением нескольких жучков и личинок и маленьких животных, подобных теллурианским пиявкам.

– Но…

– А это тоже слишком давняя история, – сказал он с капризной улыбкой.

– Она происходит по обычному шаблону с тайной организацией, которая стремится захватить на Земле власть. Эта сказка была популярна еще во времена форта Чарли. А теперь лучше скажите, что вы видели.

Я состряпал сказку в тридцать четыре процента правды, а в остальном частично исказив. Тем самым я скрыл свое избиение девицы в машине в Огайо – достаточно тяжкое, чтобы она сыграла в ящик. Я просто упомянул, что как-то сбил на дороге девицу, а когда остановился помочь ей, девица вскочила и как ни в чем небывало, помчалась прочь. Она не потеряла ни капли крови, хотя передний бампер машины был здорово изувечен.

Он торжественно кивнул:

– Такие вещи случались. Человеческое тело действительно очень прочно, ведь и раньше бывало много случаев, когда самые страшные катастрофы кончались легкими ушибами. Я читал рассказ о человеке, у которого не раскрылся парашют и который выжил и явился на завод собственной персоной, как в старом анекдоте. Но сейчас, мистер Корнелл, разве можно в этом мире скрыть какую-либо тайную организацию? Даже до Райна это было трудно. В вашей сказке не хватает только каких-нибудь секретных знаков, может, особого рукопожатия или, скорее, охватывающей весь мир системы транспортов и вывесок, служащих каким-то ужасным дьявольским целям.

Я разъярился. Дипломированный специалист оказался слишком близок к истине, чтобы это пришлось мне по вкусу, а он еще издевался. Он довел меня буквально до белого каления.

– Чтобы не слишком углубляться, я хотел бы знать о возможных мотивах такой организации. Вы наделили их сверхчеловеческой силой, даже огромной продолжительностью жизни. Если они хотят захватить власть на Земле, разве им придется применять силу? Или они – мягкотелые супермены, которых не трогает превосходство над человеческой расой, и они только спокойно ждут, пока не исчезнет обычный гомо сапиенс? Разве вы не приписываете им полноправное владение планетой?

Я удрученно покачал головой.

– Ладно. В этом есть своя логика, мистер Корнелл. К тому же вам известно, что даже живя на Марсе и Венере с массой привезенного оборудования, мы чувствуем себя весьма неуютно. Без посторонней помощи мы не прожили бы и минуты на любой из планет Солнечной системы.

– На мой взгляд, эти гипотетические супермены могли бы причинить массу неприятностей, – сболтнул я.

– О, я допускаю, что в вашей истории есть доля правды. Но давайте оставим эти никчемные предположения и увидим полную невозможность скрыть подобную организацию. Даже насаждение их тайных опознавательных знаков в одной мертвой зоне немыслимо в современных урбанистических центрах. На их пути всегда встанут несколько телепатов и эсперов. Возможно, группа. Представьте, даже без специальной пси-тренировки, сколько продержится такая компания. Их обнаружат, как только первый же герой влипнет в историю с аварией где-нибудь на Таймс-сквер или же его вытащат из огня в автомобильной катастрофе.

Тут он окинул меня холодным взглядом:

– Опишите это как вымысел, фантазию, мистер Корнелл. Но не упоминайте моего имени. Лучше придерживайтесь фактов.

– Ладно. Но, боюсь, что эти факты скоро всплывут наружу.

– Пусть, – согласился он. – Но признать, что существует какая-то таинственная организация, подпольная группа, мы пока не можем. Мы, кто имеет самые лучшие мозги и самые лучшие деньги за последние двадцать лет.

Я кивнул, и, хотя не согласился с Фелпсом, понял, что настаивать – все равно что оскорбить его в лицо и ждать, пока тебя выставят.

– Хотелось бы посмотреть, чтобы иметь полное представление, – сказал я бесцеремонно.

Фелпс предложил показать мне помещение, и я согласился. Я не встретил ни одного пациента, но Фелпс позволил постоять в коридоре перед комнатами и попробовать мои эспер-способности на человеческой плоти. Это было болезненно и поучительно.

Он пояснил:

– Обычное дело для таких посетителей как вы. Все испытывают желание побыстрее выскочить вон. В медицинских кругах подобную вещь называют «синдром Софома». Слышали?

Я кивнул.

В прежние времена, когда медики слишком мало знали о болезнях, то изучали их, вызывая у себя те же симптомы, что испытывал сам больной. И так с каждым новым пациентом.

– Правильно. Поэтому, чтобы избежать «синдрома Софома», мы демонстрируем подлинные вещи. К тому же, – добавил он серьезно, – мы были бы очень рады, чтобы как можно больше людей могли распознать болезнь как можно быстрее. Пусть даже в настоящее время мы не в силах им помочь, но когда-нибудь это удастся.

Он остановился перед закрытой дверью:

– Здесь девочка восемнадцати лет, должна умереть через месяц…

Его голос сорвался, когда он постучал в дверь комнаты.

Я обмер. Несколько капелек пота скатилось по моей спине, меня забила нервная дрожь. Я прогнал видение, спрятал его как можно глубже и постарался не думать о нем. Вроде бы мне это удалось.

Перестук фелпсовых пальцев по дверной панели был клацающим звуком, характерным для дубленой кожи.

Дипломированный специалист Фелпс был мекстромом!