Космическая Одиссея 2001. Как Стэнли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм

Глава 3 Режиссер Весна 1964 года

Неоднозначные указания, несчетные подсказки и загадочные намеки доносились из офиса Polaris Productions в течение нескольких недель. Иногда они исходили от самого Кубрика, но чаще – от его сподвижников. Как чайные листья или маленькие намагниченные частицы, по-отдельности они ничего не говорили слушателю. Но собравшись вместе, создавали эвристический рисунок – своего рода узор, очерчивающий то, что было в голове режиссера.

10 марта, например, ассистент Кубрика Рэй Лавджой написал в издательство Sky Publishing, в Кембридж, Массачусетс, выразив интерес к приобретению старых выпусков журнала Sky & Telescope. 19 марта Лавджой (чье имя впечатлило Кубрика настолько, что ранее, в 1963 году, наконец сложилось в интригующее «Стрейнджлав») написал в издательство Pocket Books на Западной Тридцать Девятой улице, попросив компанию прислать в Polaris копию романа «Пески Марса» Артура Ч. Кларка.

В промежутках было множество телефонных звонков и посещений книжного магазина. Почти через месяц Лавджой, который был ассистентом режиссера монтажа в «Докторе Стрейнджлаве», сделал еще один запрос. На этот раз это было письмо в Cinerama, компанию, основанную в ответ на вторжение телевидения в американскую психику и, следовательно, в американскую экономику, в результате чего на Голливуд обрушились бедствия – это привело к необходимости соревноваться, повышая разрешение, качество, цвет и картинку в целом. В Cinerama решали эту проблему использованием более крупных 65-миллиметро-вых негативов и еще более крупных 70-миллиметровых копий, которые транслировались с нескольких проекторов на огромные изогнутые экраны, что создавало панорамный кинематографический эффект.

До этих пор лучшим продуктом Cinerama был фильм «Как был завоеван Запад» кинокомпании Metro-Goldwyn-Mayer. Задумка была настолько эпичной, что требовалось сменить трех режиссеров, чтобы отразить четыре поколения поселенцев, которые двигались на Запад. Для показа в кино использовались три проектора. Премьера состоялась в 1962 году. Грандиозный успех картины стал большим финансовым успехом и мог поставить телевидение на место, по крайней мере на время. В любом случае, 13 апреля Лавджой написал в компанию, запросив билеты «на любой предварительный просмотр» экспериментального короткометражного фильма To the Moon and Beyond на Всемирной выставке в Нью-Йорке 1964–1965. Для показа этого фильма требовался только один проектор с объективом «рыбий глаз», проецирующим изображение прямо вверх, на купол, как в планетарии.

Все эти исследования, конечно, указывали на тематическую направленность – а именно, ввысь, к небесам. Иногда, однако, они сопровождались запросами самого Кубрика, которые, казалось, не касались самой темы. В середине апреля, например, режиссер ответил на вопрос голландского журнала:

В течение этого времени он обычно приходил в офис поздним утром или после обеда, если вообще приходил. Несмотря на то, что он спал даже меньше обычного, у него было объективно экспансивное настроение. Обычно Кубрик спал всего по 4–5 часов в день, остальное время он проводил в непрерывном общении с миром, в основном посредством слов, которые были либо напечатаны, либо сказаны по телефону или при личном общении. Но в эти дни все было необычно, потому что у его четырехлетней дочери Вивиан был серьезный случай крупа. Это воспаление гортани и трахеи может быть смертельно опасным в детском возрасте, болезнь усугублялась из-за городского воздуха, поэтому его жена Кристиана и он сам по очереди каждую ночь сидели возле ее кровати и следили за ее дыханием во время сна. У вас может быть самый шикарный адрес во всем Нью-Йорке – а Кубрики только что переехали в пентхаус на пересечении Лексингтон-авеню и 84-й улицы – но вы не сможете скрыться от городского воздуха.

И все же, несмотря на недосып, Кубрик был в прекрасном расположении духа. Его фильм «Доктор Стрейнджлав», который вышел в конце января, имел большой успех и у критиков, и с коммерческой точки зрения. 5 февраля на главной странице Variety в заголовке, напечатанном большими буквами, было написано: «Молния! “Доктор Стрейнджлав” Стенли Кубрика побивает все рекорды в истории каждую неделю в театре Victoria (Нью-Йорк), театре Baronet (Нью-Йорк), театре Columbia (Лондон)».

На этой волне он обдумывал новый фильм, писал письма и даже удивил Кристиану тем, что был слишком общительным. После того, как он приехал в Polaris, поговорил с Лавджоем, проанализировал последние отчеты о кассовых сборах и просмотрел свою почту, он как обычно придвинул свое кресло к печатной машинке, расположенной на его поломанном металлическом столе и начал строчить короткие четкие письма. Кубрик обожал точный язык и старался сводить даже крайне важные письма к лаконичной одной странице. «Если будет длиннее, они решат, что тебе больше нечем заняться», – думал он, вспоминая в качестве прекрасного образца сигнал во время Второй мировой от американского военно-морского самолета-разведчика, кружащего над северной Атлантикой: «Видел корабль, он затонул».

31 марта, во вторник, он написал 11 писем, только одно из них, адресованное Артуру Кларку, было больше страницы. Майклу Воссу в Лос-Анджелес: «У меня нет ни малейшей идеи, каким будет мой следующий фильм, поэтому сложновато говорить о кастинге». Шаэлю Харрису в канадскую страховую компанию в Виннипеге: «Имя Бэт Гуано отсылает к навозу, найденному в пещерах с летучими мышами и используемому как удобрение. Что ж, вы выиграли пари» (полковник американских военно-воздушных сил «Бэт» Гуано, которого сыграл Кинан Уинн, был персонажем в фильме «Доктор Стрейнджлав»).

Неделю спустя 6 апреля он написал 17 писем – возможно, это было его рекордом. Своему бывшему продюсеру и приятелю Александру Сингеру, который потом сам стал режиссером: «Сью Лайон должна быть великолепна в “Ночи игуаны”. Ты должен посмотреть новый фильм Ингмара Бергмана “Молчание”. На этом хватит. Я работаю над парочкой идей для фильма, но я пока еще не решил, что буду делать следующим». Основателю Annenberg School of Communications в Университете Пенсильвании Гилберту Селдсу он ответил на предложение провести лекцию: «Я никогда не читал лекций и не писал статей. Мне нравится думать, что я делаю это не из-за скромности, но, вероятно, это является формой наивысшего себялюбия. Серьезно, мне всегда казалось, что что-то не так с режиссерами и писателями, которые решили стать критиками и лекторами».

Кроме этого, Кубрик активно учувствовал в рекламной компании своего фильма – просто не выставляя себя в центр этой деятельности. После переезда в Нью-Йорк осенью 1963 года он сосредоточился на том, чтобы убедиться, что Columbia Pictures выделит столько же денег и времени на продвижение «Доктора Стрейнджлава», сколько она выделила на выход фильма «Пушки острова Наварон» в 1961 году – второго самого кассового фильма этого года. Делая это, он заработал среди сотрудников отдела рекламы студии репутацию любителя все контролировать. И все же у него было время, и они с Кристианой вошли в социальный круг, который включал в себя великого джазмена Арти Шоу, который отрекся от кларнета в прошлом десятилетии и вовлекся в кинопрокат и написание художественной литературы; жену Шоу, актрису Эвелин Кейс, писателя Терри Саузерна и его жену Кэрол, и британского режиссера Брайана Форбса, который быстро прижился в Нью-Йорке.

Однажды зимой 1963–1964 года Форбса пригласили в гости, и разговор зашел о следующем шаге Кубрика после «Доктора Стрейнджлова». Кубрику нравилась похвала Форбса его фильмов в британских газетах в последние несколько лет, и ему нравились фильмы Форбса, например одобренные критиками «Свистни по ветру» и «Сеанс дождливым вечером». И хотя они и стали какими-никакими друзьями, Кубрик считал, что суждения человека всегда стоят на пути у дружбы. В тот год на дворе стояла холодная зима, и Кубрик, совершенно равнодушный к состоянию своего гардероба, озаботился приобретением теплой одежды только по возникновению острой в ней необходимости – однажды он просто схватил первую попавшуюся в магазине дешевую синтетическую шапку из искусственного меха и водрузил ее на свою голову. От таких его действий стильная Кристиана чувствовала раздражение, которое она пыталась контролировать, но зачастую безуспешно.

Несмотря на некоторые хорошо известные попытки сделать жанр научной фантастики респектабельным за предыдущее десятилетие, в начале 60-х он всего на один или два ранга был выше порнографии на весах социальной приемлемости. Это было «что-то о зеленых человечках», – говорила Кристиана. Однажды, когда Форбс и Кубрик прогуливались в шуме уличного движения и, то и дело выдыхая изо ртов пар – температура на улице была ниже нуля болтали. Они обсуждали относительные достоинства съемок в Лондоне перед съемками в Лос-Анджелесе – британское правительство выделило значительную сумму денег на эту сферу, оно пыталось переманить голливудское производство в Британию, и в стране были превосходные студийные возможности. Форбс, который начинал с актерской деятельности, разговаривал в своей приятной манере высшего общества, которую он получил при посещении Королевской академии драматического искусства, а Кубрик – в своей полусаркастической манере пригородов Нью-Йорка. В какой-то момент Форбс спросил, какой проект Кубрик замышляет дальше. Кубрик ответил, что он ищет возможность снять научную фантастику.

«О, Стэнли, ради Бога!» – воскликнул Форбс, поворачиваясь лицом к режиссеру. «Научная фантастика? Ты, должно быть, шутишь», – сказал он. Кубрик посмотрел на него беспристрастно. Нет, он не шутит, ответил он. Он на самом деле интересуется некоторыми идеями. Форбс, видя, что его коллега действительно говорил серьезно, оглядел его шапку с неприязнью. «Ты знаешь, Стэнли, ты не можешь в таком виде ходить по улице», – сказал он.

Кубрик долго смотрел на него. «Тебе… не нравится моя одежда? – недоверчиво спросил он. – Ты как моя мать».

Вернувшись домой, он рассказал о произошедшем Кристиане. Ему хотелось, чтобы Форбс ему нравился, но он не мог поверить в то, что только что услышал. Он пытался приписать это культурным различиям. «Я думаю, это английские штучки», – сказал он.

«Нет, Стэнли, – сказала Кристиана. – Он придурок».

Позднее она вспоминала провал с Форбсом как начало решающей главы в жизни Стэнли – той, в которой он создал «Космическую одиссею 2001 года».

В течение предыдущих нескольких лет, пока Кубрик работал над «Лолитой» и «Доктором Стрейнджлавом», которые были сняты на английских студиях, он много слушал радио BBC по выходным. В ноябре и декабре 1961 года он услышал новую научно-фантастическую радиопостановку «Тени на Солнце», и она привлекла его внимание. Ее написал Гэвин Блакени, а главную роль исполнил американский актер-экспат Уильям Сильвестр. Сюжет повествовал о череде странных событий, которые происходили после падения метеорита на Землю, что-то связанное с таинственным потемнением Солнца. Когда из-за недостаточного солнечного света упала температура, Сильвестр и другие персонажи выяснили, что вместе с метеором на Землю попал инопланетный вирус. Из-за него люди становились невосприимчивыми к холоду, но он также постепенно заставил их отказаться от всех сексуальных запретов.

Несмотря на кажущийся избитым сюжет, одно из правил Кубрика гласило, что из хороших книг делают плохие фильмы и наоборот, и он увидел реальный потенциал в этой истории. Он размышлял о выборе этого сюжета, но сначала хотел, чтобы эту возможность оценил писатель. Его заинтриговало изображение глобального кризиса, вызванного необходимостью сохранять тепло, что связано с сексуальным безумием, пока персонажи безудержно распространяют инопланетный вирус. В середине 60-х Кодекс Хейса постепенно начал ослабляться, кодекс был ограничен до такой степени, что Кубрик смог сделать «Лолиту», основанную на противоречивом романе Владимира Набокова. Кубрик был крайне заинтересован в исследовании оригинальных путей эксплицитного изображения сексуальности на экране. «Тени на Солнце» потенциально допускали этот подход, и одновременно этот сюжет базировался на научно-фантастической теме.

На самом деле, сценарий «Доктора Стрейнджлава» содержал научно-фантастическое обрамление незадолго до начала съемок в 1963 году. Вступительные титры должны были начинаться со «странного, гидраголового существа, покрытого шерстью», рык которого должен был сопровождать надпись «Макро-Галактический-Метеор» (Macro-Galaxy-Meteor – MGM. – Прим. ред.). После этого камера должна была скользить по звездам, планетам и лунам, пока повествователь, очевидно инопланетного происхождения, должен был объяснять, что «античная комедия», которую только что видел зритель, была обнаружена на дне глубокой расщелины в Великой Северной пустыне членами команды на ракете Нимбус-2. В конце, вместе с крещендо взрывов водородных бомб, титры должны были завершиться такой вот надписью: «Причудливая комедия Галактической предыстории была частью нашего сериала “Мертвые миры античности”».

Как и Стэнли, Кристиана очень интересовалась научной фантастикой со времен обучения в младшей школе в Германии. Кроме того, импульсивное отторжение Форбсом этого жанра только увеличило интерес к нему у обоих, даже несмотря на то, что они спокойно отказались от общения с ним. Стэнли играл на джазовых барабанах со старшей школы и до сих пор регулярно упражнялся. Он наладил хороший контакт с Арти Шоу, одним из величайших джазовых кларнетистов, и Кристиана и Стэнли периодически навещали Шоу и его жену Эвелин. Помимо джаза, Стэнли и Арти делили любовь к оружию – Шоу был национально признанным метким стрелком – а Кубрик, у которого была собственная оружейная коллекция, запертая дома, бросал оценивающие взгляды и на музыкальные инструменты Шоу, и на его огнестрельное оружие.