В своих произведениях известный детский писатель рассказывает о жизни современных мальчишек и девчонок, о сложных жизненных ситуациях, в которые попадают герои, о том, как важно для людей взаимопонимание.
Новенький сидел на последней парте. Его нельзя было не заметить: у него были ярко-рыжие волосы.
– У нас новичок, – сказал Лёвушкин.
– Откуда ты приехал? – спросил я.
– Наш дом снесли. И мы получили новую квартиру.
– Твоя фамилия?
– Княжин.
– А как ты занимался по физике?
– Это мой любимый предмет.
Всё-таки он был очень рыжий, и я невольно смотрел на его волосы и не видел лица.
Я начал объяснять новые формулы. Каждый раз, когда я поворачивался к доске, чтобы написать формулу или нарисовать чертёж, Лёвушкин шептал и хихикал за моей спиной.
– Не мешай слушать, – донёсся до меня голос Княжина.
Я оглянулся: у Лёвушкина был такой растерянный вид, точно он хлебнул горячего чаю, сильно обжёгся и не знал, то ли выплюнуть этот чай, то ли проглотить.
– Княжин, – сказал я, – подойди к доске и реши задачу по новой формуле.
Он быстро решил задачу и чётко, без запинки, всё объяснил. Мне понравилось, как он отвечал. Многие ребята в классе говорили лишние слова, а Княжин нет.
После звонка, когда я выходил из класса, то услыхал голос Лёвушкина:
– Видали, какой? Я ему мешаю. Первый день – и уже наводит свои порядки. Академик Фок!* Пошевельнуться нельзя. Рыжий, да ещё подлиза.
_______________
* А к а д е м и к Ф о к – знаменитый советский учёный-физик, лауреат Ленинской премии.
– Я и сам знаю, что рыжий, – спокойно ответил Княжин. – А ты дурак, раз дразнишься. Это совершенно точно.
Через неделю я увидал у старшей вожатой списки ребят, записавшихся в разные кружки. В физический кружок первым записался Княжин. "Хорошо, подумал я. – Княжин – парень что надо".
Я полистал списки других кружков и в каждом наталкивался на фамилию Княжина. И в зоологическом, и в математическом, и в спортивном. Только в кружок по пению он не записался.
На перемене я окликнул Княжина.
– Зачем ты записался во все кружки? – спросил я. – По-моему, это несколько легкомысленно.
– Мне надо, – ответил он.
– Может быть, ты не знаешь, что увлекает тебя больше всего?
– Нет, я знаю, – упрямо ответил он. – Но мне надо. Это моя тайна.
– Тайна это или не тайна, – сказал я, – но на занятия физического кружка можешь не приходить. Если ты будешь работать в зоологическом, математическом и спортивном кружках, то на физику у тебя не останется времени.
Княжин очень расстроился и даже побледнел. Я пожалел, что так резко с ним разговаривал: всё-таки он ещё мальчик.
– Я должен всё знать, я должен быть незаменимым, – сказал он. – Я буду пилотом космического корабля. Я никому этого не говорил, но вы меня заставили.
– А-а! – протянул я. И впервые посмотрел ему прямо в лицо. Под рыжим чубом у него было выпуклый лоб, а глаза были голубые и отчаянные.
"Этот долетит, – подумал я, – этот долетит!" Я вспомнил, как во время войны прыгал с парашютом и как это страшно, когда прыгаешь в пустоту. Посмотришь на далёкую землю, на деревья, похожие всего лишь на бугорки мха, на реки с дождевой ручеёк, и хочешь ты этого или не хочешь, а подумаешь: "Вдруг парашют не откроется?" И тогда земля делается не желанной, а страшной. "А ведь тем, кто полетит в космос, будет ещё страшней. Но этот всё равно полетит".
– Тогда я не возражаю, раз такое дело, – сказал я.
– Спасибо, – ответил Княжин.
За три месяца он не пропустил ни одного занятия физического кружка. А потом вдруг перестал ходить. И на уроках он был рассеянным и даже похудел.
– Княжин, – спросил я, – почему ты бросил кружок? Не успеваешь?
Он поднял на меня глаза. Это были глаза другого человека. Они были не отчаянные, а печальные и потеряли голубой цвет.
– Я ещё буду ходить, – ответил он.
Лёвушкин мне сказал (он подружился с Княжиным):
– У него большая неприятность. Рассказать не могу, но большая неприятность.
Я решил поговорить с Княжиным на днях, но случай свёл нас в этот же вечер. Я стоял в книжном магазине у прилавка и вдруг услыхал позади себя знакомый голос:
– Есть что-нибудь новенькое?
– Мальчик, – ответила девушка-продавщица, – не может быть каждый день что-нибудь новенькое. Ты заходил бы раза два в неделю.
Я оглянулся. Передо мной стоял Княжин, но что-то незнакомое было в выражении его лица. Я сразу не догадался, а потом понял: у него на носу красовались очки. Маленькие, ребячьи, очки в белой металлической оправе.
Минуту мы стояли молча. Княжин стал пунцово-красным, у него покраснели щёки, уши и даже нос.
– А, Княжин, – сказал я.
Больше я не успел ничего добавить – он пустился наутёк.
Я бросился за ним.
– Княжин! – крикнул я. – Княжин, постой!
Какой-то мужчина посмотрел на меня, а женщина крикнула:
– Держи мальчишку!
Тогда Княжин остановился. Он не смотрел на меня, снял очки и низко опустил голову.
– И тебе не стыдно? Мало ли людей носят очки и совсем не стыдятся этого. Прости меня, но, по-моему, это глупо.
Он промолчал.
– Убегать из-за такой ерунды. А Лёвушкин говорил: "У Княжина большие неприятности". Чепуха!
Тогда он поднял голову и тихо сказал:
– А ведь меня теперь в лётчики не возьмут, я узнавал – близоруких не берут, и космические корабли мне не водить. Я эти очки ненавижу.
Ах, вот в чём дело! Вот почему он такой несчастный и похудевший. Разлетелась в куски его первая мечта, и он страдал. Один, втихомолку.
– Зря ты так мучаешься, – сказал я наконец. – Полетишь на космическом корабле астрономом, инженером или врачом.
– Значит, вы думаете, я всё же могу надеяться? Могу? – Он ухватился за мои слова с радостью. – Как же я сам не сообразил? Просто дурак, это совершенно точно.
Он был такой счастливый! А я подумал: "Хорошо, когда у человека ясная цель в жизни и всё впереди".