Космонавт-Два

Старт

5 августа.

В 9.00 по московскому времени начались предстартовые испытания ракеты. К 14.00 они были закончены. Ракета готова к пуску.

До старта — чуть более полусуток. Герман снова и снова просматривает полетную программу, в которой все знает наизусть и может сказать, что он будет делать в каждую секунду полетного времени.

Вместе с инструктором-методистом они еще и еще раз разбираются в системах корабля, прорабатывают всевозможные нештатные варианты.

Утром Германа Титова предупредили, что во второй половине дня с ним хочет побеседовать Сергей Павлович. Герман знал, что Главный накануне первого старта тоже беседовал с Юрием Гагариным. Причем та доверительная беседа состоялась на вершине ракеты, у корабля.

Так было и на этот раз.

Когда космонавт приехал на стартовую площадку, Сергей Павлович уже стоял у подножия ракеты, поглядывая на часы. Титов подошел к Главному, тот молча жестом показал на открытую створку лифта. Космонавт пропустил ученого вперед и следом за ним вошел в кабину. Лифт медленно пошел вверх. Стояли молча. Герман изредка посматривал на задумавшегося Главного. Неожиданно для себя заметил, что виски академика густо запорошены сединой, что паутинка морщинок вокруг глаз стала плотнее. Он выглядел старше своих пятидесяти четырех лет.

Лифт остановился. Дальше путь к кораблю шел по металлическим стремянкам.

— Надо набрать воздуха побольше, — посмотрев на космонавта, сказал ученый. — Знаете, как это делает птица перед полетом.

Сделав мах руками и глубоко вздохнув, набрав воздуха, Королев ухватился за металлические перила и стал подниматься вверх.

Вот и площадка корабля с прикрытым посадочным люком. Легкий ветерок, который не ощущался на земле, освежил лица. Дышать стало легко. Сергей Павлович стоял, любуясь бескрайней степью, почти выжженной жарким солнцем. А может, вспомнил, как в апреле вот так же стоял с Юрием Гагариным, напутствуя его на первый шаг в космос?.. А может, думал, как лучше начать этот последний перед стартом разговор со вторым космонавтом?..

— Сам вот мечтал летать, — вздохнул Сергей Павлович, — а не выходит. Это для вас, молодых. Но на планерах налетался вдоволь, в Коктебеле. А ведь создадим когда-нибудь корабли, на которых будут летать люди всех возрастов, как в самолетах. Обязательно создадим!

И решив, что предисловие к главному разговору закончено, Королев перешел на деловой тон:

— Двадцать четыре часа — это очень много для космического полета. Вы знаете, как много голосов было за то, чтобы ограничить эксперимент тремя витками. Но мы должны, обязаны сделать глубокую пробу, Герман Степанович, — глу-бо-ку-ю. Не буду говорить громких слов, но второй в мире полет имеет исключительное значение для будущих пилотируемых экспериментов. Основой для прогнозирования завтрашнего дня наших работ может стать ваш доклад о полете, доклад исследователя. Поэтому еще и еще раз прошу: наблюдайте, наблюдайте и наблюдайте и точнее записывайте все. Нет мелочей, все на поверку может оказаться ценным. Это в равной степени относится и к кораблю, его системам. Как видите, — улыбнулся Королев, — времени мало — всего сутки, а дел…

И, не закончив мысль, обнял летчика. Перешел на «ты».

— Уверен в тебе, как в самом себе. — Взглянул на часы: — Пора, меня ждут.

Перед тем как войти в лифт, Сергей Павлович добавил:

— Еще раз напоминаю: тщательно испытайте систему ручного управления во всех заданных режимах, возможность посадки корабля в любом районе. Автоматика хорошо, но с человеком — лучше. Может, у тебя есть потребность посидеть, поработать в корабле еще раз?.. Хотя, по правде сказать, это не очень желательно. Корабль полностью подготовлен… Но если ты считаешь это необходимым, я разрешаю.

— Как будто все ясно, — ответил летчик, — но было бы неплохо…

— Хорошо. Садитесь в корабль и работайте сколько нужно.

6 августа.

В 3 часа 28 минут по московскому времени начался последний контрольный осмотр кабины корабля и приборов. Все системы работают безотказно.

Над Байконуром утренняя дымка, предвещающая жаркий и душный день. В 6 часов утра на стартовой площадке — заседание Государственной комиссии. С. П. Королев докладывает о готовности ракетно-космической системы и космонавта Титова к полету. Он просит разрешить старт в намеченные часы — в 9 часов утра по московскому времени.

Герман Титов и его дублер Андриян Николаев вышли из «космического гардероба» в космических доспехах — мягких оранжевых комбинезонах, надетых поверх скафандра, в серебристо-матовых гермошлемах и высоких шнурованных ботинках. Голубой автобус, тот самый, что вез к старту апрельским утром Юрия Гагарина и Германа Титова, уже ждал своих пассажиров. Врач Андрей Викторович Никитин помог летчикам войти в салон, занять места в специальных креслах. Тут же к скафандрам подключили шланг, и приятная свежесть разлилась по телу.

— Ну как, Андрюша? — повернувшись к Николаеву, спросил Герман.

— Главное — спокойствие, — ответил тот своей любимой фразой.

Герман улыбнулся, взглянул на часы. Стрелка приближалась к 7.00 по московскому времени.

В автобус вошел Е. А. Карпов. Убедившись, что все, кому положено, в салоне, сказал шоферу:

— Трогай.

Машина развернулась на площадке возле монтажно-испытательного корпуса и, выйдя на главную магистраль, пошла к стартовой площадке.

Космонавт-Два сел поудобнее и взглянул в окно. Темно-серая степь и ярко-синее небо далеко на горизонте разделялись широкой огненной линией: поднималось солнце. Летчик залюбовался необычной картиной и невольно отвлекся от сегодняшнего дня, от предстоящего полета, к которому с такой неуемной жаждой готовился. В какое-то мгновение вспомнил тот апрельский день…

Он, дублер, сидит в автобусе, в котором только что попрощался с Гагариным. Из автобуса все видно…

Вот Юрий Гагарин в полном космическом облачении стоит у подножия ракеты. Он докладывает председателю Государственной комиссии о том, что готов к полету… Потом, поднявшись на площадку, обращается к народам мира:

— Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты… Счастлив ли я, отправляясь в космический полет? Конечно, счастлив. Ведь во все времена и эпохи для людей было высшим счастьем участвовать в новых открытиях.

Потом твердо продолжал:

— Мне хочется посвятить этот первый космический полет людям коммунизма — общества, в которое уже вступает наш советский народ и в которое, я уверен, вступят все люди на земле.

В какое-то мгновение, «проводив» Гагарина, Титов зримо представил себе строки из недавнего письма отца:

«…Я не хочу строить догадки о том, что у тебя затевается. Но если едут к нам люди, вероятно, дело серьезное. Каким бы оно там ни было — малое или большое, — сделай его, сын, с толком, как подобает делать всякое дело, которому ты приставлен. Сил у тебя должно хватить, по моим расчетам, уменьем ты подзапасся, разумеется, а средствами народ обеспечит. Покажи, что порода наша может послужить общему делу в меру своих сил и возможностей».

И Герман почувствовал новый прилив душевных сил. Много раз он читал и перечитывал мудрое отцовское письмо, проникнутое верой в сына. И словно из бездонного родника каждый раз черпал из него животворную силу, зовущую к подвигу.

«Как-то они там? — подумал космонавт. — Мать будет плакать… Земфира уткнется в плечо, так и замрет. И никто не сомкнет глаз. Тамара! Она у меня молодец. Жена летчика. Этим сказано все…»

Автобус вышел на прямую. Герман увидел впереди на возвышенности ракету-носитель, окруженную фермами, и залюбовался ею. Подсвеченный упругими лучами солнца на фоне поголубевшего неба космический гигант казался живописной картиной, врезанной, словно в раму, в размер смотрового окна автобуса.

Несколько минут езды, и машина остановилась на бетонной площадке в какой-нибудь полусотне метров от ракеты.

— Пора, Герман Степанович, — положив руку на плечо летчику, сказал Карпов.

Герман Титов встал. Неизъяснимое чувство радости заполнило все его существо. От восторга и счастья ему захотелось крикнуть во всю силу: «Лечу, лечу!» Но он только плотнее сжал губы. И лишь по искрящимся глазам да нескрываемой улыбке можно было догадаться о настроении Космонавта-Два. Это радовало всех. Хорошее настроение — лучшее подтверждение готовности летчика к выполнению сложного задания.

Герман Титов взглянул на часы — 7 часов 10 минут — и вышел из автобуса… Увидев друзей, космонавтов, быстро, насколько позволял скафандр, пошел к ним:

— До встречи!

— Мягкой тебе посадки, Гера!

А через минуту уже вскинул к гермошлему руку в перчатке, докладывая:

— Товарищ председатель Государственной комиссии…

— Полет разрешаю.

Еще шаг, и Герман Титов оказывается в кругу других членов Государственной комиссии. В карих глазах Главного конструктора отцовская теплота. Сергей Павлович широко раскрыл объятия и принял в них космонавта:

— Успешного полета, Герман!

Мне хорошо видно волевое лицо Титова — нос с горбинкой, плотные губы и упрямый подбородок, чуть утонувший в нижней части гермошлема.

— Дорогие товарищи и друзья! — разносится голос космонавта, стоящего на площадке у лифта. — Мне выпала великая честь совершить новый полет в просторы Вселенной на советском космическом корабле.

Секунду Титов подбирает слова, чтобы точнее выразить свое состояние:

— Трудно выразить словами чувство радости и гордости, которые переполняют меня.

Космонавту хочется сказать о многом, но надо успеть о самом главном. И он говорит о любимой им Родине, открывшей новую эру освоения космоса, о великом подвиге своего друга Юрия Гагарина, первым проложившего дорогу в космос. Космонавт благодарит ученых, конструкторов, инженеров, техников, рабочих, всех, кто создал космический корабль «Восток-2», провел подготовку его к полету.

— Новый космический полет, который мне предстоит совершить, — говорит Герман Титов, — я посвящаю XXII съезду нашей родной Коммунистической партии.

Собравшиеся на старте аплодируют. Титов заметил, что Главный конструктор посматривает на часы, и, прервав аплодисменты, заканчивает:

— Я глубоко уверен в успехе полета. До скорой встречи, дорогие товарищи и друзья!

7 часов 12 минут. По открытой радиосвязи раздается команда:

— Приступить к посадке пилота.

Через несколько минут лифт доставил Титова к кораблю. С помощью инженера Е. А. Флорова и его коллеги он занял место в кабине корабля.

7 часов 38 минут. Закрыт входной люк. Евгений Александрович, как условились, постучал по металлу:

— Все в порядке, счастливого полета! До встречи на Земле!

Посмотрел на часы: 7 часов 42 минуты.

Ведущий инженер был последним, с кем космонавт говорил непосредственно перед полетом. До старта оставалось более полутора часов. Стартовая команда завершала подготовку ракетно-космической системы к броску в космос.

По открытой связи все время идут переговоры между Землей — позывные «Заря» — и кораблем — позывные «Орел».

— Посадку произвел, все в порядке. Приступаю к проверке скафандра.

Через несколько минут:

— Проверка скафандра и кресла закончена. Все в порядке. Как поняли?

— Вас понял. Проверьте связь.

— Приступаю к проверке связи…

В это знаменательное утро мне предоставилась возможность побеседовать с академиком М. В. Келдышем, Президентом Академии наук СССР. Перед тем как познакомить меня с ученым, Сергей Павлович Королев рассказал, как много сделал Мстислав Всеволодович для определения основных задач изучения космоса, для разработки теоретических проблем космонавтики.

Выше среднего роста, сухощавый, смуглолицый, с копной седых волос, академик показался мне тогда старше своих пятидесяти лет. Из-под густых бровей на меня взглянули темные глаза.

— ТАСС хотел бы задать вам несколько вопросов, — обратился Королев к теоретику космонавтики.

— Пожалуйста.

Главный конструктор ушел.

— Научное значение полета «Востока-2» состоит в том, чтобы дополнить, проверить данные, которые получены в результате полета корабля «Восток» с космонавтом Юрием Гагариным на борту, — начал академик. — Нам хочется выяснить, каково влияние невесомости и других космических факторов на организм человека в течение, например, суток. Речь идет не вообще о влиянии невесомости на работоспособность космонавта. Нам важно установить главное — не окажет ли она вредное воздействие на организм пилота. Предстоящий полет космического корабля «Восток-2» — серьезный экзамен конструкторам корабля, ученым многих областей знаний, в той или иной степени принявшим участие в подготовке и проведении столь необычного эксперимента. Новый опыт покажет, что еще нужно сделать, чтобы жизнь человека на борту корабля во время более продолжительного путешествия протекала абсолютно нормально, а сам корабль был послушен управлению и с Земли и из кабины космонавта. Вы понимаете, что без этого нельзя совершенствовать пилотируемые аппараты, готовить их к многодневным рейсам. Каждое проникновение в космос дает нам, ученым, много нового, весьма ценного для глубокого изучения космических далей.

На стартовой площадке объявляется часовая готовность: до пуска ракеты — час. Члены Государственной комиссии, Технический руководитель полета вместе со специалистами опускаются в подземный бункер, где находится командный пункт.

Все остальные, в том числе и автор этих строк, уезжают на пункты наблюдения, находящиеся примерно в полутора километрах от старта. Небольшая легкая веранда с дощатым полом и брезентовой крышей полна людей.

По открытой связи нам слышны переговоры между «Землей» и «Востоком-2».

— Как ваше самочувствие? — слышим мы вопрос к космонавту Технического руководителя.

— Самочувствие прекрасное, прекрасное, — повторяет Титов. — Спасибо за внимание.

Объявляется пятиминутная готовность. По переговорному устройству слышны голоса академика Королева и Космонавта-Два.

Королев. Стартовики, работающие сейчас на старте, передают вам привет и пожелания доброго полета. Выполняю их просьбу.

Орел. Большое спасибо.

Королев. Готовность одна минута. Буду вам транслировать команды. Как поняли меня?

Орел. Понял. К старту готов.

Все подались вперед. Лица напряжены, глаза сузились.

В наступившей тишине звучали одна за другой технические команды руководителя старта А. С. Кириллова. И, наконец, короткая, властная:

— Подъем!

— Есть подъем!

И в то же мгновение степь озарилась слепящим глаза всполохом пламени, взметнувшимся под основанием ракеты. Громоподобный гул сотряс воздух и нарастающим валом пронесся над пунктом наблюдения. Ракета медленно, кажется, очень медленно оторвалась от Земли и, будто нехотя, пошла вверх. Набрав силы, она все быстрее и быстрее устремляется ввысь.

— Пошла, родная! — радостно воскликнул Титов.

Напряжение, кажется, достигает высшей точки. Монотонный отсчет времени полета ракеты наполняет тревогой души людей. Это можно понять: идет полет второго, еще только второго в мире пилотируемого корабля! Явственно ощущаю удары сердца, отдающиеся в висках.

— Двадцать секунд полета…

— Тридцать секунд полета…

Напряжение разряжает бодрый, правда, чуть глуховатый голос космонавта:

— Машина идет плавно, шум незначительный, очень незначительный.

— Вас поняли, — отвечает «Заря».

И снова монотонно, без всяких эмоций:

— Пятьдесят секунд полета. Машина работает устойчиво.

Не отрываю глаз от неба, в прозрачную, как хрусталь, глубину которого вонзается стреловидная ракета. Желтовато-красный огневой шар, бушующий в хвосте ее, похож на солнце. Кажется, два солнца светятся теперь над планетой. Но одно, рукотворное, с каждой секундой становится все меньше и меньше.

— Как самочувствие? — спрашивает «Заря» космонавта.

— Отличное самочувствие, — слышится в ответ. — Перегрузки растут. В иллюминаторе видна Земля. Видна Наша Земля, наша родная Земля.

— Понял вас.

— Вот показались облака, — продолжает докладывать Герман Титов. — Большие. Маленькие облачка. Незначительные. Перегрузки тоже небольшие. Все работает прекрасно.

Густой баритон Космонавта-Два так хорошо слышен, как будто летчик недалеко от нас. А между тем уже многие километры отделяют его от места старта.

Мысленно подсчитываю, сколько еще секунд осталось кораблю до выхода на орбиту вокруг Земли.

— Двести пятьдесят секунд полета, — сообщает оператор.

Профессор Василий Васильевич Парин стоит возле меня и не отрывает глаз от секундной стрелки часов, которые держит в руках. Только тут заметил, что все также смотрят на часы. Лица у всех сосредоточены до предела. И в эту секунду оттуда, из космоса, ликующий голос Титова:

— Спали перегрузки!.. Невесомость!..

Что еще сообщал космонавт, понять было трудно: все аплодировали, что-то кричали, обнимались. Это было ликование людей, счастливых и гордых тем, что старт корабля «Восток-2» и выход его на орбиту прошли безупречно.

Начался второй космический полет.

— Иду над Землей, над нашей Родиной, — раздается из космического пространства голос Германа Титова. — До скорой встречи!

Из дневника Г. С. Титова

«Ракета оторвалась от стартового устройства и на какое-то мгновение задержалась, словно преодолевая сильный порыв ветра. В кабину донесся рокот работающих двигателей; ракету затрясло мелкой дрожью. Начали расти перегрузки, и я подумал: как хорошо, что мы, космонавты, много и упорно тренировались на центрифугах и вибростендах, что наши организмы приучены ко всем особенностям космического полета.

С первых же секунд движения ракеты я начал работать: следил за приборами, поддерживал двустороннюю радиосвязь с командным пунктом, через иллюминаторы наблюдал за удаляющейся Землей. Горизонт все время расширялся, в поле зрения возникали и ширились земные дали, залитые ярким солнечным светом. Это было во много раз грандиознее тех ландшафтов, которые раньше открывались взору под крылом реактивного самолета.

Хронометр подсказывал, что «Восток-2» вот-вот выйдет на расчетную орбиту. В этот момент должно было возникнуть состояние невесомости, и я приготовился к нему. Но оно возникло плавно, само собой, после отделения последней ступени ракеты. Первое впечатление было несколько странным — будто я перевернулся и лечу вверх ногами. Но через несколько секунд это прошло, и я понял, что корабль вышел на орбиту. Это же показали приборы и по радио подтвердили ученые, наблюдавшие с Земли за движением «Востока-2». Они сообщили параметры орбиты: перигей —178 километров, апогей — 257 километров, угол наклона к экватору — 64 градуса 56 минут. Я находился на орбите, где не было ни дождя, ни снега, ни гроз — ничего, кроме пустоты.

Теперь можно было приступить к выполнению заданной программы…»