Космос. Предательство. Драконы (СИ)

Глава 25

Кстати, выяснилось откуда у меня вторая матка…

Оказалось, что у самой сестренки была маленькая матка, ибо она не знала как расти… представляла себе результат и принимать облик это одно… а вот простить то, о чем понятия не имеешь и потерять все- легко. Вот и вырастила она себе вторую. По моему подобию. И яйцеклетки переделана, чуть добавив мои гены но оставив оба вида… а я, когда нарвалась на засос от её мужа, подделывала её полностью… и это и запах… кто ж знал, что пробудившаяся драконица берет под полный контроль все гармоны и репродуктивные органы?! Вот и осталась я… почему взяла под контроль? Оказывается вместе с первым оргазмом от дракона самца, драконица и драконенок просыпаются… значит той ночью, после скандала кое-кто согрешил… я прищурила глазки. Теперь понятно, почему Заря так быстро начал меняться… отомщу!!!

Что мы можем сделать? Притвориться и третьим видом сделать кошку… типа все равно, какой вид, человечий есть… осталось кошачий… а драконенки не дадут критично измениться маткам или изменить детенышей… пришлось вспоминать, как делали нам переливание и какие ещё препараты использовали доктора…

Мстительно придумали месть мужьям. Пусть тоже шерстью обрастают… сволочи!!!

Затмение… ему придётся терпеть мои периодические укусы. И выпить чашку крови… и я смгу его изменить… ведь я контралирую все свои клетки организма… но перестройка будет у него крайне болезненной… и я мстительно прищурила глаза. Значит, как самый старший не захотел остановить мелких?! Ну ничего… ты у меня получишь… мех. Будешь на уровне со мной страдать!!!

Поблагодарил сестренку за идею мести…

А пока надо вызвать Кутор вызвать… его сок прекрасно подойдёт для того, чтобы полностью весь организм обезпечить необходимым матерьялом для перестройки и роста.

Первые два месяца мы с сестренкой почти не вылезали из сока… ибо и на малышей он сказывался благотворно. Да! Я каждую ночь видела своих детишек..5 сыновей и лампочка доча… от Зэта. И я усиленно вспоминала свою скромницу- красавицу. Она из всех самая маленькая… в недоразвитой матке…

Ради неё…

Ещё недели две назад мы подали заявки на покупку и содержание трёх огромных белых барсов. Да, мне они очень понравились! И сестре.

И вот сейчас мы получили ответ и согласие. А так же данные здоровья от всех особей. И прямо сейчас мы выбирали своих кошек… сначала мы смотрели тех, кто в стае… но я дала резознный совет, что без стаи наши кошки не могут… и начали выбирать одиночек.

Тут, сестренка тыкнула мальчиком на относительно здоровую и молодую самку. Прося моего совета. Так. Читаю. Не рожала. Выгнана из стаи собственной мамой, так как она стала привлекать внимание самцов… за то, что заступилась за молодняк. У которых начались бои за выживание и за место… сейчас она жила в пещере и имела довольно печальный вид… Я смотрела на эту самочку… и чувствовала её родство с сестрой… непонятно как, но её вера в будущее и справедливость… те же, что и у сёстры. Я кивнула и одобрительно посмотрела в глаза сестре. Та радостно попрыгала и ускакала…

А себе я долго не могла найти вторую половинку… ни среди стаи, ни одиночки… уже отчаявшись, я со всей силы стукнула по понале… и там заиграл целый калейдоскоп фото с кошками. И вдруг, на мгновение появилось и пропало изображение… с таким выражением в глазах… аж сердце екнуло…

Успела заметить лишь её изможденный и побитый вид… и болезненную худобу, ибо на мордочке кожа облепила кости и свисала.

Сутки. Сутки я блистала это фото, я видела. Оно тут. Меня ничего не могло отвлечь… без еды, воды… сна. Я пролистала около триллиона кортинок… наконец, на втором часу я радостно вскрикнула, и чуть по примеру сёстры не начала плясать. Я нашла!!!!

Вчитываюсь в строки… и внутри все горит. Она уже старая. Но битву с внучками и дочерьми за прайд выиграла. Без потерь. Но ушла. Её пара, выбрал себе более молоденькую… но мстить она не стала… ушла… пол года она не ела мяса… лишь траву и воду… и ждала смерти. Не как избавление, а как шанс начать жизнь заново… или ещё чего… смотря в её глаза, я видела себя… где бы я была, если бы не сестренка… и выбрала её. Сестра ничего не сказала. Лишь по долгу переводила глаза с меня… на неё. И кивнула.

Через час, кошки прибыли в клетки возле нашего дома. Куда приехал доктор с медицинским модулем и мамой.

Вышла первая шатающаяся моя тигрица… боком защищая молодую, что идёт следом… и зорко следит за каждым из нас… умными глазами и наготове. Я не сомневалась, что при любой опасности, она кинется… а не подставить старушку под удар.

Мы дали им смеси. И первой её поела моя старушка. Но немного. И уступила место молодой. Та жадно все вылизала…

Через три дня, мы зашли в клетку и тихонько приблизились к самкам.

Сестрина встала и зарычала. Но пока моя сидела, она не решалась напасть.

По глазам своей, я поняла, что та предельно собрана… и в любой миг бросится. От любого движения. Остановив сестру. И сказав ей ждать, я медленно опустилась на колени и поползла к своей, выбрасывая в ментал дружилюбие, покорность и просьбу.

Она меня подпустила. Я легла перед её мордочкой. Смотря ей прямо в глаза, и тихонько протянулась ниткой ментала к её разуму. Удивительные животные. Пожалуй, разумные. Но их ничего не интересуют из того, что не относится к их прайду. Да. Разум их застрял на 8-10 лет развития ребёнка. Все понимаю, знают… но учатся и обучаются с трудом.

Я ей предельно объяснила, что от них нам надо… крови, чтобы детеныши могли родиться. Тут она зарычала, но я показала, что никто не умрёт, и кровь к ним вернётся… мы не собираемся их убивать! Наоборот, мы хотим их в стаю… и пока мы облезлые и без шерсти, но поклялась детьми, что они будут живы здоровы… она спросила про сестренку. Тигрицу. Я показала ей то, что узнала о ней. Она попросила, чтоб для неё мы нашли стаю. На себя ей было все равно… а о сестре волновалась… я ей показала, как будет идти переливание и их отпустят сразу. Вот моя территория. Она и ваша. Та кивнула. И устали заснула.

Да. Этот разговор ей дался нелегко… но на прощание я попросила её активно питаться… чтоб были силы. Та согласилась. Ей понравилась масса.

Под угрожающим рычанием сёстры (приёмной) я медленно отползла, задом наперед.

И пустила вперёд сестру… та повторила мой маневр.

Тигрица зарычала, корпусом прикрывая старуху. Моя сестра легла на живот и продолжила ползти. Та ей разрешила. И они немигающе уставились друг на друга… я тряслась. От страха за сестру… блин. Я очень чувствительна к эмоциям…

После того, как и сестрина уснула, я спросила результаты. И её согласилась. Но попросила спасти её сестру- старушку… и тоже хочет детей. Но и для сёстры тоже хотела. Им и одного хватит… просила игривого и активного. Хотела много деток и создать с сестрой свою стаю…

И мы пошли… выбирать самца.

В одной стаи как раз подросли подходящие… там их было просто очень много. и вот нас привлек к себе один смельчак… который явно приставал ко всем самкам! И любил их обнюхивать… пока он только получал людей от отца. Старого, матерого кота, держащего всех самцов в ежовых рукавицах и не давал спуску… мы так понимающие ухмыльнулись и с одинаковыми моськами переглянулись… кого-то этот котёнок нам обоим дико напоминал…

И стали наблюдать дальше. Вот он по игрался с косточкой, пока не увидел старую самку… прилег на пузо и пополз… а самка то почти вдвое его больше… из альфа… последние сантиметров он пропол ну просто очень тихо и медленно… порой к верху.

Старая самка разлеглась на солнышке, отогревая кости…

Тут кот и лезнул её в пах… перепуганная самка выскочила… и с размаху ударила по попе самца и погналась через все поле его догонять. Самец подвывая убегал.

Старушка остановилась и попыталась отдышаться.

Кот тоже остановился и тут же замолчал… и так заинтересованность оглядывал самку… сделал щажок… и впечаиался в землю от удара мощной лапы отца. Отец ненапрягаясь поелозил лапой со спиной сына по земле. Пару раз тюкнул его головой об землю и сел неподалёку.

Обиженный. Потрепанный и сникший самец пополз загорать…

Мы с сестрой весело хохотали от его выходок. И хоть и сказано, что он уже взрослый подросток готовый к спариванию… но такой ещё котёнок!!!

И даже не раздумывая, выбрали его.

Модуль с клеткой отпугнул всех… кроме этого кота. Который начал заинтересованность обнюхивать. Тут на всех порах к нему летел огромный котище. Отец. Но не успел. И, глядя на отлетающую глетку горестно завыл, заплакал… как и все племя. Нам его стало жалко… и взяли племя на заметку. Оно было таким… правильным что ли? И семейным…

Кот настороженно стоял в клетке и в этот момент очень напоминал своего отца. К нему на переговоры отправилась я… меня он за угрозу не воспринимал… а вот за то, что ему дадут самку, согласен был на все и превратился в того котёнка. Он даже всю кровь согласен дать… но чтоб самку…

Я ушла. Говорить про вторую самку не стала… чтоб потом перед своей не оправдываться… когда она узнает, что и у неё будут малышата… типо он сам!! А этот своего не упустить… как и мои и сестрины… не, ну надо же!! С первого раза!!.. И пошла радовать мужей, что им найден кот.

Мама, услышав мое предложение, сразу заинтересовалась. У нее то было два вида… дракон и азари… а эти коты разумны… и, в случии того, если получится у ее сына стать котом, решила рискнуть… очень уж ей понравились эти кошки. Барсы.

Дальше была подготовка.

Переливание прошло успешно. И кошки получили нашу халемионистость… как и кот.

Своей кровью пришлось поить всех… а я над каждой каплей тряслась, ибо для малышей мало… а им аж по стакану… и стала их всех плкусывать… и подталкивать свои клетки к обороту… Затмение все получил сполна… но его снисходительная и понимающая усмешка… будила во зверя… и я им отказала к доступу к своему телу! Вскоре, после очень активных ухаживаний, забеременела бэтта. Молодая кошка. Кот чуть подуспокоился… но нет-нет а получал от старушке по наглой моське за попытки подуатьть к ней яйца кота… которого это не успокаивало. Были и драки! И постепенно кот в них начал побеждать… но киса не сдавалась.

Но через какое-то время мы узнали, что понесла и она…

Как? Знают мужья… которые давали советы коту…

Вот и третий месяц закончился… и оталось 11… Оказывается, драконы дольше вынашивают малышей… аж на 5 месецев…

Альфа (старушка) еще долго просится в другую клетку… и кота к себе не подпускала… теперь кусала и била не щадя… но гипер активный мальчик не останавливался и пробовал опять…

Оказалось, что они спариваются не только для деток… но и для удовольствия…

Мне искренне стало жаль свою половинку, которая и спать боялась… ибо во сне ее…

Сжалившись, я отселила ее в двор. Ей доверяла.

Она счастливо ежилась на солнышке… и ждала деток. Она им конечно рада, все же уже распрощалась стать еще раз мамой… но их отец ее раздражал…

Она будет их вынашивать 10 месецев. Почти как люди…

А кот скучал по своей старушке… и злобно смотрел на меня и рычал… за что получал по шеи от бэтты, которая была рада за сестренку, но понимала ее…

А после меня поселили на одной половине дома с мужьями, а сестру на вторую… и активно намекали, что их пора прощать… они уже оборачивались в котов. Я же пока остерегалась… боялась за детишек… но чувство неудовлетворкнности и загнонности своей новообретенной кошачьей половины ощущала…

последние три дня я пыталась не сталкиваться с мужьями… ибо нутро при виде них буквально горело, дрожало… хотело.

сегодня я опять проснулась на середине эротичиского сна… и пошла в душ, чтобы освежиться, и остыть…

когда я уже начинала мылить волосы, вымыв тело и встала над ванной, тут открылась дверь и мимо меня прошел муж. Кот. с распушенными по плечам волосами… и голым торсом… когда он начал стискивать с себя штаны, у меня перехватило дыхание, нутро обожгло. внизу все сжалось в судороге.

тут он полностью разделся и встал под прямые струи душа. И, налив на ладони мыло, стал намыливать плечи… я не отрываясь следила за ним взглядом, нащупывая и обматывая вокруг талии палатенце…

тут он потянулся вверх, и, смотря на его плавную линию от икр и до кончиков пальцев, грациозную, как у котов… скользнув взглядом по чуть выгнувшейся назад спине, полных и упругих ягодиц, мускулистому жевоту и груди, с горошинкой, широких плеч… я застонала… от жара и пульсации внизу.

тут он принюхался. прислушался. и я услышала грудной, мурчащий на низких частотах голос

— Хочешь?

— Нельзя… — призналась я… шумно дыша и все равно задыхаясь…

— Если ты — моя жена, почему нельзя, — спросил он, склонив голову к ногам, так что мне не видно было лица, а только линия его тела, стоящего в пролете, подальше от воды, чтобы не смыть мыло.

Мне пришлось прокашляться, чтобы сказать:

— Я все еще на вас обижена… — думать мысленно и искать оправдания было невозможно.

Он встал, потянулся, чтобы намылить плечи. Передняя линия тела длинно выгнулась, и я до боли четко его видела. Тогда я повернулась, уже всерьез направляясь к двери.

— Снежинка! — позвал он.

Я остановилась, но на этот раз поворачиваться не стала.

— Чего?

Это прозвучало грубо.

— Ничего страшного, что тебя ко мне тянет. И Ты не можешь с собой справиться.

От этого я засмеялась — нормальным веселым смехом.

— Ну, не слишком ли ты высокого о себе мнения? — И все же я не повернулась к нему лицом.

— Это не самомнение. Ты — моя жена, а я — твой альфа. Наша сила, наши звери притягивает нас друг к другу. И это так и должно быть.

Тут я повернулась, попыталась посмотреть ему в глаза, но это не вышло. Он повернулся спиной, все еще размазывая мыло по плечам. Пена медленно стекала к тонкой талии.

— Мы еще еще посмотрим, сдамся я или нет…

Он легко намыливал спину, и его руки без усилий двигались по коже, по тугой гладкости ягодиц.

— Ты ощущаешь зов моего тела, как я — твоего.

У меня слишком сильно забился пульс… голова поплыла

— Ты красивый мужчина, голый и намыленный. Я — женщина, так что давай, уговаривай меня.

Он повернулся кругом, все еще намыленный и скользкий.

У меня пересохло во рту, тело свело так туго и так внезапно, что почти стало больно. Я невольно задышала еще глубже.

— Ты моя самка, и в этом все дело. Вот почему ты смотришь на меня, хотя и против собственной воли.

Он пошел ко мне, медленно и плавно, как ходят леопарды, когда хотят. Будто у него были мышцы там, где у людей их нет. Он скользил ко мне как огромный безкостный кот, и голое тело блестело мыльной пеной, волосы прядями пристали к плечам, к лицу к бокам и животу. огромные темно-фиолетовые глаза завораживали и манили..

тут он началнамыливать живот, бедра, пах… и я не могла оторваться…

— Ты не понимаешь, какое это удовольствие, когда жена и муж, сливаются в единое целое- С этими словами он скользкими от мыла ладонями погладил меня по плечам, по рукам, размазывая пену. Мыльные руки взяли ладонями мое лицо, и я ощутила, как его губы приближаются к моим, касаются. Поцелуй был нежным, он следил, чтобы не касаться меня телом.

Пальцы его скользнули под край полотенца, взялись за ткань, притянули меня вперед. Это заставило меня открыть глаза. Только через несколько шагов я поняла, что он ведет меня к воде.

— Надо смыть мыло, — сказал он.

Я затрясла головой и сумела остановиться, не идти с ним дальше. Он продолжал тянуть за полотенце, и оно развернулось, стало соскальзывать вниз. Я подхватила его и прижала чуть ниже внезапно обнажившихся грудей.

— Нет, — сказала я, едва пропихнув это слово в перехваченное спазмом горло, но смогла повторить: — Нет.

Он подступил ко мне, прижав скользкую твердость к моей руке. Он пытался распрямить мои пальцы, держащие полотенце, но я держалась, как утопающий за соломинку.

— Тронь меня, возьми в ладони.

— Нет.

— Я знаю, что тебе хочется. Я это чую. — Он водил надо мной головой, вдохи и выдохи ощущались на мокрой коже. — Я чувствую. — Он снова провел ладонями по моим голым рукам, по плечам, ниже, к грудям, но остановился, не дойдя до них. — Я ощущаю на вкус.

Он медленно лизнул меня в щеку. Я задрожала и хотела отступить, но будто примерзла к месту. Не могла двинуться.

Я обрела голос — слабый, трясущийся, но свой. Руками я вцепилась в собственное тело, потому что знала: стоит мне до него дотронуться — и быть беде.

— Нет. Не хочу…

Он целовал меня уже в шею, нежно покусывая, и у меня подогнулись колени. Он вернулся опять к губам, и когда он поцеловал меня, я ощутила вкус мыла на его коже. Тело его, прижатое к моему, настолько близко, что если я открою ладонь, я могу его схватить, ошеломляло. Я поняла, что это больше, чем секс. Я хотела его телом, хотела впивать его энергию через кожу, прижатую к нему. Хотела этого до невозможности.

Его руки скользнули на мои груди, покрывая их мылом, они стали скользкими, а соски уже тугими и твердыми. Мои руки охватили его талию, давлением тела удерживая полотенце на месте. Кот шевелился, и грудь его так скользко, так гладко терлась о мою…

Он стал отступать, не выпуская меня из кольца своих рук, ведя нас обоих снова к воде. Я повела руками по скользкой твердости его спины, ниже, до опасного ниже. Будто я хотела каждым дюймом себя прижаться к нему, обернуться его телом, как простыней, и пить, впивать порами кожи.

Пока я я пыталась собрать волю, мысли, Кот отодвинулся на долю дюйма, и полотенце соскользнуло вниз. Он быстро придвинулся вновь, он прижимался к моему паху, к животу, и это было настолько дежа-вю, что я тихо застонала.

Моя ладонь обернулась вокруг тугой твердости Кота. Он полуприпал ко мне, и я его ласкала, и знала, что это не я хотела его тронуть, это моя кошка, или драконница, хотели знать, каково оно на ощупь. Он отпрянул от меня настолько, что я смогла убрать руку, но дело было сделано. Он тянул меня под воду, теперь как никогда уверенный, что я скажу да.

Котик повернул меня к стене, положил мои руки на кафель, прижавшись ко мне сзади

— Нет, не надо, пожалуйста, не надо!

Он лизнул меня сзади в шею, и я затрепетала, прижатая к мокрой стене.

Он чуть прикусил мне шею сзади.

— Нет!

Он прикусил сильнее, чуть-чуть только не пустив кровь, и тело мое обмякло и успокоилось. Будто он переключил выключатель, о котором я не знала. И когда он вдавился ко мне внутрь, он был скользкий, и я каким-то образом знала, что, пока я отвлеклась на борьбу он облил себя еще мылом, чтобы войти гладко и легко.

Он прижал меня к стене и входил, вскальзывал, дюйм за тугим дюймом. Он вталкивался, пока не вошел почти весь, и дошел до упора. И тогда он начал выходить — медленно, о, как медленно! И снова внутрь, медленно, все еще проталкиваясь, раздвигая, освобождая себе место. Я стояла, прижатая к стене, пассивная, недвижная. Но мне не хотелось шевелиться, не хотелось останавливаться, и не было мыслей, было только ощущение его — внутрь и наружу. Я уже была не такая тугая, и мыло сменилось моей собственной влагой, и он стал двигаться плавнее — внутрь и наружу. Он был нежный. Мое нутро ликовало, пело, звинело… и я не могла сдержать хриплых рычаний..

Кот оперся на стену, тело его полностью прижало меня, и он начал искать ритм, так же нежно, но быстрее. Он был очень осторожен со мной, а я не хотела осторожности.

— Сильнее, — произнес голос, не до конца похожий на мой.

Все нутро звенело, нарастал жар, тяжесть, ноги и нутро сводило судорогой… И он укусил меня за шею… с натужным криком, рычанием я взорвалась… почувствовала особ сидиный его толчок, буквально вдавивший меня в стену и горячий поток внутри с его глухим и торжествующим криком… я уплыла в нирвану..

очнулась в постели, с вымытыми волосами… одна.

закрыла глаза и зарычала… и что в моем реве было больше: разочарования, обманутого ожидания или ярости от того, что я одна- я и сама не поняла. но никто ко мне так и не пришел.

всю последующую недели меня потряхивало… от жажды повторения…

на требовательные взгляды он мне лишь отвечал, что стоит лишь попросить… позвать… и он мне подарит наслаждение…

я из принципа не сдавалась.

внутри нарастал дискомфорт… кошка начала бузить..

и, когда я в очередной раз поругалось с мамой, во мне лавиной хлынуло желание крови, рвать, грызть… я зарычала и недвусмысленно пошла на маму, выпустив когти.

Леси, который был тут, резко кинулся мне на перехват, поймал, и буквально швырнул в соседнюю комнату, спальню. Мою спальню.

зарычала и двинулась на него. На четвереньках… и мне очень мешали собственные ноги..

он кинулся мне наперехват. схватил… и тут я частично вернула себе контроль..

Я заставляла себя не двигаться. Не сопротивляться, когда Леси опускал меня на пол, обмякнуть в его руках, когда он навалился сверху. Тот, второй разум просто завизжал и зарычал, когда тело коснулось ковра. Он вопил, что нас убьют, и он в это верил. У него здесь друзей не было. Я всегда думала, что мой зверь — хотя бы разумное существо… но сейчас я сделать ничего не могла… мое тело медленно захватывал зверь…, То, что боролось со мной, никогда не понимало общественного порядка разумных, людей. Для него была только дичь, соперники, партнёры по спариванию и детёныши. А детёнышем я уже не считала Леси, ни в малейшей степени.

Я позволила ему положить себя ничком на ковёр. Юбка оказалась слишком короткой, чтобы расстелиться по полу, и она стала задираться. Тело Леси прилипло к моей спине, руки держали мои запястья. Я старалась подавить вопящий голос у себя в голове, лежать тихо, позволить Леси держать меня изо всех сил. Он не был обучен фиксировать человека на полу, и делал только то, что умел, раздвигая мне ноги бёдрами, чтобы я не могла встать на колени и его сбросить. И после навредить ему, себе и детям.

Юбка задралась так высоко, что ничего уже не было между ним и мною, кроме моих трусиков и его брюк. До ужаса беззащитное положение. Даже то во мне, что ещё было мной, этим не было довольно. Потому что, как только тебя вот так прижмут, то от тебя ничего не зависит. А я люблю, когда есть выбор. Выбор — это возможность.

Леси мне плохого не сделает. Не сделает. Не сделает.

Я повторяла это снова и снова, пока он пристраивался. Зверь во мне знал, что в этом положении он может нам спину поломать. Для меня самой это выглядело как подготовка к изнасилованию. Я знала, что Леси этого не сделает, и ещё знала, что если собираешься кого-нибудь изнасиловать, то надо сначала одежду снять, а потом уже ставить в такую позу, потому что иначе руки у тебя будут заняты, а штаны сами не расстёгиваются. Логически рассуждая, мне ничего не грозило, но логика не всегда побеждает страх. Зверь боялся, потому что другому коту доверять не умел. Я боялась, что будет, если он не сможет меня достаточно подавить, чтобы я не вырвала ему горло или не проломилась через хилую перегородку комнаты и не добралась до мамы и не растерзала всех, кто снаружи. Что Леси мне плохо не сделает, я верила. я не верила, что он сможет меня удержать и обезопасить всех остальных. Сомнения питали страх, страх раздувал сомнения, и я потеряла — потеряла себя, потеряла контроль.

Последней ясной мыслью, пока ещё панический страх не заволок сознание, была такая: «Подняться с пола!» Я должна была встать. Я все забыла, даже забыла, как пользоваться собственным телом, как драться. Остался только страх, а страх не строит планы — он реагирует.

Расслабленная неподвижность, к которой я себя вынудила, пропала, и я заметалась, стала бросаться из стороны в сторону, вскидываться. Я билась всем телом, каждой мышцей. Все, что во мне есть, я в буквальном смысле бросила на одно — подняться с пола.

Леси швыряло вместе со мной. Он изо всех сил старался удержать мои руки на полу, прижать бедра, не дать свести ноги, чтобы я не поднялась на колени и его не сбросила. Я чувствовала, как он борется, но он не привык быть сверху.

Бросившись влево, я приподняла нас обоих. Он немедленно придавил нас обратно, и я ощутила, насколько он мог бы быть силён. С огромной силой придавил он меня к полу. Я ничего не смогла бы сделать против этой силы, если бы он захотел отпустить одну мою руку и полезть ещё куда-нибудь, но он держал оба моих запястья, и пусть я не могла подняться, но и он не контролировал меня полностью.

Что-то он говорил, не знаю уж, сколько времени повторял это, но я только теперь поняла.

— Снежинка, не заставляй меня делать тебе больно, любимая, прошу тебя, прошу, пожалуйста! — Он почти выкрикнул последнее слово.

Испуг в его голосе сказал моей кошке, что мы побеждаем. Мы его заставили нас бояться, и он нас отпустит. Пришпоренная кошка вместе со мной бросилась опять влево. Так, если сейчас он не стукнется спиной о стол, мы начнём кататься на спине и стряхнём его. Я снова закричала, но уже не в страхе, а торжествуя.

Мы смогли сесть, прижав Леси спиной к столу. Ногами он ухватил меня вокруг талии. Я вцеплялась в них ногтями, а часть моего сознания не понимала, почему штаны не разлезаются кровавыми полосами. Одна его рука обхватила меня поперёк груди, и только потом до меня дошло, что он ладонью накрыл грудь. Второй рукой он вцепился мне в волосы, да так, что я вскрикнула. Шею мне обожгло раскалённое дыхание Леси. Кошка кричала, что он нам сейчас шею перекусит, а человеческая половина просто была сбита с толку. Леси меня укусил.

Он погрузил зубы мне в кожу, в плоть. Я почувствовала, как они входят в меня, и перестала отбиваться. Как будто щёлкнул выключатель, о котором я даже не подозревала. Сначала я просто перестала отбиваться, руки повисли вдоль тела. И тело расслабилось, и вместо боли пришло тепло и утешение.

Леси рычал, не разжимая зубов, и у меня из горла вырвался стон. Рычание перешло в мурлыканье, а так как зубы его сомкнулись у меня на позвоночнике, этот низкий, глубокий ритм побежал по позвоночнику вниз, и тело загудело камертоном.

Я вскрикнула — уже не от страха или торжества.

Он ослабил кольцо ног вокруг моей талии, но я лежала, обмякнув, прислонившись к нему. Он медленно, напряжённо расплёл ноги, будто ждал моей реакции, но мне было не до реакций. Я ждала, ждала, чтобы он овладел мною — да, овладел, другого слова не подберу. Такое было чудесное ощущение, мир, покой, безопасность.

Он не выпускал мою шею из зубов, рукой держа меня за волосы, но вторую руку стал медленно убирать. Я тонула в нем. Я скользила вдоль него, удерживаемая только зубами на шее и рукой в волосах. Юбка задралась выше пояса и ползла ещё выше, пока сползала я. Леси обхватил меня рукой за талию, задрав юбку ещё выше — случайно, думаю. Он встал на колени, увлекая меня за собой, и медленно убрал руку с моей талии. Я осталась стоять на коленях, чуть покачиваясь, потому что все мышцы расслабились, успокоились. Мне стоило усилий остаться стоять и не свалиться на пол, хотя помогали его рука в волосах и рот, держащий за шею. И эти усилия помогли мне начать возвращение в собственную голову — понемногу, не до конца, но меня здесь стало больше. Достаточно, чтобы и тревожиться, и наслаждаться из-за его укуса. Тревожиться, потому что как будет, когда он меня отпустит, вернусь ли я к тому холодному разуму? И наслаждаться, потому что та часть меня, что была не просто кошкой, млела от этой крепкой хватки, ощущения зубов в шкуре.

Я понимала, что мне лучше, потому что начинала слышать, что чувствует Леси. Это не был звук, но я не подберу другого слова, кроме «слышать». Он был напуган, возбуждён, раздосадован, сбит с толку, неуверен и встревожен. Эти эмоции паутиной обвивали в темноте моё тело. Паутины не видно, и когда проведёшь рукой, она рвётся, будто её и не было. У животных столько эмоций сразу не бывает. Недоумение с испугом — да, но не все прочие. Их было слишком много для моего зверя.

Свободная рука Леси возилась с резинкой моих трусов — юбка давно задралась выше пояса без его помощи. Он стянул мне трусы до колен, но ему приходилось делать это одной рукой, и потому получалось рывками, и приходилось перехватывать. Леси рычал от досады мне в кожу, и у меня дыхание перехватывало в груди, коленки слабели. Он крепко держал меня за волосы, и ясно было, что если я упаду на пол, то будет больно, а потому я смогла остаться на коленях. Мысль о боли помогла сосредоточиться, чуть больше вернуться в собственный череп.

Я хотела назвать его по имени — такое чувство, что это должно было помочь, — но не могла его вспомнить, не могла его произнести. Как будто «имя» — незнакомое мне понятие. Запах его — вот это я понимала. И попыталась произнести его вслух. С третьей попытки вышло.

— Радуга, — шепнула я.

Он стянул с меня трусы до колен, но от этого одного слова остановился. Руку он не убрал от моих волос, но поднял голову, разжав зубы, и дыхание его гладило сделанную им рану.

— Снежинка, ты меня слышишь? Ты здесь?

А я здесь? Слишком трудный был вопрос. И я слишком долго думала над вопросом, потому что следующее, что я почувствовала — как ткань его шаровар задела мою голую задницу. И голый пах.

Мой зверь прижался к нему моими бёдрами, но не чтобы его остановить. Неясные мысли сводились примерно вот к чему: он победил нас в бою и заслужил право на спаривание. Древний биологический императив: спариваться надо с лучшим, с самцом, гены которого помогут твоим потомкам выжить.

Кошка не возражала — она уже была готова. А у меня были проблемы, только я не могла вспомнить, в чем они состоят. Не могла думать, потому что и разумная моя половина согласна была, что Леси заслужил своё право здесь быть. Он нас спас. Спас всех добрых людей за дверью комнаты. И я отодвинулась от тела Леси. Отодвинулась — и страх его вырвался в полную силу. Он не знал и не мог знать, что это разум во мне хотел освободиться. Зверь учуял прилив страха, и из горла у меня вырвался крик, который я у себя не слышала. Не человеческий крик.

Леси потянул меня за волосы так, что я ахнула, но почему-то это меня успокоило. Больно, но при этом хорошо, и ощутилось как отклик того чудесного покоя, как когда он укусил меня в шею.

Он потёрся об меня головой, и зверь заёрзал ему в ответ.

— Не так встали, — прошептал он, и за волосы, как за рукоять, поставил меня на четвереньки, помогая себе другой рукой.

Кошка припала грудью к земле, подставляя мой зад, как будто у нас течка. Леси сдвинул трусы ещё ниже и они слезли. Пусть у Барса и была течка, но у меня — нет. Может, дело было в том, что я оказалась без белья, но такая поза с задранной голой задницей для меня была несколько унизительной. Я снова встала на четвереньки, чтобы это не выглядело, как будто я подставляюсь, и хотела заговорить, но тут он в меня вдвинулся, и я забыла, что хотела сказать.

Зверюга жаждала, но это случилось почти без прелюдии, и я была напряжена. Дико напряжена. Леси приходилось пробиваться внутрь. Он за волосы пригнул меня к ковру, как было, и это было столь же унизительно, но мне было наплевать. В первый раз мы с моим зверем были согласны.

Он трудился, пока не залез до упора, и тут остановился в нерешительности, застыл.

— Любимая, ты меня слышишь?

Слышу? Слышу? Кошка во мне заорала, и этот крик вырвался у меня изо рта. Я потеряла завоёванную территорию, поскольку зверюга совсем не враждовала со мной — ни капельки. Она стала двигать бёдрами, и хотя Леси остался неподвижен, мы стали выдвигать его из нашего тела, наружу, наружу, и когда самый кончик готов был выскочить, мы насадили себя на него.

— Ох ты… — донёсся его хриплый шёпот.

Мы двигались на нем, насаживались изо всех сил, глубоко, сильно, резко. Как будто что мы ни делай — все мало будет. Я ещё недостаточно раскрылась для такой резкости. Я почти тормозила его стенками, потому что ещё не раскрылась, но меня несло. Даже мысли не было насчёт подождать — только голая жадная потребность. Я хотела, чтобы он меня трахал — слово «секс» слишком приличное. И я не могла его заставить делать то, что хочу. Я хотела глубже, больше, и чтобы он мне помогал.

Он выпустил мои волосы, взял меня за бедра и поскакал в нашем ритме — кошкином и моем. Мы толкались и налезали, и как тогда в танце, моё тело следовало за ним, а не его за мной.

Это был танец плоти — его в моей, пока я не стала горячей и влажной, и он стал легче во мне двигаться, наружу и внутрь, внутрь и наружу. И когда он заскользил, то вдвинулся глубже, резче, будто понял меня без слов. Он чуть передвигал меня руками, пока не нашёл то местечко, которое искал, и тут всадил в меня так, будто хотел вылезти с другой стороны, и я заорала.

Он расширил меня резкими движениями, заставил принять его целиком и ещё чуть-чуть, и ту же воспользовался этим крохотным зазором. Он пошёл кругами, гладя мои стенки. Такой тонкой ласки никогда я не ощущала, когда мужчина бывал во мне. Так осторожно и притом такими мощными движениями бёдер. Это требовало куда больше силы, чем просто в меня всаживаться; силы самого разного рода.

Ударом вверх при движении назад он нашёл это местечко, никогда ещё не было такого.

И каждый раз, когда он по нему проскальзывал, у меня перехватывало дыхание, и он это слышал, потому что снова изменил ритм, потому что стал гладить его снова и снова. Не кончиком, но головкой и стволом, насколько мог только туда прижаться. Он гладил меня собой так, как раньше получалось только рукой и пальцами. И как всегда, когда этого места касаются так, как надо, ощущение было чуть-чуть по эту сторону боли.

Давление все росло и росло, балансируя на самой грани «слишком много». Такое наслаждение, что становилось почти болью. И наслаждение тоже росло, как что-то тёплое, расширяющееся, будто оргазм — это что-то отдельное от меня, оно вырастет и вырвется из тела.

Я смогла прошептать — почти прошипеть — его имя:

— Леси…

Он на долю секунды замедлился:

— Снежинка, ты…

— Не останавливайся, ради космоса, не останавливайся!

Он не стал переспрашивать. Чуть изменив положение, он закрыл глаза и отдался ритму собственного тела. Я пыталась двигать бёдрами, но его руки сжали меня туго, удерживая на месте. Удерживая неподвижно.

Росло и росло давление, оно переполняло тело, рвалось наружу — и вырвалось. Вырвалось в хлынувшем между ног потоке жидкости, с визгом, с царапаньем моих ногтей по ковру.

Леси последний раз глубоко и сильно вдвинулся меня, и громко, торжествующе зарычал. Поток энергии и жидкости унес меня в нирвану.

Придя в себя, чуть отодвинулся от меня, и я распласталась на ковре, не в силах шевельнуться. Блин, да мне даже смотреть было трудно, перед глазами расплывалось.

Он подполз ближе, отвёл мне волосы с лица и поцеловал.

Я нежно но вяло поцеловала его в ответ, он взял меня на руки, и отнес в мою постель, лег рядом, обнял меня, живот, и под его ласковые слова и в его крепких объятиях я и уснула. Счастливая и с улыбкой на лице.

Проснулась от нежных поглаживаний… я аж зажмурилась, не веря…

Тут грудным голосом рассеялись и меня поцеловали…

Я ответила.

Он печально оторвался, прижался лицом к моему животу… и так печально просительно посмотрел…

— Я тебя просила, любимый! Радужная ласка ты моя. И чмокнула в губы.

Тут мой животик заурчал, и мы весело рассеялись. Потом я прижалась к нему сильнее и попросила заглянуть с Зэтой. Моей чёрной звездочкой… сегодня. Я очень соскучилась…

Он меня обнял. И так мы сидели, пока мой живот не заурчал повторно. Он накинул на меня строчку, одним движением, которую я стала носить, потому, что ночью стала замерзать…