Кости зверя

Глава восьмая

Перед тем как спуститься с винтовой лестницы, я окинула взором полянку с полевыми цветами. «Даже самый незначительный жест может оказать величайшее влияние», – повторяла мне мать. Взяв фарфоровую вазу из шкафа у дальней стены, я принялась рассматривать цветы, стараясь вспомнить, какие из них больше всего нравятся Дженни. Их тут росло очень много, от обыкновенных маргариток до редких, экзотических видов. Дженни могла бы назвать по имени каждый цветок и каждую травинку. В спокойные дни она водила меня туда-сюда по склону, рассказывая, для чего годится то или иное растение и каково его символическое значение. Я смогла запомнить лишь пару невзрачных травок для зелий.

Я остановилась возле одного особенно высокого и изящного растения. Его длинный стебель с пучком свисающих листьев венчал широкий конус из ярко-белых цветочков. Они напомнили мне Дженни, такую же бледную, прекрасную и хрупкую. Сорвав несколько таких растений, я поставила их в вазу. Они смотрелись одиноко, поэтому я добавила несколько фиолетовых, похожих на звездочки цветков, свисавших с лиан в темном углу.

Я понесла вазу вниз по лестнице на второй этаж. Дверь в мою комнату слева была открыта, а в самой комнате до сих пор были разбросаны различные безделушки и разные вещицы, оставшиеся с тех пор, как это помещение служило Джекаби кладовкой. Комната Дженни находилась по другую сторону коридора. Подойдя к ее двери, я тихонько постучала.

– Дженни, это я, Эбигейл. Ты там?

Ответа не было. Я робко подергала за ручку, и дверь со скрипом приоткрылась.

– Дженни! Я принесла тебе цветы. Я просто хотела…

Дверь внезапно распахнулась внутрь, и я чуть не уронила вазу. В дверном проеме стояла Дженни, волосы ее струились изящными серебряными кудряшками, обрамляя нежные скулы. Платье выглядело безупречным, а лицо излучало радость и довольство, без всяких признаков гнева.

– Эбигейл, это мне? Какая же ты прелесть!

– Я… я просто… – поморгав, я продолжила: – У тебя… все в порядке?

– Конечно, дорогуша. У меня всегда все в порядке.

Я стояла в коридоре, испытывая нараставшую неловкость.

– Я просто… подумала, что тебе могут понравиться… вот эти цветы, – пробормотала я, – чтобы украсить прикроватный столик.

Дженни обернулась. Улыбка ее на мгновение дрогнула.

– Да, я понимаю, что тебе не нравится, когда в твою комнату заходят посторонние, – вспомнила я слишком поздно. – Вот, возьми, поставь сама.

Когда-то Дженни принадлежал весь этот дом. Ее, похоже, мало беспокоило то, что Джекаби занял каждый угол во всех остальных помещениях, но к своей спальне она относилась весьма ревностно. Зачем ей нужна своя спальня, я не понимала – насколько я знаю, она никогда не спала, – но тем не менее я никогда не ставила под сомнение ее привычки и не собиралась сомневаться в них сейчас. Стараясь не переступать порог, я протянула вазу.

– Увы, боюсь, я не смогу, – вздохнула она нежно, поднимая полупрозрачные руки. – У меня пропали перчатки.

С момента своей гибели Дженни могла взаимодействовать только с теми вещами, которые некогда принадлежали ей самой. Чтобы преодолеть это ограничение, она часто надевала пару своих старых кружевных перчаток, позволявших ей прикасаться к предметам материального мира. Она настолько редко показывалась без них, что я и забыла, насколько они ей необходимы.

– Неужели у тебя нет запасной пары? – спросила я.

– Есть, даже несколько. Но они пропали все.

– Джекаби?

– Предполагаю, что да. Но вы все утро отсутствовали, и у меня не было случая спросить его. Меня это чрезвычайно расстроило, но разве с этим человеком бывает иначе?

Она вздернула голову, показывая свое раздражение, но во всей ее манере держаться не было заметно ни следа прежней безумной ярости.

– Что ж, дорогая, тебе необязательно стоять в коридоре. Заходи, поставь букет на столик и поведай мне о ваших последних похождениях.

Дженни грациозно пропарила через всю комнату и отдернула занавески, впуская солнечный свет. Я неуверенно шагнула внутрь. В жизни на Авгур-лейн было столько всяких неожиданных событий и поворотов, что у девушки в любой момент мог случиться нервный срыв. Комната Дженни всегда оставалась идеально прибранной, кровать – аккуратно заправленной, а пол – отполированным до блеска. На широкий шкаф из розового дерева не осмеливалась сесть ни единая пылинка, хотя его содержимое оставалось нетронутым уже лет десять. Если бы Дженни не начала одалживать мне свою одежду с возрастающим энтузиазмом, весь ее гардероб ожидала бы скучная и незавидная участь.

Я поставила вазу на столик и поправила цветы.

– Асфодели и паслен сладко-горький, – раздался прямо у меня за плечом голос Дженни, когда я выпрямилась. – Любопытное сочетание. Конечно, ни в одном другом саду они не растут вместе: им требуется совершенно разный климат. Джекаби называет это каким-то впечатляющим термином. Транстемпоральное сезонное произрастание или что-то вроде того. Мне кажется, ему становится легче, когда он дает подобным случаям разные мудреные, якобы научные названия, хотя такие объяснения, по сути, ничего на самом деле не объясняют. Асфодели не растут так далеко на севере, они не принадлежат этим краям, – тут она задорно подмигнула мне. – Впрочем, как и я.

Я улыбнулась, ощущая, как спадает напряжение. Было приятно видеть, что к моей подруге вернулось былое присутствие духа.

– Белые цветы напомнили мне тебя, – сказала я. – А лиловые просто понравились.

– Хороший выбор для юной и подающей надежды исследовательницы. Паслен сладко-горький символизирует истину, что очень даже подходяще, на мой взгляд. Истина часто сладка и одновременно горька.

– А эти белые что обозначают?

– Асфодели? – Дженни протянула тонкий палец к склонившему голову белому соцветию и отдернула, прежде чем он прошел через цветок. – Ах, не стоит забивать себе голову всякой ерундой. Вряд ли ты захочешь выслушивать мои скучные рассуждения о цветах. Расскажи лучше о своих приключениях, Эбигейл. Вы расследуете какой-нибудь новый дьявольский случай?

– Да. Кости, трупы и все такое. Завтра отправляемся в долину Гэд.

– Это не там несет службу твой симпатичный молодой полицейский? Напомни, как его зовут?

Щеки у меня покраснели, отчего Дженни проказливо улыбнулась.

– Я бы не сказала, что Чарли мой. Но да, он тоже принимает участие в расследовании. Не думаю, что в мире хватит цветов, чтобы воплотить эти бесплодные романтические грезы в реальность.

– Тебе не нужны цветы, дорогуша. Тебе нужна уверенность в себе. В следующий раз, когда ты с ним увидишься, подойди прямо к нему и поцелуй его в красивую щечку.

– Дженни!

– Удача сопутствует смелым, Эбигейл!

– Ну, это вряд ли. В прошлый раз, когда я проявила смелость, он едва не погиб, а потом ему пришлось сменить фамилию и отправиться за сотню миль. Не слишком удачное начало отношений.

– Вот глупышка. Напротив, лучше и не придумаешь. Он ведь рисковал своей жизнью ради тебя.

– Все равно вряд ли что-то у нас получится. Тем более что я уезжаю не в романтическое путешествие, а по гораздо более серьезному делу. Мне предстоит расследовать убийство и найти убийцу.

– Ну а после великой битвы можно будет и поцеловаться, – улыбнулась Дженни, несмотря на мои протесты, и тут же мечтательно посмотрела в окно. – Мой жених тоже однажды дрался из-за меня. Ему пришлось несладко, бедняжке: из него еще тот боец. Ну и вид у него был после драки: в каждой ноздре по марлевому тампону, один глаз весь заплыл – но все равно это было очень мило и глупо. Я ему столько всего наговорила… прежде чем поцеловала его. – Она обернулась и многозначительно посмотрела на меня. – Потому что так это и делается.

– А каким он был, – поинтересовалась я, – твой жених? Ты никогда мне о нем не рассказывала.

Дженни на мгновение задумчиво приподняла бровь и посмотрела куда-то вдаль, но тут же спохватилась, хитро улыбнулась и пригрозила пальцем.

– Ах, ладно тебе, Эбигейл. Мы же говорим о тебе.

– О чем тут говорить?! Я отправляюсь на задание. Грязь. Кости. Трупы. Злодеи. Вряд ли Чарли думает о чем-то еще. Если бы он захотел поцеловать меня на прощанье, я, конечно, была бы не против. А теперь… я… в общем, это сложно…

Я смутилась, и у меня снова запылали щеки. Мне захотелось перевести разговор на другую тему.

– Попытка не пытка. Нельзя же всю жизнь прожить, не воспользовавшись ни единым шансом, – покачала головой Дженни.

– Тебе-то легко говорить. Тебе, может быть, это кажется пустяками, а ведь передо мной еще вся жизнь, которую я могу испортить.

Дженни замолкла, взор ее потух, и я поняла, что переступила черту.

– Дженни, я не хотела… – начала было я, но призрачная девушка уже растворялась в воздухе. Через мгновение она и вовсе исчезла.

– Прости, – прошептала я уже пустой комнате.