Кот госпожи Брюховец

Глава 12

Следователь Вирхов был невысокого мнения об умственных способностях популярных шансонеток, но Дашка-Зверек – в трезвом виде, разумеется! – мыслила вполне логично и здраво. В поле ее зрения попадали, конечно, всякие глупости – наряду с существенными деталями. Но в том-то и состояло искусство дознавателя, чтобы отделить зерна от плевел, найти жемчужину в горе мусора.

Размышляя о вчерашнем происшествии в Воздухоплавательном парке, он все более склонялся к мысли, что несчастный случай, повлекший за собой гибель отца Онуфрия и Степана Студенцова, мог быть хорошо спланированной преступной акцией, хотя, по его сведениям, военные следователи, опросившие и священнослужителей Мироновской церкви, по-прежнему настаивали на несчастном случае. В глазах Вирхова особенно подозрительным выглядело исчезновение господина Глинского – не скрывается ли злодей от возмездия? На нехорошие мысли наводило и мимолетное Дашкино упоминание, что господин Оттон, служащий банка Вавельберга, – насмешник и скрытый социалист. В таком случае он прекрасно маскируется.

Вирхов крякнул: да ведь социалистические взгляды, тем более, тайные, встречаются сплошь и рядом, мода такая. Особенно в среде людей мыслящих, интеллигентных, образованных. И как это они не задумываются о последствиях таких настроений, почему не видят дальше собственного носа? Но приверженность социалистическим взглядам – еще не доказательство умышленного убийства священника и гостинодворца!

Жаль, что господин Глинский пока недоступен для дознания. Жаль, что неуместный ночной визит грека-коммерсанта помешал следователю побеседовать с Марией Николаевной Муромцевой. На ее наблюдательность Вирхов возлагал большие надежды. И вот на тебе – с утра пораньше барышни нет дома... Вирхов решил, если владелица частного бюро «Господин Икс» не появится в его кабинете в течение дня, то вечером он сам нанесет визит в Пустой переулок. А к тому времени кандидат Тернов, возможно, разыщет Платона Глинского – чувство вины придаст юнцу силы, чтобы прочесать вдоль и поперек весь Эрмитаж, да и Петербург в придачу!

–Господин следователь! – в дверь кабинета просунулась голова дежурного курьера. – Чрезвычайное происшествие! Покушение на убийство! Преступник доставлен. Велите пустить?

– Что еще? – Вирхов в полном недоумении приподнялся с кресла. – Пусть введут.

Голова курьера исчезла, дверь широко раскрылась, и в ее проеме один за другим появились доктор Коровкин, придерживающий какую-то стенающую бабенку, здоровенный смурной мужик и старый знакомый Вирхова: младший помощник пристава из родной Адмиралтейской части.

– Разрешите доложить, господин следователь! – Помощник пристава, капитан Билетов выступил вперед и вытянул руки по швам.

– Докладывай.

Вирхов медленно выходил из-за стола, не спуская глаз с растерянного доктора Коровкина, на лице которого застыла брезгливая гримаса.

– Сей лудильщик выбросил бабу свою из окна на мостовую. Убить хотел. Свидетель подтверждает.

– Убить? – Вирхов воззрился на хмурого мужика. – За что?

– За Ваську, ее проклятого кота, – злобно ответил непротрезвевший лудильщик. – При живом муже кота звать, орать на всю улицу, семью позорить.

– Врет он, господин следователь, – плаксиво запричитала растрепанная баба, одутловатое лицо которой было в свежих и радужных кровоподтеках. – Изверг он, кажинный день смерти жду, кажинный день пьянствует, кулаками машет... Одно утешение – Васенька, хоть синяки залижет...

– Нишкни, дура, – лудильщик повернул кудлатую голову к жене, – все равно убью. С каторги вернусь, прибью тварь поганую.

– Молчать! –рявкнул Вирхов. – Развели здесь черт знает что...

– Женщина нуждается в медицинской помощи, – сказал доктор Коровкин, – кажется, у нее сломаны ребра.

– Все равно убью, – мрачно уставившись на свои стоптанные сапоги, повторил лудильщик. – Думаете, вам все дозволено? Так вот вам – выкусите.

Он поднял к своему носу огромный кукиш.

– Никак и этот марксистской белены объелся?

О степени охватившей Вирхова ярости свидетельствовала мертвенная бледность, разлившаяся не только по его лбу и щекам, но и по едва двигающимся губам.

– Дождется бомбы папаша, – зарычал мужик. – А сынка его сам зарежу!

– Вон! – Вирхов, вне себя от гнева, отступил назад и нажал кнопку электрического звонка. – Вон! С глаз моих!

– Не нравится, правда? – выкрикнул мужик. – Глаза колет? Значится, власти все дозволено? Значится, сынок могет чужими бабами пользоваться?

Вирхов смотрел на наглую рожу мужика с омерзением, смешанным с оторопью.

Капитан Билетов кашлянул.

– Сей мужик утверждает, что баба его гуляет с сынком самого... – громким шепотом сказал он и, шагнув к Вирхову, едва слышно произнес имя высокопоставленной персоны. – За то и из окошка ее выбросил.

Вирхов побагровел. Только теперь он понял, почему младший помощник пристава, ответственный за арестантскую часть на своем участке, приволок пьяницу в следственную камеру: дело приобретало государственный характер. Увидев в открытых дверях кабинета дежурного курьера, Вирхов стукнул кулаком по столу и, судорожно заикаясь, выговорил, тыча пальцем в присутствующих:

– Э... э... э... бабу в больницу. А э... э... его на экспертизу, к Николаю Чудотворцу... Да глаз не спускать...

Курьер кликнул подмогу, и через минуту в кабинете Вирхова остались лишь помощник пристава Билетов и доктор Коровкин. Вирхов прикрыл веки, глубоко вдохнул. Потом повернулся к капитану:

– Составить донесение по всей форме. В соседней комнате бумага. Пока ведем расследование, никому ни слова – дело деликатное. Секретность должна быть полной.

– Так точно, господин следователь! Слушаюсь. – Помощник пристава, пятясь и бессмысленно кланяясь, выскользнул из кабинета.

– Присядьте, дорогой Клим Кириллович. – Вирхов указал доктору на диван. – Как вас-то угораздило попасть в эту безумную историю?

– Случайно, Карл Иваныч, совершенно случайно, – оправляя пиджак, который хотелось немедленно отправить к прачке, старинный друг следователя опустился в кожаные объятия. – Навещал сестер Шнейдер, известных акварелисток. Одна из них страдает «египетской болезнью». Нашел для нее лекарство. Да и сам едва не погиб...

– Надеюсь, лудильщик на вас не покушался? – поднял белесые брови Вирхов.

– Бог миловал, – ответил доктор, – но бабу свою едва ли не мне на голову выкинул, я чудом увернулся. Не мог оставить пострадавшую без медицинской помощи, а в кутузке пристав распорядился к вам ехать. Какой контраст с тем, что я видел в квартире своих пациенток! Кстати, они говорили о господине Глинском. Помните такого?

– Не только помню, – Вирхов встрепенулся, – но уже вторые сутки ищу. Где ж он прячется?

– Насколько я понял, он в имении князя Путятина, в Бологом. Князь занимается археологией, ведет раскопки. Господин Глинский приезжает по мере надобности для экспертиз. Он крупный специалист по материальной культуре древних времен.

– Не знаете ли случайно, когда вернется в столицу? – с надеждой спросил Вирхов.

– Вроде бы пробудет там дня два, – припомнил доктор, – скоро появится. Может быть, завтра.

– А Павел Миронович этого узнать не мог... – то ли с сожалением, то ли с укором протянул Вирхов. – Где-то прохлаждается, небось опять за Дашкой ухлестывает. А мне мифологию преподносит – якобы сотрудников Эрмитажа расспрашивает. Ни на кого положиться нельзя.

– Сочувствую вам, Карл Иваныч. Трудно работать, когда кругом безалаберность и безумие. Вам, наверное, некогда заняться Воздухоплавательным парком.

–Истинно так, – ответил тронутый сочувствием Вирхов. – Лето – пора благодатная, в столице преступлений немного, весь сброд в дачную местность перемещается. Думал, разберусь быстро. А вон как выходит. И у Марии Николаевны нет минутки, чтобы поделиться своими наблюдениями?

– Занята собственным расследованием. Карл Иваныч, если вы не возражаете, я сейчас же отправлюсь в ее бюро и попрошу, если застану, посетить вас. Да и мне надо выяснить, когда она освободится, чтобы сопроводить ее на дачу.

– Буду вам весьма признателен. Если Марию Николаевну не застанете, помогите старику еще разок – загляните в «Аквариум». Только вам и могу довериться, по старой дружбе обращаюсь со щепетильной просьбой: если обнаружите в этом логове разврата моего помощника, кандидата Тернова, гоните поганой метлой на службу.

Доктор улыбнулся, встал и кивнул в знак согласия.

– В наше время молодежь была другой, – пожаловался Вирхов. – А сейчас все считают возможным дерзить, объяснять пренебрежение службой – низким жалованьем. Как будто никогда не слышали о долге! О чувстве ответственности!

Вирхов проводил доктора Коровкина до дверей и вернулся к столу. Он посидел несколько минут в полной тишине. Затем велел письмоводителю связаться по телефону с железнодорожной станцией Бологое и выяснить, куплен ли господином Глинским билет до Петербурга. А сам, надев фуражку и оправив китель, решил наведаться к господину Оттону, благо присутственный день в банке уже закончился. Так сказать, прощупать его политическую благонадежность, своими собственными глазами убедиться, что служащий банка Вавельберга не причастен к преступному деянию. Вирхов знал, что личный визит следователя всегда вносит смятение в душу человека – иной раз тот невольно выдает себя из страха. Кроме того, личный осмотр иногда дает ключ к разгадке преступления – вещи хозяина, предметы обстановки и обихода сами говорят о том, что хозяин желает скрыть. А если Дашка-Зверек не ошиблась в своих предположениях, если деревянный футляр в руках Студенцова был замаскированным взрывным устройством и если получен он из рук Густава Оттона, то Оттона должно взять под наблюдение. Решение принимать ему, следователю.

Густав Оттон снимал квартиру в Дмитровском переулке. Опытный взгляд следователя сразу прикинул стоимость жилья – не меньше ста рублей в месяц. Господин Оттон жил на широкую ногу. Дожидаясь хозяина в гостиной, Вирхов оглядывал модное убранство: дубовый резной шкаф, где рядом с Брокгаузом и Эфроном разместились книги с тщательно подобранными переплетами, диван, кресло-качалка, телефон под орех. В деревянной резьбе мебели и в мелких безделушках, в шторах и сиреневато-серой обивке дивана и кресел повторялся узор из неведомых плодов и растений фантастической формы: искусственно вытянутых, надломленных, причудливо соединенных друг с другом.

На тумбе орехового дерева, с резными накладками, изображавшими увитых водорослями морских чудовищ, стоял граммофон с жемчужно-серым раструбом, рядом лежали пластинки. Вирхов взял одну, с наклейкой ярко-красного цвета, какими граммофонные фирмы обычно метили пластинки самых лучших, самых известных певцов – и стал разглядывать этикетку с фамилией знаменитой Вяльцевой. Тяжелый, глухой удар за спиной заставил его резко обернуться: черный котище с белыми лапками спрыгнул с широкого подоконника и, скользя брюхом по ковру, подбирался к его сапогам.

– Добрый день, господин следователь!

Хозяин квартиры, в легкой домашней куртке, появился незаметно –благодаря мягким бархатным туфлям двигался он совершенно бесшумно.

Вирхов заметил, что хозяин слегка встревожен: отводит взор, поглядывает на картонную коробку, придвинутую к когтистой лапе – ножке шкафа.

– Прошу садиться. – Господин Оттон указал Вирхову на кресло, и пока гость устраивался, попытался задвинуть ногой коробку за дубовую когтистую лапу. – Чем обязан столь дорогому гостю?

– Хотелось бы уточнить некоторые детали расследования, связанного со вчерашним происшествием.

Самоуверенный кот уселся у ног Вирхова и внимательно следил за руками следователя.

– Всегда к вашим услугам.

– Не припомните ли, господин Оттон, – косясь на кота, продолжил Вирхов, – откуда у покойного Студенцова взялся деревянный футляр? Что в нем было?

– Если не ошибаюсь, вчера вы уже спрашивали об этом. Увы, проявил постыдное равнодушие, не полюбопытствовал. И минувшей ночью все припоминал – ничего нового в памяти не забрезжило. Если б что вспомнил – счел бы за долг гражданина явиться на Литейный. – Господин Оттон сыпал пустопорожними, ничего не значащими словесами слишком поспешно. – А так сижу здесь в обществе кота. Благодарение Богу, одного. Хотели родственники еще одного всучить, едва отбоярился. Согласитесь, кота нынче пристроить непросто – разве что подкинуть кому-нибудь.

– А я слышал, – осторожно продолжил Вирхов, пропуская мимо ушей кошачий вздор и отодвигая ногу, о которую шеей терся кот, – что подобные забавные футлярчики водились и у вас.

– Вы про чертиков? – Банковский служащий скривился. – Как-то в «Аквариуме» выиграл в карты у одного балбеса – он отдал мне долг такими шкатулочками. Я его на дуэль вызвал. Не явился, конечно.

– А шкатулочки где? Взглянуть бы...

– Раздарил подружкам, – выпалил без запинки господин Оттон. – Одну даже самой Вяльцевой преподнес. Кстати, не хотите ли послушать!

Хозяин дома проворно вскочил с кресла и устремился к граммофону.

– Такое развлечение не всем доступно, – заметил Вирхов, – пластинка-то рублей шесть стоит, дороже серебряных карманных часов.

– Мой двоюродный дядюшка оставил мне порядочные средства, могу поддерживать достойное существование.

Нахваливая исполнительское искусство знаменитой певицы, господин Оттон поставил диск и опустил на него иглу. Насторожившийся Вирхов все более укреплялся в подозрении, что хозяин желает всячески отвлечь его внимание. Но от чего?

– Васька! – Густав Оттон неожиданно хлопнул в ладоши. – Алле!

Кот с неохотой оставил ногу Вирхова и уселся у столика с граммофоном, уставившись на простертую к серому раструбу руку хозяина.

Раздался дивный голос, низкий, грудной, чуть в нос, протяжный:

Ты не спрашивай, не выпытывай,

От меня не узнаешь ни слова...

Оттон взмахнул рукой, кот задрал голову.

Не прочесть тебе, что в душе моей,

– Мяу-мяу...

Ты ли мне, иль другой милей!

– Мяу-мяу-мяу...

Одуревший от кошачьего пения Вирхов поднялся и сделал хозяину знак – прекратить неуместный концерт. Густав Оттон повиновался.

– А Дарья смеялась до упаду, – сказал он, пряча глаза. – Дрессированные коты не так часто встречаются. А мой имеет способности необычные.

– Отдайте его в цирк, – нелюбезно предложил Вирхов. – А за сим позвольте откланяться.

– Всегда готов служить вашему благородию, –заглядывая в глаза Вирхову и направляясь с ним к дверям, хозяин говорил без умолку, преувеличенно льстивым тоном. – Весьма тронут высочайшим визитом. Скорблю, что потратили на меня драгоценное время. Если возникнет надобность в моей скромной персоне, прошу не утруждаться, извольте телефонировать, примчусь быстрее ветра...

Вирхов остановился, сурово взглянул в бегающие глаза:

–И против осмотра возражать не будете?

– Никак нет, ваше благородие, – заверил гостя хозяин. – Никак нет.

–В таком случае позвольте взглянуть вон на ту коробочку. – Вирхов указал на картонку, наполовину высовывающуюся из-под шкафа. – Не возражаете?

Хозяин побледнел и сглотнул слюну.

– Так вы позволите? – насупил белесые брови Вирхов.

Хозяин кивнул, но с места не сдвинулся.

Вирхов направился к картонке. Выдвинув ее из-под шкафа, он осторожно приподнял крышку и воззрился внутрь: содержимое коробки было весьма необычным – холщовый фартук, мастерок и молоток.