Кот, который приезжал к завтраку

Глава одиннадцатая

Квиллер мог о том и не знать, но «битву мясного хлебца» он проиграл. В субботу две голодные и негодующие кошки принялись выть перед дверьми его спальни в шесть утра. Он терпел это почти целый час, а потом — босой, в пижаме — пошёл в кухню приготовить неблагодарным мерзавцам ещё одну тарелку мясного хлебца. Они притихли, пока он резал хлебец, на сей раз кроша его, а не просто разделяя ломтики. Были спокойны, когда он ставил тарелку на пол. Просто смотрели, глазам своим не веря, как бы говоря: «Что это за вздор? И нам предлагается есть этот собачий обед?» Как раз в тот момент, когда они брезгливо потрясли лапами и отошли от тарелки прочь, раздался стук в дверь.

Квиллеровы часы показывали семь пятьдесят. Это, верно, Митчел — кто ещё? Пожалуй, он принёс весточку от Райкеров. Возможно, они вчера вечером не прибыли. Он с тревогой распахнул дверь.

К его смущению, то была Джун Холибартон, полностью одетая и щурившаяся сквозь дымок сигареты, которую изящно держала в руке. Она оценила его мятые пижамные штаны и всклокоченные волосы и ехидно усмехнулась.

— Хотите пойти со мной к завтраку? Идёмте как есть.

— Извините, — сказал он. — Ещё парочку часиков я к трапезе готов не буду. Ступайте уж без меня. Они готовят великолепные закуски.

— Это мне известно, — высокомерно ответила она. — Я провела в этом коттедже два уикэнда, сохраняя вашу постельку тепленькой. Кто-нибудь говорил вам, что я руковожу в отеле развлечениями? Пока вы тут сидите и в потолок глядите, могли бы написать для меня кое-какой матерьялец. Не гарантирую, что его использую, но для вас это была бы недурная практика. — Эти наглые замечания были высказаны с надменной улыбочкой — её личной торговой маркой.

Квиллер писал капустники в колледже, когда у неё ещё зубы резались. Прежде чем он успел придумать возражение в границах приличия, сзади подошёл Коко и взлетел к нему на плечо, закачавшись там, словно готовясь к прыжку, и пронзая пришелицу своим лазерным взором.

— Что ж, — сказала она, — тогда заходите в «Пять очков» выпить, послушать музыку или зачем угодно и когда угодно.

Она стряхнула с сигареты пепел, откинула назад блестящие рыжие волосы и лениво пошла прочь. Коко спрыгнул на пол, и Квиллер сказал:

— Благодарю. Ты молодец! Скажи-ка, что бы для тебя сделать? Я накрошу несколько копченых устриц и добавлю их к мясному хлебцу.

Обе кошки принялись за экзотическое блюдо и повытаскивали устриц, упорно пренебрегая мясным хлебцем.

— Кошки! — сказал Квиллер. — Вам не победить!

За собственным, своим завтраком он съел ветчину в тесте с сырным соусом, а потом тресковые биточки с яичницей. По позднему времени занят оказался только один столик — семьей, остановившейся в «Двух очках»: папа, мама, мальчик на высоком стульчике и малышка, которую привлекли Квиллеровы усы. Когда он неосторожно встретился с ней глазами, она сползла со своего стульчика и подковыляла к его столу, предлагая ему кусочек частично уже изжеванного тоста.

— Сандра, не беспокой дядю, — сказал её отец.

— Она очень дружелюбная, — сказала её мать.

Квиллер внутренне взвыл. Он чувствовал себя осаждённым: капризные кошки, бренчащие соседки-пианистки, а теперь ещё и общительные младенцы! Когда он вернулся в «Четыре очка», пианистка исполняла гаммы и упражнения для пальцев — монотонный концерт, который мешал сосредоточиться на чтении или письме. Наконец наступила тишина, и Квиллер испытал настоящее облегчение. И тут же раздался стук в дверь. Он в раздражении бросился открывать.

— Доброе утро, Квилл, — сказал Ник Бамба. Он вёл за руки двоих из своего выводка. — Амуретта хочет посмотреть на твоих кисок, а это Ясон, который только что окончил первый класс. Он у нас вице-президент по корзинкам для бумаг и мусорным бачкам.

— Мы проходили про индейцев, про птенцов и про камбузы, — сказал светловолосый мальчик. — Они жили в фигвамах с дыркой для дыма.

— А как чувствует себя нынче утром будущая мадам президент?

— Два в апреле, — сказала она и бросилась за Юм-Юм, которая улизнула от неё под диван. Коко взирал на всю эту суету с надменным неодобрением.

— Киски робкие, — сказал Ник. — Но теперь ты на них посмотрела и можешь катиться домой. Ясон, уведи сестричку. Мистеру Квиллеру и мне есть что обсудить.

— Ух-хо-ху-ха! — проорал Ясон. Схватил сестру за руку, и оба потащились по дорожке. Амуретта с тоской оглядывалась.

Ник протянул Квиллеру пластиковый мешок.

— Здесь несколько груш, Квилл. Я купил на распродаже целый бушель, но есть их надо немедленно.

— Спасибо. На крыльце посидим?

— Лучше внутри. Воздух сегодня поутру тихий, и голоса далеко разносятся. Ты уже был в центре? Пикетчики прибыли на первом же пароме и опять маршируют. Не хотят, чтобы остров от комаров опрыскивали.

— Что ты думаешь о выстреле в туриста?

— Шериф сваливает всё на шальную пулю. В этом он весь! Так что у тебя, Квилл?

— Я завёл тайного агента, который может действовать изнутри. На мой взгляд, аборигены настроены крайне враждебно. Они не наносят прямых ударов, но они повсюду, ими кишит весь курорт: поварята, слуги, мойщики посуды, рабочие дока, мастера на все руки и куча тех, о которых мы и не знаем. Они молчаливы, они таинственны, я уверен, что твои наружные ступеньки были в полном порядке, пока один из этих молчаливых островитян не приложил к ним руку, — может, вытащил под покровом темноты несколько гвоздей. К несчастью, у меня нет доказательств… Есть какие-нибудь новости с птицефермы в Локмастере?

— Это расследование заглохло, — сказал Ник. — Никто не умер, все хотят об этом поскорее забыть. Отравления не такая уж редкость.

— А как отреагирует на вчерашний выстрел Эксбридж?

— Это не для печати, Квилл, но он проталкивает запрещение охоты на острове. Ружейная пальба, говорит он, нервирует туристов, особенно тех, что из больших городов.

— Пикетчики горой встанут за старые добрые обычаи, — сказал Квиллер. — Кролик — основной продукт питания островитян и краеугольный камень их экономики.

— Хочешь ещё кое-что по секрету? Дон хочет, чтобы округ заасфальтировал прибрежные дороги и сделал из них одну кольцевую, пробив туннели в дюнах.

— Экологи, знаешь ли, сверхчувствительны к песчаным дюнам. А дачники будут биться против асфальтирования до последней капли своей голубой крови. А что вы с Лори думаете обо всех этих переменах?

— Это не то, о чем мы мечтали, — отнюдь нет, — но мы теперь в этом обеими ногами и каждым заработанным долларом плюс также и теми, которые ещё не заработали.

— Ник, я терпеть не могу пессимистов, но ручаюсь, что следующее, чего захочет Эксбридж, — устроить площадки для гольфа. Потом будет отменено постановление о запрещении автотранспорта. Появятся авторемонтные станции, дорожные пробки и бензоколонки рядом с маяком. Выхлопные газы погубят дикую природу, леса лишатся листвы, а Пиратское пойдет под строительство кооперативов. Остров будет продырявлен вентиляционными шахтами и сточными колодцами и, как решето, уйдет на дно озера.

— Квилл, я надеюсь, ты не собираешься описывать весь этот кошмар у себя в колонке? Учти, все это было между нами. — Ник встал. — Мне надо идти — много дел… Пока, ребятки, — бросил он сиамцам.

Квиллер пошёл вместе с ним по дорожке. Бездомные кошки, как обычно, околачивались вокруг помойных бачков.

— Они везде, — сказал Ник, — вокруг ресторанов, местечек для пикников, у причала — всюду, где есть еда. Эксбридж хочет, чтобы комитет здравоохранения их уничтожил.

— Если он такое предложит, то поимеет вторую американскую революцию.

— Ради бога, не упоминай об этом.

Квиллер резко вскинул глаза:

— Что это за шум?

— Это те, кто приехал на пикник, и туристы-однодневки, — ответил Ник. — Им отвели общественный пляж по другую сторону острова, но они предпочитают наш песочек. Их нельзя за это винить.

Квиллер расстался с ним и неторопливо пошёл через дорогу к пляжу, где визжали и бросались песком дети; молодежь качалась на бревнах, волейболисты выкрикивали добродушные угрозы и ругательства. Эта идиллическая сцена навела его на мысль написать сатиру на туризм, и он отправился обратно в «Четыре очка», чтобы устроиться за своей пишущей машинкой на закусочном столике. В голове у него родилась пародия на туристов, приезжающих на один день с собственной едой. Она потребует всего двух актёров — пары туристов в шортах, сандалиях и футболках Грушевого острова. Сцена будет представлять крыльцо отеля с качалками. Туристы будут качаться, есть ланч из коробок и читать вслух рекламный проспект.

Пародия подняла Квиллеру настроение перед вечером с четой Райкеров, и незадолго до восьми часов он вызвал экипаж и забрал их с ПП, где они остановились.

— Как вам понравился «Островок опыта»? — поинтересовался он.

— Мечта! — воскликнула Милдред. — Хозяйки гостиницы, безусловно, очаровательны!

— Но расценки у них зверские, — сказал Арчи. — Знаешь ли ты, сколько мы платим за люкс, который ты забронировал? Кроме нас, зарегистрирован только один гость, — это кое-что тебе скажет.

— Но декор утончённый, — настаивала Милдред, — и в нашем люксе такой прелестный подбор живых цветов! Розовые гвоздики и львиные зевы!

— Мне кажется, что эти женщины только для виду содержат гостиницу, — сказал её муж. — Они открыли её, чтобы им снизили налоги, сами же просто проводят лето, поддавая на бельведере.

— Да, они, кажется, самую малость попивают, — сказала Милдред, которая была уже в экипаже. — Ох! Разве это не самое отвратительное здесь здание? — добавила она, когда экипаж проезжал мимо гостиницы «Домино».

— Но оно популярно, — сказал Квиллер.

— Потому что цены нормальные, вот почему, — отрезал Райкер.

К отелю они пробились сквозь фалангу пикетчиков, туристов и бездомных котов. Милдред сказала, что это какое-то месиво. В вестибюле она заявила, что чёрные флаги чересчур мрачны. Потом заметила за столом заказов Дерека Катлбринка. Она обучала его в школе и аплодировала ему на пьесах Пикаксского театра.

— Дерек! Что вы здесь делаете? — крикнула она.

— На этой неделе играю капитана Хука. На следующей — Кинг-Конга.

Расцветая улыбкой, он устроил их в отдельную кабинку Корсарской комнаты. И незаметно сунул Квиллеру клочок бумаги, который тот опустил в карман.

У троицы старых друзей после недельной разлуки нашлось много тем для разговоров: выстрел на песчаной дюне, антикомариные меры и обычные газетные заморочки. Потом Райкер спросил у Квиллера:

— И ты считаешь, что вся эта чепуховина чего-то стоит? Ты что-то не забиваешь факс материалами до отказа.

— Ты переправился сюда только для того, чтобы проконтролировать своего сотрудника? — возмутился Квиллер.

— Не забудь, газета платит за твой кутёж.

— Что ж, — вымученно начал Квиллер: Райкер ведь не знал о его настоящей миссии. — У меня масса заметок и набросков, но мне нужно время, чтобы их систематизировать. Я, например, открыл, что Грушевый остров не грушевидной формы. Он, может, и был грушевидным пару столетий назад, но эрозия превратила его в равнобедренный треугольник.

— Это открытие мирового значения, — сухо отозвался издатель. — Посмотрим, как-то ты напишешь тысячу слов об этом глубоком предмете. Ты рекомендуешь опять поменять его название? Так оно у тебя будет звучать вроде какого-нибудь Греческого острова.

Закуски были поданы. Квиллер рекомендовал кайенскую кухню, и все трое заказали свиные отбивные этуфе.

— Так ведь это не что иное, как тушёные свиные отбивные, — сказал Райкер. — Милдред всё время их готовит. Много ли они платят этому повару из Нового Орлеана?

Когда всерьёз принялись за еду, Квиллер выложил им подробности истории со змеиным укусом — до сих пор не оглашенные им описания, реакции, предчувствия и выводы.

Милдред содрогнулась. Под впечатлением оказался даже Райкер, однако он захотел узнать, почему упомянутые факты были скрыты от газеты.

— Ведь это тянет на маленькую сенсацию: всеми любимый автор-миллионер спасает юную наследницу, — с профессиональным блеском в глазах заметил он.

— История, может быть, ещё не окончена. Они — семья необычная, а я приглашен к ним завтра на чаепитие.

— Кстати, о чае, — заметила Милдред. — Ты был в чайной? Они подают настоящий чай в толстых английских чайниках, тонкие фарфоровые чашки и песочное печенье — сколько влезет.

— Квилл и я, — сказал её муж, — наелись в Шотландии песочного печенья на всю оставшуюся жизнь. Оно вряд ли поразит меня, человека, посетившего эту страну. На печенье они определенно не делали никакого бизнеса, когда мы там были.

— А ходили вы в антикварную лавку? — спросил Квиллер.

— Да, и узнали женщину, которая её содержит, — ответила Милдред. — Она живёт в «Островке опыта». Мы видели её нынче утром за завтраком, но она держалась довольно холодно.

— Неудивительно, что у неё в лавке такие высокие цены, — сказал Райкер. — Ей приходится платить за этот люкс с живыми цветами и шампанским. Более того, её коллекция весьма сомнительна. У неё есть несколько копий стекла времён депрессии, которые она выдает за подлинники. Сейчас на рынке масса поддельных безделушек, всякого брик-а-брака и доколумбовских фигурок. Она что, не в курсе или мошенничает умышленно?

— А как отреагировал бы на это Эксбридж? — спросил Квиллер. — Он, видимо, крепко держит дело в руках.

— Ну, я не тот, кто ему об этом скажет. С ним в последнее время трудновато. Думает, что может учить нас, как издавать газету.

За десертом — неизбежным ореховым пирогом — Милдред спросила о сиамцах.

— Коко учится играть в домино, — сказал Квиллер, — и всякий раз меня обыгрывает.

— Должно быть, это нетрудно, — возликовал Райкер.

— А что вы думаете об островных котах?

Милдред, вечно участвующая в каких-нибудь благотворительных мероприятиях, горячо откликнулась:

— Их тут слишком много! Чтобы сохранить здоровую кошачью колонию в районе вроде этого, их надо отлавливать, кастрировать и освобождать, как делаем мы на материке.

— Нашим сотрудникам, — сказал Райкер, — наконец удалось убедить бюрократов, что это не только гуманно, но и гораздо дешевле, чем массовое уничтожение.

Квиллер, которому нравились всяческие авантюры, сделал хитрое предложение:

— Почему ты не пошлёшь сюда репортера, чтобы обсудить вопрос о диких котах с отдыхающими, лавочниками и с самим шефом-начальником? Ты мог бы получить неплохой фоторепортаж.

— Только не отправляй моего пасынка, — вмешалась Милдред. — Роджер мигом расхохочется — даже раньше, чем паром причалит.

После обеда, поднимаясь в экипаже по прибрежной дороге, Квиллер объявил, что остановился в отвратительной гостинице, чтобы сэкономить газетные денежки. Затем он уломал извозчика подождать, пока он покажет Райкерам четыре древесных ствола в гостиной и коттедж на «Очковом дворе».

— А ты тут клаустрофобию не схватишь? — спросил Райкер.

Сиамцы и Милдред не отказали себе в демонстрации взаимной привязанности (она когда-то две недели пробыла у них в няньках), а потом она взволнованно спросила:

— Где ты их достал? — Она указала на позолоченные кожаные маски.

— Это подарок ко дню рождения, — сказал Квиллер, подумав, что правды лучше не говорить. — Они кожаные. Ты что-нибудь знаешь насчёт такого рода работы?

— Да, знаю, — сказала она. — Это старинное венецианское мастерство, которое возродила одна молодая художница с юга. Она блестяще работает.

Потом Райкеры отбыли в свой ПП. Каждый насладился вечером: привычное подшучивание, откровенный разговор, обмен новостями. Новости о Нуазетте подтвердили Квиллерово подозрение, что она обманщица. Он сидел на крыльце и прислушивался, как Джун Холибартон импровизирует в джазовой манере. У неё опять был гость-мужчина. По голосу — молодой.

Сиамцы сидели с ним, они снова были друзьями. Перед уходом на обед он вдруг почувствовал, что от судьбы не уйдешь, и выдал им банку горбуши. Соседские посиделки всё ещё продолжались, когда он пошёл спать. И только разгрузив карманы, он вспомнил про клочок бумаги от Дерека. В записке стояло лишь одно слово: гумбо. Позже, уже погасив свет, он услышал у соседних дверей слова прощания и различил луч фонарика, бежавший перед гостем, удалявшимся — но не к лесной тропе на этот раз, а к «Очковому двору». Высокая, тощая, похожая на пугало фигура была не кем иным, как Дереком Катлбринком.