Гоша – волнистый зеленый попугай, мальчик, и живет он у соседей. «Я – мальчик!» – иногда ни с того ни с сего говорит Гоша, и еще он говорит кучу всяких слов.
Например, «Абра-кадабра!» и «Все это чушь собачья!».
Как он выуживает эти слова из окружающего информационного поля, неизвестно, а известно только то, что «Гоша хороший» от него полгода добивались.
И правильно, потому что Гоша – совершенная дрянь, а, значит, сказать, что он хороший, – погрешить против истины.
В доме он не дает слушать музыку, танцевать, садится на люстру и умудряется всех переорать.
Любит он только одного человека – соседскую девочку Наташу, которой он, растекаясь от любовного чувства, каждое утро принимается расчесывать клювом брови, а если Наташа отправляется умываться, летит за ней, садится на раковину и пытается под струю воды подставить попеременно то одно, то другое крыло, а когда она начинает делать уроки, пристраивается рядом, стараясь ухватить шариковую ручку за самый шарик.
Если это ему удается, ручка чертит в тетради прямую по диагонали.
Он обожает муку.
Если ее рассыпают на столе в надежде замесить из нее тесто, Гоша, тут как тут – немедленно пытается в ней искупаться.
Однажды он залетел за пирогом в горящую духовку и, обмахревший, вылетел из нее в один момент.
Кошек он не боится. Собак тоже. Как-то к ним зашла подружка Наташи с таксой Светой.
Гоша спикировал таксе на башку и клюнул ее, отчего такса чуть не рехнулась.
Однажды его потеряли, искали в квартире два часа, а он сидел на спине у Наташи, уцепившись за кофту лапами и клювом и распластав крылья – этакий одноглавый символ России.
И еще Гоша ко всем лезет в тарелки. Он и ко мне залез, когда меня пригласили на день рождения к Наташе.
Гоша непременно хотел склевать у меня весь рис. Я выставил вперед палец, желая отодвинуть нахальную птицу.
Мой палец уперся ему в грудку. Гоша растопырил лапы и расставил крылья, пытаясь сохранить равновесие. При этом он верещал что-то возмущенно на смеси человечьего и попугаячьего языка. Получалось что-то вроде: «Че-ты-рррр-всчи-кры-чи!»
Сильно я на него не давил, но попугай не отступил ни на шаг.
Я убрал палец и предложил мировую: «Я тебе рис отдельно на тарелку насыплю!»
Гоша косился на меня, но, казалось, все понимал. Я отделил на тарелке ложку риса и подвинул ее Гоше.
И тут он сказал слово «компромисс».
Все онемели. За столом установилась тишина. Слышно было только, как тюкает его клюв.
Расставались мы друзьями. Он даже сел мне на плечо и потребовал, чтоб я напоил его слюной.
Видите ли, друзья, в понимании Гоши, должны друг друга поить слюной. Я должен был, пожевав, ее приготовить, а он – влезть своим клювом ко мне в рот и напиться.
Я, косясь на Гошу на плече, сказал только: «Слушай, птичка, лети в свою клетку и пей там водичку», – на что попугай вдруг презрительно протянул: «Что-оооо?» – и тут же ко мне охладел.