Котенок и незнакомец

Глава 5

Девятое мая. Очередной майский выходной. Погода продолжала радовать. Тяжелые мысли почти не оставляли меня ни на минуту, поэтому я согласилась пойти с Катей и ее компанией на шашлыки. Так как места в машине не хватило, мы с ней и Егором пошли пешком до речки. Идти было около километра вдоль поля по грунтовой дороги. Зеленая трава пробивалась сквозь прошлогодние сухие стебли, что лежали циновкой. Одуванчики желтели вдоль дороги. Жарко. Теплый ветер приносит запахи лета. По небу плывут облака. Тень от них то и дело пробегает по полю. Вдалеке виднеется лес. Темные ели выделяются на фоне березок, что только начали обзаводиться новой листвой. Вдоль дороги тянется река. Крутые берега то и дело закрывают ее от взора, но она делает поворот и выныривает, показывая свои воды. Искры солнца так и отлетают от ее поверхности. Становится легко и свободно.

— Красиво здесь.

— Уныло. — Катя пожала плечами, словно не могла понять, что мне здесь могло понравиться.

— Егор, смотри, стрекоза! Они обитают около водоемов.

Егор даже не посмотрел на красавицу, которая пролетела прямо перед его носом. Ее длинные крылья так и сверкали на солнце радужными переливами. А Егор шел как робот, которому задали программу идти по дороге. Вот он и идет. Кроме этой программы его ничего больше не интересует. Он не видит бабочек, которые сидят на сырой земле, после высохшей лужи. Когда мы подходим, они взлетают и кружатся вокруг. Желтые, белые, оранжевые и даже фиолетовые крылья мелькают вокруг нас. Кажется, что на миг попадаешь в волшебную сказку. Мы отходим, а бабочки вновь садятся на влажную землю. Егор на это не обращает внимания. Катя тоже. А я не понимаю, как можно не видеть этой красоты. Не чувствовать этого вкуса. Вкуса жизни. Где тут может быть уныние?

Разговор не клеился. Молчание напрягало. Я обрадовалась, когда мы подошли к песчаной отмели. Песок образовывал пляж. Здесь уже расположились компании, желающих провести этот день на свежем воздухе, и люди, у кого не было дачи. Кто-то ловил рыбу, другие жарили шашлыки. По песку бегали дети. Они с визгом пробовали заходить в холодную воду, но тут же выбирались на берег.

Катины друзья оказались ее бывшими одноклассниками. Я их толком и не запомнила. У нас не было такой уж сильной разницы в возрасте или социальном положении, но в их компанию я не вписалась. Честно, я чувствовала себя девяностолетней бабушкой, которую позвали на выпускной. Оказывается, я просто не умела веселится. Общение подразумевало проявление эмоций. А я столько времени подавляла их, что теперь делала это на автомате. Но и уходить домой не хотелось. Там меня вновь накроют мысли, сомнения. Здесь же можно сидеть и наслаждаться природой. Смотреть, как напиваются местные рыбаки и идут купаться в холодную воду. Слушать байки, как кто-то пошел за грибами и нашел огромное осиное гнездо. Если учесть размахи рук рассказчика, гнездо должно было быть с него ростом. А вон парень с девушкой поссорились. Он напился в хлам. Она пыталась его увести, а он хотел остаться, чтоб продолжить банкет. Девушка в слезах ушла домой. Ее по дороге нагнал другой паренек. Прям мыльная опера. Порой жизнь подкидывает такие истории, что и в кино не встретишь.

— Ты похожа на черную кошку, что греется на солнышке. — Олег подсел рядом. — Не против?

— Пожалуйста, — я пожала плечами. Меня действительно разморило на солнце. Настороженность пропала.

Оказалось, Олег договорился с друзьями здесь встретиться, но они задерживались. Пока мы разговаривали с Олегом, в Катиной компании все переругались и начали собираться домой. Я опять попала под влияние Олега и не замечала ничего вокруг.

С легкостью согласилась остаться с ним и подождать его друзей. Катя решила составить нам компанию. Олег рассказывал о своей работе, шутил. Приехали его друзья, которые мне не понравились. Грубые шутки. Какое-то агрессивное поведение. Мне это не нравилось. Водка, пиво. Мне тоже предлагали налить. Я отказалась.

— Ей нельзя пить. А то на аборт не возьмут. — Икая и хихикая сказала Катя. Олег ничего не сказал, но переключил внимание на Катю. Меня же начал кадрить один из дружков. Происходящие мне нравилось все меньше и меньше.

— Кать, нам домой пора.

— Никуда мне не пора.

— Девчонки, только начали же веселиться.

Это не веселье, а попойка какая-то. А дальше провал в памяти. Помню, что мне стало плохо, а потом показалось, что я умираю.

Выворачивает сильно. Наизнанку. Голова раскалывается на части. Во рту привкус рвоты и металла.

— Воды попей.

— Опять вывернет. — Я стараюсь отодвинуть кружку, которую мне старательно пихают.

— Сейчас насильно волью. Пусть эта гадость наружу выйдет, чем тебя травить будет.

И все по новой. Нет сил. Совершенно разбита. Холодная тряпка кажется райским блаженством. Знобит. Никак не могу согреться. Хочется чаю. Чего угодно бы за это отдала.

— Мне и спасибо хватит. Раз чаю хочешь, значит жить будешь.

В голове туман. Но сознание возвращается. Я у себя в квартире. Работает телевизор. Повтор юмористического сериала. Егор! Он лежит на кушетки. Спит. Антон приносит чай. Крепкий, горячий и сладкий. Руки так дрожат, что чай чуть не разлился. Антону приходится помочь.

— Спасибо. Как ты здесь? — Договорить не получается. Силы заканчиваются. Засыпаю на полуслове.

Утро. Такое ощущение, что по мне проехали трактором. С трудом поднимаюсь с кровати и по стеночке плетусь до туалета. На кухне что-то шкворчит. Егор сидит за столом. Антон в одних шортах — бермудах жарит яичницу. От такого вида глаза открываются сами по себе. Все еще знобит. Достаю толстовку. В ней тепло и уютно. Теперь можно и разобраться в произошедшем.

— Доброе утро.

— Как самочувствие? — Он быстро смотрит на меня. — Можешь не отвечать. Выглядишь плохо.

— Спасибо.

— За честность?

— За помощь. Что хоть случилось?

— А ты не помнишь? Вчера такое было! Я и не думал, что так отжигать можно. Ты такое творила… — Он закатил глаза. Я лишь спрятала лицо в руки. Как же стыдно. — Ты чего?

— Не помню. — На глазах наворачиваются слезы.

— Да шучу я. На дороге за городом нашел тебя в невменяемом состоянии. С кем гуляла, помнишь?

— С Олегом и Катей. Еще кто-то был. Не помню.

— Чего за Олег?

— Сосед.

— Ешь давай, гулена.

— Не хочу. Мутит.

— Нужно.

Антон ставит передо мной тарелку с яичницей, себе наливает кофе. Яичницу я потихоньку скармливаю Егору. Горячий чай приводит в чувство. Становится легче. Звенит телефон. Антон достает простую трубку из своих широченных шорт. Смотрит на экран, потом на меня. Все же решает ответить.

— Угу. Вот, чай пьет. А тебе не понравится. Но смотри, я предупреждал. Дядю Олега помнишь? Ага. Того самого. Он вишь чего, вышел недавно. Угу. С ним. Подсыпали чего-нибудь. А ее травануло. Трубку? Пожалуйста. — Антон протянул мне телефон.

— Да.

— Привет, котенок. Рассказывай, что у тебя произошло? Чего молчишь? Напугала меня вчера, а теперь молчишь.

— Я слышу его усталый голос, а ответить не могу. — И как это понимать? М? Ты чего плачешь что ли? И молчание. Что ж с тобой делать, котенок? Советовать я тебе вроде и права не имею, а оставить как есть — совесть не позволяет. Сосед снизу скажем так не очень хороший человек. Всем понемногу занимался, а букет хороший, если все вместе собрать. Не мне советовать тебе с кем спать, но этот тип тебя за собой на дно утащит. А у тебя ребенок. О нем подумай.

Не могу больше слушать. Значит вот он какого обо мне мнения? А что можно было еще подумать? И слезы ручьем по щекам. Я отдала трубку Антону. Не могу остановиться. Как же плохо. Все напряжение, что так долго копилось, вылилось в настоящую истерику.

Что же за жизнь такая? Почему все так плохо?

— Лера, успокойся. Посмотри на меня. Если не успокоишься, то ударю!

— Какая разница! Плевать на все. А я говорила, что не такая. А он мне поверил. Или я думала, что поверил. Иллюзия. Если вся жизнь иллюзия, то зачем бороться? Зачем к чему-то стремиться? Зачем рожать детей, когда ничего хорошего все равно не будет? Зачем такая жизнь? Я ведь только из-за него держусь. Он говорил, что я смогу. Я и пыталась оправдать доверие. А теперь он отвернется. И зачем мне все это? Зачем?

— Егор, пойдем я тебе мультик найду. — Антон забрал Егора. — Не нужно тебе все эти разговоры слушать.

А я все реву. Как же все паршиво складывается.

— Рассказывай все по порядку. А там разберемся.

— Зачем?

— Затем. Рассказывай.

По стеклу стекали капли дождя. Тучи набежали словно из неоткуда. Погода резко испортилась. На душе пустота. Ничего. Как будто меня засосало в черную дыру. Нет ни прошлого, ни будущего. И понятие времени больше нет.

— Думаешь сделать аборт. — Антон не спрашивал. Просто подводил итоги.

— Других выходов нет. К тому же после сегодняшней истерики и вчерашнего отравления, не думаю, что ребенок родиться здоровым.

— Почему только женщина решает оставить ребенка или нет? Только она думает ставить отца в известность или нет? Тебе не кажется это несправедливо? Неправильно?

— А кого ставить в известность, если я сама не в курсе? Если я правда гулящая девка?

— Дура ты, а не гулящая. — Антон взлохматил волосы.

Он ушел, ничего больше не сказав, а я занялась обычными делами. Согрела воду, чтоб помыть Егора и ополоснуться самой в большом тазу. Постирала, вымыла пол. Меня периодически шатало, но я продолжала заниматься делами. Мне хотелось забыться с помощью них. Но пустота словно навсегда поселилась в душе.

Понедельник. Вновь женская консультация. Егор в саду, а я сижу в очереди, чтоб сдать анализы. На обшарпанных стенах плакаты счастливых женщин с малышами на руках. Напротив меня плакат. На нем изображен маленький ребенок, который размером с ладонь. Долго не могу разобрать надпись. В глазах стоят слезы. Наконец, читаю “Мама, не убивай! Я ведь живой!” Дальше идет стих, а я готова разреветься прямо в очереди.

А медсестра зовет, чтоб шел следующий. Следующая я. Берут кровь. Много пробирок. “ Мама, не убивай! “А как я тебя выращу? Я же не справлюсь. “Мама, я же живой”.

— Чего так поздно на аборт идешь? По частям доставать будут. — Спрашивает медсестра с равнодушием в глазах. Ей все равно что я отвечу. Неинтересно. Как и всем вокруг. Им не до кого нет дела. Они могут только осуждать. Даже не будут стараться понять. А что мне еще остается сделать? Я не вытяну одна с двумя детьми. На паперть идти с протянутой рукой? Так они же первые будут осуждать. Говорить, что не надо было рожать, нищету плодить, если не в состоянии прокормить. А если ребенок больным родиться? Это же хоть вешайся. “Мама, я живой. Не убивай.” И ведь, правда, убийство. Как бы я себя не убеждала в обратном.

Кружится голова. Все плывет. Это от слез или мне плохо? Медленно сползаю по стене. Темно. Будто резко выключили свет. Противный запах. Нашатырь.

— Ты как, дочка?

— Жива? Очнулась? Вот и хорошо. Болит чего? — Бодро спрашивает медсестра.

— Нет. Все нормально.

Голова еще кружится, но зрение вернулось. А вмести с ним и противное ощущение грязи. Мерзкое, липкое. Как я могу думать, чтоб убить своего ребенка? Дура. Но нужно. В голове путаница.

— Пойдем на свежий воздух. Там и дышится легче. — Кто это говорит? Какая-то бабушка.

— Следующий! — Кричит медсестра.

— Я к тебе завтра приду. Мне не к спеху. — Отвечает бабушка.

— Дело ваше. — Жмет плечами медсестра. Ей все равно. Всем все равно.

Душно. На улице лето. Меня мутит. Сидим на лавочке в каком-то дворе. Бабушка пихает пирожок. Я беру его машинально. Жую. Нужно взять себя в руки. Нельзя раскисать. Я не имею права раскисать. Вдох- выдох.

— Мы сами строим свою жизнь. Я могу дать совет, но советы давать — это неблагодарное занятие. Ты все равно поступишь по своему, а в итоге меня обвинишь. Так устроен человек, что не любит за свои ошибки отвечать. На других вину перекидывает. Но одно я тебе все же скажу. Трудности рано или поздно проходят. Ничего не длится вечно. Когда наступят светлые времена, что ты будешь вспоминать? Как сломалась или как выстояла?

— Сердцем понимаю, что должна сделать. Но когда начинаю рассуждать здраво… Меня никто не поймет.

— Значит, не те люди рядом с тобой, раз они не могут принять твое решение.

— Нет у меня никого, кроме сына Егора. — Я вздохнула. — С матерью в ссоре. С сестрой не общаюсь. Рассчитывать могу лишь на себя.

— У тебя уже помощник есть.

— Егор болен. После травмы ни на что не реагирует.

— Шок?

— Возможно. Еще травма головы была. Из-за меня все это произошло.

— Будет тебе. Живой и лады. Остальное наладится. Вот чего реветь? Прошлого не изменить. Случилось и случилось. Значит так должно было произойти. Ты говоришь, что одна. А чье же тебя так мнение волнует? Мое? Или вон того мужика? — Она хмыкнула, указав на пьяного забулдыгу, который держался за стену дома, чтоб не упасть и матерился. — Или вон той тетки, которая всю жизнь недовольная ходит? Тебя так их мнение заботит? Чихать на них нужно с высокого моста. Вон, иди на мост и поплюй с него в реку, чтоб легче стало.

— Глупо это.

— Что?

— С моста плевать.

— А не глупо себя ломать, боясь осуждения со стороны чужих людей? Я по молодости одно время в многоквартирном доме жила. И там жила Марья Тимофеевна. Вредная была старуха, хотя о покойных не принято плохо говорить. Баламутила она весь подъезд. Бабушки сидели на лавочке перед подъездом и обсуждали всех и вся. Заводила всех Марья Тимофеевна. Я ее боялась пуще огня. Если уж Марья Тимофеевна начинала травлю, то ее было не остановить. Одну девочку до самоубийства довела своими словами. А та всего лишь юбку надела чуть короче положенного. Теперь представь, что я в ту пору от мужа ушла будучи беременной от другого. Сколько я тогда дум передумала, но поняла, что мужа обманывать не могу да и обман бы раскрылся, а аборт сделать не смогла. Любила я отца ребенка, а вместе быть мы не могли долгое время. И знаешь, как получилось, старшего сына не стало и любимого на тот свет смерть забрала, а остался у меня только Лешка. Но это к делу не относится.

— Бабушка достала из кармана платок и вытерла набежавшие слезы. — Я тебе про соседку рассказывала. Так ее языка злого боялась, что на улицу нос высунуть не могла. А мне моя бабка и сказала, что одна сплетня рано или поздно сменится другой. Да и сплетницы не вечны. Жизнь все вперед идет. А что останется? А останется только то, что решишься сделать, и что сможешь сохранить. Да и если слова в спину летят, значит человек впереди идет. Мудрая женщина была моя бабуля. В итоге, я и ребенка родила и старшего сына из армии дождалась живым, и любимы нашел меня, а Марья Тимофеевна до самой смерти сидела на лавочке и ядом плевалась. Из-за дурного характера всю родню разогнала. Умирала она в одиночестве. Страшно это, когда рядом никого нет. И когда никому не нужна. Смотри, какая погода чудесная. Лето, красота. Вот на что надо внимание обращать. А проблемы всегда будут. И каждая проблема будет концом света. Успокоилась?

— Спасибо. Я просто перенервничала.

— Какое бы ты решение не приняла — это твое решение. Никто не имеет права тебя за него осуждать. А со временем все наладится.