Козырная пешка

– Спокойной ночи, леди, – произнесла Алиса и отпустила платок. Красное полотнище плавно упало на пол, и в этот самый момент Женька открыла банку и встряхнула ее содержимое.

Снизу, прямо к прожекторам устремились бабочки. Десятки белых бабочек на мгновение облепили фигурку Алисы, стоявшей в свете софитов с раскинутыми в стороны руками, а потом взмыли вверх. И в этот же миг Алису накрыло шквалом аплодисментов. Народ срывался со своих мест. Такой овации в театре не помнили давно.

Поскольку в третьем действии Алиса уже не участвовала, то с чистой совестью наблюдала за происходящим. Совершенно деморализованная поведением партнерши Шалаева пыталась перетянуть на себя планку первенства, забыв, что роль королевы отнюдь не главная. А поскольку красный платок упал к Женьке в суфлерную, Шалаева как фокусник вытащила из рукава что-то блестящее веселенькой расцветки.

– Ну, все, – замогильным голосом сказала тень отца Гамлета, – если сейчас она еще подштанники из рукава достанет, я повешусь.

Алиса бегло бросила взгляд на говорившего и прыснула. Шалаева теребила цветную тряпицу, как могла, и даже умудрилась, умирая, набросить ее себе на голову, а потом демонстративно уронить, но на публику это не произвело впечатления. Ни одной вспышки фотоаппарата не блеснуло во время этой сцены.

На поклоне зрители устроили артистам настоящую овацию. Шалаевы удостоились двух букетов из чахлых гвоздик, которые выносили люди предпенсионного возраста. В них Алиса без труда узнала подружек Шалаевой, частенько приходивших в театр. Алису же просто засыпали цветами. Последней каплей стала громадная, как зонт корзина белых лилий от Мержинского. Шалаева неприлично всхлипнула и ушла со сцены, не дождавшись пока упадет занавес.

Алиса долго принимала поздравления в своей гримерной, где сидела и злопыхательница Гуц, на сей раз льстиво и недостоверно изображая великую любовь к своей коллеге. За стеной слышались рыдания. Это страдала Шалаева, столь же недостоверно утешаемая Костюковой и супругом. Мержинский в гримерке не появился, впрочем, о нем Алиса даже не вспомнила.

Женька ждала на улице, не желая толкаться в духоте. Собственно, из-за подруги Алиса несколько свернула все поздравления, получила поцелуй от мэра и, спешно вытолкав всех из гримерки, смыла грим и переоделась. Она даже не вспомнила, что ей сейчас нужно изображать нежную и трепетную фиалку, чтобы завоевать сердце сверхмогучего спонсора. Выбежав на улицу, она устремилась к подруге.

– Ты бы еще час собиралась, – недовольно пробурчала Женька. Алиса всучила ей охапку цветов (корзину с лилиями забрала домой мама).

– Держи. Ты заслужила.

– Спасибо, – буркнула придавленная букетами Женька. Впрочем, похвала ей явно польстила. – Я думала, умру там от страха, когда ваш Семеныч понес ахинею и рухнул спать прямо к мои ногам.

– Ты самая отважная женщина на свете, – с жаром произнесла Алиса.

– Ой, только вот этого не надо…, – зарделась Женька. – Все ж таки сегодня Шалаева получила по заслугам. Хоть бы зуб вставила перед ролью… Позорище… Хотя кто знает, в каком состоянии были зубы у королевы-матери…

– Я даже не заметила, что она так и не вставила зуб… – Алиса мечтательно задрала голову и зажмурилась… – Господи, воздух какой, почти лето… А когда ты бабочек выпустила, у нее какое лицо было, ты видела?

– Видела, – рассмеялась Женька. – Я думала ее Кондратий обнимет прямо на сцене. Она реально в шоке была. А ты?

– Я тоже в шоке. Зал охнул, это я уразумела. Я до последнего момента боялась, что они передохнут, или не полетят вверх.

– Да ну, капустницы живучие, а летят они на свет, куда ж им еще лететь? – пожала плечами Женька. – До чего твои букеты тяжелые. Забери хоть половину.

Алиса отняла у подруги часть добычи и они, весело смеясь, пошли по театральной площади к стоянке машин. Сегодняшний триумф решили отпраздновать. Подойдя к верениц замерших железных коней, Алиса вдруг услышала:

– Эй, красивая, не проходи мимо!

Девушки обернулись. У своего лакированного джипа стоял Михаил, сияя белозубой улыбкой.

– Привет, – улыбнулась Алиса и подошла ближе. Женька последовала за ней.

– Думал, не дождусь, – оскалился Михаил. – Вау, сколько цветов… А я тут тебе тоже букетик припас, да не хотел на сцену выходить. Думаю, вручу после спектакля, в приватной, так сказать, обстановке.

– Ты на спектакле был? – удивилась Алиса.

– А что я, по-твоему, чучело необразованное? – обиделся Михаил. – У меня, между прочим, два высших образования.

Женька кашлянула.

– Ой, – спохватилась Алиса. – Я вас не представила. Это Миша, очень милый молодой человек. Мы недавно познакомились, я тебе рассказывала. А это Женя, моя лучшая подруга.

– Очень рада, – кисло ответила Женька. – Ну, если вы настолько милый, может вы заберете цветы и отгрузите нас до родных пенат?

– С удовольствием, – оскалился Михаил и забрал у Женьки букеты, небрежно забросив их на заднее сидение машины. Алиса протянула ему свои цветы и тут услышала за спиной:

– Алиса!

Она обернулась. Позади с не самым приятным выражением на лице стоял Мержинский, держащий в руках еще один букет – на сей раз красные розы. Смотрел он почему-то не на Алису, а на Михаила, с лица которого сползала улыбка.

– Здравствуй, племянник, – холодно поздоровался Мержинский.

– Здрасьте, дядя Вова, – ехидно ответил Михаил. – Вы к искусству приобщились, я смотрю?

– Давно. А у тебя подобной тяги я никогда не наблюдал, – с ледяным высокомерием ответил Мержинский и повернулся к Алисе. – Что же ты от меня так быстро убежала, прямо как Золушка.

– Ей не привыкать, – ляпнула Женька. Мержинский сурово посмотрел на нее, а Женька нервно защебетала, – я к тому, что она Золушку играет в спектакле уже год. Вот и удирает от принцев по инерции.

– Мы с Женей хотели отпраздновать сегодняшний спектакль, – попыталась исправить положения Алиса. – Присоединяйтесь к нам, мы вас приглашаем. Вот только цветы домой отвезем. У нас прямо рядом с домом чудное кафе.

– Спасибо, но сегодня я запланировал для нас праздник в другом месте, – вежливо ответил Мержинский, а понятливая Женька тут же влезла в беседу.

– По правде говоря, мне нужно домой, у меня там… – на этой фразе Женька смутилась, поскольку чего у нее там она придумать не успела, поэтому закончила фразу несколько скомкано. – Дела у меня там, короче говоря.

– Вот и чудненько, – улыбнулся Мержинский. – Думаю, что Михаил как раз Евгению и отвезет. Не так ли, племянничек?

Женька стрельнула в сторону Михаила кокетливым взглядом, а тот, стиснув зубы и сжав кулаки, лишь коротко кивнул головой.

Два черных джипа разъехались в разные стороны. Женька из окна машины Михаила показала Алисе два поднятых вверх больших пальца. Алиса улыбнулась и посмотрела на чеканный профиль своего кавалера. Похоже, жизнь налаживалась.

Холодные струи воды, бившие мне в лицо, отрезвили меня. Я осторожно приоткрыла глаза.

Да, это моя ванная. Я лежу в ванне на треть наполненной водой, потому что отверстие слива где-то подо мной, и я его частично перекрыла. У меня болит все тело, только лицо онемело от холода, потому что вода до сих пор смывает с него мою боль и мою кровь.

Ванна забрызгана смазанными вишневыми каплями. Шею щиплет, а под пальцами что-то странно хрустит. Я пошевелила рукой и слабо вскрикнула от боли. Под пальцами звякнули осколки стекла, о которые я только что порезала руку. Это мое зеркало, которое украшало ванную комнату. Что оно делает подо мной?

Ах да… Эль-Нинье…

Я хотела остановить льющуюся на меня воду, но боялась, что как только эти шелестящие струи остановятся, вернется боль и мужчина, избивший меня. Но мне было так холодно, очень холодно в этой воде, что я не выдержала и потянулась к краю ванны. Все тело, словно ожидая этого движения, протестующее вскрикнуло. Я застонала, но тут же прикусила губу, опасаясь, что ОН еще где-то поблизости, услышит мой всхлип и придет.

И тогда я умру.

Вода продолжала шуметь, но больше я не слышала ни звука. Неужели он ушел? Медленно, не сводя глаз с двери, я нащупала кран и опустила рычаг вниз. Странно всхлипнув, вода из душа перестала течь. Я сдвинулась в сторону, подо мной зажурчало, вода с шумом уходила в слив. Я вновь потянулась к краю ванны и, уцепившись за него пальцами, потянула тело прочь их этого устрашающего белого лона. Неуклюже перекатившись через бортик, я рухнула на пол, взвыв от боли. На зеленый коврик текла смешанная с кровью вода. Я упала навзничь и начала выть, как раненная волчица.

Сколько я лежала на полу? Время, как говорили сумасшедший Шляпа и Мартовский заяц – Время – существо разумное. Я выла и выла, смешивая слезы с текущей с головы водой, пока не стала захлебываться и кашлять. Время снисходительно смотрело на мои корчи, не забывая двигать свои стрелки. Мне показалось, что прошла целая вечность.

Нужно встать. Нужно двигаться.

Свои силы я преувеличила, потому что встать, то я встала, а вот идти совершенно не могла. Пол сразу же вздыбился у меня под ногами, и я едва не раскроила себе череп об унитаз. Только в последний момент я вцепилась в дверной косяк, и оттого удержалась на ногах.

Нет, так дело не пойдет…

Я села на пол и привалилась к стене. Ощущение дурноты постепенно проходило. Я подняла глаза вверх. Потолок качался, словно я плыла в сильный шторм в небольшом суденышке по бурному морю. Меня снова замутило. Хорошо, что унитаз был рядом.

Нужно добраться до телефона. Эта здравая мысль посетила меня, как только мне стало чуть-чуть полегче. Нужно позвать на помощь. Не помню, требовал Эль-Нинье, чтобы я не обращалась в милицию, но я лично не собиралась подчиняться его требованиям. Но сейчас не до милиции. Мне нужен врач, а еще лучше верная подруга, которая поможет. И Агата, черт побери, Агата… Она наверняка сходит с ума в пустом доме, хотя никогда не признается в этом.

Трубки на базе не было. Где она валялась, я не знала. Я нажала на кнопку и услышала противное пищание где-то в спальне. Да, кажется, я оставила телефон там. Но расстояние между спальней и ванной казалось мне непреодолимым. Нет, я не доползу… Где мой мобильный?

Сумка валялась здесь же в прихожей, но почему-то на полу. Рядом находилось ее содержимое: свернутые вчетверо бумажки, косметичка, раздавленная помада… Телефона не было. Проклятый Эль-Нинье унес его с собой.

Трубка продолжала пищать. Я всхлипнула и поползла в спальню на четвереньках, оставляя за собой мокрый след. Женька, только бы ты была дома… Я не могу позвонить тебе на сотовый, потому что номер вбит в мой мобильный, и я его не помню… Вечер. Уже темно, ты должна быть дома, если не убежала на свидание… Пожалуйста…

– Ты что, с ума сошла, – сонно пробурчала Женька в трубку. – Второй час ночи…

– Женечка… – прошелестела я. – Женечка…

– Алиса, ты где? Что с тобой? – перепугалась Женька. – Я тебе домой звонила, Агата на меня наорала… Она думала, что мы вместе. Ты где?

– Я… – мне потребовалось осмыслить и внятно донести до Женьки, где я находилась, – я дома… в маминой квартире… Я совсем рядом…

– Тебе плохо? – тоненьким голосом спросила она. Я поняла, что она до смерти напугана и сама сейчас заплачет. – Что случилось?

– Я… Меня избили. Женя, приходи… Мне очень больно…

Женька бросила трубку, даже не дослушав меня. Я выпустила трубку из рук и легла на ковер. О том, чтобы перебраться на кровать, я не могла даже мечтать. Я закрыла глаза и почти сразу же услышала шум в прихожей. Женька влетала в квартиру и заорала:

– Алиса, ты где?

«Здесь», – ответила я, а точнее подумала, что ответила и провалилась в беспамятство.

Когда я открыла глаза, то увидела потолок. Самый обыкновенный потолок с неаппетитным бурым пятном от сырости на нем и жирной мухой, радостно потирающей лапки. Потолок был не моим, я бы такого безобразия не потерпела бы, оттого и скосила глаза в сторону. Стены тоже были не моими. Чересчур белыми, белеными и в таких же мерзких потеках от сырости. Рядом кто-то сопел, по другую сторону от меня кто-то громогласно храпел. Солнечные лучи оптимистично скакали по стенам. Я пошевелилась. Болело все, рука, голова, грудь… Лицо щипало и зудело, что больше всего меня испугало. Боже мой, что у меня с лицом? Нужно встать и добраться до зеркала. Я излишне резко подняла голову, и немедленно была наказана. Меня замутило, я рухнула в подушку, которая не отличалась мягкостью.

То, что сопело у меня под боком, завозилось. Надо мной возникла Женькина голова.

– Господи, как ты меня напугала! – выдохнула она. – Захожу, ты вся в кровище, квартира разгромлена…

– Я в больнице что ли? – осведомилась я.

– А где еще? Я сразу и ментов и врачей вызвала… – тут Женька опасливо покосилась по сторонам и добавила шепотом, – или ментов не надо было?

Я попыталась пожать плечами, что получилось неплохо.

– Насчет этого указаний не было. Видимо, ментов он не опасался.

Женька придвинулась ближе.

– Слушай, а кто это был?

– Эль-Нинье, – серьезно ответила я. Женька вытаращила глаза.

– Мексиканец что ли?

– Почему мексиканец? – удивилась я.

– Ну, раз его так зовут… Прямо как Эль-Койот во «Всаднике без головы». Он что, так представился?

– Он вообще не представлялся.

– Откуда тогда ты знаешь, что его так зовут?

– Кого?

Женька закатила глаза.

– Ну, этого грабителя. С чего ты решила, что его так зовут?

– Ни с чего. Могу я его как-то обозвать? Дай-ка зеркало.

Женька сунула руку под стул, поставила на колени сумочку, из которой вытащила зеркальце и сунула его мне под нос.

– На, любуйся…

Я отодвинула руку Женьки чуть-чуть подальше, поскольку она в своем усердии угодить едва не выбила мне зубы, и принялась любоваться. Зрелище было еще то, но в целом, я ожидала худшего. На лбу шрам, глаз подбит и кровоподтек на губе, сильно смазанный зеленкой, что красоты мне не добавляло.

– М-да, – подытожила я, – красота – это страшная сила. И чем дальше, тем страшнее.

– Ты себя нормально чувствуешь? – вдруг встрепенулась Женька.

– Да так… Умирать вроде не собираюсь. А что?

– Ну, я с врачом говорила, у тебя в принципе ничего серьезного нет. Пойду с ним еще почирикаю, может быть, заберу тебя домой сегодня. Или ты не хочешь?

– Хочу.

– Тогда я пошла. Там, кстати, мент сидит в коридоре, опросить тебя хочет. Вдове Мержинского вон какой почет… Это не я сказала, это врач с медсестрой языки чесали, что для допроса по обычному налету менты в коридорчике полдня не сидят. Видишь, как тебя уважают!

– Это не меня, это Володю. Ладно, дуй к врачу. Агата там как?

– Ругается, – пожала плечами Женька. – Рвалась ехать сюда, но я ее убедила, что ей с ее характером лучше посидеть дома на цепи, глядишь и грабители не влезут. Все польза.

– Так и сказала?

– А чего с ней цацкаться? Свалилась тебе на голову, как птичье дерьмо, еще командовать вздумала. Ладно, пойду, поговорю с врачом, если он тебя отпустит, сразу за вещами сгоняю, а то я сразу не догадалась одежду прихватить.

Женька вышла. Я повернула голову в сторону раскатистого храпа. Напротив моей кровати стояла еще одна, жалобно прогибавшаяся под весом слоноподобной старухи. Бабуся лежала на спине, на ее животе лежала пестрая книжка с обнимающейся парочкой на обложке. Я усмехнулась. Наверняка какая-нибудь «Любовь в бамбуке». Я любовных романов не читала принципиально, в отличие от Женьки, которая предпочитала только такую литературу, да еще вот сборники анекдотов. Даже кроссворды она разгадывала с учетом того, что многое там не совпадает с ее мнением.

Дверь снова скрипнула. Я подумала, что вернулась Женька, но в палату вошел молодой мужчина со скучным лицом, на котором отчетливо читалась его принадлежность к органам. Он с любопытством посмотрел на меня и подошел к кровати.

– Здравствуйте, Алиса Геннадьевна.

– Здравствуйте, – вежливо ответила я умирающим голосом, томно прикрыв глаза. Пусть проникнется на всякий случай.

– Как вы себя чувствуете? – не менее учтиво осведомился он.

– Спасибо, стабильно плохо, – серьезно ответила я. Мужчина перепугался, на его лице появилось смятение.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов по поводу всего случившегося, если вы не против.

– Пожалуйста, – смилостивилась я. – А как вас зовут?

– Меня? – удивился мужчина.

«Пудинг, это Алиса, Алиса, это пудинг», – пронеслось у меня в голове. Я закатила глаза и вздохнула. Мужчина перепугался еще больше.

– Я капитан Миронов, вот мое удостоверение, – промямлил он, вынул из кармана бордовую книжечку, уронил ее на пол, полез ее доставать под кровать, уронил что-то еще, вылез с лицом, на котором красовалось тщательно сымитированное смущение. Я усмехнулась про себя. Станиславский сказал бы: «Не верю!». Вот и я не поверила.

– Алиса Геннадьевна, расскажите, что произошло с вами вчера, – вежливо попросил он, приготовившись записывать что-то в блокнот.

– Я вошла в квартиру. Успела дойти до кухни… Ах да, я разулась, бросила сумочку на полку… Потом пошла в кухню и тут он на меня напал.

– Кто?

Я с укором посмотрела на представителя власти. Он сделал вид, что смутился.

– Вы знаете, он почему-то не представился. Дал мне по голове, я и отрубилась. Очнулась в ванной, он поливал меня водой и угрожал.

– Угрожал? Чем конкретно?

– Что убьет.

Капитан Миронов чего-то черкнул в своем блокноте, потом посмотрел на меня с тоской во взоре.

– Он вас только бил, или…

– Только бил, – твердо ответила я. – Хотя обещал, что надругается весьма изощренным способом при помощи посторонних предметов. Но этот момент, если вы не против, я опущу.

– Чего он от вас хотел?

– Денег, естественно.

Во взгляде Миронова вспыхнул неподдельный интерес.

– Денег? Каких?

– Откуда мне знать? В последнее время очень многие хотят от меня каких-то денег. Видимо, предполагают, что они у меня в избытке.

Интерес в глазах Миронова стал просто неприличным.

– Если я не ошибаюсь, ваш покойный муж был весьма обеспеченным человеком. Не его ли деньги желал забрать напавший на вас мужчина?

– Простите, а как ваше имя? – поинтересовалась я.

– Кирилл, а что?

– Ничего. Просто обращаться к вам «товарищ капитан» я решительно отказываюсь. Или как сейчас принято? Господин капитан?

– Да ладно, чего там, – смутился Кирилл и на сей раз его щеки слегка зарделись, можно просто по имени, без церемоний.

– Тогда называйте меня просто Алиса, – предложила я. – Не люблю сочетания с отчеством.

– Почему?

– Да так. Мы с отцом в очень сложных отношениях. Я не люблю о нем говорить и лишнее упоминание об его личности мне неприятно.

Судя по лицу Кирилла, ему очень хотелось узнать, почему у меня сложные отношения с отцом, но он воздержался от этого вопроса.

– О чем вы меня спрашивали? Ах, да, о деньгах… Видите ли, Кирилл, так получилось, что завещание моего супруга было несколько странным в моем понимании. Он не оставил мне почти ничего. Фирма, дом, квартира в центре и даже машина отошли его родственникам. Я осталась практически с тем, с чем пришла в его дом. Так что требовать с меня деньги по меньшей мере глупо. Что я могу предложить? Свою театральную зарплату? Так она крайне невелика. Хватит лишь на еду, недорогие тряпки и оплату коммунальных услуг… Ах, да, за мной осталась еще «Хонда», на которой я училась ездить. Так он очень уж старенькая, ей красная цена три тысячи долларов.

– Алиса, а с какой целью вы приехали в эту квартиру? Вы ведь живете за городом?

«Интересно, откуда он это знает? – подумала я. – Конечно, он – милиция, ему положено. Может быть, Женька натрепала, хотя вряд ли… Или он имеет в виду дом Володи?»

– Живу, – кивнула я. – Как я уже сказала, завещание моего мужа было весьма своеобразным. Он оформил меня опекуншей над своей экс-тещей Агатой Берг. Агата – женщина пожилая, ей требуется уход. Вот я и переехала к ней. А эту квартиру я решила сдать. Это, если вы не в курсе, моя старая квартира, точнее, квартира моей мамы. Но мама умерла недавно…

В этом месте была уместна слезинка. Мне даже не пришлось сильно стараться, чтобы выдавить ее. Мама, хоть и прожила свою жизнь попрыгуньей-стрекозой, все же чужим человеком для меня не была, хоть и хорошего я от нее почти не видела. Я несколько раз шумно вдохнула, вытерла слезы рукой, хотя голова работала как смазанный будильник.

– Сочувствую, – сказал Кирилл.

– Спасибо. Мама… У нее, оказывается был рак, а она даже не подозревала, а потом как-то сгорела за три месяца. Мы ведь не так хорошо жили, как про нас думают. У нас даже покушать часто было нечего. И потом, Володя… Когда он умер, я не ожидала, что все это на меня в одночасье свалится… Жить-то надо… Вот я и решила квартиру сдать, за документами пришла, а тут он…

– Алиса, как вы думаете, это нападение было связано с деятельностью вашего мужа или все-таки это был случайный грабитель?

Взгляд Кирилла мне не понравился. Кроме любопытства, в нем горел настоящий огонь, нет, пламя азарта, как у почуявшей добычу гончей.

– Я уверена, что это не просто зашедший на огонек взломщик, – твердо сказала я. – Он несколько раз сказал мне: «Ищи деньги!» А чего их искать? В этой квартире они сроду не водились. Думаю, что это все-таки Володины дела какие-то аукнулись… Впрочем, мобильный он у меня все-таки стырил.

– Коробочка от телефона у вас осталась? – спросил Кирилл.

– Не знаю, вряд ли, а зачем? Он сим-карту выбросит и ищи-свищи.

– Не совсем так. Украденный телефон можно разыскать по его персональному номеру… Вы коробочку все-таки поищите.

– Даже если ее не выбросили, она в нашем… ну, в Володином доме, а он уже мне не принадлежит. Я там даже не прописана уже.

Зря я, конечно, это сказала, но вроде бы он не обратил на мой промах внимания. Что-то черкнул в блокноте и посмотрел на меня с интересом.

– Алиса, вы, конечно, простите, а почему он оставил вам опекунство над бывшей тещей? Если бы он собрался с вами разводиться, то его стремление оставить вас без гроша было бы понятно, но он почему-то оставляет вам в наследство бывшую тещу. Она жила с вами?

– Агата? Да боже упаси. У Агаты такой характер, что ее мало кто выносил, особенно его родственники. А мы с ней неплохо ладили. Агата Володю очень любила, а он чувствовал себя перед ней виноватым.

– Почему?

– Первая Володина жена разбилась на машине. Володя казнил за это себя. Он в тот день выпил и велел ей сесть за руль. Анна водила плохо, да еще дождь был. Ну и врезалась в фуру. Володя тогда почти не пострадал, он спал на заднем сидении, а Анна умерла сразу. Агата тогда в один день поседела, очень убивалась по дочери, она у нее одна была. Но Володю она очень любила, сыночком называла. Вторую его жену она так и не приняла, а вот со мной как-то очень быстро сошлась. Она мою бабушку немного знала. Вот Володя и оставил опекунство мне. Я и не возражала.

– А содержание бывшей теще он оставил? – простодушно спросил Кирилл, но вопрос этот явно не давал ему покоя, вон как он заерзал.

– Весьма скромное. На содержание Агаты выплачивается небольшая сумма из какого-то фонда. Содержание, насколько я знаю, пожизненное. То бишь, если Агата умрет, оно прекратится.

Кирилл посмотрел на меня со странным выражением, поерзал, а потом все-таки задал вопрос, который не давал ему покоя.

– Алиса, а почему вы мне это сказали?

Я фыркнула.

– Можно подумать, ход ваших мыслей мне не понятен. Вы наверняка подумали, что я осталась с Агатой из-за денег. Признайтесь, подумали же?

Кирилл пожал плечами.

– Ой, не кокетничайте, – усмехнулась я и скривилась от боли. Травмированный рот дал о себе знать. – Только ваши подозрения абсолютно беспочвенны. Я действительно хорошо отношусь к Агате, и мне не светит никакое наследство, если она вдруг скончается. Муж не оставил Агате ничего, кроме содержания из фонда. Так что все абсолютно невинно. В свете последних событий опасаться следует скорее мне.

– Скажите, почему об Агате Берг не заботятся другие родственники Мержинского? Ведь вы все-таки не так долго были за ним замужем…

– Я уже сказала, Агату Володины родственники никогда не любили. Она женщина не самого легкого нрава, и его родню на дух не переносила. Ну, они, собственно тоже не жаловали ее. А со смертью Володи и вовсе отлучили от дома. Впрочем, она, как мне кажется и не стремится туда возвращаться.

– Хорошо, вернемся к нападению на вас. Вы смогли бы опознать мужчину, который вломился в вашу квартиру? – спросил Кирилл так обреченно, что уже наверняка был уверен в моем отрицательном ответе. Я пожала плечами.

– Не знаю. Хотя у него довольно приметная морда. И еще большая родинка на шее.

– Родинка? – вскинулся Кирилл. – Слева? Справа? Какой формы?

– Слева, кажется…. Да, точно слева. Как сейчас помню, он меня держит за горло, а у самого эта родинка вот тут…. Почти под ухом… такая, как лепешка из грязи, отвратительная, с волосками.

Кирилл еще немного меня помучил, чтобы я более подробно описала приметы нападавшего, что я честно постаралась сделать, пока не почувствовала смертельную усталость. В этот самый момент в палату ворвалась Женька. Тихо ходить она вообще не умеет. Поэтому, когда она влетела в комнату, словно ведьма на помеле, перепуганный Кирилл поронял все, что держал в руках. Ехидная Женька не преминула это отметить.

– Мужчина, у вас упало, – томным голосом произнесла она, – поднимите… и пользуйтесь.

К Женькиному лексикону вообще-то посторонние люди привыкают не сразу. Она у нас особа эпатажная, ей бы в театре играть. Вот и капитан с простой фамилией Миронов так и раскрыл рот, хотя за годы службы мог бы привыкнуть ко всяким особям разных полов. К тому же Женька любит эффектно одеться, да и прическа у нее всегда на высшем уровне, так что произвести впечатление она умеет.

– Доктор сказал, что ты можешь уехать хоть сейчас, если милиция не против, – сообщила Женька и повернулась к Миронову, – товарищ милиция, вы не против, чтобы госпожа Мержинская отъехала на родину?

– Не против, – слегка запинающимся голосом произнес Кирилл, и добавил чуть более решительно, – если вы нам понадобитесь, вы вас вызовем.

– Вот и чудненько, – обрадовалась Женька. – А теперь покиньте помещение, дама должна переодеться.

Процесс выписки занял с полчаса, в течение которого я в основном сидела на скамеечке, а Женька гневным шепотом объяснялась с медперсоналом. Домой мы отбыли на моей машине, которую Женька заботливо пригнала к крыльцу больницы. То, что доверенности на машину у нее не было, подругу абсолютно не волновало.

– Как самочувствие? – спросила она.

– Нормально, – вяло ответила я. – Вроде помирать не собираюсь.

– Боишься?

– Кого? – не поняла я.

– Ну, этого, бандита… как ты там его называла… Эль-Нинье…

Я пожала плечами.

– Тогда боялась. И сейчас, наверное, тоже боюсь. Голова гудит, не до этого.

– А мент? – осведомилась любопытная Женька. – Какое впечатление произвел?

– Как мужчина? – опять не поняла я.

– Дура. Как мент. Сильно докучал?

Я вторично пожала плечами. Потом задумалась.

– Он пытается казаться проще, чем есть на самом деле. И на тебя глазищи вытаращил, и в палате все поронял. Казалось, сейчас плакат достанет из кармана: «Я – недотепа».

– А на самом деле?

– А на самом деле у этого недотепы волчий взгляд, холодный и расчетливый. Я бы не хотела встретиться с ним в честном бою.

– Так то в честном, – хмыкнула Женька и повернула к дому. – О, вон Агата в окошке торчит. Говорила ей, чтобы спать ложилась, нас не ждала, так нет же, заботу проявляет. Сейчас вам, Алиса Геннадьевна, мало не покажется. Знаешь, когда я ее вижу, меня так и подмывает спеть: «Где же, где же Барбацуца?»

– Это еще откуда? – удивилась я. Женька периодически радовала цитатами из каких-то фильмов и книг, которые, в отличие от нужных вещей, запоминались ею намертво.

– Не помню. Из мультфильма какого-то кажется. О, все, вылезла… Сейчас начнется…

Агата и правда стояла на покосившемся крылечке, вся в черном, с клюкой в руке, сильно смахивая на злую Бастинду из детской сказки. Губы были чопорно поджаты, но спина все так же несгибаема, в глазах здоровая злость.

– Допрыгалась? – ядовито поинтересовалась она. – Хорошо хоть башку не открутили.

– Я тоже рада тебя видеть, – ответила я и осторожно пошла по ступенькам наверх. Агата отодвинулась в сторону, давая мне дорогу. Лицо слегка дрогнуло. Я прекрасно понимала, что сейчас она борется с собой, но выказать жалость она не могла. Это нанесло бы несокрушимый удар по ее имиджу Женщины-Рэмбо, Железной леди и Сары Коннор в одном флаконе. Поскольку трогать меня сейчас Агата сочла нецелесообразным, ее недовольство обрушилось на Женьку.

– А ты чего возилась так долго? Тут до больницы два квартала, на машине так и вовсе две минуты. А ноги то… Ноги…

На Женьке были колготки в розово-бело-голубую полоску, совершенно девчоночьи, которые на ее весьма полных ногах смотрелись чрезвычайно колоритно. Агата такой безвкусицы стерпеть не могла.

– Ты в таком виде ездила в больницу? – закатила глаза Агата. – Странно, что охрана не пристрелила тебя на входе или хотя бы не задержала до выяснения личности. Одеваешься как прошмандовка, прости господи!

– Агата Карловна, зато вы прекрасно выглядите. Кто бальзамирует? – не осталась в долгу Женька, предпочитавшая с Агатой не церемонится.

– Ты доживи до моих лет, я посмотрю, как ты будешь выглядеть, – огрызнулась Агата.

– Посмóтрите? – ужаснулась Женька. Агата отвесила Женьке подзатыльник.

– Хватит тут языком чесать! Иди лучше, Алисе ванну набери да постель расстели внизу, а то она до своей спальни не доберется.

– Яволь, мой фюрер, – отчеканила Женька, выкатив грудь вперед, – в смысле, сейчас сделаю.

Женька понеслась наверх, а я медленно, взвешивая каждый шаг и мурлыча про себя что-то вроде: «Хорошо, хорошо, зер гут, нашей любви капут», пошла к старенькому дивану и легла. В машине меня укачало, слегка подташнивало, и я с благодарностью подумала, что такого заботливого человека как Агата, у меня не было никогда. Она каким-то образом угадала, что я больше всего сейчас желаю не просто погрузиться в теплую, пропитанную ароматными маслами воду, но смыть с себя запах грязной больницы, лекарств, несвежего белья, и больше всего запах крови и страха. Женька прибежала где-то через четверть часа и помогла мне дойти до ванной и раздеться. Я лежала в теплом и спокойном море и думала. Женька сидела рядом и о чем-то сосредоточенно размышляла.